Страница:
А теперь она обрела свободу.
Раздался осторожный стук в дверь.
Свобода и уединение. Губы растянулись в улыбке. Ее мужу путь на небеса определенно заказан, но она чувствовала себя на небесах.
– Да?
Дверь открылась, и в комнату вошел ее новый дворецкий Гиддингс. У него были отличные рекомендации, и Оливия не сомневалась, что ему потребуется не более недели для наведения должного порядка в ее домашнем хозяйстве. Ей было приятно осознавать это.
– Миледи, некий джентльмен хочет видеть вас. – Держа в руке серебряный поднос, на сверкающей поверхности которого белела визитная карточка, Гиддингс сделал шаг вперед и протянул его Оливии. – Он говорит, что ему нужно срочно поговорить с вами по очень важному делу.
– Неужели? – пробормотала она и взяла с подноса карточку.
После смерти мужа визитов с выражением соболезнований было позорно мало. И это неудивительно. У него не было друзей. Люди, приходившие выразить сожаление и сочувствие, хотя и притворные, были прежде всего из числа тех, кто вел с ним дела, включая его поверенного (увольнение которого значилось в ее списке в числе первоочередных задач), представителей Лондонского античного общества, сотрудников нескольких музеев и нескольких владельцев частных коллекций. О виконте Рэтборне можно было говорить все, что угодно, но его авторитет среди поклонников антиквариата и искусства не подвергался сомнению. Его коллекции соперничали с коллекциями любого музея. Но от них она тоже скоро избавится.
Оливия взглянула на визитную карточку. Нельзя сказать, чтобы она ожидала увидеть выгравированное на карточке имя, но и не восприняла это как полную неожиданность. В самом деле, ведь его мать, брат с невестой – втроем приходили к ней. Это был один из тех немногих визитов, которые, по ее мнению, являлись проявлением искренней заботы о ней. Но конечно, у нее больше не осталось друзей. В то время как его родственники лично навестили ее, он счел достаточным послать письмо. Настолько формальное и приличествующее, что она, перед тем как с удовольствием бросить его в камин, предположила, что это мог написать его секретарь, а он мог и не читать, а лишь подписал его.
Гиддингс покашлял.
Стоит ли принять его? Странно, что Оливия могла рассуждать на эту тему спокойно, без лишних эмоций. В конце концов, потребовалось не так уж много времени, чтобы она поняла, что ни он, ни отец не придут к ней на помощь. Что ей следует рассчитывать только на себя. И она справилась с этим. О, конечно, она ничего особенного не предпринимала на протяжении этих лет, чтобы изменить судьбу, только составила перечень предстоящих дел и постаралась выжить. И все-таки ее муж умер, а она выжила.
Она выжила. Пережила и предательство Стерлинга. Она хорошо помнила их последний разговор. Ее переполняла радость в ожидании счастливого будущего. Будущего, в котором она видела себя женой Стерлинга, рожающей ему детей и встречающей старость рука об руку с ним. Этот день, когда они в последний раз говорили о будущей совместной жизни, казался самым ярким из всех. Они собирались пожениться, как только он переговорит с ее отцом. Считали, что именно так нужно поступить.
Она попрощалась с ним в тот день в ожидании предстоящего счастья. И именно в этот день отец сказал, что она должна выйти замуж за Рэтборна. Она, естественно, отказалась. Тогда отец открыл ей тайну своего постыдного поступка. Сказал, что и ему и ей придет конец, если откроется эта тайна. Но она все еще не теряла надежду. Стерлинг любил ее. Он не станет обращать внимание на такие вещи. Он обладал положением в обществе, почитаемой фамилией, деньгами и властью, достаточными, чтобы замять подобный скандал. Нет, он был ее рыцарем, ее героем. Он наверняка мог спасти ее, но он не сделал этого.
Оливия пыталась спастись сама. Рассказала о своих неблаговидных поступках Рэтборну, будучи уверенной в том, что он подбирает безупречную невесту и она не подойдет ему, коль скоро не является таковой. Ему это не понравилось и он разгневался, но не отказался от нее. Даже будучи напуганной, испытывая боль, она пыталась убежать, но Рэтборн пригрозил, что уничтожит и Стерлинга. Оливия почти не сомневалась в том, что правильно оценила ситуацию.
У нее не было выбора. Она могла бросить на произвол судьбы отца, но ни за что не стала бы рисковать жизнью Стерлинга. Спасла его, хотя он и не подозревал об этом.
– Миледи?
Голос Гиддингса вернул Оливию к действительности. Почему бы не повидаться с ним? Она не собиралась оставаться затворницей, какой стала после замужества, и не собиралась избегать ни Стерлинга, ни кого-либо другого. Встреча с ним была бы первым шагом.
– Проводите его… – Оливия запнулась. Она еще не сменила обстановку в доме, не избавилась от всего, что напоминало о муже, хотя и собиралась это сделать. Был, правда, еще один выход – продать этот дом и навсегда покончить с прошлым.
– Проводите его в гостиную. – Оливия распрямила плечи. – Я подойду не медля.
– Как прикажете. – Дворецкий с готовностью кивнул, повернулся и вышел.
У Оливии внутри шевельнулось чувство страха. Наверное, граф просто понял, что неприлично отделываться только письмом. Возможно, мать надоумила его, что необходимо нанести визит. Его появление объясняется не более чем соблюдением этикета. Если и придавать этому какое-то значение, то только в том смысле, что эта встреча может послужить знаком окончания прошлой жизни и начала новой. Новой жизни, которую она намеревалась прожить без сожалений.
И эта встреча должна послужить решению ее собственных задач.
Оливия сложила лист бумаги с перечнем надежд и желаний, многие годы поддерживавших ее, и положила его в ящик стола. Теперь не было нужды прятать его. Уже не имело значения, увидит ли кто-либо этот листок. Тем не менее ей не хотелось, чтобы он увидел его сегодня.
Сегодня Стерлингу Харрингтону, графу Уайлдвуду, незачем знать, что его имя значится во главе этого списка.
Глава 2
Глава 3
Оливия отчетливо помнила, как девочкой навещала лондонский особняк двоюродной бабушки Уиломины. Ей недвусмысленно дали понять, что ни в коем случае не следует обращать внимание на непристойное изображение двоюродной бабушки Уиломины на картине, висевшей на стене в дальней гостиной. Однако едва ее предупредили об этом, как она почувствовала, что не может смотреть ни на что другое. Сейчас она испытывала то же самое чувство.
Несмотря на то что Оливия находила опасения Стерлинга безосновательными, после его визита она каждую ночь спала урывками. Постоянно просыпалась, реагируя на каждый скрип лестницы, каждый шаг слуг, да и любой другой звук, рожденный в глубине большого дома неизвестного года постройки, и едва ли слышимый при дневном свете, но пугающий в ночной темноте. В день визита Стерлинга она так и не восприняла всерьез его предупреждение, пока не отправилась спать. Тогда ей показалось, что она не слышит ничего, кроме таинственных, таящих угрозу звуков. Как ни уговаривала себя, звуки казались все более явственными, так что она была вынуждена встать, чтобы разобраться, что происходит. Чтобы не бродить по дому одной, Оливия подняла с постели вновь нанятую личную горничную, и они вместе отправились на «разведку», однако, естественно, ничего не обнаружили.
На следующую ночь она снова слышала шумы, но не захотела беспокоить кого бы то ни было и, вооружившись тяжелым подсвечником, потихоньку спустилась вниз. И опять не обнаружила ничего необычного, разве что служанку, кокетничавшую с лакеем в задней прихожей. Оливия испытала такое облегчение, что не стала обнаруживать свое присутствие, но на следующее утро сказала Гиддингсу, чтобы он предупредил молодых служанок, что подобное поведение может привести не только к увольнению, но и к другим нежелательным последствиям. Едва высказав, она отбросила идею держать пистолет у изголовья, и была рада этому. Боялась по неосторожности застрелить кого-нибудь из слуг.
Раздался осторожный стук в дверь.
Свобода и уединение. Губы растянулись в улыбке. Ее мужу путь на небеса определенно заказан, но она чувствовала себя на небесах.
– Да?
Дверь открылась, и в комнату вошел ее новый дворецкий Гиддингс. У него были отличные рекомендации, и Оливия не сомневалась, что ему потребуется не более недели для наведения должного порядка в ее домашнем хозяйстве. Ей было приятно осознавать это.
– Миледи, некий джентльмен хочет видеть вас. – Держа в руке серебряный поднос, на сверкающей поверхности которого белела визитная карточка, Гиддингс сделал шаг вперед и протянул его Оливии. – Он говорит, что ему нужно срочно поговорить с вами по очень важному делу.
– Неужели? – пробормотала она и взяла с подноса карточку.
После смерти мужа визитов с выражением соболезнований было позорно мало. И это неудивительно. У него не было друзей. Люди, приходившие выразить сожаление и сочувствие, хотя и притворные, были прежде всего из числа тех, кто вел с ним дела, включая его поверенного (увольнение которого значилось в ее списке в числе первоочередных задач), представителей Лондонского античного общества, сотрудников нескольких музеев и нескольких владельцев частных коллекций. О виконте Рэтборне можно было говорить все, что угодно, но его авторитет среди поклонников антиквариата и искусства не подвергался сомнению. Его коллекции соперничали с коллекциями любого музея. Но от них она тоже скоро избавится.
Оливия взглянула на визитную карточку. Нельзя сказать, чтобы она ожидала увидеть выгравированное на карточке имя, но и не восприняла это как полную неожиданность. В самом деле, ведь его мать, брат с невестой – втроем приходили к ней. Это был один из тех немногих визитов, которые, по ее мнению, являлись проявлением искренней заботы о ней. Но конечно, у нее больше не осталось друзей. В то время как его родственники лично навестили ее, он счел достаточным послать письмо. Настолько формальное и приличествующее, что она, перед тем как с удовольствием бросить его в камин, предположила, что это мог написать его секретарь, а он мог и не читать, а лишь подписал его.
Гиддингс покашлял.
Стоит ли принять его? Странно, что Оливия могла рассуждать на эту тему спокойно, без лишних эмоций. В конце концов, потребовалось не так уж много времени, чтобы она поняла, что ни он, ни отец не придут к ней на помощь. Что ей следует рассчитывать только на себя. И она справилась с этим. О, конечно, она ничего особенного не предпринимала на протяжении этих лет, чтобы изменить судьбу, только составила перечень предстоящих дел и постаралась выжить. И все-таки ее муж умер, а она выжила.
Она выжила. Пережила и предательство Стерлинга. Она хорошо помнила их последний разговор. Ее переполняла радость в ожидании счастливого будущего. Будущего, в котором она видела себя женой Стерлинга, рожающей ему детей и встречающей старость рука об руку с ним. Этот день, когда они в последний раз говорили о будущей совместной жизни, казался самым ярким из всех. Они собирались пожениться, как только он переговорит с ее отцом. Считали, что именно так нужно поступить.
Она попрощалась с ним в тот день в ожидании предстоящего счастья. И именно в этот день отец сказал, что она должна выйти замуж за Рэтборна. Она, естественно, отказалась. Тогда отец открыл ей тайну своего постыдного поступка. Сказал, что и ему и ей придет конец, если откроется эта тайна. Но она все еще не теряла надежду. Стерлинг любил ее. Он не станет обращать внимание на такие вещи. Он обладал положением в обществе, почитаемой фамилией, деньгами и властью, достаточными, чтобы замять подобный скандал. Нет, он был ее рыцарем, ее героем. Он наверняка мог спасти ее, но он не сделал этого.
Оливия пыталась спастись сама. Рассказала о своих неблаговидных поступках Рэтборну, будучи уверенной в том, что он подбирает безупречную невесту и она не подойдет ему, коль скоро не является таковой. Ему это не понравилось и он разгневался, но не отказался от нее. Даже будучи напуганной, испытывая боль, она пыталась убежать, но Рэтборн пригрозил, что уничтожит и Стерлинга. Оливия почти не сомневалась в том, что правильно оценила ситуацию.
У нее не было выбора. Она могла бросить на произвол судьбы отца, но ни за что не стала бы рисковать жизнью Стерлинга. Спасла его, хотя он и не подозревал об этом.
– Миледи?
Голос Гиддингса вернул Оливию к действительности. Почему бы не повидаться с ним? Она не собиралась оставаться затворницей, какой стала после замужества, и не собиралась избегать ни Стерлинга, ни кого-либо другого. Встреча с ним была бы первым шагом.
– Проводите его… – Оливия запнулась. Она еще не сменила обстановку в доме, не избавилась от всего, что напоминало о муже, хотя и собиралась это сделать. Был, правда, еще один выход – продать этот дом и навсегда покончить с прошлым.
– Проводите его в гостиную. – Оливия распрямила плечи. – Я подойду не медля.
– Как прикажете. – Дворецкий с готовностью кивнул, повернулся и вышел.
