Хотя коммунизм потерпел жестокое поражение, суда истории над ним, какой стремились навязать человечеству, не получилось. Как бы ни пытались антикоммунисты отождествить коммунизм с национал-социализмом гитлеровской Германии, мир отнесся к этому без особого энтузиазма. Слишком уж грубой является тут фальсификация реальной истории. Показательна в этом отношении ситуация в Германии, где антикоммунистическая истерия раздувалась и до сих пор раздувается особенно усердно. Причем она подкрепляется расправами не только над одиозными личностями, но и над рядовыми гражданами, как-то причастными к прошлому режиму. Получился не суд добра над злом, а фарс в стиле времен нацизма. Этот фарс не смог заслонить тяжкие последствия процесса приобщения Восточной Германии к благам западной цивилизации, причем тяжкие последствия не только для восточных, но и для западных немцев.
   Еще более показательна в этом отношении ситуация в России. Коммунистическая партия разгромлена. Критика всего того, что связано с коммунизмом и советским периодом русской истории, превзошла все известные образцы фальсификации предшествовавшего периода и брани по его адресу.
   Важнейшим результатом поражения коммунистического мира является идея нового мирового порядка по западным образцам и под эгидой Запада. При этом начисто игнорируется тот факт, что западный социально-экономический и политический строй не является универсальным благом для всего человечества. Он дал хорошие результаты только для незначительной части человечества, а именно для народов западных стран. Для подавляющего большинства народов планеты он был и является чужеродным. Не являются на этот счет исключением и народы России. Здесь ко времени начала горбачевских и затем ельцинских реформ не созрело никаких предпосылок для экономического и социально-политического переустройства общества по западным образцам, то есть предпосылок для капитализма и демократии. Не созрела также потребность в таких преобразованиях в широких слоях населения, не созрели и слои населения, способные превратить эти преобразования в свой нормальный образ жизни. Идеи этих преобразований возникли в высшем руководстве страны, то есть в высшем слое партийного аппарата и идеологической элиты. Они возникли не как отражение внутренней эволюции советского общества, не снизу и не изнутри общества, а под влиянием и даже под давлением со стороны Запада, то есть сверху и извне. И осуществляться они стали как насильственные реформы сверху, как распоряжения начальства, чуждые природе и возможностям советского общества.
   Положение тут сложилось прямо противоположное тому, какое имело место при становлении западного социально-политического строя. Западные буржуазные революции создали политические институты и закрепили законодательно те социально-экономические отношения, которые уже сложились в реальности. «Революция» 1985–1991 годов началась по инициативе верхушки коммунистической власти, которая использовала всю мощь государства, коммунистические методы управления и современные средства идеологического оболванивания масс, чтобы навязать свою волю привычно послушному обществу.
   Результаты этой «революции» не замедлили сказаться. Российские власти потерпели банкротство во всех своих делах в смысле созидания нового социального строя. Они преуспели лишь в разрушении того, что было создано усилиями многих поколений российских людей в необычайно трудных исторических условиях.
   Рядовые граждане России сами почувствовали, что они, отказавшись от коммунизма, потеряли множество жизненных благ, а на пути «западнизации» приобрели лишь пороки капитализма и демократии. Они еще не осознали того, что оказались в исторической ловушке, причем добровольно. Они боятся признаться себе в этом. Но рано или поздно придется это сделать.
   После разгрома Советского Союза в «холодной войне» в мире наступило состояние, подобное тому, какое наступило в Европе после разгрома наполеоновской Франции, а именно состояние мировой реакции. В данном случае оно приняло форму злобного и мстительного антикоммунизма. Так что наступившую эпоху с большим основанием можно назвать антикоммунистической.
   Весь период «холодной войны» прошел под лозунгом борьбы за права человека и демократические свободы. Одним из самых важных последствий крушения коммунистических «режимов» явилось то, что эти права и свободы потеряли прежнее значение. В чем тут дело? А в том, что в коммунистических странах был сравнительно высокий уровень жизни. Люди были сыты, имели работу. Их основные жизненные потребности были удовлетворены, причем с гарантиями. Считалось, что они не имели прав человека и демократических свобод, которые в западной пропаганде раздувались как наивысшие ценности человеческого бытия. Гражданам коммунистических стран казалось, будто они сохранят все те блага, какие имели, лишь присоединив к ним еще и блага западной демократии – права человека и демократические свободы. В результате краха коммунистической системы, однако, они прежде всего потеряли все то, что имели благодаря этой системе. Наступили разруха экономики, инфляция, развал системы образования и культуры, идейный хаос, моральная деградация, рост преступности и т. д. Главными проблемами стали проблемы выживания в этих чрезвычайно трудных условиях. Людям стало не до прав человека и демократических свобод – эти блага демократии просто потеряли практический смысл.
