Все свои монастырские приключения писатель вспоминал на ходу, больше не разговаривая с шерпом ни о чём, и постарался забыть, что встретился в дацане с его дочерью. Ведь она же пришла в дацан сама, значит, и ушла сама. Куда? А кто её знает. Спроси у настоятеля храма. Она к нему пришла, он скажет.
   Эти ответы и ещё тысячи других прокручивал в голове европеец на случай непредвиденных вопросов. Наступил вечер, но вопросов со стороны проводника никаких не было. Всё происходило как всегда – спокойно и чинно. До дзонга остался всего лишь один перевал и назавтра они с шерпом навсегда расстанутся. У каждого своя жизнь, каждый выбирает свою дорогу.
   Алексей Николаевич лежал возле костра, потихоньку вёл мудрые и не очень разговоры с огнём, иногда поглядывая на шерпа. Общение между людьми всегда приносит ясность, или хотя бы понимание. Ведь никто не виноват в смерти девушки! А если уж искать виноватых, то почему настоятель натыкал рогаток в подступах к статуе? Ведь благословение Далай-ламы должно быть безотказным послушанием для любого монастырского служителя. Почему же старенький монах не подчинился? Более того, он чуть не убил европейца, получившего благословение, а, значит, исполняющего волю богов. Что ж, этот тибетский архистратиг восстал против решения богов, за что поплатился жизнью.
   Недалеко от костра писатель увидел откуда-то взявшийся деревянный щит, на который ложился тогда, в солярии дацана, а второй такой же взгромоздили сверху и намертво привязали его к этим кедровым доскам. Алексей Николаевич прекрасно помнил, что старик с девушкой, когда перевязывали многослойный деревянный бутерброд верёвками, над каждым очередным узелком читали нараспев какие-то свои мантры или заклинания. То же самое происходило и сейчас. Дуэт девушки и старичка на долгое время запал в сознанье писателя. Те же молитвы, тот же скрипучий старческий голос и лёгкое нежное девичье подпевание. Так могли петь только старец вместе с Сюань-нянь. Но откуда они здесь взялись? Они же оба погибли?
   Европеец тряхнул головой, и оказалось, что молитвы или мантры ему вовсе не приснились. Не приснились также и верёвки. Он всё так же лежал возле костра, но руки и ноги у него были накрепко связаны. Шерп подошел и безбоязненно вытащил из-под головы спелёнатого верёвками европейца рюкзак с монастырской добычей. Голова Алексея Николаевича ударилась о камень, и он окончательно пришёл в себя.
   – Ранг-ду, ты что делаешь? – прикрикнул путешественник на проводника. – Ты зачем меня связал? Ну-ка развяжи немедленно!
   – Ты – лин-пош, – бесстрастно пояснил шерп. – Только ты мог вынести силу из дацана. Ты всё сделал, как надо.
   – И я больше не нужен? Так? – хмуро заключил путешественник.
   – Так, – кивнул проводник. – Я убивать тебя не буду. Нехорошо это. Погрейся пока у костра.
   – А потом меня загрызут шакалы? – уточнил европеец. – Горного шакала не обманешь. Неужели ты можешь оставить меня здесь на растерзание этим мерзким тварям?
   – У каждого своя судьба, – шерп закончил привязывать к грузовому седлу рюкзак, взял под узду переднюю лошадь, и, не спеша, двинулся к последнему перевалу. Дорога была ещё долгой, а рассвет уже близок. Зато там, в долине проводника ждут друзья и уважение за выполненную работу. Все теперь обязаны будут низко кланяться господину Ранг-ду. Что поделать, у них судьба такая.
   – Убей меня, собака! – в бешенстве закричал Алексей Николаевич вослед проводнику. – Убей меня, пёс поганый!
   Шерп шёл не оборачиваясь. Лишь лошади тревожно прядали ушами, но послушно шли за человеком. Крики сзади скоро затихли: то ли европеец понял, что кричать бесполезно, то ли берёг силы для сражения с горными шакалами. А у них клыки острые, они человека быстро зарежут.
   Дочь шерпа, Карамиса ли, должна была встретить белого у ворот храма, помочь овладеть силой и проводить до выхода. Если же европеец ни словом о ней не обмолвился, значит, девушки нет в живых. Каждый приходит в этот мир для того, чтобы умереть. Кто раньше умрёт, кто позже – какая разница? Для Ранг-ду потеря дочери не была каким-то безотрадным горем. Вовсе нет. Каждый в этом мире делает только то, что отпущено Богом.
   Ведь его дочь после посещения священника в положенный для девочек день, чтобы стать женщиной, потом пришла к нему и заменила жену, давно ушедшую в другой мир. Карамиса ли или Сюань-нянь, то есть ласточка, как часто звал её Ранг-ду, сумела дать ему необходимую радость жизни. Она по ночам была даже намного ласковей, чем её мать. Откуда только научилась? Наверно, боги посылают женщине такое знание с детства.
   У каждого своё время. Когда-то и Ранг-ду последует за дочерью. А теперь настал её черёд, она не вернулась из дацана. Мог ли девочку спасти европеец или же он – убийца? В этом скоро разберутся шакалы. Не часто им перепадает такой большой кусок мяса.
   Стук лошадиных копыт и почти бесшумные шаги китайца растворялись в утреннем лёгком тумане. Словно предупреждение о скором визите хищных гостей под луной раздался далёкий тоскливый вой, в котором жалоба на полуголодное существование чередовалась с высокими нотами для возлюбленной. Неужели же шакалы знают, что такое любовь?
   – Так. Спокойно. Только без паники, – пытался урезонить себя российский искатель приключений. – Жаль, место неуютное и довольно-таки продуваемое. Но что делать, что делать? Одно хорошо, подленький проводник забыл потушить костёр. Забыл или же специально оставил, чтоб человек подольше помучился?
   Зло сплюнув, писатель принялся кататься возле костра, пытаясь как-то ослабить верёвки, но шерп знал своё дело, поэтому надежду на ослабление узлов пришлось скоро оставить. Действительно ведь, знал, как дольше жертву помучить. Что же делать? Что делать? У поганого проводника изощрённый вкус к садизму, но накося выкуси, нерусь! Не получится сегодня тибетскому шакалью отобедать человечинкой!
   Мужчина подкатился к костру спиной и сунул руки в огонь. Только бы не закричать! Только бы вытерпеть! Вскорости резко запахло палёной кожей. А запах! Ну, точно как от поджариваемых ляжек отбегавшегося кабанчика! Недолго и до жареного мяса. Только бы не закричать! Но верёвки всё же поддались огню довольно быстро, даже руки не совсем ещё сильно обгорели. И сознание от боли не помутилось! Человек сжал и разжал кулаки. Получается!
   – Я тебе, пёс поганый, харю на пятнадцать союзных республик порву! – зарычал писатель. – Я тебя научу по-русски свободу любить! Ты, пёс поганый, навеки запомнишь, как русов обижать!
   Шерп, вероятно, никогда не слышал, что такое пятнадцать союзных республик и где они, но проклятие было произнесено таким тоном, что даже любой профессиональный палач пожалел бы шерпа, ибо его в действительности ожидало очень невесёлое будущее. В голосе европейца пылала такая невероятная ненависть, что любой живой ужаснулся бы, едва только услышав произнесённую русским писателем угрозу.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента