Джой Адамсон
Пятнистый сфинкс
Тем, кто отдает свои силы, чтобы сохранить жизнь диким животным, самому существованию которых угрожает деятельность человека.
От автора
Многие годы мы с моим мужем, Джорджем Адамсоном, посвятили изучению и охране диких животных Кении, в основном тех видов, сохранности которых угрожают люди — и охотники, и браконьеры, и те, кто, расселяясь, вытесняет зверей с их территории.
Эту проблему, конечно, можно разрешить, организуя сеть заповедников и национальных парков, где дикие животные продолжают жить в естественных условиях, не мешая людям в освоении новых территорий, а любители природы получают огромное удовольствие, наблюдая за ними.
Я уже давно решила отдавать все гонорары за свои книги в Фонд Эльсы по охране диких животных. Во-первых, потому что я люблю диких зверей и убеждена, что грядущие поколения очень много потеряют, если никогда не увидят ни великолепных жителей лесов и пустынь, таких, как львы, тигры, слоны, ни прелестных мелких даманов, ушастых лисиц, мунго и многих, многих других; а во-вторых, я считаю, что исчезновение целых видов нарушит равновесие, существующее в природе, а это неизбежно приведет к последствиям, губительным для всех нас.
Может быть, вы читали мою повесть о львице Эльсе, которую мы спасли совсем маленькой? Она была членом нашей семьи. п ока мы не решили, что наш долг — вернуть ее к свободной жизни, а это поначалу оказалось совсем не так просто. Быть может, вы прочли и о ее детях — Джеспэ, Гупе и Эльсе-маленькой? Их мать умерла, когда они были еще слишком малы, чтобы жить самостоятельно, и мы помогали им как могли, пока нам не велели увезти их из тех мест, где они родились и жили. Это было нелегко. Но после множества передряг нам удалось заманить их в клетки, в которых мы и перевезли их в огромный национальный парк Серенгети, где они были потеряны для нас, но зато могли жить на свободе.
Моя новая книга посвящена гепарду по имени Пиппа. Она попала в семейство Данки крохотным детенышем и стала совершенно ручной. Когда ее хозяева уезжали из Африки, они попросили меня забрать Пиппу, и я обещала им вернуть ее к дикой жизни. В этой книге вы прочитаете обо всех приключениях, связанных с этим вполне успешно прошедшим экспериментом.
История Эльсы и ее львят, так же как и рассказ о Пиппе, переведена более чем на 25 языков, и я с большой радостью думаю о том, что благодаря этим книгам могут возникнуть общие интересы у многих народов в разных странах.
Я счастлива, что наша с Джорджем работа, а также книги и фильмы об Эльсе и Пиппе широко известны в Советском Союзе, и надеюсь, что это поможет охране диких животных и в вашей прекрасной стране.
Эту проблему, конечно, можно разрешить, организуя сеть заповедников и национальных парков, где дикие животные продолжают жить в естественных условиях, не мешая людям в освоении новых территорий, а любители природы получают огромное удовольствие, наблюдая за ними.
Я уже давно решила отдавать все гонорары за свои книги в Фонд Эльсы по охране диких животных. Во-первых, потому что я люблю диких зверей и убеждена, что грядущие поколения очень много потеряют, если никогда не увидят ни великолепных жителей лесов и пустынь, таких, как львы, тигры, слоны, ни прелестных мелких даманов, ушастых лисиц, мунго и многих, многих других; а во-вторых, я считаю, что исчезновение целых видов нарушит равновесие, существующее в природе, а это неизбежно приведет к последствиям, губительным для всех нас.
Может быть, вы читали мою повесть о львице Эльсе, которую мы спасли совсем маленькой? Она была членом нашей семьи. п ока мы не решили, что наш долг — вернуть ее к свободной жизни, а это поначалу оказалось совсем не так просто. Быть может, вы прочли и о ее детях — Джеспэ, Гупе и Эльсе-маленькой? Их мать умерла, когда они были еще слишком малы, чтобы жить самостоятельно, и мы помогали им как могли, пока нам не велели увезти их из тех мест, где они родились и жили. Это было нелегко. Но после множества передряг нам удалось заманить их в клетки, в которых мы и перевезли их в огромный национальный парк Серенгети, где они были потеряны для нас, но зато могли жить на свободе.
Моя новая книга посвящена гепарду по имени Пиппа. Она попала в семейство Данки крохотным детенышем и стала совершенно ручной. Когда ее хозяева уезжали из Африки, они попросили меня забрать Пиппу, и я обещала им вернуть ее к дикой жизни. В этой книге вы прочитаете обо всех приключениях, связанных с этим вполне успешно прошедшим экспериментом.
История Эльсы и ее львят, так же как и рассказ о Пиппе, переведена более чем на 25 языков, и я с большой радостью думаю о том, что благодаря этим книгам могут возникнуть общие интересы у многих народов в разных странах.
Я счастлива, что наша с Джорджем работа, а также книги и фильмы об Эльсе и Пиппе широко известны в Советском Союзе, и надеюсь, что это поможет охране диких животных и в вашей прекрасной стране.
Глава 1.
Мой новый питомец
В сентябре 1964 года друзья попросили меня взять на воспитание восьмимесячную самку гепарда. Ее хозяева уезжали в Англию и хотели, чтобы их любимица осталась в Кении. Я в это время была на съемках фильма «Рожденная свободной», и база нашей киногруппы находилась у подножия горы Кения. В группе я имела возможность не заниматься львами и поэтому могла взять любого зверя. Конечно, я приняла предложение с восторгом.
Хотя гепарды приручаются легче остальных больших кошек, об их образе жизни на свободе почти ничего не известно. Это единственные в своем роде животные, совмещающие в себе признаки кошек и собак, и, хотя их все же относят к кошачьим, они, по сути дела, очень отличаются от всех других зверей. Они — резвейшие на Земле млекопитающие и в беге на короткие дистанции показывали скорость более 60 миль в час (рекорд для скаковых лошадей — 40 миль в час). Гепарды словно созданы для скоростного бега — легкий костяк, маленькая головка, короткий подбородок, длинные стройные ноги. Когти не втягиваются, как и у собак; гепарды и сидят по-собачьи, и охотятся, как собаки; однако отпечатки лап у них совершенно кошачьи. Они пользуются когтем первого пальца так же, как все кошки, и лазят по деревьям, хотя это, может быть, и приобретенная привычка. Золотисто-песочная шерсть гепарда похожа на шерсть гладкошерстных собак, а черные пятна на ней пушисты, как кошачий мех.
