Страница:
- Я о вас наслышан господин Дундич. Особенно мне понравилось, как ваши гусары вырубили весь состав Дивизионного Ревтрибунала, который приговорил вас к расстрелу, а председателя обмазали дегтем, вываляли в перьях и возили по городу -
Заявил хрипловатый голос с истинно парижским Прононсом. В ответ молодой голос с непонятным акцентом отсмеявшись произнес…
- Никто его не в чем не вываливал. Удирая, этот Красный Торквемада попал сначала в бочку с дегтем, потом в сено, потом в седло, а потом Слободан снял его из карабина. А про вас Князь я тоже слышал, особенно про эпизод с захваченными у тевтонов танками. У вас все тот же эскадрон? -
- Мы не эскадрон- сказал Князь гордо подняв лицо с орлиным профилем. Мы Сирийская Ала Понтия Пилата и руки мы умоем только после Победы, о смотрите поручик, француз очнулся, значит вы можете начинать -
Пока лейтенанта привязывали за ноги к двум согнутым березам, в глубине леса казаки и гусары деловито вешали зуавов. Данную затею применили обнаружив на их фесках украшения из прядей и локонов разных оттенков. Так легионеры отмечали свои победы над беззащитными женщинами. У одного из легионеров подобного украшения не было, он как выяснилось предпочитал мальчиков. Его для разнообразия посадили на кол.
Таким образом База на Унече усиленная Корпусом Глебовского, стала доминировать над солидной частью Брянской губернией. Во всех населенных пунктах появились комендатуры Легиона (благодаря походной канцелярии покойного лейтенанта Де Ла Пена). Конники Джихара и Дундича вели постоянную разведку и тщательно локализовали рейды мелких санационных групп. А в леса, где расположились спасенные узники, ушло два обоза с оружием, амуницией и продовольствием. Это было начало партизанского края и Бригады "Данциг". Не прошло и месяца, как в окрестностях Брянской губернии стали появляться странные отряды в шинелях с красными и синими разговорами, в суконных шлемах напоминающих то ли уборы русских витязей, толи кайзерские шлемы и что характерно говорящих на русском, немецком и украинском языках. И у многих на шлемах и рукавах был нашит шеврон - два белых креста на алом фоне. Живых санационщиков и легионеров после них не оставалось. За фураж и продовольствие они платили золотом и с местными обывателями были сугубо корректны (окромя коллаборционистов и бандитов, эти же категории местных жителей исполнялись с помощью "Конопляной тетушки"). Так начала свою боевую историю Бригада "Данциг". Учитывая то что запасы гвардейского обмундирования на Базе "Унеча" были весьма солидны, а офицеры и солдаты Русской армии предпочитали привычное обмундирование, богатврки и шинели с "разговорами" Княжна щедро раздавала иррегулярным союзникам, осробенно они были побулярны в отряде Буденного. Батька Семен даже посылал рекламно вербовачные отряды в новой форме, которая способствовала притоку добровольцев. В народе суконки накрепко и навсегда прозвали "Буденновками". Учитывая что хлопцы Батьки Семены были не добрее к врагам чем бойцы Бригада Данциг, их форма стала пугалом для Легиона и прочих Антант и в плен их не брали, впрочем носители суконных богатырок украшенных красными звездами с золотым плугом и сами как правило не сдавались. Был случай когда во время Буденовского рейда один ротный навестил родное село мимо которого проходил его полк и в родительской избе встретил брата, ставшего Легионером. Он набил братцу морду, дал полчаса на то что бы он исчез из этих мест навсегда и вышел на улицу перекурить. А на шум примчались пятеро патрульных легтонеров, но увидя буденовку, трое сбежали побросав винтовки, а двое сдались в плен.
Из детских сочинений:
"Уже была полная оккупационная власть. На улицах все деревья были срублены и многие дома были разрушены. По улицам ходили солдаты без погон и с ружьями. Часто я видел в окно, как эти солдаты вели куда-то мужчин, женщин и детей. Все это было в N, я помню очень смутно; помню, как на моих глазах два каких-то жида комиссара и солдаты зарезали женщину и двоих детей и как у одного из жидов были окровавлены все руки кровью невинных младенцев. На меня этот случай произвел очень сильное и потрясающее впечатление, я в этот же день очень сильно заболел, и мне в бреду все время мерещился страшный жид комиссар с окровавленными руками и двое детей.
Потом при наступлении поляков мы бежали, и сколько страшных картин, которые не мог никто бы описать, пришлось мне увидеть, - все было в крови, и ручьи крови текли по всему пути железной дороги и ярко выделялись на белом снегу. Всюду по пути легионеры резали убегающих. Поезд мчался с быстротой молнии, а задние вагоны горели. Всюду был страшный дым и грохот. Мне от всего этого стало дурно".
Глава 8 Март 1919 года. Архангельская губерния. Перечеркнутый перст.
Глава 9 Апрель 1919 года.Магдебургские стрелки.
Глава 10 Май 1919 года. Хлеб и Кровь.
Глава 11 Осень 1917 - лето 1918 года. Инкуб и Суккуб Революции
Заявил хрипловатый голос с истинно парижским Прононсом. В ответ молодой голос с непонятным акцентом отсмеявшись произнес…
- Никто его не в чем не вываливал. Удирая, этот Красный Торквемада попал сначала в бочку с дегтем, потом в сено, потом в седло, а потом Слободан снял его из карабина. А про вас Князь я тоже слышал, особенно про эпизод с захваченными у тевтонов танками. У вас все тот же эскадрон? -
- Мы не эскадрон- сказал Князь гордо подняв лицо с орлиным профилем. Мы Сирийская Ала Понтия Пилата и руки мы умоем только после Победы, о смотрите поручик, француз очнулся, значит вы можете начинать -
Пока лейтенанта привязывали за ноги к двум согнутым березам, в глубине леса казаки и гусары деловито вешали зуавов. Данную затею применили обнаружив на их фесках украшения из прядей и локонов разных оттенков. Так легионеры отмечали свои победы над беззащитными женщинами. У одного из легионеров подобного украшения не было, он как выяснилось предпочитал мальчиков. Его для разнообразия посадили на кол.
