Ахметов Фарит. Чужой

   Однажды вечером, когда я уже собирался домой, позвонил дежурный и сообщил, что в одном из домов деревни Чепаниха обнаружен труп женщины. Я спросил, имеются ли признаки насильственной смерти, но дежурный не мог сказать ничего вразумительного. Я все же решил взять судебно-медицинского эксперта и поехал за ним в город. Пришлось до десяти часов провести в томительном ожидании, поскольку эксперт был занят, а в этот вечер он дежурил один на всю республику. В Чепаниху мы приехали глубокой ночью.
   Участковый, сообщивший о происшествии, оказался трусом - он даже не заходил в дом и о том, что там находится труп, знал со слов соседей. Дом стоял на отшибе, дверь в сенцы была закрыта на навесной замок. Я вытащил скобу и с фонариком в руках вошел внутрь. Прямо у входа лежал труп женщины, прикрытый покрывалом и подушкой. Мы с экспертом стали его осматривать.
   На голове имелись три раны: теменная, затылочная и височная; кости черепа сломаны. Похоже, орудовали обухом топора. Пол и стены были забрызганы кровью. Лампочка в сенцах отсутствовала, в ходе осмотра я обнаружил ее на столе в доме. В единственной комнате все было перевернуто, на полу валялись разные бумаги. Нашлись и документы потерпевшей, она оказалась тысяча девятьсот двенадцатого года рождения. Среди документов мы обнаружили справку, из которой явствовало, что старуха получала двенадцать рублей пенсии.
   Я писал протокол осмотра места происшествия почти до утра, чем вызвал недовольство эксперта и участкового. Утром я отправил эксперта в город. К обеду приехал начальник милиции с сотрудниками уголовного розыска. Конечно, лучше всего мне было бы остаться в деревне и непосредственно руководить оперативной группой. Но я должен был немедленно увезти на экспертизу предметы, изъятые с места происшествия, и присутствовать при вскрытии трупа. Необходимо было также допросить родственников потерпевшей, проживавших в Ижевске, и я уехал в город.
   Утром следующего дня мы собрались в кабинете начальника РОВД. Ничего нового сотрудниками милиции добыто не было. Потерпевшая Юшкова с тысяча девятьсот семьдесят четвертого года жила в деревне одна. Трудно было определить, что пропало из дома, и все же по предварительным данным мы установили, что исчезли сушеная рыба, мед, чай, сахарный песок, конфеты, хозяйственная сумка. Допрошенные мною родственники ничего интересного следствию пояснить не смогли. Я набросал план следственных и оперативно-розыскных мероприятий по уголовному делу и выдвинул семь версий убийства.
   Послав группу в деревню отрабатывать возможные версии, я остался готовить документы для назначения экспертиз. У меня в производстве были и другие уголовные дела, среди них и нераскрытые, и я не мог позволить себе работать только по одному из них.
   К вечеру опергруппа привезла из деревни несколько человек для допроса. Допросив жителей Чепанихи, я распорядился, чтобы их отпустили, однако милиция собрала на них материал за мелкое хулиганство, и мужиков повели в суд, чтобы задержать на несколько суток. На милицейском языке это называется внутрикамерной разработкой, с помощью которой иногда удается добыть информацию. Вообще я против таких мероприятий, хотя формально нормы закона, как правило, соблюдаются. Жители Чепанихи были задержаны за нарушение общественного порядка: кто-то был пьян и подрался, кто-то выражался нецензурной бранью в очереди за хлебом. Но вся беда в том, что пьянство и матерщина, да еще в очереди, когда хлеб в магазин завозят раз в неделю, как это ни печально, давно стали нормальным явлением для советской деревни. Если бы не убийство, никто и никогда за такие действия их бы не наказал. В этой деревне и участковый-то появлялся раз в полгода, и то в основном летом, зимой туда можно было проехать только на тракторе, а в распутицу даже трактора вязли в непролазной грязи, и связь с внешним миром терялась.
   Начальник уголовного розыска предложил снять отпечатки пальцев всех жителей Чепанихи. Я не одобрил и это мероприятие, поскольку у нас не было законных оснований подозревать всех. Кроме того, следы пальцев рук, изъятые с места происшествия, оставила сама потерпевшая, и только один след, ограниченно пригодный для идентификации, принадлежал неустановленному лицу.
