Страница:
– С Лениным ночью случился удар! Он срочно госпитализи…
Конец фразы заглушил первый выстрел. Михаил сгрёб Машу в охапку и повалил на землю, прикрывая своим телом. Он радовался каждой пуле, вонзающейся ему в спину, – лишь бы не ей! – и не расслышал за грохотом стрельбы слабого Машиного вскрика.
Всё было кончено в течение одной минуты. Охрана Спиридоновой и Жехорского положила всех нападавших, потеряв в перестрелке двух бойцов – раненые не в счёт. Окровавленных Жехорского и Спиридонову погрузили в автомобиль, и тот, отчаянным криком клаксона разгоняя встречных собратьев по колесу, помчался в ближайший госпиталь.
Дзержинский взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Вошёл адъютант.
– Проводите товарища к коменданту, – распорядился Дзержинский. – Пусть найдёт для него свободную комнату и выставит у дверей охрану. Покидать комнату до моего особого распоряжения ему запрещается!
Собеседник Дзержинского встал и осуждающе покачал головой.
– Напрасно, Феликс Эдмундович. Вы поступаете неразумно…
Известие о происшествии возле гостиницы «Метрополь» застало Дзержинского одетым – он как раз собирался покинуть номер. Сверкнув глазами, глава ВЧК и нарком государственной безопасности стремительно вышел за дверь и крупными шагами направился по коридору в сторону лестницы. Вскоре в той стороне прозвучали выстрелы…
– Я начальник Первого главного управления НГБ Бокий. – Генерал вещал отрывистым голосом, лицо его было мрачнее тучи. – В Петрограде вот-вот может вспыхнуть мятеж! Прикажите объявить по гарнизону тревогу и закройте все ворота!.. Вы с ума сошли?!
– Разберёмся, товарищ Бокий! – Пятков в одной руке держал наведённый на генерала маузер, а другой рукой жал кнопку вызова под столешницей. – Разоружите генерала от греха, – приказал комендант вошедшему в сопровождении двух бойцов адъютанту. – Так будет надёжнее, – незлобиво сказал, обращаясь к обезоруженному Бокию, Пятков. – А теперь будем разбираться: кто тут сошёл с ума.
Комендант покрутил ручку телефонного аппарата.
– Барышня, дайте 13–13… Спокойно, товарищ… – с лёгким укором дёрнувшемуся было Бокию.
– Товарищ Лацис? Это Пятков. Тут у меня в кабинете товарищ Бокий… Да… Понял… Есть исполнять!
– Ну вот, всё и прояснилось, – улыбнулся Пятков Бокию. – Вы арестованы! – И точно добавил бы «Ничего личного, товарищ», кабы знал такое выражение.
«Вот, Ёшкин каравай, и началось!» Ольга успела укрыться за углом, и теперь пережидала, пока мимо проведут арестованного Бокия. «Теперь главное – не опоздать!» Очутившись у себя в кабинете, начальник специальных курсов «Штык» полковник Абрамова первым делом объявила боевую тревогу и приказала раздать курсантам оружие и боекомплект. Только-только управилась, как прибыл посыльный от коменданта. Пятков требовал её к себе по «срочному делу».
– Буду, как штык! – заверила Абрамова, отсылая посыльного. Потом добавила: «И со штыками!» – это уже, разумеется, не вслух.
Захват комендатуры произошёл стремительно, для посторонних глаз незаметно. Даже часовой у входа пока ни о чём не догадывался. «Что умеем – то умеем!» – довольно кивнула короткому рапорту Ольга, потом переключила всё внимание на коменданта. Пугать людей до икоты, даже не прикоснувшись к ним, она умела профессионально. Глядя прямо в округлившиеся глаза Пяткова, заговорила особым свистящим полушёпотом:
– Скажи честно, Лёша, ты в чём-то, окромя ареста Бокия, отличиться успел?
Комендант нервно сглотнул и отрицательно мотнул головой.
– Это хорошо, – по-змеиному улыбнулся Ольга, – это очень хорошо. Есть шанс уцелеть. Теперь слушай сюда. Если не хочешь, чтобы я тебе муди прямо тут оторвала и твоей младшенькой подарила вместо погремушки, отвечай, Лёшенька, быстро и без утайки: кто ещё в крепости состоит в заговоре?..
Через несколько минут она вызвала в кабинет командира одной из комендантских рот, которому могла доверять. Тот прибыл быстро и вытянулся пред ней, не выказывая удивления от произошедших в комендатуре перемен: наслышан был про Ведьмины умения, лишь стрельнул глазами в сторону поникшего на стуле Пяткова.
– Сукой наш Лёша оказался, – сказала Абрамова, глядя прямо в глаза офицеру. Тот взгляд не отвёл, лишь кивнул. – Так что временно комендантом буду я, а ты моим заместителем. Вот этих, – Ольга протянула офицеру лист бумаги с признаниями Пяткова, – под арест! Полку – тревога. Ворота закрыть. Арестованного генерала сюда. Мои ребята будут тебе в помощь. Всё ясно?
– Так точно!
– Исполняй!
Когда через несколько минут в кабинет вошёл Бокий, там уже не было Пяткова, а на столе дышал кипятком стакан с чаем, рядом приветливо подмигивала сырно-колбасным взглядом тарелка с бутербродами.
– Проходи, Глеб Иванович, – голосом радушной хозяйки произнесла Ольга, – подкрепись. Чай, оголодал в неволе-то?
Бокий шутки не поддержал, присел к столу, на угощение и не взглянул.
– Что, всё так плохо? – посерьёзнела Ольга.
– Хуже некуда, Ольга Владимировна! Ленин госпитализирован в тяжёлом состоянии!
– Худо! – кивнула Ольга.
– Это ещё не худо… То есть худо, конечно, – поправился Бокий. – Но… – он поднял глаза на Ольгу. – В Москве убиты Дзержинский и Спиридонова, тяжело ранен Жехорский.
Ольга только на секунду прикрыла глаза, потом решительно поднялась.
– Пошли!
Путь их лежал на радиостанцию Петропавловской крепости. Там Ольга приказала дежурному радисту:
– Выходи в эфир и передавай открытым текстом: «Всем! Всем! Всем! Шторм! Шторм! Шторм!» Повторяй это сообщение каждые пять минут в течение часа!
