А жена…
   Вот ею Пастух и займется сегодня, она для него пока – femina ignota, если по латыни. Откуда латынь и уже не впервые? Да оттуда же, откуда он сам – из войны. В горном селе в разваленном снарядом доме учителя словарь целым нашел. Русско-латинский. Какое-никакое, а все – занятие, когда сон не прет.
   Жена Мэра сейчас наверняка – на работе. В своем кабинете, который, знал из досье Пастух, имел достойное место в шестиэтажной стекляшке заводоуправления, где милая и умная дама управляла своим нехилым заводом и всеми остальными собственными активами. Раз бизнес у дамы шел шоколадно, значит, Бог женщину разумом не обделил. Это славно: ей дальше одной жить. И сына растить…
   Хотя, может, опять замуж выйдет. Невеста – на диво.
   Судостроительных заводов, заводиков, конструкторских бюро etc. в Городе было – тьма тьмущая. Тем Город, в принципе, издавна славился и славы не потерял. До «мэрского» предприятия ехать пришлось трудно: далековато от центра, и дороги посреди дня забитыми оказались. Что нынче нигде никому в Державе не удивительно. Пастух терпеливо продрался до места, запарковался на открытой стоянке недалеко от заводоуправления. Переодеваться не стал. Как был в «смесовом», так и пошел на проходную. Только из бардачка очки взял, обычные, с простыми стеклами, и – нацепил на нос. Мужики на проходной, кроме этих очков ничего не запомнят, если вдруг что-то вспоминать придется.
   Хотя, скорей всего, не придется.
   По дороге углядел ведро из-под солярки, захватил с собой – до кучи.
   На проходной его, естественно, тормознули.
   – Ты, очкарик, куда с ведром такой красивый?
   – В бойлерную, – серьезно объяснил Пастух, – там протечка, звонили. Извините.
   Сзади напирал народ и очень нервничал.
   – Проходи, – легко сдался охранник.
   Или неуместное «извините» его добило.
   Ну и прошел. Заглянул в сортир, поставил ведро у стенки, чтоб забыть, помыл руки. Контингент в сортире был занятой, никто на Пастуха внимания не обратил. А он его и не привлекал, внимания. Потопал пешком на шестой этаж: не спрашивать же у прохожих, где жена Мэра сидит. Сам, прочесывая этажи, потихоньку найдет, спешить пока некуда.
   Жена Мэра – а по табличке, председатель Правления «ООО» такого-то – имела законное место на третьем этаже. Этаж, в отличие от шестого, пятого и четвертого, быстро пройденных Пастухом, был чист и пуст. Только в конце коридора у торцевого окна стояли какие-то люди, о чем-то говорили. Не до Пастуха им было. И ему – не до них. Открыл тяжелую, еще с прежних строгих времен сохранившуюся дубовую дверь с медной табличкой, и оказался в приемной.
   Там тоже был народ. Не в пример сортирному люду, здесь никто не торопился, сидели по стульям чинно, ждали, когда их по очереди или скопом примет госпожа Председатель.
   Секретарша, сука кабинетная, всполошилась:
   – Вы это к кому?
   – А где здесь бухгалтерия? – спросил Пастух.
   – Второй этаж! – гавкнула сука.
   – Ой, извините, извините, – заволновался Пастух, – я не знал, мне не сказали…
   И слинял.
   Что зачем-то решил увидеть – зачем-то и увидел. Вопрос: зачем? А он и сам не знал. Амбьянс, что ли, местный захотел учуять? Ну, учуял, и что? Сыростью пахло в офисе, краской, а еще потом, пылью и страхом. Пастух знал, как страх пахнет. С детства знал. И с детства ненавидел его и давил в себе.
   Додавил? Хотелось верить.
   А на женщинку-то, на Хозяйку, все же невредно было бы глянуть. То, что в бинокль видел, всего лишь картинка. И хватило бы, но почему-то мнилось: непроста она. Посложнее мужа будет. Тем более что точно – будет. Одна. И одной ей придется удерживать то, что муж накопил правдами и неправдами. Пусть удержит, лично к ней Пастух ничего не имел.
