- Это превосходит предел человеческого удивления. Ффу! - тяжело
вздохнул он. - Вот так сказка из "Тысячи и одной ночи"!
Мы направились по радиальной дорожке к центру оазиса. Временами я
поглядывал на небо, откуда исходили таинственные лучи. Ослепительный, как
солнце, серп, превращался в диск.
Навстречу нам по дорожке, усыпанной желтым песком, меж апельсиновыми
деревьями, отягченными зрелыми плодами, шел загорелый человек в белой
рубашке, белых брюках до колен и сандалиях на босу ногу. Широкополая шляпа
бросала тень на его лицо. Он издали приветливо махнул нам рукой.
Поравнявшись с нами, сказал:
- Здравствуйте, товарищи! Мне уже сообщили о вашем приходе. Однако вы
смелые люди, если сумели пробраться сквозь полосу наших циклонов.
- Да, у вас хорошие сторожа, - смеясь, ответил мой товарищ.
- Сторожить нам незачем, - возразил человек в белом костюме. -
Пограничные вихри - это, так сказать, побочное явление. Но если бы мы
захотели, то могли бы создать такое вихревое заграждение, через которое не
пробралось бы сюда ни одно живое существо. И мышь и слон с одинаковой
легкостью были бы подняты на десяток километров и отброшены назад в
мертвую снежную пустыню. Вы все-таки подвергались большой опасности. А
между тем с восточной стороны имеется крытый ход, по которому можно
совершенно безопасно проникнуть сюда сквозь "зону Бурь"... Ну, давайте
знакомиться, Крукс, Вильям Крукс. Директор опытного оазиса. Вы, видимо, не
знали, что здесь существует такой оазис? Впрочем, это можно заключить по
вашим изумленным лицам. Оазис - не секрет. О нем сообщалось и в газетах и
по радио. Но я не удивляюсь вашей неосведомленности. С тех пор как
трудящиеся взялись за переустройство мира, во всех частях земного шара
производится столько работ, что стало трудно быть в курсе всего. Вы
слыхали о Звезде Кэц?
- Да, - ответил я.
- Так вот, наше "искусственное солнце", - Крукс указал на небо, -
обязано своим происхождением Звезде Кэц. Звезда Кэц - первая небесная
база. Имея эту базу, нам уже не трудно было создать и наше "солнце". Вы,
вероятно, догадываетесь, что оно собой представляет? Это вогнутое зеркало,
состоящее и полированных металлических листов. Оно помещено на такой
высоте, что лучи Солнца, находящегося за земным горизонтом, падают на
зеркало и отражаются на Землю вертикально. Посмотрите на тени. Они
отвесны, как на экваторе в полдень. Палка, прямо воткнутая в землю, не
дает никакой тени. Температура в центре оазиса тридцать градусов тепла и
днем и ночью в продолжение круглого года. По краям оазиса она несколько
ниже из-за притока холодного воздуха. Хотя этот приток очень незначителен:
холодный воздух тотчас же увлекается вверх восходящими токами.
Соответственно этим температурным зонам мы и располагаем наши растения. В
центре, как видите, у нас произрастают даже такие теплолюбивые растения,
как какао.
- Но если это ваше искусственное солнце погаснет? - сказал я.
- Если бы оно погасло, растения нашего оазиса погибли бы в несколько
минут. Но погаснуть оно не может, пока светит настоящее Солнце.
Поворачивая зеркальные листы под известным углом, можно регулировать
температуру. Здесь она у нас постоянная. И мы собираем несколько урожаев в
год. Это "солнце" лишь первое среди десятков других, которые скоро
зажгутся на высоких широтах юга и севера земного шара. Мы покроем целой
сетью таких оазисов полярные и приполярные страны. Постепенно воздух будет
прогреваться и между оазисами. Мы создадим мощное "солнце" над Северным
полюсом и растопим вековые льды. Прогрев воздух и породив новые воздушные
течения, отеплим все северное полушарие. Мы превратим ледяную Гренландию в
цветущий сад с вечным летом. И, наконец, доберемся до Южного полюса с его
неистощимыми природными богатствами. Освободим ото льдов целый материк,
который вместит и прокормит миллионы людей. Мы превратим нашу Землю в
лучшую из планет..."
Голос умолк. Наступила темнота. Слышно было только жужжание аппарата.
Затем опять вспыхнул свет, и я увидел новую необычайную картину.
В просторах стратосферы, под небом аспидного цвета летают странные
снаряды, похожие на ощетинившихся ежей. Внизу - легкие перистые облака,
под ними - кучевые, слоистые... Сквозь пелену облаков виднеется
поверхность Земли: зеленые пятна лесов, черные квадраты пашни, извилистые
серебристые нити рек, блестки озер, тончайшие ровные линии железных дорог.
"Ежи" мечутся по небу в разных направлениях, оставляя за собой дымовые
хвосты. По временам "ежи" замедляют свой полет, останавливаются. Тогда из
"ежей" вырываются ослепительные молнии и почти отвесно падают на Землю.
...Большая кабина. Круглые, иллюминаторы с толстыми кварцевыми
стеклами. Сложные, невиданные мной аппараты. Двое молодых людей у
аппаратов. Третий сидит у стола за измерительными приборами и управляет
работой двух:
- ...Пять тысяч... семь... Задержать полет... Десять ампер... Пятьсот
тысяч вольт... Стоп... Разряд!
Молодой человек у аппарата дергает рычаг. Сухой треск необычайной силы
разрывает тишину, молния срывается и летит на Землю.
- Вперед, полный ход!.. - командует старший.
Он поворачивает лицо ко мне и говорит - Вы находитесь на атмосферной
электростанции - тоже одно из предприятий Звезды Кэц.
Построив Звезду Кэц, мы смогли исследовать стратосферу с исчерпывающей
полнотой, изучили атмосферное электричество. О нем знали давно. Были даже
попытки использовать его для промышленных целей. Но эти попытки не
увенчались успехом ввиду ничтожного количества атмосферного электричества.
Считалось, что над одним квадратным километром накопляется всего 0,04
киловатт-часа энергии. Так оно и есть, если брать слои атмосферы, близкие
к поверхности Земли. Разряды молнии дают неизмеримо больше - 700
киловатт-часов в одну сотую долю секунды. Но молния - случайный, редкий
гость. Иное дело - высшие слои атмосферы. Там картина меняется.
Живя на Земле, мы находимся на дне воздушного океана. Сравнительно
давно люди научились пользоваться горизонтальными воздушными течениями,
которые гнали их парусные корабли и вращали крылья ветряных мельниц. Потом
открыли причину этих течений - неравномерное нагревание воздуха солнечными
лучами. Затем, когда люди начали летать, они узнали, что по той же причине
происходят движения воздуха и по вертикали - снизу вверх и сверху вниз. И,
наконец, совсем недавно установили, что в нашем воздушном океане
вследствие притяжения Солнца, и в особенности Луны, происходят такие же
приливы и отливы, как в водных океанах. Но так как воздух почти в тысячу
раз легче воды, то приливные явления должны быть особенно сильными.