Вошёл адъютант начальника Генерального штаба. Генерала он приветствовал строго по уставу, но как-то вычурно, с толикой шутовства, что ли. Адъютант передал дежурному офицеру бланк радиограммы, и от имени Тухачевского потребовал незамедлительно отправить сообщение по адресам. Офицер бросил мимолётный взгляд на Бонч-Бруевича. Генерал чуть заметно кивнул. Офицер передал бланк оператору, а сам прошёл в примыкающую к комнате связи аппаратную, где отключил передатчик от антенны. Понятно, что сообщение, хотя и было передано, но никуда дальше комнаты связи не ушло. Адъютант про то знать не мог, потому покинул помещение с чувством исполненного долга.
Бонч-Бруевич уже в своём кабинете читал доставленный из шифровального отдела оригинал сообщения. Текст радиограммы гласил:
«Всем штабам военных округов, флотов, отдельных частей и соединений. По получении сего предписания приказываю: незамедлительно взять под усиленную охрану все объекты, расположенные на вверенной территории, по спискам 1, 2 и 3. Об исполнении доложить. Нарком обороны Троцкий, начальник Генерального штаба Тухачевский».
Бонч-Бруевич достал носовой платок, промокнул лоб. Потом подсел к столу, и, то и дело обмакивая перо в чернила, набросал текст радиограммы. Вызвал адъютанта. Вручил сложенный пополам лист бумаги.
– Зашифруйте, голубчик, моим шифром и бегом к связистам!
Когда за адъютантом закрылась дверь, подтянул к себе телефон.
– Ежов слушает!
– Николай Иванович, это Бонч-Бруевич. Вы в курсе последних событий?
– В общих чертах. Про Москву и Петропавловку я знаю.
– Тогда я ставлю вас в известность о том, что происходит в Генеральном штабе…
Ежов слушал генерала, не перебивая.
… – Сейчас Тухачевский выехал к вам.
– Спасибо, Михаил Дмитриевич, вы всё делаете правильно. До ответа Абрамова решительных действий не предпринимайте. Предупредите Слащёва.
После того, как прошёл «отбой», генерал вызвал новый номер.
– Слащёв у аппарата!
– Здравствуйте, Яков Александрович! Это Бонч-Бруевич.
– Слушаю!
Бонч-Бруевич на миг растерялся, потом до него дошло.
– Вам неудобно говорить?
– Так точно!
– Тогда говорить буду я, а вы слушайте. Петропавловская крепость уже около часа передаёт штормовое предупреждение. Понимаете?
– Да!
– А некоторое время назад была предпринята попытка передать с антенны Генерального штаба следующее сообщение… – Бонч-Бруевич зачитал Слащёву приказ Троцкого. – Всё, как и предсказывал Абрамов. Я это сообщение пока придержал, а в адрес Абрамова только что отправил радиограмму. Надеюсь, что он ответит быстро. Пока будем тянуть время. Вы с нами?
– Так точно! Будет исполнено!
Командующий войсками Петроградского гарнизона генерал-майор Слащёв положил трубку. Повернулся к офицеру из окружения Тухачевского, который уже давно «пасся» у него в кабинете и всё время телефонного разговора держал руку в районе кобуры.
– Всё в порядке, полковник! – Слащёв заставил себя улыбнуться непринуждённо. – Генеральный штаб подтвердил приказ наркома. По гарнизону незамедлительно будет объявлена тревога!
– Товарищ Абрамов, долго мне ещё сидеть в этой душегубке?
В купе командующего Центральным военным округом действительно было душно. Стояла середина июля, и от дневного зноя не спасало даже то, что штабной поезд был загнан в тупик, с двух сторон затенённый кронами растущих по обе стороны колеи деревьев.
– Собирайтесь, Иосиф Виссарионович! – решительно сказал Абрамов. – Будем переселять вас в палатку. Сохранять далее ваше пребывание в тайне, я думаю, больше не имеет смысла!
Сталин насторожился.
– Есть новые сообщения из Москвы?
– Нет, – Абрамов чуть нахмурился. Утренние сообщения из Белокаменной рвали сердце на части, – но есть радиограмма из Генерального штаба.
Он протянул Сталину бланк. Тот прочёл и посмотрел на Глеба со знаменитым «сталинским» прищуром.
– Вы считаете, Бонч-Бруевичу можно доверять?
– Я в Михаиле Дмитриевиче абсолютно уверен!
– Что ж, – Сталин взял со стола трубку, но раскуривать не стал. – Тогда то, что затевают Троцкий и Тухачевский, военный переворот, я правильно понимаю?
– Именно так, Иосиф Виссарионович! Они хотят показать, что обладают неоспоримой военной силой, и под тяжестью этого аргумента заставить съезд Советов принять угодные им решения.
– Тогда, – Сталин взмахнул трубкой, – мы тоже будем действовать жёстко, если понадобится, даже жестоко! С чего вы предлагаете начать?
Абрамов открыл папку, которую до того держал в руке, и положил перед Сталиным на стол лист бумаги. Тот прочёл, не беря бумагу в руки, потом посмотрел на Абрамова.
– Скажите, Глеб Васильевич, вы что, настолько были уверены в мятеже, раз предприняли превентивные, как вы их называете, меры?
– Я вовсе не был в этом уверен, – Абрамов не уводил глаза из-под пристального взгляда Сталина, – но как человек, ответственный за безопасность в центральной части России, просто обязан был такую возможность предусмотреть. Сложившаяся накануне съезда политическая обстановка прямо на это указывала!
– Ви верно поступили, товарищ Абрамов. – Сталин скрепил подписью документ. – Действуйте!
– Как это почему? – удивился Слащёв. – Во исполнение приказа наркома обороны, скреплённого подписью Тухачевского, вашего, кстати, непосредственного начальника.
– Вы издеваетесь?!
– Никоим образом, – пожал плечами Слащёв. – В приказе чётко определены объекты, которые надлежит взять под усиленную охрану. В списке № 1 среди прочих наркоматов значится и Наркомат государственной безопасности.
– Взять под охрану не значит блокировать. – Щёки полковника стали белее снега. – В наркомат никого не пропускают, оттуда никого не выпускают и там отключены телефоны. Немедленно отдайте приказ восстановить телефонную связь и снять блокаду!
Слащёв надменно вскинул голову.
