Страница:
Голос крови (сборник)
© ООО «Астрель СПб», 2010
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
От издателя
В последние пару лет романтические саги о вампирах стабильно занимают самые верхние строчки в списках популярных книг. Вслед за суперуспешными циклами Стефани Майер «Сумерки» и Л. Дж. Смит «Дневники вампира» в книжные магазины хлынуло целое море вампирской литературы. Вслед за зарубежными авторами живописать перипетии нелегкой жизни ночных кровопийц принялись и отечественные авторы. И успех вампирской тематики вполне закономерен, ведь в этих книгах есть то, что так любят читатели и в особенности читательницы – интересный, притягивающий внимание и не дающий отвлечься ни на минуту сюжет, любовь, немного пугающая атмосфера тайны.
Видя популярность вампирской темы, наше издательство выбрало именно ее для очередного конкурса на лучший рассказ, опубликованный на Интернет-ресурсах, ежегодно проводимого совместно с литературной премией «Блогбастер».
Авторам-конкурсантам было предложено развить эту тему в рамках малой формы, т. е. рассказа. От них ждали историй о столкновении мира людей и мира вампиров, о тайнах крови, о загадочном и пугающем и, разумеется, о любви. Задание вызвало живейший отклик, всего на конкурс поступило более 300 работ от авторов со всех концов России и из-за рубежа. Из этого огромного количества членами жюри было отобрано тринадцать лучших рассказов, которые и вошли в этот сборник.
1-е место заняла Леся Орбак (Омск) с рассказом «Нелюдь живая. Нелюдь мертвая».
На 2-м месте оказалась Влада Медведникова (Москва) и ее рассказ «Неподвластные небу».
А 3-е место досталось Ольге Костылевой (Москва), приславшей рассказ «Сага о любви и женской дружбе».
Но и все остальные рассказы не менее достойны внимания, ведь во всех них тема любви и вампиров раскрыта ярко, самобытно и подчас в неожиданном ракурсе.
Желаем вам приятного чтения!
Видя популярность вампирской темы, наше издательство выбрало именно ее для очередного конкурса на лучший рассказ, опубликованный на Интернет-ресурсах, ежегодно проводимого совместно с литературной премией «Блогбастер».
Авторам-конкурсантам было предложено развить эту тему в рамках малой формы, т. е. рассказа. От них ждали историй о столкновении мира людей и мира вампиров, о тайнах крови, о загадочном и пугающем и, разумеется, о любви. Задание вызвало живейший отклик, всего на конкурс поступило более 300 работ от авторов со всех концов России и из-за рубежа. Из этого огромного количества членами жюри было отобрано тринадцать лучших рассказов, которые и вошли в этот сборник.
1-е место заняла Леся Орбак (Омск) с рассказом «Нелюдь живая. Нелюдь мертвая».
На 2-м месте оказалась Влада Медведникова (Москва) и ее рассказ «Неподвластные небу».
А 3-е место досталось Ольге Костылевой (Москва), приславшей рассказ «Сага о любви и женской дружбе».
Но и все остальные рассказы не менее достойны внимания, ведь во всех них тема любви и вампиров раскрыта ярко, самобытно и подчас в неожиданном ракурсе.
Желаем вам приятного чтения!
Алекс Рубин. Дожить до зимы
«…его кличут Десяткой, и его прозвище пошло не от десяти добрых дел»
Он проснулся поздним вечером, с трудом вырвавшись из потустороннего мрака в сумеречную явь двухкомнатной квартиры. Тело ныло, как будто он лежал в деревянном гробу, а не в своей постели. Он решил, что проспал целую неделю. Просыпаться с каждым разом становилось все трудней, с каждым днем уходили силы. Он подошел к окну, раздвинул закрытые шторы, распахнул окно настежь. Порыв ветра сбросил на пол завалявшуюся на подоконнике полупустую пачку сигарет. Он закурил, выпуская клубы дыма в осень. За окном стоял поздний ноябрь. Уже сожгли опавшие листья, но снег еще не лег на голые ветви деревьев. Осень – самое неудачное время года, но за ней придет зима. Он любил зиму: усталое зимнее солнце, из последних сил посылающее свои слабые лучи, снежный покров, мягко скрипящий под ногами, короткие дни и длинные ночи… Он отчетливо понимал, что ему не дожить до зимы – скорее всего, в следующий раз он заснет и уже никогда не проснется. Проклятое равновесие поймало его в капкан, оставив медленно угасать и ждать неминуемой смерти. Он представлял себе равновесие в виде аптекарских весов с двумя чашами и стрелкой. В прошлый раз он пытался сдвинуть стрелку, но ему не повезло. Может, получится в этот раз? Он выбросил окурок в окно и шагнул в ночь…
Ночной город встретил его неоновым миганием реклам и пустыми улицами. Удивляться было нечему – в это время люди или отдыхают в своих уютных квартирах, или расслабляются в не менее уютных барах и клубах. Возможно, то, что ему было нужно, нашлось бы в одном из таких мест. Но он с упорством робота или фанатика бродил по пустым улицам, избегая скоплений народа. Огонек сигареты горел у его лица, как точка лазерного прицела.