Гепарды — одиночные животные, и на открытых равнинах, где они живут, их редко встречают группой — только с детенышами или в период спаривания. Обычно бывает до четырех детенышей, и они появляются на свет через девяносто — девяносто три дня. У них длинная пушистая гривка, и серый мех на спинке резко контрастирует с темной, гладкой и пятнистой шерсткой на брюшке. Первые два-три месяца малыши похожи на чепрачных шакалов с забавным пестрым брюшком. Потом пятна проступают по всей шкурке, она становится золотистой и гладкой, а остатки гривы сохраняются только на плечах и загривке.
Название «чита», что значит «пятнистый», пришло из Индии. История этого зверя загадочна: изображения гепардов встречаются на древнеегипетских фресках и барельефах как символ храбрости. Мы знаем два случая, когда гепарды были любимцами сильных мира сего: один принадлежал Чингиз-хану, другой — Карлу Великому. Казалось бы, еще совсем недавно индийские принцы охотились с гепардами, которых специально тренировали, чтобы загонять дичь, но уже с 1930 года дикие гепарды в Индии не встречаются: вид сохранился только в Африке. Последний учет численности гепардов показал, что в некоторых районах Восточной Африки они еще попадаются, но выживут только в том случае, если их будут охранять.
Предложенную мне самку гепарда подобрали в Ваджире; это пустынная область в Северной пограничной провинции Кении. Майор расквартированного там полка взял маленькую сиротку и вырастил ее вместе с собственными детьми в своем доме возле Найроби. Вскоре малышка стала ездить со всем семейством за покупками, и ее хорошо знали во многих магазинах Найроби.
Майор Данки и его жена назначили мне встречу 17 октября 1964 года в отеле Нью-Стенли. Когда я увидела семейное чаепитие в обществе гепарда, который невозмутимо восседал на собственном стуле и пристально рассматривал окружающих золотистыми глазами, вопрос решился сам собой.
Я влюбилась в эту кошечку с первого взгляда, но, следуя своему старому правилу при знакомствах с детьми и животными, предоставила инициативу ей самой. Чтобы дать ей время решить, как ко мне надо относиться, я разговорилась с хозяевами, стараясь разузнать как можно больш е о ее привычках. Мне сказали, что Китти (Котенок, как ее звали) обожает детей и играет с ними в прятки в саду, среди роз, но зато не прочь погоняться за чужими людьми и собаками. Я также узнала, что Китти спит на кровати с миссис Данки и во время утреннего чая получает миску молока. К сожалению, она часто напускала в постель, и мне пообещали дать клеенку. Еще мне сказали, что Китти обожает плюшевого кролика, и этой куклой можно легко отвлечь ее внимание, если она начнет плохо себя вести. Наконец, на тот случай, если она объявит сидячую забастовку и не захочет трогаться с места, мне посоветовали прямо хватать ее за хвост и загривок, так как она к этому вполне привыкла. Она съедает три фунта сырого мяса в день и пьет много молока, в которое нужно добавлять четыре капли поливитаминов; как редкое лакомство ей можно давать птицу-мышь.
Пока мы болтали, Китти изучала меня, щуря глаза под тяжелыми надбровьями, потом потянулась ко мне и с громким мурлыканьем облизала мое лицо. Я гладила ее мягкий мех, чувствуя, что все ее тело вибрирует, как мотор, когда она, вдыхая и выдыхая, издает ритмичные звуки — знаменитое мурлыканье гепарда. Потом она стала слегка покусывать мне ухо, а это, как меня уверили, у нее признак самого лучшего отношения. Все мы почувствовали облегчение, поняв, что она меня признала и что скоро мы станем друзьями.
Супруги Данки сказали мне, что многие, кому хотелось увезти Китти в Англию или Америку, предлагали им за нее до 400 фунтов стерлингов. И хотя Данки были небогаты, они отказались от этих предложений и решили найти приют для Китти в Кении, где она могла бы жить как можно свободнее. Они знали, как я люблю животных, были знакомы с историей Эльсы и поэтому очень хотели, чтобы именно я взяла Китти, — пусть у нее будет счастливая жизнь. Я была глубоко тронута этим доверием, тем, что они подарили мне очень дорогое для них существо, и обещала сделать все возможное, чтобы их надежды оправдались.
Именно в этот момент мне пришла в голову мысль — вернуть Китти к свободной жизни, для которой она была рождена. Но я не была уверена, что это удастся, и потому промолчала. Я даже сказала, что во время съемок буду вынуждена держать Китти в вольере, так как в лагере полно львов, и я смогу выпускать ее только во время прогулок по окрестностям. Возражений не было.
Через несколько дней Данки привезли Китти в лагерь киногруппы в Наро Мору, в ста двадцати милях от Найроби. Я жила там все время, пока снимался фильм «Рожденная свободной». Возле наших двух палаток уже был подготовлен просторный вольер. Его построили вокруг большого дерева, а среди ветвей приладили площадку из досок, чтобы она могла лазить сколько угодно. Скалами в вольере должны были служить скамейки. Чтобы Китти чувствовала себя спокойнее ночью, я заказала большую деревянную клетку с двумя дверьми: одна (подъемная, затянутая сеткой) примыкала к моей палатке, другая — открывалась в вольер. Таким образом, когда ей станет одиноко, она всегда сможет почувствовать мою близость.
Решив, что смена приемных родителей — самый подходящий момент для того, чтобы отучить ее спать в постели, я расстелила в клетке приехавшие вместе с ней и знакомые ей одеяла, положила подушку и игрушки, а свою кровать поставила рядом с проволочной дверью, чтобы ночью спать рядом с малышкой.
Я попросила у Данки разрешения сменить ее имя. Мне хотелось назвать Китти Пиппой [1] — и произносить легче, и хорошо будет слышно, когда придется звать издалека. Они согласились и с этим. Оказалось, что почти все мои любимцы носили имена, начинающиеся с буквы П: Пиппин, Пати, Пампо и т.д. Если им случалось заблудиться, этот резкий взрывной звук был слышен очень далеко.
Бедная Пиппа, сколько ей еще предстоит узнать!
Наконец с делами было покончено, и я предложила позавтракать. Я видела, как непринужденно держалась Пиппа в переполненном городском ресторане, и без малейшего сомнения решила взять ее в нашу столовую — мне хотелось познакомить ее с киногруппой, тем более что все уже знал и о ее прибытии. Подъезжая к ферме на краю лагеря, мы заметили, что люди спешат покинуть столовую и укрыться в своих комнатах. А когда Пиппа выскочила из машины, началось просто паническое бегство. Услышав хлопанье и стук дверей, я поняла, что гепард нарушил спокойствие киногруппы, и мне стало как-то неловко от такого приема. Зато Пиппа проследовала в столовую, не обращая ни малейшего внимания на вызванный ею переполох, села с нами за стол, как маленькая леди, и безукоризненно вела себя, пока мы завтракали. Она была так поглощена изучением нового помещения, что никак не хотела уходить, и в конце концов майору Данки пришлось продемонстрировать прием «хвост и загривок», чтобы перенести ее в машину. Очень скоро Данки вернулись в Найроби. Меня восхитило их самообладание, когда они расставались со своим другом Китти, — я понимала, чего им это стоило.
Отныне за Пиппу отвечала я одна.
В лагере Симба (Львином лагере) она вызвала живой интерес у львов, которые снимались в фильме; львов было довольно много, потому что мы не могли знать заранее, кто из них лучше сыграет в различных эпизодах из жизни Эльсы. Ближайшие соседки Пиппы, две старые львицы, бродили вдоль загородки, стараясь получше разглядеть странное пятнистое существо. Все вольеры были разбросаны по участку и разделены группами деревьев; кроме того, некоторые из них вдобавок были загорожены щитами, чтобы животные не видели друг друга: считалось, что это обеспечит им полное спокойствие. Но все эти предосторожности не могли помешать львам слышать звуки и ловить запахи, особенно после заката, когда их рычание тревожило ночную тишину. Мне нравилась эта перекличка, которая поднималась до потрясающего крещендо и переходила в ритмическое затихающее ворчание, но бедная Пиппа была в ужасе. Окаменев от страха, она смотрела в темноту, откуда неслись эти звуки. Почти всю ночь мне пришлось сидеть с ней рядом, гладить и уговаривать, пока она не успокоилась и не легла. Реакция Пиппы была вполне объяснима, так как на свободе львы с гепардами вообще не ладят.
Поэтому я почувствовала огромное облегчение, когда на следующий день часть съемочной группы, и я в том числе, выехала на побережье. Предстояло снять сцены купания Эльсы и ее приемных родителей в море. Никто не знал, пойдут ли наши львы в море, и взяли двух львиц, Гэрл и Мару, в надежде, что хоть одна из них будет слушаться. Лагерь для группы был уже подготовлен, люди отправились туда самолетом, а животных повезли по дороге караваном из пяти машин.
Пиппа давно привыкла к машинам и быстро водворилась на переднем сиденье, между мной и моим слугой Мугуру. Она с огромным любопытством разглядывала все, что встречалось по дороге, и была, по-видимому, очень довольна, так как время от времени терлась об меня шелковистой головой или лизала мое лицо. Посредине долгого пути — 540 миль — мы остановились в Мтито-Ндеи и провели ночь в отеле. К восторгу остальных гостей, Пиппе сразу же разрешили разгуливать по территории, обедать вместе с нами и ночевать у меня в комнате. Бедным львам не так повезло
— их пришлось оставить в машинах. Мы подогнали машины поближе к домам, чтобы легче было подбадривать животных, и много раз подходили к ним, но они всю ночь напролет беспокойно метались в клетках.
На рассвете наш караван снова тронулся в путь. Чтобы как можно меньше утомлять львов, мы решили сократить путь и, свернув около Вои, поехали через национальный парк, но сбились с дороги и прибыли на место гораздо позже, чем ожидали. Наконец-то измученные львы смогли отдохнуть в вольерах. Общий лагерь раскинулся на берегу Голубой лагуны, а я проехала еще миль пять до бунгало, специально приготовленного для нас с Пиппой.
Лагерь киногруппы был с обеих сторон обнесен проволочной сеткой, заходившей далеко в море. Это было сделано не столько из-за животных, сколько из-за местных жителей, которые толпами сбегались поглазеть, — они никогда в жизни не видели львов. Пиппа произвела не меньший фурор, как среди людей, так и среди собак. Должно быть, весть о ее появлении распространилась, как пожар по степи, потому что вскоре все местные псы сбежались, словно на собачью свадьбу. Хорошо еще, что хозяин разрешил поставить вольер рядом с бунгало, чтобы она могла бегать, не опасаясь собак.
Пока ставили вольер, мы с Мугуру пошли прогулять Пиппу по берегу, но, к сожалению, ее пришлось взять на нейлоновый поводок длиной около 60 футов. Мне не терпелось увидеть, как она будет вести себя у моря, — я никогда не слыхала, чтобы гепарды плавали. И действительно, Пиппе морское купание явно пришлось не по вкусу. Несколько раз она, правда, замочила лапы, пытаясь войти следом за мной в воду, но потом предпочла подождать на берегу рядом с Мугуру, пока я вернусь с купания. Тут ее внимание привлекли суетливые крабы — они скрывались в норках как раз в тот момент, когда она собиралась их прихлопнуть. Озадаченная, она взглянула на меня и внезапно сломя голову понеслась вдоль берега. Ей-то было хорошо; но я едва поспевала за ней, вцепившись в поводок.
На мое счастье, гонка прекратилась возле коралловой глыбы, обсыхавшей во время отлива. Пиппа принялась ее обследовать: сначала она обнюхала подножие глыбы, а потом забралась на самый верх, не обращая внимания на острые края кораллов. Вся напряженная, с глазами, устремленными на океан, она была великолепна. Можно было подумать, что безбрежная широта неба и моря очаровывала ее не меньше, чем меня. Внезапно она спрыгнула со скалы, и мне пришлось спешно выдирать поводок на острых кораллов, чтобы он не перетерся.
Пока я была поглощена этим делом, Пиппа нашла себе новую игру, катаясь в песке и гоняя плод кокосовой пальмы. Вывалянная в песке, она выглядела препотешно, и я расхохоталась. Должно быть, это оскорбило ее в лучших чувствах, потому что она внезапно вскочила и так толкнула меня лапами, что я перекувырнулась. Когда я поднялась, вымокши до нитки, вид у меня был настолько жалкий, что я почувствовала — меня должным образом поставили на место. Не успела я встать на ноги, как Пиппа бросилась бежать, и мне пришлось мчаться за ней со страшной скоростью — не то что 60, а все 100 миль в час. Конечно, это было бы одно удовольствие, если бы не проклятый поводок. Мне его оставили супруги Данки, которые пользовались им, когда брали Пиппу на побережье. Они не советовали мне спускать ее, потому что она могла погнаться за гуляющими по берегу или затеряться в густом кустарнике. Это была не лишняя предосторожность, по крайней мере в отношении местных рыбаков: сколько бы я их ни уверяла, что Пиппа — безобидное ручное существо, они неизменно бросались бежать от нее, а она радостно неслась вдогонку.
