Адамов Григорий Борисович. Изгнание владыки (Часть 3)

   - Скоро будет солнце, - сказал он.
   -- А это что? - удивленно спросил Комаров.
   - А это только приподнятое рефракцией1 и искаженное изображение солнца. Само солнце еще находится под горизонтом. Погода сегодня морозная, воздух наполнен мельчайшими ледяными иглами, в которых и происходит сильное преломление солнечных лучей. Вообще вам надо, товарищи, привыкать ко всем неожиданным шуткам рефракции. Их не перечислишь... Ну с, вода скоро вскипит, готовьтесь к завтраку. Я сейчас приду за вами.
   - Есть готовиться к завтраку, товарищ командир! - ответил Комаров и направился к вездеходу.
   Дима остался на льду, любуясь необыкновенным восходом. Раскаленный кирпич через минуту стал тускнеть, линии на нем искривились, и вскоре он совсем растаял в разгорающемся пожаре неба. Наконец высоко взметнулись кверху, словно золотые стрелы, яркие лучи, на все лег золотистый отблеск, мириадами радужных искр ослепительно засверкали снег и лед, и над горизонтом величаво и торжественно начало всплывать солнце.
   Насмотревшись вдоволь, Дима вздохнул и откликнулся наконец на призывы моряка:
   - Иду, иду, Иван Павлович...
   После завтрака Иван Павлович с помощью Комарова и Димы привел в порядок еще два скафандра - для себя и мальчика; потом все трое, одевшись в стальные доспехи, долго упражнялись: разговаривали по радиотелефону, приводили в движение заспинные моторы и винты, управляли рулями с помощью ступней.
   Плутон оглушительно лаял, глядя на странные фигуры, закованные в металл, узнавая и не узнавая своего хозяина и новых друзей.
   После обеда Иван Павлович разыскал в складе огромный, рассчитанный, по-видимому, на гиганта, скафандр нулевого номера.
   Когда он был собран, Дима облегченно вздохнул:
   - Войдет, Иван Павлович! Правда, войдет? А?
   - Пожалуй, будет достаточно просторно. Надо только приучить Плутона держаться в скафандре...
   - Он будет сидеть в нем, Иван Павлович. Задние лапы опустит в обе штанины, а передние сложит на груди...
   - Ой, Дима, будет ему, бедному, не сладко! Он будет не сидеть, а лежать на животе. Плавать-то под водой надо в горизонтальном положении. И задние лапы ему тогда тоже придется под себя поджать. А чуть скафандр примет в воде наклонное положение, собака начнет сползать вниз и проваливаться то в одну, то в другую штанину... Смотри, какие они широкие.
   Дима хмуро глядел на раскрытый и распростертый перед ним на полу скафандр и упрямо твердил:
   - Ну и что ж?.. Все равно я Плутона не брошу...
   - Да кто тебе говорит, что надо бросать его? - рассердился Иван Павлович. - Заладил: "не брошу, не брошу"! Надо подумать, как для него лучше сделать. Не то в первый же день так измучаешь собаку, что потом калачом не заманишь ее в скафандр.
   - Что же делать? - растерянно сказал Дима и вдруг, оживившись, спросил: А что, если набить что-нибудь в штанины? Чтобы он мог упираться ногами?
   - А пожалуй, это идея, - подумав, ответил Иван Павлович. - Только мы так сделаем: набьем туда чего-нибудь поплотнее, а сверху укрепим площадку, Плутон и будет, в случае надобности, спокойно сидеть на ней, как будто он служит. Зови собаку, начинай приучать ее ложиться в скафандр.
   Против ожидания, Плутон ни за что не хотел влезать в скафандр. Видимо, он испытывал к нему величайшее недоверие. Дима напрасно уговаривал его, соблазнял лакомствами, сам ложился в скафандр, пытался силой втащить Плутона в него ничего не помогало. Плутон лежал рядом со скафандром, закрыв морду лапами, стонал, скулил и виноватыми глазами глядел на своего друга и мучителя. И сам Дима, красный, вспотевший, под конец выбился из сил и в отчаянии не знал, что дальше делать с упрямцем.
   Комаров и Иван Павлович первое время пытались помогать Диме советами, указаниями, наконец примерами - сами ложились в скафандр. Но когда Дима принялся тащить собаку в скафандр, а они начали подталкивать ее сзади, Плутон внушительно посмотрел на них и тихо, но так многозначительно зарычал, что они поспешили оставить друзей договариваться наедине.
   Сегодня по хозяйству дежурил Комаров. Близилось время обеда, и он принялся за стряпню, а Иван Павлович начал осмотр электролыж и вездехода. Он хотел завтра с утра заняться обследованием ледяного поля.
   Иван Павлович скоро отобрал три пары наиболее подходящих лыж, привел их в порядок, испробовал и собирался уже приняться за вездеход, когда майор позвал его обедать.
   Войдя в кабину, Иван Павлович увидел угрюмого, бледного, выбившегося из сил Диму. Плутон лежал в передней части кабины, возле раскрытого скафандра, вытянув на полу лапы и положив на них голову. Он даже не взглянул на входившего Ивана Павловича, вид у него был усталый и огорченный.
   - Ну как, Дима, дела с Плутоном? - сочувственно спросил Иван Павлович.
   Дима помолчал, не поднимая глаз, потом раздраженно сказал:
   - Ничего!.. Я его все-таки заставлю! Вы не думайте, что Плутон не понимает. Он все отлично понимает! Но он не хочет. А почему, не знаю...
   -- Он, наверное, боится, Дима, - заметил майор, наливая в тарелки суп. Он, вероятно, запомнил, что мы запираем себя в скафандр, и боится этого.
   - Все равно, - упрямо ответил Дима, - я добьюсь, что он полезет в скафандр!
   - У них сейчас был крупный разговор, - принимаясь за еду, обратился Комаров к Ивану Павловичу. - Дима даже кричал на Плутона, а тот, видимо, хочет исполнить приказание, поднимется, понюхает скафандр и прямо камнем падает возле него...
   - Ну, ничего, - примирительно сказал Иван Павлович. - Побольше терпения и ласки, и пес поддастся.
   Обед продолжался в молчании.
   Вдруг Иван Павлович, сидевший спиной к выходу, случайно взглянул вперед и застыл, не донеся ложки до рта. Потом он тихо положил ее в тарелку.
   - Осторожно... - тихо, безразличным голосом сказал он. - Не шевелитесь... Краешком глаза посмотрите вперед...
   Комаров и Дима чуть не ахнули. Они увидели поднявшегося с пола Плутона. Внимательно обнюхивая скафандр, собака медленно и осторожно входила в его раскрытую утробу. Через минуту Плутон озабоченно потоптался, словно отыскивая наиболее удобное положение, наконец с тяжелым вздохом опустился на жесткое ложе в обычной позе - положив голову на вытянутые лапы - и замер.
   - Милый мой... - прошептал Дима. - Плутоня моя...
   Чуткое ухо собаки уловило ласковый шепот и знакомый призыв. Не изменяя положения, Плутон искоса взглянул в сторону Димы и тихо постучал хвостом по скафандру.
   Дима не мог больше выдержать. Он медленно встал из-за стола и осторожно пошел к скафандру, бормоча:
   - Хороший мой... Так надо... так надо, Плутоня моя...
   На задушевном языке друзей это имя означало высшую любовь и ласку, и Плутон еще сильнее застучал хвостом, не сводя с Димы преданных глаз.
   Дима опустился на колени и, обхватив могучую шею собаки, зарылся лицом в густую шерсть.
   Плутон лежал все в той же позе, радостно стуча хвостом по скафандру...
