Страница:
Но впереди были ещё заботы.
По вечерам они все разбегались. Хозяин у приятелей до ночи в преферанс играл, хозяйка шла к соседям посплетничать, сын-подросток в подъезде песни орал, дочь-студентка убегала на очередную вечеринку. Стая на моих глазах распадалась. Тогда я сделала вид, что ужасно нервничаю, когда кто-то из них уходит: лаяла, рычала, бросалась к дверям, хватала за одежду… Они растрогаются: «Как она из-за нас волнуется!» – и остаются. Стали друзей приглашать, мою преданность демонстрировать. «Смотрите, – говорит кто-то из них, – сейчас я начну одеваться, а она меня не будет выпускать». Ладно, думаю, делайте из меня клоуна, только привыкайте к дому – и лаю до одурения, а они счастливы.
Постепенно им дома бывать понравилось, сидят все вместе, пьют чай, общие дела обсуждают. А я лежу рядом на ковре и на стенные часы поглядываю. Когда наступает одиннадцать, начинаю демонстративно зевать и на люстру лаять, мол, спать хочется, а свет мешает. Тогда они свет гасят и сами тоже ложатся. Прошло немного времени, и они привыкли к такому режиму…
Ну, что ещё?
Дочке-студентке я нашла хорошего парня. Сделала вид, что мне его боксёр понравился. Стали мы с ним гоняться друг за другом – вот они и познакомились. А боксёр вовсе не в моём вкусе: хамоват, нахален, сразу лизаться лезет. Но я вижу, что его хозяин моей студентке приглянулся – терплю. Он уже несколько месяцев к нам в дом ходит, чай с нами пьёт… Надеюсь, быть свадьбе.
Словом, забот у меня теперь поубавилось, появилось больше свободного времени. Я уже о своей личной жизни подумываю, щенков хочу завести. Кстати, тот боксёр в общем-то оказался не таким уж большим нахалом – внимателен и, даже, симпатичен. А то, что лизаться любит, так это нормально: мужчина есть мужчина… Словом, мы с ним тоже встречаемся. Но главное – стая у меня теперь что надо: дружная и выдрессированная. Всё понимают с полулая, любую мою команду сходу выполняют… Я вам так скажу не хвастаясь: если бы проводились выставки хозяев, мои бы получали золотые медали. Поверьте! Честное собачье слово!
«На золотом крыльце сидели…»
Настольный календарь
Исповедь
Дождался!
Не губите меня!
Мое мнение
«И за учителей своих!..»
По вечерам они все разбегались. Хозяин у приятелей до ночи в преферанс играл, хозяйка шла к соседям посплетничать, сын-подросток в подъезде песни орал, дочь-студентка убегала на очередную вечеринку. Стая на моих глазах распадалась. Тогда я сделала вид, что ужасно нервничаю, когда кто-то из них уходит: лаяла, рычала, бросалась к дверям, хватала за одежду… Они растрогаются: «Как она из-за нас волнуется!» – и остаются. Стали друзей приглашать, мою преданность демонстрировать. «Смотрите, – говорит кто-то из них, – сейчас я начну одеваться, а она меня не будет выпускать». Ладно, думаю, делайте из меня клоуна, только привыкайте к дому – и лаю до одурения, а они счастливы.
Постепенно им дома бывать понравилось, сидят все вместе, пьют чай, общие дела обсуждают. А я лежу рядом на ковре и на стенные часы поглядываю. Когда наступает одиннадцать, начинаю демонстративно зевать и на люстру лаять, мол, спать хочется, а свет мешает. Тогда они свет гасят и сами тоже ложатся. Прошло немного времени, и они привыкли к такому режиму…
Ну, что ещё?
Дочке-студентке я нашла хорошего парня. Сделала вид, что мне его боксёр понравился. Стали мы с ним гоняться друг за другом – вот они и познакомились. А боксёр вовсе не в моём вкусе: хамоват, нахален, сразу лизаться лезет. Но я вижу, что его хозяин моей студентке приглянулся – терплю. Он уже несколько месяцев к нам в дом ходит, чай с нами пьёт… Надеюсь, быть свадьбе.
Словом, забот у меня теперь поубавилось, появилось больше свободного времени. Я уже о своей личной жизни подумываю, щенков хочу завести. Кстати, тот боксёр в общем-то оказался не таким уж большим нахалом – внимателен и, даже, симпатичен. А то, что лизаться любит, так это нормально: мужчина есть мужчина… Словом, мы с ним тоже встречаемся. Но главное – стая у меня теперь что надо: дружная и выдрессированная. Всё понимают с полулая, любую мою команду сходу выполняют… Я вам так скажу не хвастаясь: если бы проводились выставки хозяев, мои бы получали золотые медали. Поверьте! Честное собачье слово!
«На золотом крыльце сидели…»
Исполнительница выходит на сцену с букетиком гвоздик.
Все любят вспоминать своё детство. А я наоборот, стараюсь его забыть. Только одна считалочка из памяти не идёт:
За меня всё всегда решали родители.
Когда мне исполнилось пять лет, они захотели учить меня играть на дедушкиной скрипке.
– У ребёнка абсолютное отсутствие слуха, – определила учительница музыки, когда я ей прогнусавила «В лесу родилась ёлочка».
– Это ничего, – успокоила её мама. – Я вам хорошо заплачу, научите её слуху.
Видно, учительнице очень нужны были деньги – меня стали по вечерам к ней водить. До сих пор с ужасом вспоминаю эти уроки: я рыдала, скрипка визжала, а учительница лежала. Однажды усилием воли она поднялась, перевязала голову полотенцем и взмолилась:
– Я вам хорошо заплачу, только заберите ребёнка – у меня начинается менингит.
На этом музыка закончилась, но начались уроки иностранного языка, причём японского, чтобы всех друзей переплюнуть. Нашли какого-то самурая из Одессы, который носил кимоно и гнал самогон из риса. Он потребовал такую плату, что мама в ужасе переспросила по-японски:
– Сикоко, сикоко?..
Пятиклассницей однажды я пошла с подружками на ипподром. Меня посадили на длиннохвостого красавца. Замирая от страха и восторга, я проехала на нём по зелёному полю и на всю жизнь заболела лошадьми. По ночам мне снилось, что я летаю над городом на огненном скакуне. Я умоляла маму записать меня в конноспортивную школу, но и она, и папа, и дедушка, и бабушка хором запричитали:
– Упадёшь! Убьёшься! Сломаешь шею!..
– Даже если ты и выживешь, у тебя будут кривые ноги, – припугнул папа.
– А вот и нет! Все наездницы стройные!
– Это их гримируют. А на самом деле у них ноги, как два коромысла.
И папа процитировал мне куплет из старинной песни, в которой молодой казак приветствует свою невесту:
Однажды, уже учась в институте, куда я поступила по настоянию папы и мамы, я случайно попала на какой-то эстрадный концерт. После музыкального вступления на сцену вышел молодой конферансье, и у меня запрыгало сердце: именно таким я представляла себе королевича из моей детской считалочки… Я сидела в первом ряду, он увидел меня и чуть не проглотил микрофон. Больше он уже ни на кого не смотрел, все свои шутки адресовал только мне. Но я не смеялась. Я сидела оглушённая и счастливая и только завидовала стойке микрофона, потому что он держал её за талию.
В антракте я выскочила на улицу, добежала до цветочного киоска, отдала все свои деньги за букет гвоздик и вернулась, когда все артисты пели прощальную песенку. Он тоже пел, но лицо у него было несчастное. Когда я протянула ему цветы, он схватил меня за руки и уже не отпускал до закрытия занавеса.
Мы провели вместе этот вечер и все другие вечера после его концертов. Мы сидели на скамейке и целовались, а я смеялась, сама не знаю почему. Он объяснил, что это до меня только сейчас дошли его шутки.
Когда я сообщила обо всём родителям, произошло что-то вроде ташкентского землетрясения. Папа затопал ногами и закричал:
– Кто?.. Конферансье?.. Пока я жив, оно к нам в дом не войдёт!
Мама пыталась сохранить дружеский тон:
– Доченька, поверь: вы не построите семью – артисты полжизни проводят на гастролях.
– Я буду ездить с ним и помогать ему в концертах.
Этого мама не выдержала и закричала:
– В эстрадных концертах?.. Ты?!.. Через мой труп! Через папин труп! Через трупы дедушки и бабушки!..
От такого количества трупов мне стало плохо. Родители заперли дверь и не выпускали меня. Я пыталась вылезти через окно – меня оттащили. Я молила, рыдала, кричала, потом впала в апатию и неделю пролежала в постели. И сдалась. Меня ведь не научили бороться, поэтому я покорилась.
Прошёл ещё один год. Я стала девицей на выданье, и родители начали поспешно искать мне мужа. Однажды дед привёл в дом своего зубного техника, который принёс шампанское и о чём-то долго шептался с папой. После его ухода я узнала от деда, что техник хочет на мне жениться.
– Но он мне не нравится, – запротестовала я.
Дед рассердился и вытащил из стакана свою вставную челюсть.
– Не заговаривай мне дёсны! Посмотри, какая работа!
– У нас разные интересы, – пыталась я найти поддержку у мамы, – ему же целых сорок лет.
– Ну, и что? – удивилась мама. – У мужчин это переходный возраст: они переходят от жены к жене. Так что скорее выходи, а то уведут.
Я подумала: какая разница, этот или другой – и согласилась.
Свадьбу справляли пышно, в лучшем ресторане. Пришли все стоматологи нашего города и весь вечер пили за золотые руки моего мужа.
Живём мы мирно, спокойно. У нас большая квартира, гараж, дача, машина. Мама и папа счастливы, дедушка и бабушка тоже. Институт я бросила, сижу дома, смотрю за ребёнком. По вечерам помогаю мужу: кипячу инструменты, расфасовываю цемент, кладу зубы на полку. По субботам ходим к его родителям, по воскресеньям – к моим. Конноспортивные соревнования я больше не смотрю, на эстрадные концерты с тех пор ни разу не ходила… Вы спросите, зачем сюда пришла?.. Увидела его фотографию на афише, захотелось гвоздики подарить, как тогда… Нет, нет, не сама – я через билетёра передам…
Не люблю своё детство. Стараюсь его забыть. Почти забыла. Только одна считалочка из памяти не идёт:
Все любят вспоминать своё детство. А я наоборот, стараюсь его забыть. Только одна считалочка из памяти не идёт:
Я всегда выбирала королевича, но мама учила, что надо выбирать сапожника, потому что в наше время сапожники живут лучше, чем короли.
«На золотом крыльце сидели
Царь, царевич, король, королевич,
Сапожник, портной…
Кто ты такой?»…
За меня всё всегда решали родители.
Когда мне исполнилось пять лет, они захотели учить меня играть на дедушкиной скрипке.
– У ребёнка абсолютное отсутствие слуха, – определила учительница музыки, когда я ей прогнусавила «В лесу родилась ёлочка».
– Это ничего, – успокоила её мама. – Я вам хорошо заплачу, научите её слуху.
Видно, учительнице очень нужны были деньги – меня стали по вечерам к ней водить. До сих пор с ужасом вспоминаю эти уроки: я рыдала, скрипка визжала, а учительница лежала. Однажды усилием воли она поднялась, перевязала голову полотенцем и взмолилась:
– Я вам хорошо заплачу, только заберите ребёнка – у меня начинается менингит.
На этом музыка закончилась, но начались уроки иностранного языка, причём японского, чтобы всех друзей переплюнуть. Нашли какого-то самурая из Одессы, который носил кимоно и гнал самогон из риса. Он потребовал такую плату, что мама в ужасе переспросила по-японски:
– Сикоко, сикоко?..
Пятиклассницей однажды я пошла с подружками на ипподром. Меня посадили на длиннохвостого красавца. Замирая от страха и восторга, я проехала на нём по зелёному полю и на всю жизнь заболела лошадьми. По ночам мне снилось, что я летаю над городом на огненном скакуне. Я умоляла маму записать меня в конноспортивную школу, но и она, и папа, и дедушка, и бабушка хором запричитали:
– Упадёшь! Убьёшься! Сломаешь шею!..
– Даже если ты и выживешь, у тебя будут кривые ноги, – припугнул папа.
– А вот и нет! Все наездницы стройные!
– Это их гримируют. А на самом деле у них ноги, как два коромысла.
И папа процитировал мне куплет из старинной песни, в которой молодой казак приветствует свою невесту:
Спустя годы я узнала, что песню сочинил сам папа, в соавторстве с бабушкой. Но тогда этот куплет произвёл на меня впечатление, и я перестала пробиваться на ипподром. Но ещё много лет меня нельзя было оторвать от телевизора, когда показывали конные соревнования.
«Я возвернуся с дороги
И расседлаю коня…
«Здравствуй, моя кривоногая,
Ещё кривоногей меня!»
Однажды, уже учась в институте, куда я поступила по настоянию папы и мамы, я случайно попала на какой-то эстрадный концерт. После музыкального вступления на сцену вышел молодой конферансье, и у меня запрыгало сердце: именно таким я представляла себе королевича из моей детской считалочки… Я сидела в первом ряду, он увидел меня и чуть не проглотил микрофон. Больше он уже ни на кого не смотрел, все свои шутки адресовал только мне. Но я не смеялась. Я сидела оглушённая и счастливая и только завидовала стойке микрофона, потому что он держал её за талию.
В антракте я выскочила на улицу, добежала до цветочного киоска, отдала все свои деньги за букет гвоздик и вернулась, когда все артисты пели прощальную песенку. Он тоже пел, но лицо у него было несчастное. Когда я протянула ему цветы, он схватил меня за руки и уже не отпускал до закрытия занавеса.
Мы провели вместе этот вечер и все другие вечера после его концертов. Мы сидели на скамейке и целовались, а я смеялась, сама не знаю почему. Он объяснил, что это до меня только сейчас дошли его шутки.
Когда я сообщила обо всём родителям, произошло что-то вроде ташкентского землетрясения. Папа затопал ногами и закричал:
– Кто?.. Конферансье?.. Пока я жив, оно к нам в дом не войдёт!
Мама пыталась сохранить дружеский тон:
– Доченька, поверь: вы не построите семью – артисты полжизни проводят на гастролях.
– Я буду ездить с ним и помогать ему в концертах.
Этого мама не выдержала и закричала:
– В эстрадных концертах?.. Ты?!.. Через мой труп! Через папин труп! Через трупы дедушки и бабушки!..
От такого количества трупов мне стало плохо. Родители заперли дверь и не выпускали меня. Я пыталась вылезти через окно – меня оттащили. Я молила, рыдала, кричала, потом впала в апатию и неделю пролежала в постели. И сдалась. Меня ведь не научили бороться, поэтому я покорилась.
Прошёл ещё один год. Я стала девицей на выданье, и родители начали поспешно искать мне мужа. Однажды дед привёл в дом своего зубного техника, который принёс шампанское и о чём-то долго шептался с папой. После его ухода я узнала от деда, что техник хочет на мне жениться.
– Но он мне не нравится, – запротестовала я.
Дед рассердился и вытащил из стакана свою вставную челюсть.
– Не заговаривай мне дёсны! Посмотри, какая работа!
– У нас разные интересы, – пыталась я найти поддержку у мамы, – ему же целых сорок лет.
– Ну, и что? – удивилась мама. – У мужчин это переходный возраст: они переходят от жены к жене. Так что скорее выходи, а то уведут.
Я подумала: какая разница, этот или другой – и согласилась.
Свадьбу справляли пышно, в лучшем ресторане. Пришли все стоматологи нашего города и весь вечер пили за золотые руки моего мужа.
Живём мы мирно, спокойно. У нас большая квартира, гараж, дача, машина. Мама и папа счастливы, дедушка и бабушка тоже. Институт я бросила, сижу дома, смотрю за ребёнком. По вечерам помогаю мужу: кипячу инструменты, расфасовываю цемент, кладу зубы на полку. По субботам ходим к его родителям, по воскресеньям – к моим. Конноспортивные соревнования я больше не смотрю, на эстрадные концерты с тех пор ни разу не ходила… Вы спросите, зачем сюда пришла?.. Увидела его фотографию на афише, захотелось гвоздики подарить, как тогда… Нет, нет, не сама – я через билетёра передам…
Не люблю своё детство. Стараюсь его забыть. Почти забыла. Только одна считалочка из памяти не идёт:
«На золотом крыльце сидели
Царь, царевич, король, королевич…»
Настольный календарь
В конце каждого года я меняю настольный календарь, вставляю новый. А старый, исписанный вдоль и поперёк, выбрасываю в корзину. Но не сразу. Сперва перелистываю его, вспоминаю дела и заботы минувшего года.
Н-да… Много замыслов – мало свершений. С первых же чисел января повторяется запись: «В понедельник сесть за диссертацию». И каждый раз откладываю до следующего понедельника… Много юбилеев, банкетов, дней рождений – три-четыре в неделю. А вот «Зайти к маме» – не так уж часто, раз в месяц, не больше. Нехорошо!.. А записывать маму в календарь – хорошо?..
О, сколько женских имён… Часы свиданий… Одно имя не повторяется более двух-трёх раз. А что это в скобках?.. «Поля – касс», «Таня – инж.»?.. Вспомнил: «Поля – кассирша», «Таня – инженер». Чтобы не перепутать…
Часто заказываю такси, почти каждый день. Скоро совсем разучусь ходить. Не случайно – названия лекарств, телефоны врачей… Записи, которых раньше никогда не было в моих календарях: «Аптека», «Поликлиника», «Медсестра». Двигаться надо больше, двигаться!.. О, наконец: «Пойти в бассейн». И снова перенесено на понедельник… Опять: «Сесть за английский». Это уже в апреле. Там же: «Позаниматься спортом». А вот зачастила фамилия Градов. «Выступить против Градова», «Выдать Градову», «Раздолбать Градова»… Что-то раньше я не был таким кровожадным. А ведь когда-то мы с ним даже дружили!
С мая ворвалась запись «Автоинспекция». Это я машину купил. Теперь часто повторяются: гараж, тест, страховка… И слов таких раньше не знал!.. Как много заседаний, обсуждений, просмотров. Вот где время гробится!.. «Пойти с Машей в театр на детский спектакль». Это любимая племянница. Так и не пошёл. «Договориться с преподавателем английского». Это уже опять в октябре.
А может, взять и круто всё повернуть?! Продать машину, не ходить на вечеринки и совещания, по вечерам у мамы пить чай со сладким клубничным вареньем, встретить девушку, одну, единственную, жениться, вместе ходить в бассейн, помириться с Градовым, заняться спортом, сесть за диссертацию…
Обязательно. Немедленно! Не откладывая!!!