Таким образом База на Унече усиленная Корпусом Глебовского, стала доминировать над солидной частью Брянской губернией. Во всех населенных пунктах появились комендатуры Легиона (благодаря походной канцелярии покойного лейтенанта Де Ла Пена). Конники Джихара и Дундича вели постоянную разведку и тщательно локализовали рейды мелких санационных групп. А в леса, где расположились спасенные узники, ушло два обоза с оружием, амуницией и продовольствием. Это было начало партизанского края и Бригады "Данциг". Не прошло и месяца, как в окрестностях Брянской губернии стали появляться странные отряды в шинелях с красными и синими разговорами, в суконных шлемах напоминающих то ли уборы русских витязей, толи кайзерские шлемы и что характерно говорящих на русском, немецком и украинском языках. И у многих на шлемах и рукавах был нашит шеврон - два белых креста на алом фоне. Живых санационщиков и легионеров после них не оставалось. За фураж и продовольствие они платили золотом и с местными обывателями были сугубо корректны (окромя коллаборционистов и бандитов, эти же категории местных жителей исполнялись с помощью "Конопляной тетушки"). Так начала свою боевую историю Бригада "Данциг". Учитывая то что запасы гвардейского обмундирования на Базе "Унеча" были весьма солидны, а офицеры и солдаты Русской армии предпочитали привычное обмундирование, богатврки и шинели с "разговорами" Княжна щедро раздавала иррегулярным союзникам, осробенно они были побулярны в отряде Буденного. Батька Семен даже посылал рекламно вербовачные отряды в новой форме, которая способствовала притоку добровольцев. В народе суконки накрепко и навсегда прозвали "Буденновками". Учитывая что хлопцы Батьки Семены были не добрее к врагам чем бойцы Бригада Данциг, их форма стала пугалом для Легиона и прочих Антант и в плен их не брали, впрочем носители суконных богатырок украшенных красными звездами с золотым плугом и сами как правило не сдавались. Был случай когда во время Буденовского рейда один ротный навестил родное село мимо которого проходил его полк и в родительской избе встретил брата, ставшего Легионером. Он набил братцу морду, дал полчаса на то что бы он исчез из этих мест навсегда и вышел на улицу перекурить. А на шум примчались пятеро патрульных легтонеров, но увидя буденовку, трое сбежали побросав винтовки, а двое сдались в плен.
Из детских сочинений:
"Уже была полная оккупационная власть. На улицах все деревья были срублены и многие дома были разрушены. По улицам ходили солдаты без погон и с ружьями. Часто я видел в окно, как эти солдаты вели куда-то мужчин, женщин и детей. Все это было в N, я помню очень смутно; помню, как на моих глазах два каких-то жида комиссара и солдаты зарезали женщину и двоих детей и как у одного из жидов были окровавлены все руки кровью невинных младенцев. На меня этот случай произвел очень сильное и потрясающее впечатление, я в этот же день очень сильно заболел, и мне в бреду все время мерещился страшный жид комиссар с окровавленными руками и двое детей.
Потом при наступлении поляков мы бежали, и сколько страшных картин, которые не мог никто бы описать, пришлось мне увидеть, - все было в крови, и ручьи крови текли по всему пути железной дороги и ярко выделялись на белом снегу. Всюду по пути легионеры резали убегающих. Поезд мчался с быстротой молнии, а задние вагоны горели. Всюду был страшный дым и грохот. Мне от всего этого стало дурно".
Глава 8 Март 1919 года. Архангельская губерния. Перечеркнутый перст.
Анисим Кривов стоял и смотрел на черные печные трубы торчащие вверх. Все-таки не нужно было уходить в лес на охоту. Он и это страшное пепелище- все что осталось от его деревни Качаловки. Сердце отказывалось верить, но разум кричал, что нужно возвращаться в избушку на охотничьей заимке, потому что здесь никого и ничего не осталось. Впрочем, осталось, точнее, остались - черные печные трубы. Но он решил подойти поближе и все рассмотреть. Рассматривать в принципе было нечего - несколько втоптанных гильз и пустые банки от иностранных консервов. Все это Анисим фиксировал каким-то уголком еще чудом работающего сознания, сам же, потерявший рассудок от увиденного пытался найти Алену с детьми. Но что можно было найти на этом пепелище? Огонь потрудился на славу! Но Анисим отказывался верить, ибо так не должно было быть! Но это было. Шок от увиденного, открыл в его мозгу какое-то второе дыхание, и он стал, как сомнамбула кружить вокруг деревни, пытаясь разобрать все следы. Но охотничьи навыки только сделали его ужас сильнее. Никто не вышел из деревни, когда пришли чужаки, никаких следов - только его и многочисленные следы мужской обуви пришедших с большака и ушедших обратно. И еще окурки - папиросы ненашенские. Такие папиросы он видел в городе на рынке - они появились, когда в город пришли американцы, и эти консервы тоже. Он понимал, что никого нет в живых, но продолжал искать следы, зашел туда, где стояла его изба. Битые почерневшие черепки. Хотя не все битые. Глиняная свистулька! Эту свистульку он делал для младшей Анюты! Значит еще есть надежда! Анисим продолжил поиски. Солнце начало заходить за горизонт, а между черных торчащих в небо обгоревших труб ползал на четвереньках человек, пытаясь что-то разглядеть на земле в наступающих сумерках.
