Страница:
Почему так много иностранцев любят этот город и не хотят уезжать из него? В 2009 году мир услышал песню, название которой объяснило все: «Moscow Never Sleeps» («Москва никогда не спит»). Мой французский друг Уго сказал, что Москва поглощает все в своем вечном вихре. В русском фильме «Брат» немец утверждает: «Город – это злая сила. Сильные приезжают и становятся слабыми, город забирает силу». Это может быть правдой, в Москве люди часто чувствуют себя усталыми и угнетенными. Москва может изнурить вас и обессилить – но никогда не даст вам соскучиться.
Именно поэтому я, как и многие другие французы в частности и европейцы вообще, захотел попробовать Москву, захотел обосноваться и попытать счастья именно здесь.
Однажды весной в МГУ
Мой спальный район
Именно поэтому я, как и многие другие французы в частности и европейцы вообще, захотел попробовать Москву, захотел обосноваться и попытать счастья именно здесь.
Однажды весной в МГУ
Среди иностранцев, живущих в России, многие совсем не владеют русским языком или знают лишь несколько слов – и это особенно верно для французов. Даже те из них, которые учат язык, довольно плохо говорят по-русски. Причины весьма разнообразны. Во-первых, мы должны признать, что французы, как и другие юго-западные народы Европы (испанцы, итальянцы или португальцы), не любят учить иностранные языки. Кроме того, во Франции за последние годы стало гораздо меньше студентов, желающих изучать русский; этот язык до сих пор не признан перспективным. Ситуация может довольно быстро измениться, если в России будет открываться больше западных компаний и если экономические перспективы в Европе останутся на том же уровне, что и в начале кризиса.
Большинство европейцев, работающих в России, – экспаты: они приехали как сотрудники иностранных компаний, зная, что задержатся здесь на несколько лет, а потом продолжат свою карьеру в другой стране. Таким образом, приезжая, они не говорят на русском языке; им не хватает времени, чтобы ходить на занятия; они обычно работают на английском или общаются через переводчиков. У них нет личных проектов в России, они знают, что уедут отсюда, и действительно уезжают, обогатив свой словарь несколькими русскими выражениями. В Москве и Санкт-Петербурге вполне можно выжить и без русского языка, во многих ресторанах есть меню на английском языке и даже относительно англоговорящий персонал. В других городах английским не обойдешься.
Иностранцам, которые приезжают по личному желанию и выбору, желая найти работу, но не имея договоренности с компанией в России, русский язык необходим, жизненно важен. Задолго до переезда в Москву я решил как можно скорее изучить русский язык и наивно думал, что года на это мне хватит. Так что я решил пойти по пути большинства иностранцев: приехать в Россию по студенческой визе и записаться в знаменитый МГУ на ускоренные курсы русского языка. Я тщательно подготовил досье на поступление в университет, продумывая каждую деталь.
Я приехал в Москву 18 февраля поздно ночью, 19-го утром меня разбудил телефонный звонок университетской администрации. В Москве было 11 часов утра, а у меня спросили, почему я еще не в университете.
– Вы должны зарегистрироваться, и максимум в тринадцать ноль-ноль вы должны быть здесь, – строго проговорил голос на прекрасном английском языке со славянским акцентом в стиле «девушка Джеймса Бонда».
Я собирался соблюдать правила, а потому сразу же отправился в МГУ.
Дорога с востока Москвы до юго-запада, где находится университет, озадачивает того, кто еще не осознал размеров столицы. Путь из Новогиреева до МГУ составляет около часа на метро и четверть часа пешком. Таким образом, нужно потратить два с половиной часа на дорогу туда и обратно, чтобы сходить на три часа уроков русского языка. Несомненная арифметическая логика Москвы. С тех пор я привык и, как большинство жителей столицы, думая, что поездка на метро займет полтора часа, решаю: «Нормально».
Администрация центра для иностранцев МГУ отправила мне план кампуса, который казался простым и понятным. Вход, большая аллея и три прямоугольных здания, очерченные красным; было сказано, что администрация в последнем здании на нижнем этаже (французы называют его цокольным, русские – первым). Выйдя из метро, я попытался обратиться к первым попавшимся русским с одним словом: «University?» Они молча и не остановившись махнули рукой – посмотрев туда, я увидел огромное здание. «Удивительно, что русские отвечают, не останавливаясь, и даже не поворачивают голову, чтобы посмотреть спросившему человеку в глаза», – отметил я. Другие места, другие обычаи. Я прошел вдоль стен кампуса и наконец зашел через главный вход и начал искать здание, указанное на плане.
Не удивлю русского читателя, сказав, что мне не удалось найти нужное строение. Было невозможно найти ни правильный корпус, ни подъезд в этом хаосе и на территории кампуса. Банки, рестораны и магазины соседствовали с административными зданиями – а их охранники говорили только на русском языке. Никто из них не смог ответить на мои вопросы на английском.
Я позвонил в центр изучения русского языка, но, к сожалению, мою «девушку Бонда», свободно владеющую английским языком, заменили исключительно русскоязычной. Она объяснила, как добраться до офиса, вот только я ничего не понял. Так что я ходил и безнадежно искал здание на карте. Именно в этот первый день я обнаружил, что в России за строением с номером 6 может последовать здание номер 42, затем – 16. Часа через два с помощью азиатского студента, казавшегося таким же потерянным, я наконец нашел административный корпус.
Во Франции за такое принято извиняться и высказывать хоть какой-то минимум сострадания к потерявшемуся человеку. В администрации французского университета мы услышали бы фразы типа: «Извините, что нет никаких знаков, это из-за работ», или: «К сожалению, офис только что переехал и мы до сих пор не установили новые указатели», или хотя бы: «Вам не трудно было нас найти?»