С понедельника.
Н-да… Много замыслов – мало свершений. С первых же чисел января повторяется запись: «В понедельник сесть за диссертацию». И каждый раз откладываю до следующего понедельника… Много юбилеев, банкетов, дней рождений – три-четыре в неделю. А вот «Зайти к маме» – не так уж часто, раз в месяц, не больше. Нехорошо!.. А записывать маму в календарь – хорошо?..
О, сколько женских имён… Часы свиданий… Одно имя не повторяется более двух-трёх раз. А что это в скобках?.. «Поля – касс», «Таня – инж.»?.. Вспомнил: «Поля – кассирша», «Таня – инженер». Чтобы не перепутать…
Часто заказываю такси, почти каждый день. Скоро совсем разучусь ходить. Не случайно – названия лекарств, телефоны врачей… Записи, которых раньше никогда не было в моих календарях: «Аптека», «Поликлиника», «Медсестра». Двигаться надо больше, двигаться!.. О, наконец: «Пойти в бассейн». И снова перенесено на понедельник… Опять: «Сесть за английский». Это уже в апреле. Там же: «Позаниматься спортом». А вот зачастила фамилия Градов. «Выступить против Градова», «Выдать Градову», «Раздолбать Градова»… Что-то раньше я не был таким кровожадным. А ведь когда-то мы с ним даже дружили!
С мая ворвалась запись «Автоинспекция». Это я машину купил. Теперь часто повторяются: гараж, тест, страховка… И слов таких раньше не знал!.. Как много заседаний, обсуждений, просмотров. Вот где время гробится!.. «Пойти с Машей в театр на детский спектакль». Это любимая племянница. Так и не пошёл. «Договориться с преподавателем английского». Это уже опять в октябре.
А может, взять и круто всё повернуть?! Продать машину, не ходить на вечеринки и совещания, по вечерам у мамы пить чай со сладким клубничным вареньем, встретить девушку, одну, единственную, жениться, вместе ходить в бассейн, помириться с Градовым, заняться спортом, сесть за диссертацию…
Обязательно. Немедленно! Не откладывая!!!
С понедельника.
Исповедь
Вы спрашиваете, почему я от жены ухожу? А вы бы не ушли?.. А вы бы не ушли, если бы ваша жена всю жизнь в офисах, в самолётах, в «Мерседесах» – так что мне и уходить не от кого!.. Она у меня крупный бизнесмен, можно сказать, олигарх. Она – олигарх, а я – домохозяйка. Я – мать-одиночка. Я – муж-вдова при живой жене!.. У нас трое детей. Она их рожала между симпозиумами. Ей даже некогда было пойти в декретный отпуск – она его переводила на меня.
Недавно у неё родился четвёртый, но она об этом не знала: она в это время была на совете директоров.
Я всё надеялся, что её посадят, тогда бы я ей передачи носил, виделись бы. Но все заняты Гусинским, Березовским, Ходорковским – на других олигархов уже прокуроров не хватает.
Последние месяцы мы уже и не спим вместе: то у неё инфляция, то она кому-то делает дефолт. Я подозреваю, что это что-то интимное, но проверить не могу: с ней всегда рядом два амбала, наверное, родственники: они себя называют «братаны». Правда, два раза всё-таки приходила ночевать: в мой день рождения и в нашу годовщину.
Первый раз мы лежали на кровати, а с двух сторон, на раскладушках – братаны с автоматами. А второй раз я умолил её, чтоб мы были одни. Она согласилась.
Михаил Светин вошел в образ
Велела раздеться догола, лечь на спину, а на грудь мне поставила телефон, на живот – факс и чуть пониже – компьютер. Всю ночь посылала секретные распоряжения и просила не дёргаться, чтобы компьютер не падал.
Я понимаю, что я ей уже не пара, она теперь любого богача может иметь: недавно, сам слышал, двух банкиров заказала. А сейчас только и слышу от неё: «Чёрный Пиар, Чёрный Пиар!» – это, наверное, у неё какой-то негр появился.
И в гости к нам никто не приходит: забор такой высоты, что об него птицы разбиваются, плюс сигнализация, которая сначала стреляет, а потом воет: оплакивает. А во дворе – Гоги, пёс-людоед, кавказская овчарка, он человека проглатывает, как хачапури. А у ворот – охрана с автоматами. Кто к нам может прийти? Даже я, хотя они меня в лицо знают, обязан сказать пароль. А пароль каждый час меняют. Однажды я его забыл – пришлось под забором ночевать.
Честно говоря, я в дом не очень и стремлюсь: её нет, дети в Швейцарии учатся, мне там одному страшно. Брожу, как по телестудии: у нас во всех комнатах телекамеры наблюдают. Даже в туалетах. Но туалетами я не пользуюсь: там унитазы из Арабских Эмиратов, фарфоровые, золотом отделаны… Как на такое сядешь?.. Я их, как вазы использую, для фруктов. А для нужды я в глубине сада, нормальный сортир выкопал, на два очка, для себя и для Гоги.
И ночую я – у Гоги в будке. Вы не смейтесь: его будка при Советской власти считалась бы нормальной однокомнатной квартирой. Гоги меня пускает: во-первых, ему тоже одиноко, а во-вторых – кавказское гостеприимство. Я ему колбасу приношу а он мне у охранников выпивку ворует.
Питаться дома я не могу в холодильнике только заморские твари-деликатесы: крабы, кальмары, лобстеры… Не по мне это. Я лучше у Гоги сухой корм погрызу. Если горячего хочется, иду в кафе-самообслуживания. В этом кафе никто больше двух обедов не выдерживает. При кафе открыт медпункт и страховая компания. Если вы застрахованы, вас сразу после обеда забирает «скорая помощь». А я питаюсь там уже пять лет, меня даже по телевизору показывали, в передаче «Наши долгожители».
Вы думаете, я так просто плюнул и ушёл?.. Нет! Я жене, через референта, заявление передал: мол, прошу освободить от занимаемой должности. И две недели, как положено, ждал: может, она замену найдёт.
А потом, как стоял, так и ушёл.
Единственное, что я взял – вот этот медальон. В нём я храню котлету, которую жена сама изжарила мне в день нашей свадьбы.
