Страница:
Когда мы переехали подальше от центра Москвы, я задумался об уровне безопасности в районе. Понятно, что в любой части любого города можно встретить агрессивного алкоголика, и ограбить могут любую квартиру (поэтому здесь так популярны прочные железные двери с надежными замками). Я думал об общей атмосфере опасности и безопасности, которую сложно описать, но очень легко почувствовать. Я смотрел, как ведут себя жители этого района днем и по вечерам, как они держатся и как реагируют на события.
Я считаю русское общество жестоким. В нем физическое проявление агрессии – всегда на поверхности, всегда рядом. Однажды вечером, выходя из метро в час пик, я увидел, как двое незнакомцев подрались, не сказав друг другу ни слова. Первый, выйдя из стеклянных дверей, просто и спокойно ударил второго, перешедшего ему дорогу. Тот упал на землю. Люди продолжали входить и выходить из метро, не обращая внимания на лежащего. После этого инцидента я стал еще внимательнее следить за людьми вокруг себя, чтобы внезапно не превратиться в цель.
Тем не менее, как и другие иностранцы, я говорю, что ценю чувство порядка и безопасности, которое ощущаю в метро и на улицах центра Москвы в любое время дня и ночи. Вероятно, это один парадоксов жизни в России.
Так что я смотрел на теперь уже «свой» район Москвы взглядом иностранца – с недоверием. Русские, бывающие во Франции по делам, как правило, живут в роскошных отелях в Париже или в других городах. Туристы в основном посещают красивые места: центр Парижа, Лазурный Берег, горнолыжные курорты Французских Альп. Многие русские, даже не бывавшие во Франции, знают о замках Луары, аббатстве Мон Сен-Мишель и о многих других замечательных туристических объектах. Но мало кто из русских бывал во французских пригородах.
А проблема пригородов Франции стала национальной. Вокруг крупных городов были когда-то «бедные районы». Там жили рабочие-коммунисты, поэтому те места прозвали «красными пригородами». Сегодня там живут иммигранты – как недавно приехавшие, так и давно обосновавшиеся во Франции. Многие из них получили французское гражданство, другие – еще нет, третьи живут нелегально. И за последние тридцать лет «красные пригороды» стали крайне неприятным местом. Некоторые районы полиция еще контролирует, и нужно просто избегать некоторых улиц и некоторых станций метро в ночное время. В других районах постоянно творятся бесчинства и часто горят автомобили. В третьих появились так называемые «зоны беззакония». Большинство магазинов закрыты, потому что на них часто нападали группы «молодых»; эти же люди часто атаковали автобусы, из-за чего транспортники стали часто бастовать, а подвальные помещения и входы в здания используются для незаконной торговли наркотиками. В некоторые районы полиция и заходить побаивается без серьезной огневой поддержки. Из домов часто нападают на полицейские и пожарные машины, на кареты «скорой помощи». Все это происходит каждый день в районах, которые примерно на десять километров удалены от исторического центра Парижа. В других крупных городах – та же беда. Для французов, у которых нет денег переехать из плохого района в хороший, жизнь превращается в ад. Я помню фразу из репортажа телеканала FR2 об этих районах: пятнадцатилетняя девушка сказала журналисту, что «предпочла бы быть арабкой или черной, потому что жизнь для меня в этом районе была бы легче».
В Париже остро не хватает жилья. Квартиры в центре дороги и недоступны. Те, кто приезжает работать в Париж, не имея достаточных средств для жилья в центре, сталкиваются с серьезной проблемой выбора: либо район далеко от центра города и опасных пригородов, либо тихий и спокойный район в пригороде (но для того, чтобы найти такой, нужно изучить всю доступную информацию).
Вот о чем я размышлял, переселяясь в спальный район на востоке столицы, километрах в десяти от центра. Я никого не знал в этом районе и беспокоился о том, какой может быть здешняя повседневная жизнь. Во время моих первых прогулок по району я был начеку и внимательно вглядывался в лица незнакомцев. Я пытался понять, что они за люди, и побаивался всего того, о чем читал в западной прессе, – русской мафии, бандитов и подобных вещей.
Район оказался тихим, а «мультикультурность» населения – беспроблемной.
В моем районе нашлось много гастарбайтеров, выходцев из Центральной Азии и с Кавказа. Это до сих пор меня удивляет, но русское общество вообще мультикультурно. Консьерж в нашем подъезде из Кыргызстана, и я не знаю, кто из нас сильнее удивился, когда мы заговорили о своем происхождении. Возможно, я был первым французом, которого встретил тот немолодой киргиз.
В районе большинство магазинчиков принадлежат, или, скорее, контролируются, людьми с Кавказа. Продавец курицы гриль сразу запомнил мое имя, и теперь он, продавая мне лаваш, говорит «пожалуйста» и «спасибо» по-французски – не удивительно ли?
Я быстро оценил небольшие магазины и овощные лотки, разбросанные по району; они придают Зеленому проспекту некий восточный колорит и деревенскую свежесть.