В России – совсем нет: темная, неприятная, довольно пышная дама лет сорока встретила меня неудержимым речевым потоком. Она говорила громко и быстро, не учитывая того, что, возможно, я знаю всего десяток отдельных русских слов.
Видя мое замешательство, она все же успокоилась и проговорила пару фраз по-английски. Наконец я понял, что сегодня уже слишком поздно и нужно будет вернуться завтра. А пока дама решила показать мне разные группы русского языка. Мы прошли в другое здание, где она представила мне преподавателя, который спокойно продолжил вести свой урок, совсем не интересуясь моей ситуацией. За несколько минут я понял, что это слишком продвинутая группа, студенты уже немного говорили по-русски. В соседнем классе я наконец нашел то, что искал: урок для совсем начинающих. Преподавателем была Ирина, милая дама лет пятидесяти. Она занималась с группой из пяти студентов, но сразу сказала, что поскольку я не зарегистрирован, то не могу остаться на урок, и велела вернуться на следующий день в 13 часов.
Я был рад наконец обрести искомое в этом лабиринте. Мой следующий день был спланирован просто и четко: забежать в администрацию, быстренько зарегистрироваться и затем пойти на первый урок русского языка. Поэтому я возвращался к станции метро довольный и успокоенный.
Следующий день начался плохо. Было ужасно холодно, и, выходя из метро «Университет», я поскользнулся и упал – и не просто неловко распластался, как настоящий турист, не умеющий ходить по обледеневшему снегу, но и действительно больно ударился. В административном центре для иностранцев я оказался в очень плохом настроении, и темная, пышная и не очень приятная вчерашняя дама – тоже. Еще раз я выслушал ее неудержимый словесный поток, настоящее выступление на русском языке, в котором десяток раз повторялось магическое слово «регистрация». Видя, что я все еще ничего не понимаю и жду объяснений, она вздохнула и снисходительно начала что-то чертить на листе бумаги. Я понял, что эти полосочки и квадратики обозначают улицы и здания; на одном из квадратиков дама поставила жирный крестик. По этому чудо-плану я должен был найти то самое здание, где меня смогут зарегистрировать.
После того как я постучался во все двери всех зданий, которые могли быть на этом плане, и попытался спросить у прохожих дорогу к загадочному зданию, обозначенному крестиком на моем заветном плане, кто-то показал мне на главное здание МГУ, в котором находится студенческое общежитие. Сегодня я снова задал себе вопрос о том, что могли подумать прохожие, кто видел меня, француза, с непонятным планом на потертом тетрадном листке бумаги, жалобно произносившего вновь и вновь: «Регистрация?..»
Я наконец добрался до того огромного здания, которое видел издалека. Охранники совсем не поняли, что я от них хочу, несмотря на то, что я говорил им магическое слово «Р-Е-Г-И-С-Т-Р-А-Ц-И-Я». Я понял, что один из них хотел узнать, из какой страны я приехал, а другого интересовало, студент ли я. Они увидели, что на моем плане была написана цифра «51», и показали мне офис с соответствующим номером. Открыв дверь, я попал в комнату, где на стенах были приделаны телефоны. Я поднял трубку одного из телефонов – и сразу чей-то голос ответил мне на русском; я попытался объясниться на английском, но на том конце провода уже бросили трубку.
Я был немного в отчаянии, немного разгневан и абсолютно беспомощен. Происходящее напоминало роман Кафки: непостижимая и неиспользуемая схема, полное непонимание окружающих и отчаянный поиск «регистратсии», сотрудник на входе, который почему-то «справок не дает». Почему нигде нет указателей на стенах зданий, как во всем мире? Почему нет ничего на английском или другом языке в университете, где изучают иностранные языки?
Я вернулся в здание администрации и был готов излить свой гнев на первого попавшегося, но особенно – на противную болтливую брюнетку, из-за которой я блуждал по кампусу.
Но на ее месте оказалась милая беременная блондинка. Она очень вежливо приветствовала меня на прекрасном английском языке с тем самым привлекательным славянским акцентом «девушки Бонда». Я не был зол на всех, и я объяснил свою проблему. Она нахмурилась, глядя на схему, ухмыльнулась – и провела меня в соседнее здание, где мне оформили «регистрацию». Я не знаю, решила ли она, что план неясен или что я – идиот. На этом чудо-плане квадраты означали не здания на улице, а офисы в соседнем строении.
Было уже 16 часов. Я протратил несколько часов на бессмысленные блуждания, пропустил два урока русского языка и потерял два дня.
Я оставил себе на память этот чудо-план, который заставил меня ходить во всех направлениях в течение нескольких часов, этот маленький шедевр путаницы и нелогичности. Иногда я использую его в своей работе для коучинга иностранцев, которые хотят работать в России: иллюстрирую некоторые проблемы межкультурного диалога.
Курсы русского языка для иностранных студентов в университете МГУ не похожи на западные. Скорость, интенсивность, эффективность – если можешь сконцентрироваться на протяжении трех часов в день. Все, кто учился на этих курсах, говорили в один голос: русские – великие мастера преподавания иностранных языков. Я побывал во многих странах, и ни в одной другой стране не встречал людей, которые говорят по-французски как французы, даже ни разу не побывав во Франции.
Наш учитель русского языка была невысокой стриженой женщиной примерно пятидесяти лет. Прежде Ирина долго работала учителем русского языка в азиатской стране, я не помню, была ли это Малайзия или Гонконг; ей удалось накопить достаточно денег, чтобы приобрести небольшую квартиру на окраине юго-запада Москвы, в районе Солнцево, где скоро должны открыть новую станцию метро. Это было в начале 2000-х, до феноменального роста цен в Москве; тогда недвижимость в столице еще была доступна для простых смертных.