У Оливии внутри шевельнулось чувство страха. Наверное, граф просто понял, что неприлично отделываться только письмом. Возможно, мать надоумила его, что необходимо нанести визит. Его появление объясняется не более чем соблюдением этикета. Если и придавать этому какое-то значение, то только в том смысле, что эта встреча может послужить знаком окончания прошлой жизни и начала новой. Новой жизни, которую она намеревалась прожить без сожалений.
И эта встреча должна послужить решению ее собственных задач.
Оливия сложила лист бумаги с перечнем надежд и желаний, многие годы поддерживавших ее, и положила его в ящик стола. Теперь не было нужды прятать его. Уже не имело значения, увидит ли кто-либо этот листок. Тем не менее ей не хотелось, чтобы он увидел его сегодня.
Сегодня Стерлингу Харрингтону, графу Уайлдвуду, незачем знать, что его имя значится во главе этого списка.
Глава 2
Стерлинг нанес этот визит, приняв твердое решение и из самых добрых побуждений. Несмотря на сознание того, что он когда-то проявил черствость по отношению к ней, сердце сжалось при виде вошедшей в комнату Оливии.
«Ливи».
Она холодно кивнула ему.
– Добрый день, милорд.
– Добрый день, – пробормотал он в ответ.
Их взгляды встретились, и Стерлингу сразу вспомнилась их последняя встреча наедине. Тогда окружающий мир казался чудесным, и он был уверен, что всю оставшуюся жизнь они будут вместе. Она оказалась в точности такой, какой он ее помнил, точно той женщиной, которая из тайников сознания всплывала в его снах. Раньше Стерлинг никогда не видел ее в черном, но это платье, несмотря на крайне строгий покрой, облегало ее фигуру словно натянутая на руку лайковая перчатка. Оливия выглядела в точности так, как раньше. Те же зеленые глаза, та же белая кожа. Ее белокурые волосы по-прежнему могли соперничать с волосами ангелов на картинах живописцев эпохи Возрождения, а губы все так же притягивали его, приглашая к поцелую. Она выглядела в точности так, как прежде… и была совершенно другой.
В поведении Оливии ощущалось заметное проявление силы духа; создавалось впечатление, что ей довелось превозмогать выпавшие на ее долю невзгоды. Держалась она непринужденно, с мягкой грацией женщины, знающей себе цену и свое положение в этом мире. Ее взгляд был оценивающим и холодным. Десять лет назад она обладала природной непосредственностью, была этакой нетронутой жемчужиной. Красивой, вполне земной и лишь с намеком на то, какой она может стать в дальнейшем. Сейчас же она была уже вполне сформировавшейся личностью. «Закаленной в огне». Внезапно возникшая мысль заставила его внутренне содрогнуться.
Стерлинг, как и все другие, был наслышан о Рэтборне. О том, каким человеком он был. Тем не менее о его отношениях с женой никаких слухов не было. Обычно ссоры, измены, скандалы между супругами, несмотря на осуждение королевы, служили источником постоянных сплетен в обществе, что само по себе было странным. И в самом деле, разве мог кто-либо досконально знать о том, как складываются отношения между супругами?
Вскоре после замужества Оливия просто исчезла из поля зрения общества. Изредка посещала общественные мероприятия, навещала подруг, но большую часть времени проводила в деревне.
Стерлинг знал о том, что она живет уединенно, но его мысли были заняты другими проблемами. Стыдно было признаться даже самому себе, что отсутствие Оливии в обществе облегчало ему жизнь.
Глядя на нее, он задавался вопросом, насколько справедливы слухи о тяжелом характере покойного Рэтборна и каково было Оливии жить с ним.
– Зачем вы пришли? – спросила она без предисловий.
– Я пришел… чтобы выразить свои соболезнования, – озвучил он первое, что пришло ему в голову.
– Вы прислали письмо. Этого было достаточно, и оно было принято с благодарностью. – Оливия холодно смотрела на него. – Если вам нечего добавить…
– Есть кое-что. – Стерлинг набрал полную грудь воздуха. – Ко мне приходил ваш отец.
У нее едва заметно затвердели черты лица. Он даже усомнился в том, что это произошло.
– Я больше не признаю отца. Для меня он не существует. Если вы пришли по его поручению, то извините, милорд, я ничего не хочу слышать, что бы он ни просил вас передать мне. – Слегка изогнув линию губ, Оливия изобразила вежливую улыбку. – Так что, насколько я поняла, других дел ко мне у вас нет, поэтому…
– Ливи, это важно.
В ее глазах промелькнули изумление и гнев. Будто получила пощечину. Взлетела вверх одна бровь, но выражение лица не смягчилось.
– Не могу даже себе представить, чтобы что-то сказанное моим отцом представляло хоть какую-нибудь важность, лорд Уайлдвуд.
Некоторое время Стерлинг ошеломленно смотрел на нее. Он ощутил боль, словно от удара кулаком в живот, осознав, что она ненавидит его в той же степени, что и своего отца. Но после разговора с ее отцом он не мог винить ее. А разве сам он не относился к ней с такой же ненавистью все эти годы?
«Нет, никогда», – нашептывал ему внутренний голос, но Стерлинг игнорировал его. В очередной раз глубоко вздохнув, он постарался не выдать своего расстройства и сдержанно сказал:
– Приношу свои извинения за несдержанность, леди Рэтборн. Я забылся и проявил бестактность.
– Уже долгие годы никто так не называл меня.
«И я был единственным, кто когда-либо делал это».
– Лучше всего забыть это, как и все другое, что было в прошлом. Вы не согласны?
– Да. – Стерлинг подтвердил согласие кивком. – Тем не менее именно из-за прошлого, нашего с вами прошлого, если позволите, ваш отец приходил ко мне. Я дал ему слово, что поговорю с вами.
– Ах вот как. – Оливия пристально посмотрела на него. – А вы всегда держите свое слово?
– Да, – коротко ответил Стерлинг, хотя никогда не забывал тот момент, когда нарушил данное им слово.
– Что ж, очень хорошо. – Выражение лица Оливии оставалось неизменным. – Продолжайте.
– Не знаю даже, с чего начать.
– Мне все равно, с чего вы начнете, лишь бы быстрее закончили.
– Да, конечно. – Стерлингу определенно не хотелось оставаться здесь дольше, чем позволяла Оливия. Кроме того, она не имела права ненавидеть его. Он не оставлял, не бросал ее. Единственным его проступком было то, что он поверил ее отцу. У него не было никаких оснований не верить ему. Да, он не читал ее письма, но он сам испытывал мучительную боль и не мог заставить себя прочитать первое из них. Она должна была бы понять это. Другие письма приходили в те дни, когда его отец находился при смерти. Он отнесся к этому более сдержанно, но, отложив их, просто забыл об этом. Нет, она не имела права так смотреть на него. – Ваш отец беспокоится о вашем благополучии.