Утренний рассвет озарил черное пятно сожженной деревни, которое казалось страшным и чужеродным на фоне сверкающего розового снега. Посреди Качаловки стоял совершенно седой человек в ружьем за плечом, и о чем-то вполголоса шептал. Он уже понял, что произошло, хотя по-прежнему отказывался в это верить. Их согнали в церковь, подгоняя выстрелами. Согнали всех - и детей, и женщин, и стариков. А потом подожгли церковь, и подожгли дома. А потом они все ушли. А потом пришел он и увидел все это. Увидел и запомнил. Они могут ходить только по дорогам, избегая леса и болот. Он может ходить там где хочет, потому что это его край, его Родина. Их очень много, а он один. Он найдет таких же как он и неизвестно кого станет больше. У них хорошие винтовки и много патронов. Он набьет себе патронов в избушке на заимке. Они пришли убивать. Ему не впервой охотиться на обезумевших от голода и крови волков. Вместо красных флажков на снегу будет кровь - их кровь. Бог простит. А не простит, значит не простит - буду жить с грехом на душе.
Солнце зимой в Архангельской губернии прячется очень рано, и ходит над горизонтом очень низко. Поэтому тени от предметов всегда очень красивые, стройные, гармоничные и длинные. Стремительные как стрелы Робин Гуда. Только человек способен обезобразить такую чудную красоту природы, только он способен перечеркнуть установившуюся гармонию, не заботясь об эстетическом великолепии, которого так ищут образованные и цивилизованные интеллигентные люди. Анисим не знал, что он испортил чудную картинку о которой мечтала творческая элита и богема России. Он молча шел на лыжах к заимке, где у него было свое дело. Одно дело он уже выполнил, испохабив чудный пейзаж сгоревшей деревни - изящные тени от труб, образующие причудливую картину чего-то поэтического, чего-то этакого возвышенного, и сакрального - вроде, как множества указующих интеллигентских перстов, пути, по которому ее стараниями должна направиться Россия - ибо не достоин жалкий и ничтожный русский народ такой великой прослойки таких умных и свободолюбивых творческих людей, поэтому он должен отправиться в ад и сгинуть без следа в истории.
Изящные тени были перечеркнуты поперечной полосой - посреди пепелища, на мести сгоревшей церкви, ставшей братской могилой, возвышался крест, из свежесрубленных бревен - Анисим перечеркнул чужие мечты и жизни тех, кто эти мечты осуществлял.
Из детских сочинений:
"Папа уехал, а с ним и мама, обещали приехать… но Бог… иначе судил… на одной стороне стали русские, а на другой американцы. Мы остались… с няней… скончалась… остались без призора… нас поместили в американский концлагерь… голод, холод, беспризорность. От родителей известий не имели, и была только надежда на будущность… Получили известие, что они живы. Нам прислали денег"
"В начале 18 года американцы хотели устроить свою столицу в Архангельске. Новое правительство прислало телеграмму к нам и юнкерам, чтобы не сдавались американцам, и обещало прислать поддержку. Юнкера и кадеты дрались с ними три дня. Американцы подъезжали к нам очень близко и били по зданию. Малыши-кадеты переходили с одной стороны здания на другую, а старшие выбегали и отбрасывали татар. Подмоги не было прислано. Юнкеров американцы оттеснили в кремль, а кадетов в свое здание, и мы принуждены были сдаться. Нас американцы вначале не трогали, но юнкеров не оставляли в живых, даже тех юнкеров, которые были в корпусе и прямо заявляли американцам, что они юнкера, и их выводили и рубили".
Утренний рассвет озарил черное пятно сожженной деревни, которое казалось страшным и чужеродным на фоне сверкающего розового снега. Посреди Качаловки стоял совершенно седой человек в ружьем за плечом, и о чем-то вполголоса шептал. Он уже понял, что произошло, хотя по-прежнему отказывался в это верить. Их согнали в церковь, подгоняя выстрелами. Согнали всех - и детей, и женщин, и стариков. А потом подожгли церковь, и подожгли дома. А потом они все ушли. А потом пришел он и увидел все это. Увидел и запомнил. Они могут ходить только по дорогам, избегая леса и болот. Он может ходить там где хочет, потому что это его край, его Родина. Их очень много, а он один. Он найдет таких же как он и неизвестно кого станет больше. У них хорошие винтовки и много патронов. Он набьет себе патронов в избушке на заимке. Они пришли убивать. Ему не впервой охотиться на обезумевших от голода и крови волков. Вместо красных флажков на снегу будет кровь - их кровь. Бог простит. А не простит, значит не простит - буду жить с грехом на душе.
Солнце зимой в Архангельской губернии прячется очень рано, и ходит над горизонтом очень низко. Поэтому тени от предметов всегда очень красивые, стройные, гармоничные и длинные. Стремительные как стрелы Робин Гуда. Только человек способен обезобразить такую чудную красоту природы, только он способен перечеркнуть установившуюся гармонию, не заботясь об эстетическом великолепии, которого так ищут образованные и цивилизованные интеллигентные люди. Анисим не знал, что он испортил чудную картинку о которой мечтала творческая элита и богема России. Он молча шел на лыжах к заимке, где у него было свое дело. Одно дело он уже выполнил, испохабив чудный пейзаж сгоревшей деревни - изящные тени от труб, образующие причудливую картину чего-то поэтического, чего-то этакого возвышенного, и сакрального - вроде, как множества указующих интеллигентских перстов, пути, по которому ее стараниями должна направиться Россия - ибо не достоин жалкий и ничтожный русский народ такой великой прослойки таких умных и свободолюбивых творческих людей, поэтому он должен отправиться в ад и сгинуть без следа в истории.
Изящные тени были перечеркнуты поперечной полосой - посреди пепелища, на мести сгоревшей церкви, ставшей братской могилой, возвышался крест, из свежесрубленных бревен - Анисим перечеркнул чужие мечты и жизни тех, кто эти мечты осуществлял.
