Садухик доложил совещанию, что первый небольшой поток лавы в секторе Дельта восьмой галереи уже затампонирован. Конусовидный тампон из огнеупорной упругой пластмассы заткнул, как пробка, отверстие и под давлением воздуха в четыреста пятьдесят атмосфер продвигается сейчас в глубь породы, неся в себе мощный холодильный аппарат.
   Учитывая этот успех, Лавров приказал применить вчетверо больший тампон для ликвидации главного потока лавы за щитом.
   - Эту опасную операцию я поручаю вам, товарищ Садухин, - обратился Лавров к молодому инженеру, с мягкой улыбкой глядя на него.
   После памятного происшествия на площадке щита, когда оба они так счастливо избежали опасности, между ними возникло какое-то теплое, братское чувство.
   Горячая краска залила круглое лицо Садухина, и он тихо произнес:
   - Благодарю вас, Сергей Петрович... Будет сделано...
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
   ПРЕДАТЕЛЬСКИЙ УДАР
   Отпустив участников совещания, Лавров решил дать себе отдых часа на два.
   В комнате со спущенными шторами стояла плотная тьма. Из поселка доносились слабые отзвуки никогда не замирающей жизни, убаюкивающее пыхтение какой-то машины, могучие вздохи пульпоотводных насосов. Перед Лавровым настойчиво стояли картины прошедших суток, блеск лавы, лица людей. Он вертелся на постели в тяжелой беспокойной дремоте, не в силах заснуть.
   Как это произошло? Как ему удалось спастись из этого огненного ада? Как погиб Грабин?
   Площадку встряхнул обвал, она упруго подбросила кверху, через перила, станок со сверлом и Грабина. Грабин был легче станка, он взлетел выше, и Лаврову показалось, тогда, что человек оседлал машину и летит на ней, как огненный всадник, прямо в пропасть, сквозь желтое зловещее облако пара. Кипящий поток лавы захватил его и увлек с собой... Кундин потом рассказывал, что через одно мгновение, придя в себя, Арсеньев бросился на площадку. Он нашел Лаврова перекинутым через перила. Лавров судорожно ухватился за них обеими руками и был без сознания. С трудом удалось оторвать его руки от перил. Арсеньев отыскал и Садухина, лежавшего на площадке у самых перил, под толстым слоем засыпавшей его породы. Хорошо, что глыба только краем задела площадку. А куда исчез Кундин? Откуда он потом появился на площадке? Лавров поспешно прогнал неприятную мысль и вернулся к Арсеньеву. Кундин куда-то сейчас же услал его, и Лавров так и не видел с тех пор Арсеньева. Не поблагодарил, не пожал его руки. Какая нужна была смелость, чтобы броситься, не думая, вперед, в желтую огненную мглу, не видя ничего перед собой, не зная, цела ли площадка или сорвана обвалом породы! Надо сейчас же отыскать этого чудесного человека, увидеть его, поговорить... Как он выглядит без скафандра?
   Усталость одолевала, сон, как тяжелая глыба, опускался на сознание. Мелькнуло молодое розовощекое лицо Садухина с большими детскими глазами. Удивительно милое лицо... Его заслонило смуглое лицо Курилина. Странно, теперь, в полудремоте, Лавров увидел небольшой розовый рубец на его лбу под черными спадающими волосами, услышал какие-то неприятные нотки в ласковом, тихом голосе.
   Курилин растворился в желтом тумане, и Лавров забылся, силясь что-то сказать внезапно появившемуся из тумана Кундину. Тогда Кундин начал стучать, грохотать и звать: "Сергей Петрович! Сергей Петрович!"
   Отчаянным усилием воли Лавров раскрыл глаза и сел на кровати.
   В дверь продолжали стучать, и голос Кундина настойчиво звал:
   - Сергей Петрович! Сергей Петрович! Проснитесь! Срочная радиограмма из Москвы!
   Сна как не бывало.
   Через минуту лента радиограммы была в руках Лаврова. Она оказалась шифрованной.