– Мой отец обеспокоен моим благополучием? Мой отец? – Оливия некоторое время изумленно глядела на него, а потом рассмеялась странно, безрадостно, совершенно не так, как раньше. Когда-то наполнявший радостью, ее смех теперь ранил его душу. – Трудно в это поверить, милорд.
– Тем не менее он пришел ко мне, потому что был встревожен.
– Встревожен? – Оливия замотала головой. – Слишком поздно для него проявлять тревогу по поводу моего благополучия и вообще всего, что касается моей жизни.
– Он обеспокоен обстоятельствами смерти лорда Рэтборна.
– Вот как? – Она скрестила руки на груди. – Мне представляется, что любого, кто сталкивался с моим мужем, беспокоило бы только то, почему никто не перерезал ему горло раньше.
Стерлинг поморщился.
– Леди Рэтборн, я не думаю…
– Что? Неужели моя откровенность покоробила ваше столь утонченное восприятие действительности?
– Ничуть. – Он перехватил взгляд Оливии. – Я слышу горечь в вашем голосе, и это беспокоит меня.
– Извините за невольно причиненное беспокойство, милорд. Хотя вы ошибаетесь. Если я и испытывала когда-то горечь, то ей на смену давно пришла решимость. Я не испытываю никакой горечи в отношении своего мужа, отца или кого-либо другого.
«Или меня?»
– Я пережила своего мужа, и отец для меня больше не существует. Честно говоря, я не испытываю никаких чувств ни к тому, ни к другому. – Оливия пожала плечами. – Вас сбивает с толку совершенное отсутствие поводов для горечи. Но вам следует понять это. Насколько я помню, вы всегда умели искусно скрывать свои эмоции.
Стерлинг не обращал внимания на ее слова. Он пришел к ней с единственной целью, осуществление которой было бы лучшим выходом для них обоих.
– Ваш отец опасается, что за смертью вашего мужа скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Более того, он боится, что и вам угрожает опасность, поскольку убийца вашего мужа, кем бы он ни был, может вернуться. Насколько я понимаю, из дома ничего не было взято.
– Ничего. И это наводит меня на мысль, что единственной целью злоумышленника было убийство моего мужа. А поскольку цель была достигнута, я не вижу причин для его возвращения.
– Несмотря на то что доподлинно это вам неизвестно.
– Это так, но со дня смерти мужа прошло уже две недели, и за это время ничего экстраординарного не произошло.
– Как я понимаю, подлинные намерения убийцы до сих пор не раскрыты. Возможно, преступник просто выжидает.
– Не вижу здесь смысла. Ни для кого не секрет, что я его единственная наследница. – Она помолчала некоторое время. – Впрочем, за несколько дней до смерти муж решил основать музейный фонд для хранения своей коллекции. Его поверенный как раз занимался оформлением нужных бумаг, когда убили мужа. Муж не успел подписать бумаги, и их оформление не было завершено, а сама их подготовка, по словам поверенного, внесла некоторый беспорядок в дела мужа. Этот поверенный – жутко глупый и надоедливый тип. Из-за этого до сих пор не оглашено завещание покойного, хотя на днях это должно наконец произойти. Тем не менее насколько я понимаю, действующим будет признано старое завещание, согласно которому единственной его наследницей являюсь я. – Оливия искоса, с хитрецой, взглянула на него. – Если в качестве мотива убийства рассматривать наследство моего мужа, то от его смерти выигрывала только я. Если бы я не находилась в это время в деревне, то, наверное, выступала бы в роли основной подозреваемой в убийстве.
Стерлинг молча глядел на нее.
– Господи, милорд, неужели вы думаете, что я убила его? – В ее глазах вспыхнуло искреннее изумление.
– Нет, конечно же, нет. Такая мысль не могла прийти мне в голову.
– А мне приходила, – сказала она еле слышно. – Тем не менее я не убивала его и не подстраивала его убийство. Ограниченные размеры моего содержания не позволяли таких излишеств, как оплата наемного убийцы.
– И это означает, что лицо, виновное в убийстве, все еще на свободе, а вы подвергаетесь риску.
– Я вполне способна позаботиться о собственной безопасности. – На лице Оливии отразилась досада.
– Все же я бы рекомендовал…
– Меня не интересуют ваши рекомендации, милорд. – В ее голосе зазвенел металл. – Вы изложили предмет озабоченности моего отца, а я заверила вас, что приму нужные меры предосторожности. Если это все…
– Но вам не удалось убедить меня.
Оливия несколько растерялась.
– Убедить в чем?
– В том, что вы примете меры предосторожности.
– Что ж, ладно. – Она страдальчески вздохнула, словно ей приходилось уговаривать несговорчивого ребенка. – Уверяю вас, меры предосторожности будут обязательно приняты.
– Что, конкретно, вы предпримете?
– Не знаю. – На ее лбу появилась вертикальная морщинка. – Я распоряжусь, чтобы слуги были начеку, хотя совсем недавно сменила почти весь обслуживающий персонал и мне очень не хотелось бы без необходимости пугать людей.
– Коль скоро речь идет об угрозе вашей жизни, я бы считал это крайней необходимостью.
Оливия отмахнулась от его замечания.
– До сих пор никакой угрозы не было.
– Вы просто не знаете об этом. Ваших слуг следует предупредить, чтобы они обращали внимание на все необычное. – Стерлинг кивком подтвердил сказанное. – Что еще?
– Попрошу Гиддингса, чтобы он проверил все запоры и удостоверился, что они в хорошем состоянии, а также проверял, чтобы все двери и окна были заперты на ночь.
– Отлично. И?..
– И?.. – Оливия недоуменно уставилась на него. – Разве этого не достаточно?
– Нет. – Стерлинг выдержал паузу. – Я чувствовал бы себя спокойнее, если бы вы позволили мне поговорить с вашим дворецким.
– Тогда вы уйдете наконец? – со злостью спросила она.
– Да.
– Договорились.
– И?..
– И… – Оливия стиснула зубы. – Буду держать револьвер на прикроватном столике на тот случай, если кто-то станет приставать ко мне посреди ночи. Теперь вы удовлетворены?
– Нет. – Этого недостаточно. – Но, полагаю, это тоже не будет лишним.