   И на Западе идеи прав человека и демократических свобод отошли куда-то на задний план. Как орудие идеологии и пропаганды они стали уже ни к чему. Начались стремительное ухудшение экономического положения, удорожание жизни, рост безработицы, рост налогов и т. д. Началось наступление власть имущих на социальные права людей. Началось сильное забастовочное движение. Средства массовой информации стали дружно замалчивать все то, что связано с нарушениями прав человека и демократических свобод. На этот идеологический товар резко упал спрос. Стало очевидно, что не эти непомерно раздувшиеся в недавнем прошлом элементы демократии суть самые фундаментальные факторы жизни многомиллионных масс людей, а гарантии удовлетворения минимальных жизненных потребностей – работа, образование, медицинское обслуживание, уверенность в будущем детей, обеспеченная старость, человечные отношения между людьми, короче говоря, все то, что было в значительной мере привычным образом жизни в коммунистических странах.
   Начавшуюся эпоху стали называть посткоммунистической. Но главным в той или иной эпохе является не то, с чем покончили, а то, что приобрели. С этой точки зрения наступившую эпоху с большим основанием можно назвать постдемократической.
Мюнхен, декабрь 1993 года. Политическая мысль. 1994. № 2

Под личиной «Запада»

   Интервью журналу «Пресса России»
   В. Бондаренко. Александр Александрович, мы знаем вас как прекрасного русского человека, выдающегося философа, писателя, патриота. Давайте поговорим о Западе, который вы за восемнадцать лет жизни в эмиграции изучили достаточно хорошо. Что же такое Запад сегодня?
   А. Зиновьев. Тема Запада для русских людей должна стать одной из самых главных. Ведь горе-реформаторы – от горбачевской до ельцинской клики – решили перестроить Россию на западный манер, начав эту перестройку, не имея ни малейшего понятия о том, что такое Запад. Они знали о Западе то, что им навязала западная пропаганда. Представление о Западе, господствующее в России до сих пор, и у демократов, и даже у патриотов, – идеологически ложное. Оно имеет с реальным Западом так же мало общего, как в свое время советская идеология – с реальным советским обществом.
   Я знаю Запад не хуже, чем знал и знаю Советский Союз и Россию. Но все мои познания о советском обществе не затребованы и до сих пор не опубликованы. И все мои познания о западном обществе также не затребованы Россией. Похоже, что просто не хотят знать, что такое Запад и что может получиться из России, если она пойдет в этом направлении.
   В.Б. Как заместитель главного редактора газеты «Завтра» обещаю рубрику «Западное общество» и приглашаю вас к постоянному сотрудничеству с газетой. Сегодня нам в России это крайне необходимо.
   А.З. В нашей беседе я постараюсь прояснить самые фундаментальные вопросы.
   До сих пор принято рассматривать западное общество как капиталистическое с экономической точки зрения и демократическое с политической. Считается, что никакой особой идеологии на Западе нет и западное общество в отличие от советского не является идеологическим. Эти представления устаревшие. И дело не в том, что на Западе нет демократии как таковой. Демократия есть, но появились новые явления, позволяющие рассматривать западное общество как некапиталистическое и недемократическое.
   Западное общество – это прежде всего общество денежного тоталитаризма. Осуществляет этот денежный тоталитаризм особый денежный механизм. Это грандиозное и сложное явление. В него включаются банки, предприятия, выполняющие функции банков, кредитные общества, страховые компании и т. д.
   Те же функции отчасти выполняют крупнейшие фирмы. В этот же механизм входит и государство, которое охраняет всю финансовую систему. Оно само крупнейший владелец денег, крупнейший кредитор, финансирующий компании.
   Денежный механизм пронизывает все общество от президента до рядовых граждан, охватывая все жизненные процессы. Вся жизнь идет через банки – от зарплаты до пенсий и страховок. Банки дают кредиты, а подавляющее большинство западных предприятий без кредитов существовать не может, по сути, они – подчиненные банков. Этот денежный механизм осуществляет тотальную диктатуру над современным обществом. Можно протестовать против правительства, против различных партий. Против денежного механизма протестовать невозможно.
