Страница:
* * *
Несмотря на успех книги, Кеннеди все еще не мог определиться с планами на будущее. Вначале он раздумывал, не пойти ли ему изучать право. Подал документы в приемную комиссию юридической школы Йельского университета, потом – Стэнфордского, провел несколько месяцев в Стэнфорде, надеясь поправить свое снова пошатнувшееся здоровье. Вместе с семьей путешествовал и отдыхал в Хайеннис-Порте. Но в этот последний мирный год перед Перл-Харбором он, как и многие другие молодые американцы, чувствовал, что близится час, когда США придется вступить в войну. Джек боялся, что из-за проблем со здоровьем его не возьмут в армию. Так и произошло: в начале 1941 года его забраковали медкомиссии и сухопутных войск, и ВМФ. Однако спустя несколько месяцев Джо Кеннеди добился, чтобы сын еще раз прошел медкомиссию, на которую он, безусловно, мог оказать влияние. На этот раз врачи констатировали отсутствие у Джека серьезных противопоказаний к военной службе. В октябре его направили в разведывательное управление ВМС в Вашингтоне[53].Джек сообщал Биллингсу, что работа скучная, зато он ведет интенсивную светскую жизнь. Он переживал первые серьезные романтические отношения с датской журналисткой Ингой Арвад, подругой его сестры Кэтлин. Арвад была красавицей; говорили даже, что она носила титул «Мисс Дании». Она была на несколько лет старше Джека и как раз разводилась со своим первым мужем (счастье, что этого не знала Роза Кеннеди, а то она пришла бы в ужас). Более весомым аргументом против их отношений были слухи о том, что Арвад – шпионка. Они основывались на том факте, что Арвад какое-то время была собственным корреспондентом датской газеты в Германии, и несколько фотоснимков запечатлели ее рядом с Гитлером и Герингом. Хотя не существовало никаких других доказательств ее шпионской деятельности, ФБР проявило к ней интерес, что было чревато скандалом. Поэтому с подачи Джо Кеннеди ВМС, не мешкая, перевел Джека из разведывательного управления на военную верфь в Чарлстоне, штат Южная Каролина. Арвад осталась в Вашингтоне, разрыв был болезненным, и отношения вскоре прервались[54].
К тому времени США уже находились в состоянии войны со странами гитлеровской коалиции, и Джек рвался на фронт. Однако новые недомогания – сильные боли в спине, продолжающиеся проблемы с желудком и другие заболевания, часть из которых ему удавалось скрывать от флотских докторов, – не давали ему возможности попасть на службу в войска, ведущие боевые действия. Наконец, в июле 1942 года он стал курсантом военно-морской школы, готовившей боевых офицеров.
Джек хотел стать капитаном торпедного катера, небольшого и не очень прочного деревянного судна с торпедами на борту, которое охотилось на японские корабли. Такое назначение считалось престижным для молодого начинающего офицера. Во-первых, капитаны торпедных катеров уже прославились своими подвигами; во-вторых, все знали, как опасна служба на этих хрупких суденышках. Состояние здоровья Джека должно было стать непреодолимым препятствием на его пути к цели. Но отец снова вмешивается – появляются «исправленные» медицинские карты и уверения, что назначение Джека Кеннеди капитаном торпедного катера будет способствовать рекламе флота. Этим участие сильных мира сего в военной карьере Джека не ограничилось. Когда его направили нести службу в Панамском канале, то есть далеко от места боевых действий, он обратился за помощью к сенатору от штата Массачусетс Дэвиду Уолшу, который организовал ему перевод на Тихий океан, где в самом разгаре была война с японцами. Джек считал своим долгом участвовать в боевых действиях. Кроме того, он знал, что биография боевого офицера поможет ему в продвижении по карьерной лестнице, какую бы профессию он ни выбрал. К тому же жизненные принципы его семьи, воспитывающей детей в духе соперничества и стремления к успеху, не позволяли ему даже думать о том, что во время войны можно отсидеться где-нибудь в тылу[55].
Весной 1943 года Кеннеди принял командование над торпедным катером «PT-109», который вскоре получил задание в составе отряда из пятнадцати торпедных катеров атаковать возвращающиеся на базы корабли японского флота. Операция провалилась: американцам не удалось потопить или хотя-бы повредить ни одного японского корабля. Под покровом ночи в открытом море одинокий катер Кеннеди, не имевший на борту никаких средств радиосвязи или радиолокации, лишь с одним включенным двигателем из трех, поджидал корабли противника. Внезапно из темноты прямо на него выскочил уходивший от преследования японский эсминец. Все произошло так внезапно, что у Кеннеди не было возможности убрать свой катер, шедший на тихом ходу, с пути вражеского корабля, и японский эсминец просто протаранил «PT-109», разрезав американский катер пополам. Два моряка погибли на месте, а остальные оказались в воде. Некоторые держались за обломки корпуса, других отнесло в разные стороны. Кеннеди поспешил им на помощь, и помог доплыть к обломкам катера сквозь горящее масло. Он тянул за собой тяжело раненного матроса. К полудню следующего дня, когда обломки катера стали медленно тонуть, Кеннеди организовал переправу своих матросов на ближайший остров. Им пришлось добираться вплавь в течение пяти часов, и все это время Джек, превозмогая усталость, тащил за собой раненого. Все доплыли до берега. На острове им удалось отыскать местного жителя, говорившего по-английски, у которого была лодка-каноэ. Джек вырезал на скорлупе кокосового ореха свои координаты и просьбу выслать за пострадавшими спасательное судно. Послание было доставлено по адресу, и через семь дней после той злополучной ночи, на борту другого торпедного катера, экипаж возвратился на базу.
Очень скоро о чудесном спасении моряков торпедного катера «PT-109», тяжелых испытаниях, которые им пришлось перенести, и о героизме представителя знаменитой семьи Кеннеди восторженно писала американская пресса (практически во всех заголовках его называли «сыном Кеннеди»). История об его героизме несколько недель не сходила со страниц газет. В 1944 году в еженедельнике New Yorker Джон Херси опубликовал хронику истории гибели катера «PT-109», которая через несколько десятилетий легла в основу имевшего большой успех фильма. Херси изобразил Джека скромным самоотверженным и самокритичным героем[56], опустив при этом все детали, которые не вписывались в создаваемый им образ, или содержали информацию, которую не хотел делать достоянием общественности сам Джек. Отвага и мужество молодого капитана при спасении экипажа впечатлили бы читателей еще больше, если бы в тексте были упомянуты его хронические проблемы со здоровьем и испытываемые им физические страдания. Но Джек скрыл их от медкомиссии, когда шел служить во флот, и не имел намерений рассказывать о своих хронических недугах и подложных медицинских заключениях. Не писал Херси и о малопонятных обстоятельствах ночного столкновения. Он также проигнорировал критические высказывания в адрес Кеннеди, многие из которых на самом деле были несправедливыми. Например, один из командиров Джека, позже говорил, что «особенно хорошим капитаном катера он не был»[57]. На самом деле от создания истории о героизме и чудесном спасении выигрывали все. Что касается Джека, то он не занимался саморекламой. В этом не было нужды, так как о его подвиге вместо него рассказывали сослуживцы, командование ВМФ, пресса и отец, Джо Кеннеди-старший.
* * *
Уже через десять дней после счастливого завершения истории с «PT-109» Джек вернулся к выполнению служебных обязанностей. Но к декабрю 1943 года состояние его здоровья настолько ухудшилось, что он, по рекомендации врачей, решил возвращаться в Америку. В декабре он оставил Тихоокеанский флот, в начале января прибыл в Сан-Франциско, а уже через несколько дней был вновь госпитализирован в клинику Майо. Снова начался многомесячный период лечения – то в условиях стационара, то амбулаторно. Наибольшей проблемой оставались боли в спине, которые усилились в результате падения на палубу во время инцидента с «PT-109». Однако их истинной причиной было не это падение, и не несчастный случай во время игры в американский футбол в Принстоне, как рассказывала журналистам его мать, а проявившееся еще в детстве хроническое заболевание, которое усугубилось после нескольких неудачных операций и частого применения стероидных препаратов. Но этим летом Джека ожидал куда более тяжелый удар. 12 августа 1944 года Джозеф П. Кеннеди-младший, старший брат Джека, всегда бывший для него примером для подражания и удачливым соперником, пилотировал бомбардировщик с полным грузом бризантной взрывчатки Торпекс на борту для подрыва объектов на территории Германии. Взрывчатка сдетонировала и самолет взорвался еще в небе над Англией. Останки Джо так и не были найдены[58].Его гибель потрясла семью. Джо-старший был безутешен. Несколько недель он не покидал свою комнату в Хаяннис-порте и почти не общался с женой и детьми. Он вышел из добровольного заточения сломленным и ожесточенным, обвиняя в смерти сына политику Рузвельта, которая привела Америку к участию в войне. Наверное, он также винил себя в том, что сын пошел на смертельный риск и погиб из-за желания восстановить политическую репутацию отца. Джек, со своей стороны, думал, что отчаянная смелость брата могла быть частично обусловлена желанием Джо превзойти его в боевой славе. («А где, черт побери, был ты, когда на горизонте появился этот эсминец… и где был твой радар?» – писал ему Джо, прочитав статью в New Yorker и явно не желая отдавать Джеку пальму первенства в их вечном соперничестве[59].) Чтобы заглушить чувство вины перед погибшим братом, Джек составил и издал частным образом книгу воспоминаний о нем, назвав ее «Каким мы помним Джо» (As We Remember Joe)[60].
Джек снова оказался на распутье. Он не знал, что делать со своей жизнью после гибели Джо, прекращения военной службы, разрыва отношений с Ингой Арвад и бесконечных проблем со здоровьем. В марте 1945 года его официально уволили из флота в запас, и спустя несколько месяцев он отправился в Сан-Франциско в качестве корреспондента газетного концерна Херста для освещения событий вокруг создания Организации Объединенных Наций. Потом Джек полетел в Великобританию, откуда от-правился в тур по Европе, снова погрузившись в мир политики и дипломатии[61].
Он вел дневник, куда записывал свои впечатления. Так, к Уставу ООН он отнесся скептически, считая, что тот «недостаточно хорошо разработан и отражает отсутствие принципиального единомыслия между США, СССР и Великобританией. …Сомневаюсь, что он окажется дееспособным»[62]. В Британии он следил за обреченной на провал предвыборной кампанией Уинстона Черчилля и констатировал, что приветствует победу лейбористов, потому что, придя к власти, их партия будет вынуждена примириться с капитализмом[63]. В Ирландии его встревожили сведения о том, что во время войны первый премьер-министр страны Имон де Валера был враждебно настроен по отношению к Великобритании. Вместе с министром ВМС США Джеймсом Форрестолом Джон Кеннеди проехал по лежащей в послевоенных руинах Германии. Его поразила «идеальная» дисциплина в американских оккупационных войсках. Немцы, отмечал Кеннеди, раздосадованы, что армия США не оккупировала Восточную Германию до того, как туда пришли русские: «Здесь существует мнение, что русские не собираются уходить из своей зоны оккупации и планируют превратить эту часть Германии в Советскую Социалистическую Республику»[64]. Критиковал он и поведение американских войск: «Заняв город, американцы жестоко грабили его». Джека потрясло посещение разрушенного дома Гитлера в Берхтесгадене. Он проявлял странный интерес к личности самого Гитлера.
«Можно легко понять, как всего через несколько лет, преодолев окружающую его сейчас ненависть, Гитлер превратится в одну из самых значительных личностей в истории. Лелея безгранично честолюбивые замыслы, которые он хотел реализовать для своей страны, он представлял угрозу для человечества. Но тайна, окутывающая его жизнь и смерть, надолго переживет его. Что-то было в нем такое, о чем складывают легенды»[65].
Кеннеди не был поклонником фюрера, но эта странная дневниковая запись свидетельствует, что интерес к использованию власти заставил его на какое-то время абстрагироваться от ужасов нацистского режима, рассуждая об исторической значимости Гитлера.