Атмосфера в отношении приливов и отливов ведет себя примерно так, как
водный океан глубиной в восемь километров.
Луна притягивает массы атмосферы, и наш воздушный океан вздымается,
выпячивается по направлению к Луне. Получаются огромные периодические
движения воздушных слоев. Эти приливы и отливы сопровождаются трением
газовых частиц, которые сильно ионизированы. Поэтому высокие слои
атмосферы являются хорошим проводником для радиоволн. И вот в этих сильно
ионизированных слоях атмосферы при их движении относительно магнитного
поля Земли возбуждаются, как в проводнике, индукционные токи Фуко.
Таким образом, в природе благодаря атмосферным приливам создается
своеобразная динамомашина, влияющая на магнитное состояние Земли. Это
обнаружено на записях магнитографов.
Изучая работу этой грандиозной машины, этого своеобразного "вечного
двигателя", мы нашли, что запасы атмосферного электричества неистощимы.
Они с лихвой покрывают потребности человечества в электроэнергии, надо
только суметь "снять" это электричество.
То, что вы видите, - первое и несовершенное разрешение задачи. Ракеты
снабжены остриями-иглами, принимающими на себя электричество, которое
накопляется в своего рода лейденских банках. Затем происходит разряд
"молний" над безлюдным местом, где существует приемная станция с
металлическими шарами, парящими высоко над нею и соединенными с нею
тросами.
Сейчас мы приступаем к строительству грандиозной атмосферной станции,
работа которой будет совершенно автоматизирована. В стратосфере соорудим
постоянные, неподвижные установки, соединенные друг с другом проводами.
Эти установки будут накоплять электричество и отдавать его Земле по
ионизированному столбу воздуха. Люди получат неистощимый источник энергии,
необходимый для великой переделки Земли.
Снова темнота, молчание... Затем вспыхивает голубой свет. Он постепенно
переходит в розовый. Утро. Яблони в цвету. Молодая мать держит ребенка. Он
протягивает руки лучезарному дню...
Видение исчезло.
Вдруг я увидел небесные просторы и нашу планету Землю, летящую в
мировом пространстве. Послышалась торжественная музыка. Земля улетала в
неведомые дали, превращаясь в звезду. А музыка становились все тише и,
наконец, словно угасла вдали. Сеанс был окончен. Но я еще долго лежал с
закрытыми глазами, переживая свои впечатления.
Да, Тоня, пожалуй, была права, упрекая меня в том, что я слишком
замкнулся в своей работе. Вот только теперь я почувствовал, как изменилась
жизнь во всем мире со времени мировой революции: какие работы, какие
масштабы! А ведь это только начало моих впечатлений. Что же еще ждет меня
впереди?..
Кабинет директора несколько отличался от других комнат, которые я
видел. Возле окна стоял стол из чрезвычайно тонкого алюминия. На столе -
папки, аппараты внутреннего телефона, радио и много кнопок с номерами.
Возле стола - алюминиевый вращающийся стеллаж для книг и папок. На Звезде
существовала небольшая искусственная сила тяжести, и предметы "лежали" на
месте, но разлетались при малейшем движении. Поэтому все они были
прикреплены автоматическими закрепками.
У стола на легком алюминиевом кресле сидел директор, пристегнувшись
ремешком.
Это был человек лет тридцати, бронзовый от загара, с темным румянцем на
щеках, с орлиным носом и большими выразительными черными глазами. На нем
был легкий, не стесняющий движения костюм. Директор дружески кивнул мне
головой (на Кэце за руку не здоровались) и спросил:
- Как вы себя чувствуете в наших условиях, товарищ Артемьев? Не
страдаете ли от недостатка кислорода?
- Как будто начинаю привыкать, - ответил я. - Но у вас здесь здорово
прохладно и воздух разрежен, как на самых высоких горах Земли.
- Привычка, - ответил он. - Как видите, я чувствую себя превосходно.
Лучше, чем на Земле. Там я был приговорен к смерти - третья стадия
туберкулеза, кровохарканье, Меня чуть не на носилках внесли в ракету. И
вот теперь я здоров как бык. Звезда Кэц делает и не такие чудеса. Это
первоклассный курорт. Преимущество его перед земными в том, что каждому
человеку здесь можно создать наилучший для него климат.
- Но как же вас при таком строгом отборе приняли на Кэц с открытой
формой туберкулеза? - удивился я.
- Это было исключение для нужного человека, - с улыбкой рассказал
директор. - Меня отправили в особой санитарной ракете и здесь долго
выдерживали в изоляторе, пока не исчезли последние следы активного
процесса. Наш врач, уважаемая Анна Игнатьевна Меллер, занята хлопотами об
открытии специальных надземных санаториев для больных костным
туберкулезом. Она уже делала опыты - результаты поразительные. Никакого
давления на разрушаемые процессы кости. Никаких гипсовых кроваток,
корсета, костылей. Интенсивнейшие ультрафиолетовые лучи солнца. Полное
дыхание кожи. Морской воздух. Нет ничего проще создать его в наших
условиях. Полный покой, питание. Самые безнадежные формы излечиваются в
кратчайший срок.
- Но на землю этим людям возвращаться рискованно?
- Почему же, если процесс закончен? Многие вернулись и чувствуют себя
прекрасно. Однако мы с вами отвлеклись. Ближе к делу... Так вот, товарищ
Артемьев, биологи нам очень нужны. Работы здесь непочатый край. В первую
очередь надо наладить снабжение Звезды фруктами, овощами собственной
оранжереи. Пока с этим успешно справляется наш "огородник" Андрей Павлович
Шлыков, но ведь мы все расширяем небесные владения. На Земле люди могут
расселяться только в четырех направлениях: на восток, на запад, на север и
на юг. А здесь еще вверх и вниз - словом, во все стороны. Мы постепенно
обрастаем всякими подсобными предприятиями. Новую оранжерею строим. Там
работает помощник Шлыкова - Крамер.
- Я уже знаком с ним.
Директор кивнул головой.
- Так вот... - продолжал он, взмахнув рукой, в которой держал карандаш.
Карандаш выскользнул из пальцев и полетел по дуге мимо меня. Я хотел
поймать его на лету, но ноги мои отделились от поля, колени приподнялись к
животу, и я повис в воздухе. Только через минуту ступни моих ног коснулись
"пола".
- Тут вещи непослушные, норовят убежать, - пошутил директор. - Так вот.
Мы разводим фрукты и овощи в условиях почти полной невесомости. Вы
подумайте, сколько интереснейших проблем открывается для биолога. Как
ведет себя в растениях при отсутствии силы тяжести геотропизм? Как
происходит деление клеток, обмен веществ, движение соков? Как влияют
ультракороткие лучи? Космические лучи? Да всего и не перечислишь! Шлыков
делает открытие за открытием. А животные? Мы будем разводить и их. У нас
уже есть несколько подопытных. Ведь этакая надземная лаборатория - клад
для ученого, любящего свое дело. Вижу, и у вас глаза загорелись.
Я не видел своих глаз, но слова директора действительно обрадовали
меня. Признаюсь, в этот момент я позабыл не только об Армении, но даже и о
Тоне.
- Я горю желанием приступить к работе, - сказал я.
- И завтра же приступите, - сказал директор. - Но пока не здесь, не в
оранжерее. Мы организуем научную экспедицию на Луну. Полетят наш старик
астроном Федор Григорьевич Тюрин, геолог Борис Михайлович Соколовский и
вы.
Услышав это, я сразу вспомнил Тоню. Оставить ее, быть может, надолго.
Не знать, что происходит здесь без меня...
- А зачем биолог? - спросил я. - Луна ведь совершенно мертвая планета.
- Надо думать, что так. Но не исключена возможность... Вы поговорите с
нашим астрономом, у которого есть кое-какие предположения на этот счет. -
Директор улыбнулся. - Старик наш немного с сумасшедшинкой. У него есть
один пунктик - философия. "Философия движения". Боюсь, что он заговорит
вас. Но в своей области он крупнейшая величина. Что же делать? В старости
люди часто имеют "хобби", как говорят англичане, свой конек. Вы
отправляйтесь сейчас к Тюрину и познакомьтесь с ним. Интересный старик.
Только не давайте ему болтать много о философии.
Директор нажал одну из многочисленных кнопок.
- Вы уже знакомы с Крамером. Я вызову его, он вам поможет перебраться в
обсерваторию. Не забудьте, что там нет и той ничтожной силы тяжести,
которая действует здесь.
Влетел Крамер. Директор объяснил ему все. Крамер кивнул головой, взял
меня за руку, и мы вылетели в коридор.
- Я в этом полете постараюсь научиться передвигаться в межпланетном
пространстве самостоятельно, - сказал я.
- Одобряю! - поддержал Крамер. - Дед, к которому мы полетим, сердитый
добряк. Редька с медом. Вы ему только не противоречьте, когда он будет о
философии толковать. Иначе он расстроится и будет дуться на вас всю дорогу
до Луны. А в общем чудесный старик. Мы его все любим.
Положение мое осложнялось. Директор советовал не давать Тюрину много
философствовать. Крамер предупреждает - не злить старого
астронома-философа. Придется быть дипломатом.
В межпланетных костюмах, с портативными ракетами-ранцами за спиной, мы
прошли сквозь атмосферную камеру, открыли дверь и выпали наружу. Толчка
ноги было достаточно, чтобы мы понеслись в безвоздушном пространстве. На
небе снова было "полноземие". Огромный светящийся вогнутый "таз" Земли
занимал полнебосклона - "сто двенадцать градусов", - объяснил Крамер.
Я увидал очертания Европы и Азии, север, затянутый белыми пятнами
облаков. В просветы ярко блестели льды северных полярных морей. На темных
массивах азиатских гор белели пятна снежных вершин. Солнце отражалось в
озере Байкал. Его очертания были отчетливы. Среди зеленоватых пятен
извивались серебристые нити Оби и Енисея. Четко выделялись знакомы контуры
Каспийского, Черного, Средиземного морей. Отчетливо вырисовывались Иран,
Аравия, Индия, Красное море, Нил. Очертания Западной Европы были словно
размыты. Скандинавский полуостров покрывали облака. Западная и южная
оконечности Африки тоже были плохо видны. Неясным, расплывчатым пятном
выделялся в синеве Индийского океана Мадагаскар. Тибет был виден отлично,
но восток Азии тонул в тумане. Суматра, Борнео, белесое пятно западного
берега Австралии... Японские острова еле различимы. Удивительно! Я
одновременно видел север Европы и Австралию, восточные берега Африки и
Японию, наши полярные моря и Индийский океан. Никогда еще люди не
окидывали такого огромного пространства Земли одним взглядом. Если на
Земле на осмотр каждого гектара тратить только одну секунду, то и тогда
потребовалось бы четыреста - пятьсот лет, чтоб осмотреть всю Землю, - так
она велика.
Крамер сжал мне руку и показал на светящуюся точку вдали - цель нашего
путешествия. Пришлось оторваться от изумительного зрелища Земли. Я
посмотрел на Звезду Кэц и на ракетодром, похожий на большую сияющую луну.
Далеко-далеко, в темных глубинах неба, то вспыхивала, то гасла неведомая
красная звездочка. Я догадался: это к ракетодрому приближается с Земли
ракета. Вокруг Звезды Кэц в темном пространстве неба было немало близких
звезд. Присмотревшись к ним, я убедился, что они - создание рук человека.
Это были "подсобные предприятия", о которых говорил директор; я их еще не
знал. Большинство их имело вид светящегося цилиндра, но были и иные формы:
кубы, шары, конусы, пирамиды. Некоторые строения имели еще пристройки; от
них шли какие-то рукава, трубы, диски, назначение которых не было мне
известно. Другие "звезды" периодически испускали ослепительные лучи. Часть
"звезд" стояла неподвижно, другая медленно двигалась. Были и такие,
которые двигались друг возле друга, вероятно соединенные невидимой
проволокой или тросом. Этим вращением, очевидно, создавалось искусственное
тяготение.
Крамер вновь отвлек мое внимание. Показывая на обсерваторию, он
прислонил свой скафандр к моему и сказал:
- Успеете еще насмотреться. Нажимайте кольцо на груди и стреляйте.
Нельзя терять времени.
Я нажал кольцо. В спину ударило, и я полетел кувырком. Вселенная
завертелась передо мной. Я видел то синее Солнце, то гигантскую Землю, то
темные просторы неба, усеянного разноцветными звездами. У меня зарябило в
глазах, закружилась голова. Я не знал, куда лечу, где Крамер. Приоткрыв
глаза, я с ужасом увидел, что стремительно падаю на ракетодром. Я поспешно
нажал другую кнопку, получил толчок в бок и метнулся влево от ракетодрома.
Неприятнейшее ощущение! А главное, я ничего не мог поделать. Я сжимался;
разгибался, извивался - ничего не помогало. Тогда я закрыл глаза и еще раз
нажал кнопку. Снова удар в спину... Обсерваторию я давно потерял из виду.
Земля голубовато светилась внизу. Край ее уже потемнел: приближалась
короткая ночь.
Справа вспыхнул огонек, - вероятно, взрыв портативной ракеты Крамера.
Нет, я не буду больше стрелять без толку. И вот в момент моего жуткого
отчаяния я увидел Звезду Кэц совсем не в том месте, где предполагал. Не
помня себя от радости, я выстрелил и закувыркался пуще прежнего. Мною
овладел страх. Эти цирковые упражнения были совсем не в моем духе... И
вдруг что-то ударило меня по ноге, затем по руке. Уж не астероид ли?..
Если моя одежда прорвется, я моментально обращусь в кусок льда и
задохнусь... У меня по коже поползли мурашки. Быть может, в моем костюме
уже образовалась скважина и межпланетный холод пробирается к телу? Я
почувствовал, что задыхаюсь. Правая рука чем-то сжата. Стук в скафандр, и
я слышу глухой голос Крамера:
- Наконец-то я поймал вас. Наделали вы мне хлопот... Я думал, что вы
ловчее. Только не стреляйте больше, пожалуйста. Вы метались из стороны в
сторону, словно пиротехническая шутиха. Я едва не упустил вас из виду. Вы
бы тогда совсем пропали.
Крамер отбросил мой белый плащ, в котором я совсем запутался, и
живительные лучи Солнца быстро согрели меня. Кислородный аппарат был в
исправности, но я еле дышал от волнения. Крамер, подхватив меня под мышку,
как при первой высадке из ракеты, стрельнул слева, справа, сзади. И мы
помчались. Впрочем, движения я не ощущал, видел только, что "вселенная
стала на место". И Звезда Кэц будто падает вниз, а навстречу нам несется
звездочка обсерватории. Она разгорается все сильнее и сильнее, как
переменная звезда.
Вскоре я мог различить внешний вид обсерватории. Это было необычайное
сооружение. Представьте себе правильный тетраэдр: четырехгранник, все
грани которого - треугольники. В вершинах этих треугольных пирамид
помещены большие металлические шары со множеством круглых окон. Шары
соединены трубами. Как я узнал впоследствии, трубы эти служат коридорами
для перехода из одного шара в другой. На шарах воздвигнуты
телескопы-рефлекторы. Огромные вогнутые зеркала соединены с шарами легкими
алюминиевыми фермами. Обычная на земле телескопная труба в "небесном"
телескопе отсутствует. Здесь она не нужна: атмосферы нет, поэтому
рассеивания света не происходит. Кроме гигантских телескопов, над шарами
возвышаются сравнительно небольшие астрономические инструменты:
спектрографы, астрографы, гелиографы.
Но вот Крамер замедлил полет и изменил направление, - мы приблизились к
одному из шаров по касательной лини и остановились вплотную возле трубы,
которая соединяла шары, не коснувшись ее. Такая предосторожность, как
потом объяснил мне Крамер, была вызвана тем, что обсерватория не должна
испытывать ни малейших толчков. Горе тому посетителю, который, причаливая,
толкнет обсерваторию. Тюрин гневно обрушится на гостя, заявив, что ему
испортили лучший снимок звездного неба и чуть ли не погубили его жизнь...
Крамер осторожно нажал кнопку в стене. Дверь открылась, и мы проникли в
атмосферную камеру. Когда воздух наполнил ее и мы сняли костюмы, мой
проводник сказал:
- Этот старик буквально прирос к телескопу. Он не отрывается даже для
еды. Пристроил возле себя баллончики, банки и посасывает из трубки пищу,
не прекращая наблюдений. Да вы и сами увидите. Пока вы будете с ним
беседовать, я слетаю в новую оранжерею. Посмотрю, как там идут работы.
Он вновь надел скафандр. А я, открыв дверь, ведущую внутрь
обсерватории, попал в освещенный электрическим светом коридор. Лампы были
у меня под ногами, - оказывается, я влетел в обсерваторию вниз головой.
Чтобы случайно не раздавить ногами лампы, я поспешил ухватиться за
спасительные ремешки у стен. Складные крылья были со мною, но я не решился
пустить их в ход в святилище страшного старика. Таким рисовался он мне по
рассказам Крамера и директора.
Было очень тихо. Обсерватория казалась совершенно необитаемой. Только
мягко гудели вентиляторы, да где-то раздавалось шипение, по-видимому,
кислородных аппаратов. Я не знал, куда мне направиться.
- Эй, послушайте, - сказал я и кашлянул.
Полное молчание...
Я кашлянул громче, затем крикнул:
- Есть здесь кто-нибудь?
Из дальней двери показалась лохматая голова юного негра:
- Кто? Что? - спросил он.
- Федор Григорьевич Тюрин дома? Принимает? - пошутил я.
На черном лице белозубым оскалом сверкнула улыбка.
- Принимает. А я спал. Я всегда сплю, когда у нас во Флориде ночь. Вы
вовремя меня разбудили, - сказал словоохотливый негр.
- Как же вы из Флориды попали на небо? - не утерпел я.
- Пароходом, поездом, аэропланом, дирижаблем, ракетой.
- Да, но... почему?
- Потому, что я любопытный. Здесь так же тепло, как во Флориде. Я
помогаю профессору, - слово "профессор" он произнес с уважением, - он ведь
совсем дитя. Если бы не я, он умер бы с голоду возле своего окуляра. У
меня есть обезьянка Микки. С ней не скучно. Есть книги. И есть большая
интересная книга - небо. Профессор рассказывает мне о звездах.
"По-видимому, этот старик не такой уж страшный", - подумал я.
- Летите прямо по коридору до шара. В шаре есть канат. И он приведет
вас к профессору Тюрину.
Послышался крик обезьянки.
- Что? Не можешь посмотреть, кто здесь? С кем я разговариваю? Ха-ха!
Она теперь барахтается в воздухе посреди комнаты и никак не может
опуститься на пол. У нее непременно отрастут крылья, - убежденно добавил
негр. - Без крыльев тут плохо.
Я пролетел до сферической стены - ею заканчивался коридор, - открыл
дверцы и очутился в "шаре". К стенкам шара были прикреплены машины,
аппараты, ящики, баллоны. От входной двери наискось был протянут довольно
толстый канат. Он пропадал в отверстии перегородки, которая разделяла шар
на половины. Я ухватился за канат и, перебирая его руками, начал
подвигаться вперед - вниз или вверх, не могу сказать. С этими земными
понятиями приходится распроститься раз навсегда.
Наконец я пролез в отверстие и увидал человека. Он лежал в воздухе. А
от него во все стороны шли тонкие шелковые шнуры, прикрепленные к стенкам.
"Как паук в своей паутине", - подумал я.
- Джон? - спросил он неожиданно тонким голосом.
- Здравствуйте, товарищ Тюрин. Я Артемьев. Прилетел...