Из детских сочинений:
"Папа уехал, а с ним и мама, обещали приехать… но Бог… иначе судил… на одной стороне стали русские, а на другой американцы. Мы остались… с няней… скончалась… остались без призора… нас поместили в американский концлагерь… голод, холод, беспризорность. От родителей известий не имели, и была только надежда на будущность… Получили известие, что они живы. Нам прислали денег"
"В начале 18 года американцы хотели устроить свою столицу в Архангельске. Новое правительство прислало телеграмму к нам и юнкерам, чтобы не сдавались американцам, и обещало прислать поддержку. Юнкера и кадеты дрались с ними три дня. Американцы подъезжали к нам очень близко и били по зданию. Малыши-кадеты переходили с одной стороны здания на другую, а старшие выбегали и отбрасывали татар. Подмоги не было прислано. Юнкеров американцы оттеснили в кремль, а кадетов в свое здание, и мы принуждены были сдаться. Нас американцы вначале не трогали, но юнкеров не оставляли в живых, даже тех юнкеров, которые были в корпусе и прямо заявляли американцам, что они юнкера, и их выводили и рубили".
Глава 9 Апрель 1919 года.Магдебургские стрелки.
Фридрих Гейдрих, поднял снайперскую винтовку с глушителем и стал целиться во французского полковника. Их никто не звал сюда. И то, что они делали в его родном городе, Фридриху не нравилось. Поговаривают, что поляки ведут себя еще хуже, чем французы, но ему хватает и того, как ведут себя эти лягушкоеды. С прибытием оккупационных частей был издан указ для всех жителей Магдебурга, о том, что за каждый выстрел во француза будут расстреливаться сто мирных жителей. В первую же ночь французы начали разгул и насилие в городе, но жители терпели, в надежде, что эти южане-полукровки упокоятся, но в первую же ночь в городе началась стрельба - двое французских офицеров не поделили очередь - кому первым "натурализовать" по праву победителя одну из немецких девушек, и в пьяном состоянии начали стрелять друг в друга, остальные посчитали, что это начали действовать партизаны, и открыли пальбу во все что движется. Итог ночной стрельбы - трое убитых французов, пятнадцать мирных жителей, и свыше полусотни раненых немцев и французов.
Во всем естественно обвинили жителей Магдебурга. Запустили утку о том, что сыновья городского главы застрелили французского генерала и пытались организовать мятеж. Смешно! Если послушать этих поедателей земноводных, то получается, что в Германии каждый глава городского совета растит из своих детей стрелков-убийц французских генералов! Откуда во Франции столько генералов? Хуже всего то, что в эту уже дежурную для каждого города историю заставили поверить в очередной раз весь мир. В полдень следующего дня после прихода французов на городской площади были собраны сто заложников - пятьдесят женщин и пятьдесят мужчин. Их поставили на колени в две шеренги напротив друг друга, и заставили так стоять около двух часов. За это время к оцепленной войсками площади согнали мирных жителей. После чего французы устроили "представление". Они стали по очереди убивать выстроенных на коленях заложников - вначале мужчину, потом женщину напротив, затем снова мужчину, затем снова женщину - пока не убили всех выстроенных сто человек. Руководил всем действом этот полковник. Через два дня все повторилось. Только никакой стрельбы не было! Даже французы друг в друга не стреляли. А теперь все повторяется в третий раз. И тоже не было никакой стрельбы во французов. Поэтому нет смысла сидеть и безропотно ждать когда убьют, следующих. Нужно убивать в ответ. Убивать офицеров. Чем больше, тем лучше, ибо офицеры принадлежат к тем кругам, которые решили оккупировать Германию. Солдаты ничего не решают, и делают лишь то, что им прикажут - прикажут прийти - придут, прикажут уйти -уйдут. А для того, чтобы они ушли, нужно сделать так, чтобы те, кто их привел стали бояться здесь находиться. Поэтому этот полковник должен умереть.
Выстрел! Тело французского полковника с разлетевшейся головой отшвырнуло на площадь. Нужно уходить! Зачем? Чтобы быть арестованным во время очередной акции? А тут такая удобная позиция! Хлопок выстрела -еще один безголовый! Разрывные пули это здорово! Ага, заметались! Хлопок! Еще один готов! "Черт по людям-то за что?"- прокричал Фридрих увидев, что солдаты оцепления и пулеметчики открыли огонь, по согнанным на площадь для просмотра казни жителям, - "Вот он я! В меня стреляйте!" Черт! Выстрел! Еще один готов! К черту офицеров! Пулеметы главное! Перезарядка. Выстрел! Попал! Еще раз! Не нравится? Снова выстрел! А теперь вот этому!
Капрал Монперсье, заметив отблеск оптики в чердачном окне, дал длинную очередь из "гочкиса" и тело Фридриха Гейдриха бывшего фельдфебеля 23-й пехотной дивизии разрезало почти пополам, отбросив вглубь чердака. Суматоха на площади и стрельба в мирных жителей происходили еще около часа, прежде чем был наведен порядок. На лице убитого фельдфебеля, когда его тело было найдено, застыла нехорошая звериная усмешка. Вечером того же дня, по приказу нового коменданта Магдебурга, на площади был произведен расстрел двухсот заложников. Ночью группа неизвестных забросала гранатами здание оккупационной комендатуры.
Утренние газеты Магдебурга ничего о вчерашних событиях не сообщили. И еще неделю газеты делали вид, что в городе нет стрельбы и каждый день не убивают новых и новых французских солдат. Но когда восьмидесятилетний ветеран войны 1871 года, снявший из старой винтовки Дрейзе трех пуалю напавших на его внучку был зверски убит вместе со всей семьей, плюс после поджога доходного дома, где он жил французы стали стрелять в пожарных и жильцов тушивших пожар, все утренние газеты вышли с одним и тем же лозунгом - "Если ты немец, к оружию!", ну а немцев в Магдебурге было много. За оружие взялись все. Хозяева закрытых оружейных магазинов, раздавали припрятанный товар, не забывая брать расписки в получении, что бы потом предъявить счет Магистрату.
Германия Из детских сочинений:
"Потом мы поехали в деревню, там французы убили моих папу и маму".
"Потом французы выкопали несколько ям и закопали убитых и моего папу тоже".
"Пришел вестовой и сказал, что отца повели к расстрелу. Я не мог проговорить ни слова".
"На другой день, когда они опять ворвались к нам, увидели моего дядю в погонах и офицерской форме, хотели сорвать погоны, но он сам спокойно их снял, вынул револьвер и застрелился, не позволив до себя дотронуться".
"Я уже навеки прощалась с папой, я знала, что его ждет неминуемая смерть с мучениями и пытками".
"У нас сделали обыск и хотели убить мою бабушку, но не убили, а только ранили рукояткой револьвера".
Во всем естественно обвинили жителей Магдебурга. Запустили утку о том, что сыновья городского главы застрелили французского генерала и пытались организовать мятеж. Смешно! Если послушать этих поедателей земноводных, то получается, что в Германии каждый глава городского совета растит из своих детей стрелков-убийц французских генералов! Откуда во Франции столько генералов? Хуже всего то, что в эту уже дежурную для каждого города историю заставили поверить в очередной раз весь мир. В полдень следующего дня после прихода французов на городской площади были собраны сто заложников - пятьдесят женщин и пятьдесят мужчин. Их поставили на колени в две шеренги напротив друг друга, и заставили так стоять около двух часов. За это время к оцепленной войсками площади согнали мирных жителей. После чего французы устроили "представление". Они стали по очереди убивать выстроенных на коленях заложников - вначале мужчину, потом женщину напротив, затем снова мужчину, затем снова женщину - пока не убили всех выстроенных сто человек. Руководил всем действом этот полковник. Через два дня все повторилось. Только никакой стрельбы не было! Даже французы друг в друга не стреляли. А теперь все повторяется в третий раз. И тоже не было никакой стрельбы во французов. Поэтому нет смысла сидеть и безропотно ждать когда убьют, следующих. Нужно убивать в ответ. Убивать офицеров. Чем больше, тем лучше, ибо офицеры принадлежат к тем кругам, которые решили оккупировать Германию. Солдаты ничего не решают, и делают лишь то, что им прикажут - прикажут прийти - придут, прикажут уйти -уйдут. А для того, чтобы они ушли, нужно сделать так, чтобы те, кто их привел стали бояться здесь находиться. Поэтому этот полковник должен умереть.
Выстрел! Тело французского полковника с разлетевшейся головой отшвырнуло на площадь. Нужно уходить! Зачем? Чтобы быть арестованным во время очередной акции? А тут такая удобная позиция! Хлопок выстрела -еще один безголовый! Разрывные пули это здорово! Ага, заметались! Хлопок! Еще один готов! "Черт по людям-то за что?"- прокричал Фридрих увидев, что солдаты оцепления и пулеметчики открыли огонь, по согнанным на площадь для просмотра казни жителям, - "Вот он я! В меня стреляйте!" Черт! Выстрел! Еще один готов! К черту офицеров! Пулеметы главное! Перезарядка. Выстрел! Попал! Еще раз! Не нравится? Снова выстрел! А теперь вот этому!
Капрал Монперсье, заметив отблеск оптики в чердачном окне, дал длинную очередь из "гочкиса" и тело Фридриха Гейдриха бывшего фельдфебеля 23-й пехотной дивизии разрезало почти пополам, отбросив вглубь чердака. Суматоха на площади и стрельба в мирных жителей происходили еще около часа, прежде чем был наведен порядок. На лице убитого фельдфебеля, когда его тело было найдено, застыла нехорошая звериная усмешка. Вечером того же дня, по приказу нового коменданта Магдебурга, на площади был произведен расстрел двухсот заложников. Ночью группа неизвестных забросала гранатами здание оккупационной комендатуры.
Утренние газеты Магдебурга ничего о вчерашних событиях не сообщили. И еще неделю газеты делали вид, что в городе нет стрельбы и каждый день не убивают новых и новых французских солдат. Но когда восьмидесятилетний ветеран войны 1871 года, снявший из старой винтовки Дрейзе трех пуалю напавших на его внучку был зверски убит вместе со всей семьей, плюс после поджога доходного дома, где он жил французы стали стрелять в пожарных и жильцов тушивших пожар, все утренние газеты вышли с одним и тем же лозунгом - "Если ты немец, к оружию!", ну а немцев в Магдебурге было много. За оружие взялись все. Хозяева закрытых оружейных магазинов, раздавали припрятанный товар, не забывая брать расписки в получении, что бы потом предъявить счет Магистрату.
Германия Из детских сочинений:
"Потом мы поехали в деревню, там французы убили моих папу и маму".
"Потом французы выкопали несколько ям и закопали убитых и моего папу тоже".
"Пришел вестовой и сказал, что отца повели к расстрелу. Я не мог проговорить ни слова".
"На другой день, когда они опять ворвались к нам, увидели моего дядю в погонах и офицерской форме, хотели сорвать погоны, но он сам спокойно их снял, вынул револьвер и застрелился, не позволив до себя дотронуться".
"Я уже навеки прощалась с папой, я знала, что его ждет неминуемая смерть с мучениями и пытками".
"У нас сделали обыск и хотели убить мою бабушку, но не убили, а только ранили рукояткой револьвера".
Глава 10 Май 1919 года. Хлеб и Кровь.
