Аксенов Даниил. Проект «Справедливость»

   Не знаю, кем надо быть, чтобы считать нормальным бесконечное воспроизведение одного и того же яруса. Тем не менее я продолжал следовать за проводником. Мы прошли по синему коридору, не такому сумрачному, как холл, и наконец оказались в столовой.
   Вопреки моим ожиданиям, столовая оказалась очень светлым помещением. Сквозь большие окна лились потоки солнечного света. Они отражались от начищенного паркета и освещали большой длинный стол с полной сервировкой. Тарелок было столько, что можно предположить, будто губернатор ждет роту гостей. Посередине стола стояли серебряные блюда, наполненные едой. На каждом блюде выгравирован маленький лев. Мне особо запомнился фазан, украшенный фиолетовыми перьями, и поросенок, держащий солонку во рту. Я онемел от такого великолепия.
   – Присаживайтесь, сударь. – Губернатор радушно кивнул на ближайший стул. – Мы здесь, можно сказать, одни. Сначала у меня были слуги, но они мне быстро надоели. Я начал все делать сам. Это тоже наскучило… Не покажете ли мне свою миску? Очень любопытно взглянуть на этот предмет.
   Мне все равно пришлось бы снять с себя рюкзак, перед тем как сесть на стул. Я потянул за веревки, но ничего не произошло, они словно спаялись с моими плечами. Вертеться угрем, чтобы избавиться от обузы, не хотелось. Я просто взял со стола нож и перерезал веревки, после чего спокойно развязал суму и достал коробку.
   – Откройте ее сами, – сказал губернатор, отказываясь брать коробку. – Мое первое правило: никогда не прикасаться к незнакомым артефактам.
   – Но миска безобидна, – возразил я, распечатывая картон. – Люди маркиза Ори…
   Губернатор прервал меня решительным жестом:
   – Нам придется долго общаться, сударь, и это – первый урок. Если вы видите якобы безобидный предмет, о котором некто думает как о могущественной реликвии, то не называйте его безобидным, пока не узнаете, кто именно о нем так думает. Мысли некоторых существ изменяют вещи. Маркиз Ори всегда плохо учил своих людей, а я учу хорошо. Вы скоро почувствуете разницу.
   Слова настораживали, но я, не споря, показал глиняную миску губернатору. Он сухо кивнул и, больше не говоря о ней ни слова, сел во главе стола. Я примостился на предложенный стул, стоящий очень далеко от места собеседника.
   Сначала мы ели в полной тишине. Губернатор в основном пил вино, я же налегал и на вино, и на еду, и даже на обычную воду. На полу между окнами стояли старинные часы. Я посматривал на желтый циферблат: прошло минут двадцать, прежде чем мне удалось насытиться.
   Губернатор одобрительно следил за мной. Когда я откинулся на спинку стула, показывая, что в целом закончил трапезу, он с удовлетворением произнес:
   – У вас хороший аппетит, сударь. Это доказывает вашу храбрость. Невзирая на все происшествия, вы не замкнулись в себе. Просто отлично. Храбрость вам скоро понадобится.
   Никому не понравится, если он услышит, что ему скоро понадобится храбрость. Это означает опасность, а опасностями я уже сыт по горло.
   – Храбрость и честность, – задумчиво продолжал губернатор, изучая темное вино в изящном бокале. – Любопытная комбинация. С таким я еще не встречался. Честность – особенно хорошо. Когда вы поймете, с кем имеете дело в Лиме, то кое-кому не поздоровится…
   Я молчал, с тревогой слушая хозяина ратуши.
   – Вы когда-нибудь ненавидели, сударь? – внезапно спросил он. – У вас были или есть настоящие враги? Такие, что когда вы думаете о них, дыхание становится холодным, а сердце замирает от гнева? Такие, что когда вы вспоминаете их лица, хочется обратить их в камень и прибить над бездной вулкана, чтобы всплески магмы век за веком облизывали их? Вы просто человек… но вдруг, вдруг испытывали что-то подобное?
   – Не припоминаю, – ответил я, изумленный подобной речью. – Даже нет. Точно не испытывал.
   – Ну а в детстве, когда, например, вас кусала оса? – продолжал допытываться губернатор, сверкая темными глазами. – Вы не делали ничего предосудительного, даже не видели эту осу, и вдруг – подлый укус! Разве вы не чувствовали гнев? Ребенок ведь часто гневается даже на неодушевленные вещи, приносящие ему боль, а на осу, наверное, и подавно.
   – Может быть, и чувствовал, – пожал я плечами. – Только уже ничего такого не помню. Помню только один случай. Мой друг начал рассказывать моей же девушке обо мне гадости, чтобы переспать с ней. Я был зол тогда. Очень зол. Но это длилось недолго.
   – Вспомните это чувство! – Губернатор наставил на меня указательный палец. – Вспомните и усильте многократно. А потом умножьте на двести лет! Да так, чтобы каждый год тоже разогревал этот гнев! Вспомните, и вы поймете меня!
   – А о чем, собственно, речь, монсеньор? Я не совсем понимаю. – Мои руки легли на скатерть рядом с миской и бело-золотой тарелкой, из которой я ел.
   Губернатор встал из-за стола и кивнул на окна. Солнечный свет, льющийся сквозь стекла, разом померк.
   – Это был мой город, сударь. Его у меня забрали. На него – прямо на него! – взгромоздили другие здания, такие уродливые. Мне, конечно, предложили место в Совете, сказав, что на Земле настало новое время… Новое время, подумать только! И это мне – тому, кто правил здесь безраздельно!
   Я молчал, пытаясь догадаться, куда клонит мой странный собеседник.
   – Но, к счастью, у меня осталось еще оружие. – Губернатор уже не повышал голоса, а подошел к окну и говорил тихо. – Те, кто попадают сюда. Я спасаю некоторых… тех, кто достоин спасения. Учу их своей магии и отправляю наверх. Они мстят за меня. Они – мой меч в ножнах, ждущий своего часа.
   Губернатор перестал говорить, а лишь смотрел в серый проем окна. Я чувствовал легкую растерянность, но пересилил себя и сообщил, как бы невзначай:
   – Но я ведь не маг, монсеньор. У меня нет никаких талантов к магии.
   Хозяин ратуши повернул голову, посмотрел на меня черными глазами и усмехнулся:
   – Конечно, вы не маг, Глеб. Но вы попытаетесь им стать. Будете пытаться так сильно, как только сможете. И я вам помогу в этом.
   – Но у меня нет вообще никаких способностей, – продолжал убеждать я. – Мне все так говорили. Ничего не получится. Нельзя ли просто помочь мне выбраться отсюда, монсеньор?
   Губернатор подошел очень близко и даже слегка наклонился надо мной, источая запах дорогих духов.
   – Может быть, и не получится, сударь, – сказал он. – Но у вас только два выхода. Либо вы выйдете отсюда как маг и Лим обрадуется новому могущественному существу, либо вас выбросят как труп и старый город наконец обретет рассудок. Выбирайте, Глеб. Хорошенько подумайте и выбирайте.