Ирина могла с первого взгляда отличить студентов МГУ, которые действительно хотели учить русский язык, от тех, кому нужна была студенческая виза и кто вынужден был посещать занятия.
Наша небольшая группа студентов была очень разнообразной: два француза, турчанка, англичанин, испанка и китаец, сын китайца и афганки, этнической таджички. Турчанка вышла замуж за русского и работала в турецкой компании, которая впоследствии была куплена большой французской группой розничной торговли. Испанка проходила полугодовую стажировку русского языка для учебы. Джону, англичанину, отец оплатил кругосветное путешествие без обязательства работать, и парень решил провести этот год в Москве, «потому что русское пиво дешево». По словам Ирины, она никогда за все время работы преподавателем не встречала акцента ужаснее, чем у Джона, пытающегося говорить по-русски.
Второй француз, Ксавье, был в той же ситуации, что и я. У него не было специальности, востребованной в России; он приехал попытать счастья в Москве. Он был женат на русской, с которой познакомился в Париже, когда она училась во Франции. У них была дочь, и они решили выбрать Россию для работы на несколько лет. Как и я, он решил изучить русский язык как можно скорее, чтобы максимально увеличить свои шансы на рынке труда в Москве.
Адам, китаец, уже год как учил русский, но он почти ничего не запомнил и был совершенно неспособен говорить без ошибок. На самом деле он использовал свою студенческую визу для работы на Черкизовском рынке. Ирина часто ему говорила, что он «говорит как таджик», а он ей отвечал: «Но я и есть таджик!»
Я думаю, что Ирина была дамой строгих моральных убеждений. Когда весной 2008 года разразился скандал о якобы существующих отношениях между Владимиром Путиным и гимнасткой Кабаевой, я обсудил этот сюжет на уроке. Ирина, по всей видимости, не слышала еще об этой истории и была глубоко шокирована. Она приостановила урок и судорожно начала искать в своем radio/MP3 плеере передачу, где говорили бы об этом. Потом она успокоилась, выключила радио, и мы продолжили урок. Адам, китайский таджик, решил отомстить преподавателю. Он сказал, что совершенно нормально сменить старую жену на молодую, чтобы попытаться сделать хотя бы одного сына. В этот раз Ирина была глубоко шокирована, а группа хохотала. Несколько дней спустя Адам ушел с курсов, и никто больше о нем не слышал.
Несколько лет назад я учился в Бордо, в одном из крупнейших университетов Франции. Наблюдать за повседневной жизнью МГУ на протяжении нескольких месяцев было для меня очень поучительно. Я видел удивительные вещи, невозможные на территории французского университета. Например, один студент приезжал на уроки за рулем Bentley, а одной студентке подарили настолько огромный букет цветов, что ей надо было помочь нести их. А еще были инкассаторы, идущие через толпу студентов с мешками денег и автоматами в руках, чтобы пополнить банкоматы на территории кампуса…
Во Франции, несмотря на то, что говорят «левые» об общих интересах, нет аналога советской традиции весенних субботников, когда русские студенты-волонтеры в относительно веселой обстановке расчищают и подновляют университет. Во Франции не устраивают субботников, а студентов больше интересует политическая жизнь. Семестры проходят между выборами в различные союзы, уроки часто прерываются забастовками и требованиями, это иногда заканчивается драками между студентами крайне правых и крайне левых взглядов. Когда я учился на юрфаке в Бордо, многие лекции проводились в полевых условиях, классы разбивались прямо на газоне, это были любимые акции протеста студенческих союзов. Митингующие требовали дополнительного финансирования университета, лекции срывались, повсюду висели баннеры и шли дискуссии и бесконечные протесты против правительства, а затем занятия возобновлялись. Агитация в университетах – очень старая французская традиция, самые первые забастовки и студенческие протесты начались во Франции еще в XV веке. Политически активным студентам не до чистки, уборки или перекраски чего-нибудь в кампусе.
Мне очень понравились весенние субботники со студентами в мини-шортах и с айфонами. Люди одновременно серьезно работали, очищая и ремонтируя, – и ловили малейшие лучики солнца, чтобы немного загореть. Это возрождение традиции советских времен действительно впечатляет и не может не привлечь внимания хоть сколько-нибудь объективного иностранца. Появление солнца, тепло, летняя одежда на грани приличия заставили меня думать, что я никогда ни в какой другой стране не видел такого количества красавиц на единицу площади.
Чудо, чудо, сотворенное Ириной: после трех месяцев занятий я мог уже изъясняться на русском языке, по крайней мере настолько, чтобы купить билет в метро, заказать обед в ресторане или взять такси. Я начал писать на кириллице. Я понял самое главное: начать полноценно говорить по-русски всего за один год почти невозможно; но тот минимальный уровень, которого я достиг, позволит мне добиться быстрого прогресса в будущем. Почти четыре года спустя я понял, насколько русский язык богат и сложен. Его действительно невозможно выучить за несколько месяцев.
Эта нежная весна в университете, моя первая русская весна, показала, что у меня есть шанс прижиться в России, и я начал строить планы на будущее. Я должен адаптироваться к русскому стилю жизни, совершенствовать язык и урегулировать свой статус для того, чтобы работать в России, а затем искать работу. Грандиозные планы!
Большинство европейцев, работающих в России, – экспаты: они приехали как сотрудники иностранных компаний, зная, что задержатся здесь на несколько лет, а потом продолжат свою карьеру в другой стране. Таким образом, приезжая, они не говорят на русском языке; им не хватает времени, чтобы ходить на занятия; они обычно работают на английском или общаются через переводчиков. У них нет личных проектов в России, они знают, что уедут отсюда, и действительно уезжают, обогатив свой словарь несколькими русскими выражениями. В Москве и Санкт-Петербурге вполне можно выжить и без русского языка, во многих ресторанах есть меню на английском языке и даже относительно англоговорящий персонал. В других городах английским не обойдешься.