– Я, полковник, действую в строгом соответствии с полученным приказом, как я его понимаю. Если я его понимаю неверно, то меня могут поправить лишь мои непосредственные начальники, но не вы. Покажите мне приказ за подписью Троцкого, и я его незамедлительно исполню.
– Но Троцкий в Москве, – с бессильной злобой в голосе произнёс полковник.
– Хорошо, – признал аргумент Слащёв, – под приказом стоит ещё и подпись Тухачевского. Пусть он мне прикажет.
– Связь с Тухачевским потеряна, – угрюмо сказал полковник.
– Вот что, милейший, – раздражённо произнёс Слащёв. – Чья это, в конце концов, проблема – моя или ваша? Чем путаться у меня под ногами, лучше подите поищите своего начальника!
Полковник скрипнул зубами, но возражения на ум не шли. Направляясь к двери, он бросил через плечо:
– Вы за это ответите, генерал!
– Если и да, то не перед вами! – парировал Слащёв.
«Однако! Быстро Лацис подсуетился», – подивился начальник Генерального штаба и тут же поделился мыслью с командиром спецназовцев. Тот страшно удивился, но маска на лице скрыла это от Тухачевского. А командир спецназовцев уже взял себя в руки и подтвердил: да, мол, они выполняют распоряжение товарища Лациса.
– … Но дальше вас будут сопровождать мои люди, а ваши пусть подождут здесь.
Тухачевский лишь пожал плечами, отдал короткий приказ и направился к лестнице, с которой начинался путь к кабинету Ежова.
В приёмную наркома вошёл в сопровождении людей в чёрном и проследовал прямо в кабинет, небрежно отодвинув бросившегося было на перехват адъютанта.
Во взгляде, которым встретил его Ежов, Тухачевский не обнаружил ни растерянности, ни раздражения – одно лишь стоическое терпение.
«Хорошо держится», – не мог не отметить Тухачевский. Он выхватил от стола ближний к месту Ежова стул, не спрося разрешения хозяина кабинета сел, закинул ногу на ногу, сверкнув начищенным до зеркального блеска сапогом, достал портсигар, поискал глазами пепельницу, не нашёл, взял со стола чистый лист бумаги, ловко свернул его в нечто напоминающее чашку, поставил творение рук своих рядом с собой и закурил.
Ежов молча встал, подошёл к окну и отворил форточку, куда сразу устремился табачный дым. Вернулся на место и стал терпеливо ждать, пока папироса будет докурена. Когда окурок очутился в самодельной пепельнице, сказал:
– Покурили? Теперь либо говорите, чего вам тут надо, либо убирайтесь вон!
Но Тухачевский, который чувствовал себя хозяином положения, лишь усмехнулся.
– Ну, что вы, право, Николай Иванович, стоит ли так горячиться? Впрочем, извольте…
И начальник Генерального штаба разразился спичем, в котором, отдав должное таланту и заслугам хозяина кабинета, предложил оному либо присоединиться к начавшейся в стране «истинно пролетарской революции», либо… Тут Тухачевский красноречиво замолчал, предоставив визави возможность самому додумать негативные для себя последствия.
Ежов выслушал его со всем вниманием, потом сказал:
– Всё, что вы сейчас изложили, крайне интересно. Непонятно одно: почему вы мятеж именуете революцией?
В глазах Тухачевского промелькнула злоба, которая с языка слетела уже издёвкой:
– Я не стал бы увлекаться терминологией на месте человека, чья приёмная захвачена спецназом!
– Разве? – удивился Ежов. – Сейчас проверим! – И вызвал секретаря.
Когда тот вошёл и прикрыл за собой дверь, самодовольство на лице начальника Генерального штаба сменилось беспокойством.
– Что там «захватчики»? – спросил Ежов.
– Пьют чай, ждут указаний, – коротко ответил секретарь.
– Как видите, – чуть раздвинул губы в улыбке Ежов, – спецназ есть не только у товарища Лациса. Кстати, его люди в настоящий момент блокированы войсками Петроградского гарнизона, во исполнение вашего, между прочим, приказа.
Тухачевский попытался встать, но Ежов уже навис над ним, опершись обеими руками на стол. «Сядьте!» в его исполнении прозвучало хлёстко, как револьверный выстрел. Лёгшая на плечо рука адъютанта помогла выполнить приказ. Ежов тоже вернулся на место.
– Сдайте оружие, генерал! – приказал Ежов, так же достаточно категорично, но на полтона ниже.
Когда оружие Тухачевского перешло к адъютанту, Ежов распорядился совсем буднично:
– Организуй-ка и нам чайку!
– Вам это не поможет! – Тухачевский был бледен, но пытался хорохориться.
– Чай? А чё ж он мне не поможет-то? – с нескрываемой иронией произнёс Ежов.
Тухачевский насупился.
– Может, хотите подискутировать? – поинтересовался Ежов. – А почему нет? Давайте! Время терпит.
«Всем! Всем! Всем! В связи с болезнью Председателя Совета Народных Комиссаров товарища Ульянова (Ленина) В.И., и в соответствии со статьёй 56 Конституции России, обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров исполняет зам. пред. Совнаркома товарищ Сталин И.В., вплоть до решения Съезда Советов по данному вопросу…»
«… О кадровых назначениях в руководстве Наркомата государственной безопасности и Всероссийской чрезвычайной комиссии по делам государственной безопасности… В связи с гибелью наркома НГБ и председателя ВЧК товарища Дзержинского назначить исполняющим обязанности наркома НГБ и председателя ВЧК товарища Ежова Н.И. …»
«… О кадровых перестановках в руководстве Наркомата обороны и Генерального штаба… Отстраняется от занимаемой должности нарком обороны товарищ Троцкий Л.Д. Исполняющим обязанности наркома обороны назначается генерал армии Абрамов Г.В. …
… Отстраняется от занимаемой должности начальник Генерального штаба генерал-полковник Тухачевский М.Н. Исполняющим обязанности начальника Генерального штаба назначается генерал-лейтенант Бонч-Бруевич М.Д. …»
– Вот вам мои последние аргументы! – И продолжил с досадой в голосе: – Эх, Михал Николаевич, Михал Николаевич… а ведь маршалом могли стать! – И адъютанту: – Вызывай конвой!
– Очаги сопротивления находятся здесь, здесь, здесь, здесь и здесь. – Слащёв отмечал красными фишками места на карте. – Правда, везде пока только митингуют, а вот тут, – Слащёв поставил рядом с одной из фишек ещё одну, – уже стреляют.