вздохнул он. - Вот так сказка из "Тысячи и одной ночи"!
Мы направились по радиальной дорожке к центру оазиса. Временами я
поглядывал на небо, откуда исходили таинственные лучи. Ослепительный, как
солнце, серп, превращался в диск.
Навстречу нам по дорожке, усыпанной желтым песком, меж апельсиновыми
деревьями, отягченными зрелыми плодами, шел загорелый человек в белой
рубашке, белых брюках до колен и сандалиях на босу ногу. Широкополая шляпа
бросала тень на его лицо. Он издали приветливо махнул нам рукой.
Поравнявшись с нами, сказал:
- Здравствуйте, товарищи! Мне уже сообщили о вашем приходе. Однако вы
смелые люди, если сумели пробраться сквозь полосу наших циклонов.
- Да, у вас хорошие сторожа, - смеясь, ответил мой товарищ.
- Сторожить нам незачем, - возразил человек в белом костюме. -
Пограничные вихри - это, так сказать, побочное явление. Но если бы мы
захотели, то могли бы создать такое вихревое заграждение, через которое не
пробралось бы сюда ни одно живое существо. И мышь и слон с одинаковой
легкостью были бы подняты на десяток километров и отброшены назад в
мертвую снежную пустыню. Вы все-таки подвергались большой опасности. А
между тем с восточной стороны имеется крытый ход, по которому можно
совершенно безопасно проникнуть сюда сквозь "зону Бурь"... Ну, давайте
знакомиться, Крукс, Вильям Крукс. Директор опытного оазиса. Вы, видимо, не
знали, что здесь существует такой оазис? Впрочем, это можно заключить по
вашим изумленным лицам. Оазис - не секрет. О нем сообщалось и в газетах и
по радио. Но я не удивляюсь вашей неосведомленности. С тех пор как
трудящиеся взялись за переустройство мира, во всех частях земного шара
производится столько работ, что стало трудно быть в курсе всего. Вы
слыхали о Звезде Кэц?
- Да, - ответил я.
- Так вот, наше "искусственное солнце", - Крукс указал на небо, -
обязано своим происхождением Звезде Кэц. Звезда Кэц - первая небесная
база. Имея эту базу, нам уже не трудно было создать и наше "солнце". Вы,
вероятно, догадываетесь, что оно собой представляет? Это вогнутое зеркало,
состоящее и полированных металлических листов. Оно помещено на такой
высоте, что лучи Солнца, находящегося за земным горизонтом, падают на
зеркало и отражаются на Землю вертикально. Посмотрите на тени. Они
отвесны, как на экваторе в полдень. Палка, прямо воткнутая в землю, не
дает никакой тени. Температура в центре оазиса тридцать градусов тепла и
днем и ночью в продолжение круглого года. По краям оазиса она несколько
ниже из-за притока холодного воздуха. Хотя этот приток очень незначителен:
холодный воздух тотчас же увлекается вверх восходящими токами.
Соответственно этим температурным зонам мы и располагаем наши растения. В
центре, как видите, у нас произрастают даже такие теплолюбивые растения,
как какао.
- Но если это ваше искусственное солнце погаснет? - сказал я.
- Если бы оно погасло, растения нашего оазиса погибли бы в несколько
минут. Но погаснуть оно не может, пока светит настоящее Солнце.
Поворачивая зеркальные листы под известным углом, можно регулировать
температуру. Здесь она у нас постоянная. И мы собираем несколько урожаев в
год. Это "солнце" лишь первое среди десятков других, которые скоро
зажгутся на высоких широтах юга и севера земного шара. Мы покроем целой
сетью таких оазисов полярные и приполярные страны. Постепенно воздух будет
прогреваться и между оазисами. Мы создадим мощное "солнце" над Северным
полюсом и растопим вековые льды. Прогрев воздух и породив новые воздушные
течения, отеплим все северное полушарие. Мы превратим ледяную Гренландию в
цветущий сад с вечным летом. И, наконец, доберемся до Южного полюса с его
неистощимыми природными богатствами. Освободим ото льдов целый материк,
который вместит и прокормит миллионы людей. Мы превратим нашу Землю в
лучшую из планет..."
Голос умолк. Наступила темнота. Слышно было только жужжание аппарата.
Затем опять вспыхнул свет, и я увидел новую необычайную картину.
В просторах стратосферы, под небом аспидного цвета летают странные
снаряды, похожие на ощетинившихся ежей. Внизу - легкие перистые облака,
под ними - кучевые, слоистые... Сквозь пелену облаков виднеется
поверхность Земли: зеленые пятна лесов, черные квадраты пашни, извилистые
серебристые нити рек, блестки озер, тончайшие ровные линии железных дорог.
"Ежи" мечутся по небу в разных направлениях, оставляя за собой дымовые
хвосты. По временам "ежи" замедляют свой полет, останавливаются. Тогда из
"ежей" вырываются ослепительные молнии и почти отвесно падают на Землю.
...Большая кабина. Круглые, иллюминаторы с толстыми кварцевыми
стеклами. Сложные, невиданные мной аппараты. Двое молодых людей у
аппаратов. Третий сидит у стола за измерительными приборами и управляет
работой двух:
- ...Пять тысяч... семь... Задержать полет... Десять ампер... Пятьсот
тысяч вольт... Стоп... Разряд!
Молодой человек у аппарата дергает рычаг. Сухой треск необычайной силы
разрывает тишину, молния срывается и летит на Землю.
- Вперед, полный ход!.. - командует старший.
Он поворачивает лицо ко мне и говорит - Вы находитесь на атмосферной
электростанции - тоже одно из предприятий Звезды Кэц.
Построив Звезду Кэц, мы смогли исследовать стратосферу с исчерпывающей
полнотой, изучили атмосферное электричество. О нем знали давно. Были даже
попытки использовать его для промышленных целей. Но эти попытки не
увенчались успехом ввиду ничтожного количества атмосферного электричества.
Считалось, что над одним квадратным километром накопляется всего 0,04
киловатт-часа энергии. Так оно и есть, если брать слои атмосферы, близкие
к поверхности Земли. Разряды молнии дают неизмеримо больше - 700
киловатт-часов в одну сотую долю секунды. Но молния - случайный, редкий
гость. Иное дело - высшие слои атмосферы. Там картина меняется.
Живя на Земле, мы находимся на дне воздушного океана. Сравнительно
давно люди научились пользоваться горизонтальными воздушными течениями,
которые гнали их парусные корабли и вращали крылья ветряных мельниц. Потом
открыли причину этих течений - неравномерное нагревание воздуха солнечными
лучами. Затем, когда люди начали летать, они узнали, что по той же причине
происходят движения воздуха и по вертикали - снизу вверх и сверху вниз. И,
наконец, совсем недавно установили, что в нашем воздушном океане
вследствие притяжения Солнца, и в особенности Луны, происходят такие же
приливы и отливы, как в водных океанах. Но так как воздух почти в тысячу
раз легче воды, то приливные явления должны быть особенно сильными.