Иностранцам, которые приезжают по личному желанию и выбору, желая найти работу, но не имея договоренности с компанией в России, русский язык необходим, жизненно важен. Задолго до переезда в Москву я решил как можно скорее изучить русский язык и наивно думал, что года на это мне хватит. Так что я решил пойти по пути большинства иностранцев: приехать в Россию по студенческой визе и записаться в знаменитый МГУ на ускоренные курсы русского языка. Я тщательно подготовил досье на поступление в университет, продумывая каждую деталь.
Я приехал в Москву 18 февраля поздно ночью, 19-го утром меня разбудил телефонный звонок университетской администрации. В Москве было 11 часов утра, а у меня спросили, почему я еще не в университете.
– Вы должны зарегистрироваться, и максимум в тринадцать ноль-ноль вы должны быть здесь, – строго проговорил голос на прекрасном английском языке со славянским акцентом в стиле «девушка Джеймса Бонда».
Я собирался соблюдать правила, а потому сразу же отправился в МГУ.
Дорога с востока Москвы до юго-запада, где находится университет, озадачивает того, кто еще не осознал размеров столицы. Путь из Новогиреева до МГУ составляет около часа на метро и четверть часа пешком. Таким образом, нужно потратить два с половиной часа на дорогу туда и обратно, чтобы сходить на три часа уроков русского языка. Несомненная арифметическая логика Москвы. С тех пор я привык и, как большинство жителей столицы, думая, что поездка на метро займет полтора часа, решаю: «Нормально».
Администрация центра для иностранцев МГУ отправила мне план кампуса, который казался простым и понятным. Вход, большая аллея и три прямоугольных здания, очерченные красным; было сказано, что администрация в последнем здании на нижнем этаже (французы называют его цокольным, русские – первым). Выйдя из метро, я попытался обратиться к первым попавшимся русским с одним словом: «University?» Они молча и не остановившись махнули рукой – посмотрев туда, я увидел огромное здание. «Удивительно, что русские отвечают, не останавливаясь, и даже не поворачивают голову, чтобы посмотреть спросившему человеку в глаза», – отметил я. Другие места, другие обычаи. Я прошел вдоль стен кампуса и наконец зашел через главный вход и начал искать здание, указанное на плане.
Не удивлю русского читателя, сказав, что мне не удалось найти нужное строение. Было невозможно найти ни правильный корпус, ни подъезд в этом хаосе и на территории кампуса. Банки, рестораны и магазины соседствовали с административными зданиями – а их охранники говорили только на русском языке. Никто из них не смог ответить на мои вопросы на английском.
Я позвонил в центр изучения русского языка, но, к сожалению, мою «девушку Бонда», свободно владеющую английским языком, заменили исключительно русскоязычной. Она объяснила, как добраться до офиса, вот только я ничего не понял. Так что я ходил и безнадежно искал здание на карте. Именно в этот первый день я обнаружил, что в России за строением с номером 6 может последовать здание номер 42, затем – 16. Часа через два с помощью азиатского студента, казавшегося таким же потерянным, я наконец нашел административный корпус.
Во Франции за такое принято извиняться и высказывать хоть какой-то минимум сострадания к потерявшемуся человеку. В администрации французского университета мы услышали бы фразы типа: «Извините, что нет никаких знаков, это из-за работ», или: «К сожалению, офис только что переехал и мы до сих пор не установили новые указатели», или хотя бы: «Вам не трудно было нас найти?»
В России – совсем нет: темная, неприятная, довольно пышная дама лет сорока встретила меня неудержимым речевым потоком. Она говорила громко и быстро, не учитывая того, что, возможно, я знаю всего десяток отдельных русских слов.
Видя мое замешательство, она все же успокоилась и проговорила пару фраз по-английски. Наконец я понял, что сегодня уже слишком поздно и нужно будет вернуться завтра. А пока дама решила показать мне разные группы русского языка. Мы прошли в другое здание, где она представила мне преподавателя, который спокойно продолжил вести свой урок, совсем не интересуясь моей ситуацией. За несколько минут я понял, что это слишком продвинутая группа, студенты уже немного говорили по-русски. В соседнем классе я наконец нашел то, что искал: урок для совсем начинающих. Преподавателем была Ирина, милая дама лет пятидесяти. Она занималась с группой из пяти студентов, но сразу сказала, что поскольку я не зарегистрирован, то не могу остаться на урок, и велела вернуться на следующий день в 13 часов.
Я был рад наконец обрести искомое в этом лабиринте. Мой следующий день был спланирован просто и четко: забежать в администрацию, быстренько зарегистрироваться и затем пойти на первый урок русского языка. Поэтому я возвращался к станции метро довольный и успокоенный.
Следующий день начался плохо. Было ужасно холодно, и, выходя из метро «Университет», я поскользнулся и упал – и не просто неловко распластался, как настоящий турист, не умеющий ходить по обледеневшему снегу, но и действительно больно ударился. В административном центре для иностранцев я оказался в очень плохом настроении, и темная, пышная и не очень приятная вчерашняя дама – тоже. Еще раз я выслушал ее неудержимый словесный поток, настоящее выступление на русском языке, в котором десяток раз повторялось магическое слово «регистрация». Видя, что я все еще ничего не понимаю и жду объяснений, она вздохнула и снисходительно начала что-то чертить на листе бумаги. Я понял, что эти полосочки и квадратики обозначают улицы и здания; на одном из квадратиков дама поставила жирный крестик. По этому чудо-плану я должен был найти то самое здание, где меня смогут зарегистрировать.