– Не будет! По-моему, эта гипотетическая угроза существует только в воображении моего отца. Поэтому нахожу вашу озабоченность не только ничем не оправданной, но и навязчивой. Тем не менее я ценю вашу заботу. – Она направилась к двери. – Я пришлю сюда Гиддингса, чтобы вы смогли переговорить с ним. Поскольку через час они с экономкой должны опрашивать слуг, была бы весьма признательна, если бы ваша беседа с ним продлилась недолго.
– У меня нет желания задерживаться, сознавая, что мое присутствие здесь не приветствуется.
– Вот именно, милорд. – Она подошла к двери и глянула на него через плечо. – Вы рассчитывали, что я испугаюсь?
Стерлинг пожал плечами.
– Я не знал, чего ожидать от вас.
– Если я и подвергалась опасности, то она была реальной, пока был жив мой муж. За десять прошедших лет я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас. Меня больше ничем не напугать, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.
Оливия вышла из гостиной и прислонилась к стене рядом с дверью. «Господи». Ее пробирала дрожь. Как нелепо. Ведь она впервые за десять лет говорила со Стерлингом, но те чувства, которые она когда-то испытывала к нему, бесследно исчезли. Теперь ей от него было нужно только одно, и, если все получится, его помощь больше не понадобится до конца ее дней.
Годы не изменили его. Такой же рослый, широкоплечий, такие же густые волосы и проницательные карие глаза, как и десять лет назад. Разве что в глазах заметна тень постигших его утрат да плечи он старается держать прямее под грузом навалившейся ответственности, и это его не столько старит, сколько делает более сильным, основательным и надежным. Он выглядит человеком, к которому можно обратиться в кризисной ситуации.
Оливия постаралась успокоиться, сделав глубокий вздох, затем еще один. При беспристрастном, рассудительном подходе становятся понятными действия или, если говорить точно, отсутствие таковых со стороны Стерлинга на протяжении всех прошедших лет. Тогда, десять лет назад, отец передал ей содержание своей беседы со Стерлингом, в ходе которой сказал графу, будто она выходит замуж за Рэтборна по собственному желанию и не хочет его больше видеть. Отец также уверял ее, что такой человек, как Стерлинг, с присущим ему чувством гордости, никогда не станет предпринимать попытки вернуть женщину, отказавшую ему во взаимности. Даже сейчас тяжело было примириться с тем, что он всецело поверил ее отцу, и еще тяжелее – с тем, что он даже не ответил на ее письма. Не ответил на первое с подробным объяснением ситуации и мольбой спасти ее, которое она послала еще до того, как осознала, что его вмешательство может стоить ему жизни. Но он, очевидно, предпочел поверить не ей, а ее отцу. Не ответил и через несколько месяцев на два других письма, написанных испуганной и отчаявшейся женщиной, которая еще не знала, как далеко мог зайти ее муж для защиты своей собственности.
Вряд ли это все еще имело какое-то значение. Просто она избавилась от бесцеремонного мужчины, который распоряжался ее жизнью. В то же время она была уверена, что между ее мужем и Стерлингом вообще не могло быть ничего общего. Граф Уайлдвуд всегда полагал, будто только ему одному известно, что лучше для рискнувших приблизиться к нему людей. Она не собиралась вступать в его близкое окружение.
Все же, несмотря на присущее ему высокомерие, Стерлинг выглядел несколько смущенным. Может быть, из чувства вины? Оливия нахмурилась, задумавшись. Что еще могло побудить его нанести ей визит сегодня вечером? Возможно, отец на сей раз поведал ему правду об обстоятельствах ее замужества, и Стерлингу наконец, через десять лет, открылась истина. Хотя теперь это не имело никакого значения и ничего не меняло.
Раздался предупредительный кашель Гиддингса.
Оливии нравилось, как ненавязчиво и деликатно Гиддингс возвещал о своем присутствии. Прежний дворецкий, да и все слуги прежнего состава, несмотря на профессионализм и высокую квалификацию, относились к ней с едва скрываемым пренебрежением, будто ставили себя выше ее. Что ж, им всем пришлось уйти.
Оливия выпрямилась и кивнула дворецкому.
– Лорд Уайлдвуд хочет переговорить с вами.
В глазах дворецкого промелькнула тревога.
– Я сделал что-то неугодное вам, миледи?
– Совсем нет, мне очень нравится, как вы управляете прислугой. И знаете, Гиддингс, если мне что-то в ваших действиях не понравится, я тут же скажу вам об этом сама. – Оливия сопроводила свои слова ободряющей улыбкой, затем ее лицо посерьезнело. – Вы осведомлены об обстоятельствах смерти моего покойного мужа?
Гиддингс медлил с ответом.
– Пожалуйста, будьте откровенны со мной.
– Осмелюсь сказать, что в Лондоне каждый знает об обстоятельствах кончины лорда Рэтборна.
– Да, обстоятельства довольно шокирующие, – пробормотала Оливия. – Мой отец внушил лорду Уайлдвуду мысль о существовании некоей угрозы моей безопасности. Это, конечно же, нелепость. Тем не менее считаю, что лучше согласиться с ним, чем вступать в пререкания. Поэтому буду весьма признательна, если вам удастся убедить его, что и вы, и все слуги примете необходимые меры предосторожности.
Гиддингс кивнул.
– Как пожелаете.
– А затем проводите лорда Уайлдвуда к выходу.
– Конечно, миледи. – Гиддингс снова кивнул и вошел в гостиную.
Оливия переборола желание подслушать их разговор и направилась назад в библиотеку. Вся эта затея, как и мысль об угрожающей ей опасности, представлялась ей абсурдной. Она никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас.
Она даже не признавала важности самого факта его прихода к ней, хотя не могла не отметить, что ей это было в какой-то степени приятно. В ходе долгих раздумий Оливия пришла к выводу, что ее жизнь была разделена на так или иначе связанные со Стерлингом этапы: время до того, как она полюбила его, короткий период, когда любила, и время после того, как любила. Сейчас наступал новый, четвертый этап, в котором не было места Стерлингу.
Не было места и любви.
«Ливи».
Она холодно кивнула ему.
– Добрый день, милорд.
– Добрый день, – пробормотал он в ответ.