   Надо бы узнать ее рабочее расписание: когда в офис прибывает, когда из офиса убывает, как часто офис среди дня покидает и надолго ли? В досье об этом ничего не было.
   Где узнать, у кого?
   Лучший вариант, конечно, у нее самой, но это – мимо. У суки-секретарши? Сама не скажет, а на любовные либо силовые варианты времени нет. И права тоже нет. Но существует уж совсем иной ход, простой до усрачки и, кстати, многажды проверенный: водитель Хозяйки…
   Водители – они много чего знают. Те, кто на заднем сиденье, водителей в упор не видят. Робот – и робот, чего его замечать, а тем более стесняться. А роботы все слышат, на ус мотают и говорить справно умеют. Когда ненавязчиво разговоришь…
   На выходе давешний охранник полюбопытствовал:
   – Ну что, мужик, устранил протечку?
   – Устраняют, – не стал брать на себя несуществующие заслуги. – Я им там ведро оставил.
   Главное – внятно объяснить, что сделал, а человек пусть подумает над услышанной информацией, есть над чем.
   В машине снял рабочий камуфляж, спрятал в багажник: как отъедет от завода подальше, так и выкинет одежку в мусорный контейнер, малое свое она отработала. Слазил в бардачок, достал оттуда серьезные мужские наручные часы отечественной сборки на стальном браслете, не новые, но в хорошем состоянии. Из своего «подарочного фонда», который регулярно и аккуратно пополнял: мало ли кто и зачем в пути встретится. Снял свои – такие же, только на сильно потертом от постоянной носки ремне, спрятал в бардачок, а «подарочные» на руку надел. Запер машину, пошел назад – на хозяйскую автостоянку при входе в заводоуправление.
   На ней обитали машинки крупного ранга, не ниже генерал-майора, но черный красавец с серебряной крылатой теткой на капоте гляделся среди них маршалом. На тротуаре рядом с урной курили три шофера. При костюмах и галстуках. Явно начальство возят, noblesse oblige.
   Пастух подошел к ним и сказал:
   – Мужики, выручите коллегу. Кошелек прямо со стола в кафе сняли, пернуть не успел. А у меня бензин на нуле. Мне б только заправиться и до службы добраться. Я вам часики в залог отдам, хорошие… – снял часы с запястья и протянул всем троим сразу: кто первый возьмет.
   Первым оказался молодой, лет двадцати с копейками, парень, неплох собой, здоровый, грудные мышцы пиджак распирали.
   – Дай-ка… – взял часики, осмотрел. Заднюю крышку ногтем подцепил, глянул на механизм: там все крутилось и тикало. Не фуфло. – А ты сам один на тачке или возишь кого?
   – Ну, ты сказанул: сам один… Разгонная ведь машина. Кто сядет, того и вожу.
   – И сколько тебе надо на бензин?
   Говорил только он, а остальные двое молча курили и часами не интересовались. Но вслушивались.
   – Ну, полторушник хотя бы. Бак залить.
   – Даю штуку, за глаза хватит. – Парень вынул из нагрудного кармана черного пиджака синюю тысячу. – Когда вернешь?
   – Завтра в обед, сукой быть! Как мне тебя найти?
   – Не знаю я, где в обед буду. Хозяйка у меня – женщина нервная, занятая, у нее график тяжелый… Заезжай лучше вечерком, да попозже. Часам к одиннадцати – верняк, здесь меня и найдешь. В диспетчерской.
   – Чего так поздно?
   – Не можешь? Тогда котлы мои будут. За штуку… – засмеялся. Зубы имел знатные, белые. Объяснил дураку: – У Хозяйки день поздно начинается и поздно кончается. Так что по вечерам мы всегда тут, милости просим. Кроме выходных. Вон – диспетчерская… – указал на козырек подъезда на торце здания. – Меня не будет – диспетчеру отдай, он – свой. Скажи: для Первого…
   – Так круто вкалываете? – удивился Пастух. – А жить когда?