Глава 7

   Если предложить человеку выбор между смертью и совершением какого-то действия, он, конечно, выберет действие. В моем случае проблема была лишь в том, что это действие от меня нисколько не зависело. Смогу ли я стать магом? Каким образом? Это все равно что требовать от меня усилием воли изменить собственный цвет волос с русого, скажем, на рыжий. Я понимал магический дар именно так – нужен особый талант, данный с рождения, типа дополнительной мышцы, которая способна шевелить ухом. Есть эта мышца – можешь шевелить, нет – не можешь и никогда не сможешь.
   Однако губернатор считал иначе. Он почему-то был убежден, что человека можно заставить сделать все, что угодно, и поначалу долго рассказывал мне об открытых и закрытых людях.
   – Люди бывают двух типов, – говорил он. – Те, кто открыт для окружающих, принимает их и хорошо себя чувствуют в этой среде, и те, кто замкнут и нелюдим. Есть люди – весельчаки и балагуры, таких называют «душа компании». За праздничным столом они чувствуют себя как окунь в озере. Есть люди еще более значительные, их можно назвать душой целого общества. Они открыты для происходящего, понимают его и оборачивают себе на пользу. Даже любой земной чиновник, который бултыхается в своем мирке циркуляров и взяток, успешен лишь тогда, когда знает все писаные и неписаные правила. Он встроен в свое общество, открыт для него! Так же и с магией. Открыться магии можно и нужно, тогда энергия потечет в резервуар. Я знаю три упражнения, вы будете пробовать их одно за другим. Думаю, в итоге у вас все получится и число магов возрастет в наших мирах.