– Здание НГБ? – уточнил Ежов.
– Точно так! Прикажете ввести в дело войска?
– Не прикажу, – отрицательно покачал головой Ежов. – Войска исключительно для блокады. Туда уже отправился Бокий. В его распоряжение поступает весь лояльный нам спецназ, а это трёхкратное превосходство над людьми Лациса – справятся; дело семейное и решать его будем по-семейному!
– Как скажете, – коротко кивнул Слащёв.
В кабинет стремительно вошёл председатель Петроградского Совета и Первый секретарь ЦК РКП Киров.
– Здравствуйте, товарищи! – произнёс он, направляясь к столу.
– Ты как здесь? – спросил Ежов, пожимая Кирову руку.
– С неба свалился, – без улыбки ответил Киров. И тут же пояснил: – Как ЭТО началось, я сразу на аэродром.
– Что в Москве? – спросил Ежов и добавил: – Про Феликса и Машу с Мишей мы знаем.
– А связи разве нет? – удивился Киров. – Я, честно говоря, от вас новости узнать рассчитывал.
– Связи нет уже несколько часов, – вздохнул Ежов. – Телефон молчит, а в эфире сплошные помехи, видно, глушат друг друга.
– Ясно. – Киров взглядом обвёл присутствующих. – Худо в Москве, товарищи. Можно сказать, паршиво! Троцкий и компания прямо с начала утреннего заседания съезда Советов попытались провести резолюцию о передаче им всей полноты власти в стране. Когда не вышло – покинули зал заседаний. Сразу после этого пошёл слух, что в город входят латышские стрелки в помощь московским гэбистам, которые выступили на стороне Троцкого со товарищи. – Киров сокрушённо покачал головой. – А я ведь, как и многие, до конца верил, что леваки (наши и эсеровские) не только не выступят с оружием против своих, но и объединиться-то не сумеют! Э, да что там говорить…
– Кто в Москве противостоит мятежникам? – спросил Ежов.
– Александрович с отрядами милиции.
– А войска? – поинтересовался Слащёв.
– Гарнизон Кремля – однозначно за нас. Про остальных мне ничего неизвестно. Да. Кремль. Как раз перед моим отъездом было принято решение о переносе съезда на территорию Кремля.
– Логично, – одобрил Ежов. – Это, я думаю, позволит продержаться до подхода основных сил. Абрамов, не сомневаюсь, уже идёт к Москве!
– Я тоже так думаю, – кивнул Киров. – А нам надо очистить от мятежников столицу. Доложите обстановку, – попросил он Слащёва.
Тот повторил всё, что недавно доложил Ежову и Абрамовой.
– Митингуют, говорите… – задумчиво произнёс Киров, глядя на фишки на карте. – Вот и славно, а мы к ним своих агитаторов направим, и немедля! Товарищ Слащёв, у вас в штабе найдётся свободное помещение?
– Найдётся, – не совсем понимая, куда клонит Киров, осторожно ответил генерал.
– Отлично! Я, товарищи, хочу разместить свой штаб – и по линии Совета, и по партийной линии – прямо здесь, чтобы оперативно реагировать на изменения в обстановке. Куда идти, товарищ Слащёв?
Генерал вызвал адъютанта и отдал соответствующие распоряжения. Когда Киров и адъютант покинули комнату, Слащёв, Абрамова и Ежов вернулись к карте.
– Вот что меня сейчас беспокоит больше всего. – Слащёв приподнял свесившийся верхний край карты.
– Кронштадт? – спросил Ежов.
– Да…
Ежов кивнул, а Абрамова нахмурилась. Кронштадт, ещё утром передавший воззвание Центробалта за подписью Дыбенко, содержащее призыв поддержать мятежников, молчал. Летом окружённая фортами морская крепость была неприступна.
– Какими силами располагает Кронштадт? – спросил Ежов.
– Помимо гарнизонов фортов ещё только комендантский полк, – сказал Слащёв.
– Добавьте сюда курсантов Морского учебного центра, и всех, кто по той или иной причине оказался на берегу, – вот вам ещё полк! – поправил его Ежов.
– Принимается! – кивнул Слащёв.
– А корабли?
– Почти весь флот сейчас или в море, или на других базах, – доложил Слащёв. – В Кронштадте остались, в основном, те корабли, что стоят на консервации. На ходу несколько эсминцев и крейсер «Аврора», которые находятся на боевом дежурстве.
Зазвонил телефон. Слащёв снял рубку. Выслушав начало доклада, потянул провод к столу, и, изредка бросая в трубку короткие фразы, стал расставлять на карте фишки зелёного цвета. Ежов и Абрамова с тревогой следили за его действиями. Вскоре зелёные фишки со всех сторон окружили центр города. Беспокойство возросло после того, как Слащёв отдал приказ: «Развести мосты!». Кончив говорить, генерал поставил аппарат прямо на карту и опёрся руками на стол.
– Что это? – спросила Абрамова, показывая на зелёные фишки.
– Колонны демонстрантов, – ответил Слащёв. – Идут под лозунгами «Долой соглашателей!» и «Да здравствует Пролетарская революция!»
– Сколько их? – спросил Ежов.
Конец фразы заглушил первый выстрел. Михаил сгрёб Машу в охапку и повалил на землю, прикрывая своим телом. Он радовался каждой пуле, вонзающейся ему в спину, – лишь бы не ей! – и не расслышал за грохотом стрельбы слабого Машиного вскрика.
Всё было кончено в течение одной минуты. Охрана Спиридоновой и Жехорского положила всех нападавших, потеряв в перестрелке двух бойцов – раненые не в счёт. Окровавленных Жехорского и Спиридонову погрузили в автомобиль, и тот, отчаянным криком клаксона разгоняя встречных собратьев по колесу, помчался в ближайший госпиталь.
Гостиница ВЧК в здании на Лубянской площади
– То, что вы предлагаете от имени товарища Троцкого, либо провокация, либо измена! – Дзержинский чеканил слова, глядя прямо в глаза собеседнику. – И пока я не выясню, что именно, вы будете находиться под домашним арестом!Дзержинский взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Вошёл адъютант.
– Проводите товарища к коменданту, – распорядился Дзержинский. – Пусть найдёт для него свободную комнату и выставит у дверей охрану. Покидать комнату до моего особого распоряжения ему запрещается!