   – Так вечерами только и жить, если есть с кем… – опять засмеялся.
   И приятели поддержали. Что-то они про Хозяйку и водилу знали, что-то тайное для всех, но явное для избранных.
   Понятно – что, пожалуй…
   – Буду вечером, – дал зуб Пастух, цапнул тысячу и побежал к машине. К разгонной типа.
   По-хорошему, думал, надо будет и впрямь заехать к заводоуправлению завтра вечерком, к одиннадцати и вернуть деньги. Логично? Вроде бы. Но по-умному – как бы и не надо. Куда умней вариант: часы украл, впендюрил лоху по дешевке, бабки срубил, а сам – никакой не водила, а дешевый гопник. Блиц-фото!..
   Так-то оно так, но поступим по-логичному. И хозяйкиному водиле приятно будет узнать, что не все люди – кидалы, и делу полезней: самому проверить и сообразить, когда у Хозяйки рабочий, прости Господи, день заканчивается.
   Хотя до завтрашнего вечера времени в навал. К вечеру и определим, что логично, а что умно. И есть ли время и надобность для благородного поступка…
   А Хозяйка-то – женщинка вольная, любвеобильная, судя по легким шоферским намекам. Пастух зря беспокоился, как она бобылкою жить сможет. Еще как сможет! Да и сам-то правым оказался: непроста она…
   И то ладно: одним дурацким вопросом меньше. А день незаметно к вечеру потрусил.

3

   Оставалось главное: все-таки побывать в доме Мэра. Хочется – сегодня. Если можно. Но даже если можно – нельзя. Зато непременно – и объективно безопаснее! – завтра. Два раза – много. И один-то разик будет непросто, но то, что планирует Пастух, требует личного визита. Как, в принципе, почти всегда в его практике. Да, это непросто! Охрана – раз, домовая челядь – два, видеонаблюдение в поселке вообще – три (Пастух заметил в бинокль камеры на пересечении улиц) и в частности – в доме Мэра. Последнее Пастух лично не видел, но не в лом было предположить, что камеры там быть могут. Для чего – другой вопрос. За женой, например, наблюдать… На участке, на внешних стенах дома камер вроде не наличествовало. Значит, внутри. Возникает вопрос: а на фига Мэру и его жене лишние «свидетели» их жизни?.. И ответа нет.
   Внешние камеры уже наверняка сфоткали Пастуха, когда он свою порцию амбьянса ловил. Понимал, что сфоткают? Естественно! Но кого? Работягу в нечистой спецодежонке? Так мало ли таких в поселке? Полтора десятка, как минимум. Строят вон… И, не исключено, он еще какой-нибудь стройки второпях не улучил: поселок-то не маленький…
   Главное – обмануть ближние к дому камеры и те, что внутри, коли такие есть. Так, чтоб никто не дотумкал, что их именно обманули.
   Камер на пути от пляжной калитки до мэрских угодий не обнаружил. Ближайшая оказалась, как ранее, с помощью бинокля определил, на фонарном столбе, стоящем на повороте в улицу перпендикулярную той, что вдоль забора. На глаз, метров сто пятьдесят, если не больше. А если идти в заднюю дверку в поселковой ограде, через которую жена Мэра утром на пляж отбыть изволила, то ходу от нее, от дверки, до калитки в мэрском заборе всего метров сорок.