Наконец его упорство было вознаграждено. На плохо освещенном перекрестке трое быковатого вида парней пытались затащить девушку в припаркованный у тротуара джип. Жертва дергалась в руках похитителей, пытаясь ударить кого-нибудь из них каблуком и вырваться, но было ясно, что ей это не удастся. Девушка не кричала – то ли у нее перехватило горло от испуга, то ли была уверена, что помощи ждать неоткуда. «Распустились, совсем оборзели», – бросил он в темноту и направился к джипу. Появление нового действующего лица явно не смутило троицу. По крайней мере, своего занятия мерзавцы не прекратили: один возился с дверью джипа, а два других пытались пропихнуть упирающуюся девчонку в машину. «Стоять, гаденыши! Отпустите ее», – сказал он. Этого хватило. Все, включая девушку, замерли, как в стоп-кадре из кинофильма. После секундной паузы навстречу ему, демонстративно нашаривая что-то в кармане кожанки, попер бритоголовый крепыш, видимо, лидер местной шпаны: «Ты че, мужик, а?» И услышал в ответ: «Быстро вали отсюда. Если хочешь дожить до зимы. Или хотя бы пережить сегодняшнюю ночь…» Угрозы в голосе незнакомца не было, только легкая брезгливость и уверенность в том, что его послушаются. Но бритоголовый почувствовал, что погружается в ванну едкого липкого ужаса. Отморозок стал главарем не случайно – он был безрассудно смел, без страха смотрел в дуло пистолета, но сейчас почувствовал себя кроликом перед удавом. «Ладно, мужик, еще свидимся…» – выдохнул сквозь зубы бандит и кивнул своим: «Отпустите дуру, потом сама жалеть будет…» Троица загрузилась в джип и уехала. Они остались вдвоем.
Он прижимал к себе рыдающую девушку, успокаивающе водил ладонью по ее волосам, а сам думал о равновесии. Одна из чаш весов потяжелела, и стрелка сдвинулась в нужном направлении, но этого было недостаточно. Впрочем, первый шаг сделан. Правда, времени мало: скоро наступит день, а с ним – вечная ночь… Он рывком вернулся из своих мыслей в холодную ночную реальность. «Успокойся, маленькая, все в порядке…» Девушка уже не плакала. Срывающимся голосом она говорила слова благодарности, рассказывала, слегка привирая, почему оказалась на улице в столь поздний час, проклинала несостоявшихся насильников. Кстати, ее звали Надя. Надя, Надежда… Он не был суеверен, но усмотрел в этом некий знак. Может, он и доживет до зимы… «Все будет хорошо, Наденька…» Он пытался остановить такси рукой с мерцающим огоньком сигареты, а она все время прижималась к нему, боясь, что он исчезнет, и ее мучители вернутся. Она была очень симпатичной, пережитый страх делал ее лицо детским и беззащитным. Усталый хмурый таксист молча выслушал адрес, распахнул дверь. Она думала, что он поедет с ней, не оставит ее одну. Но время шло, стрелка весов нависала над ним, словно топор палача. Не было времени и сил играть в рыцаря. Впрочем, он записал ее номер телефона. Конечно, она не будет возражать, если он позвонит попозже, чтобы узнать, все ли у нее в порядке. Такси отъехало. Надежда смотрела на него сквозь заднее стекло старой «Волги». Он опять был один.
Второй шанс выпал ему возле казино. Он не собирался заходить вовнутрь, просто шел мимо. И увидел нищенку. «Точнее, женщину, которой очень нужны деньги», – мысленно поправил он себя. Она не была похожа на бомжиху или нахальную попрошайку. Пожилая, в старом сером пальто – и совершенно седая. Она сидела на раскладном стульчике недалеко от роскошного выхода из казино. На достаточном расстоянии, чтобы, не дай Бог, не прогнали молодцеватые охранники, но все-таки на виду у клиентов казино, которые в хорошем настроении выходили из залы и садились в открытые двери своих «Роллс-ройсов» и «Мерседесов». Впрочем, желающих помочь ей не находилось. Не то чтобы им всем было жалко дать ей купюру с портретом умершего президента. Просто ее серое пальто не вписывалось в ту красочную жизнь, которой они жили…
Он заглянул в портмоне. Кажется, с прошлого раза у него оставались какие-то деньги… Деньги были. Немного. Их было недостаточно на полчаса игры в казино, но нищенке, которая ночью просит подаяние, этой суммы должно хватить. Сидевшая на стульчике женщина с усталой надеждой смотрела на него снизу вверх. «Должно хватить», – повторил он вслух, достав из портмоне десяток зеленых бумажек с цифрой «сто» и опустив их в раскрытую сумку. Глаза женщины расширились, она хотела что-то сказать, но в горле заклокотало. Она наклонилась вперед, словно пытаясь поцеловать ему руку. «Не нужно, – неожиданно мягко сказал он. – Это не вам, это на чашу весов». Как ни странно, она поняла.