На следующий день мы пошли в лагерь киногруппы. Все были счастливы: Гэрл и Мара плескались в море, как настоящие морские львы, и трудность была не в том, чтобы загнать их в воду, а в том, чтобы выманить их обратно. Но, несмотря на все удовольствия, бедную Гэрл так расстроила разлука с братом Боем (он тоже был звездой нашей львиной группы), что за ним пришлось послать. И пока его доставляли к нам, львицы отдыхали в своих вольерах. А мы воспользовались случаем, чтобы искупаться. Пиппа некоторое время наблюдала за нами и вдруг, стиснув зубы, бросилась в воду. Скоро она потеряла дно, но поплыла ко мне, отчаянно колотя лапами. Я была полна гордости — ведь она решилась на такое, чтобы быть рядом со мной. И еще я подумала, что это, быть может, первый в мире гепард, плавающий в океане.
На следующее утро мы опять гуляли с Пиппой и Мугуру по берегу, и я ненадолго оставила их вдвоем. Когда же я возвратилась, он показал мне свисающую с поводка пустую шлейку — Пиппа стала рваться за мной и вывернулась из нее. Мы были в миле от дома, и я встревожилась, потому что в густом кустарнике найти ее по следам было невозможно. Мы долго звали ее, разыскивали, где только могли; вскоре к нам присоединился и наш хозяин. В конце концов нам так захотелось пить, что я предложила вернуться домой, напиться и потом снова продолжать поиски. Когда мы подходили к бунгало, у меня появилось странное ощущение, что за мной наблюдают. Я нагнулась и увидела Пиппу, затаившуюся в кустах. Она была счастлива не меньше меня, что мы снова вместе, и, основательно облизав мне лицо, вошла с нами в дом. Меня поразило то, как уверенно она нашла обратный путь в незнакомом месте, и стало стыдно, что я так недооценила ее врожденные способности к ориентированию.
Прошло несколько дней, и Пиппа перестала бояться воды. В часы отлива она с удовольствием обследовала обнажавшееся дно вокруг нескольких коралловых глыб, недалеко от берега. К сожалению, держать ее приходилось на поводке, потому что она все время норовила взобраться на коралловые островки — а оттуда мне никак не удалось бы ее снять, если бы ей взбрело в голову остаться там во время прилива. Но все же она получала массу удовольствия: пыталась ловить рыбешку в мелких лужах, гонялась за соблазнительными крабами и плескалась в воде. Мне так и не удалось сфотографировать ее, когда она плыла: на это она решалась, только чтобы добраться до меня, а снимать в такой момент было трудновато.
Однажды ночью на море поднялось сильное волнение, и шум разбивающихся у берега волн затих только на рассвете, во время отлива. Когда мы вышли на утреннюю прогулку, оказалось, что по всей линии прибоя нанесло огромные кучи водорослей высотой до шести футов. Пиппа, по-видимому, решила, что их воздвигли специально для нее, и принялась прыгать с кучи на кучу, причем с такой быстротой, что казалось — она летит. А так как поводок нельзя было отпустить, то и нам с Мугуру пришлось по очереди, задыхаясь, бегать вслед за ней. Мы возненавидели эти кучи водорослей так же горячо, как Пиппа их полюбила. Свои упражнения она прекращала только в тех случаях, когда ее отвлекало что-нибудь интересное, поэтому я радостно встречала всех отдыхающих, которые обычно останавливались, чтобы полюбоваться Пиппой и сфотографировать ее. Она не любила сниматься, но все же сносила это терпеливо, а потом брала свое: как только ее поклонники на минуту отвлекались, подбиралась к ним сзади и молниеносным движением передней лапы подбивала их под коленки.
Съемки львов в море проходили блестяще, и все были очень довольны. К концу съемок мне тоже захотелось сфотографировать эти замечательные сцены. Чтобы не мешать операторам, которые плавали на плоту поблизости от актеров, я устроилась возле коралловой глыбы и стала ждать интересных моментов. По сценарию предполагалось, что Мара поплавает вместе с Биллом и Джинни Траверсами (он и играли Джорджа и меня), а потом все трое выйдут на берег. Но Мару гораздо больше привлекали волны, которые накатывались на берег, разлетались высокими пенными брызгами, а потом растекались прозрачным кружевом, впитываясь в песок. Она мощным прыжком кидалась в прибой, так что волны перекатывались через нее, а потом качалась среди сверкающей пены, поджидая следующую волну. Траверсам пришлось немало потрудиться, прежде чем удалось направить ее к камерам и она попала в кадр.
В эту минуту Мара заметила меня. Мы с ней были отлично знакомы, но на мне был новый купальный костюм, и она меня не узнала. Судя по тому, как она прижала уши, решительно направляясь в мою сторону, я поняла, что мне не поздоровится. Чтобы смягчить силу ее прыжка и не упасть на острые кораллы, я с напускной непринужденностью потихоньку стала заходить за скалу, и едва успела положить повыше свой фотоаппарат, как львица бросилась на меня и сшибла с ног. Хорошо еще, что место было неглубокое. Тут Мара узнала меня, обняла лапами и стала нежно облизывать, а я ее погладила. Потом она встала и пошла обратно к плоту. Только тогда я заметила, что Мара случайно поцарапала мне руку, и стоило мне поднять ее из воды, как начинала капать кровь. Я все время окунала руку в соленую воду, чтобы промыть ее, а потом вернулась к берегу и сфотографировала сцену съемки.
Как же я была удивлена, когда увидела, что на берегу меня встречает медицинская сестра с аптечкой первой помощи. И хотя я очень любила нашу сестру и была благодарна ей за внимание, я все же попыталась ей объяснить, что уколы, которые она собирается мне сделать, совершенно ни к чему и достаточно простого стрептоцида. Он всегда отлично помогал мне при разнообразных повреждениях, которые я получала за годы, прожитые среди диких животных, а те раны были посерьезнее, чем эта поверхностная царапина. Но сестра была убеждена, что я испытываю невыносимые мучения и поэтому мне необходим морфий, а также лекарство от нервного шока, который скоро наступит, потому что поведение мое явно ненормально для человека с рукой, исполосованной когтями; затем мне предстояло получить инъекцию пенициллина и прививку против столбняка. Короче, я обязана выполнять все предписания — в конце концов, кто из нас лучше знает, как поступать в таких случаях?
Было ясно, что сестра нашла наконец единственную возможность применить хоть что-то из богатейших медицинских запасов, которые ей дали с собой на съемки такого опасного фильма, как наш, — в нем принимали участие двадцать львов, — и мне предстояло стать ее первой жертвой.