Вы спрашиваете, почему я от жены ушёл? А вы бы не ушли?!
Недавно у неё родился четвёртый, но она об этом не знала: она в это время была на совете директоров.
Я всё надеялся, что её посадят, тогда бы я ей передачи носил, виделись бы. Но все заняты Гусинским, Березовским, Ходорковским – на других олигархов уже прокуроров не хватает.
Последние месяцы мы уже и не спим вместе: то у неё инфляция, то она кому-то делает дефолт. Я подозреваю, что это что-то интимное, но проверить не могу: с ней всегда рядом два амбала, наверное, родственники: они себя называют «братаны». Правда, два раза всё-таки приходила ночевать: в мой день рождения и в нашу годовщину.
Первый раз мы лежали на кровати, а с двух сторон, на раскладушках – братаны с автоматами. А второй раз я умолил её, чтоб мы были одни. Она согласилась.
Михаил Светин вошел в образ
Велела раздеться догола, лечь на спину, а на грудь мне поставила телефон, на живот – факс и чуть пониже – компьютер. Всю ночь посылала секретные распоряжения и просила не дёргаться, чтобы компьютер не падал.
Я понимаю, что я ей уже не пара, она теперь любого богача может иметь: недавно, сам слышал, двух банкиров заказала. А сейчас только и слышу от неё: «Чёрный Пиар, Чёрный Пиар!» – это, наверное, у неё какой-то негр появился.
И в гости к нам никто не приходит: забор такой высоты, что об него птицы разбиваются, плюс сигнализация, которая сначала стреляет, а потом воет: оплакивает. А во дворе – Гоги, пёс-людоед, кавказская овчарка, он человека проглатывает, как хачапури. А у ворот – охрана с автоматами. Кто к нам может прийти? Даже я, хотя они меня в лицо знают, обязан сказать пароль. А пароль каждый час меняют. Однажды я его забыл – пришлось под забором ночевать.
Честно говоря, я в дом не очень и стремлюсь: её нет, дети в Швейцарии учатся, мне там одному страшно. Брожу, как по телестудии: у нас во всех комнатах телекамеры наблюдают. Даже в туалетах. Но туалетами я не пользуюсь: там унитазы из Арабских Эмиратов, фарфоровые, золотом отделаны… Как на такое сядешь?.. Я их, как вазы использую, для фруктов. А для нужды я в глубине сада, нормальный сортир выкопал, на два очка, для себя и для Гоги.
И ночую я – у Гоги в будке. Вы не смейтесь: его будка при Советской власти считалась бы нормальной однокомнатной квартирой. Гоги меня пускает: во-первых, ему тоже одиноко, а во-вторых – кавказское гостеприимство. Я ему колбасу приношу а он мне у охранников выпивку ворует.
Питаться дома я не могу в холодильнике только заморские твари-деликатесы: крабы, кальмары, лобстеры… Не по мне это. Я лучше у Гоги сухой корм погрызу. Если горячего хочется, иду в кафе-самообслуживания. В этом кафе никто больше двух обедов не выдерживает. При кафе открыт медпункт и страховая компания. Если вы застрахованы, вас сразу после обеда забирает «скорая помощь». А я питаюсь там уже пять лет, меня даже по телевизору показывали, в передаче «Наши долгожители».
Вы думаете, я так просто плюнул и ушёл?.. Нет! Я жене, через референта, заявление передал: мол, прошу освободить от занимаемой должности. И две недели, как положено, ждал: может, она замену найдёт.
А потом, как стоял, так и ушёл.
Единственное, что я взял – вот этот медальон. В нём я храню котлету, которую жена сама изжарила мне в день нашей свадьбы.
Вы спрашиваете, почему я от жены ушёл? А вы бы не ушли?!
Дождался!
– Не хочу?.. Не могу!.. Не имею права!.. – трижды отрубил директор, и трое огорчённых сотрудников покинули кабинет.
Вошла секретарша, вручила ему запечатанный конверт. Он вскрыл его, прочитал письмо и издал торжествующий возглас.
– Фу-у!.. Наконец-то!.. – Радостно выдохнул воздух. Потом спохватился, кивнул на дверь. – Верните их!
Секретарша выскочила в приёмную, заполненную посетителями, и выудила оттуда тех же трёх сотрудников.
– Значит, вам квартиры нужны? – спросил директор у первого.
– Хотя бы одну, Вадим Петрович! Я их всех там поселю.
– Зачем одну? Я вам четыре дам. Молодых специалистов надо беречь – каждому по квартире!
– Разрешите хоть в лабораторных условиях проверить мою схему, – взмолился второй.
– Это затянет внедрение: мы её сразу во всех цехах запустим. Да, да, да! Если не рисковать – значит, топтаться на месте!.. Что у вас? – обратился шеф к третьему.
– Поговорите с мастером – пусть людей не травмирует.
– Разговоры здесь не помогут – я его снимаю с должности. А вместо него ставлю вас. Нам нужны люди, болеющие за производство.
Счастливые посетители покинули кабинет.
– Я вас, Вадим Петрович, сегодня просто не узнаю, – удивлённо произнесла секретарша. – Что с вами происходит?
Директор поднялся над столом, как над трибуной, и произнёс:
– Двадцать лет сидел я в этом кресле и ни одного решения сам не принял. Ответственности боялся. Всё ждал своего часа. И дождался: на пенсию меня отпускают, с завтрашнего числа. Значит, за всё, что я сделаю сегодня, завтра будет отвечать другой. Зовите ко мне сейчас каждого, всех, подряд!.. Всё подпишу, разрешу, санкционирую… Полжизни руки были связаны – хоть полдня поработаю по-настоящему. Дождался!..
Вошла секретарша, вручила ему запечатанный конверт. Он вскрыл его, прочитал письмо и издал торжествующий возглас.
– Фу-у!.. Наконец-то!.. – Радостно выдохнул воздух. Потом спохватился, кивнул на дверь. – Верните их!
Секретарша выскочила в приёмную, заполненную посетителями, и выудила оттуда тех же трёх сотрудников.
– Значит, вам квартиры нужны? – спросил директор у первого.
– Хотя бы одну, Вадим Петрович! Я их всех там поселю.
– Зачем одну? Я вам четыре дам. Молодых специалистов надо беречь – каждому по квартире!