Он уходил, она смотрела ему вслед, а ее губы шептали слова молитвы: «…отпусти ему его грехи». Он слышал ее слова, они колоколом бились у него в голове. Против ожидания, происшедшее серьезно изменило расклад сил. Видимо, деньги нищенке были жизненно необходимы. Может, без них она бы скоро умерла с голоду. Или не смогла бы купить лекарство больному внуку. Причина его не интересовала. Главное – чаши весов почти уровнялись, стрелка была в волоске от «зеро». Казалось, еще один шаг и равновесие потеряет свою власть над ним. Но нужно было, как в песне, найти место для этого шага. И он продолжил свой путь в лабиринте неосвещенных пустынных улиц.
После нескольких часов бесплодных поисков надежда снова сменилась унынием. Он не мог найти никого, чья судьба могла сдвинуть стрелку весов. Люди спали в квартирах, до утра забыв о своих бедах. А те немногие, кто встречались ему на пути, не нуждались в его помощи. Кажется, равновесие брало реванш за его легкие победы.
В какой-то момент он почувствовал, что не один. Обернулся и увидел пса, который шел следом, легко приноровясь к его неспешному шагу. Поняв, что замечен, пес подошел поближе, наклонил косматую башку, словно здороваясь, а потом присел на задние лапы. Это было удивительно; обычно всякая живность сторонилась его, пыталась обойти десятой дорогой. Видимо, этот пес был необычным животным. «Или просто очень голодным», – усмехнулся он, рассматривая поджарые бока с выступающими ребрами. В собаке чувствовалась порода, однако по грязной свалявшейся шерсти было видно, что о псе давно никто не заботится. «И что же мне с тобой делать?» – спросил он у пса. Тот, понятное дело, не ответил. «У меня нет куска мяса, и я не буду искать его посреди ночи. Времени у меня нет, понимаешь? Равновесию наплевать на собачек, кошечек и прочих божьих тварей. Иначе я купил бы пять буханок хлеба и всю ночь кормил голубей. К сожалению, равновесие любит играться людьми. Эх, попал бы мне в руки тот, кто это придумал…» Пес сидел и слушал, на умной морде читалось: «Сейчас этот человек перестанет пороть чушь и даст мне чего-нибудь пожрать». Он уловил иронию ситуации и, усмехнувшись, махнул псу рукой: «Ладно, псина, твоя взяла. Идем искать еду».
Окошко будки с выцветшей надписью «Ночной ресторан» было закрыто, но внутри тускло горел свет. Он постучал указательным пальцем в пластик окошка: «Открывайте, люди добрые, сильно есть хочется!» Окошко открылось, в нем показалось бородатое лицо пожилого азербайджанца. «Канечно, дарагой, для тебя – что пожелаешь: хот дог, шаверма,» – начал перечислять продавец, нарочито коверкая слова с «кавказским» акцентом. «Не для меня, отец. Вот собачка у меня голодная». «Да шел бы ты, парень, знаешь куда», – начал продавец, решив, что это очередная неумная шуточка местного жителя над приезжим «чуркой». Однако придумать, куда именно послать нахала, не успел: пес залаял, почувствовав истекающие из «ресторана» дивные запахи: «Гляди-ка – и впрямь собака. Худющая какая…»
Двое мужчин наблюдали за поглощающей мясо собакой. Он протянул продавцу полупустую пачку, тот с благодарностью взял сигарету, закурил, выпуская кольца дыма: «Хороший пес, даром что некормленый. У меня такой зверь был – умница, красавец, настоящий овчар». «Может, это он и есть? Тот, красавец твой, не убежал случайно?» – усмехнулся собеседник. Продавец долго молчал и курил сигарету. Потом все-таки ответил: «Не убежал мой, погиб. Один снаряд – и дома нет. И собаки нет, и жены, и сына… А я есть. Война…» Казалось, этому сильному человеку, который потерял все, кроме жизни, вряд ли кто-то смог бы помочь. И вдруг он понял, что нужно сделать. «Знаешь, отец, возьми-ка этого пса себе». Продавец был явно ошарашен предложением, но ничего не ответил, раздумывал над его словами. Он почувствовал, что на верном пути: «Жалко ведь, с голодухи сдохнет. А ты откормишь – и будет как новенький!» На лице продавца прорезалась улыбка: «А вот и возьму! А то такой красавец пропадает. Почему бы и не взять – квартира есть, регистрация есть, мяса – тоже, как понимаешь, завались…» – добавил продавец, словно уговаривая себя. И вдруг спросил: «Слушай, парень, а как звать собаку-то?» Собеседник докурил сигарету, щелчком отправил окурок в урну: «Друг. Зови его – Друг». «Друг», – повторил новый хозяин собаки, словно пробуя имя на вкус… И в этот момент чаши весов пришли в движение, стрелка миновала «зеро» и замерла уже на другой стороне шкалы. Пес оторвался от куска мяса и горестно завыл…