Мойшу давно как счетовода интересовало, зачем новым хозяевам столько хлеба. Армию кормить? Так тут на четыре польских армии, а легионеры и продотрядовцы сами кормятся. Попробуй-ка отказать! Мигом или петля на шею, или расстрел. Поначалу были раздумья куда податься - в легионеры или в продотрядники, но после того, как в на улицах Тамбова ночью вырезали несколько патрулей, желание стать легионером напрочь пропало. Пускай недалекие лезут под пули за польское гражданство, а умным лучше переждать - считать Мойша умел - слишком мало поляков, и слишком большую территорию они себе забрали, даже с теми легионерами, которых в граждане примут им людишек не хватит. Подождем немного, а там глядишь и так начнут раздавать. А кому раздавать как не продотрядникам? Они там в своей панской Польше без нас с голоду загнуться, если бы не мы, так и ходили бы с голым задом шляхтичи голопузые. Упоминание о шляхте ничего кроме смеха у Шмуля не вызывало. Какие они дворяне? Дворяне были здесь, пока их в семнадцатом под нож не пустили, а там - вчера селедку чистил, или навоз выгребал - а сегодня нате вам - шляхтич! Считать пускай научиться и читать! Князей развелось как грязи! Может права поговорка? А если честно, то все обрыдло! Если б не крестьянские девки, с которыми можно развлекаться в каждой деревни, то со скуки наверное и в легионеры бы подался. Было правда пару раз. Бузить начали мужичье поганое. Так против пулемета разве побузишь? А девки деревенские бывают горячие! Вот и сейчас Яшка ухватил молодую деваху и поволок в сарай. А мамаша-то бойкая стерва оказалась - лицо Яшке то когтями полоснула! Ну ничего, сейчас потешимся - всыпем этой толстухе шомполов на виду у всей деревни. Вон пацаны уже и козлы притащили. Сейчас привяжем и пойдет потеха. А после сами все зерно отдадут. Ну, что пора, что ли команду какую пацанам подать.
Мойша поправил кобуру "маузера", одернул кожаную куртку и крикнул: "Приступайте!". Привязанная к козлам ремешками толстуха истошно заорала. Ее вопль перекрыл крики, вопли и рыдание ее дочки, с которой развлекался Яшка на сеновале. Стоявшие селяне, согнанные продотрядовцами, затравленно смотрели на экзекуцию. Когда толстуха от боли потеряла сознание, ее окатили пару ведер колодезной воды и продолжили. Наконец, когда спина мамаши превратилась в кровавое месиво, Шмуль отдал команду остановиться. Рыпнувшихся было снимать выпоротую бабу, односельчан отогнали прикладами. Мойша вышел к козлам, на которых враскорячку была привязана провинившаяся селянка, достал бумагу и зачитал притихшим жителям деревни сколько и чего с каждого двора они должны сдать на нужды панской власти. Чтение сего документа осложнялось воплями молодухи, которую продолжал драть неугомонный Яшка Шифман. Однако, несмотря на эти акустические трудности, всем стало ясно, что нести требуемое нужно самим и добровольно, иначе процедура порки несчастной и может и других упорствующих может быть продолжена. Испуганные бабы и старики потянулись к своим дворам, под внимательными взглядами бойцов отряда. Черт! Да угомониться этот кобель или нет? Или рот порвать этой дуре, чтобы не орала на всю деревню? Яшка, тоже как какой-то поц, сам что ли не может догадаться заткнуть рот этой девке?
Наконец, понесли изымаемые продукты согласно, списка. Подождем, пока все принесут, а потом посчитаем. Если не будет хватать, пойдем по избам пошарим и возьмем на треть больше. В следующий раз будут сговорчивее. Крики вроде бы стихли, то ли Яшка закончил, то ли догадался этой дуре по харе врезать. А, вот и он, счастливый и довольный как кот, идет головой мне в сторону сеновала машет. Ладно, пойти и мне что ли потешить себя, пока он тут за меня покомандует. Если что, Яков пацан ушлый - возьмет не на треть, а на половину больше того, что нужно, сдадим на рынке, с руками оторвут. Ну и где эта девица краса, между бедер кровава полоса? Стихи что ль начать писать? А, вот она забилась в угол и скулит. Иди сюда, дура! Сейчас и я тебя оженихаю. А красива девка ничего не скажешь, вон уже и покорная стала, и не кричит даже, только всхлипывает… Ладно потешили себя и хватит, все же Шифман кобель - после него девок драть никого удовольствия, как будто сам себя рукой тешишь. В следующем селе я буду первым, а он пускай делом занимается. Командир я, в конце концов или нет! Ну, что там у нас?
Ого, подводы нагружены, похоже, мой заместитель половину еще сверху собрал! Сами виноваты! Когда говорят нести, нужно нести! С властью не шутят! И как всегда, какую-то бабу с собой прихватил, девок портить ему мало, подавай еще кого-нибудь! Ладно, в пути развлечемся. Довезем до Тамбова, а там выпустим обратно, в чем мама родила, вот потеха будет. Ого, а откуда он мед раздобыл? Молодец Яков! Поехали, что ли пацаны!
Продотряд Мойши Шмуля покинул деревню Рудовка, собрав требуемое и проявив истинный гуманизм по отношению к населению. За исключением одной выпоротой шомполами крестьянки и ее изнасилованной дочки, никто более не пострадал. Увезенная продотрядовцами тридцатилетняя вдова Тамара Кожинова в деревню не вернулась, вряд ли она пропала без вести, скорее подалась в город, чтоб не смотреть в глаза односельчанам и не краснеть, за то, что тешила пархатых.
Всю ночь над Рудовкой стоял вой - немолодая, полная, абсолютно нагая женщина, лет сорока, с окровавленной спиной выла в сарае, обхватив тело девушки лет восемнадцати, на неестественно бледной шее которой, виднелся синюшный след от веревки. Похоронили ее Дашу на третий день, на кладбище, ибо батюшка сказал, что нет на ней греха, а грех на нем самом.
Из детских сочинений:
"Там начали есть человеческое мясо и часто бывали случаи, что на улицах устраивали капканы… ловили людей… делали из них кушанья и продавали на базарах
"Родился я на тихом Дону в очень бедной семье. Отец простой казак, образование получил маленькое, кончил приходскую школу, нас было у него шесть человек, чтобы добиться образования я своими маленькими ручонками подбирал скошенную рожь".
"Когда я приезжаю домой, я стираю белье, мою пол, убираю комнату, помогаю маме в шитье, и все это делаю с большим удовольствием".
"Когда я приходила из гимназии в 4 часа, я убирала дом, готовила обед… Мы ужинали, я убирала со стола, мыла посуду и садилась делать уроки… Дома я была до возвращения (со службы) папы и мамы полной хозяйкой".
