Александр Коротич. Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники

   А времена те для унхов тяжёлые были. Многие из них от башкирских сабель полегли, многих болезнь пятнистая съела. Последних лодок на похоронном холме стало больше, чем домов в деревне. «Последней лодкой» унхи открытый гроб называли, куда мертвеца нарядного клали. В землю зарывать, как у православных, у них принято не было. Лодку для Кали-Оа соседи уж давно приготовили в надежде, что скоро умрёт старик и дом свой освободит. Много раз Кали-Оа от смерти уходил, вот и теперь она не очень торопилась.
   Пока лодка рядом с домом стояла, Сийтэ украсила её пёстрым узором по краю, в середине большую рыбу нарисовала, а в середине рыбы – человека, а в середине человека того опять рыбу, только мелкую. Соседи ходили мимо и завидовали – не в одной семье такого похоронного наряда не было.
   И случилось это в самой середине лета, когда над Таватуем круглая красная луна встала. Объявилась напротив деревни Гора-Рыба. Сама явилась, не звал её никто. Сказала рыба, что эта ночь последняя для старого унха будет. «Только не ставьте лодку на холме, как у вас заведено», – просит Рыба. «А что нам делать тогда?» – спрашивают унхи. «Пустите лодку на воду. Я его сама хоронить буду». Подивились унхи, но спорить не стали. Пускай, мол, хоронит как знает – нашим легче. Только одна Сийтэ заплакала, узнав, что расстаётся она с дедом своим навсегда. В последний раз накормила она его, напоила, вымыла да расчесала.
   Как солнце за гору ушло, явились соседи, подняли старика, уложили его в лодку и потащили к берегу. Только коснулась лодка воды, так сразу поплыла она сама в сторону рыбы-острова. Любопытные унхи высыпали на берег поглазеть, что дальше будет. А тем временем розовый свет по всему небу разлился, да так нарядно, словно бы праздник какой. Небо чистое, лишь над островом два облака большие, точь в точь как две белые собаки стариковы. Гора-Рыба рот свой огромный открыла, а лодка Кали-Оа прямиком туда и заплыла. «Зачем ты съесть нашего старика хочешь?», – закричали унхи. Только видят они, что рыба рот не закрывает. Тем временем небо стемнело, а внутри рыбы светло стало, будто кто в пещере факел запалил.
   И видят унхи, как встал из лодки старик. Глядь, а он и не старик вовсе – седые волосы почернели, а грудь силой налилась. Дальше ещё чуднее было: борода у Кали-Оа исчезла, а сам он будто бы ростом меньше стал. Не мужчину видят унхи, а мальчика. С мальчика одежда упала, которая велика ему сделалась, а он и не мальчик уже, а младенец беспомощный. Показалось унхам, что младенец тот будто внутри прозрачного пузыря над лодкой повис. Свернулся младенец клубком и стал с каждым мигом уменьшаться пока совсем из виду не пропал. Как случилось это, Гора-Рыба рот свой закрыла, и темно стало. Только звёзды над озером моргают, да костры того берегу в воде отражаются.
   Ничего подобного прежде не видели унхи. Упали они на землю и стали Рыбе забытые молитвы говорить. Только не услышала тех молитв Рыба, с той ночи отвернулась она от унхов. Зла им Рыба не делала, но и не пеклась о них как встарь, да и приплывать к калиновскому берегу перестала. Вспомнила она слова Кали-Оа и поняла, что целый народ ей никогда одного-единственного человека не заменит. А у унхов с тех пор поверье: если увидел облако, на собаку похожее, загадывай жизнь долгую, и будет у тебя жизнь до самой смерти.

Сказание о сватовстве Уйрала

   С той ночи, когда Рыба старика Кали-Оа забрала, Сийтэ, внучка его, одна жила в печали. Девушка она была красивая, отбою в женихах не было. Только не смотрела она на женихов-то. Всё сидела на берегу, да на Таватуй-озеро любовалась, песенки ему мурлыкала, говорила с ним, будто с человеком живым. Из-за этого считали её в деревне юродивой – «баан» по-унхски. Походили-походили женихи, да отстали. Кому нужна жена такая?