   Все шаблонные милицейские мероприятия почти ничего не дали, следствие топталось на месте. Надо было думать, а вот этого как раз делать никто не хотел. Все ждали распоряжений. В группу был включен сотрудник министерства внутренних дел, однако и он не проявил никакой инициативы.
   Выдвинутые версии постепенно отпадали, и я решил повторно съездить на место происшествия, еще раз осмотреть дом, который мы предварительно заколотили, и поговорить с жителями. На следующий день я выехал в Чепаниху.
   Осмотр дома и прилегающей территории почти ничего нового не добавил.
   Сотрудники милиции утверждали, что преступник постучал в дверь и после того, как потерпевшая ему открыла и повернулась спиной, он ударил ее по голове. Для меня это было неубедительно, поскольку в ночное время суток старушка вряд ли открыла бы дверь незнакомому человеку - жила на отшибе.
   - Выходит, она открыла дверь кому-то из знакомых, и он совершил зверское убийство? Но тогда у него должны были быть на то какие-то веские причины. А причин для убийства не было. У потерпевшей не было денег ни наличными, ни в Сбербанке, как не было икон или золотых изделий.
   У меня складывалось впечатление, что убийство произошло случайно и что убийца был в доме, когда пришла Юшкова.
   Около часа я беседовал с одной из жительниц деревни; сотрудники милиции, ожидая меня, томились от безделья в машине. Было жарко, но я пил горячий чай из грязной посуды, надеясь заслужить доверие хозяйки. Мое терпение было вознаграждено. Она рассказала о том, как в ночь, когда было совершено убийство, она слышала, как железный запор на ее воротах щелкнул. Видимо, кто-то схватился за ручку и хотел войти во двор. На вопрос, кто же мог это быть, она с трудом выдавила:
   - Да сожитель Юра, приходит раз в полгода. Не знаю, откуда он и где живет, фамилия, кажется, Борисов.
   Приехав в Завьялово, я послал одного из сотрудников в адресное бюро для установления точных данных Борисова, а сам отправился в прокуратуру республики. Дело в том, что в Чепанихе я вспомнил об убийстве двух одиноких женщин в деревне Новопоселенное Каракулинского района год назад. В то время я еще не работал в прокуратуре, но от коллег был наслышан об этих убийствах, которые пыталась раскрыть группа из прокуратуры республики во главе со старшим следователем по особо важным делам. В их распоряжении был даже вертолет, но следствие быстро зашло в тупик. А вспомнил я об этом потому, что, судя по рассказам коллег, дом в Новопоселенном, где были убиты обе женщины, тоже стоял на окраине деревни. Это была только зацепка.
   Изучая в прокуратуре дело по Каракулинскому району, я пришел к выводу, что убийство в Чепанихе и два убийства в Новопоселенном совершены одним и тем же лицом. Почерк преступника оказался весьма характерным. Все три женщины были убиты одинаковым способом - ударами по голове, трупы накрыты подушками, дверь в обоих случаях закрыта снаружи на замок. Наконец, дом в Новопоселенном действительно оказался на окраине! Были и другие, более мелкие детали, схожие между собой.
   Прошло еще около месяца кропотливой работы: мы добывали доказательства, изобличающие преступника, определяли возможное место его появления. Наконец, убийцу по нашей ориентировке задержали в Свердловской области. Им оказался Борисов. Припертый к стенке вещдоками, он признался в совершении преступления и рассказал об обстоятельствах каждого из них.
   Как я и предполагал, в Чепанихе Борисов зашел в дом в отсутствие хозяйки с целью поживиться: ему нужно было менять место, где он скрывался, и в дорогу он собирался захватить самые необходимые продукты. В дом он проник через окно в подвале, но в тот момент, когда искал деньги, вернулась хозяйка дома. Спрятавшись в чулане, он подождал, когда старушка войдет в сенцы, и когда она взялась за ручку двери, чтобы войти в дом, ударил ее несколько раз обухом топора по голове.
   В Новопоселенном ситуация складывалась почти аналогично. Орудие преступления он оставил в сенцах за ковром, прибитым к стене, а поскольку очень торопился, забыл в доме свой бушлат, который, когда рылся в вещах, забросил под стол. Эти убийства были совершены им сразу после освобождения из мест лишения свободы, и на бушлате с внутренней стороны имелись его номер, номер колонии и даже его фамилия. Впоследствии следователь, делавший осмотр места происшествия, признался мне, что видел бушлат под столом, на нем лежала собака потерпевшей, но не обратил на это внимания. При повторном осмотре дома топор действительно был обнаружен за ковром, а бушлат к тому времени уже выбросили.