Их взгляды встретились, и Стерлингу сразу вспомнилась их последняя встреча наедине. Тогда окружающий мир казался чудесным, и он был уверен, что всю оставшуюся жизнь они будут вместе. Она оказалась в точности такой, какой он ее помнил, точно той женщиной, которая из тайников сознания всплывала в его снах. Раньше Стерлинг никогда не видел ее в черном, но это платье, несмотря на крайне строгий покрой, облегало ее фигуру словно натянутая на руку лайковая перчатка. Оливия выглядела в точности так, как раньше. Те же зеленые глаза, та же белая кожа. Ее белокурые волосы по-прежнему могли соперничать с волосами ангелов на картинах живописцев эпохи Возрождения, а губы все так же притягивали его, приглашая к поцелую. Она выглядела в точности так, как прежде… и была совершенно другой.
В поведении Оливии ощущалось заметное проявление силы духа; создавалось впечатление, что ей довелось превозмогать выпавшие на ее долю невзгоды. Держалась она непринужденно, с мягкой грацией женщины, знающей себе цену и свое положение в этом мире. Ее взгляд был оценивающим и холодным. Десять лет назад она обладала природной непосредственностью, была этакой нетронутой жемчужиной. Красивой, вполне земной и лишь с намеком на то, какой она может стать в дальнейшем. Сейчас же она была уже вполне сформировавшейся личностью. «Закаленной в огне». Внезапно возникшая мысль заставила его внутренне содрогнуться.
Стерлинг, как и все другие, был наслышан о Рэтборне. О том, каким человеком он был. Тем не менее о его отношениях с женой никаких слухов не было. Обычно ссоры, измены, скандалы между супругами, несмотря на осуждение королевы, служили источником постоянных сплетен в обществе, что само по себе было странным. И в самом деле, разве мог кто-либо досконально знать о том, как складываются отношения между супругами?
Вскоре после замужества Оливия просто исчезла из поля зрения общества. Изредка посещала общественные мероприятия, навещала подруг, но большую часть времени проводила в деревне.
Стерлинг знал о том, что она живет уединенно, но его мысли были заняты другими проблемами. Стыдно было признаться даже самому себе, что отсутствие Оливии в обществе облегчало ему жизнь.
Глядя на нее, он задавался вопросом, насколько справедливы слухи о тяжелом характере покойного Рэтборна и каково было Оливии жить с ним.
– Зачем вы пришли? – спросила она без предисловий.
– Я пришел… чтобы выразить свои соболезнования, – озвучил он первое, что пришло ему в голову.
– Вы прислали письмо. Этого было достаточно, и оно было принято с благодарностью. – Оливия холодно смотрела на него. – Если вам нечего добавить…
– Есть кое-что. – Стерлинг набрал полную грудь воздуха. – Ко мне приходил ваш отец.
У нее едва заметно затвердели черты лица. Он даже усомнился в том, что это произошло.
– Я больше не признаю отца. Для меня он не существует. Если вы пришли по его поручению, то извините, милорд, я ничего не хочу слышать, что бы он ни просил вас передать мне. – Слегка изогнув линию губ, Оливия изобразила вежливую улыбку. – Так что, насколько я поняла, других дел ко мне у вас нет, поэтому…
– Ливи, это важно.
В ее глазах промелькнули изумление и гнев. Будто получила пощечину. Взлетела вверх одна бровь, но выражение лица не смягчилось.
– Не могу даже себе представить, чтобы что-то сказанное моим отцом представляло хоть какую-нибудь важность, лорд Уайлдвуд.
Некоторое время Стерлинг ошеломленно смотрел на нее. Он ощутил боль, словно от удара кулаком в живот, осознав, что она ненавидит его в той же степени, что и своего отца. Но после разговора с ее отцом он не мог винить ее. А разве сам он не относился к ней с такой же ненавистью все эти годы?
«Нет, никогда», – нашептывал ему внутренний голос, но Стерлинг игнорировал его. В очередной раз глубоко вздохнув, он постарался не выдать своего расстройства и сдержанно сказал:
– Приношу свои извинения за несдержанность, леди Рэтборн. Я забылся и проявил бестактность.
– Уже долгие годы никто так не называл меня.
«И я был единственным, кто когда-либо делал это».
– Лучше всего забыть это, как и все другое, что было в прошлом. Вы не согласны?
– Да. – Стерлинг подтвердил согласие кивком. – Тем не менее именно из-за прошлого, нашего с вами прошлого, если позволите, ваш отец приходил ко мне. Я дал ему слово, что поговорю с вами.
– Ах вот как. – Оливия пристально посмотрела на него. – А вы всегда держите свое слово?
– Да, – коротко ответил Стерлинг, хотя никогда не забывал тот момент, когда нарушил данное им слово.
– Что ж, очень хорошо. – Выражение лица Оливии оставалось неизменным. – Продолжайте.
– Не знаю даже, с чего начать.
– Мне все равно, с чего вы начнете, лишь бы быстрее закончили.
– Да, конечно. – Стерлингу определенно не хотелось оставаться здесь дольше, чем позволяла Оливия. Кроме того, она не имела права ненавидеть его. Он не оставлял, не бросал ее. Единственным его проступком было то, что он поверил ее отцу. У него не было никаких оснований не верить ему. Да, он не читал ее письма, но он сам испытывал мучительную боль и не мог заставить себя прочитать первое из них. Она должна была бы понять это. Другие письма приходили в те дни, когда его отец находился при смерти. Он отнесся к этому более сдержанно, но, отложив их, просто забыл об этом. Нет, она не имела права так смотреть на него. – Ваш отец беспокоится о вашем благополучии.
– Мой отец обеспокоен моим благополучием? Мой отец? – Оливия некоторое время изумленно глядела на него, а потом рассмеялась странно, безрадостно, совершенно не так, как раньше. Когда-то наполнявший радостью, ее смех теперь ранил его душу. – Трудно в это поверить, милорд.
– Тем не менее он пришел ко мне, потому что был встревожен.
– Встревожен? – Оливия замотала головой. – Слишком поздно для него проявлять тревогу по поводу моего благополучия и вообще всего, что касается моей жизни.
– Он обеспокоен обстоятельствами смерти лорда Рэтборна.
– Вот как? – Она скрестила руки на груди. – Мне представляется, что любого, кто сталкивался с моим мужем, беспокоило бы только то, почему никто не перерезал ему горло раньше.
Стерлинг поморщился.
– Леди Рэтборн, я не думаю…
– Что? Неужели моя откровенность покоробила ваше столь утонченное восприятие действительности?
– Ничуть. – Он перехватил взгляд Оливии. – Я слышу горечь в вашем голосе, и это беспокоит меня.
– Извините за невольно причиненное беспокойство, милорд. Хотя вы ошибаетесь. Если я и испытывала когда-то горечь, то ей на смену давно пришла решимость. Я не испытываю никакой горечи в отношении своего мужа, отца или кого-либо другого.