Атмосфера в отношении приливов и отливов ведет себя примерно так, как
водный океан глубиной в восемь километров.
Луна притягивает массы атмосферы, и наш воздушный океан вздымается,
выпячивается по направлению к Луне. Получаются огромные периодические
движения воздушных слоев. Эти приливы и отливы сопровождаются трением
газовых частиц, которые сильно ионизированы. Поэтому высокие слои
атмосферы являются хорошим проводником для радиоволн. И вот в этих сильно
ионизированных слоях атмосферы при их движении относительно магнитного
поля Земли возбуждаются, как в проводнике, индукционные токи Фуко.
Таким образом, в природе благодаря атмосферным приливам создается
своеобразная динамомашина, влияющая на магнитное состояние Земли. Это
обнаружено на записях магнитографов.
Изучая работу этой грандиозной машины, этого своеобразного "вечного
двигателя", мы нашли, что запасы атмосферного электричества неистощимы.
Они с лихвой покрывают потребности человечества в электроэнергии, надо
только суметь "снять" это электричество.
То, что вы видите, - первое и несовершенное разрешение задачи. Ракеты
снабжены остриями-иглами, принимающими на себя электричество, которое
накопляется в своего рода лейденских банках. Затем происходит разряд
"молний" над безлюдным местом, где существует приемная станция с
металлическими шарами, парящими высоко над нею и соединенными с нею
тросами.
Сейчас мы приступаем к строительству грандиозной атмосферной станции,
работа которой будет совершенно автоматизирована. В стратосфере соорудим
постоянные, неподвижные установки, соединенные друг с другом проводами.
Эти установки будут накоплять электричество и отдавать его Земле по
ионизированному столбу воздуха. Люди получат неистощимый источник энергии,
необходимый для великой переделки Земли.
Снова темнота, молчание... Затем вспыхивает голубой свет. Он постепенно
переходит в розовый. Утро. Яблони в цвету. Молодая мать держит ребенка. Он
протягивает руки лучезарному дню...
Видение исчезло.
Вдруг я увидел небесные просторы и нашу планету Землю, летящую в
мировом пространстве. Послышалась торжественная музыка. Земля улетала в
неведомые дали, превращаясь в звезду. А музыка становились все тише и,
наконец, словно угасла вдали. Сеанс был окончен. Но я еще долго лежал с
закрытыми глазами, переживая свои впечатления.
Да, Тоня, пожалуй, была права, упрекая меня в том, что я слишком
замкнулся в своей работе. Вот только теперь я почувствовал, как изменилась
жизнь во всем мире со времени мировой революции: какие работы, какие
масштабы! А ведь это только начало моих впечатлений. Что же еще ждет меня
впереди?..
Кабинет директора несколько отличался от других комнат, которые я
видел. Возле окна стоял стол из чрезвычайно тонкого алюминия. На столе -
папки, аппараты внутреннего телефона, радио и много кнопок с номерами.
Возле стола - алюминиевый вращающийся стеллаж для книг и папок. На Звезде
существовала небольшая искусственная сила тяжести, и предметы "лежали" на
месте, но разлетались при малейшем движении. Поэтому все они были
прикреплены автоматическими закрепками.
У стола на легком алюминиевом кресле сидел директор, пристегнувшись
ремешком.
Это был человек лет тридцати, бронзовый от загара, с темным румянцем на
щеках, с орлиным носом и большими выразительными черными глазами. На нем
был легкий, не стесняющий движения костюм. Директор дружески кивнул мне
головой (на Кэце за руку не здоровались) и спросил:
- Как вы себя чувствуете в наших условиях, товарищ Артемьев? Не
страдаете ли от недостатка кислорода?
- Как будто начинаю привыкать, - ответил я. - Но у вас здесь здорово
прохладно и воздух разрежен, как на самых высоких горах Земли.
- Привычка, - ответил он. - Как видите, я чувствую себя превосходно.
Лучше, чем на Земле. Там я был приговорен к смерти - третья стадия
туберкулеза, кровохарканье, Меня чуть не на носилках внесли в ракету. И
вот теперь я здоров как бык. Звезда Кэц делает и не такие чудеса. Это
первоклассный курорт. Преимущество его перед земными в том, что каждому
человеку здесь можно создать наилучший для него климат.
- Но как же вас при таком строгом отборе приняли на Кэц с открытой
формой туберкулеза? - удивился я.
- Это было исключение для нужного человека, - с улыбкой рассказал
директор. - Меня отправили в особой санитарной ракете и здесь долго
выдерживали в изоляторе, пока не исчезли последние следы активного
процесса. Наш врач, уважаемая Анна Игнатьевна Меллер, занята хлопотами об
открытии специальных надземных санаториев для больных костным
туберкулезом. Она уже делала опыты - результаты поразительные. Никакого
давления на разрушаемые процессы кости. Никаких гипсовых кроваток,
корсета, костылей. Интенсивнейшие ультрафиолетовые лучи солнца. Полное
дыхание кожи. Морской воздух. Нет ничего проще создать его в наших
условиях. Полный покой, питание. Самые безнадежные формы излечиваются в
кратчайший срок.
- Но на землю этим людям возвращаться рискованно?
- Почему же, если процесс закончен? Многие вернулись и чувствуют себя
прекрасно. Однако мы с вами отвлеклись. Ближе к делу... Так вот, товарищ
Артемьев, биологи нам очень нужны. Работы здесь непочатый край. В первую
очередь надо наладить снабжение Звезды фруктами, овощами собственной
оранжереи. Пока с этим успешно справляется наш "огородник" Андрей Павлович
Шлыков, но ведь мы все расширяем небесные владения. На Земле люди могут
расселяться только в четырех направлениях: на восток, на запад, на север и
на юг. А здесь еще вверх и вниз - словом, во все стороны. Мы постепенно
обрастаем всякими подсобными предприятиями. Новую оранжерею строим. Там
работает помощник Шлыкова - Крамер.
- Я уже знаком с ним.
Директор кивнул головой.
- Так вот... - продолжал он, взмахнув рукой, в которой держал карандаш.
Карандаш выскользнул из пальцев и полетел по дуге мимо меня. Я хотел
поймать его на лету, но ноги мои отделились от поля, колени приподнялись к
животу, и я повис в воздухе. Только через минуту ступни моих ног коснулись
"пола".
- Тут вещи непослушные, норовят убежать, - пошутил директор. - Так вот.