* * *
Итак, равновесие проиграло и выпустило ключ из своих рук. Теперь оставалось только поднять ключ с земли и выбрать дверь, которую этот ключ откроет. Как ни странно, он не любил то, что ему предстояло сделать. Он пытался отнестись к этому как к неприятной, но необходимой медицинской процедуре, но иногда это не помогало. Но времени что-либо изменить уже не было – утро вступало в свои права, скоро взойдет солнце и наступит день. Этой ночью он прошел долгий путь и не мог остановиться, не сделав последний шаг. Он снял трубку телефона-автомата и набрал номер.Надя сразу взяла трубку, словно всю эту ночь, пока он боролся с весами в своей голове, она сидела у телефона и ждала звонка. «Это я. Я не спал всю ночь, бродил по темным пустынным улицам и думал о тебе…» Он говорил о встречах и расставаниях, о ночи, которую тяжело пережить, о голодных собаках и одиноких людях в темноте. В его искренних словах не было лжи, была только недосказанность, которая меняла многое. Он говорил, она слушала. Слушала его слова, погружалась в его голос. И когда он, наконец, задал свой главный вопрос, то получил тот ответ, на который надеялся: «Я жду тебя, приезжай». Он повесил трубку. Не хотел ни о чем думать, но думал о том, что она даже не знает его имени.
* * *
Ночное такси, усыпанная листьями остановка автобуса, темный подъезд, лифт со сгоревшими кнопками… Он подошел к двери, но не стал жать кнопку звонка. Спросил громко, давая последнюю возможность передумать: «Я пришел, можно войти?» И услышал: «Конечно, заходи». Он вошел, аккуратно закрыв за собой дверь. Она ждала его в коридоре, в легком халатике, накинутом на голые плечи, румяненькая и аппетитная. Он ожидал увидеть испуганные глаза ребенка, но встретил смущенно-кокетливый взгляд взрослой женщины. Они молчали два удара сердца, потом она вдруг оказалась в его объятиях. Она прижалась к нему, он гладил ее волосы, как на перекрестке, целую вечность тому назад. Ее губы искали его губы, но не нашли – он уже прижался губами к ее шее…Через некоторое время он бережно, словно хрупкую статуэтку, опустил на пол пустую оболочку, которая еще недавно была живым человеком. Ему было плохо. Считается, что у таких, как он, нет души, но что-то болело и ломалось у него внутри. Он опять победил, и призом были несколько месяцев его жизни. Но в этот раз вкус победы был особенно горек. Он жалел ее, он презирал себя, он ненавидел того, кто придумал этот мир. Но теперь он был уверен, что доживет до зимы. Дождется усталого зимнего солнца и скрипящего под ногами снега, встретит короткие дни и длинные ночи…
Владимир Границын. Последняя осень Анны
История, которую я вам сейчас расскажу, приключилась прошлой осенью. Дело было в старом русском городе Вознесенске, что стоит аккурат на половине пути из Владимира в Кострому. В центре Вознесенска сохранилось с полдюжины улиц, практически не тронутых аж с начала двадцатого века. Одна из таких улочек называется Московская, и на ней стоит бывший особняк фабриканта Карелина. В годы советской власти в монументальном здании из красного кирпича разместился Текстильный техникум, ныне, как водится, переименованный в Экономический колледж.
C первого сентября в этом самом колледже появился новый учитель истории. Звали его Павел Юрьевич Федосеев. Был он высок, строен, русоволос, а от роду ему было двадцать четыре года.