Поэтому все мои протесты были подавлены, и меня не только накачали всякими сильнодействующими лекарствами, но еще и отправили в госпиталь в Малинди, чтобы наложить швы. Ехать пришлось двадцать миль, и мне стало очень плохо, я еле-еле дотащилась до дверей больницы. Меня так оглушили лекарствами, что доктор решил сделать еще одну инъекцию, как противоядие от всех предыдущих. К этому времени мне уже все было настолько безразлично, что я почти не чувствовала, как возятся с моей рукой.
Наконец мне разрешили вернуться домой и лечь в постель. Одурманенная лекарствами, я задремала. Но поспать не удалось — очень скоро появились посетители, чтобы узнать, как я себя чувствую. Хотя, по-моему, все было вполне очевидно, они болтали до тех пор, пока не пришла следующая группа, за которой последовала еще и третья. А мне хотелось только одного — чтобы меня оставили в покое. Лишь через двое суток я оправилась от такого лечения, и все это время Пиппа была рядом со мной. Я была очень тронута этим доказательством ее привязанности — ведь наше знакомство продолжалось всего две недели.
Всю жизнь я мечтала о ручном гепарде. Потом появилась Эльса. После ее смерти я дала себе слово никогда не привязываться ни к какому животному. Но гепарды по темпераменту и характеру совсем не похожи на львов, и я почувствовала, что могу полюбить Пиппу, не изменяя памяти Эльсы. Львы общительны, открыто выражают свою любовь, очень постоянны в своих привычках, никого не боятся и ведут себя спокойно и уверенно, а гепа рд скр ытен, всегда насторожен и напряжен и инстинктивно старается спрятаться. Теперь, слушая мурлыканье Пиппы, я была довольна так же, как и она.
Киногруппа возвратилась в Наро Мору, а я задержалась, чтобы снять для телевидения рекламный ролик, показывающий красоты Кении. Для съемки были выбраны, кроме других мест, недавно раскопанные развалины древнего арабского города Геди. Атмосфера там была мрачная, но Пиппа оживляла эти руины: ее золотой пятнистый мех великолепно выделялся на фоне серых камней, когда она скользила среди узорчатых обвалившихся ворот и дворцовых стен. Когда мы покончили с делами, оказалось, что нам с Пиппой придется одним проехать на машине от Момбасы до Наро Мору — целых 420 миль. Через несколько часов ей все надоело и она не только принялась прыгать по кабине, но и норовила все время усесться то на руль, то на мою больную руку. В конце концов мне пришлось посадить ее в проволочную клетку, которую я захватила на всякий случай. Пиппа была ужасно возмущена. Ей никогда еще не приходилось сидеть в клетке, и она яростно сопротивлялась, издавая самые разнообразные крики, похожие на птичье щебетание. В этом наборе я узнала крики франколина. Только через два часа она устала и угомонилась.
Хотя гепарды приручаются легче остальных больших кошек, об их образе жизни на свободе почти ничего не известно. Это единственные в своем роде животные, совмещающие в себе признаки кошек и собак, и, хотя их все же относят к кошачьим, они, по сути дела, очень отличаются от всех других зверей. Они — резвейшие на Земле млекопитающие и в беге на короткие дистанции показывали скорость более 60 миль в час (рекорд для скаковых лошадей — 40 миль в час). Гепарды словно созданы для скоростного бега — легкий костяк, маленькая головка, короткий подбородок, длинные стройные ноги. Когти не втягиваются, как и у собак; гепарды и сидят по-собачьи, и охотятся, как собаки; однако отпечатки лап у них совершенно кошачьи. Они пользуются когтем первого пальца так же, как все кошки, и лазят по деревьям, хотя это, может быть, и приобретенная привычка. Золотисто-песочная шерсть гепарда похожа на шерсть гладкошерстных собак, а черные пятна на ней пушисты, как кошачий мех.
Гепарды — одиночные животные, и на открытых равнинах, где они живут, их редко встречают группой — только с детенышами или в период спаривания. Обычно бывает до четырех детенышей, и они появляются на свет через девяносто — девяносто три дня. У них длинная пушистая гривка, и серый мех на спинке резко контрастирует с темной, гладкой и пятнистой шерсткой на брюшке. Первые два-три месяца малыши похожи на чепрачных шакалов с забавным пестрым брюшком. Потом пятна проступают по всей шкурке, она становится золотистой и гладкой, а остатки гривы сохраняются только на плечах и загривке.
Название «чита», что значит «пятнистый», пришло из Индии. История этого зверя загадочна: изображения гепардов встречаются на древнеегипетских фресках и барельефах как символ храбрости. Мы знаем два случая, когда гепарды были любимцами сильных мира сего: один принадлежал Чингиз-хану, другой — Карлу Великому. Казалось бы, еще совсем недавно индийские принцы охотились с гепардами, которых специально тренировали, чтобы загонять дичь, но уже с 1930 года дикие гепарды в Индии не встречаются: вид сохранился только в Африке. Последний учет численности гепардов показал, что в некоторых районах Восточной Африки они еще попадаются, но выживут только в том случае, если их будут охранять.
Предложенную мне самку гепарда подобрали в Ваджире; это пустынная область в Северной пограничной провинции Кении. Майор расквартированного там полка взял маленькую сиротку и вырастил ее вместе с собственными детьми в своем доме возле Найроби. Вскоре малышка стала ездить со всем семейством за покупками, и ее хорошо знали во многих магазинах Найроби.
Майор Данки и его жена назначили мне встречу 17 октября 1964 года в отеле Нью-Стенли. Когда я увидела семейное чаепитие в обществе гепарда, который невозмутимо восседал на собственном стуле и пристально рассматривал окружающих золотистыми глазами, вопрос решился сам собой.
Я влюбилась в эту кошечку с первого взгляда, но, следуя своему старому правилу при знакомствах с детьми и животными, предоставила инициативу ей самой. Чтобы дать ей время решить, как ко мне надо относиться, я разговорилась с хозяевами, стараясь разузнать как можно больш е о ее привычках. Мне сказали, что Китти (Котенок, как ее звали) обожает детей и играет с ними в прятки в саду, среди роз, но зато не прочь погоняться за чужими людьми и собаками. Я также узнала, что Китти спит на кровати с миссис Данки и во время утреннего чая получает миску молока. К сожалению, она часто напускала в постель, и мне пообещали дать клеенку. Еще мне сказали, что Китти обожает плюшевого кролика, и этой куклой можно легко отвлечь ее внимание, если она начнет плохо себя вести. Наконец, на тот случай, если она объявит сидячую забастовку и не захочет трогаться с места, мне посоветовали прямо хватать ее за хвост и загривок, так как она к этому вполне привыкла. Она съедает три фунта сырого мяса в день и пьет много молока, в которое нужно добавлять четыре капли поливитаминов; как редкое лакомство ей можно давать птицу-мышь.