   Все камеры, что Пастух заметил в бинокль, были смонтированы на световых опорах, торчащих на пересечении улиц. Иных «глаз» не замечено. Шаг опор стандартный – пятнадцать метров. В бинокль насчитал: на весь поселок – сорок две камеры. Не так и много для большого поселка, но вряд ли они помешают Пастуху. Он не станет шляться по улицам. Его путь: от калитки на пляж до калитки на участок. Метров сорок. Или на участок, где стройка. Ну, семьдесят метров. До ближайшей камеры, то есть до поворота на перпендикулярную улицу – еще тридцать. Риск попасть в объектив теоретически есть, но – сомнителен. Плюс – когда он пойдет на дело, будет темно. Утешение слабое, запись хоть силуэт, хоть тень, да покажет.
   Но как эту тень связать с тем, что произойдет в доме Мэра? Вопрос…
   Итак. Для начала надо хотя бы узнать, какой тип охранно-пожарной сигнализации смонтирован в поселке вообще и в доме Мэра в частности. Пастуху это, в принципе, безразлично, но перебдеть лучше, чем недобдеть. Хочется верить, что Мэр не стал по-тупому выеживаться, и ОПС у него та же, что и у всех. Оно и проще, и дешевле, и, как ни странно, логичнее: одна фирма-изготовитель, одна система, один пульт наблюдения, два – общих! – договора. Первый – с пожарными, второй – с милицией.
   И что? Пастуху надо сигнализацию отключить? На хрена? Любой следак, выехавший на пожар, в первую очередь проверит сигнализацию: чего это она киксанула? И начнет искать злой умысел. Это лишнее. Так что пусть сработает, как положено. Пастух должен уйти до событий, которые сам подготовит.
   А вот порыться в Сети и отыскать информацию о пожарных системах, которыми торгуют в здешних местах, будет любопытно. Не более. Значит – едем на базу.
   Машину на сей раз оставил на вокзальной «дикой» стоянке, на платную не полез, дотопал до сирого своего приюта, купил по дороге очередную бутыль кефира, батон и шмат сыру. А там – как фишка ляжет. Можно и в кафе перед сном сходить. Это неправда, что спать лучше на пустой желудок. Работать лучше – да. А спать надо, поевши, как говорил лепший друган по спецгруппе, мир его праху, веселый был человек…
   Сначала ищем предложения.
   Таковых в Сети было немного – если считать серьезные компании, работающие в своей нише по Стране, а не только в Городе. Во первых строках – известные Пастуху и давно на охранно-пожарном рынке работающие. Услуги местных наверняка дешевле, хотя оборудование, как видел Пастух, примерно то же по спецификации. В поселке клиентура небедная и не стремящаяся к сомнительной выгоде по фигне. Сделал подешевле, сгорел подороже. Или обчистили тебя влегкую.
   Старое присловие: сэкономишь на себе – горько поплачешься.
   Примем за истину, что в поселке ОПС монтировала одна из трех наиболее известных сетевых компаний. А из трех, скорее всего, считал Пастух, должны были выбрать ту, что с милицейской крышей – о-очень наверху. Менталитетный выбор: известнее, дороже – значит лучше. За не слишком длинный опыт работы с жилыми помещениями (несанкционированное проникновение, прицельный обыск, изъятие того-то и сего-то, до сих пор – без ликвидаций…) Пастух трижды попадал на эту милицейскую – с морским названием. Неплохая, кстати, контора, на рынке – давно и свое дело знает туго. Но – в рамках ценника. А ценник – все же доступный. И к тому же гарантию клиенту выписывают. Правда, как по ней отвечают – Пастух не знал.
   Но ему это не надо, нечему у него гореть.
   В принципе, все системы ОПС похожи одна на другую. У кого-то больше опций, у кого-то меньше. В поселке живут люди, мягко сказано, не бедные. Логично исходить из того, что за ценой они не постояли. Значит, останавливаемся на самой дорогой – с морским названием. Что Пастух о ней знает?