Итак: сентябрь, вторая смена, дело к вечеру. Заглянем в класс, тс-с…
– …Идти на радикальное социально-экономическое переустройство России Столыпин не мог и не хотел. Он замыслил, оставив в неприкосновенности помещичье землевладение, ублаготворить наиболее зажиточную часть крестьянства за счет основной массы крестьян-общинников.
Павел Юрьевич сделал паузу и обвел аудиторию тоскливым взглядом.
Слушатели, вернее, слушательницы – в группе будущих бухгалтеров было всего два юноши, а на уроке присутствовал и вовсе один – занимались чем угодно, но преподавателю не внимали. Некоторые девицы открыто торчали на своих телефонах в аське, кто-то пялился в окно, одна развалилась на парте – похоже, спала. Большинство же шушукалось и хихикало. Когда присутствующие осознали, что учитель-новичок замолк, хихиканье усилилось.
Павел залился краской. В душе ему хотелось хлопнуть по столу, отнять и разбить вдребезги пару телефонов, грубо и неполиткорректно высказать наглым соплячкам все, что он о них думает. Но вместо этого он дрожащим голосом произнес:
– Что же, история России вам, значит, не интересна?
– Господи, Павлик, а тебе самому-то эта скукота интересна?
«Павлик» вздрогнул и посмотрел на сказавшую эти слова деваху. Прямо перед ним сидела тощая брюнетка во всем черном. Цвета воронова крыла были одежда, волосы, глаза, тени, брови, ногти и даже губы. Резким контрастом черноте блестело серебро: большой крест на груди; широкие и узкие перстни, по паре на каждом пальце; добрый десяток колец в ушах и одно в правой ноздре. Посмотрев в снулые агатовые глаза, Павел проговорил:
– Ну хорошо. Давайте поговорим о том, что интересно вам. Вот конкретно вас, девушка, что интересует? Вас как зовут?
– Мэри, – ответила та. И, помолчав, спросила: – Из истории интересует, или вообще?
– Ну-у, желательно из истории, конечно.
– Вампиры и сатанизм.
Притихшая на минуту группа грохнула смехом.
– Вампиры и сатанизм, – словно эхо повторил Павел. Он чуть помолчал, потом проговорил: – Вампиры – существа мифологические, на самом деле их не было и нет. А вот сатанизм – это серьезно. Надеюсь, вы сатане не поклоняетесь?
– Еще как поклоняется! Она всех кошек во дворе передушила! – выкрикнул кто-то.
Мэри, скривившись, дернула головой и сказала:
– Экий ты, Павлик, зануда. «Мифологические», «не было и нет», а предположи на мгновенье, что есть. Вдруг где-нибудь неподалеку в старинном доме живет-поживает красавец-граф. Лет уже триста. Или пятьсот. Богатый и одинокий…
– Богатый и одинокий красавец-граф – это персонаж любовного романа, – перебил Павел. – Вампиры же, известные по народным преданиям и верованиям, – это злобные мертвецы, сосущие кровь. Ходячие трупы.
– А может наоборот – бессмертные? Высшая раса? И они принимают в свой клан только избранных? – спросила Мэри и провела по черным губам языком.
Павел понял, что серебряных колец в ее теле больше, чем он видел прежде, как минимум на одно.
«Любопытно, в других интересных местах у этой сучки такие кольца торчат или нет?» – подумал Павел, и перед глазами у него возник образ обнаженной и распятой поклонницы вампиров. С серебряными кольцами в интимных местах.
Павел Юрьевич густо покраснел. Занятный образ не уходил. Напротив, он стал казаться привлекательным. Паша побагровел до ушей и отвернулся к окну. Тут на его счастье прозвенел звонок, и будущие бухгалтеры шумно ринулись к выходу.
«Как уже рано темнеет», – подумал Павел и, поежившись, поднял воротник пальто.
Сделав несколько шагов, историк оглянулся на здание колледжа. На фоне серого неба трехэтажное здание выделялось большой темной глыбой. В полумраке трудно было различить разницу, но Павел знал – третий этаж надстроен уже при Советах. Строители, надо сказать, постарались – точно скопировали украшенные орнаментом своды над окнами, узорчатый барельеф между ними и вдоль карниза. Подвел стройматериал; советский кирпич отличался от оригинального цветом и размером. А главное – качеством. Во многих местах он начал осыпаться. Первые же этажи стоят как новые. Темно-красный кирпич-«кабанчик» кажется в полумраке багряным, будто напитан кровью. Павел поежился снова, удивился – откуда такие мысли? И вспомнил ученицу, назвавшуюся Мэри. Думы молодого учителя плавно вернулись к теме, над которой он размышлял все последние дни.
«Зря я сюда устроился. Мне с ними не справиться. Чему я могу их научить, если они совершенно не слушают?»