Из Европы Кеннеди вернулся, так и не решив, что ему делать дальше. Постепенно, однако, он приходил к выводу, что его дальнейшая жизнь, возможно, будет связана с политикой. После гибели Джо-младшего именно ему надлежало оправдывать надежды семьи. Хотя Джо-старший и имел сомнения относительно политических талантов своего второго сына, он стал уговаривать его пойти по стопам брата и заняться политикой, выставив свою кандидатуру на выборах. Сначала Джек колебался, но потом и сам начал задумываться о политической карьере. Ранее он отказался от мысли стать юристом. Он уже попробовал себя в журналистике и решил, что эта работа не для него. (Спустя много лет он скажет: «Репортер сообщает о событиях, но не творит их»[66].) «Ничто не могло помешать Джеку заняться политикой. Я думаю, это было у него в крови»[67], – писал Лем Биллингс. В годы юности Джек много читал и думал о политике и международных отношениях. Теперь он склонялся к тому, чтобы посвятить себя решению проблем, с которыми предстояло столкнуться его стране после войны.
Возможно, что Джек выбрал бы профессию политика и без давления отца, но он точно не смог бы обойтись без поддержки Джо-старшего в осуществлении своих карьерных планов. В конце 1944 года Джо начал исподволь вести переговоры с Джеймсом Майклом Кэрли, бывшим мэром Бостона, который к тому времени был конгрессменом. Весьма колоритная личность, Кэрли уже не в первый раз оказался в щекотливом положении, имея трудности как финансового, так и юридического характера. Кеннеди предложил оплатить его долги и помочь уладить неприятности с законом, если Кэрли освободит место в Палате представителей. Конечно, Джек мог не знать о сделке между Джо и Кэрли, но он понимал, что без помощи отца ему вряд ли удастся добиться успеха в политической деятельности. Позже, отвечая на вопрос журналиста о начале политической карьеры Джека, Джо признался: «Я просто кое-кому позвонил, связался с людьми, которых знаю. У меня много знакомых»[68]. В декабре 1944 года, заручившись поддержкой отца, Джек писал Биллингсу: «У меня есть на примете кое-что хорошее. Только бы получилось»[69].
Глава 2
Начинающий политик
В начале политической карьеры Джека Кеннеди у его друзей и родственников были весомые основания сомневаться, что он пригоден для общественной жизни как публичный политик. Джек не был еще бойким оратором, слушателям он казался скованным, неловким и неуверенным. Старался избегать непосредственного общения с избирателями, а если все же приходилось выходить к ним, держался отчужденно и напряженно. Был крайне непунктуален, заставляя ждать себя час и более. Казалось, что из-за продолжающихся проблем со здоровьем у него просто не хватит сил для проведения интенсивной предвыборной кампании. В ответ на вопрос, почему он баллотируется в Конгресс, Джек часто говорил, что делает это в память о погибшем брате. В 1946 году, во время его первой избирательной кампании, людей в его команду в основном подбирал отец, и они рассматривали работу с сыном как очередное задание босса. Несмотря на все свои достоинства – хорошо встреченную общественностью книгу, впечатляющую военную биографию, известную фамилию, – Джек в политике был новичком, молодым и неопытным. Оппоненты называли его «чужаком» и политическим авантюристом, сынком богатого папаши, у которого за душой нет ничего, кроме папенькиных денег[70].
Однако Джек обладал некоторыми незаурядными качествами, которые не сразу бросались в глаза. В отсутствие своих деспотичных родителей он становился обаятельной компанейской личностью. У него было множество верных и преданных друзей, приобретенных во время учебы в Чоуте и Гарварде, службы во флоте, – всюду, где ему приходилось бывать. Во многих отношениях он был симпатичнее своего чересчур серьезного, честолюбивого и импульсивного старшего брата. К тому же, вступая в политику в 1946 году, он имел в активе послужной список героя войны, разрекламированный и, до некоторой степени, романтизированный усилиями прессы. Однажды, во время посещения собрания общества матерей «Золотая звезда»[71] (женщин, потерявших на войне сыновей) в Чарлстоне, он сказал, обращаясь к аудитории: «Думаю, я знаю, что вы чувствуете. Моя мать тоже потеряла сына». Казалось, с этими словами между ним и присутствующими в зале женщинами установилась какая-то «магическая связь»[72].