   На Западе сложилась сверхэкономика: это экономика второго уровня. В нее входят весь денежный механизм, все мировые экономические империи. Вы могли замечать по прессе: постоянно встречаются главы правительств, представители различных банков, Международный валютный фонд и т. д. Это работает современная денежная сверхвласть! Капиталистов старого классического типа теперь вы уже не найдете. Западное общество перестало быть капиталистическим. Денежный механизм подавляет все. Современное общество сверхкапиталистическое.
   В.Б. Наши представления о Западе создавались по фильмам. Западный человек, особенно богатый, проводит время в любви, забавах, удовольствиях. А на самом-то деле у него нет времени даже в театр сходить. Вся массовая культура Запада – это сказка о несостоявшихся возможностях. Это более усовершенствованный, включенный в денежный механизм наш родной «соцреализм».
   А.З. Денежный тоталитаризм создал и сверхэкономику. Сюда входят крупнейшие корпорации – наднациональные и глобальные. Они уже контролируют всю мировую экономику. В русской экономической литературе (а ранее в советской) вопросы о сверхэкономике, о том, какие корпорации складываются, какого рода продукцию выпускают, какими финансовыми операциями занимаются, абсолютно не освещены. Эксперты по нынешней русской экономике тотально не знают современной экономики Запада. Ни о какой демократии отношений там и речи быть не может. Диктатура труда такая, по сравнению с которой сталинская диктатура выглядит светлой демократией. Там уже не ослушаешься никаких приказаний.
   Эти экономические империи управляются уже не экономическими методами. Это явление в сверхполитике: возникает система сверхгосударственности. Я обозначаю главные направления. Сейчас это важно.
   В.Б. Да, главное – рассказать о принципах западнизации. Кто заинтересуется глубже, прочтет потом вашу книгу. А есть ли национальный фактор в этой сверхэкономике и сверхгосударственности?
   А.З. Сначала я хотел бы сказать пару слов о так называемой рыночной экономике, которую в России выставляют панацеей от всех бед. Совсем недавно один из авторов авантюрного плана «500 дней», Шаталин, сказал, что в России не понимали и не понимают, что такое рыночная экономика. Он, оказывается, только сейчас узнал, что в западной рыночной экономике элемент плановости и командности гораздо сильнее, чем это было в Советском Союзе.
   Представляете: эти шарлатаны и негодяи начали ломать нормально работающую экономику, чтобы угодить своим западным хозяевам! Той рыночной экономике, которую Запад навязывал Советскому Союзу и навязывает России, в природе никогда и нигде не существовало. Это идеологический миф. В действительности взяли отдельные черты современной западной экономики, выделили их, абсолютизировали, идеализировали и представили русским, будто это и есть западная экономика…
   А в современной западной экономике этого в любом варианте уже не существует. Современная рыночная экономика – социально организованная, регулируемая, управляемая. Она вся плановая, и не пятилетний план, а десятилетний, как минимум. Все крупные фирмы работают по плану! Тут действительно командные методы.
   В.Б. Для нас планы были неким идеалом, генеральным направлением, куда надо стремиться. Наши планы – идеологические мифы для Запада, такие же, как для нас их свободная рыночная экономика. Они утверждали, что у них якобы полная свобода в экономике, чего не было. А мы утверждали, что у нас все организовано и запланировано, что, увы, никак не соответствовало истине.
   А.З. Да, планы играли у нас организующую роль, поскольку в экономике не было механизма принуждения, какой существует на Западе. А якобы свободная конкуренция? Каждый старается подставить ножку другому! Вот что такое реальная конкуренция. Или механизм ценообразования. Я ни разу не видел, чтобы вдруг стали выпускать более дешевые товары. Это не относится к распродажам завалявшихся товаров. Любая новая модель всегда дороже предыдущей! И почти никто не пишет, что за пятнадцать лет жизнь на Западе подорожала по крайней мере вдвое.
   Это и на Западе, и у нас стараются утаивать. Современный механизм ценообразования не подчиняется свободному рынку! Он тоталитарен, подчиняя себе все. Сотни тысяч людей заняты в этом механизме.
   В.Б. Что же делает «свободная личность» на Западе, и есть ли она? Или это привилегия бедных стран, как наша? Ведь индивидуализм – изобретение Запада – на Западе же сегодня почти невозможен. Свободная личностная инициатива или свободная национальная инициатива невозможны, если ты внутри этой системы. Я в полной мере ощутил это в кабинетах радиостанции «Свобода». Бедный Юрий Львович Гендлер, руководитель русской службы, повязан больше и крепче денежным тоталитарным механизмом, чем был повязан, скажем, идеолог марксизма Юрий Карякин, работая завотделом главной коммунистической газеты «Правда». Он смог вырваться, а Гендлер не может. Потерял свое дело, оброс долгами, оказался банкротом – и уже живешь изгоем этого общества. Какое место в денежном тоталитаризме занимают западные интеллектуалы?