   Только один не желал сдаваться, его Уйралом звали. Был он сиротой, но друзья уважали его за честность и силу. Каждый день приходил он к Сийтэ, помогал по дому, приносил затейливые подарки и лучшую рыбу. Каждый день говорил он девушке, что будет ждать всю жизнь, пока она не согласиться в жёны к нему пойти. А Сийтэ только грустно улыбалась ему, правда от подарков не отказывалась.
   Сидели они как-то раз на берегу, и вдруг Сийтэ спрашивает парня: «Скажи, правда ли ты готов ждать меня долго?». – «Правда», – отвечает Уйрал, и видно по нему, что правду говорит. «Скажи ещё: правда ли несмотря ни на что будешь любить меня до самой смерти?», – спрашивает Сийтэ. «Правда», – отвечает Уйрал. «Даже если все над тобою смеяться будут за это?». – «Даже тогда». – «Даже если проклянёт тебя народ твой?». – «Даже тогда. Никого мне кроме тебя не надо», – говорит Уйрал, а сердце его рыбой в груди трепещет.
   «Хорошо, – говорит Сийтэ. – Я буду твоей женой». Обняла она его и поцеловала. А на следующее утро исчезла она из деревни. Куда и зачем – никому не ведомо.
   Уйрал чуть ума не лишился, вчера счастье до неба, а сегодня горе до дна. Потом остыл немного, вспомнил вчерашний разговор и понял, что неспроста он был. Будто бы Сийтэ готовила его к испытанию. Стал тогда Уйрал ждать свою невесту.
   Так лето миновало, осень прошла и зима настала. Каждый день приходил он на берег и сидел подолгу, глядя, как по ледяному озеру снег ползает. Вдруг однажды заметил он будто бы вдали точка живая движется. Пригляделся Уйрал – человек по озеру к калиновскому берегу шагает. Забилось сердце в нём от предчувствия. Побежал Уйрал навстречу, ноги в сугробах вязнут, снег в глаза, а ему хоть бы что. Не обмануло его сердце – это любимая Сийтэ возвращалась домой. Шла она по морозу в одной рубахе и босая на обе ноги. А косы у неё стали совсем белые, да только не от снега. Хотел он её схватить в объятья, но она его рукой остановила. «Осторожно, – говорит, – побереги сокровище наше». А лицо её светится счастьем – никогда он ещё такой красивой свою Сийтэ не видел. Пригляделся он. И понял о каком сокровище невеста его говорит – живот у неё надулся так, что как бы не родила она прямо в снежном поле.
   Совсем у парня в голове всё помутилось. Взял он Сийтэ на руки осторожно и понёс её домой. Руки-ноги согрел ей, тёплой едой накормил, уложил в постель, а сам смотрит на неё с вопросом. «Погоди, любимый мой, скоро ты всё узнаешь. Поверь, что с нами чудо произошло великое, и поверь ещё в то, что я верна тебе осталась, в целомудрии я женой твоей делаюсь». Понял тогда Уйрал, что испытание его только начинается. Счастлив был он оттого, что любимая его вернулась, да сомнения его изнутри изглодали. Тут ещё по деревне смех пошёл, мол, жених соломенный, а невеста седа да юродива – хороша парочка. Прежние друзья от Уйрала отвернулись, соплеменники косо смотреть стали. Так пришла ему пора проверить крепость своих обещаний. Только одна Сийтэ его любит, гладит, целует да успокаивает, мол, скоро наш мальчик родится и всё изменится. Не прошло и недели, как срок подошёл. Вышел в мир малыш быстро, закричал громко, так, что волки по округе испугались и в лес ушли.
   Присосался малыш к груди материнской, а Сийтэ говорит мужу, чтобы шёл он на берег и молился Гора-Рыбе. Не успел Уйрал на колени встать, как лопнул с громом лёд посреди озера, а из под воды рыба-остров поднялась. Сама белая, а деревья, что на спине у неё, все льдом покрыты, словно самоцветы на солнце сверкают.