   Все сделалось теперь легким и доступным. В кабине звучал счастливый смех Димы, заглушаемый громовым лаем Плутона. Что бы ни делал Дима со скафандром, Плутон, не сводя с мальчика глаз, повторял все охотно, и быстро. Преодолев свой первый безотчетный страх, он показывал чудеса понятливости. Через два-три часа после возобновления уроков он уже сам подставлял Диме голову, торчавшую из воротника скафандра, чтобы дать надеть на нее шлем. Потом, когда и Дима надевал свой стальной костюм, Плутон громко и радостно лаял, видя смеющееся лицо мальчика сквозь прозрачный шар, слыша в телефон его знакомый голос и все ласковые прозвища, какие только возникали на устах друга.
   Перед вечером Иван Павлович готовился произвести пробу вездехода, о чем и объявил всем находившимся в кабине. Прежде чем начать пробу, он осмотрел кабину и убедился, что все вещи находятся на своих местах, а посуда - в своих гнездах.
   Дима прервал занятия с Плутоном и подошел вместе с Иваном Павловичем к переднему смотровому окну.
   Иван Павлович уселся в кресло водителя и поднял перед собой доску управления с кнопками, рычажками, выключателями, затем нажал кнопку сирены, раздался громкий, протяжный вой.
   - Прикажи Плутону лечь и сам держись покрепче за спинку кресла, обратился Иван Павлович к Диме. - Будет качать. Не устоите на ногах.
   Нажав другую кнопку, Иван Павлович включил моторы. Из-под пола кабины донеслось низкое гудение. Вездеход вздрогнул, гусеницы его пришли в движение. Огромный экипаж тронулся с места и пополз по мягкому глубокому снегу с тихим пощелкиванием гусеничных пластин.
   Все быстрей и быстрей вращалась бесконечная цепь, оставляя за собой на снегу широкие отпечатки ребристых пластин. Вездеход круто и ловко обогнул одинокий торос, потом, сбавив ход, качаясь и переваливаясь с боку на бок, полез на вал из ледяных обломков.
   Дима, готовясь к хорошей встряске, расставил пошире ноги и крепче схватился за спинку кресла, но был приятно разочарован. Пол под ним плавно заколыхался, мягко оседая и приподнимаясь на великолепных упругих амортизаторах1. Через минуту вездеход одолел вал, оказавшись на большом снежном поле. Здесь, окруженный облаком снежной пыли, он развил максимальную быстроту, сделал большой круг и устремился к торосистому хребту, через который вчера Плутон спасался от медведя. Идя вдоль нагромождения льдин, Иван Павлович нашел сравнительно пологий проход между ними и на малом ходу начал взбираться на подъем среди торчащих повсюду обломков.
   Тут Диме пришлось узнать, что такое качка во льдах. Тряски не было, но все напоминало ему плавную качку большого электрохода на длинной морской волне. Это объяснялось тем, что длина гусениц спасала вездеход от провалов в большие ухабы, а глубокая посадка кузова между высокими гусеницами, при очень низком расположении центра тяжести, предохраняла машину от опрокидывания набок.
   Колыхаясь, словно подвесная люлька, кабина была в полной безопасности между могучими стальными лентами, цепко взбиравшимися по неровному подъему.
   Все были в восторге от замечательной машины. Через час, вернувшись в лагерь уже при зажженных фарах, Иван Павлович предложил отправиться завтра на обследование ледяного поля.
   Немедленно по возвращении майор принялся готовить ужин. В кухонном баке запас воды кончался, и Комаров попросил Ивана Павловича принести снегу. За Иваном Павловичем увязался Дима, с Димой - Плутон.
   Выйдя из кабины и взглянув на небо, Дима увидел на нем странное облако. Тонкая прозрачная кисея занимала четверть южной части небосклона и неподвижно висела на темном фоне, окрашенная в слабый зеленовато-огненный цвет. Крупные яркие звезды просвечивали сквозь облако, словно чьи-то пристальные глаза из-за вуали.
   Месяц еще не появлялся, солнце уже давно скрылось, и Дима не понимал, откуда этот свет?
   - Иван Павлович, что это за странное облако на небе? - спросил он наконец.