   Минут десять ушло на то, чтобы потоптаться в Сети и влезть в чью-то – так и не понял, чью, – базу, – где имели место сравнительные характеристики двух систем – «морской» и какой-то сухопутной, но по названию не знаемой. В принципе – близнецы-братья: источник питания, блок индикации, зона беспроводная, зона проводная, датчики, датчики… Надо ли вдаваться в технические подробности, если Пастух не собирается ее отключать? Если не собирается – не надо, естественно. А почему не собирается? Да потому что ему, не исключено, понадобится именно пожар. Сильный. Очень. Чтоб на диспетчерском пульте сработала сигнализация, чтоб к дому сразу ломанулись местные охранники, а в пожарной части бойцы погрузились бы в красную «пожарку», а в ближней больничке врачи – в белую «санитарку», а в ментовке менты, соответственно, – в синюю «синеглазку» или «бобик», и все дружно помчались к поселку.
   Минимальное время прибытия «пожарки», то есть главного действующего лица – минут восемь-десять, если не больше, поскольку пожарная часть расположена в районном центре, в тринадцати километрах от поселка. «Санитарка» и «бобик» смогут прибыть чуть быстрее, но что делать врачам и ментам, если в доме – огонь? Идти на подвиги? Сомнительно по нынешним временам, но, в принципе, возможно. А толку-то? Прорваться сквозь огонь, вытащить наружу погорельца?.. До них это попытается сделать верная, но не шибко храбрая и умелая прислуга, которая ранее всех примчит к пожару из малого дома…
   Театр абсурда!
   Тем более что погорелец умрет раньше.
   А пожар должен начаться с кухни. Или с комнаты хозяина, что логичней.
   Вообще-то, красивое зрелище среди ночи…
   Что знал Пастух, то сам себе и подтвердил. Базово. Может, и обнаружит на месте какие-то небольшие нюансы, так на месте и разберется, скорректирует. В урочный час, не ранее, поскольку в дом позволено проникнуть только раз. Раз этот окажется в среду вечером, ближе к полуночи, иного, лучшего времени у Пастуха нет. Все, что мог, увидел заранее. Что не увидел – увидит на месте. Двух шансов проникнуть в дом Мэра у него нет, и не будет. Кое-что из того, что хотел узнать, узнал. Что-то чуть больше узнает завтра. С чем-то столкнется в минуты визита.
   Не умножай сущности, Пастух!
   Так говорил Комбат. Так учили на спецкурсе. Так – или почти так, – старался жить сам Пастух. Когда получалось. Но, вопреки мнению всех учителей, ему всегда хотелось множить сущности, ему всегда не хватало их, и он множил. И жив пока.
   Все равно судить будут по результатам. Их не оспорить.
   Итак, завтрашний день худо-бедно понятен. Глянул на часы: пора, как говорится, в засаду. Спустился, сел в машину, хорошо домчал до «мэрского» поселка, лег в травку. Лежать – дело непыльное и до боли знаемое. А за полночь, когда все домочадцы уже вернулись со своих личных полей сражений, снялся и уехал. С одним нерешенным вопросом: куда, любопытно, они, Мэр с Хозяйкой заводов-пароходов, сына своего двенадцатилетнего подевали? К бабушке отправили, если таковая имеется и к ней стоит отправлять подростка? Или за границу Родины – на учебу или отдых?..
   Не нравилось Пастуху отсутствие даже одного, пусть и не главного действующего лица. Но – действующего!.. Другое дело, что это лицо по определению невинно перед Страной и никак не отвечает за те или иные поступки родителей. И может, славно, что оно куда-то отбыло с места грядущих событий: и ему, лицу, не след быть свидетелем беды – а то, что случится, беда и есть. Даже для венценосной супруги и, по совместительству, матери! А уж тем более для сына-подростка…
   Но надо бы все же узнать, где он. Для собственного, хотя бы, экилибра, как говорил Полковник, преподававший на спецкурсе хитрую науку логику.