– Разрешите хоть в лабораторных условиях проверить мою схему, – взмолился второй.
– Это затянет внедрение: мы её сразу во всех цехах запустим. Да, да, да! Если не рисковать – значит, топтаться на месте!.. Что у вас? – обратился шеф к третьему.
– Поговорите с мастером – пусть людей не травмирует.
– Разговоры здесь не помогут – я его снимаю с должности. А вместо него ставлю вас. Нам нужны люди, болеющие за производство.
Счастливые посетители покинули кабинет.
– Я вас, Вадим Петрович, сегодня просто не узнаю, – удивлённо произнесла секретарша. – Что с вами происходит?
Директор поднялся над столом, как над трибуной, и произнёс:
– Двадцать лет сидел я в этом кресле и ни одного решения сам не принял. Ответственности боялся. Всё ждал своего часа. И дождался: на пенсию меня отпускают, с завтрашнего числа. Значит, за всё, что я сделаю сегодня, завтра будет отвечать другой. Зовите ко мне сейчас каждого, всех, подряд!.. Всё подпишу, разрешу, санкционирую… Полжизни руки были связаны – хоть полдня поработаю по-настоящему. Дождался!..
Не губите меня!
Я с детства рос очень послушным и исполнительным. «Ешь кашку!» – и я набивал рот размазней. «Без спросу не ходи!» – и я вымаливал разрешение даже на то, чтобы пойти пописать. «С этим не дружи – он плохой!» – и я отбирал у плохого мальчика свой мячик. «Учись хорошо!» – и я зубрил ненавистную анатомию. «Занимайся спортом!» – и, не имея сил поднять штангу я перекатывал ее по залу. «Запишись в самодеятельность!» – и я гадким голосом орал в хоре.
Потом я вырос, окончил школу, окончил институт, стал взрослым, самостоятельным, даже руководящим. Но, приученный выполнять указания, я продолжал жить только так, как велят и советуют.
«Храните свои деньги в сберкассе!» – прочитал я на светящемся транспаранте и сразу положил на книжку все свои сбережения. Увидев плакат на стене сберкассы: «Летайте самолётами Аэрофлота!» – немедленно снял деньги с книжки и помчался в аэропорт. Прилетев на Кавказ и сойдя с трапа самолёта, прочитал: «Туризм – лучший отдых!» Тут же купил рюкзак и затопал по горным тропам. Где-то на перевале наткнулся на предупреждение: «Не забыли ли вы застраховать своё имущество?» В ужасе хлопнул себя по лбу: конечно, забыл! Сбросил рюкзак, скатился вниз, вскочил в самолёт, вернулся обратно и немедленно всё застраховал: квартиру, мебель, одежду и даже кошку.
Заметив призыв: «Посетите наш ресторан!», вошёл вовнутрь и, хотя есть категорически не хотелось, насильно затолкал в себя два комплексных обеда. Недоеденный кусочек хлеба хотел оставить на тарелке, но, прочитав над столом, что «Хлеб – наше богатство!», бережно спрятал недоеденное богатство в кошелёк. Взглянув на табличку «Посетитель и официант, будьте взаимно вежливы!», пожал руку официанту, потом обнял его и оставил ему рубль «сверху». Покидая зал, увидел другую табличку: «Не унижайте официантов чаевыми!», ринулся назад и прервал унижение официанта, отобрав у него свой рубль.
Услышав по радио «Уничтожайте мух – источник заразы!», помчался за первой же встреченной мухой, полдня гонялся за ней и прихлопнул её уже за городом, на лесной опушке. К дереву был прибит щит, который призывал: «Берегите муравьев – санитаров леса!». Откликнувшись на этот призыв, я погладил по спине пробегающего муравья и угостил его убитой мухой.
Как видите, я был очень послушным. «Не курить!» – бросал недокуренную сигарету. «Не сорить!» – тут же подбирал ее обратно и прятал в карман. Если пиджак начинал дымиться, я не пугался – я с детства помнил спасительный завет: «В случае пожара звоните по телефону 01». «Даёшь!» – и я отдавал последнюю рубашку. «Только вперёд!» – и я бежал впереди всех. «Догоним и перегоним!» – и я мчался, обгоняя импортные машины. «Выполним и перевыполним!» – и я перевыполнял любое выполнение. «Все как один!» – и я собирал группу таких же, как я, и мы наперебой копировали друг друга.
Только один лозунг однажды поставил меня в тупик: «Экономика должна быть экономной». Сперва я растерялся, я не знал, как надо на него откликаться. А потом понял, что это образец для импровизации, и стал сам штамповать подобное: «Наука должна быть научной», «Искусство должно быть искусственным», «Ограниченность должно быть ограниченной»…
Вот так я шагал по жизни спокойно и беззаботно, ни о чём не задумываясь, выполняя готовые указания, которые были на каждом шагу. И вдруг они стали исчезать, с каждым днём их всё меньше и меньше. И я остановился. Я растерялся. А вдруг их совсем не останется, что тогда? Мне говорят: решай сам. А как? Я же не привык, меня этому не учили. Я ведь теперь до конца жизни простою на месте в паническом неведении: как быть? Что делать? Куда идти?..
Пожалуйста, не губите меня! Пощадите! Дайте хоть одно спасительное указание, как жить без указаний!..
Потом я вырос, окончил школу, окончил институт, стал взрослым, самостоятельным, даже руководящим. Но, приученный выполнять указания, я продолжал жить только так, как велят и советуют.
«Храните свои деньги в сберкассе!» – прочитал я на светящемся транспаранте и сразу положил на книжку все свои сбережения. Увидев плакат на стене сберкассы: «Летайте самолётами Аэрофлота!» – немедленно снял деньги с книжки и помчался в аэропорт. Прилетев на Кавказ и сойдя с трапа самолёта, прочитал: «Туризм – лучший отдых!» Тут же купил рюкзак и затопал по горным тропам. Где-то на перевале наткнулся на предупреждение: «Не забыли ли вы застраховать своё имущество?» В ужасе хлопнул себя по лбу: конечно, забыл! Сбросил рюкзак, скатился вниз, вскочил в самолёт, вернулся обратно и немедленно всё застраховал: квартиру, мебель, одежду и даже кошку.