   - Где? - поднял голову Иван Павлович. - А! Это северное сияние, - объяснил он, набивая кастрюлю снегом.
   - Северное сияние? - разочарованно произнес Дима. - А я думал, что оно другое... красивое...
   - Разные бывают, - ответил Иван Павлович. - Успеешь налюбоваться. Бывают и такие красивые, что сколько ни смотри - не насмотришься.
   ГЛАВА СОРОКОВАЯ
   ДИМА ИСЧЕЗ
   Ночью температура неожиданно поднялась. Пошел теплый дождь, но к утру прекратился. Небо было серое и облачное. Вездеход быстро несся по снежной каше. Из-под его гусениц взлетали кверху фонтаны воды, смешанной со снегом. Лед сделался рыхлым, губчатым. Он еще не успел приобрести настоящую зимнюю твердость и легко поддавался колебаниям температуры, особенно теплому дождю.
   Вездеход давил и крошил ледяные обломки, без особых усилий взбирался и сползал с высоких торосистых гряд.
   Иван Павлович вел машину на запад, к кромке льда. Дима стоял возле него, держась за спинку кресла.
   Вверх, вниз... Вверх, вниз... С боку на бок, иногда под таким крутым углом, что Диме становилось не по себе.
   В конце концов эти однообразные ныряния и покачивания стали утомительными, и Дима собирался присесть возле Комарова на мягкий диван и дать отдых усталым ногам.
   В это время машина поднялась на гребень торосистого хребта, и Иван Павлович, выключив моторы, произнес:
   - Посмотри, Дима, вперед и влево... Медвежья семья...
   - Где? Где? - встрепенулся Дима.
   - Вон там! Три желтоватых пятна. Возле высокого тороса, похожего на кафедру. Стоят неподвижно и смотрят в нашу сторону.
   Три пятна вдруг метнулись вниз и скрылись за торосами
   - Вижу! Вижу! - закричал Дима. - И уже не видно. Они от нас убежали?
   - Удирают, - ответил Иван Павлович. - Это медведица с медвежатами. В таких случаях она очень осторожна. А вот они опять...
   За торосами, на которых впервые увидел животных Иван Павлович, далеко на юг и на запад тянулось открытое ровное поле с более светлым и потому, казалось, более крепким снегом.
   На белом нетронутом снегу Дима ясно различил большую медведицу, легкой трусцой бежавшую на юг, и двух медвежат, словно белые пушистые шары, катившихся за матерью. Они не поспевали, и ей приходилось то и дело останавливаться, поджидая их. Иногда она подталкивала головой то одного, то другого и вновь бежала вперед.
   Неожиданно медведица на бегу остановилась, попятилась назад и начала внимательно исследовать снег под ногами. Потом, низко опустив голову и, очевидно, внюхиваясь, она медленно пошла направо, затем налево и вернулась в сопровождении не отстававших медвежат на прежнее место. Здесь она еще раз оглянулась на торосы, на вездеход и, по-видимому, приняла решение.
   Осторожно сделав несколько шагов в прежнем направлении на юг, медведица вдруг опустилась на снег, распласталась на нем, раскинув в стороны все четыре толстые лапы, и медленно поползла вперед. Медвежата с минуту стояли неподвижно, вытянув мордочки и внимательно следя за движениями матери. Затем они сразу, точно по команде, легли и, тоже раскинув лапы, торопливо поползли за ней.
   Дима не мог удержаться от смеха - до того уморительны были движения медвежат. Они, вероятно, боялись отстать от матери и очень спешили. У них не было еще ее опытности, и поэтому ползли они смешно, по-лягушечьи.
   - Да зачем они ползут, Иван Петрович? - спросил, смеясь, Дима.
   - А там, под снегом, медведица почувствовала тонкий лед. Вероятно, здесь была недавно широкая полынья, которая замерзла, но еще не успела покрыться толстым, надежным льдом.