   Завершив это дело, я с горечью думал о непрофессионализме в среде правоохранительных органов. Ведь убийства в Чепанихе не только можно, но и нужно было избежать, Борисов давно должен был находиться в изоляции: найти его по бушлату не составило бы труда. Обидно было и то, что практически всех, кто упустил убийцу год назад, поощрили приказом. Этим приказом мне просто плюнули в душу, потому что и моя фамилия значилась рядом с ними. Не поощрять, а наказывать надо за такую работу, которая стоит другим людям жизни.
   Удмуртия занимает одно из первых мест по самоубийствам. Кроме того, люди гибнут от несчастных случаев, умирают естественной смертью, и, наконец, совершаются убийства. Как старший следователь, я почти ежедневно, а иногда и два раза в день, выезжал на осмотры трупов для установления причин смерти. Глядя на умерших, я думал о том, как часто мы не ценим жизнь, какими порой мелкими заботами пронизан наш быт, как мы отравляем жизнь друг другу и окружающим нас людям, вместо того, чтобы радоваться ей и делать добро. Как незаметно порой проходит жизнь за повседневной суетой: делаешь что-то во имя завтрашнего дня, а он, по сути, сегодняшний, дни сливаются в единый поток, и в один из дней приходит смерть, она всегда приходит неожиданно, поэтому каждую минуту нужно быть готовым принять ее, а для этого не нужно творить зла... - если ты своим добрым словом помог кому-то, если ты своим добрым поступком выручил кого-то из беды, если ты любишь ближних и любят тебя, умирать не страшно. Потому что в жизни ты достиг высшей ее цели - любви. Глядя на лица, которые уже никогда не улыбнутся, я проникался сознанием вечности вселенной и суетности нашей жизни.
   Меня давно мучает мысль о том, что человек не является совершенным существом. Природа, развив его до определенной точки, оставляет его затем либо для дальнейшего развития собственными его усилиями и средствами, либо для жизни и смерти таким, каким он родился, либо вырождения и утраты всякой способности к развитию.
   Чудо природы - разум - ни что иное, как великолепный материал для самосовершенствования. Как, когда, при каких условиях оно превращается в орудие зла и убийства? Как происходит вырождение и утрата всякой способности к развитию? Почему человек может стать зверем?
   Непостижимая загадка эта не дает мне покоя. Сколько смертей я видел, сколько убийц и насильников прошло передо мной!
   Двадцать третьего декабря 1989 года некто Широбоков вместе с сожительницей Фонаревой гостил у родственников в с. Бабино Завьяловского района. Пили без разбору и не останавливаясь. Около 23-х часов Широбоков и Фонарева пошли домой. По дороге возникла ссора на почве ревности, и ревнивец стал наносить своей подруге побои кулаками по лицу и телу. Фонарева вырвалась и побежала. У Широбокова был с собой нож, он догнал сожительницу и несколько раз ударил ее ножом в спину. Затем он затащил истекающую кровью женщину в нежилое помещение и дважды изнасиловал. "После чего ввел руку во влагалище и вырвал внутренние органы. От полученных телесных повреждений потерпевшая скончалась на месте происшествия".
   Первого июня 1989 года некто Захаров, пьяный, пришел в дом своей матери в деревне Большая Венья Завьяловского района. Взяв со стола нож, он подошел к престарелой матери и потребовал, чтобы она разделась и легла на кровать. В силу возраста она не могла сопротивляться, и Захаров изнасиловал ее. Следствие установило, что он повторил свои действия 19 января и 6 февраля 1990 года. Бедная женщина, опасаясь за свою жизнь, никому не сообщала о бесчинствах сына, и только случай помог раскрыть эти страшные преступления.
   Как мог злодей Борисов хладнокровно бить обухом по голове беспомощных женщин? Как мог животное Широбоков столь искушенно издеваться над своей жертвой? Как мог зверь Захаров посягнуть на самое святое, что есть у человека - собственную мать?
   Расследуя и анализируя эти мрачные дела, даже краткое описание которых невозможно читать без содрогания и омерзения, я разочаровался в человечестве.