   Отсутствие мэрского сына не беспокоило Пастуха, но именно что чуть-чуть мешало его экилибру. То есть равновесию. Душевному. Что, возвращаясь к хитрой науке, было не очень логичным. Нет сына и – ладушки…
   Но вопрос ненавязчиво свербил: где он? Все-таки у любимой бабушки? Все-таки у друга-однокашника? В лагере за рубежами Родины? У соседей, где есть приятели? На нет и суда нет, и если по логике судить, то отсутствие мальчишки, скорее, не помеха, а благо…
   По дороге остановился у «стоячей» кафушки, перекусил, чем местный бизнес послал. Он слал скудно, но уж как мог. Вернулся домой. Купленные им накануне кефир, хлеб и сыр оставил на завтрак. Холодильника в съемной квартире не имелось, кефир наверняка сдохнет до утра…
   Да ладно! Водой запьет.
   И приснилась ему ночью вода.
   Она лилась откуда-то сверху, водопадом лилась, молотом била по лицу, по телу, ледяной была вода и сильной, и он ловил ее ртом, а кто-то кричал ему про кого-то, но он не слышал кто и про кого, потому что, кроме воды, ничего кругом не было…
   Но вдруг и ее не стало.
   Пастух резко сел на своем топчане. Поднял с пола часы: пять сорок семь натикало. Тринадцать минут не доспал… А видел во сне, как сообразил, вот что: водопад, лето, жара, недолгая передышка, десять здоровенных мужиков, как дети, прыгают под тяжелой и огромной водой, летящей со скалы и мощно, с ревом разбивающейся о другие скалы, а мужикам все по фигу, они двое суток шли по горам и отстреливались, шли и отстреливались и, вероятно, отстрелялись наконец, а тут – вода. Как счастье – вдруг и много. Ну и дорвались…
   А тут с горы рубанул пулемет.
   Пастуху и еще двоим повезло. Даже не задело. Семеро так и остались в воде. Скверно…
   Но скверно и другое – то, что он, Пастух, так и не достал сукаря, который стрелял. Даже не увидел его: вода, сквозь нее бьет прямое солнце, грохот воды, грохот пулемета…
   Должок этот веригами висит на Пастухе, давит, а где и кого искать, чтобы расплатиться?..
   Но – вода.
   В принципе, вода, вода, о воде… это могло быть альтернативным решением. Но – более сложным и требующим объяснения.
   Скорее нет, чем да. Сказано: не множь сущности!
   И все же не зря старый кошмар привиделся, не зря и к месту: тяжко, больно, отвратно вспоминать свою тогдашнюю тупую и слепую беспомощность – ан, помогла она Пастуху хоть раз. Если помогла.
   Вода или огонь? Или вода и огонь? Тема «для подумать», не более того.
   Да и пора вставать пришла.
   Позавтракал наскоро, запив кипяченой водой полбатона с сыром. Как и предполагал, кефир за ночь сдох.
   По изученной наизусть дорожке добрался почти до поселка, но тормознул километра за два до привычной стоянки, согнал машину на травку, запер и пошел лесом. Выбрался на новое место – почти у реки, она внизу текла, как в песне – издалека долго. Лег в цветы и траву на взгорье и заглянул в бинокль. Ракурс отсюда был не лучше и не хуже прежнего, новым он был.
   Во всем поселке жизнь не бурлила в сей день и в сей час. Хозяева разъехались по службам и по дружбам, дети, не исключено, были отправлены «на юга» Родины или на более приятные «юга» стран Срединного моря. Кто-то, впрочем, остался на родине «малой»: на пляже некое количество разновозрастных юниоров загорало и ныряло в воду, раскачавшись на канате, подвешенном к толстой ветке дерева, а еще человек шесть на поселковой детской площадке, раскинутой неподалеку от главных ворот, имели место: четверо играли в карты, двое кидали мяч в баскетбольную корзину. Один из двоих был чем-то похож на пацаненка, открывшего дверь Мэру, когда тот в воскресенье ходил в гости. Ростом, возрастом…
   А может, и не похож. Пастух мельком его видел. Еще и в бинокль. Они в эти годы все для Пастуха одинаковы. Кроме брата.