Собеседник Дзержинского встал и осуждающе покачал головой.
– Напрасно, Феликс Эдмундович. Вы поступаете неразумно…
Известие о происшествии возле гостиницы «Метрополь» застало Дзержинского одетым – он как раз собирался покинуть номер. Сверкнув глазами, глава ВЧК и нарком государственной безопасности стремительно вышел за дверь и крупными шагами направился по коридору в сторону лестницы. Вскоре в той стороне прозвучали выстрелы…
Петроград
Петропавловская крепость
Небольшой смерч пронёсся по этажам и лестничным маршам комендатуры и преобразовался перед столом коменданта Петропавловской крепости Пяткова в генерал-майора НГБ.– Я начальник Первого главного управления НГБ Бокий. – Генерал вещал отрывистым голосом, лицо его было мрачнее тучи. – В Петрограде вот-вот может вспыхнуть мятеж! Прикажите объявить по гарнизону тревогу и закройте все ворота!.. Вы с ума сошли?!
– Разберёмся, товарищ Бокий! – Пятков в одной руке держал наведённый на генерала маузер, а другой рукой жал кнопку вызова под столешницей. – Разоружите генерала от греха, – приказал комендант вошедшему в сопровождении двух бойцов адъютанту. – Так будет надёжнее, – незлобиво сказал, обращаясь к обезоруженному Бокию, Пятков. – А теперь будем разбираться: кто тут сошёл с ума.
Комендант покрутил ручку телефонного аппарата.
– Барышня, дайте 13–13… Спокойно, товарищ… – с лёгким укором дёрнувшемуся было Бокию.
– Товарищ Лацис? Это Пятков. Тут у меня в кабинете товарищ Бокий… Да… Понял… Есть исполнять!
– Ну вот, всё и прояснилось, – улыбнулся Пятков Бокию. – Вы арестованы! – И точно добавил бы «Ничего личного, товарищ», кабы знал такое выражение.
«Вот, Ёшкин каравай, и началось!» Ольга успела укрыться за углом, и теперь пережидала, пока мимо проведут арестованного Бокия. «Теперь главное – не опоздать!» Очутившись у себя в кабинете, начальник специальных курсов «Штык» полковник Абрамова первым делом объявила боевую тревогу и приказала раздать курсантам оружие и боекомплект. Только-только управилась, как прибыл посыльный от коменданта. Пятков требовал её к себе по «срочному делу».
– Буду, как штык! – заверила Абрамова, отсылая посыльного. Потом добавила: «И со штыками!» – это уже, разумеется, не вслух.
Захват комендатуры произошёл стремительно, для посторонних глаз незаметно. Даже часовой у входа пока ни о чём не догадывался. «Что умеем – то умеем!» – довольно кивнула короткому рапорту Ольга, потом переключила всё внимание на коменданта. Пугать людей до икоты, даже не прикоснувшись к ним, она умела профессионально. Глядя прямо в округлившиеся глаза Пяткова, заговорила особым свистящим полушёпотом:
– Скажи честно, Лёша, ты в чём-то, окромя ареста Бокия, отличиться успел?
Комендант нервно сглотнул и отрицательно мотнул головой.
– Это хорошо, – по-змеиному улыбнулся Ольга, – это очень хорошо. Есть шанс уцелеть. Теперь слушай сюда. Если не хочешь, чтобы я тебе муди прямо тут оторвала и твоей младшенькой подарила вместо погремушки, отвечай, Лёшенька, быстро и без утайки: кто ещё в крепости состоит в заговоре?..
Через несколько минут она вызвала в кабинет командира одной из комендантских рот, которому могла доверять. Тот прибыл быстро и вытянулся пред ней, не выказывая удивления от произошедших в комендатуре перемен: наслышан был про Ведьмины умения, лишь стрельнул глазами в сторону поникшего на стуле Пяткова.
– Сукой наш Лёша оказался, – сказала Абрамова, глядя прямо в глаза офицеру. Тот взгляд не отвёл, лишь кивнул. – Так что временно комендантом буду я, а ты моим заместителем. Вот этих, – Ольга протянула офицеру лист бумаги с признаниями Пяткова, – под арест! Полку – тревога. Ворота закрыть. Арестованного генерала сюда. Мои ребята будут тебе в помощь. Всё ясно?
– Так точно!
– Исполняй!
Когда через несколько минут в кабинет вошёл Бокий, там уже не было Пяткова, а на столе дышал кипятком стакан с чаем, рядом приветливо подмигивала сырно-колбасным взглядом тарелка с бутербродами.
– Проходи, Глеб Иванович, – голосом радушной хозяйки произнесла Ольга, – подкрепись. Чай, оголодал в неволе-то?
Бокий шутки не поддержал, присел к столу, на угощение и не взглянул.
– Что, всё так плохо? – посерьёзнела Ольга.
– Хуже некуда, Ольга Владимировна! Ленин госпитализирован в тяжёлом состоянии!
– Худо! – кивнула Ольга.
– Это ещё не худо… То есть худо, конечно, – поправился Бокий. – Но… – он поднял глаза на Ольгу. – В Москве убиты Дзержинский и Спиридонова, тяжело ранен Жехорский.
Ольга только на секунду прикрыла глаза, потом решительно поднялась.
– Пошли!
Путь их лежал на радиостанцию Петропавловской крепости. Там Ольга приказала дежурному радисту:
– Выходи в эфир и передавай открытым текстом: «Всем! Всем! Всем! Шторм! Шторм! Шторм!» Повторяй это сообщение каждые пять минут в течение часа!
Генеральный штаб
Заместитель начальника Генерального штаба, генерал-лейтенант Бонч-Бруевич, находился в комнате связи, куда прибыл сразу после того, как ему доложили содержание радиообращения, передаваемого с антенны Петропавловской крепости.Вошёл адъютант начальника Генерального штаба. Генерала он приветствовал строго по уставу, но как-то вычурно, с толикой шутовства, что ли. Адъютант передал дежурному офицеру бланк радиограммы, и от имени Тухачевского потребовал незамедлительно отправить сообщение по адресам. Офицер бросил мимолётный взгляд на Бонч-Бруевича. Генерал чуть заметно кивнул. Офицер передал бланк оператору, а сам прошёл в примыкающую к комнате связи аппаратную, где отключил передатчик от антенны. Понятно, что сообщение, хотя и было передано, но никуда дальше комнаты связи не ушло. Адъютант про то знать не мог, потому покинул помещение с чувством исполненного долга.