   КОМПРОМАТ
   В отношениях с коллегами из Завьяловской прокуратуры я решил придерживаться нейтралитета. Однако и здесь, в Удмуртии, процветало беззаконие, и действовали только неписаные законы стаи, я не мог этого не видеть. Может быть, масштабы были меньше, чем в Татарии.
   На территории района угнали машину. Как выяснилось, в угоне участвовал и сын высокопоставленного прокурора, по кличке "Головастик". Когда следователь милиции вызвала его по повестке, раздался звонок из прокуратуры республики. Районный прокурор получил нагоняй и задание разобраться с теми, кто потревожил сынка большого начальника. Следователь была наказана, а материал, касающийся "Головастика", выделили из уголовного дела и направили в Октябрьский РОВД Ижевска, по месту жительства угонщика. Там, надо полагать, этот материал и похоронили. Шалун даже испугаться не успел.
   Первое время прокурор района не раз давал мне материалы, касающиеся службы БХСС. Проверяя их, я убеждался, что в большинстве из них нет состава преступления, о чем, естественно, и говорил прокурору и сотрудникам БХСС. Но этим последним нужны были все те же пресловутые показатели, а прокурору нужна была водка, которую инспектора могли купить без талонов. Поскольку интересы совпадали, прокурор подписывал им отказные материалы по статье 10 УПК РСФСР, то есть с признанием вины тех лиц, которые фигурировали в документах. Сотрудникам БХСС это шло в зачет, и все были довольны.
   Однажды в прокуратуру с заявлением об изнасиловании обратилась девушка. Ее изнасиловал сотрудник милиции. Прокурору, очевидно, уже были даны соответствующие указания. Уголовное дело он не возбуждал, материал несколько дней лежал без движения. Девушка пришла ко мне и со слезами на глазах просила привлечь насильника к ответственности. Это был офицер, который обманом и угрозами овладел ею. Он цинично заявлял, что его не волнуют служебные обязанности. Он хвастался тем, что имеет доступ к дефициту и снабжает им руководство МВД. Он рассказывал ей и о том, как они берут взятки. Он вел себя нагло и вызывающе, поскольку был уверен, что боссы все равно его выручат. И тут он знал, что говорил.
   Я пошел к прокурору и сказал, что забираю материал и возбуждаю уголовное дело. Он побаивался меня и отдал документы. Я возбудил уголовное дело, а прокурор сразу просигнализировал наверх, что Разин сам проявил инициативу и он, прокурор, тут ни при чем.
   Через пару дней меня вызвал к себе замначальника следственного управления прокуратуры республики и стал настаивать на том, чтобы я прекратил это уголовное дело. Я спросил, на каком основании. Оказывается, эти два дня в милиции не теряли даром и успели состряпать компромат на потерпевшую. По всему выходило, что она девица легкого поведения.
   - Подумай: из-за какой-то проститутки пятнать честь офицера?.. Мне только что звонил замминистра внутренних дел, если хочешь, он может подъехать и дать дополнительную оперативную информацию на эту девицу.
   - С каких это пор оперативная информация стала доказательством? - Я почувствовал раздражение, видя, как они стараются сохранить честь мундира, опасаясь, что потерпевшая в суде слишком разговорится, и добавил: - А если замминистра сидел в кустах во время изнасилования и что-то видел, то я могу его официально допросить по делу.
   Я знал, что липовый компромат при большом желании можно найти на кого угодно. В недрах МВД Удмуртии в свое время родилась и фальшивка о моих связях с преступными группировками, которой меня пытались скомпрометировать в г. Брежневе. Вообще в правоохранительных органах сбор компромата на неугодных считается нормальным явлением, и есть специалисты, которые весьма поднаторели в этом грязном деле.
   Видя мою неуступчивость, руководство прокуратуры республики стало давить на прокурора района, чтобы он отменил мое решение. Тот оказался между двух огней: с одной стороны, робел перед гневом начальства, с другой боялся принимать решение, явно противоречащее закону. Он долго колебался, однако руководство успокоило его, заверив, что если будет жалоба в Москву, то они сами сумеют отписаться. Только после этого ручной прокурор рискнул отменить мое постановление о возбуждении уголовного дела.
   Потерпевшая ходила на прием к прокурору республики, но ничего не добилась, да и было бы удивительно, если бы это произошло. Я чувствовал, что снова ввязываюсь в крупную драку, однако остановиться на полпути уже не мог. Я решил воспользоваться их методом и попробовать взять хитрых "законников" на испуг.