«Или меня?»
– Я пережила своего мужа, и отец для меня больше не существует. Честно говоря, я не испытываю никаких чувств ни к тому, ни к другому. – Оливия пожала плечами. – Вас сбивает с толку совершенное отсутствие поводов для горечи. Но вам следует понять это. Насколько я помню, вы всегда умели искусно скрывать свои эмоции.
Стерлинг не обращал внимания на ее слова. Он пришел к ней с единственной целью, осуществление которой было бы лучшим выходом для них обоих.
– Ваш отец опасается, что за смертью вашего мужа скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Более того, он боится, что и вам угрожает опасность, поскольку убийца вашего мужа, кем бы он ни был, может вернуться. Насколько я понимаю, из дома ничего не было взято.
– Ничего. И это наводит меня на мысль, что единственной целью злоумышленника было убийство моего мужа. А поскольку цель была достигнута, я не вижу причин для его возвращения.
– Несмотря на то что доподлинно это вам неизвестно.
– Это так, но со дня смерти мужа прошло уже две недели, и за это время ничего экстраординарного не произошло.
– Как я понимаю, подлинные намерения убийцы до сих пор не раскрыты. Возможно, преступник просто выжидает.
– Не вижу здесь смысла. Ни для кого не секрет, что я его единственная наследница. – Она помолчала некоторое время. – Впрочем, за несколько дней до смерти муж решил основать музейный фонд для хранения своей коллекции. Его поверенный как раз занимался оформлением нужных бумаг, когда убили мужа. Муж не успел подписать бумаги, и их оформление не было завершено, а сама их подготовка, по словам поверенного, внесла некоторый беспорядок в дела мужа. Этот поверенный – жутко глупый и надоедливый тип. Из-за этого до сих пор не оглашено завещание покойного, хотя на днях это должно наконец произойти. Тем не менее насколько я понимаю, действующим будет признано старое завещание, согласно которому единственной его наследницей являюсь я. – Оливия искоса, с хитрецой, взглянула на него. – Если в качестве мотива убийства рассматривать наследство моего мужа, то от его смерти выигрывала только я. Если бы я не находилась в это время в деревне, то, наверное, выступала бы в роли основной подозреваемой в убийстве.
Стерлинг молча глядел на нее.
– Господи, милорд, неужели вы думаете, что я убила его? – В ее глазах вспыхнуло искреннее изумление.
– Нет, конечно же, нет. Такая мысль не могла прийти мне в голову.
– А мне приходила, – сказала она еле слышно. – Тем не менее я не убивала его и не подстраивала его убийство. Ограниченные размеры моего содержания не позволяли таких излишеств, как оплата наемного убийцы.
– И это означает, что лицо, виновное в убийстве, все еще на свободе, а вы подвергаетесь риску.
– Я вполне способна позаботиться о собственной безопасности. – На лице Оливии отразилась досада.
– Все же я бы рекомендовал…
– Меня не интересуют ваши рекомендации, милорд. – В ее голосе зазвенел металл. – Вы изложили предмет озабоченности моего отца, а я заверила вас, что приму нужные меры предосторожности. Если это все…
– Но вам не удалось убедить меня.
Оливия несколько растерялась.
– Убедить в чем?
– В том, что вы примете меры предосторожности.
– Что ж, ладно. – Она страдальчески вздохнула, словно ей приходилось уговаривать несговорчивого ребенка. – Уверяю вас, меры предосторожности будут обязательно приняты.
– Что, конкретно, вы предпримете?
– Не знаю. – На ее лбу появилась вертикальная морщинка. – Я распоряжусь, чтобы слуги были начеку, хотя совсем недавно сменила почти весь обслуживающий персонал и мне очень не хотелось бы без необходимости пугать людей.
– Коль скоро речь идет об угрозе вашей жизни, я бы считал это крайней необходимостью.
Оливия отмахнулась от его замечания.
– До сих пор никакой угрозы не было.
– Вы просто не знаете об этом. Ваших слуг следует предупредить, чтобы они обращали внимание на все необычное. – Стерлинг кивком подтвердил сказанное. – Что еще?
– Попрошу Гиддингса, чтобы он проверил все запоры и удостоверился, что они в хорошем состоянии, а также проверял, чтобы все двери и окна были заперты на ночь.
– Отлично. И?..
– И?.. – Оливия недоуменно уставилась на него. – Разве этого не достаточно?
– Нет. – Стерлинг выдержал паузу. – Я чувствовал бы себя спокойнее, если бы вы позволили мне поговорить с вашим дворецким.
– Тогда вы уйдете наконец? – со злостью спросила она.
– Да.
– Договорились.
– И?..
– И… – Оливия стиснула зубы. – Буду держать револьвер на прикроватном столике на тот случай, если кто-то станет приставать ко мне посреди ночи. Теперь вы удовлетворены?
– Нет. – Этого недостаточно. – Но, полагаю, это тоже не будет лишним.
– Не будет! По-моему, эта гипотетическая угроза существует только в воображении моего отца. Поэтому нахожу вашу озабоченность не только ничем не оправданной, но и навязчивой. Тем не менее я ценю вашу заботу. – Она направилась к двери. – Я пришлю сюда Гиддингса, чтобы вы смогли переговорить с ним. Поскольку через час они с экономкой должны опрашивать слуг, была бы весьма признательна, если бы ваша беседа с ним продлилась недолго.
– У меня нет желания задерживаться, сознавая, что мое присутствие здесь не приветствуется.
– Вот именно, милорд. – Она подошла к двери и глянула на него через плечо. – Вы рассчитывали, что я испугаюсь?
Стерлинг пожал плечами.
– Я не знал, чего ожидать от вас.
– Если я и подвергалась опасности, то она была реальной, пока был жив мой муж. За десять прошедших лет я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас. Меня больше ничем не напугать, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.
Оливия вышла из гостиной и прислонилась к стене рядом с дверью. «Господи». Ее пробирала дрожь. Как нелепо. Ведь она впервые за десять лет говорила со Стерлингом, но те чувства, которые она когда-то испытывала к нему, бесследно исчезли. Теперь ей от него было нужно только одно, и, если все получится, его помощь больше не понадобится до конца ее дней.
Годы не изменили его. Такой же рослый, широкоплечий, такие же густые волосы и проницательные карие глаза, как и десять лет назад. Разве что в глазах заметна тень постигших его утрат да плечи он старается держать прямее под грузом навалившейся ответственности, и это его не столько старит, сколько делает более сильным, основательным и надежным. Он выглядит человеком, к которому можно обратиться в кризисной ситуации.