Бонч-Бруевич уже в своём кабинете читал доставленный из шифровального отдела оригинал сообщения. Текст радиограммы гласил:
«Всем штабам военных округов, флотов, отдельных частей и соединений. По получении сего предписания приказываю: незамедлительно взять под усиленную охрану все объекты, расположенные на вверенной территории, по спискам 1, 2 и 3. Об исполнении доложить. Нарком обороны Троцкий, начальник Генерального штаба Тухачевский».
Бонч-Бруевич достал носовой платок, промокнул лоб. Потом подсел к столу, и, то и дело обмакивая перо в чернила, набросал текст радиограммы. Вызвал адъютанта. Вручил сложенный пополам лист бумаги.
– Зашифруйте, голубчик, моим шифром и бегом к связистам!
Когда за адъютантом закрылась дверь, подтянул к себе телефон.
– Ежов слушает!
– Николай Иванович, это Бонч-Бруевич. Вы в курсе последних событий?
– В общих чертах. Про Москву и Петропавловку я знаю.
– Тогда я ставлю вас в известность о том, что происходит в Генеральном штабе…
Ежов слушал генерала, не перебивая.
… – Сейчас Тухачевский выехал к вам.
– Спасибо, Михаил Дмитриевич, вы всё делаете правильно. До ответа Абрамова решительных действий не предпринимайте. Предупредите Слащёва.
После того, как прошёл «отбой», генерал вызвал новый номер.
– Слащёв у аппарата!
– Здравствуйте, Яков Александрович! Это Бонч-Бруевич.
– Слушаю!
Бонч-Бруевич на миг растерялся, потом до него дошло.
– Вам неудобно говорить?
– Так точно!
– Тогда говорить буду я, а вы слушайте. Петропавловская крепость уже около часа передаёт штормовое предупреждение. Понимаете?
– Да!
– А некоторое время назад была предпринята попытка передать с антенны Генерального штаба следующее сообщение… – Бонч-Бруевич зачитал Слащёву приказ Троцкого. – Всё, как и предсказывал Абрамов. Я это сообщение пока придержал, а в адрес Абрамова только что отправил радиограмму. Надеюсь, что он ответит быстро. Пока будем тянуть время. Вы с нами?
– Так точно! Будет исполнено!
Командующий войсками Петроградского гарнизона генерал-майор Слащёв положил трубку. Повернулся к офицеру из окружения Тухачевского, который уже давно «пасся» у него в кабинете и всё время телефонного разговора держал руку в районе кобуры.
– Всё в порядке, полковник! – Слащёв заставил себя улыбнуться непринуждённо. – Генеральный штаб подтвердил приказ наркома. По гарнизону незамедлительно будет объявлена тревога!
Район учений войск Центрального военного округа
Сталин встретил Абрамова недовольным ворчанием:– Товарищ Абрамов, долго мне ещё сидеть в этой душегубке?
В купе командующего Центральным военным округом действительно было душно. Стояла середина июля, и от дневного зноя не спасало даже то, что штабной поезд был загнан в тупик, с двух сторон затенённый кронами растущих по обе стороны колеи деревьев.
– Собирайтесь, Иосиф Виссарионович! – решительно сказал Абрамов. – Будем переселять вас в палатку. Сохранять далее ваше пребывание в тайне, я думаю, больше не имеет смысла!
Сталин насторожился.
– Есть новые сообщения из Москвы?
– Нет, – Абрамов чуть нахмурился. Утренние сообщения из Белокаменной рвали сердце на части, – но есть радиограмма из Генерального штаба.
Он протянул Сталину бланк. Тот прочёл и посмотрел на Глеба со знаменитым «сталинским» прищуром.
– Вы считаете, Бонч-Бруевичу можно доверять?
– Я в Михаиле Дмитриевиче абсолютно уверен!
– Что ж, – Сталин взял со стола трубку, но раскуривать не стал. – Тогда то, что затевают Троцкий и Тухачевский, военный переворот, я правильно понимаю?
– Именно так, Иосиф Виссарионович! Они хотят показать, что обладают неоспоримой военной силой, и под тяжестью этого аргумента заставить съезд Советов принять угодные им решения.
– Тогда, – Сталин взмахнул трубкой, – мы тоже будем действовать жёстко, если понадобится, даже жестоко! С чего вы предлагаете начать?
Абрамов открыл папку, которую до того держал в руке, и положил перед Сталиным на стол лист бумаги. Тот прочёл, не беря бумагу в руки, потом посмотрел на Абрамова.
– Скажите, Глеб Васильевич, вы что, настолько были уверены в мятеже, раз предприняли превентивные, как вы их называете, меры?
– Я вовсе не был в этом уверен, – Абрамов не уводил глаза из-под пристального взгляда Сталина, – но как человек, ответственный за безопасность в центральной части России, просто обязан был такую возможность предусмотреть. Сложившаяся накануне съезда политическая обстановка прямо на это указывала!
– Ви верно поступили, товарищ Абрамов. – Сталин скрепил подписью документ. – Действуйте!
Петроград
Штаб Слащёва
– Товарищ генерал-майор, – порученец Тухачевского разве что не брызгал слюной, – почему вы распорядились блокировать здание НГБ?– Как это почему? – удивился Слащёв. – Во исполнение приказа наркома обороны, скреплённого подписью Тухачевского, вашего, кстати, непосредственного начальника.
– Вы издеваетесь?!
– Никоим образом, – пожал плечами Слащёв. – В приказе чётко определены объекты, которые надлежит взять под усиленную охрану. В списке № 1 среди прочих наркоматов значится и Наркомат государственной безопасности.
– Взять под охрану не значит блокировать. – Щёки полковника стали белее снега. – В наркомат никого не пропускают, оттуда никого не выпускают и там отключены телефоны. Немедленно отдайте приказ восстановить телефонную связь и снять блокаду!
Слащёв надменно вскинул голову.
– Я, полковник, действую в строгом соответствии с полученным приказом, как я его понимаю. Если я его понимаю неверно, то меня могут поправить лишь мои непосредственные начальники, но не вы. Покажите мне приказ за подписью Троцкого, и я его незамедлительно исполню.
– Но Троцкий в Москве, – с бессильной злобой в голосе произнёс полковник.