Заметив призыв: «Посетите наш ресторан!», вошёл вовнутрь и, хотя есть категорически не хотелось, насильно затолкал в себя два комплексных обеда. Недоеденный кусочек хлеба хотел оставить на тарелке, но, прочитав над столом, что «Хлеб – наше богатство!», бережно спрятал недоеденное богатство в кошелёк. Взглянув на табличку «Посетитель и официант, будьте взаимно вежливы!», пожал руку официанту, потом обнял его и оставил ему рубль «сверху». Покидая зал, увидел другую табличку: «Не унижайте официантов чаевыми!», ринулся назад и прервал унижение официанта, отобрав у него свой рубль.
Услышав по радио «Уничтожайте мух – источник заразы!», помчался за первой же встреченной мухой, полдня гонялся за ней и прихлопнул её уже за городом, на лесной опушке. К дереву был прибит щит, который призывал: «Берегите муравьев – санитаров леса!». Откликнувшись на этот призыв, я погладил по спине пробегающего муравья и угостил его убитой мухой.
Как видите, я был очень послушным. «Не курить!» – бросал недокуренную сигарету. «Не сорить!» – тут же подбирал ее обратно и прятал в карман. Если пиджак начинал дымиться, я не пугался – я с детства помнил спасительный завет: «В случае пожара звоните по телефону 01». «Даёшь!» – и я отдавал последнюю рубашку. «Только вперёд!» – и я бежал впереди всех. «Догоним и перегоним!» – и я мчался, обгоняя импортные машины. «Выполним и перевыполним!» – и я перевыполнял любое выполнение. «Все как один!» – и я собирал группу таких же, как я, и мы наперебой копировали друг друга.
Только один лозунг однажды поставил меня в тупик: «Экономика должна быть экономной». Сперва я растерялся, я не знал, как надо на него откликаться. А потом понял, что это образец для импровизации, и стал сам штамповать подобное: «Наука должна быть научной», «Искусство должно быть искусственным», «Ограниченность должно быть ограниченной»…
Вот так я шагал по жизни спокойно и беззаботно, ни о чём не задумываясь, выполняя готовые указания, которые были на каждом шагу. И вдруг они стали исчезать, с каждым днём их всё меньше и меньше. И я остановился. Я растерялся. А вдруг их совсем не останется, что тогда? Мне говорят: решай сам. А как? Я же не привык, меня этому не учили. Я ведь теперь до конца жизни простою на месте в паническом неведении: как быть? Что делать? Куда идти?..
Пожалуйста, не губите меня! Пощадите! Дайте хоть одно спасительное указание, как жить без указаний!..
Мое мнение
Вы спрашиваете, понравился ли мне спектакль?.. И да и нет. Туманно? А я своего мнения об искусстве никогда прямо не высказываю. После одного случая.
Было мне тогда лет двадцать. Я выступал в самодеятельных концертах и мечтал стать артистом. Мой приятель, известный эстрадный фельетонист, помог мне устроиться в местную филармонию. Он убедил директора в том, что я прекрасно чувствую и понимаю искусство, и директор меня принял.
В тот же вечер, просмотрев концерт с участием моего приятеля, я отправился к нему за кулисы. Он сидел, окружённый незнакомыми мне людьми.
– Ну, как? Тебе понравилось мое выступление? – спросил приятель.
Откровенно говоря, мне его выступление не понравилось, но не мог же я ему об этом сказать прямо.
– Выступал ты неплохо, но какой дурак написал тебе этот монолог?..
В этот момент приятель слегка толкнул меня в бок и прошептал:
– Тише! Здесь стоит автор.
Я растерялся, но тут же вышел из положения:
– Нет, сам монолог ничего, но вот музыка к нему… Это же бред!
Приятель снова толкнул меня и прошипел:
– Идиот! Рядом с тобой композитор!
– Нет, музыка бы еще прошла, но режиссёр…
Сильный удар в бок дал мне понять, что здесь же находится и режиссёр. Я почувствовал, что запутываюсь окончательно, и, стараясь как-то выкарабкаться из этого положения, пролепетал:
– Вообще-то всё, наверное, хорошо. Просто я сам ничего не понимаю в искусстве!
В это мгновение на мое плечо легла чья-то рука. Я обернулся и обомлел: сзади стоял директор филармонии.
– Молодой человек, – произнёс он сурово, – артистам, ничего не понимающим в искусстве, не место в моей филармонии!
Вот с тех пор я своего мнения об искусстве никогда прямо не высказываю. Как живу? Прекрасно живу. Тридцать лет работаю театральным критиком.
Было мне тогда лет двадцать. Я выступал в самодеятельных концертах и мечтал стать артистом. Мой приятель, известный эстрадный фельетонист, помог мне устроиться в местную филармонию. Он убедил директора в том, что я прекрасно чувствую и понимаю искусство, и директор меня принял.
В тот же вечер, просмотрев концерт с участием моего приятеля, я отправился к нему за кулисы. Он сидел, окружённый незнакомыми мне людьми.
– Ну, как? Тебе понравилось мое выступление? – спросил приятель.
Откровенно говоря, мне его выступление не понравилось, но не мог же я ему об этом сказать прямо.
– Выступал ты неплохо, но какой дурак написал тебе этот монолог?..
В этот момент приятель слегка толкнул меня в бок и прошептал:
– Тише! Здесь стоит автор.
Я растерялся, но тут же вышел из положения:
– Нет, сам монолог ничего, но вот музыка к нему… Это же бред!
Приятель снова толкнул меня и прошипел:
– Идиот! Рядом с тобой композитор!
– Нет, музыка бы еще прошла, но режиссёр…
Сильный удар в бок дал мне понять, что здесь же находится и режиссёр. Я почувствовал, что запутываюсь окончательно, и, стараясь как-то выкарабкаться из этого положения, пролепетал:
– Вообще-то всё, наверное, хорошо. Просто я сам ничего не понимаю в искусстве!
В это мгновение на мое плечо легла чья-то рука. Я обернулся и обомлел: сзади стоял директор филармонии.
– Молодой человек, – произнёс он сурово, – артистам, ничего не понимающим в искусстве, не место в моей филармонии!
Вот с тех пор я своего мнения об искусстве никогда прямо не высказываю. Как живу? Прекрасно живу. Тридцать лет работаю театральным критиком.
«И за учителей своих!..»