   А.З. Сначала скажу о политической системе общества, об идеологии, а потом уже будем говорить о культуре. Политическая система Запада. Создается еще один ложный миф. Опять берутся отдельные черты системы, вырываются из контекста, идеализируются, и дело изображается так, будто, кроме этого, больше ничего нет. Называют эту мифическую систему демократией и подсовывают российским дуракам. Если перенести вырванную из естественной системы на Западе и идеализированную демократию в другую среду, где нет реальной западной политической системы, эта демократия становится средством уничтожения местной политической системы. Во всех странах, куда так называемая демократия переносилась, убивалась система государственности! Это произошло и в России. Как изображают демократию? Многопартийная система, свободные выборы, разделение властей – это якобы и есть волеизъявление народа. Должен сказать, что сами западные идеологи жесточайшим образом разгромили систему демократии. Реальная политическая система имеет очень мало общего с ее сусальным изображением. Тут действительно есть и многопартийность, и разделение властей, но это малюсенькая частичка огромной системы западной государственности. Советский Союз всегда критиковали за то, что в нем гигантский бюрократический аппарат. В США же лет пять назад в системе государства работало в общей сложности 15,5 миллиона одних только гражданских лиц! В Советском Союзе же, по моим подсчетам, в системе государства работало намного меньше…
   Система государственности – это гигантское количество бюрократических организаций. В любой западной стране сегодня процент бюрократов гораздо больше, чем был в странах социализма. А ведь в систему государственности входят также армия, полиция, многочисленные секретные службы. Вся совокупность предприятий и учреждений, обслуживающих систему государственности, не поддается учету. Это одно из табу западного общества, о чем не принято писать. А если напишешь – не опубликуют. А если опубликуют – не продадут. А если продадут – не напишут ни одной рецензии в газетах.
   Скажем, в Италии правительственный кризис каждый год, а система живет, будто с ней ничего не происходило. Система не зависит от атрибутов демократии!
   В.Б. Подтверждением этой супергосударственности служит и Япония. Сколько скандалов с министрами и премьер-министрами: их обвиняют в жульничестве, коррупции, взятках, судят, выгоняют из правительства, даже убивают. А страна будто не реагирует, богатеет, развивается независимо от всей этой псевдодемократической мишуры.
   А.З. В Италии вообще предали суду почти всех парламентариев, всех глав политических партий. Казалось бы, общество залихорадит, это затронет всех итальянцев, как затрагивали всех русских политические перемены в России. Вроде вся политическая система – жулики, а приезжаешь туда: никакой паники, никакой лихорадки. Значит, стабильность политического общества на Западе не в многопартийности или в выборах, а в супергосударственном бюрократизме.
   Кроме этой бюрократической системы, политикой руководит и сверхэкономика, о которой мы говорили. Она фактически правит всеми правительствами, определяя, кого выберут президентом, кто пойдет в сенат и т. д. Подобно сверхэкономике, на Западе сложилась система сверхгосударственности.
   Что это такое? Сама государственность огромная – миллионы людей. Ими самими надо управлять. И складывается система сверхвласти, властвующая над самой властью. Я называю ее внутренней властью. Образуется кухня власти.
   Другую линию образует совокупность секретных учреждений, тех, кто осуществляет скрытый аспект деятельности государственной власти. На Западе он в десятки раз сильнее, чем тот, который был в Советском Союзе. Каковы его масштабы, узнать невозможно. Публичная власть ни шагу не делает без этого скрытого аспекта.
   Третья линия – образование всякого рода объединений из множества активных личностей, занимающих высокое положение на иерархической лестнице. По своему положению, статусу, известности это личности, наиболее влиятельные в обществе: ведущие бизнесмены, крупные землевладельцы, издатели журналов и газет, профсоюзные лидеры. Эта среда получила название «правящая элита». Факт ее существования общепризнан. Правит страной она, а не президенты или депутаты.
   Четвертая линия – образование бесчисленных учреждений, блоков и союзов западных стран. Существуют тысячи самых разных общественных организаций, союзов, товариществ, фондов. Туда входят сотни тысяч людей, но все они подчинены денежному тоталитаризму…
   В.Б. Может быть, человек, боясь своего одиночества, своей индивидуальности, чувствуя опасность любой свободе перед лицом гигантского денежно-государственного механизма, сам ищет противодействие, ищет защиту и попадает в еще одну ловушку. Да, я был удивлен: «клуб любителей насекомых», «общество одиноких», «фонд древнекритской письменности»… Хоть что-то, чтобы не быть одиноким в мире денежного тоталитаризма.