Пока мы болтали, Китти изучала меня, щуря глаза под тяжелыми надбровьями, потом потянулась ко мне и с громким мурлыканьем облизала мое лицо. Я гладила ее мягкий мех, чувствуя, что все ее тело вибрирует, как мотор, когда она, вдыхая и выдыхая, издает ритмичные звуки — знаменитое мурлыканье гепарда. Потом она стала слегка покусывать мне ухо, а это, как меня уверили, у нее признак самого лучшего отношения. Все мы почувствовали облегчение, поняв, что она меня признала и что скоро мы станем друзьями.
Супруги Данки сказали мне, что многие, кому хотелось увезти Китти в Англию или Америку, предлагали им за нее до 400 фунтов стерлингов. И хотя Данки были небогаты, они отказались от этих предложений и решили найти приют для Китти в Кении, где она могла бы жить как можно свободнее. Они знали, как я люблю животных, были знакомы с историей Эльсы и поэтому очень хотели, чтобы именно я взяла Китти, — пусть у нее будет счастливая жизнь. Я была глубоко тронута этим доверием, тем, что они подарили мне очень дорогое для них существо, и обещала сделать все возможное, чтобы их надежды оправдались.
Именно в этот момент мне пришла в голову мысль — вернуть Китти к свободной жизни, для которой она была рождена. Но я не была уверена, что это удастся, и потому промолчала. Я даже сказала, что во время съемок буду вынуждена держать Китти в вольере, так как в лагере полно львов, и я смогу выпускать ее только во время прогулок по окрестностям. Возражений не было.
Через несколько дней Данки привезли Китти в лагерь киногруппы в Наро Мору, в ста двадцати милях от Найроби. Я жила там все время, пока снимался фильм «Рожденная свободной». Возле наших двух палаток уже был подготовлен просторный вольер. Его построили вокруг большого дерева, а среди ветвей приладили площадку из досок, чтобы она могла лазить сколько угодно. Скалами в вольере должны были служить скамейки. Чтобы Китти чувствовала себя спокойнее ночью, я заказала большую деревянную клетку с двумя дверьми: одна (подъемная, затянутая сеткой) примыкала к моей палатке, другая — открывалась в вольер. Таким образом, когда ей станет одиноко, она всегда сможет почувствовать мою близость.
Решив, что смена приемных родителей — самый подходящий момент для того, чтобы отучить ее спать в постели, я расстелила в клетке приехавшие вместе с ней и знакомые ей одеяла, положила подушку и игрушки, а свою кровать поставила рядом с проволочной дверью, чтобы ночью спать рядом с малышкой.
Я попросила у Данки разрешения сменить ее имя. Мне хотелось назвать Китти Пиппой [1] — и произносить легче, и хорошо будет слышно, когда придется звать издалека. Они согласились и с этим. Оказалось, что почти все мои любимцы носили имена, начинающиеся с буквы П: Пиппин, Пати, Пампо и т.д. Если им случалось заблудиться, этот резкий взрывной звук был слышен очень далеко.
Бедная Пиппа, сколько ей еще предстоит узнать!
Наконец с делами было покончено, и я предложила позавтракать. Я видела, как непринужденно держалась Пиппа в переполненном городском ресторане, и без малейшего сомнения решила взять ее в нашу столовую — мне хотелось познакомить ее с киногруппой, тем более что все уже знал и о ее прибытии. Подъезжая к ферме на краю лагеря, мы заметили, что люди спешат покинуть столовую и укрыться в своих комнатах. А когда Пиппа выскочила из машины, началось просто паническое бегство. Услышав хлопанье и стук дверей, я поняла, что гепард нарушил спокойствие киногруппы, и мне стало как-то неловко от такого приема. Зато Пиппа проследовала в столовую, не обращая ни малейшего внимания на вызванный ею переполох, села с нами за стол, как маленькая леди, и безукоризненно вела себя, пока мы завтракали. Она была так поглощена изучением нового помещения, что никак не хотела уходить, и в конце концов майору Данки пришлось продемонстрировать прием «хвост и загривок», чтобы перенести ее в машину. Очень скоро Данки вернулись в Найроби. Меня восхитило их самообладание, когда они расставались со своим другом Китти, — я понимала, чего им это стоило.
Отныне за Пиппу отвечала я одна.
В лагере Симба (Львином лагере) она вызвала живой интерес у львов, которые снимались в фильме; львов было довольно много, потому что мы не могли знать заранее, кто из них лучше сыграет в различных эпизодах из жизни Эльсы. Ближайшие соседки Пиппы, две старые львицы, бродили вдоль загородки, стараясь получше разглядеть странное пятнистое существо. Все вольеры были разбросаны по участку и разделены группами деревьев; кроме того, некоторые из них вдобавок были загорожены щитами, чтобы животные не видели друг друга: считалось, что это обеспечит им полное спокойствие. Но все эти предосторожности не могли помешать львам слышать звуки и ловить запахи, особенно после заката, когда их рычание тревожило ночную тишину. Мне нравилась эта перекличка, которая поднималась до потрясающего крещендо и переходила в ритмическое затихающее ворчание, но бедная Пиппа была в ужасе. Окаменев от страха, она смотрела в темноту, откуда неслись эти звуки. Почти всю ночь мне пришлось сидеть с ней рядом, гладить и уговаривать, пока она не успокоилась и не легла. Реакция Пиппы была вполне объяснима, так как на свободе львы с гепардами вообще не ладят.
Поэтому я почувствовала огромное облегчение, когда на следующий день часть съемочной группы, и я в том числе, выехала на побережье. Предстояло снять сцены купания Эльсы и ее приемных родителей в море. Никто не знал, пойдут ли наши львы в море, и взяли двух львиц, Гэрл и Мару, в надежде, что хоть одна из них будет слушаться. Лагерь для группы был уже подготовлен, люди отправились туда самолетом, а животных повезли по дороге караваном из пяти машин.
Пиппа давно привыкла к машинам и быстро водворилась на переднем сиденье, между мной и моим слугой Мугуру. Она с огромным любопытством разглядывала все, что встречалось по дороге, и была, по-видимому, очень довольна, так как время от времени терлась об меня шелковистой головой или лизала мое лицо. Посредине долгого пути — 540 миль — мы остановились в Мтито-Ндеи и провели ночь в отеле. К восторгу остальных гостей, Пиппе сразу же разрешили разгуливать по территории, обедать вместе с нами и ночевать у меня в комнате. Бедным львам не так повезло
— их пришлось оставить в машинах. Мы подогнали машины поближе к домам, чтобы легче было подбадривать животных, и много раз подходили к ним, но они всю ночь напролет беспокойно метались в клетках.