После того как я постучался во все двери всех зданий, которые могли быть на этом плане, и попытался спросить у прохожих дорогу к загадочному зданию, обозначенному крестиком на моем заветном плане, кто-то показал мне на главное здание МГУ, в котором находится студенческое общежитие. Сегодня я снова задал себе вопрос о том, что могли подумать прохожие, кто видел меня, француза, с непонятным планом на потертом тетрадном листке бумаги, жалобно произносившего вновь и вновь: «Регистрация?..»
Я наконец добрался до того огромного здания, которое видел издалека. Охранники совсем не поняли, что я от них хочу, несмотря на то, что я говорил им магическое слово «Р-Е-Г-И-С-Т-Р-А-Ц-И-Я». Я понял, что один из них хотел узнать, из какой страны я приехал, а другого интересовало, студент ли я. Они увидели, что на моем плане была написана цифра «51», и показали мне офис с соответствующим номером. Открыв дверь, я попал в комнату, где на стенах были приделаны телефоны. Я поднял трубку одного из телефонов – и сразу чей-то голос ответил мне на русском; я попытался объясниться на английском, но на том конце провода уже бросили трубку.
Я был немного в отчаянии, немного разгневан и абсолютно беспомощен. Происходящее напоминало роман Кафки: непостижимая и неиспользуемая схема, полное непонимание окружающих и отчаянный поиск «регистратсии», сотрудник на входе, который почему-то «справок не дает». Почему нигде нет указателей на стенах зданий, как во всем мире? Почему нет ничего на английском или другом языке в университете, где изучают иностранные языки?
Я вернулся в здание администрации и был готов излить свой гнев на первого попавшегося, но особенно – на противную болтливую брюнетку, из-за которой я блуждал по кампусу.
Но на ее месте оказалась милая беременная блондинка. Она очень вежливо приветствовала меня на прекрасном английском языке с тем самым привлекательным славянским акцентом «девушки Бонда». Я не был зол на всех, и я объяснил свою проблему. Она нахмурилась, глядя на схему, ухмыльнулась – и провела меня в соседнее здание, где мне оформили «регистрацию». Я не знаю, решила ли она, что план неясен или что я – идиот. На этом чудо-плане квадраты означали не здания на улице, а офисы в соседнем строении.
Было уже 16 часов. Я протратил несколько часов на бессмысленные блуждания, пропустил два урока русского языка и потерял два дня.
Я оставил себе на память этот чудо-план, который заставил меня ходить во всех направлениях в течение нескольких часов, этот маленький шедевр путаницы и нелогичности. Иногда я использую его в своей работе для коучинга иностранцев, которые хотят работать в России: иллюстрирую некоторые проблемы межкультурного диалога.
Курсы русского языка для иностранных студентов в университете МГУ не похожи на западные. Скорость, интенсивность, эффективность – если можешь сконцентрироваться на протяжении трех часов в день. Все, кто учился на этих курсах, говорили в один голос: русские – великие мастера преподавания иностранных языков. Я побывал во многих странах, и ни в одной другой стране не встречал людей, которые говорят по-французски как французы, даже ни разу не побывав во Франции.
Наш учитель русского языка была невысокой стриженой женщиной примерно пятидесяти лет. Прежде Ирина долго работала учителем русского языка в азиатской стране, я не помню, была ли это Малайзия или Гонконг; ей удалось накопить достаточно денег, чтобы приобрести небольшую квартиру на окраине юго-запада Москвы, в районе Солнцево, где скоро должны открыть новую станцию метро. Это было в начале 2000-х, до феноменального роста цен в Москве; тогда недвижимость в столице еще была доступна для простых смертных.
Ирина могла с первого взгляда отличить студентов МГУ, которые действительно хотели учить русский язык, от тех, кому нужна была студенческая виза и кто вынужден был посещать занятия.
Наша небольшая группа студентов была очень разнообразной: два француза, турчанка, англичанин, испанка и китаец, сын китайца и афганки, этнической таджички. Турчанка вышла замуж за русского и работала в турецкой компании, которая впоследствии была куплена большой французской группой розничной торговли. Испанка проходила полугодовую стажировку русского языка для учебы. Джону, англичанину, отец оплатил кругосветное путешествие без обязательства работать, и парень решил провести этот год в Москве, «потому что русское пиво дешево». По словам Ирины, она никогда за все время работы преподавателем не встречала акцента ужаснее, чем у Джона, пытающегося говорить по-русски.
Второй француз, Ксавье, был в той же ситуации, что и я. У него не было специальности, востребованной в России; он приехал попытать счастья в Москве. Он был женат на русской, с которой познакомился в Париже, когда она училась во Франции. У них была дочь, и они решили выбрать Россию для работы на несколько лет. Как и я, он решил изучить русский язык как можно скорее, чтобы максимально увеличить свои шансы на рынке труда в Москве.
Адам, китаец, уже год как учил русский, но он почти ничего не запомнил и был совершенно неспособен говорить без ошибок. На самом деле он использовал свою студенческую визу для работы на Черкизовском рынке. Ирина часто ему говорила, что он «говорит как таджик», а он ей отвечал: «Но я и есть таджик!»