Еще одним и, возможно, не менее важным преимуществом Джека были деньги и связи отца. Сам Джек мало интересовался вопросами финансирования своей кампании, сосредоточив внимание на выступлениях, митингах, встречах. Первое время и его дед, сам бывший мэр, хотел помочь внуку в предвыборной кампании, но там, где за дело брался Джо Кеннеди, другим делать было нечего. Джо взял на себя всю грязную работу: раздал деньги боссам окружных избирательных комиссий, оплатил агитационные листовки и рекламу на рекламных щитах, нанял специалистов по связям с общественностью, создал банк телефонных номеров. Он организовал несколько тщательно продуманных мероприятий, включая грандиозное «чаепитие» в шикарном отеле в Кембридже, во время которого члены семейства Кеннеди, мужчины во фраках и белых галстуках-бабочках, а женщины в парижских вечерних туалетах, терпеливо ждали своей очереди, чтобы пожать руку каждой из полутора тысяч приглашенных избирательниц. На предвыборную кампанию Джека в Конгресс ушло 300 тысяч долларов, что намного превысило затраты всех других кандидатов, вместе взятых. Деньги Джо оставались важнейшим и абсолютно незаменимым фактором в успешной политической карьере его сына. Говорят, что Джо Кеннеди как-то хвалился: «Джек у нас пройдет на «ура»! Мы его, как горячий пирожок продадим!» Позже один из сотрудников вспоминал: «Он был вдохновителем всей предвыборной кампании Джека и лично руководил каждой деталью в ее проведении»[73].
Что касается предвыборной программы, то ее, в общем-то, не было. Джек часто говорил о том, что видел и испытал на войне, о героизме своих боевых товарищей, причем некоторые из них выступали в его поддержку на встречах в избирательном округе. Джо, в свою очередь, распечатал публикацию Джона Херси в еженедельнике New Yorker о спасении моряков катера «PT-109» тиражом в сто тысяч экземпляров и позаботился, чтобы они все попали в руки избирателям. Джека больше интересовали вопросы внешней политики, поэтому он хотел сделать основной темой своей кампании международное положение. Но, несмотря на первые проявления ораторского мастерства, его выступлениям не хватало четкости и конкретности: «Соединенные Штаты Америки и весь мир оказались на распутье. Наши сегодняшние действия определят развитие цивилизации на много лет вперед. Мы живем в мире, который старается залечить страшные раны после жестокой бойни… Нас ожидают нелегкие времена»[74].
Почувствовав, что в 1946 году избирателей больше волнуют экономические проблемы, Джек стал повторять стандартные положения «Нового курса» Рузвельта. Но в целом тремя столпами кампании были его молодость, военные подвиги и лозунг «Новое поколение предлагает своего лидера»[75].
Джек легко победил на первичных выборах Демократической партии в одиннадцатом округе штата Массачусетс. Однако, поскольку он соревновался с десятью другими кандидатами, общее количество отданных за него голосов составило всего около 12 %. На следующем этапе избирательной кампании, будучи абсолютным фаворитом в округе, традиционно голосующем за демократов, Джек попытался яснее очертить цели своей политики. В широко разрекламированной речи, которую он назвал «Почему я демократ», он не только говорил о поддержке партийной платформы, но и выдвинул собственные идеи.
Например, он предупреждал об угрозе, которую, по его мнению, представляет Советский Союз и его «программа завоевания мира». На самом деле, что именно он говорил, уже не имело особого значения. В условиях, когда в национальном масштабе в ходе этих выборов Республиканская партия одержала внушительную победу, Джек стал конгрессменом от демократов, получив 73 % голосов избирателей своего округа[76].
Джек был довольно пассивным членом обоих комитетов, часто опаздывал или вообще не приходил на их заседания. В его собственном избирательном округе жили в основном представители рабочего класса, о нуждах которых он мало знал и мало заботился. Вообще, когда речь заходила о внутренней политике, он обычно выступал за снижение дефицита бюджета, призывая к сокращению бюджетных ассигнований с тем, чтобы не пришлось экономить средства на оборону.
На этом фоне заметным исключением стала его поддержка Федеральной программы строительства субсидируемого жилья, которая находилась в центре дебатов в 1946 году, после длительной предвоенной экономической депрессии и строительного застоя военных лет. Здесь, однако, Кеннеди настроил против себя Американский легион, неосторожно, хотя в целом справедливо назвав его «барабанщиком колонны лоббистов сектора недвижимости»[77]. В 1947 году он был последовательным, хотя и не очень страстным, противником законопроекта Тафта-Хартли, направленного на ограничение прав профсоюзов.
В работе Конгресса Кеннеди больше всего интересовали международные дела – область деятельности, в которой он никак не был задействован и на которую не мог повлиять в Конгрессе. Он поддерживал доктрину Трумэна, заложившую фундамент политики сдерживания, с которой Америка вступила в Холодную войну. Еще до окончания первого срока в Конгрессе он уже планировал новую избирательную кампанию – возможно, на место губернатора штата или сенатора. И Трумэн, и Кеннеди должны были переизбираться в 1948 году, и Джек имел надежды на карьерное продвижение, которое он, по его мнению, заслуживал как специалист по международным делам. Но он отказался от своих планов, выяснив, что у него, мало кому известного политика, всего один срок прослужившего в Палате представителей, практически нет шансов на более высокую выборную должность. Во время следующих выборов он без труда сохранил за собой место в Конгрессе и продолжал добросовестно поддерживать законопроекты, которые могли помочь его избирателям. Но это было не то, чего ему хотелось, к чему он стремился.
Однако Джек обладал некоторыми незаурядными качествами, которые не сразу бросались в глаза. В отсутствие своих деспотичных родителей он становился обаятельной компанейской личностью. У него было множество верных и преданных друзей, приобретенных во время учебы в Чоуте и Гарварде, службы во флоте, – всюду, где ему приходилось бывать. Во многих отношениях он был симпатичнее своего чересчур серьезного, честолюбивого и импульсивного старшего брата. К тому же, вступая в политику в 1946 году, он имел в активе послужной список героя войны, разрекламированный и, до некоторой степени, романтизированный усилиями прессы. Однажды, во время посещения собрания общества матерей «Золотая звезда»[71] (женщин, потерявших на войне сыновей) в Чарлстоне, он сказал, обращаясь к аудитории: «Думаю, я знаю, что вы чувствуете. Моя мать тоже потеряла сына». Казалось, с этими словами между ним и присутствующими в зале женщинами установилась какая-то «магическая связь»[72].
Еще одним и, возможно, не менее важным преимуществом Джека были деньги и связи отца. Сам Джек мало интересовался вопросами финансирования своей кампании, сосредоточив внимание на выступлениях, митингах, встречах. Первое время и его дед, сам бывший мэр, хотел помочь внуку в предвыборной кампании, но там, где за дело брался Джо Кеннеди, другим делать было нечего. Джо взял на себя всю грязную работу: раздал деньги боссам окружных избирательных комиссий, оплатил агитационные листовки и рекламу на рекламных щитах, нанял специалистов по связям с общественностью, создал банк телефонных номеров. Он организовал несколько тщательно продуманных мероприятий, включая грандиозное «чаепитие» в шикарном отеле в Кембридже, во время которого члены семейства Кеннеди, мужчины во фраках и белых галстуках-бабочках, а женщины в парижских вечерних туалетах, терпеливо ждали своей очереди, чтобы пожать руку каждой из полутора тысяч приглашенных избирательниц. На предвыборную кампанию Джека в Конгресс ушло 300 тысяч долларов, что намного превысило затраты всех других кандидатов, вместе взятых. Деньги Джо оставались важнейшим и абсолютно незаменимым фактором в успешной политической карьере его сына. Говорят, что Джо Кеннеди как-то хвалился: «Джек у нас пройдет на «ура»! Мы его, как горячий пирожок продадим!» Позже один из сотрудников вспоминал: «Он был вдохновителем всей предвыборной кампании Джека и лично руководил каждой деталью в ее проведении»[73].
Что касается предвыборной программы, то ее, в общем-то, не было. Джек часто говорил о том, что видел и испытал на войне, о героизме своих боевых товарищей, причем некоторые из них выступали в его поддержку на встречах в избирательном округе. Джо, в свою очередь, распечатал публикацию Джона Херси в еженедельнике New Yorker о спасении моряков катера «PT-109» тиражом в сто тысяч экземпляров и позаботился, чтобы они все попали в руки избирателям. Джека больше интересовали вопросы внешней политики, поэтому он хотел сделать основной темой своей кампании международное положение. Но, несмотря на первые проявления ораторского мастерства, его выступлениям не хватало четкости и конкретности: «Соединенные Штаты Америки и весь мир оказались на распутье. Наши сегодняшние действия определят развитие цивилизации на много лет вперед. Мы живем в мире, который старается залечить страшные раны после жестокой бойни… Нас ожидают нелегкие времена»[74].