На рассвете наш караван снова тронулся в путь. Чтобы как можно меньше утомлять львов, мы решили сократить путь и, свернув около Вои, поехали через национальный парк, но сбились с дороги и прибыли на место гораздо позже, чем ожидали. Наконец-то измученные львы смогли отдохнуть в вольерах. Общий лагерь раскинулся на берегу Голубой лагуны, а я проехала еще миль пять до бунгало, специально приготовленного для нас с Пиппой.
Лагерь киногруппы был с обеих сторон обнесен проволочной сеткой, заходившей далеко в море. Это было сделано не столько из-за животных, сколько из-за местных жителей, которые толпами сбегались поглазеть, — они никогда в жизни не видели львов. Пиппа произвела не меньший фурор, как среди людей, так и среди собак. Должно быть, весть о ее появлении распространилась, как пожар по степи, потому что вскоре все местные псы сбежались, словно на собачью свадьбу. Хорошо еще, что хозяин разрешил поставить вольер рядом с бунгало, чтобы она могла бегать, не опасаясь собак.
Пока ставили вольер, мы с Мугуру пошли прогулять Пиппу по берегу, но, к сожалению, ее пришлось взять на нейлоновый поводок длиной около 60 футов. Мне не терпелось увидеть, как она будет вести себя у моря, — я никогда не слыхала, чтобы гепарды плавали. И действительно, Пиппе морское купание явно пришлось не по вкусу. Несколько раз она, правда, замочила лапы, пытаясь войти следом за мной в воду, но потом предпочла подождать на берегу рядом с Мугуру, пока я вернусь с купания. Тут ее внимание привлекли суетливые крабы — они скрывались в норках как раз в тот момент, когда она собиралась их прихлопнуть. Озадаченная, она взглянула на меня и внезапно сломя голову понеслась вдоль берега. Ей-то было хорошо; но я едва поспевала за ней, вцепившись в поводок.
На мое счастье, гонка прекратилась возле коралловой глыбы, обсыхавшей во время отлива. Пиппа принялась ее обследовать: сначала она обнюхала подножие глыбы, а потом забралась на самый верх, не обращая внимания на острые края кораллов. Вся напряженная, с глазами, устремленными на океан, она была великолепна. Можно было подумать, что безбрежная широта неба и моря очаровывала ее не меньше, чем меня. Внезапно она спрыгнула со скалы, и мне пришлось спешно выдирать поводок на острых кораллов, чтобы он не перетерся.
Пока я была поглощена этим делом, Пиппа нашла себе новую игру, катаясь в песке и гоняя плод кокосовой пальмы. Вывалянная в песке, она выглядела препотешно, и я расхохоталась. Должно быть, это оскорбило ее в лучших чувствах, потому что она внезапно вскочила и так толкнула меня лапами, что я перекувырнулась. Когда я поднялась, вымокши до нитки, вид у меня был настолько жалкий, что я почувствовала — меня должным образом поставили на место. Не успела я встать на ноги, как Пиппа бросилась бежать, и мне пришлось мчаться за ней со страшной скоростью — не то что 60, а все 100 миль в час. Конечно, это было бы одно удовольствие, если бы не проклятый поводок. Мне его оставили супруги Данки, которые пользовались им, когда брали Пиппу на побережье. Они не советовали мне спускать ее, потому что она могла погнаться за гуляющими по берегу или затеряться в густом кустарнике. Это была не лишняя предосторожность, по крайней мере в отношении местных рыбаков: сколько бы я их ни уверяла, что Пиппа — безобидное ручное существо, они неизменно бросались бежать от нее, а она радостно неслась вдогонку.
На следующий день мы пошли в лагерь киногруппы. Все были счастливы: Гэрл и Мара плескались в море, как настоящие морские львы, и трудность была не в том, чтобы загнать их в воду, а в том, чтобы выманить их обратно. Но, несмотря на все удовольствия, бедную Гэрл так расстроила разлука с братом Боем (он тоже был звездой нашей львиной группы), что за ним пришлось послать. И пока его доставляли к нам, львицы отдыхали в своих вольерах. А мы воспользовались случаем, чтобы искупаться. Пиппа некоторое время наблюдала за нами и вдруг, стиснув зубы, бросилась в воду. Скоро она потеряла дно, но поплыла ко мне, отчаянно колотя лапами. Я была полна гордости — ведь она решилась на такое, чтобы быть рядом со мной. И еще я подумала, что это, быть может, первый в мире гепард, плавающий в океане.
На следующее утро мы опять гуляли с Пиппой и Мугуру по берегу, и я ненадолго оставила их вдвоем. Когда же я возвратилась, он показал мне свисающую с поводка пустую шлейку — Пиппа стала рваться за мной и вывернулась из нее. Мы были в миле от дома, и я встревожилась, потому что в густом кустарнике найти ее по следам было невозможно. Мы долго звали ее, разыскивали, где только могли; вскоре к нам присоединился и наш хозяин. В конце концов нам так захотелось пить, что я предложила вернуться домой, напиться и потом снова продолжать поиски. Когда мы подходили к бунгало, у меня появилось странное ощущение, что за мной наблюдают. Я нагнулась и увидела Пиппу, затаившуюся в кустах. Она была счастлива не меньше меня, что мы снова вместе, и, основательно облизав мне лицо, вошла с нами в дом. Меня поразило то, как уверенно она нашла обратный путь в незнакомом месте, и стало стыдно, что я так недооценила ее врожденные способности к ориентированию.
Прошло несколько дней, и Пиппа перестала бояться воды. В часы отлива она с удовольствием обследовала обнажавшееся дно вокруг нескольких коралловых глыб, недалеко от берега. К сожалению, держать ее приходилось на поводке, потому что она все время норовила взобраться на коралловые островки — а оттуда мне никак не удалось бы ее снять, если бы ей взбрело в голову остаться там во время прилива. Но все же она получала массу удовольствия: пыталась ловить рыбешку в мелких лужах, гонялась за соблазнительными крабами и плескалась в воде. Мне так и не удалось сфотографировать ее, когда она плыла: на это она решалась, только чтобы добраться до меня, а снимать в такой момент было трудновато.