Я думаю, что Ирина была дамой строгих моральных убеждений. Когда весной 2008 года разразился скандал о якобы существующих отношениях между Владимиром Путиным и гимнасткой Кабаевой, я обсудил этот сюжет на уроке. Ирина, по всей видимости, не слышала еще об этой истории и была глубоко шокирована. Она приостановила урок и судорожно начала искать в своем radio/MP3 плеере передачу, где говорили бы об этом. Потом она успокоилась, выключила радио, и мы продолжили урок. Адам, китайский таджик, решил отомстить преподавателю. Он сказал, что совершенно нормально сменить старую жену на молодую, чтобы попытаться сделать хотя бы одного сына. В этот раз Ирина была глубоко шокирована, а группа хохотала. Несколько дней спустя Адам ушел с курсов, и никто больше о нем не слышал.
Несколько лет назад я учился в Бордо, в одном из крупнейших университетов Франции. Наблюдать за повседневной жизнью МГУ на протяжении нескольких месяцев было для меня очень поучительно. Я видел удивительные вещи, невозможные на территории французского университета. Например, один студент приезжал на уроки за рулем Bentley, а одной студентке подарили настолько огромный букет цветов, что ей надо было помочь нести их. А еще были инкассаторы, идущие через толпу студентов с мешками денег и автоматами в руках, чтобы пополнить банкоматы на территории кампуса…
Во Франции, несмотря на то, что говорят «левые» об общих интересах, нет аналога советской традиции весенних субботников, когда русские студенты-волонтеры в относительно веселой обстановке расчищают и подновляют университет. Во Франции не устраивают субботников, а студентов больше интересует политическая жизнь. Семестры проходят между выборами в различные союзы, уроки часто прерываются забастовками и требованиями, это иногда заканчивается драками между студентами крайне правых и крайне левых взглядов. Когда я учился на юрфаке в Бордо, многие лекции проводились в полевых условиях, классы разбивались прямо на газоне, это были любимые акции протеста студенческих союзов. Митингующие требовали дополнительного финансирования университета, лекции срывались, повсюду висели баннеры и шли дискуссии и бесконечные протесты против правительства, а затем занятия возобновлялись. Агитация в университетах – очень старая французская традиция, самые первые забастовки и студенческие протесты начались во Франции еще в XV веке. Политически активным студентам не до чистки, уборки или перекраски чего-нибудь в кампусе.
Мне очень понравились весенние субботники со студентами в мини-шортах и с айфонами. Люди одновременно серьезно работали, очищая и ремонтируя, – и ловили малейшие лучики солнца, чтобы немного загореть. Это возрождение традиции советских времен действительно впечатляет и не может не привлечь внимания хоть сколько-нибудь объективного иностранца. Появление солнца, тепло, летняя одежда на грани приличия заставили меня думать, что я никогда ни в какой другой стране не видел такого количества красавиц на единицу площади.
Чудо, чудо, сотворенное Ириной: после трех месяцев занятий я мог уже изъясняться на русском языке, по крайней мере настолько, чтобы купить билет в метро, заказать обед в ресторане или взять такси. Я начал писать на кириллице. Я понял самое главное: начать полноценно говорить по-русски всего за один год почти невозможно; но тот минимальный уровень, которого я достиг, позволит мне добиться быстрого прогресса в будущем. Почти четыре года спустя я понял, насколько русский язык богат и сложен. Его действительно невозможно выучить за несколько месяцев.
Эта нежная весна в университете, моя первая русская весна, показала, что у меня есть шанс прижиться в России, и я начал строить планы на будущее. Я должен адаптироваться к русскому стилю жизни, совершенствовать язык и урегулировать свой статус для того, чтобы работать в России, а затем искать работу. Грандиозные планы!
Мой спальный район
После первого спокойного визита в Москву летом мы решили вернуться в Россию зимой, чтобы увидеть жизнь под снегом. Зимой 2007 года судьба преподнесла нам сюрприз, неожиданный, но показательный для экономической динамики России до кризиса 2008 года. В один из вечеров Евгения подала свою кандидатуру на вакансию. На следующее утро ей ответили, назначили собеседование на вторую половину того же дня, а вечером сделали официальное рабочее предложение. Евгения с ходу приняла его и начала работать в январе, сразу после праздников. Отпраздновав хорошую новость, мы должны были обосноваться в Москве и первым делом – найти жилье.
Для экспата, который работает в иностранной компании, таких забот не существует. Отдел персонала компании берет на себя все эти трудности: оформляет документы, ищет жилье в центре города и французскую школу, если в семье есть дети. Увы, мы были в другом положении. Евгения родилась не в Москве и уехала из СССР 14 лет назад, совсем ребенком. За это время все изменилось. Евгении пришлось импровизировать, не имея никаких связей и знакомых в Москве.
Мы сразу созвонились с несколькими известными агентствами недвижимости, которые пообещали нам перезвонить, но так этого и не сделали. Поискав в Интернете, на следующий день мы связались с малоизвестным агентством «Violenta». Их офисы были расположены на севере Москвы; туда мы и отправились на следующий день. На сайте агентства было много хороших квартир на аренду, и услуги их стоили столько же, сколько и аренда квартиры за месяц, – все выглядело вполне обнадеживающе. В офисе красивая молодая женщина, немного говорящая по-английски, сказала, что у их агентства много квартир в аренду, и владельцы привыкли к иностранцам, поэтому не будет никаких проблем. Нужно просто подписать контракт и заплатить 3000 рублей за то, чтобы просмотреть квартиры в течение недели.
Мы заплатили и подписали контракт, девушка познакомила нас с агентом, и мы назначили встречу на следующий день в центре города, чтобы просмотреть несколько квартир.
– Какой профессионализм русских агентов по недвижимости! – говорил я Евгении по дороге к метро. – Видишь, Москва – суперорганизованный город.
К сожалению, я был слишком уверен в себе и не вспомнил о почти таких же аферистах, живущих почти во всех городах Франции. На следующий день ни с каким сотрудником агентства мы не встретились, а на наши звонки агент не отвечала. После часа попыток дозвониться она наконец ответила и объяснила, что уволилась и что больше не работает в агентстве.