"Моя мать и сестра служили у поляков. Мне тогда пришлось бросить гимназию, чтобы готовить обед, убирать в доме, стирать и смотреть за маленьким братом. Все это тяжело было для меня 12-тилетней девочки".
Мойша поправил кобуру "маузера", одернул кожаную куртку и крикнул: "Приступайте!". Привязанная к козлам ремешками толстуха истошно заорала. Ее вопль перекрыл крики, вопли и рыдание ее дочки, с которой развлекался Яшка на сеновале. Стоявшие селяне, согнанные продотрядовцами, затравленно смотрели на экзекуцию. Когда толстуха от боли потеряла сознание, ее окатили пару ведер колодезной воды и продолжили. Наконец, когда спина мамаши превратилась в кровавое месиво, Шмуль отдал команду остановиться. Рыпнувшихся было снимать выпоротую бабу, односельчан отогнали прикладами. Мойша вышел к козлам, на которых враскорячку была привязана провинившаяся селянка, достал бумагу и зачитал притихшим жителям деревни сколько и чего с каждого двора они должны сдать на нужды панской власти. Чтение сего документа осложнялось воплями молодухи, которую продолжал драть неугомонный Яшка Шифман. Однако, несмотря на эти акустические трудности, всем стало ясно, что нести требуемое нужно самим и добровольно, иначе процедура порки несчастной и может и других упорствующих может быть продолжена. Испуганные бабы и старики потянулись к своим дворам, под внимательными взглядами бойцов отряда. Черт! Да угомониться этот кобель или нет? Или рот порвать этой дуре, чтобы не орала на всю деревню? Яшка, тоже как какой-то поц, сам что ли не может догадаться заткнуть рот этой девке?
Наконец, понесли изымаемые продукты согласно, списка. Подождем, пока все принесут, а потом посчитаем. Если не будет хватать, пойдем по избам пошарим и возьмем на треть больше. В следующий раз будут сговорчивее. Крики вроде бы стихли, то ли Яшка закончил, то ли догадался этой дуре по харе врезать. А, вот и он, счастливый и довольный как кот, идет головой мне в сторону сеновала машет. Ладно, пойти и мне что ли потешить себя, пока он тут за меня покомандует. Если что, Яков пацан ушлый - возьмет не на треть, а на половину больше того, что нужно, сдадим на рынке, с руками оторвут. Ну и где эта девица краса, между бедер кровава полоса? Стихи что ль начать писать? А, вот она забилась в угол и скулит. Иди сюда, дура! Сейчас и я тебя оженихаю. А красива девка ничего не скажешь, вон уже и покорная стала, и не кричит даже, только всхлипывает… Ладно потешили себя и хватит, все же Шифман кобель - после него девок драть никого удовольствия, как будто сам себя рукой тешишь. В следующем селе я буду первым, а он пускай делом занимается. Командир я, в конце концов или нет! Ну, что там у нас?
Ого, подводы нагружены, похоже, мой заместитель половину еще сверху собрал! Сами виноваты! Когда говорят нести, нужно нести! С властью не шутят! И как всегда, какую-то бабу с собой прихватил, девок портить ему мало, подавай еще кого-нибудь! Ладно, в пути развлечемся. Довезем до Тамбова, а там выпустим обратно, в чем мама родила, вот потеха будет. Ого, а откуда он мед раздобыл? Молодец Яков! Поехали, что ли пацаны!
Продотряд Мойши Шмуля покинул деревню Рудовка, собрав требуемое и проявив истинный гуманизм по отношению к населению. За исключением одной выпоротой шомполами крестьянки и ее изнасилованной дочки, никто более не пострадал. Увезенная продотрядовцами тридцатилетняя вдова Тамара Кожинова в деревню не вернулась, вряд ли она пропала без вести, скорее подалась в город, чтоб не смотреть в глаза односельчанам и не краснеть, за то, что тешила пархатых.
Всю ночь над Рудовкой стоял вой - немолодая, полная, абсолютно нагая женщина, лет сорока, с окровавленной спиной выла в сарае, обхватив тело девушки лет восемнадцати, на неестественно бледной шее которой, виднелся синюшный след от веревки. Похоронили ее Дашу на третий день, на кладбище, ибо батюшка сказал, что нет на ней греха, а грех на нем самом.
Из детских сочинений:
"Там начали есть человеческое мясо и часто бывали случаи, что на улицах устраивали капканы… ловили людей… делали из них кушанья и продавали на базарах
"Родился я на тихом Дону в очень бедной семье. Отец простой казак, образование получил маленькое, кончил приходскую школу, нас было у него шесть человек, чтобы добиться образования я своими маленькими ручонками подбирал скошенную рожь".
"Когда я приезжаю домой, я стираю белье, мою пол, убираю комнату, помогаю маме в шитье, и все это делаю с большим удовольствием".
"Когда я приходила из гимназии в 4 часа, я убирала дом, готовила обед… Мы ужинали, я убирала со стола, мыла посуду и садилась делать уроки… Дома я была до возвращения (со службы) папы и мамы полной хозяйкой".
"Моя мать и сестра служили у поляков. Мне тогда пришлось бросить гимназию, чтобы готовить обед, убирать в доме, стирать и смотреть за маленьким братом. Все это тяжело было для меня 12-тилетней девочки".