   А.З. Но эти общества тоже образуют уровень реальной власти. Они контролируются сверхгосударством, там факт образования сначала горбачевской клики, а затем ельцинской, вся их деятельность может служить классическим примером мощи и принципов работы сверхгосударственности Запада. Они появились не в результате некоего имманентного развития советского общества, а в результате планомерной, целенаправленной деятельности системы сверхгосударственности Запада.
   В.Б. Увы, наша сверхгосударственность оказалась слабее и не столь надежной?
   А.З. Она оказалась ничтожной, поразительно слабой. В Советском Союзе я не знал, что такое Запад. Я судил о нем так, как вас учили в университетах. Это примитивное представление, не имеющее ничего общего с реальностью.
   В.Б. Так примитивно, не зная Запада, судили о нем и академик Сахаров, и писатель Солженицын, и почти все диссиденты.
   А.З. Только здесь, на Западе, можно узнать, что это такое. Надо прикоснуться к этому обществу, чтобы понять его. Ранее я думал: на Западе демократия, свобода предпринимательства и все такое. Но теперь-то я вижу, что здесь я раб, а на Родине был свободным человеком. Я – раб средств массовой информации, раб банковской системы. В Советском Союзе система государственности не была столь тоталитарной, как на Западе. Вся критика нашего государства была организована Западом, и организована потрясающе: били, били, били… и добили.
   На Западе тысячи разных идеологических учений. То, что мы в Советском Союзе привыкли считать наукой, – здесь это идеология. Все эти попперы, пайпсы, хайеки и т. д. – не ученые, а идеологи. Здесь в десятки раз больше учреждений, занимающихся идеологическими проблемами общества: в университетах, журналах, специальных бесчисленных исследовательских службах. Школьное образование, университетское – насквозь идеологическое. Кино, литература – не искусство, а идеология. Вы включаете телевизор – и вы уже в сфере влияния идеологии. Секс, насилие, американский шовинизм, полная фальсификация истории – это не идеология? Вся масскультура – прямая идеология.
   В.Б. К сожалению, в своей масскультуре соцреализма мы не смогли так воспеть наших Рэмбо и наши звездные войны. Кто так критиковал соцреализм за идеологичность – от Аксенова до Евтушенко, – сейчас верно служат самой примитивной западной идеологии. Андрон Михалков-Кончаловский в России творил высокое искусство, а на Западе легко снизошел до идеологизированных боевичков. Почему мы не верим нашему официозу и так верим чужестранному, чужебесному?
   А.З. Мы в России жили и знали: это идеология, и мы над этим смеялись, мы ее высмеивали. Мы не были так оболванены. Может быть, слабость советского общества в том, что мы все были плохо оболванены, мало оболванены… Теперь-то я знаю, какой ежедневной многочасовой обработке подвергается любой западный человек. Западные люди оболванены от мала до велика, от безработного до президента. Они все – штампованные. Мы не знали наших реальных преимуществ перед Западом и не верили в них.
   Западные средства информации на все реагируют одинаково, где бы что ни случилось. Пошла команда: вот так оценивать Сербию, и все набросились на нее. Поражает однообразие оценок.
   В.Б. То же самое с информацией об октябрьских событиях 1993 года в Москве. Абсолютно разные страны, партии, религии, но во всех газетах шел один набор лживых слов: коммуно-фашисты, «красно-коричневые» против демократа Ельцина.
   А.З. На Западе затыкают рот всякому, кто идет своим путем. Нужно обязательно примыкать к каким-то группам, кастам, чтобы пробиться. Посторонним входа нет. А если ты русский, от тебя требуется двойная лояльность. Не умеешь предавать Родину, хочешь остаться патриотом или просто объективным человеком – никогда не пустят на порог. Русские на Западе – враг № 1.
   Это неприятие заложено исторически. Россия всегда была могучей державой. Весь советский период тоже ассоциировали только с русскими. Опорой державы всегда было этническое русское население. Все плохое, идущее от нас, было лишь русское – вплоть до «русской мафии» без единого русского человека. А если что хорошее, обязательно укажут: это еврей, это грузин, это украинец. На Западе перед этническими русскими всегда был испуг, не военная конкуренция, не экономическая. Испуг один – русские якобы несли и несут в себе антизападные начала.