   - Пожалуйста, Григорий Семенович, вызовите сюда радиста с книгой шифров. А я пока оденусь и приведу себя в порядок. Который час?
   - Семь тридцать.
   - Батюшки! А я хотел в шесть быть уже в тоннеле. Забыл задать срок радиобудильнику.
   - Не торопитесь, Сергей Петрович, - смущенно отводя глаза, говорил Кундин. - В тоннеле аварийные работы идут по графику. Лавовый поток ослаблен. Скопившаяся внизу лава почти вся размыта. Садухин занят своими тампонами. Как видите, все в порядке... если можно так выразиться... Ну, я пойду вызову к вам радиста.
   Когда Лавров вышел из спальни, умытый и одетый, радист уже заканчивал расшифровку радиограммы, на столе был сервирован завтрак, и Кундин снимал со стенного конвейера кофейный термос.
   Радист передал Лаврову листок с текстом, попрощался и ушел.
   Лавров пробежал глазами радиограмму и воскликнул:
   - Как же я мог об этом забыть! Скажите, Григорий Семенович, к вам сюда должен был прибыть некто Коновалов, Георгий Николаевич? Он здесь работает?
   Кундин удивленно пожал плечами.
   - Ну как же? - продолжал Лавров. - Вот и радиограмма об этом. Послушайте: "ВАР. Шахта номер шесть, замминистра Лаврову. Отстраните немедленно от работы Коновалова Георгия Николаевича. Установите строгий надзор за ним, подвергните домашнему аресту. Возвращаясь в Москву, предложите командиру вашей подводной лодки под его ответственность принять Коновалова и доставить в Москву. Мингосбез Татаринов, лейтенант Хинский".
   - Коновалов? - с тем же недоумением переспросил Кундин. - Не понимаю. Никакого Коновалова у нас нет...
   - Как же так? Сколько человек приехало к вам с "Полтавой" и "Щорсом"?
   - Семь человек, но среди них нет никого с такой фамилией.
   - Куда же он мог деваться с "Чапаева"? - задумчиво спросил Лавров, принимая от Кундина стакан кофе.
   - Может быть, он высадился у соседней шахты шесть-бис или направился дальше, к шахте номер семь, - предположил Кундин, расправляясь с огромным бифштексом. - А в чем тут дело?
   - Надо будет сейчас же ответить Хинскому. Сообщу ему и ваши соображения, сказал Лавров, пропуская мимо ушей вопрос.
   Он набросал радиограмму на листке из своей записной книжки, подписал и передал ее Кундину.
   Быстро покончив с завтраком, Лавров и Кундин вышли из коттеджа. Кундин поспешил на радиостанцию, пообещав Лаврову догнать его у центральной башни. Лавров пошел дальше по улице, погруженный в раздумье, не обращая внимания на встречных и обгоняющих его людей.
   - Доброе утро, товарищ Лавров! - окликнул его сзади знакомый голос.
   Лавров оглянулся. Перед ним был Курилин - без шапки, с каким-то тяжелым пакетом в руках.
   - Здравствуйте, товарищ Курилин! - ответил Лавров со смешанным чувством любопытства и недружелюбия. - Куда это вы так рано?
   Подняв глаза, он мельком посмотрел на лоб Курилина и чуть не вскрикнул: под спадающей прядью черных волос виднелся небольшой розовый рубец!
   Курилин пристально, не мигая, смотрел Лаврову в глаза и что-то говорил. Смущенный своим открытием, так странно совпавшим с виденным во сне, Лавров понял из слов Курилина лишь то, что он идет продолжать работу на морском дне.
   - И что это вы несете с собой? - неожиданно для самого себя спросил Лавров и сейчас же подосадовал на свою нетактичность.
   "Какое мне дело до этого?" - подумал он.
   Но Курилин, спокойно глядя в глаза Лаврову, ответил:
   - Кое-какие инструменты для работы, Сергей Петрович. Как дела в тоннеле?