   Предполагая, что телефон потерпевшей прослушивается, я позвонил ей и сказал, что буду вынужден обратиться к центральной прессе, благо опыт у меня имеется, и сделаю все, чтобы дело возобновили и объективно расследовали. Я считал, что их реакция не заставит себя ждать, и не ошибся.
   Буквально на следующий день меня вызвал заместитель прокурора республики и, не моргнув глазом, объявил, что отменил решение прокурора района и дело возобновлено вновь. Однако они обошли меня. В деле уже были материалы о взятках, мелькали фамилии руководителей довольно высокого ранга, это представляло опасность, и они передали документы в прокуратуру Первомайского района, где, в конечном итоге, это уголовное дело было прекращено.
   Как раз в это же время ко мне поступило заявление одного гражданина, которого избили сотрудники милиции. В ходе проверки я узнал, что сотрудники центрального ГАИ вытащили его насильно из машины, до полусмерти исполосовали дубинками, машину угнали, а самого водителя в бессознательном состоянии бросили умирать.
   Закрывать глаза на все эти беззакония я не желал и не имел права. Тактика нейтралитета оказалась не для меня.
   Значит, снова в бой, но наступление пришлось отменить, поскольку очень скоро я был вынужден уволиться из прокуратуры.
   Вот как это случилось.
   Писать об этом тяжело, но надо, чтобы быть до конца правдивым. С головой уйдя в работу, увлекшись борьбой, в последние годы я мало времени уделял семье. Пока я оставался в Брежневе, семья вообще разделилась: я жил со старшей дочерью, жена - с младшей. Обеих дочерей я очень любил и страдал, что не могу видеть их вместе. Жена мне тоже была очень дорога, хотя к тому времени я уже и натерпелся от нее всякого. Я прощал ей, понимая, что она не может быть другой, человека не заставишь насильно ни любить, ни ненавидеть. Впрочем, как и уважать дело своего мужа.
   Когда мы со старшей дочерью вернулись в Ижевск, радости не было предела, и первое время, пока я устраивался на работу, все, кажется, наладилось, мы жили дружно. Правда, атмосферу отравляла теща, но вскоре я почти перестал ее видеть в будние дни, поскольку часто задерживался на работе и поздно возвращался.
   По долгу службы я бывал в городе и иногда заезжал домой пообедать, жена в это время была на больничном с младшей дочерью. В один из дней я застал детей дома одних. Надежда не появилась и через час, и через два часа. Я не мог уехать и позвонил прокурору, что вынужден оставаться дома, тем более, что младшая дочь болела. Жена пришла только вечером, сославшись на то, что ходила в больницу, а там большая очередь. Я сказал, что если ей куда-то нужно, пусть предупреждает меня, оставлять детей одних опасно.
   На следующий день я вновь оказался в городе и решил проверить, правильно ли она меня поняла. Надежды дома не было. Вернувшись, она вообще отказалась разговаривать со мной, сказав только, что где она была, меня совершенно не касается. Поскольку говорить с ней было бесполезно, пока дочь болела, я каждый день после обеда приезжал домой и сидел с детьми, а в половине пятого, перед приходом тещи с завода, вновь ехал в Завьялово. Дневную работу приходилось наверстывать вечерами, дома я появлялся около одиннадцати. Случалось, что и в это время жена отсутствовала. А среди ночи меня будили телефонные звонки. Я видел и слышал, что Надежда разговаривает не с подругами.
   Я понимал, что жена разлюбила меня, а скорее всего, и не любила никогда, только чего не вынесешь ради детей, жизни без которых я не представлял. Однако любому терпению наступает предел. Я решился на серьезный разговор, ощущая, что он приведет к разрыву.
   Она подтвердила, что не любит меня, что все эти годы несчастна со мной, а теперь у нее появился друг, и она с ним счастлива. Я предложил ей развестись и отдать мне детей, так как они будут ей только обузой. Вначале она согласилась на развод и даже хотела поделить дочерей, но впоследствии от всего отказалась.
   Я снял деревянный дом и стал жить один. Почему-то я надеялся, что любовь жены к какому-то другому мужчине - всего лишь сон, наваждение, и мы еще будем вместе.