– Хорошо, – признал аргумент Слащёв, – под приказом стоит ещё и подпись Тухачевского. Пусть он мне прикажет.
– Связь с Тухачевским потеряна, – угрюмо сказал полковник.
– Вот что, милейший, – раздражённо произнёс Слащёв. – Чья это, в конце концов, проблема – моя или ваша? Чем путаться у меня под ногами, лучше подите поищите своего начальника!
Полковник скрипнул зубами, но возражения на ум не шли. Направляясь к двери, он бросил через плечо:
– Вы за это ответите, генерал!
– Если и да, то не перед вами! – парировал Слащёв.
Здание ВОК (Всероссийская Оборонная Комиссия)
Тухачевского сгубила гордыня, густо замешанная на тщеславии – или наоборот, если вам будет угодно. А иначе чего бы он сначала по уши завяз в заговоре Троцкого, которого, между нами, не сильно-то и жаловал, а теперь вознамерился лично привести к знаменателю самую значимую из оставшихся на сей день в столице фигуру: председателя ВОК Ежова, личность загадочную, влиятельную, и, по совокупности, опасную. Ну, должно это было его (Тухачевского) хотя бы насторожить – но нет. Поднялся по ступеням, и, сопровождаемый личным конвоем, вошёл в вестибюль, как к себе домой, где их тут же окружили люди в чёрном – любимый цвет спецназа НГБ.«Однако! Быстро Лацис подсуетился», – подивился начальник Генерального штаба и тут же поделился мыслью с командиром спецназовцев. Тот страшно удивился, но маска на лице скрыла это от Тухачевского. А командир спецназовцев уже взял себя в руки и подтвердил: да, мол, они выполняют распоряжение товарища Лациса.
– … Но дальше вас будут сопровождать мои люди, а ваши пусть подождут здесь.
Тухачевский лишь пожал плечами, отдал короткий приказ и направился к лестнице, с которой начинался путь к кабинету Ежова.
В приёмную наркома вошёл в сопровождении людей в чёрном и проследовал прямо в кабинет, небрежно отодвинув бросившегося было на перехват адъютанта.
Во взгляде, которым встретил его Ежов, Тухачевский не обнаружил ни растерянности, ни раздражения – одно лишь стоическое терпение.
«Хорошо держится», – не мог не отметить Тухачевский. Он выхватил от стола ближний к месту Ежова стул, не спрося разрешения хозяина кабинета сел, закинул ногу на ногу, сверкнув начищенным до зеркального блеска сапогом, достал портсигар, поискал глазами пепельницу, не нашёл, взял со стола чистый лист бумаги, ловко свернул его в нечто напоминающее чашку, поставил творение рук своих рядом с собой и закурил.
Ежов молча встал, подошёл к окну и отворил форточку, куда сразу устремился табачный дым. Вернулся на место и стал терпеливо ждать, пока папироса будет докурена. Когда окурок очутился в самодельной пепельнице, сказал:
– Покурили? Теперь либо говорите, чего вам тут надо, либо убирайтесь вон!
Но Тухачевский, который чувствовал себя хозяином положения, лишь усмехнулся.
– Ну, что вы, право, Николай Иванович, стоит ли так горячиться? Впрочем, извольте…
И начальник Генерального штаба разразился спичем, в котором, отдав должное таланту и заслугам хозяина кабинета, предложил оному либо присоединиться к начавшейся в стране «истинно пролетарской революции», либо… Тут Тухачевский красноречиво замолчал, предоставив визави возможность самому додумать негативные для себя последствия.
Ежов выслушал его со всем вниманием, потом сказал:
– Всё, что вы сейчас изложили, крайне интересно. Непонятно одно: почему вы мятеж именуете революцией?
В глазах Тухачевского промелькнула злоба, которая с языка слетела уже издёвкой:
– Я не стал бы увлекаться терминологией на месте человека, чья приёмная захвачена спецназом!
– Разве? – удивился Ежов. – Сейчас проверим! – И вызвал секретаря.
Когда тот вошёл и прикрыл за собой дверь, самодовольство на лице начальника Генерального штаба сменилось беспокойством.
– Что там «захватчики»? – спросил Ежов.
– Пьют чай, ждут указаний, – коротко ответил секретарь.
– Как видите, – чуть раздвинул губы в улыбке Ежов, – спецназ есть не только у товарища Лациса. Кстати, его люди в настоящий момент блокированы войсками Петроградского гарнизона, во исполнение вашего, между прочим, приказа.
Тухачевский попытался встать, но Ежов уже навис над ним, опершись обеими руками на стол. «Сядьте!» в его исполнении прозвучало хлёстко, как револьверный выстрел. Лёгшая на плечо рука адъютанта помогла выполнить приказ. Ежов тоже вернулся на место.
– Сдайте оружие, генерал! – приказал Ежов, так же достаточно категорично, но на полтона ниже.
Когда оружие Тухачевского перешло к адъютанту, Ежов распорядился совсем буднично:
– Организуй-ка и нам чайку!
– Вам это не поможет! – Тухачевский был бледен, но пытался хорохориться.
– Чай? А чё ж он мне не поможет-то? – с нескрываемой иронией произнёс Ежов.
Тухачевский насупился.
– Может, хотите подискутировать? – поинтересовался Ежов. – А почему нет? Давайте! Время терпит.
Генеральный штаб
Когда перед ним одна за другой легли радиограммы из ставки командующего Центральным военным округом, заместитель начальника Генерального штаба впервые за день расправил плечи. А уже через несколько минут во все уголки России полетели радио– и телефонограммы.«Всем! Всем! Всем! В связи с болезнью Председателя Совета Народных Комиссаров товарища Ульянова (Ленина) В.И., и в соответствии со статьёй 56 Конституции России, обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров исполняет зам. пред. Совнаркома товарищ Сталин И.В., вплоть до решения Съезда Советов по данному вопросу…»
«… О кадровых назначениях в руководстве Наркомата государственной безопасности и Всероссийской чрезвычайной комиссии по делам государственной безопасности… В связи с гибелью наркома НГБ и председателя ВЧК товарища Дзержинского назначить исполняющим обязанности наркома НГБ и председателя ВЧК товарища Ежова Н.И. …»
«… О кадровых перестановках в руководстве Наркомата обороны и Генерального штаба… Отстраняется от занимаемой должности нарком обороны товарищ Троцкий Л.Д. Исполняющим обязанности наркома обороны назначается генерал армии Абрамов Г.В. …
… Отстраняется от занимаемой должности начальник Генерального штаба генерал-полковник Тухачевский М.Н. Исполняющим обязанности начальника Генерального штаба назначается генерал-лейтенант Бонч-Бруевич М.Д. …»
Кабинет Ежова
Дискуссия между Ежовым и Тухачевским была в самом разгаре, когда в кабинет вошёл адъютант. Он положил бланки телефонограмм на стол перед начальником, сам встал в стороне на случай возможных указаний. Ежов прочитал, потом перебросил бланки Тухачевскому.– Вот вам мои последние аргументы! – И продолжил с досадой в голосе: – Эх, Михал Николаевич, Михал Николаевич… а ведь маршалом могли стать! – И адъютанту: – Вызывай конвой!