   «Слушай меня Уйрал, сын Унка, – сказала Рыба. – Сын твой не простой ребёнок, он рождённый дважды, потому что жила половина его уже на этом свете когда-то много лет. Я возвращаю его в этот мир, а тебе наказываю: береги и люби жену свою и сына, хотя в нём и нет крови твоей. Это мой последний дар племени унхов. Если твой народ придёт к сыну твоему поклониться, то возможно, его ждут впереди многие лета счастья и славы. А если народ отвергнет сына твоего, то дни унхов сочтены. Уйдут они, а память о них ветер развеет».
   Развернулась Рыба, и поплыла от берега, круша лёд. А там, где хвост её прошёл, лёд обратно соединялся и снег змеёю уползал.

Сказание о Сийтэ

    Теперь про то, что с девушкой Сийтэ, внучкой Кали-Оа, прежде случилось.
   Сильно тосковала она по деду своему. И похороны его странные у неё из головы не шли. Решила тогда она Гора-Рыбу разыскать, да расспросить её про это. Только вот где её найти-то? К деревне унхов Рыба больше не ходила, да и на озере островом не являлась. Пошла девушка вдоль берега, но только без пользы всё. Коли Рыба сама не захочет, чтобы её увидели, вовек среди камней и кустов спину её не углядишь. А чтобы та себя показала, пела Сийтэ нежным голосом песню о двух собаках, которой дед её с малолетства научил. Услышали ту песню волки, да подпевать начали. Испугалась девушка, бросилась по берегу, а волки всё быстрей её догоняют. Забежала Сийтэ на мыс каменистый, а волки её окружили, от берега отрезали. Осталась одна дорога – в воду. Да только вдруг мыс тот сам оторвался от земли и в озеро уплыл. Догадалась Сийтэ, что это Рыба её от волков увела.
   Доплыла Рыба до восточного берега, туда, где никто не селился, и говорит: «Ты меня искала, Сийтэ. Что ты хотела от меня?». – «Хотела я, чтобы ты мне всё про деда моего рассказала и про похороны его чудные». – «Тогда слушай». И рыба стала ей рассказывать про Кали-Оа, про встречу их, про собак, про то, как по её просьбе он людей на берег привёл, про завет его. Долго говорила Гора-рыба, а девушка слушала. А потом Рыба и говорит: «То что ты похоронами называешь, похоронами-то не было. Хоронят мёртвых, а дед твой не мёртв вовсе. Правда, и не жив он». – «Как же это?» – удивляется Сийтэ. «А так: я всю жизнь из тела его в крохотную песчинку собрала. Была бы я женщиной, то могла бы я из той пылинки нового человека родить с душою Кали-Оа. Только я не могу этого». – «Зато я могу!», – вскричала Сийтэ.
   Задумалась Гора-Рыба, а потом и говорит: «Ты можешь. Только готова ли ты к тому, что смеяться над тобой будут и презирать тебя? Готова ли ты к тому, что отвернётся от тебя племя твоё? Готова ли ты к тому, чтобы всю красоту свою, силу свою и жизнь свою отдать чаду?». – «Я на всё готова». – отвечает Сийтэ. «Ладно, – говорит Рыба, – Тогда иди в деревню и дела свои закончи. А как закончишь, приходи на то же место, где волки на тебя напали. И что бы ни случилось с тобой отныне страшного или удивительного, не бойся. Но запомни: долго не вернёшься ты домой. Будешь под призором моим жить, пока семя не взойдёт и плод не созреет».
   Ветер дунул и переменилось всё. Оглянулась Сийтэ, и видит, что не на рыбе она сидит, а на берегу калиновском, рядом с домом. Лицо повернула, а из-за деревьев Уйрал к ней спешит с подарком. Нравился он девушке. Больше всех прочих женихов нравился, а как сказать ему об этом? Как сказать милому, что разлука их ждёт долгая? Как сказать что испытания их ждут великие?