   Иван Павлович включил моторы и начал спускать машину, заворачивая к югу. В последний момент Дима успел заметить, что медвежья семья, благополучно переправившись через слабый лед, встала на ноги и устремилась прямо на юг.
   Вскоре вездеход, пройдя небольшое расстояние по ровному полю, приблизился к тому месту, где медведица начала переправу.
   - Дмитрий Александрович, - обратился Иван Павлович к майору, - опустите, пожалуйста, у двери рычаг герметизации. А ты, Дима, держись крепче.
   - Мы пойдем по тонкому льду? - с опаской спросил мальчик.
   Иван Павлович ничего не ответил, только кивнул головой.
   - А машина не утонет?
   - Нет, она ведь сделана из очень легкой пластмассы. Легче дерева и крепче стали. И гусеничный ход и ведущие колеса из того же материала. Кроме того, под кузовом два длинных пустых баллона.
   Вездеход несся по опасному месту, не сбавляя скорости. Кроме непрерывного пощелкивания гусеничных пластин, в кабину доносился слабый треск и визгливый скрип. С каждой секундой эти звуки учащались и усиливались, и вдруг под вездеходом лед с треском и звоном провалился и большие куски его всплыли с обеих сторон машины, обнажая свои прозрачные зеленоватые ребра. Машина сразу низко, почти до нижнего края окон, погрузилась в воду, гусеницы совсем скрылись под ней. В следующий момент вездеход всплыл, глубоко оседая кормовой, более нагруженной частью и высоко приподнимая более легкую, носовую часть. Хотя гусеницы оставались под водой, из кабины видно было, что они не прекращают своего быстрого вращения.
   На минуту вездеход прекратил движение, но Иван Павлович повернул на доске управления небольшой рычажок, сзади под кабиной послышалось гудение еще одного пущенного в ход мотора, и машина вновь устремилась вперед.
   - Вы пустили винт, Иван Павлович? - спросил Дима.
   Иван Павлович, занятый управлением машины, кивнул.
   Едва ребристые пластины далеко выдающихся перед кабиной гусениц начинали цепляться за ледяные края, как лед обламывался, гусеницы захватывали и подминали под себя куски его, очищая дорогу продвигающемуся вездеходу.
   Пройдя таким образом несколько десятков метров, гусеницы наконец уперлись в толстый, матерый лед.
   Иван Павлович нажал кнопку, носы гусениц круче вздернулись кверху, и работа винта усилилась.
   Вездеход медленно стал наползать на край льда, все выше и выше поднимались над ним гусеничные ленты, кормовая часть вездехода вместе с кабиной стала выходить из воды.
   Переправа заняла лишь несколько минут, и вскоре вездеход несся по снежной равнине на запад.
   Через некоторое время снег показался майору настолько окрепшим, что, по его мнению, можно было выйти из кабины.
   Иван Павлович остановил машину, майор и Дима вышли и встали на лыжи. Машина вновь пошла, но уже на малом ходу. Лыжники последовали за ней в сопровождении Плутона, несказанно обрадованного этой прогулкой.
   Изобретатель электролыж взял за основу обычную старую лыжу и вырезал из ее подошвы длинный прямоугольник - от начала переднего загиба почти до заднего конца. Получилась как бы узкая рама. И это было все, что осталось от старой лыжи. В раму изобретатель вмонтировал длинный плоский ящик, который заключал в себе двигатель - маленький мотор, - аккумулятор с большим запасом электроэнергии и передаточный механизм из исключительно прочных деталей. Снаружи вокруг ящика по всей его длине шла гусеничная цепь из ребристых пластинок, как у вездехода. Над цепью был небольшой мостик для ноги.
   Обе лыжи соединялись впереди, на высоте немного ниже человеческой груди, стойкой в виде буквы "П", изготовленной из очень упругой и гибкой трубки. На верхней горизонтальной перекладине этой стойки по щелям, прорезанным в трубке, могли передвигаться с одной позиции на другую и защелкиваться две кнопки управления. От кнопок внутри трубки шли в соответствующую лыжу провода, по которым распоряжения лыжника передавались мотору. Можно было ускорить или замедлить вращение гусеничной цепи до одной из трех скоростей или выключить ток.