Павел Юрьевич вздохнул и направился вдоль тротуара. К обочине резко подрулил новенький джип, к нему подскочила одна из студенток. Клацнула дверца, выпустив на улицу громкую музыку, и оборвала ее, захлопнувшись. Взревел мотор. Джип унесся, оставив после себя запах выхлопных газов и чувство странной обиды.
Павел не спеша, прогулочным шагом, двинулся вдоль по Московской улице.
«Конечно, на кой им история, – думал он при этом. – Только и забот у людей сейчас – машины, компьютеры, телефоны… Что там еще? Интернет. То ли дело было раньше…»
Что именно «было раньше», Паша, несмотря на профилирующее образование, представлял смутно. Еще больше замедлив шаг, он задумался.
«Интересно, а вот гимназистки лет сто назад, они были такие же оторвы, как эти? Нет. Конечно же, нет!»
В голове пронеслось обрывками:
«Конфетки-бараночки; гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные; рыхлый снег; птица-тройка».
Возникло видение барышни в кубанке и с руками в меховой муфте.
Павел пнул ворох опавших листьев и посмотрел по сторонам.
Московская улица представилась ему в этот час иллюстрацией к его размышлениям. На противоположной стороне высились ярко освещенные новые коттеджи со спутниковыми тарелками на крышах и дорогими иномарками за оградами. Та же сторона, по которой он шел, была погружена в сумрак. И в сумраке этом флегматично стояли реликты давно ушедшей эпохи – разномастные дома еще царской постройки.
Павел ходил здесь с первого сентября ежедневно и всегда с удовольствием рассматривал каждое строение.
Вот двухэтажный дом. Первый этаж каменный, второй – деревянный; мало ли таких домов в Вознесенске? Но крыльцо его покоится на ажурных чугунных колоннах, таких Павлу видеть прежде не доводилось. Интересно бы побывать внутри.
Следующий дом – одноэтажный – притаился в глубине двора. Какие необычные у него окна – круглые. Простенки между ними украшены пилястрами. Сейчас этот дом наискось пересечен, словно ветвистой молнией, глубокой трещиной. Но когда-то он наверняка принадлежал людям зажиточным. Какому-нибудь купцу, а может, фабричному инженеру…
Молодой историк прошел дальше и приблизился к высокому кованому забору. Здание за ним было самым интересным. Настоящее дворянское гнездо в центре города. И, что интересно, оно не принадлежит государству. В других таких зданиях размещены музеи, дома детского творчества, учебные заведения или, на худой конец, какие-нибудь конторы. Как, например, в бывшем особняке графа Зубкова, где обосновалась городская санэпидемстанция.
Павел задержался, вглядываясь в темную громаду. Все до единого окна были забраны коваными решетками, и ни в одном из них не горел свет. Вдруг он увидел идущую от дома женщину. К калитке они подошли одновременно. Историк скользнул взглядом по лицу незнакомки и отметил, что она молода и очень красива. Сердце отчего-то екнуло. Женщина улыбнулась. Не отдавая себе отчета, Павел улыбнулся в ответ. И разом ушли, показались далекими и ничтожными, неприятности и заботы. Молодой учитель сбился с шага, смутился и, не найдя в себе сил заговорить с незнакомкой, прошел мимо. С огромным трудом удержался он от искушения обернуться. Весь вечер Павел был молчалив и задумчив, на лице его блуждала неясная улыбка. Мысли молодого человека снова и снова возвращались к нечаянной мимолетной встрече.
На другой день Паша вновь встретил ту незнакомку. Когда он шел с работы, чугунная калитка была отворена. В проеме стояла Она.
– Добрый вечер, – произнесла женщина с мягкой улыбкой.
Сегодня она показалась Павлу моложе и краше, чем накануне.
– Здравствуйте, – сдавленно прохрипел он в ответ и, чувствуя себя ужасно неловко, остановился.
Некоторое время они молчали. Пауза затягивалась. Наконец Павел вымолвил:
– Вы здесь живете?
– Да.
Приободрившийся учитель спросил:
– А как вас зовут?
– Анна.
– А меня Павел. Я работаю… э-э… преподаю в колледже. Преподаю историю.
– В самом деле?
– Да. И мне очень интересно, что это за здания здесь на улице, – Паша сам удивлялся собственной смелости. – Вот дом, в котором вы живете, он же еще царской постройки?
– Конечно, – кивнула Анна.
– А что в нем было до революции?
C первого сентября в этом самом колледже появился новый учитель истории. Звали его Павел Юрьевич Федосеев. Был он высок, строен, русоволос, а от роду ему было двадцать четыре года.