   - Ничего... - неохотно ответил Лавров. - Думаю, что все ограничится задержкой проходки на три-четыре дня. Прощайте, товарищ Курилин!
   Он кивнул головой и повернулся, направляясь к башне.
   - Прощайте, прощайте, товарищ Лавров! - послышался ему вдогонку голос Курилина с какой-то странной интонацией.
   Эта интонация, чуть уловимая и уже знакомая, так поразила Лаврова, что он невольно обернулся. Но Курилин спокойно шагал, не оглядываясь, по направлению к порт-тоннелю, чуть склонившись набок под тяжестью своих инструментов.
   "Дурацкие нервы! - с досадой подумал Лавров. - Переутомление, наверное..." И он зашагал быстрее.
   * * *
   Пройдя через раскрытые ворота в порт-тоннель и лавируя среди разбросанных повсюду грузов, Курилин добрался до выходной камеры. В гардеробной, небольшом боковом помещении камеры, он отыскал среди множества других свой металлический скафандр и медленно, не совсем уверенными движениями надел его. Потом, перейдя со своим пакетом в выходную камеру, нажал одну из кнопок на щите управления у наружной двери. Послышалось знакомое урчание поступающей в камеру воды. Выждав, пока камера наполнилась и насосы автоматически прекратили работу. Курилин нажал другую кнопку и через раскрывшуюся дверь вышел на дно океана.
   Здесь он запустил винт, поднялся над дном и, не зажигая фонаря, описал большой полукруг вокруг поселка. Внизу на дорогах время от времени проносились пустые и груженные электрокары с людьми у контроллеров. Несколько машин очищало дороги от осевшего на них ила. Но обычного оживления здесь не было: большая часть людей работала в поселке и в тоннеле, исправляя аварию.
   У самого поселка, возле прозрачного свода, было пустынно. Курилин подплыл к своду со стороны своего склада, самого малопосещаемого уголка в поселке. Да если бы кто-нибудь и был там в это время, вряд ли он различил бы фигуру Курилина в темноте океана.
   Курилин опустился со своей ношей на дно в тени склада, расположенного за сводом в нескольких метрах от него.
   Поискав и быстро найдя какое-то знакомое место на дне возле свода, Курилин раскопал лопаткой ил и извлек из него еще несколько пакетов, похожих на только что принесенный им. Из одного пакета выходили два провода, и Курилин поставил его у основания свода. Остальные он взгромоздил на первый, потом присоединил один из проводов нижнего пакета к следующему, а другой - к самому верхнему и медленно, как бы что-то рассчитывая, повернул круглую головку, торчавшую из нижнего пакета.
   - Времени вполне достаточно, - пробормотал он, - можно уходить... Ну-с, прощайте, товарищ Лавров. Честь имею кланяться!
   И, запустив винт на максимальное число оборотов, Курилин ринулся в темное пространство океана.
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
   ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА ЛЬДИНЕ
   Голос Ивана Павловича, полный отчаяния и безнадежности, поразил Комарова. Майор опять посмотрела ту сторону, где только вчера стоял "Чапаев", и, помолчав, заговорил, стараясь придать своим словам бодрость и уверенность:
   - Не надо предаваться отчаянию, Иван Павлович! Люди мы взрослые, профессии у нас обоих далеко не уютные... Во всяких переделках бывали. Будем надеяться, что и тут не пропадем. Поборемся! А? Как вы думаете, дружище?
   Он опять взглянул на Карцева и чуть не поперхнулся от неожиданности.
   Маленький, тщедушный Иван Павлович, едва достигавший плеча Комарова, искоса, с легкой снисходительной усмешкой смотрел на майора. Он как будто говорил: "Утешать, кажется, вздумали, дорогой товарищ? Ну что же, если это доставляет вам удовольствие... Но если бы вы знали то, что я знаю... посмотрел бы я на вас!.."
   - Конечно, вы правы, Дмитрий Александрович, - сказал моряк, отводя глаза, с той же легкой усмешкой. - Только не отчаяние! Это было бы не вовремя и не к месту.
   - Очень рад... - пробормотал Комаров. - Что же, по-вашему, нам сейчас делать в этом положении? Уж вам как старому полярнику придется теперь думать за всех нас. Говорите...
   Иван Павлович молча смотрел в серую даль, за которой скрылись ночью "Полтава" и "Щорс". Ветер свистел между торосами, ерошил шерсть на Плутоне, сидевшем на снегу, у ног моряка. Пухлыми клубами бежали вверх облака. Редкие чайки с плачущим криком взмывали по ветру, падали вниз на изломанных крыльях и уносились куда-то на запад, исчезая за высокими торосами.
   - Открытое море, видно, недалеко, - задумчиво сказал Иван Павлович, наблюдая за полетом птиц. - Да, положение не сладкое, Дмитрий Александрович. Но я надеюсь, что оно долго не продлится. Если бы "Чапаев" уцелел, он сейчас же выслал бы геликоптер на поиски. Но все указывает на то, что он погиб.
   - А как с людьми?
   - Думаю, что они все благополучно перешли на "Полтаву" или на "Щорс". А на этих кораблях самолетов нет.
   - Вы хотите сказать, что на помощь нечего рассчитывать?
   - Ну, что вы! На поиски полетят машины со всех ближайших баз и поселков Карского моря. Неизвестно лишь, какая погода у них и во всем нашем районе. Если даже такая штормовая, но ясная, как здесь, то она не остановит летчиков. А если снегопад, пурга, то при плохой видимости полеты будут бесполезны и наше пребывание на этой льдине затянется.
   - А с ней не случится того, что произошло этой ночью? Не расколется?
   Иван Павлович пожал плечами:
   - Все, конечно, может быть. Ветер штормовой, волна на море большая и, как во всех мелководных морях, крутая. И наша льдина может не устоять.
   - Что же нам делать?
   - Пойдемте кофе пить. За кофе и обсудим. Работы найдется немало
   - Будь по-вашему, - улыбнулся Комаров.
   Подгоняемые ветром, они направились к вездеходу в сопровождении Плутона. Невдалеке высоко поднимался одинокий торос. Огромная льдина толщиной не менее двух метров, вывернутая на поверхность льда, почти отвесно стояла на смерзшейся и покрытой снегом груде ледяных обломков.
   Иван Павлович направился к ней.
   - Не мешает ознакомиться с окрестностями. Подождите минутку, Дмитрий Александрович, я скоро вернусь.
   - И я с вами.
   Скоро они оказались у подножия ледяной горы и начали взбираться на ее вершину. Задача была нелегкая, но они справились с ней. Плутон не отставав от них. Однако на острой, серебристой вершине под сильными порывами ветра встать на ноги не удалось. Но и того, что они увидели лежа, с приподнятыми над вершиной головами, было достаточно.
   Огромное ледяное поле, местами ровное, местами изуродованное хаотическими нагромождениями торосов, тянулось до горизонта во все стороны. Лишь далеко на западе виднелась темная полоса "водяного неба", указывающая на присутствие там чистой воды.
   - Вот это и будет для нас одной из первых задач - обследовать размеры и состояние нашего ледяного поля, - сказал Иван Павлович, спускаясь с тороса...
   Дима еще сладко спал, когда Комаров и Иван Павлович вошли в кабину. Моряк включил электрический кофейник и начал вынимать из шкафа закуски.
   - Мы теперь вроде Робинзонов на острове, - вполголоса говорил он, умело, как и все моряки, занимаясь хозяйством. - Разница только в том, что у него под ногами была твердая земля, а у нас - ненадежный ледяной плот, который вдобавок несется по воле ветра и течений неведомо куда.
   - Кстати, если наше ледяное поле плывет, то как вы думаете - куда именно? - спросил Комаров, протискиваясь между шкафом и столом и усаживаясь на складной стул.
   - Куда-нибудь к Северной Земле, на юго-восток, - ответил Иван Павлович, наливая себе и Комарову горячего кофе.