   Над каждой цепью, в начале и в конце рамы, ходили поперек два "дворника" жесткие металлические щеточки. Они прочищали пространство между острыми ребрами гусеничных пластинок от набившегося туда снега и раскрошенного льда.
   Если старые лыжи скользили по снегу или льду, то новые ползли, неся на себе стоящего или сидящего в особо пристроенном седле человека. Но в случае надобности по ровному снежному или ледяному полю они могли "ползти" с такой быстротой, которая была совершенно немыслима для самого опытного и выносливого лыжника на скользящих лыжах. Кроме быстроты, электролыжи обладали еще одним огромным преимуществом: они легко брали подъемы, цепляясь за лед своими острыми пластинками, и великолепно тормозили на самых крутых спусках.
   Комаров шел рядом с Димой, обучая его управлению лыжами и маневрированию палкой.
   Дима падал, ушибался, но, войдя в азарт, не чувствовал боли. Он вспомнил все, что показывал и рассказывал ему Березин у себя дома, и Комарову оставалось лишь удивляться быстрым успехам своего ученика.
   В полдень Иван Павлович остановил вездеход и определил координаты льдины. Оказалось, что льдина идет все в том же направлении, хотя и с гораздо меньшей скоростью, чем накануне, из-за почти полного отсутствия ветра. Все же результаты вычислений были приняты всеми с большим удовлетворением: льдина шла к Северной Земле, а там, по утверждению моряка, недалеко и до поселка на мысе Оловянном, в проливе Шокальского.
   Вездеход тихо пошел дальше, Комаров и Дима сопровождали его на лыжах.
   Между тем приближался час обеда. Так как во время похода Иван Павлович не мог оставлять свой пост водителя машины, майору пришлось взять на себя выполнение обязанностей повара.
   - Надо вернуться в кабину, - сказал он Диме. - Пора обед готовить.
   - А мне хочется еще немного поупражняться, - ответил мальчик. - Можно, Дмитрий Александрович? Я здесь останусь с Плутоном, если я вам не нужен в кухне...
   Комаров с сомнением покачал головой, но в конце концов согласился, подумав, что мальчику нужно как можно больше практиковаться в ходьбе на лыжах.
   - Только смотри не удаляйся от машины, - сказал он.
   - Нет, нет! Я буду тут вертеться, около вас, - обещал Дима.
   - А оружие с тобой?
   - Световой пистолет... Вот он!
   - Ну ладно!
   Через минуту майор вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Поставив лыжи в угол и крикнув Ивану Павловичу: "Готов!", он нагнулся к дверцам продуктового шкафчика под кухонным столиком. Дверцы оказались очень плотно закрытыми, и майор, опустившись на колени, долго и безуспешно старался раскрыть шкаф. Обломав себе ногти, он достал нож и, провозившись еще немало времени, наконец открыл дверцы. Майор облегченно вздохнул, достал продукты и, посмотрев на часы, торопливо принялся за стряпню.
   Между тем, услышав возглас: "Готов!", Иван Павлович, не оглядываясь, пустил машину полным ходом вперед. Надо было наверстать километры, упущенные во время урока лыжной езды.
   Впрочем, судьба и природа недолго благоприятствовали Ивану Павловичу. Ровное до сих пор поле начало постепенно превращаться в торосистое, вездеход вынужден был замедлить скорость, потом перейти на малый ход, осторожно пробираясь в ледовом лабиринте.
   Подняв машину на один из ледяных гребней, Иван Павлович взглянул вперед и выбранился про себя.
   С запада быстро надвигалась и росла густая, молочно-белая стена тумана. Еще несколько минут - и она навалится на вездеход, скроет путь, и даже с этого гребня спускаться будет небезопасно.