В офисе тоже никто не отвечал. На следующий день мы пошли в агентство. Красивая бизнес-леди исчезла, и нас не очень хорошо, если так мягко можно сказать, встретил мужчина лет сорока. Он пояснил, что деньги по контракту на 3000 рублей пошли на оплату агентов, которые показывали квартиры. Наш агент уволилась и ушла с нашими деньгами. Мужчина торопился, был достаточно агрессивно настроен, и пока мы разговаривали, второй мужчина, постарше, прохаживался около нас с еще менее дружелюбным видом. Я попросил вернуть нам деньги; недружелюбный мужчина отказался. В какой-то момент я повысил голос; мой собеседник тоже. Через некоторое время дверь отворилась с треском, второй мужчина влетел в комнату, глядя на нас с ненавистью, и закричал на русском языке: «Все!» Мне очень хотелось вернуть мои 3000 рублей, и мне было интересно, с какой мафией я имел дело, и я помнил о том, что у них есть копии наших документов. Но я решил сдаться и ушел, не добившись желаемого.
Наша вторая попытка найти квартиру тоже оказалась неудачной. Агент по продаже недвижимости позвонил нам и предложил посмотреть двухкомнатную квартиру в Алтуфьево, на севере города, «не слишком далеко от метро». Те, кто жил в Москве, знают, что Алтуфьево – это очень далекий от центра район (20 км по прямой), а квартира оказалась в двадцати минутах ходьбы от метро. Когда мы подошли к дому в темноте, в десять часов вечера, я не знал, нужно ли вообще смотреть эту квартиру. Мне не хотелось каждый день идти двадцать минут по льду до метро, оскальзываясь и падая.
В подъезде мы встретили мужчину с мусорным пакетом и маленькой собачкой; он пошатнулся немного и смерил меня подозрительным взглядом.
Квартира находилась на последнем этаже изношенного здания. Входная дверь была открыта, и окна тоже. Двери распухли от влаги и не закрывались, ванную комнату, очевидно, не чистили со времен распада СССР, и вся квартира оказалась настолько обшарпанной и грязной, что я задумался, может ли вообще здесь жить человек. Там невыносимо воняло – наш риелтор сказал, что это запах смерти: «Старый владелец скончался совсем недавно». После этого он добавил: «Квартира свободна, можете въезжать на этой неделе, аренда тридцать пять тысяч рублей». В тот момент я подумал, что теперь мы – жертвы розыгрыша и нас снимает скрытая камера.
Бледный от гнева и ненависти, я подошел к риелтору. Я не мог даже говорить на русском, Евгения переводила:
– У вас есть жена? Честно, у вас есть жена? Вы сказали бы своей жене жить здесь? Вы думаете, она согласилась бы?
Агент, не стесняясь, ответил:
– Вы что, конечно, нет!
Я потерял дар речи. Мне попытались сдать в аренду эту вонючую, разрушенную квартиру по заоблачной стоимости, эта афера не сработала, и я не услышал ни оправданий, ни объяснений – ничего. Разозленный и усталый, я начал беспокоиться, удастся ли нам вообще найти квартиру в Москве. На следующий день Евгения перезвонила в агентство и изругала менеджера, напоминая ему, что мы – «люди, которые хотели жить в приличном месте». Агент ограничился загадочным: «Я вас понял», – но нам никто не перезвонил.
Третья попытка наконец оказалась успешной. Мы нашли большое агентство, риелтор сразу поняла наши требования и нашла квартиру, подходящую по цене и расположенную близко от метро. Конечно, мы отправились на встречу, полные подозрений – новый дом, недалеко от центра… Тогда я еще не понял, что это знак судьбы. Когда я увидел это квартал впервые, под снегом, он показался мне таким же, как и другие спальные районы города. Я не мог и представить себе, как там будет приятно жить и зимой, и летом.
Дом стоял действительно рядом со станцией метро, а квартира оказалась новой и очень чистой. Хозяева вначале несколько опасались нашей странноватой, на их взгляд, франко-русской семьи, – женщина так и откровенно нервничала, и очень внимательно следила за нами. Теперь я понимаю, что могло их беспокоить. В России такие пары часто бывают неравными: иностранец, очарованный русской красоткой, и женщина, которая не очень хорошо знает, чего хочет в жизни. Часто такие союзы заканчиваются разводами, и, безусловно, хозяйка квартиры могла подумать о нас: «Они разойдутся, бросят квартиру, не заплатят за проживание, все запачкают и поломают». К счастью, владелец оказался карелом, как и Евгения, и между ними моментально возникла симпатия, весьма способствующая диалогу. Мы быстро пришли к соглашению и в дальнейшем не знали никаких проблем с хозяевами квартиры. Они оказались надежными, правильными и дружелюбными людьми.
Для экспата, который работает в иностранной компании, таких забот не существует. Отдел персонала компании берет на себя все эти трудности: оформляет документы, ищет жилье в центре города и французскую школу, если в семье есть дети. Увы, мы были в другом положении. Евгения родилась не в Москве и уехала из СССР 14 лет назад, совсем ребенком. За это время все изменилось. Евгении пришлось импровизировать, не имея никаких связей и знакомых в Москве.
Мы сразу созвонились с несколькими известными агентствами недвижимости, которые пообещали нам перезвонить, но так этого и не сделали. Поискав в Интернете, на следующий день мы связались с малоизвестным агентством «Violenta». Их офисы были расположены на севере Москвы; туда мы и отправились на следующий день. На сайте агентства было много хороших квартир на аренду, и услуги их стоили столько же, сколько и аренда квартиры за месяц, – все выглядело вполне обнадеживающе. В офисе красивая молодая женщина, немного говорящая по-английски, сказала, что у их агентства много квартир в аренду, и владельцы привыкли к иностранцам, поэтому не будет никаких проблем. Нужно просто подписать контракт и заплатить 3000 рублей за то, чтобы просмотреть квартиры в течение недели.