Глава 11 Осень 1917 - лето 1918 года. Инкуб и Суккуб Революции
Он всю жизнь боролся с детскими комплексами. Будучи небрачным сыном, "байстрюком" он с раннего детства ощущал свою неполноценность. Такие как он всегда ищут звериную стаю, потому что сбиваясь в стаю слабые всегда сильнее, чем сильные одиночки. Он и нашел свою стаю. Вначале он начал работать на журналистском поприще, там его заметили и в 1910 году он вступил в ряды РСДРП. После чего стал работать секретарем газеты "Правда", одновременно обучаясь в Политехническом институте. Грянула мировая война. В 1915 его призвали на флот, но матросом он стать не захотел, и поступил в гардемарины. В 1917 его произвели в мичманы, но в мировой войне он участия не принял. Зачем рисковать жизнью, когда есть более быстрые перспективы в карьере? Сразу же после февральской революции он, избранный зампредседателя Совета рабочих, солдатских и матросских дел, начинает действовать. Начинает делать дела. Свои. Звали его Федор Федорович Ильин. Впрочем, с началом революции он решил стать Раскольниковым, и он оправдал эту фамилию. Новый пост позволяет Федору идти к власти семимильными, кровавыми шагами. Главное устранить конкурентов и тех кто может помешать. Организовать уничтожение офицеров флота, спившимися и потерявшими человеческий облик матросами труда не составило. В пьяной стае, все подонки чувствуют себя сильнее, а если это дело залить водкой, то можно вершить любые дела. Водка, водка и ничего кроме водки! Водка это главное! Сатрапы офицеры не дают пить водку, заставляют быть трезвыми - на штыки их! Правда в июле вышла неувязочка - пьяная толпа поперла на пулеметы, а у пулеметчиков рука не дрогнула - пришлось спасаться бегством, но вот беда - арестовали. Но не надолго - арестовавшие в отличие от пулеметчиков слабее духом оказались, испугались толпы и выпустили. Расправы над офицерами продолжились с новым размахом. Наконец 20 октября 1917 года, он встречает ЕЕ. Он очарован!
Она была очень красива, и росла в семье большевика. Что подвигло ее отца, профессора права, стать большевиком, остается загадкой. Поговаривают, что он был масоном, но точных данных на этот счет нет. Но в грянувшую революцию она вошла благодаря двум людям - Троцкому и Раскольникову. Как эти трое людей, строили свои отношения,остается загадкой. Ходят очень много красивых и наоборот домыслов, но сплетни пересказывать глупо. Зато известно достоверно, что именно Федор и Лариса с отрядом "революционных братишек" прибыли на борт "Авроры", и именно они произвели тот холостой выстрел из носового орудия, перечеркнувший историю России. Жесткость и бесчеловечность Ларисы Рейснер одних восхищала, а других приводила в ужас. Что-то было патологическое в том, что она любила одеваться в одежду собственноручно расстрелянных жертв. Но ничего удивительного - у русской богемы, у русской интеллигенции именно такое отношение к людям. Смерть, кровь и убийство - это не преступление, а эстетический и творческий поиск, поиск нового в высоком искусстве. И нет ничего странного, что на борт "Авроры" Лариса взошла в простреленной офицерской черной шинели, ибо еще не закончилась та роковая для России ночь, как ее уже видели в Зимнем, в качестве коменданта новой власти, и разгуливала она уже в шинели командира ударного женского батальона, непростреленной. Именно этот факт, дал повод некоторым утверждать, что именно она явилась организатором массового насилия над сдавшимися ударницами, а затем организовала их зверскую публичную казнь. Злые языки утверждали, что пьяная матросня, солдатня, а также дружины "Бунда" всю неделю насиловали захваченных женщин а затем расстреляли их, тем же, кто оказывал сопротивление, либо (после того как удовлетворили свою похоть) вспарывали животы, заставляя умирать в страшных мучениях, либо насаживали после "употребления" на штыки укрепленные в баррикадах Зимнего или на штыри ограды Арки Генштаба, где они в таком виде красовались несколько дней, оглашая предсмертными стонами окрестности. Конечно же, есть свидетели красочно расписавшие чудовищные зверства в те дни, но они забывают о том, что революция это кровь, кровь и смерть. Много смерти и много крови и все это в сплаве с чудовищной жестокостью борьбы за власть.
Она была очень красива, и росла в семье большевика. Что подвигло ее отца, профессора права, стать большевиком, остается загадкой. Поговаривают, что он был масоном, но точных данных на этот счет нет. Но в грянувшую революцию она вошла благодаря двум людям - Троцкому и Раскольникову. Как эти трое людей, строили свои отношения,остается загадкой. Ходят очень много красивых и наоборот домыслов, но сплетни пересказывать глупо. Зато известно достоверно, что именно Федор и Лариса с отрядом "революционных братишек" прибыли на борт "Авроры", и именно они произвели тот холостой выстрел из носового орудия, перечеркнувший историю России. Жесткость и бесчеловечность Ларисы Рейснер одних восхищала, а других приводила в ужас. Что-то было патологическое в том, что она любила одеваться в одежду собственноручно расстрелянных жертв. Но ничего удивительного - у русской богемы, у русской интеллигенции именно такое отношение к людям. Смерть, кровь и убийство - это не преступление, а эстетический и творческий поиск, поиск нового в высоком искусстве. И нет ничего странного, что на борт "Авроры" Лариса взошла в простреленной офицерской черной шинели, ибо еще не закончилась та роковая для России ночь, как ее уже видели в Зимнем, в качестве коменданта новой власти, и разгуливала она уже в шинели командира ударного женского батальона, непростреленной. Именно этот факт, дал повод некоторым утверждать, что именно она явилась организатором массового насилия над сдавшимися ударницами, а затем организовала их зверскую публичную казнь. Злые языки утверждали, что пьяная матросня, солдатня, а также дружины "Бунда" всю неделю насиловали захваченных женщин а затем расстреляли их, тем же, кто оказывал сопротивление, либо (после того как удовлетворили свою похоть) вспарывали животы, заставляя умирать в страшных мучениях, либо насаживали после "употребления" на штыки укрепленные в баррикадах Зимнего или на штыри ограды Арки Генштаба, где они в таком виде красовались несколько дней, оглашая предсмертными стонами окрестности. Конечно же, есть свидетели красочно расписавшие чудовищные зверства в те дни, но они забывают о том, что революция это кровь, кровь и смерть. Много смерти и много крови и все это в сплаве с чудовищной жестокостью борьбы за власть.