   Но если любишь сильно, то сердце само верные слова говорит.
   Назавтра явилась Сийтэ на то место, где волки на неё охотились. Запела она песню дедову, а волки тут как тут, словно ждали её. Только не страшно ей теперь. Вскочила она на мыс, думала что увезёт её как в тот раз рыба в озеро. Да не тут-то было. Провалилась у неё земля под ногами и ушла девушка с головою под воду. В своё время дед её плавать научил, только эта наука ей без пользы. Всё глубже в озеро она опускается и понимает, что дыхание у неё кончилось. Открыла рот Сийтэ и вдохнула в себя воду. Думала, что сейчас же захлебнётся, только ничего такого не случилось. Дышала она водой словно воздухом, и стало ей от этого весело.
   Пошла девушка по дну, туда, где сквозь мутную воду пятно тёмное виднелось. Подошла ближе и видит холм, а на холме сосны растут высокие да кусты густые, а промеж ними рыбы плавают. Поняла она, что это Гора-Рыба на дне лежит и её дожидается. Тут рыба пасть свою открыла, а в пасти той словно в пещёре свет горит, тёплый да ласковый. Догадалась девушка, что рыба её внутрь зайти приглашает. Зашла в рыбу Сийтэ и очень удивилась, что рыба внутри выглядит в точности как дом дедов. Вот и лежанка её, вот и табурет, и очаг на месте, а в очаге огонь горит, а над огнём еда ароматная готовится. «Спасибо тебе!», – сказала девушка, потому что поняла, что Гора-рыба о ней так позаботилась. Поела она вкусно, легла на лежанку и забылась крепким сном. И приснился ей человек. Красивый он был и сильный, как медведь. Все враги его боялись, а волки, заслышав его приближение, разбегались в ужасе. На груди и на спине у того человека чешуя рыбья росла. И услышала Сийтэ во сне своём, как величают человека – Уйго, что на языке её племени означало «рождённый дважды». И поняла она, что это сын её таким станет.
   А пока спала она, всё внутри Гора-рыбы переменилось. Исчезли и утварь, и очаг, и лежанка, и огнь тёплый погас. А в брюхо рыбы набилтсь – со всего Таватуя-озера. Самая большая из рыб подплыла к спящей и острым плавником живот ей разрезала, да так тихо, что та даже не проснулась. И откуда ни возьмись подплыла к ране песчинка маленькая серебристая, будто осколочек слюды или чешуйка мелкая. Блеснула чешуйка и в живот легла. Тогда рыбы плотно облепили тело девушки, так, что её видно не стало. Девятнадцать дней спала Сийтэ под рыбьим одеялом, а когда проснулась, то увидела, что вокруг всё по-прежнему: очаг мерцает, а над огнём еда дымится. Поела она, и вдруг почувствовала, что сила в ней необычная появилась. Догадалась она, что пока спала, жизнь Кали-Оа поселилась у неё под сердцем. Взглянула она на живот и увидела на нём будто рисунок тонкий: рыба, у которой внутри человек, а внутри у него опять рыба.
   «Пусти меня на волю», – просит Сийтэ. Открыла рыба пасть, а снаружи вовсе не дно озёрное, а лес от солнца да листьев золотой. Бегала по лесу Сийтэ, венок из красных рябиновых листьев себе плела, вдруг слышит – волки голос подали, навстречу ей спешат. Окружили её волки, а ближе подойти боятся, чуют странное. Схватила девушка одного волка за загривок и кинула его далеко в озеро. Легко кинула, словно щепку мелкую. А остальные волки в страхе разбежались.