Оливия постаралась успокоиться, сделав глубокий вздох, затем еще один. При беспристрастном, рассудительном подходе становятся понятными действия или, если говорить точно, отсутствие таковых со стороны Стерлинга на протяжении всех прошедших лет. Тогда, десять лет назад, отец передал ей содержание своей беседы со Стерлингом, в ходе которой сказал графу, будто она выходит замуж за Рэтборна по собственному желанию и не хочет его больше видеть. Отец также уверял ее, что такой человек, как Стерлинг, с присущим ему чувством гордости, никогда не станет предпринимать попытки вернуть женщину, отказавшую ему во взаимности. Даже сейчас тяжело было примириться с тем, что он всецело поверил ее отцу, и еще тяжелее – с тем, что он даже не ответил на ее письма. Не ответил на первое с подробным объяснением ситуации и мольбой спасти ее, которое она послала еще до того, как осознала, что его вмешательство может стоить ему жизни. Но он, очевидно, предпочел поверить не ей, а ее отцу. Не ответил и через несколько месяцев на два других письма, написанных испуганной и отчаявшейся женщиной, которая еще не знала, как далеко мог зайти ее муж для защиты своей собственности.
Вряд ли это все еще имело какое-то значение. Просто она избавилась от бесцеремонного мужчины, который распоряжался ее жизнью. В то же время она была уверена, что между ее мужем и Стерлингом вообще не могло быть ничего общего. Граф Уайлдвуд всегда полагал, будто только ему одному известно, что лучше для рискнувших приблизиться к нему людей. Она не собиралась вступать в его близкое окружение.
Все же, несмотря на присущее ему высокомерие, Стерлинг выглядел несколько смущенным. Может быть, из чувства вины? Оливия нахмурилась, задумавшись. Что еще могло побудить его нанести ей визит сегодня вечером? Возможно, отец на сей раз поведал ему правду об обстоятельствах ее замужества, и Стерлингу наконец, через десять лет, открылась истина. Хотя теперь это не имело никакого значения и ничего не меняло.
Раздался предупредительный кашель Гиддингса.
Оливии нравилось, как ненавязчиво и деликатно Гиддингс возвещал о своем присутствии. Прежний дворецкий, да и все слуги прежнего состава, несмотря на профессионализм и высокую квалификацию, относились к ней с едва скрываемым пренебрежением, будто ставили себя выше ее. Что ж, им всем пришлось уйти.
Оливия выпрямилась и кивнула дворецкому.
– Лорд Уайлдвуд хочет переговорить с вами.
В глазах дворецкого промелькнула тревога.
– Я сделал что-то неугодное вам, миледи?
– Совсем нет, мне очень нравится, как вы управляете прислугой. И знаете, Гиддингс, если мне что-то в ваших действиях не понравится, я тут же скажу вам об этом сама. – Оливия сопроводила свои слова ободряющей улыбкой, затем ее лицо посерьезнело. – Вы осведомлены об обстоятельствах смерти моего покойного мужа?
Гиддингс медлил с ответом.
– Пожалуйста, будьте откровенны со мной.
– Осмелюсь сказать, что в Лондоне каждый знает об обстоятельствах кончины лорда Рэтборна.
– Да, обстоятельства довольно шокирующие, – пробормотала Оливия. – Мой отец внушил лорду Уайлдвуду мысль о существовании некоей угрозы моей безопасности. Это, конечно же, нелепость. Тем не менее считаю, что лучше согласиться с ним, чем вступать в пререкания. Поэтому буду весьма признательна, если вам удастся убедить его, что и вы, и все слуги примете необходимые меры предосторожности.
Гиддингс кивнул.
– Как пожелаете.
– А затем проводите лорда Уайлдвуда к выходу.
– Конечно, миледи. – Гиддингс снова кивнул и вошел в гостиную.
Оливия переборола желание подслушать их разговор и направилась назад в библиотеку. Вся эта затея, как и мысль об угрожающей ей опасности, представлялась ей абсурдной. Она никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас.
Она даже не признавала важности самого факта его прихода к ней, хотя не могла не отметить, что ей это было в какой-то степени приятно. В ходе долгих раздумий Оливия пришла к выводу, что ее жизнь была разделена на так или иначе связанные со Стерлингом этапы: время до того, как она полюбила его, короткий период, когда любила, и время после того, как любила. Сейчас наступал новый, четвертый этап, в котором не было места Стерлингу.
Не было места и любви.
Глава 3
Разделить постель со Стерлингом Харрингтоном.
Из тайного перечня желаний Оливии Рэтборн
Оливия отчетливо помнила, как девочкой навещала лондонский особняк двоюродной бабушки Уиломины. Ей недвусмысленно дали понять, что ни в коем случае не следует обращать внимание на непристойное изображение двоюродной бабушки Уиломины на картине, висевшей на стене в дальней гостиной. Однако едва ее предупредили об этом, как она почувствовала, что не может смотреть ни на что другое. Сейчас она испытывала то же самое чувство.
Несмотря на то что Оливия находила опасения Стерлинга безосновательными, после его визита она каждую ночь спала урывками. Постоянно просыпалась, реагируя на каждый скрип лестницы, каждый шаг слуг, да и любой другой звук, рожденный в глубине большого дома неизвестного года постройки, и едва ли слышимый при дневном свете, но пугающий в ночной темноте. В день визита Стерлинга она так и не восприняла всерьез его предупреждение, пока не отправилась спать. Тогда ей показалось, что она не слышит ничего, кроме таинственных, таящих угрозу звуков. Как ни уговаривала себя, звуки казались все более явственными, так что она была вынуждена встать, чтобы разобраться, что происходит. Чтобы не бродить по дому одной, Оливия подняла с постели вновь нанятую личную горничную, и они вместе отправились на «разведку», однако, естественно, ничего не обнаружили.
На следующую ночь она снова слышала шумы, но не захотела беспокоить кого бы то ни было и, вооружившись тяжелым подсвечником, потихоньку спустилась вниз. И опять не обнаружила ничего необычного, разве что служанку, кокетничавшую с лакеем в задней прихожей. Оливия испытала такое облегчение, что не стала обнаруживать свое присутствие, но на следующее утро сказала Гиддингсу, чтобы он предупредил молодых служанок, что подобное поведение может привести не только к увольнению, но и к другим нежелательным последствиям. Едва высказав, она отбросила идею держать пистолет у изголовья, и была рада этому. Боялась по неосторожности застрелить кого-нибудь из слуг.