Почувствовав, что в 1946 году избирателей больше волнуют экономические проблемы, Джек стал повторять стандартные положения «Нового курса» Рузвельта. Но в целом тремя столпами кампании были его молодость, военные подвиги и лозунг «Новое поколение предлагает своего лидера»[75].
Джек легко победил на первичных выборах Демократической партии в одиннадцатом округе штата Массачусетс. Однако, поскольку он соревновался с десятью другими кандидатами, общее количество отданных за него голосов составило всего около 12 %. На следующем этапе избирательной кампании, будучи абсолютным фаворитом в округе, традиционно голосующем за демократов, Джек попытался яснее очертить цели своей политики. В широко разрекламированной речи, которую он назвал «Почему я демократ», он не только говорил о поддержке партийной платформы, но и выдвинул собственные идеи.
Например, он предупреждал об угрозе, которую, по его мнению, представляет Советский Союз и его «программа завоевания мира». На самом деле, что именно он говорил, уже не имело особого значения. В условиях, когда в национальном масштабе в ходе этих выборов Республиканская партия одержала внушительную победу, Джек стал конгрессменом от демократов, получив 73 % голосов избирателей своего округа[76].
* * *
Выборы 1946 года не только обеспечили республиканское большинство в Конгрессе, но и привели в высший законодательный орган страны молодых ветеранов войны от обеих партий. Джек Кеннеди был одной из самых заметных личностей в этом новом призыве. Конечно, известность довольно быстро приобрели и некоторые другие конгрессмены-новички, например, республиканцы член Палаты представителей Ричард Никсон из Калифорнии и сенатор Джозеф Маккарти из Висконсина, активно работающие в комитетах Конгресса. В отличие от них Кеннеди проявлял мало интереса к рутинной работе Палаты представителей. С помощью отца он подобрал себе большой – один из самых больших в Конгрессе – штат весьма компетентных помощников, которые освободили его от исполнения многих неприятных обязанностей. Насколько это возможно, он избегал встреч с избирателями, зато, снова не без помощи отца, вошел в состав двух авторитетных комитетов Палаты представителей, важность которых обусловливали экономические трудности первых послевоенных лет: Комитета по вопросам образования и труда и Комитета по делам ветеранов.Джек был довольно пассивным членом обоих комитетов, часто опаздывал или вообще не приходил на их заседания. В его собственном избирательном округе жили в основном представители рабочего класса, о нуждах которых он мало знал и мало заботился. Вообще, когда речь заходила о внутренней политике, он обычно выступал за снижение дефицита бюджета, призывая к сокращению бюджетных ассигнований с тем, чтобы не пришлось экономить средства на оборону.
На этом фоне заметным исключением стала его поддержка Федеральной программы строительства субсидируемого жилья, которая находилась в центре дебатов в 1946 году, после длительной предвоенной экономической депрессии и строительного застоя военных лет. Здесь, однако, Кеннеди настроил против себя Американский легион, неосторожно, хотя в целом справедливо назвав его «барабанщиком колонны лоббистов сектора недвижимости»[77]. В 1947 году он был последовательным, хотя и не очень страстным, противником законопроекта Тафта-Хартли, направленного на ограничение прав профсоюзов.
В работе Конгресса Кеннеди больше всего интересовали международные дела – область деятельности, в которой он никак не был задействован и на которую не мог повлиять в Конгрессе. Он поддерживал доктрину Трумэна, заложившую фундамент политики сдерживания, с которой Америка вступила в Холодную войну. Еще до окончания первого срока в Конгрессе он уже планировал новую избирательную кампанию – возможно, на место губернатора штата или сенатора. И Трумэн, и Кеннеди должны были переизбираться в 1948 году, и Джек имел надежды на карьерное продвижение, которое он, по его мнению, заслуживал как специалист по международным делам. Но он отказался от своих планов, выяснив, что у него, мало кому известного политика, всего один срок прослужившего в Палате представителей, практически нет шансов на более высокую выборную должность. Во время следующих выборов он без труда сохранил за собой место в Конгрессе и продолжал добросовестно поддерживать законопроекты, которые могли помочь его избирателям. Но это было не то, чего ему хотелось, к чему он стремился.