Новогодний тост
Друзья мои! Позвольте сегодня, за этим праздничным столом произнести свой первый тост за моих настоящих, истинных врагов, которые помогали мне двигаться по жизни и научили всему самому нужному самому мудрому и самому полезному.
Начну с тебя, Вилька Козырев, наш классный хулиган и приставала, который всегда издевался над моим хилым телосложением и позорил меня перед девчонками. Я долго терпел. Но когда в наш седьмой «Б» перешла Линочка Яралова, в которую мы все немедленно влюбились, твои издевательства стали мне невмоготу. Тайком я стал посещать секцию бокса, и уже через полгода изметелил тебя на переменке под одобрительные аплодисменты Линочки. И хотя ты стал обходить меня третьей дорогой, спорт я уже не бросил и с тех пор регулярно занимался боксом. Как часто потом это выручало меня в жизни. Спасибо тебе, мой заботливый, мой дальновидный хулиган!..
Низкий поклон вам, неуважаемый Константин Иванович! С детства я был вспыльчив и невыдержан, взрывался из-за пустяков, устраивал скандалы. Но когда, после института, я попал к вам в отдел, где вы, пользуясь своим положением, ежедневно орали и оскорбляли подчинённых, в том числе и меня, я на собственном примере понял, как тяжело тому, на кого кричат, и как мерзок тот, кто себе это позволяет. Я стал следить за собой, гасить в себе вспышки ярости, воспитывать сдержанность. Говорят, что мне это удалось, я стал выдержанней и корректней – благодаря вам, мой почтенный хам. Спасибо!..
Благодарю и вас, завистливый гражданин Котенко, мой рецензент, мой оппонент, мой душитель! Я был намного моложе вас, а успел уже сделать больше, чем вы. Вы не могли с этим смириться, не хотели пускать меня вперёд, на корню рубили любую мою идею, своим авторитетом давили каждое моё начинание. Я понял, что вы – невежда и победить вас можно только знанием и мастерством. Я стал серьёзно готовиться к поединку. Где нужно было прочесть один учебник – читал три, где нужно было сделать два варианта – делал пять. Работал по ночам, не знал выходных, не ездил в отпуск. Конечно, вы лишили меня многих радостей жизни, но в результате я пробился сквозь вас: имею признание, премии, учеников. А главное, я теперь умею делать всё то, что не умеете вы – и это благодаря вам, дорогой мой шлагбаум!
Я поднимаю свой бокал не за друзей, а за врагов, и уверен, что вы, мои друзья, поймёте и не обидитесь: ведь и подружились мы, благодаря им, нашим недругам, ища опоры друг в друге против злобы, зависти и лицемерия.
Спасибо вам, мои верные враги! Я пью за то, чтобы у вас хватило сил и дальше тонизировать мою жизнь, не давая мне расслабляться и терять спортивную форму… Я не виню вас за ваши мерзкие качества, а жалею: ведь вам не повезло в жизни, у вас не было таких неутомимо-преданных врагов, которые бы испытывали вас на прочность, закалили бы ваши характеры, отслоили и очистили ваши души от шлака и мусора. Но не теряйте надежды. Быть может, именно этот Новый год будет для вас сложным, трудным, мучительным и поможет многое понять, от многого избавиться и окрепнуть в борьбе с вашими приобретенными врагами.
Начну с тебя, Вилька Козырев, наш классный хулиган и приставала, который всегда издевался над моим хилым телосложением и позорил меня перед девчонками. Я долго терпел. Но когда в наш седьмой «Б» перешла Линочка Яралова, в которую мы все немедленно влюбились, твои издевательства стали мне невмоготу. Тайком я стал посещать секцию бокса, и уже через полгода изметелил тебя на переменке под одобрительные аплодисменты Линочки. И хотя ты стал обходить меня третьей дорогой, спорт я уже не бросил и с тех пор регулярно занимался боксом. Как часто потом это выручало меня в жизни. Спасибо тебе, мой заботливый, мой дальновидный хулиган!..
Низкий поклон вам, неуважаемый Константин Иванович! С детства я был вспыльчив и невыдержан, взрывался из-за пустяков, устраивал скандалы. Но когда, после института, я попал к вам в отдел, где вы, пользуясь своим положением, ежедневно орали и оскорбляли подчинённых, в том числе и меня, я на собственном примере понял, как тяжело тому, на кого кричат, и как мерзок тот, кто себе это позволяет. Я стал следить за собой, гасить в себе вспышки ярости, воспитывать сдержанность. Говорят, что мне это удалось, я стал выдержанней и корректней – благодаря вам, мой почтенный хам. Спасибо!..
Благодарю и вас, завистливый гражданин Котенко, мой рецензент, мой оппонент, мой душитель! Я был намного моложе вас, а успел уже сделать больше, чем вы. Вы не могли с этим смириться, не хотели пускать меня вперёд, на корню рубили любую мою идею, своим авторитетом давили каждое моё начинание. Я понял, что вы – невежда и победить вас можно только знанием и мастерством. Я стал серьёзно готовиться к поединку. Где нужно было прочесть один учебник – читал три, где нужно было сделать два варианта – делал пять. Работал по ночам, не знал выходных, не ездил в отпуск. Конечно, вы лишили меня многих радостей жизни, но в результате я пробился сквозь вас: имею признание, премии, учеников. А главное, я теперь умею делать всё то, что не умеете вы – и это благодаря вам, дорогой мой шлагбаум!
Я поднимаю свой бокал не за друзей, а за врагов, и уверен, что вы, мои друзья, поймёте и не обидитесь: ведь и подружились мы, благодаря им, нашим недругам, ища опоры друг в друге против злобы, зависти и лицемерия.
Спасибо вам, мои верные враги! Я пью за то, чтобы у вас хватило сил и дальше тонизировать мою жизнь, не давая мне расслабляться и терять спортивную форму… Я не виню вас за ваши мерзкие качества, а жалею: ведь вам не повезло в жизни, у вас не было таких неутомимо-преданных врагов, которые бы испытывали вас на прочность, закалили бы ваши характеры, отслоили и очистили ваши души от шлака и мусора. Но не теряйте надежды. Быть может, именно этот Новый год будет для вас сложным, трудным, мучительным и поможет многое понять, от многого избавиться и окрепнуть в борьбе с вашими приобретенными врагами.