   «Сила твоя от бремени исходит, – говорит ей Гора-Рыба. – Пока носишь ты его, ничего тебе не сделают ни мороз, ни болезнь, ни зверь лесной. Но как только выйдет сын из тебя, сила эта с ним и уйдёт. Не забывай об этом». – «Удивительно это, – говорит Сийтэ, – собственного деда второй раз на свет родить!». Услышав эти слова, захохотала Рыба, да так что горы уральские дрогнули, а по озеру волна пошла. До этого дня никогда Рыба не смеялась, да и после такого с ней не было. «Почему ты смеёшься?», – удивилась Сийтэ». – «Смеюсь я над словами твоими, потому что никаким чудом нельзя одного человека второй раз родить заново. Это твой сын будет. И кровь в нём твоя будет. Только вот душа и сила у него будут от четверых». 
   За долгие месяцы, что Сийтэ с Рыбой провела, побывала она во многих местах. Рассказывала Рыба девушке премудрости всякие, На самом деле не для неё эти рассказы назначались, а для младенца, что в животе у ней копошился. Укрепляла Сийтэ тело по-всякому: ходила по огню и в прорубь ледяную ныряла. И ничего с ней не делалось, только сын её в утробе сильнее от того становился.
   Наконец подошёл положенный срок. Отпустила Гора-Рыба её домой, а в напутствие сказала: «Всё хорошо с твоим ребёнком будет. А вот за тебя я неспокойна. Если жених твой сомнение затаит, скажи ему, чтобы говорил он со мной. Я сама ему всё скажу».
   Как сказала рыба, так оно вышло. А что дальше было, про то отдельное сказание будет, про Уйго, сына Уйрала, которого в деревне «Рыбьим сыном» прозвали.

Сказание об Уйго – Рыбьем Сыне

   Удивительна была история помолвки Сийтэ и Уйрала, удивительна была история зачатия и беременности Сийтэ. Но ещё более удивительным был мальчик, что родился на полную луну в доме своего прадеда Кали-Оа. Бывает, что малыши по-первости родителям толком поспать не дают, изводят их плачем, криками капризными. Поди-пойми, что такой крохе надо? Другое дело – Уйго. Он спокойно лежал в своей колыбели и улыбался. С благодарностью принимал и грудь материнскую, и отцову ласку.
   Непросто было его родителям в то время: дурная слава о них шла по деревне унхов, мол, ребёнок их не от отца своего зачат, а от рыбы каменной. Хмурился на это Уйрал, но против ничего сказать не мог. Так уж устроены люди: то молятся чудесам, то проклинают их. Матери Уйго тоже приходилось несладко; она расплачивалась за силу, что давал ей сын, пока в материнской утробе рождения дожидался. Как и предупреждала Гора-Рыба, сразу после родов ослабла она телом, одолели её болезни и немощи. А только глянет мать в колыбельку, на улыбку сынову, так сразу словно полегчает ей. А возьмёт малыша на руки отец, так сразу сердце его успокоится.
   Рос Уйго как и все мальчишки шалуном, разве что силой от них отличался. Не было ему равных ни в беге, ни в борьбе. Вот только силу ту он никогда во зло другим не использовал. Не обижал он никогда ни зверя, ни человека, ни букашку мелкую. Как к такой странности относиться – даже родители его не знали. Но более тревожило их другое – шло время, а Уйго молчал. Уж все сверстники его говорили вовсю, а он с рождения так ни одним словом и не обмолвился. Все средства родители перепробовали: и папоротник к горлу привязывали, и жиром рыбьим тело натирали, и стрелу над головой у него в полночь ломали. Терпеливо сносил всё это мальчик да только улыбался, а говорить так ничего и не говорил.
   Тогда взяла его мать и пошла на берег озера, на дальний мыс, от глаз и от ушей любопытных. Запела она песню, что дед её научил, в надежде, что придёт к ней Гора-Рыба и поможет сыну. Катит серые волны Таватуй-озеро до того берега, а Рыбы не видать. Кричала Сийтэ, умоляла и звала, но не пришла Рыба к ней на помощь. Видно, совсем она от унхов отворотилась.
   В слезах вернулась домой Сийтэ, а ночью приснился ей сон. Во сне Рыба была, и говорила она так: «Оставь надежду, Сийтэ. Никогда твой сын говорить не будет, потому что зачат он под водой, и немым он будет от веку, как немы те, кто под водой живут». Заплакала во сне Сийтэ от горя. Но рыба говорит ей: «Нет тут беды. Чтобы говорить с ним, рта открывать не надобно. Он мысли твои услышит и мыслями своими на них ответит».