Итак: сентябрь, вторая смена, дело к вечеру. Заглянем в класс, тс-с…
– …Идти на радикальное социально-экономическое переустройство России Столыпин не мог и не хотел. Он замыслил, оставив в неприкосновенности помещичье землевладение, ублаготворить наиболее зажиточную часть крестьянства за счет основной массы крестьян-общинников.
Павел Юрьевич сделал паузу и обвел аудиторию тоскливым взглядом.
Слушатели, вернее, слушательницы – в группе будущих бухгалтеров было всего два юноши, а на уроке присутствовал и вовсе один – занимались чем угодно, но преподавателю не внимали. Некоторые девицы открыто торчали на своих телефонах в аське, кто-то пялился в окно, одна развалилась на парте – похоже, спала. Большинство же шушукалось и хихикало. Когда присутствующие осознали, что учитель-новичок замолк, хихиканье усилилось.
Павел залился краской. В душе ему хотелось хлопнуть по столу, отнять и разбить вдребезги пару телефонов, грубо и неполиткорректно высказать наглым соплячкам все, что он о них думает. Но вместо этого он дрожащим голосом произнес:
– Что же, история России вам, значит, не интересна?
– Господи, Павлик, а тебе самому-то эта скукота интересна?
«Павлик» вздрогнул и посмотрел на сказавшую эти слова деваху. Прямо перед ним сидела тощая брюнетка во всем черном. Цвета воронова крыла были одежда, волосы, глаза, тени, брови, ногти и даже губы. Резким контрастом черноте блестело серебро: большой крест на груди; широкие и узкие перстни, по паре на каждом пальце; добрый десяток колец в ушах и одно в правой ноздре. Посмотрев в снулые агатовые глаза, Павел проговорил:
– Ну хорошо. Давайте поговорим о том, что интересно вам. Вот конкретно вас, девушка, что интересует? Вас как зовут?
– Мэри, – ответила та. И, помолчав, спросила: – Из истории интересует, или вообще?
– Ну-у, желательно из истории, конечно.
– Вампиры и сатанизм.
Притихшая на минуту группа грохнула смехом.
– Вампиры и сатанизм, – словно эхо повторил Павел. Он чуть помолчал, потом проговорил: – Вампиры – существа мифологические, на самом деле их не было и нет. А вот сатанизм – это серьезно. Надеюсь, вы сатане не поклоняетесь?
– Еще как поклоняется! Она всех кошек во дворе передушила! – выкрикнул кто-то.
Мэри, скривившись, дернула головой и сказала:
– Экий ты, Павлик, зануда. «Мифологические», «не было и нет», а предположи на мгновенье, что есть. Вдруг где-нибудь неподалеку в старинном доме живет-поживает красавец-граф. Лет уже триста. Или пятьсот. Богатый и одинокий…
– Богатый и одинокий красавец-граф – это персонаж любовного романа, – перебил Павел. – Вампиры же, известные по народным преданиям и верованиям, – это злобные мертвецы, сосущие кровь. Ходячие трупы.
– А может наоборот – бессмертные? Высшая раса? И они принимают в свой клан только избранных? – спросила Мэри и провела по черным губам языком.
Павел понял, что серебряных колец в ее теле больше, чем он видел прежде, как минимум на одно.
«Любопытно, в других интересных местах у этой сучки такие кольца торчат или нет?» – подумал Павел, и перед глазами у него возник образ обнаженной и распятой поклонницы вампиров. С серебряными кольцами в интимных местах.
Павел Юрьевич густо покраснел. Занятный образ не уходил. Напротив, он стал казаться привлекательным. Паша побагровел до ушей и отвернулся к окну. Тут на его счастье прозвенел звонок, и будущие бухгалтеры шумно ринулись к выходу.
* * *
Занятия закончились. Молодой историк спустился с крыльца. Осенняя улица встретила прохладным ветерком, шелестом листвы под ногами и серой мглой.«Как уже рано темнеет», – подумал Павел и, поежившись, поднял воротник пальто.
Сделав несколько шагов, историк оглянулся на здание колледжа. На фоне серого неба трехэтажное здание выделялось большой темной глыбой. В полумраке трудно было различить разницу, но Павел знал – третий этаж надстроен уже при Советах. Строители, надо сказать, постарались – точно скопировали украшенные орнаментом своды над окнами, узорчатый барельеф между ними и вдоль карниза. Подвел стройматериал; советский кирпич отличался от оригинального цветом и размером. А главное – качеством. Во многих местах он начал осыпаться. Первые же этажи стоят как новые. Темно-красный кирпич-«кабанчик» кажется в полумраке багряным, будто напитан кровью. Павел поежился снова, удивился – откуда такие мысли? И вспомнил ученицу, назвавшуюся Мэри. Думы молодого учителя плавно вернулись к теме, над которой он размышлял все последние дни.