Мы заплатили и подписали контракт, девушка познакомила нас с агентом, и мы назначили встречу на следующий день в центре города, чтобы просмотреть несколько квартир.
– Какой профессионализм русских агентов по недвижимости! – говорил я Евгении по дороге к метро. – Видишь, Москва – суперорганизованный город.
К сожалению, я был слишком уверен в себе и не вспомнил о почти таких же аферистах, живущих почти во всех городах Франции. На следующий день ни с каким сотрудником агентства мы не встретились, а на наши звонки агент не отвечала. После часа попыток дозвониться она наконец ответила и объяснила, что уволилась и что больше не работает в агентстве.
В офисе тоже никто не отвечал. На следующий день мы пошли в агентство. Красивая бизнес-леди исчезла, и нас не очень хорошо, если так мягко можно сказать, встретил мужчина лет сорока. Он пояснил, что деньги по контракту на 3000 рублей пошли на оплату агентов, которые показывали квартиры. Наш агент уволилась и ушла с нашими деньгами. Мужчина торопился, был достаточно агрессивно настроен, и пока мы разговаривали, второй мужчина, постарше, прохаживался около нас с еще менее дружелюбным видом. Я попросил вернуть нам деньги; недружелюбный мужчина отказался. В какой-то момент я повысил голос; мой собеседник тоже. Через некоторое время дверь отворилась с треском, второй мужчина влетел в комнату, глядя на нас с ненавистью, и закричал на русском языке: «Все!» Мне очень хотелось вернуть мои 3000 рублей, и мне было интересно, с какой мафией я имел дело, и я помнил о том, что у них есть копии наших документов. Но я решил сдаться и ушел, не добившись желаемого.
Наша вторая попытка найти квартиру тоже оказалась неудачной. Агент по продаже недвижимости позвонил нам и предложил посмотреть двухкомнатную квартиру в Алтуфьево, на севере города, «не слишком далеко от метро». Те, кто жил в Москве, знают, что Алтуфьево – это очень далекий от центра район (20 км по прямой), а квартира оказалась в двадцати минутах ходьбы от метро. Когда мы подошли к дому в темноте, в десять часов вечера, я не знал, нужно ли вообще смотреть эту квартиру. Мне не хотелось каждый день идти двадцать минут по льду до метро, оскальзываясь и падая.
В подъезде мы встретили мужчину с мусорным пакетом и маленькой собачкой; он пошатнулся немного и смерил меня подозрительным взглядом.
Квартира находилась на последнем этаже изношенного здания. Входная дверь была открыта, и окна тоже. Двери распухли от влаги и не закрывались, ванную комнату, очевидно, не чистили со времен распада СССР, и вся квартира оказалась настолько обшарпанной и грязной, что я задумался, может ли вообще здесь жить человек. Там невыносимо воняло – наш риелтор сказал, что это запах смерти: «Старый владелец скончался совсем недавно». После этого он добавил: «Квартира свободна, можете въезжать на этой неделе, аренда тридцать пять тысяч рублей». В тот момент я подумал, что теперь мы – жертвы розыгрыша и нас снимает скрытая камера.
Бледный от гнева и ненависти, я подошел к риелтору. Я не мог даже говорить на русском, Евгения переводила:
– У вас есть жена? Честно, у вас есть жена? Вы сказали бы своей жене жить здесь? Вы думаете, она согласилась бы?
Агент, не стесняясь, ответил:
– Вы что, конечно, нет!
Я потерял дар речи. Мне попытались сдать в аренду эту вонючую, разрушенную квартиру по заоблачной стоимости, эта афера не сработала, и я не услышал ни оправданий, ни объяснений – ничего. Разозленный и усталый, я начал беспокоиться, удастся ли нам вообще найти квартиру в Москве. На следующий день Евгения перезвонила в агентство и изругала менеджера, напоминая ему, что мы – «люди, которые хотели жить в приличном месте». Агент ограничился загадочным: «Я вас понял», – но нам никто не перезвонил.
Третья попытка наконец оказалась успешной. Мы нашли большое агентство, риелтор сразу поняла наши требования и нашла квартиру, подходящую по цене и расположенную близко от метро. Конечно, мы отправились на встречу, полные подозрений – новый дом, недалеко от центра… Тогда я еще не понял, что это знак судьбы. Когда я увидел это квартал впервые, под снегом, он показался мне таким же, как и другие спальные районы города. Я не мог и представить себе, как там будет приятно жить и зимой, и летом.
Дом стоял действительно рядом со станцией метро, а квартира оказалась новой и очень чистой. Хозяева вначале несколько опасались нашей странноватой, на их взгляд, франко-русской семьи, – женщина так и откровенно нервничала, и очень внимательно следила за нами. Теперь я понимаю, что могло их беспокоить. В России такие пары часто бывают неравными: иностранец, очарованный русской красоткой, и женщина, которая не очень хорошо знает, чего хочет в жизни. Часто такие союзы заканчиваются разводами, и, безусловно, хозяйка квартиры могла подумать о нас: «Они разойдутся, бросят квартиру, не заплатят за проживание, все запачкают и поломают». К счастью, владелец оказался карелом, как и Евгения, и между ними моментально возникла симпатия, весьма способствующая диалогу. Мы быстро пришли к соглашению и в дальнейшем не знали никаких проблем с хозяевами квартиры. Они оказались надежными, правильными и дружелюбными людьми.