   Проснулась Сийтэ в слезах и видит – рядом Уйго стоит, смотрит на неё ласково и улыбается.
   «Скажи мне хоть словечко, милый мой сыночек!», – умоляет она про себя. И вдруг, будто кто-то слово рядом сказал: «Таватуа». Смотрит на сына Сийтэ и не верит себе. «Ты ли это сказал, сыночек мой?», – спрашивает она мысленно. «Да, это я сказал», – слышится ей, а рот у Уйго как был замкнут, таким и остался. Засмеялась от радости Сийтэ. Разбудила мужа и научила его с Уйго разговаривать. С тех пор всё у них в доме пошло по-другому. Да вот ведь что оказалось удивительно – маленький Уйго в любом деле большие знания стал проявлять. Порой мать с отцом учил, как поступать правильно надо. Знал он, как нужно снасть ставить, чтобы добрый улов попался, умел различать приближение грозы, ягодные места в лесу с закрытыми глазами находил. Кому-то такое в диковину, а Сийтэ сразу поняла, что не зря Гора-рыба все девять месяцев следила, чтобы плод её правильно созрел, да учила его всему, что знала.
   Подивились соплеменники такой странности Уйго, только любить его от этого больше не стали. А особенно пугало их то, что у него на груди и спине будто чешуйки рыбьи растут. За это окрестные дети стали дразнить его «рыбьим сыном». «Эй ты! Рыбий сын, – кричали ему, – Уходи к своей каменной мамке!» И кидали ему вслед камнями. Те камни, что в грудь или в спину ему попадали, отлетали, словно от панциря. А остальные камни он на лету ловил без труда. Но ни разу в ответ на обиду он камень обратно не бросил.
   Так рос Уйго, высоким да крепким юношей стал. И чем сильней становился он, тем слабей становилась Сийтэ. Седая с молодости, потеряла она теперь красоту свою и свежесть. Тяжёлый кашель изнурял её и днём и ночью. Совсем не вставала она с лежанки, а печальный Уйрал сутками просиживал рядом, держал её за руку и молился, чтобы здоровье вернулось к любимой.
   Наконец настал день, когда она сказала: «Сегодня мы расстанемся навсегда, муж мой. Все силы я отдала нашему сыну. Теперь я отдам ему свою жизнь, и будет у него отныне три жизни: его собственная, моя жизнь и жизнь Кали-Оа. Нет и не будет ему равных по уму и силе, а в будущем ждут его великие дела. Обо мне же не печалься, потому что не каждой матери выпадает такое счастье отдать себя всю без остатка любимому сыну». Сказала она так и глаза закрыла.
   В отчаянии схватил её на руки Уйрал и понёс на берег Таватуя. Призывал он Гора-Рыбу. Умолял сохранить остаток жизни любимой жены его, как это сделала она однажды. Только не пришла Рыба, а молитвы его ветер над волнами развеял. Поднял лицо к небу Уйрал, и увидел что стоит над озером облако по виду рыбы. А в середине рыбы той будто человек, а в середине человека опять рыба. И понял Уйрал, что в этот миг жизнь покинула тело Сийтэ.
   Сделал Уйрал последнюю лодку, украсил её листьями, и положил в неё тело своей жены. Всю ночь проплакал Уйрал, а когда пришёл наутро посмотреть, не сделали ли чего с телом звери ночные, то увидел на месте лодки огромный куст рябины с огненными ягодами. Рядом с кустом стоял на коленях печальный Уйго.
   «Не смогу я больше видеть тебя, сын мой, – сказал Уйрал, – потому что ты забрал у моей любимой всю красоту, всю силу и всю жизнь её. Нет в тебе моей крови, ничему я тебя не смог научить, сердцу своему родным тебя не смог сделать. Уходи теперь на все четыре стороны».