   - На юго-восток? Разве ветер переменился? Вчера он как будто дул прямо с запада?
   - Ветер тот же, но ледяное поле не пойдет прямо на восток, а отклонится к югу.
   - Это почему же?
   - Потому что, кроме ветра, на него действует отклоняющая сила вращения Земли.
   - Сколько же времени нужно нашему ледяному полю, чтобы приплыть к Северной Земле?
   - От острова Октябрьская Революция, среднего из четырех крупных островов архипелага Северной Земли, мы находимся милях в ста - ста двадцати. А с какой скоростью плывет ледяное поле - неизвестно. Это еще надо узнать. Может быть, оно и совсем не движется, если море между ним и берегом замерзло.
   - Как же это узнать?
   - Надо будет астрономически определяться... погружать в воду что-нибудь вроде лота.
   - Это уже по вашей части, Иван Павлович. А мне что пока делать?
   - Не вам одному, а всем нам надо прежде всего заняться разборкой выброшенного на лед аварийного запаса. Весь комплект запаса, как мне кажется, выбросить не успели. Надо узнать, лопал ли на лед ящик с мореходными и астрономическими инструментами, с географическими картами, справочниками. Хотя кое-что, самое необходимое и простейшее, должно иметься в вездеходе.
   Он встал из-за стола и сунул руку в один из карманов на стенке кузова, возле кресла водителя.
   - Ага, есть фотоэлектрический секстан, долготомер1 и небольшая карта. И на том спасибо.
   Они беседовали вполголоса, намечая план первоочередных работ и перспективы дрейфа, пока не послышался короткий, как будто испуганно оборвавшийся зевок и встревоженный голос Димы:
   - Плутон! Где Дмитрий Александрович? Где Иван Павлович?
   Преданно глядя на Диму, Плутон ограничился тем, что добродушно помахал хвостом.
   - Мы здесь, соня ты этакая! - ответил Иван Павлович. - Вставай скорее завтракать.
   - А меня почему не разбудили? - обиженно спросил Дима, вскакивая с кресла и торопливо натягивая на себя костюм. - А умыться тут негде?
   - Выйди наружу, потри лицо снегом, вот и омоешься, - усмехнулся Иван Павлович.
   - Интересно! - рассмеялся мальчик и выскочил из кабины.
   День начался необычно, и чувство нового, неизведанного уже не покидало Диму. За каждым торосом скрывалось что-то неизвестное, на каждом шагу ожидало какое-то открытие.
   За разборку аварийного запаса принялись сейчас же после завтрака.
   Ветер намел на груз огромные сугробы снега и плотно прибил его. Лопат не было, и работать пришлось чем попало. Дима нашел какую-то длинную пластмассовую дощечку от ящика со съестными припасами и усердно рыл ею снег. Заразившись общим увлечением, Плутон тоже азартно работал лапами.
   Облако снежной пыли вскоре окружило Диму и Плутона. Пес отфыркивался, тряс головой и поминутно погружал в вырытую яму морду, к чему-то принюхиваясь. Через минуту Плутон весь поседел и так забросал Диму комьями снега, что мальчику стало трудно дышать и работать. Все его попытки отвести собаку подальше оканчивались неудачей. Плутон упорно возвращался к своей яме и яростно продолжал рыть. Его залепленная снегом морда была так уморительна, что невозможно было смотреть на нее без смеха.
   Удивляясь необычному усердию Плутона, дорылись до первого ящика. Когда его совершенно очистили от снега, Иван Павлович громко прочел надпись:
   - Окорока вареные...
   Взрыв хохота, должно быть, впервые огласил эти пустынные ледяные просторы.
   - Так вот что тянуло сюда Плутона! - смеялся Иван Павлович. - Жаль, что не весь груз состоит из окороков. Он бы его мигом откопал.
   Дальше работа пошла скорее, потому что, как и предполагал Иван Павлович, в этом месте нашлась связка шестов, лопат, кирок, пешней, ледовых пил. Кроме того, главная куча груза, более или менее аккуратно сложенная, была укрыта огромным водонепроницаемым полотнищем.
   Когда одна сторона груды была совсем очищена от снега и полотнище над ней приподняли при помощи шестов, получилось нечто вроде большой палатки, заполненной ящиками разнообразной величины и формы, бочками, тюками. Один за другим они извлекались из палатки и распределялись, а Дима записывал их в записную книжку Ивана Павловича.
   Чего тут только не было! Нечерствеющий хлеб в огромных бочках, различные мясные изделия, консервы - молочные, овощные, кондитерские, - свежая зелень, крупы, кофе, какао, сахар, шоколад, конфеты. Этих продуктов хватило бы сотне людей на два-три месяца. Вперемешку с продовольствием попадались ящики с оружием - карабинами с оптическим прицелом, газовыми, световыми, ультразвуковыми ружьями и многозарядными пистолетами с комплектами боевых припасов, - ящики с инструментами, электролыжами, меховой и электрифицированной одеждой, кухонной утварью, аккумуляторами. При появлении одного длинного ящика Иван Павлович проявил живейшее чувство радости и удовольствия. На ящике была надпись "Скафандры - 5 штук - №№ 0 - 4".
   - Ну, товарищи, - весело сказал он, - теперь окраска нашего будущего меняется: из серой переходит в розовую.
   - В этих скафандрах можно плавать под водой, Иван Павлович? заинтересовался Дима.
   - Вот именно! Если нам станет тесно на льду, полезем в воду.
   - Тесно?! - Дима в недоумении оглянул окружающие его ледяные просторы. Как же здесь может быть тесно?
   - Поживем, может быть увидишь, - ответил Иван Павлович. - Записывай, записывай скорее. Вот Дмитрий Александрович тащит что-то интересное.
   Сначала каждая надпись на ящике или бочке вызывала взрыв радости, потом чувство новизны притупилось, и работа пошла спокойно и деловито. Некоторые ящики, судя по наклеенному на них списку, заключали в себе полный набор разнообразных продуктов для пяти человек на месяц. Попадались ящики и бочки, разбившиеся при попытке вынести их из палатки. Бочки с колбасами и ящик с жареной дичью развалились. Дорога от палатки до нового склада оказалась усеянной колбасами, рябчиками, гусями, курами. Над лагерем витал аппетитный запах закусочной или кулинарного магазина.
   Это было слишком даже для такой дисциплинированной собаки, как Плутон, и он сделал мертвую стойку над большой жареной, соблазнительно пахнущей индюшкой... Нетерпеливо повизгивая, он умоляюще поглядывал на Диму.
   Вдруг картина резко изменилась.
   Одна за другой над лагерем неведомо откуда появились чайки. Они с криком кружили над рассыпанным угощением, проявляя самые недвусмысленные воровские намерения. Птицы бросались сверху на лед, взмывали вверх и опять, со свистом разрезая воздух, проносились почти над головами людей, торопливо подбиравших разбросанную снедь. Наконец одна из чаек стремглав кинулась на большой кружок колбасы, подхватила его и, низко летя со своей добычей, попробовала скрыться. Это ей, однако, не удалось. Несколько чаек с пронзительными криками бросились на удачливого вора, и в воздухе началась отчаянная драка.
   Пораженный такой дерзостью, Плутон в первое мгновение окаменел над своей индюшкой. Затем, забыв о личных вожделениях, он бросился с громовым лаем к этой воровской банде, продолжавшей крикливо драться. В несколько прыжков он настиг ее и готов был жестоко расправиться с похитителями хозяйственного добра. Но, вцепившись клювами в колбасу, стайка поднялась повыше в воздух, перелетела через гряду невысоких торосов и скрылась за ней. Плутон, однако, не мог оставить безнаказанной эту возмутительную наглость, и через минуту его лай, смешавшись со сварливыми криками чаек, доносился уже с той стороны торосистой гряды.
   - Назад, Плутон! - кричал ему вслед Дима. - Сюда! Ко мне, Плутон!