Мы разводим фрукты и овощи в условиях почти полной невесомости. Вы
подумайте, сколько интереснейших проблем открывается для биолога. Как
ведет себя в растениях при отсутствии силы тяжести геотропизм? Как
происходит деление клеток, обмен веществ, движение соков? Как влияют
ультракороткие лучи? Космические лучи? Да всего и не перечислишь! Шлыков
делает открытие за открытием. А животные? Мы будем разводить и их. У нас
уже есть несколько подопытных. Ведь этакая надземная лаборатория - клад
для ученого, любящего свое дело. Вижу, и у вас глаза загорелись.
Я не видел своих глаз, но слова директора действительно обрадовали
меня. Признаюсь, в этот момент я позабыл не только об Армении, но даже и о
Тоне.
- Я горю желанием приступить к работе, - сказал я.
- И завтра же приступите, - сказал директор. - Но пока не здесь, не в
оранжерее. Мы организуем научную экспедицию на Луну. Полетят наш старик
астроном Федор Григорьевич Тюрин, геолог Борис Михайлович Соколовский и
вы.
Услышав это, я сразу вспомнил Тоню. Оставить ее, быть может, надолго.
Не знать, что происходит здесь без меня...
- А зачем биолог? - спросил я. - Луна ведь совершенно мертвая планета.
- Надо думать, что так. Но не исключена возможность... Вы поговорите с
нашим астрономом, у которого есть кое-какие предположения на этот счет. -
Директор улыбнулся. - Старик наш немного с сумасшедшинкой. У него есть
один пунктик - философия. "Философия движения". Боюсь, что он заговорит
вас. Но в своей области он крупнейшая величина. Что же делать? В старости
люди часто имеют "хобби", как говорят англичане, свой конек. Вы
отправляйтесь сейчас к Тюрину и познакомьтесь с ним. Интересный старик.
Только не давайте ему болтать много о философии.
Директор нажал одну из многочисленных кнопок.
- Вы уже знакомы с Крамером. Я вызову его, он вам поможет перебраться в
обсерваторию. Не забудьте, что там нет и той ничтожной силы тяжести,
которая действует здесь.
Влетел Крамер. Директор объяснил ему все. Крамер кивнул головой, взял
меня за руку, и мы вылетели в коридор.
- Я в этом полете постараюсь научиться передвигаться в межпланетном
пространстве самостоятельно, - сказал я.
- Одобряю! - поддержал Крамер. - Дед, к которому мы полетим, сердитый
добряк. Редька с медом. Вы ему только не противоречьте, когда он будет о
философии толковать. Иначе он расстроится и будет дуться на вас всю дорогу
до Луны. А в общем чудесный старик. Мы его все любим.
Положение мое осложнялось. Директор советовал не давать Тюрину много
философствовать. Крамер предупреждает - не злить старого
астронома-философа. Придется быть дипломатом.
В межпланетных костюмах, с портативными ракетами-ранцами за спиной, мы
прошли сквозь атмосферную камеру, открыли дверь и выпали наружу. Толчка
ноги было достаточно, чтобы мы понеслись в безвоздушном пространстве. На
небе снова было "полноземие". Огромный светящийся вогнутый "таз" Земли
занимал полнебосклона - "сто двенадцать градусов", - объяснил Крамер.
Я увидал очертания Европы и Азии, север, затянутый белыми пятнами
облаков. В просветы ярко блестели льды северных полярных морей. На темных
массивах азиатских гор белели пятна снежных вершин. Солнце отражалось в
озере Байкал. Его очертания были отчетливы. Среди зеленоватых пятен
извивались серебристые нити Оби и Енисея. Четко выделялись знакомы контуры
Каспийского, Черного, Средиземного морей. Отчетливо вырисовывались Иран,
Аравия, Индия, Красное море, Нил. Очертания Западной Европы были словно
размыты. Скандинавский полуостров покрывали облака. Западная и южная
оконечности Африки тоже были плохо видны. Неясным, расплывчатым пятном
выделялся в синеве Индийского океана Мадагаскар. Тибет был виден отлично,
но восток Азии тонул в тумане. Суматра, Борнео, белесое пятно западного
берега Австралии... Японские острова еле различимы. Удивительно! Я
одновременно видел север Европы и Австралию, восточные берега Африки и
Японию, наши полярные моря и Индийский океан. Никогда еще люди не
окидывали такого огромного пространства Земли одним взглядом. Если на
Земле на осмотр каждого гектара тратить только одну секунду, то и тогда
потребовалось бы четыреста - пятьсот лет, чтоб осмотреть всю Землю, - так
она велика.
Крамер сжал мне руку и показал на светящуюся точку вдали - цель нашего
путешествия. Пришлось оторваться от изумительного зрелища Земли. Я
посмотрел на Звезду Кэц и на ракетодром, похожий на большую сияющую луну.
Далеко-далеко, в темных глубинах неба, то вспыхивала, то гасла неведомая
красная звездочка. Я догадался: это к ракетодрому приближается с Земли
ракета. Вокруг Звезды Кэц в темном пространстве неба было немало близких
звезд. Присмотревшись к ним, я убедился, что они - создание рук человека.
Это были "подсобные предприятия", о которых говорил директор; я их еще не
знал. Большинство их имело вид светящегося цилиндра, но были и иные формы:
кубы, шары, конусы, пирамиды. Некоторые строения имели еще пристройки; от
них шли какие-то рукава, трубы, диски, назначение которых не было мне
известно. Другие "звезды" периодически испускали ослепительные лучи. Часть
"звезд" стояла неподвижно, другая медленно двигалась. Были и такие,
которые двигались друг возле друга, вероятно соединенные невидимой
проволокой или тросом. Этим вращением, очевидно, создавалось искусственное
тяготение.
Крамер вновь отвлек мое внимание. Показывая на обсерваторию, он
прислонил свой скафандр к моему и сказал:
- Успеете еще насмотреться. Нажимайте кольцо на груди и стреляйте.
Нельзя терять времени.
Я нажал кольцо. В спину ударило, и я полетел кувырком. Вселенная
завертелась передо мной. Я видел то синее Солнце, то гигантскую Землю, то
темные просторы неба, усеянного разноцветными звездами. У меня зарябило в
глазах, закружилась голова. Я не знал, куда лечу, где Крамер. Приоткрыв
глаза, я с ужасом увидел, что стремительно падаю на ракетодром. Я поспешно
нажал другую кнопку, получил толчок в бок и метнулся влево от ракетодрома.
Неприятнейшее ощущение! А главное, я ничего не мог поделать. Я сжимался;
разгибался, извивался - ничего не помогало. Тогда я закрыл глаза и еще раз
нажал кнопку. Снова удар в спину... Обсерваторию я давно потерял из виду.
Земля голубовато светилась внизу. Край ее уже потемнел: приближалась
короткая ночь.