Однажды ночью на море поднялось сильное волнение, и шум разбивающихся у берега волн затих только на рассвете, во время отлива. Когда мы вышли на утреннюю прогулку, оказалось, что по всей линии прибоя нанесло огромные кучи водорослей высотой до шести футов. Пиппа, по-видимому, решила, что их воздвигли специально для нее, и принялась прыгать с кучи на кучу, причем с такой быстротой, что казалось — она летит. А так как поводок нельзя было отпустить, то и нам с Мугуру пришлось по очереди, задыхаясь, бегать вслед за ней. Мы возненавидели эти кучи водорослей так же горячо, как Пиппа их полюбила. Свои упражнения она прекращала только в тех случаях, когда ее отвлекало что-нибудь интересное, поэтому я радостно встречала всех отдыхающих, которые обычно останавливались, чтобы полюбоваться Пиппой и сфотографировать ее. Она не любила сниматься, но все же сносила это терпеливо, а потом брала свое: как только ее поклонники на минуту отвлекались, подбиралась к ним сзади и молниеносным движением передней лапы подбивала их под коленки.
Съемки львов в море проходили блестяще, и все были очень довольны. К концу съемок мне тоже захотелось сфотографировать эти замечательные сцены. Чтобы не мешать операторам, которые плавали на плоту поблизости от актеров, я устроилась возле коралловой глыбы и стала ждать интересных моментов. По сценарию предполагалось, что Мара поплавает вместе с Биллом и Джинни Траверсами (он и играли Джорджа и меня), а потом все трое выйдут на берег. Но Мару гораздо больше привлекали волны, которые накатывались на берег, разлетались высокими пенными брызгами, а потом растекались прозрачным кружевом, впитываясь в песок. Она мощным прыжком кидалась в прибой, так что волны перекатывались через нее, а потом качалась среди сверкающей пены, поджидая следующую волну. Траверсам пришлось немало потрудиться, прежде чем удалось направить ее к камерам и она попала в кадр.
В эту минуту Мара заметила меня. Мы с ней были отлично знакомы, но на мне был новый купальный костюм, и она меня не узнала. Судя по тому, как она прижала уши, решительно направляясь в мою сторону, я поняла, что мне не поздоровится. Чтобы смягчить силу ее прыжка и не упасть на острые кораллы, я с напускной непринужденностью потихоньку стала заходить за скалу, и едва успела положить повыше свой фотоаппарат, как львица бросилась на меня и сшибла с ног. Хорошо еще, что место было неглубокое. Тут Мара узнала меня, обняла лапами и стала нежно облизывать, а я ее погладила. Потом она встала и пошла обратно к плоту. Только тогда я заметила, что Мара случайно поцарапала мне руку, и стоило мне поднять ее из воды, как начинала капать кровь. Я все время окунала руку в соленую воду, чтобы промыть ее, а потом вернулась к берегу и сфотографировала сцену съемки.
Как же я была удивлена, когда увидела, что на берегу меня встречает медицинская сестра с аптечкой первой помощи. И хотя я очень любила нашу сестру и была благодарна ей за внимание, я все же попыталась ей объяснить, что уколы, которые она собирается мне сделать, совершенно ни к чему и достаточно простого стрептоцида. Он всегда отлично помогал мне при разнообразных повреждениях, которые я получала за годы, прожитые среди диких животных, а те раны были посерьезнее, чем эта поверхностная царапина. Но сестра была убеждена, что я испытываю невыносимые мучения и поэтому мне необходим морфий, а также лекарство от нервного шока, который скоро наступит, потому что поведение мое явно ненормально для человека с рукой, исполосованной когтями; затем мне предстояло получить инъекцию пенициллина и прививку против столбняка. Короче, я обязана выполнять все предписания — в конце концов, кто из нас лучше знает, как поступать в таких случаях?
Было ясно, что сестра нашла наконец единственную возможность применить хоть что-то из богатейших медицинских запасов, которые ей дали с собой на съемки такого опасного фильма, как наш, — в нем принимали участие двадцать львов, — и мне предстояло стать ее первой жертвой.
Поэтому все мои протесты были подавлены, и меня не только накачали всякими сильнодействующими лекарствами, но еще и отправили в госпиталь в Малинди, чтобы наложить швы. Ехать пришлось двадцать миль, и мне стало очень плохо, я еле-еле дотащилась до дверей больницы. Меня так оглушили лекарствами, что доктор решил сделать еще одну инъекцию, как противоядие от всех предыдущих. К этому времени мне уже все было настолько безразлично, что я почти не чувствовала, как возятся с моей рукой.
Наконец мне разрешили вернуться домой и лечь в постель. Одурманенная лекарствами, я задремала. Но поспать не удалось — очень скоро появились посетители, чтобы узнать, как я себя чувствую. Хотя, по-моему, все было вполне очевидно, они болтали до тех пор, пока не пришла следующая группа, за которой последовала еще и третья. А мне хотелось только одного — чтобы меня оставили в покое. Лишь через двое суток я оправилась от такого лечения, и все это время Пиппа была рядом со мной. Я была очень тронута этим доказательством ее привязанности — ведь наше знакомство продолжалось всего две недели.
Всю жизнь я мечтала о ручном гепарде. Потом появилась Эльса. После ее смерти я дала себе слово никогда не привязываться ни к какому животному. Но гепарды по темпераменту и характеру совсем не похожи на львов, и я почувствовала, что могу полюбить Пиппу, не изменяя памяти Эльсы. Львы общительны, открыто выражают свою любовь, очень постоянны в своих привычках, никого не боятся и ведут себя спокойно и уверенно, а гепа рд скр ытен, всегда насторожен и напряжен и инстинктивно старается спрятаться. Теперь, слушая мурлыканье Пиппы, я была довольна так же, как и она.
Киногруппа возвратилась в Наро Мору, а я задержалась, чтобы снять для телевидения рекламный ролик, показывающий красоты Кении. Для съемки были выбраны, кроме других мест, недавно раскопанные развалины древнего арабского города Геди. Атмосфера там была мрачная, но Пиппа оживляла эти руины: ее золотой пятнистый мех великолепно выделялся на фоне серых камней, когда она скользила среди узорчатых обвалившихся ворот и дворцовых стен. Когда мы покончили с делами, оказалось, что нам с Пиппой придется одним проехать на машине от Момбасы до Наро Мору — целых 420 миль. Через несколько часов ей все надоело и она не только принялась прыгать по кабине, но и норовила все время усесться то на руль, то на мою больную руку. В конце концов мне пришлось посадить ее в проволочную клетку, которую я захватила на всякий случай. Пиппа была ужасно возмущена. Ей никогда еще не приходилось сидеть в клетке, и она яростно сопротивлялась, издавая самые разнообразные крики, похожие на птичье щебетание. В этом наборе я узнала крики франколина. Только через два часа она устала и угомонилась.