   Однажды я не выдержал и пришел к Надежде, умоляя простить меня, если я был не прав, нес еще какую-то чепуху, даже упал к ее ногам, но все то, что я делал и говорил, было искренне. Сердце мое разрывалось. Она обещала подумать, а когда я уходил, вдруг сказала, что в субботу заберет детей и переедет ко мне. Добираясь до дома, я вспомнил, что сегодня среда. Надо будет привести комнату в порядок.
   В пятницу поздним вечером мне позвонил Андрей, приятель из МВД республики, когда-то мы вместе работали в уголовном розыске.
   - У меня есть новости для тебя. Приезжай.
   Я почувствовал, что случилось что-то серьезное, бросил все дела и приехал. Он рассказал мне об убийстве в одном из районов Ижевска. Про это убийство я слышал, но подробностей на знал. Однако какое оно имело ко мне отношение? Андрей молча протянул мне записную книжку, раскрытую на букве "Н". Я прочитал: "Надя", далее следовал адрес и телефон моей жены, до недавнего времени и меня можно было найти по этим данным. Я непонимающе поднял на него взгляд.
   - Эта записная книжка изъята у одного из подозреваемых, - пояснил Андрей. - А теперь посмотри вот сюда.
   Он показал мне сводку наружного наблюдения за этим подозреваемым. Съемка была произведена в четверг. Вот фотография, где фигурант стоит в очереди за пивом, а рядом... Рядом с трехлитровой банкой - моя жена. Ошибки быть не могло. В среду я оставил ее в надежде, что мы снова будем вместе, а уже на следующий день она встретилась со своим любовником. Другая фотография: они идут по улице, в руках у мужчины две трехлитровые банки с пивом, в руках у Надежды - одна. И какими глазами она на него смотрит! Это взгляд влюбленного, счастливого человека! Я не мог вспомнить, чтобы она хотя бы раз в жизни смотрела на меня так, как на него.
   Наружное наблюдение осуществлялось до тех пор, пока они не зашли в квартиру. Проведенной по этому адресу оперативной проверкой было установлено, что квартира принадлежит другу подозреваемого.
   Я читал оперативную установку, буквы прыгали у меня перед глазами, я плохо соображал, голос оперативника доносился откуда-то издалека. Я был подавлен, никогда мне не было так тяжело. Моя жена оказалась в одном лагере с теми, против кого я боролся всю жизнь! Мне было больно и стыдно, что я, работник прокуратуры, сижу в милиции и изучаю материалы на свою жену. Но горше всего было другое. Два дня назад, всего за день до этого проклятого четверга она сказала, что навсегда рассталась со своим другом. Я не мог поверить, что человек способен на такую чудовищную ложь.
   Я не помню, как ушел из МВД. Я шел наугад, совсем не заботясь, куда и зачем иду. Сколько раз мне приходилось раньше спешить на помощь людям, теперь я сам нуждался в помощи, но пустынный ночной город был равнодушен. Шел снег вперемешку с дождем, и во всей вселенной никому не было дела до моей боли. Отчаяние и глубокая тоска туманом опустились на мою душу. Рушилось все, что поддерживало меня в жизни. Для чего теперь жить? Вокруг меня сжималась тьма, и холод проникал в самое сердце. Ложь и предательство. Эти слова колоколом звучали в сознании. Больно, больно, больно... Я заплакал навзрыд, не сдерживая рыданий, это глубокое и бесконечное страдание совершенно меня измучило.
   Очнулся я у своего дома. Осеннее пальто было мокрым насквозь, руки и ноги окоченели. Я вошел, с трудом разделся и лег.
   У меня начался жар.
   В субботу она не пришла, появилась только в понедельник. Как ни в чем не бывало, почти с порога она заявила:
   - Риф, я согласна, мы будем жить у тебя. Но согласна при одном условии. Ты не будешь спрашивать, почему я поздно возвращаюсь домой. Кроме того... Кроме того, иногда я буду ночевать у подруги. Или у мамы. Словом, я не обязана отчитываться перед тобой. Договорились?
   - Значит, ты хочешь свободы? - глухим голосом спросил я.
   - Да, представь себе, я хочу свободы.
   - Что ж, в таком случае я предоставляю тебе полную свободу. Я развожусь с тобой.
   - Ах, вот как? Отлично! - лицо ее стало злым и некрасивым. - Ах какая же ты дрянь! Ты гадкий, несчастный человек, мент - и ничего больше. Жизнью надо уметь пользоваться, а ты этого не умеешь. Ну и сиди тут один! Чтоб ты быстрее сдох, моралист несчастный!