   - Вот и туман, будь он неладен! - произнес вслух Иван Павлович и повел машину вниз, в укрытое место среди ледяных глыб и хребтов.
   - Туман? - переспросил Комаров, выглядывая из-за шкафа, и вдруг вскрикнул: - Где Дима?
   Побледнев, он бросился к двери и распахнул ее.
   Машина уже успела спуститься почти до подножия ледяного склона, и горизонт был со всех сторон закрыт громадами торосов.
   Одним прыжком, рискуя разбиться на скользких обломках, майор спрыгнул с машины и начал бегом взбираться на только что покинутый гребень. Достигнув его, он с трудом передохнул и бросил взгляд на восток. Все пространство до горизонта было усеяно хаотической массой вздыбленного льда. Ровное поле, только что оставленное вездеходом, было уже скрыто, как будто его отделяли от вездехода десятки километров.
   Комаров оглянулся. Наверх бежал встревоженный Иван Павлович.
   - Где Дима? - кричал он на бегу.
   - Его не видно... - взволнованно ответил Комаров. - Назад! В машину! Давайте сирену!
   Уже в сплошном белом тумане, ничего не различая на пути, спотыкаясь, скользя и падая, Комаров с трудом добрался до вездехода.
   Раздался вой сирены, мощный и оглушительный в ясную погоду, а сейчас слабый, глохнувший тут же, словно запутавшийся в огромной, наваленной на вездеход копне ваты...
   Войдя в кабину, Комаров увидел Ивана Павловича, разбиравшего свои лыжи.
   Иван Павлович бросил быстрый взгляд на майора.
   - Пойду искать! - прокричал он, перекрывая вой сирены, поставленной на непрерывный звук.
   - Пойдем вместе, - ответил майор.
   Иван Павлович молча кивнул головой и, отделив лыжи от связывающей рамы, забросил их на ремнях за спину. Через пять минут они вышли из кабины, наглухо заперев ее.
   Они шли среди хаоса наваленных глыб, в густом, непроницаемом тумане, связавшись веревкой из боязни потерять друг друга. Шли, срываясь со скользких обломков, падая на их острые ребра и вновь поднимаясь, шли, не различая, куда карабкаются, куда ставят ноги, куда сползают и прыгают, минутами приходилось ползти на животе, чтобы не потерять из виду глубокие колеи, проложенные вездеходом. Хорошо, что Иван Павлович захватил с собой мощный электрический фонарь. Хотя и с трудом пробивая своими лучами белесую и пухлую стену тумана, он все же помогал различать колею, возникающие из тьмы препятствия, трудные места.
   После двух часов изнурительной ходьбы оба они вышли на ровное снежное поле - избитые, с исцарапанными лицами.
   - Ясно, что мальчик заблудился в этом тумане, - сказал майор, когда, достигнув снежного поля, они остановились передохнуть и собрать лыжи.
   - Туман? Заблудился? - задыхаясь, переспросил Иван Павлович. - Как он мог заблудиться, когда с ним Плутон! Плутон бы его живо привел к вездеходу или к нам навстречу. Страшнее другое... Он мог встретить медведя. Это обычное здесь дело. Или случайная трещина во льду, незаметная для вездехода, но гибельная для мальчика...
   Больше они не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми словами, и, низко согнувшись, долго, мучительно медленно ползли на лыжах вдоль колеи вездехода. По всем расчетам, как бы медленно ни вел мальчика по этим следам Плутон, оба они уже давно должны были появиться. А их все нет и нет!
   Наконец глухо прозвучал возглас Ивана Павловича:
   - Есть! Следы лыж... ног... лап...
   С тревогой рассматривали Комаров и Иван Павлович эти следы, старательно освещая их фонарем, все больше и больше приходя в недоумение, чувствуя себя совершенно сбитыми с толку.
   Что принудило Диму оставить следы вездехода? Почему он ушел... нет, убежал?.. Это ясно видно - убежал в сторону от колеи, ведя лыжи, а не стоя на них.