Справа вспыхнул огонек, - вероятно, взрыв портативной ракеты Крамера.
Нет, я не буду больше стрелять без толку. И вот в момент моего жуткого
отчаяния я увидел Звезду Кэц совсем не в том месте, где предполагал. Не
помня себя от радости, я выстрелил и закувыркался пуще прежнего. Мною
овладел страх. Эти цирковые упражнения были совсем не в моем духе... И
вдруг что-то ударило меня по ноге, затем по руке. Уж не астероид ли?..
Если моя одежда прорвется, я моментально обращусь в кусок льда и
задохнусь... У меня по коже поползли мурашки. Быть может, в моем костюме
уже образовалась скважина и межпланетный холод пробирается к телу? Я
почувствовал, что задыхаюсь. Правая рука чем-то сжата. Стук в скафандр, и
я слышу глухой голос Крамера:
- Наконец-то я поймал вас. Наделали вы мне хлопот... Я думал, что вы
ловчее. Только не стреляйте больше, пожалуйста. Вы метались из стороны в
сторону, словно пиротехническая шутиха. Я едва не упустил вас из виду. Вы
бы тогда совсем пропали.
Крамер отбросил мой белый плащ, в котором я совсем запутался, и
живительные лучи Солнца быстро согрели меня. Кислородный аппарат был в
исправности, но я еле дышал от волнения. Крамер, подхватив меня под мышку,
как при первой высадке из ракеты, стрельнул слева, справа, сзади. И мы
помчались. Впрочем, движения я не ощущал, видел только, что "вселенная
стала на место". И Звезда Кэц будто падает вниз, а навстречу нам несется
звездочка обсерватории. Она разгорается все сильнее и сильнее, как
переменная звезда.
Вскоре я мог различить внешний вид обсерватории. Это было необычайное
сооружение. Представьте себе правильный тетраэдр: четырехгранник, все
грани которого - треугольники. В вершинах этих треугольных пирамид
помещены большие металлические шары со множеством круглых окон. Шары
соединены трубами. Как я узнал впоследствии, трубы эти служат коридорами
для перехода из одного шара в другой. На шарах воздвигнуты
телескопы-рефлекторы. Огромные вогнутые зеркала соединены с шарами легкими
алюминиевыми фермами. Обычная на земле телескопная труба в "небесном"
телескопе отсутствует. Здесь она не нужна: атмосферы нет, поэтому
рассеивания света не происходит. Кроме гигантских телескопов, над шарами
возвышаются сравнительно небольшие астрономические инструменты:
спектрографы, астрографы, гелиографы.
Но вот Крамер замедлил полет и изменил направление, - мы приблизились к
одному из шаров по касательной лини и остановились вплотную возле трубы,
которая соединяла шары, не коснувшись ее. Такая предосторожность, как
потом объяснил мне Крамер, была вызвана тем, что обсерватория не должна
испытывать ни малейших толчков. Горе тому посетителю, который, причаливая,
толкнет обсерваторию. Тюрин гневно обрушится на гостя, заявив, что ему
испортили лучший снимок звездного неба и чуть ли не погубили его жизнь...
Крамер осторожно нажал кнопку в стене. Дверь открылась, и мы проникли в
атмосферную камеру. Когда воздух наполнил ее и мы сняли костюмы, мой
проводник сказал:
- Этот старик буквально прирос к телескопу. Он не отрывается даже для
еды. Пристроил возле себя баллончики, банки и посасывает из трубки пищу,
не прекращая наблюдений. Да вы и сами увидите. Пока вы будете с ним
беседовать, я слетаю в новую оранжерею. Посмотрю, как там идут работы.
Он вновь надел скафандр. А я, открыв дверь, ведущую внутрь
обсерватории, попал в освещенный электрическим светом коридор. Лампы были
у меня под ногами, - оказывается, я влетел в обсерваторию вниз головой.
Чтобы случайно не раздавить ногами лампы, я поспешил ухватиться за
спасительные ремешки у стен. Складные крылья были со мною, но я не решился
пустить их в ход в святилище страшного старика. Таким рисовался он мне по
рассказам Крамера и директора.
Было очень тихо. Обсерватория казалась совершенно необитаемой. Только
мягко гудели вентиляторы, да где-то раздавалось шипение, по-видимому,
кислородных аппаратов. Я не знал, куда мне направиться.
- Эй, послушайте, - сказал я и кашлянул.
Полное молчание...
Я кашлянул громче, затем крикнул:
- Есть здесь кто-нибудь?
Из дальней двери показалась лохматая голова юного негра:
- Кто? Что? - спросил он.
- Федор Григорьевич Тюрин дома? Принимает? - пошутил я.
На черном лице белозубым оскалом сверкнула улыбка.
- Принимает. А я спал. Я всегда сплю, когда у нас во Флориде ночь. Вы
вовремя меня разбудили, - сказал словоохотливый негр.
- Как же вы из Флориды попали на небо? - не утерпел я.
- Пароходом, поездом, аэропланом, дирижаблем, ракетой.
- Да, но... почему?
- Потому, что я любопытный. Здесь так же тепло, как во Флориде. Я
помогаю профессору, - слово "профессор" он произнес с уважением, - он ведь
совсем дитя. Если бы не я, он умер бы с голоду возле своего окуляра. У
меня есть обезьянка Микки. С ней не скучно. Есть книги. И есть большая
интересная книга - небо. Профессор рассказывает мне о звездах.
"По-видимому, этот старик не такой уж страшный", - подумал я.
- Летите прямо по коридору до шара. В шаре есть канат. И он приведет
вас к профессору Тюрину.
Послышался крик обезьянки.
- Что? Не можешь посмотреть, кто здесь? С кем я разговариваю? Ха-ха!
Она теперь барахтается в воздухе посреди комнаты и никак не может
опуститься на пол. У нее непременно отрастут крылья, - убежденно добавил
негр. - Без крыльев тут плохо.
Я пролетел до сферической стены - ею заканчивался коридор, - открыл
дверцы и очутился в "шаре". К стенкам шара были прикреплены машины,
аппараты, ящики, баллоны. От входной двери наискось был протянут довольно
толстый канат. Он пропадал в отверстии перегородки, которая разделяла шар
на половины. Я ухватился за канат и, перебирая его руками, начал
подвигаться вперед - вниз или вверх, не могу сказать. С этими земными
понятиями приходится распроститься раз навсегда.
Наконец я пролез в отверстие и увидал человека. Он лежал в воздухе. А
от него во все стороны шли тонкие шелковые шнуры, прикрепленные к стенкам.
"Как паук в своей паутине", - подумал я.
- Джон? - спросил он неожиданно тонким голосом.
- Здравствуйте, товарищ Тюрин. Я Артемьев. Прилетел...