Штаб Слащёва
Ежов, Слащёв и Абрамова склонились над картой Петрограда, которой мало было столешницы: края чуть обвисали.– Очаги сопротивления находятся здесь, здесь, здесь, здесь и здесь. – Слащёв отмечал красными фишками места на карте. – Правда, везде пока только митингуют, а вот тут, – Слащёв поставил рядом с одной из фишек ещё одну, – уже стреляют.
– Здание НГБ? – уточнил Ежов.
– Точно так! Прикажете ввести в дело войска?
– Не прикажу, – отрицательно покачал головой Ежов. – Войска исключительно для блокады. Туда уже отправился Бокий. В его распоряжение поступает весь лояльный нам спецназ, а это трёхкратное превосходство над людьми Лациса – справятся; дело семейное и решать его будем по-семейному!
– Как скажете, – коротко кивнул Слащёв.
В кабинет стремительно вошёл председатель Петроградского Совета и Первый секретарь ЦК РКП Киров.
– Здравствуйте, товарищи! – произнёс он, направляясь к столу.
– Ты как здесь? – спросил Ежов, пожимая Кирову руку.
– С неба свалился, – без улыбки ответил Киров. И тут же пояснил: – Как ЭТО началось, я сразу на аэродром.
– Что в Москве? – спросил Ежов и добавил: – Про Феликса и Машу с Мишей мы знаем.
– А связи разве нет? – удивился Киров. – Я, честно говоря, от вас новости узнать рассчитывал.
– Связи нет уже несколько часов, – вздохнул Ежов. – Телефон молчит, а в эфире сплошные помехи, видно, глушат друг друга.
– Ясно. – Киров взглядом обвёл присутствующих. – Худо в Москве, товарищи. Можно сказать, паршиво! Троцкий и компания прямо с начала утреннего заседания съезда Советов попытались провести резолюцию о передаче им всей полноты власти в стране. Когда не вышло – покинули зал заседаний. Сразу после этого пошёл слух, что в город входят латышские стрелки в помощь московским гэбистам, которые выступили на стороне Троцкого со товарищи. – Киров сокрушённо покачал головой. – А я ведь, как и многие, до конца верил, что леваки (наши и эсеровские) не только не выступят с оружием против своих, но и объединиться-то не сумеют! Э, да что там говорить…
– Кто в Москве противостоит мятежникам? – спросил Ежов.
– Александрович с отрядами милиции.
– А войска? – поинтересовался Слащёв.
– Гарнизон Кремля – однозначно за нас. Про остальных мне ничего неизвестно. Да. Кремль. Как раз перед моим отъездом было принято решение о переносе съезда на территорию Кремля.
– Логично, – одобрил Ежов. – Это, я думаю, позволит продержаться до подхода основных сил. Абрамов, не сомневаюсь, уже идёт к Москве!
– Я тоже так думаю, – кивнул Киров. – А нам надо очистить от мятежников столицу. Доложите обстановку, – попросил он Слащёва.
Тот повторил всё, что недавно доложил Ежову и Абрамовой.
– Митингуют, говорите… – задумчиво произнёс Киров, глядя на фишки на карте. – Вот и славно, а мы к ним своих агитаторов направим, и немедля! Товарищ Слащёв, у вас в штабе найдётся свободное помещение?
– Найдётся, – не совсем понимая, куда клонит Киров, осторожно ответил генерал.
– Отлично! Я, товарищи, хочу разместить свой штаб – и по линии Совета, и по партийной линии – прямо здесь, чтобы оперативно реагировать на изменения в обстановке. Куда идти, товарищ Слащёв?
Генерал вызвал адъютанта и отдал соответствующие распоряжения. Когда Киров и адъютант покинули комнату, Слащёв, Абрамова и Ежов вернулись к карте.
– Вот что меня сейчас беспокоит больше всего. – Слащёв приподнял свесившийся верхний край карты.
– Кронштадт? – спросил Ежов.
– Да…
Ежов кивнул, а Абрамова нахмурилась. Кронштадт, ещё утром передавший воззвание Центробалта за подписью Дыбенко, содержащее призыв поддержать мятежников, молчал. Летом окружённая фортами морская крепость была неприступна.
– Какими силами располагает Кронштадт? – спросил Ежов.
– Помимо гарнизонов фортов ещё только комендантский полк, – сказал Слащёв.
– Добавьте сюда курсантов Морского учебного центра, и всех, кто по той или иной причине оказался на берегу, – вот вам ещё полк! – поправил его Ежов.
– Принимается! – кивнул Слащёв.
– А корабли?
– Почти весь флот сейчас или в море, или на других базах, – доложил Слащёв. – В Кронштадте остались, в основном, те корабли, что стоят на консервации. На ходу несколько эсминцев и крейсер «Аврора», которые находятся на боевом дежурстве.
Зазвонил телефон. Слащёв снял рубку. Выслушав начало доклада, потянул провод к столу, и, изредка бросая в трубку короткие фразы, стал расставлять на карте фишки зелёного цвета. Ежов и Абрамова с тревогой следили за его действиями. Вскоре зелёные фишки со всех сторон окружили центр города. Беспокойство возросло после того, как Слащёв отдал приказ: «Развести мосты!». Кончив говорить, генерал поставил аппарат прямо на карту и опёрся руками на стол.
– Что это? – спросила Абрамова, показывая на зелёные фишки.
– Колонны демонстрантов, – ответил Слащёв. – Идут под лозунгами «Долой соглашателей!» и «Да здравствует Пролетарская революция!»
– Сколько их? – спросил Ежов.