«Зря я сюда устроился. Мне с ними не справиться. Чему я могу их научить, если они совершенно не слушают?»
Павел Юрьевич вздохнул и направился вдоль тротуара. К обочине резко подрулил новенький джип, к нему подскочила одна из студенток. Клацнула дверца, выпустив на улицу громкую музыку, и оборвала ее, захлопнувшись. Взревел мотор. Джип унесся, оставив после себя запах выхлопных газов и чувство странной обиды.
Павел не спеша, прогулочным шагом, двинулся вдоль по Московской улице.
«Конечно, на кой им история, – думал он при этом. – Только и забот у людей сейчас – машины, компьютеры, телефоны… Что там еще? Интернет. То ли дело было раньше…»
Что именно «было раньше», Паша, несмотря на профилирующее образование, представлял смутно. Еще больше замедлив шаг, он задумался.
«Интересно, а вот гимназистки лет сто назад, они были такие же оторвы, как эти? Нет. Конечно же, нет!»
В голове пронеслось обрывками:
«Конфетки-бараночки; гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные; рыхлый снег; птица-тройка».
Возникло видение барышни в кубанке и с руками в меховой муфте.
Павел пнул ворох опавших листьев и посмотрел по сторонам.
Московская улица представилась ему в этот час иллюстрацией к его размышлениям. На противоположной стороне высились ярко освещенные новые коттеджи со спутниковыми тарелками на крышах и дорогими иномарками за оградами. Та же сторона, по которой он шел, была погружена в сумрак. И в сумраке этом флегматично стояли реликты давно ушедшей эпохи – разномастные дома еще царской постройки.
Павел ходил здесь с первого сентября ежедневно и всегда с удовольствием рассматривал каждое строение.
Вот двухэтажный дом. Первый этаж каменный, второй – деревянный; мало ли таких домов в Вознесенске? Но крыльцо его покоится на ажурных чугунных колоннах, таких Павлу видеть прежде не доводилось. Интересно бы побывать внутри.
Следующий дом – одноэтажный – притаился в глубине двора. Какие необычные у него окна – круглые. Простенки между ними украшены пилястрами. Сейчас этот дом наискось пересечен, словно ветвистой молнией, глубокой трещиной. Но когда-то он наверняка принадлежал людям зажиточным. Какому-нибудь купцу, а может, фабричному инженеру…
Молодой историк прошел дальше и приблизился к высокому кованому забору. Здание за ним было самым интересным. Настоящее дворянское гнездо в центре города. И, что интересно, оно не принадлежит государству. В других таких зданиях размещены музеи, дома детского творчества, учебные заведения или, на худой конец, какие-нибудь конторы. Как, например, в бывшем особняке графа Зубкова, где обосновалась городская санэпидемстанция.
Павел задержался, вглядываясь в темную громаду. Все до единого окна были забраны коваными решетками, и ни в одном из них не горел свет. Вдруг он увидел идущую от дома женщину. К калитке они подошли одновременно. Историк скользнул взглядом по лицу незнакомки и отметил, что она молода и очень красива. Сердце отчего-то екнуло. Женщина улыбнулась. Не отдавая себе отчета, Павел улыбнулся в ответ. И разом ушли, показались далекими и ничтожными, неприятности и заботы. Молодой учитель сбился с шага, смутился и, не найдя в себе сил заговорить с незнакомкой, прошел мимо. С огромным трудом удержался он от искушения обернуться. Весь вечер Павел был молчалив и задумчив, на лице его блуждала неясная улыбка. Мысли молодого человека снова и снова возвращались к нечаянной мимолетной встрече.
На другой день Паша вновь встретил ту незнакомку. Когда он шел с работы, чугунная калитка была отворена. В проеме стояла Она.
– Добрый вечер, – произнесла женщина с мягкой улыбкой.
Сегодня она показалась Павлу моложе и краше, чем накануне.
– Здравствуйте, – сдавленно прохрипел он в ответ и, чувствуя себя ужасно неловко, остановился.
Некоторое время они молчали. Пауза затягивалась. Наконец Павел вымолвил:
– Вы здесь живете?
– Да.
Приободрившийся учитель спросил:
– А как вас зовут?
– Анна.
– А меня Павел. Я работаю… э-э… преподаю в колледже. Преподаю историю.
– В самом деле?
– Да. И мне очень интересно, что это за здания здесь на улице, – Паша сам удивлялся собственной смелости. – Вот дом, в котором вы живете, он же еще царской постройки?
– Конечно, – кивнула Анна.
– А что в нем было до революции?