   Но Плутон, вероятно, не расслышал за собственным лаем и пронзительными криками дерущейся стаи голоса Димы. Лай удалялся все дальше, пока не затих совсем.
   - Вот дурак! - возмущался мальчик. - Ну, что теперь делать? Как его искать?
   - Что ты беспокоишься? - сказал Иван Павлович. - Побегает и вернется. Записывай. Хотелось бы к полудню закончить разборку.
   Работа продолжалась, но на сердце у Димы было беспокойно. Он поминутно оглядывался на гряду, за которой скрылся Плутон, и прислушивался к малейшему шуму. Вдруг он встрепенулся и, насторожившись, замер.
   - Чего ты, Дима? - спросил стоявший возле него Комаров.
   - Плутон бежит!.. - крикнул Дима, бросаясь со всех ног к торосам. - Ему плохо!..
   Теперь и Комаров и Иван Павлович услышали далекий лай собаки. И чем ближе он доносился, тем все явственнее различались в нем нотки страха и злобы.
   Комаров и Иван Павлович побежали вслед за Димой, быстро догнали его и все вместе, помогая друг другу, задыхаясь, скользя и обрываясь, взобрались на высокий торос.
   Вдали, среди беспорядочного нагромождения ледяных глыб и хребтов, то появляясь, то исчезая, мелькала черная точка. Вскоре можно было ясно различить Плутона, несущегося во весь опор к лагерю. Собака, проваливаясь по брюхо в снег, перебиралась через гряды торосов. Время от времени, оглядываясь назад, Плутон коротко, испуганно и злобно лаял.
   - Что его так напугало? - удивился Комаров, - тщетно всматриваясь вдаль.
   - Так и есть! - воскликнул Иван Павлович. - Смотрите!
   - Где? Где? - одновременно спросили Комаров и Дима.
   - Вон там! На последней гряде, которую одолел только что Плутон. Желтоватое пятно катится вниз...
   - Вижу! Вижу! - закричал Дима! - Что это?
   - Белый медведь! Ну, дело принимает серьезный оборот. Надо сбегать за оружием.
   - У меня с собой световой пистолет, - сказал Комаров.
   - Боюсь, слабовато, - ответил Иван Павлович и, рискуя сломать себе шею, бегом бросился вниз по склону ледяного холма.
   Желтоватое пятно быстро неслось теперь вслед за собакой между двумя грядами. Оно уже почти достигло конца коридора, когда над поперечным хребтом показался Плутон. Он начал торопливо спускаться по крутому склону. Он казался очень усталым. Эта скачка через острые и скользкие препятствия, очевидно, измучила его, выросшего в благоустроенных городах с гладкими, ровными мостовыми. Он спотыкался, обрывался и один раз даже перевернулся через голову. Когда Плутон наконец достиг подножия гряды и пустился бежать по ровному полю, позади, над перевалом, легко, словно каучуковый, взметнулся медведь. С минуту он стоял неподвижно на вершине - огромный, массивный, вытянув маленькую плюшевую голову с узкой длинной мордой и внюхиваясь в запахи лагеря. Очевидно покончив с колебаниями, он начал большими мягкими скачками спускаться вниз по склону.
   Волнение Димы достигло необычайной степени. Бледный, с закушенной губой, он напряженно следил за Плутоном и медведем.
   - Плутон очень устал, Дмитрий Александрович... - бормотал он, не находя себе места. -Он очень устал... Медведь не догонит его?
   - Вряд ли догонит, Дима. Не волнуйся, - успокаивал мальчика Комаров.
   - Правда? Тут ровный лед, но ведь снег глубокий...
   - Ну и что же? Зато он сейчас много выиграл, пока медведь раздумывал.
   Медведь бежал все быстрее, переваливаясь и поматывая головой. Трудно было понять его намерения: охотился ли он за собакой или стремился добраться до источника аппетитного запаха и опередить соперника, который мог раньше его овладеть какой-то неведомой, но соблазнительной добычей.