   Он, Пастух, именно таким его и помнит – двенадцатилетним. Возраст, когда у них, у братьев, все еще славно было, еще никакие тараканы между ними не пробежали. Брат писал ему на полевой адрес, Пастух отвечал, хотя и кратко: писать длинные письма было некогда и не на чем. И однажды выпал ему приз за хорошую службу: отпуск на пять дней. Летел с гор к случаю подвернувшимся бортом, лететь недалеко было, три дня провели буквально – как братья, Пастух брата из детдома отпросил. И расстались хорошо. А война не кончалась и не кончалась. Но все тоже хорошо было. Лет пять. Которые Пастух, уже после спецкурсов Разведки, трубил там же – в южных горах необъятной Родины и на ее границах. И немного – за ними…
   А потом брат как-то быстро и незаметно для Пастуха вырос. И тоже в армию ушел, как положено. Но не вышло, как положено. От сумы, говорят, и от тюрьмы – не отвертишься, если Бог, по определению, располагает, а человек ни сном и ни духом не предполагает…
   Нынче он совсем другой – брат. А виновным в своих суме и тюрьме считает старшего брата.
   Не к месту воспоминания, ехать пора!..
   До встречи в Соборе времени хватало. Поэтому рассудил отобедать, что и осуществил в каком-то суетном проезжем кафе. На встречу поехал на машине, хотя до Собора от съемного жилья было – рукой подать. Но не знал Пастух, что за «лекарство» ему привезут. Вдруг упаковка большая? В руках нести не хочется: слишком наглядно. А если сразу в багажник уложить – кто ж обратит внимание?..
   По дороге к Собору завернул в большой магазин под редким названием «Мир электричества». Народу было немало, но удалось полюбоваться и холодильниками, и телевизионными панелями, и газонокосилками, и СВЧ-печками, и электроплитами. Всем, что горит. От короткого замыкания, от перегрева, от чего еще… Пожалел, что всю эту красивую технику не может купить: и деньги есть, но ставить некуда. Бездомный он, Пастух. Такая, блин, фишка ему выпала. Из всего увиденного в магазине технического богатства Пастуху лично доступны лишь электробритва да мобильник.
   Прав брат, сказавший ему года три, наверно, назад, когда вдруг позвонил как раз на мобилу: в говне живешь, сказал со злостью, а меня в говно не затянешь, не рви жопу, братуха, я им на всю жизнь обожрался и в армии твоей драгоценной, и на зоне; и кончай по мне кукарекать: я – сам по себе, ты – сам по себе. И я буду человеком. Каким хочу, таким и буду. Назло тебе.
   Точно так сказал. Пастух запомнил.
   Каждый дрочит, как он хочет, не стараясь угодить. Песня, что ли, такая есть? Или не совсем такая?..
   В Соборе было прохладно и сумрачно. Пастух зашел в притвор, где продавались свечи, взял одну желтую и длинную, не пожалел – положил в открытый ящик пятихатку, поискал на стене церковный календарь, нашел. Двенадцатое число сегодня, август. Что у нас там в календаре? Красивый праздник, оказалось. Огляделся кругом, увидел женщину в черном одеянии, послушницу, что ли, спросил: не могла бы показать икону Святого Петра? Женщина подвела его к иконе. Там уже стоял какой-то мужик: глаза зажмурены, руки на груди сложены крест накрест, молится, что ли?.. Дай ему Бог, как говорится…
   Пастух аккуратно установил свечу в подсвечник, посмотрел на лик Святого Петра, креститься не стал – не умел. Поднял черный кейс, стоящий у ног зажмурившегося мужика, и пошел из Храма. А мужик даже и не заметил пропажи имущества.
   Кейс красивый был: большой, кожаный, матовый, замки желтые. И тяжелым он был.
   Сел Пастух в машину и порулил домой. В смысле: на свою временную скупую жилплощадь, где единственным ее достоинством казалось чугунное безразличие другу к другу всех, кто в этом панельном бараке обитает.