Однажды вечером в первое наше лето в Москве я вышел из метро, купил пиво и пломбир и сел на солнце в парке рядом с нашим домом. Я почувствовал хорошо знакомое русским ощущение: острая потребность в солнечном свете после московской зимы, а также простое удовольствие от сидения на теплой скамейке. Я смотрел за космополитической толпой, которая проходила по парку, и пытался понять, кто из этих людей откуда приехал; я хотел знать, что привело их в этот район, почему они здесь живут… И мне пришло в голову, что после распада Советского Союза Россия стала «Союзом 2.0», но только уже без социализма. Я видел примерно то же в Югославии однажды вечером в 1999 году. Сербия выходила из десятилетия войны; я проезжал по Югославии от Боснии до Хорватии через Косово, чтобы сделать фоторепортаж. Итак, я коротал вечер в пивном ресторане в Нови Саде, в сербской Воеводине, и мы разговорились с молодыми людьми за соседним столиком. Французы довольно редко там бывали, да их и недолюбливали в то время, потому что Франция в этой войне была против Сербии. Кристина, молодая брюнетка, рассказала мне о своей любви к Франции и к своей стране, Сербии. Я спросил ее, откуда она родом, и она ответила: «Эй, моя семья – хорошая югославская смесь, у нас есть и хорваты, и словаки, и боснийцы, и венгры. Думаю, почти у всех за этим столом – та же история». В августе 1999 года, когда Югославию поглотила история и от нее остались только воспоминания, Сербия заменила это сказочное государство. Сербия и Россия, сердца разобранных империй, оказались в итоге в довольно похожей ситуации.
В первую зиму, прожитую в Москве, я – как и все иностранцы – столкнулся с немного неожиданными трудностями. Например, однажды я пытался найти свое банковское агентство. Адрес мне был известен, но кому и когда это помогало в Москве?.. Я прошел по нужной улице пять или шесть раз и начал уже сомневаться в собственной адекватности, когда случайный прохожий все-таки помог мне найти заветный дом. Нужно было обойти вокруг здания, чтобы войти в невидимый с улицы двор – и именно там располагалось агентство. Абсолютно невозможное место для француза и вообще для западного человека, который строит мир вдоль прямых линий и прямых углов. Никаких указателей, как и в МГУ. Сейчас в Москве с этим ситуация получше – но есть еще поле для деятельности.
Я также постепенно обнаруживал полуподвальные магазинчики, мимо которых легко пройти, если не читаешь по-русски. Когда наступило тепло, я начал исследовать окрестности пешком, улицу за улицей, до огромных парков, которые находятся по обе стороны шоссе Энтузиастов. Я видел парки с густым лесом, озера и общественные пляжи в Москве, километры лесных тропинок, на которые зимой ложится лыжня, – и не верил своим глазам. Москва оказалась очень зеленым городом; насколько я знаю, почти 40 % расширенной территории города состоит из парков. Была зима, когда голодные лоси выходили в город в поисках еды. Москва в итоге дает хороший урок экологии европейским столицам – только вот воздух в ней никак не свежий. Летом жители района проводят много времени в основном на улице, даже купаются на местном пляже. Это то, что меня очень удивляет в России: стремление организовать пляжи на берегах различных водоемов, реках и озерах, даже в центре крупных городов (в Казани, в Твери, в Уфе…). Этим и хорошо лето в России: независимо от того, где вы находитесь, вы как будто отчасти на пляже.
Летом я люблю гулять по улицам, спроектированным в советское время. Они широкие, очень широкие, есть контр-аллеи, где можно отдыхать в тени лип. Кроме того, в нашем районе – хотя я знаю, что так не везде, – абсолютно феноменальная концентрация парков и садов. Как хорошо, что в каждом дворе есть бесплатные детские и спортивные площадки! Честно, во французских городах это совсем не так.
Когда я гуляю, я пытаюсь угадывать, что было создано в советское время, а что появилось в двадцать первом веке. Геометрическая схема района, ширина улиц, переулков, контр-аллей, пятиэтажки-«хрущевки», огромные парки – это Советский Союз. Детские сады с противоударными покрытиями, новые кавказские рестораны, суши-бары или пиццерии – это двадцать первый век. За несколько лет жизни здесь я увидел, как в районе появились новые торговые центры, компьютерные магазины, фитнес-центры и киоски вдоль дорог. Недавно открылся большой торговый центр с французским супермаркетом всего в двух станциях метро от нашего дома. Последнее открытие – это большой аквапарк с экзотическими ресторанами. Сидя в тепле, можно смотреть на снег; можно после холодной улицы побаловать себя сауной с хаммамом, джакузи или массажем. Русская подруга, которая хорошо знает местность, сказала мне: «Да, это правда, что раньше здесь не было практически ничего». Мне стало интересно узнать, что для нее означает это «ничего». Для меня как француза, который не живет в центре города, «ничего» – это бесконечные высокие дома с социальным жильем, где до ближайшего магазина идти минут двадцать. «Ничего» в наше время во Франции – это обязательная машина, на которой ты едешь за молоком, чтобы на тебя не напали.
Я постоянно сравниваю этот московский район с тем кварталом в центре Бордо, где жил раньше. Он тоже изменился: сперва исчезли традиционные маленькие продуктовые магазины, а затем и местные кафе. Все микро-услуги, которые делают жизнь приятной, перенесли в огромные торговые центры на окраине города (вроде «Меги – Белая Дача» или «Меги – Теплый Стан» в Москве). Центр Бордо стал пешеходным, открылось множество офисов и банков. Район, конечно, стал спокойнее, но теперь в нем нет жизни, движения и души. Бары и магазины – каждый со своим лицом, фасады банков везде одинаковы.
Французы, которые живут в центре Москвы, спросили меня: «Ой, это очень далеко! Почему вы там сидите?» Я тут не сижу, я тут гуляю. Мне нравится не закрывать окна в летние месяцы и жить с видом на парк. Мой район замечательный, как и многие другие на востоке Москвы. На мой взгляд, это один из лучших районов для жизни. Я всегда говорю, что люблю свой «спальн-и-й» район. Здесь спокойно так, как, наверное, было во Франции во времена молодости моих родителей.
Русские французы: портреты
Я считаю русское общество жестоким. В нем физическое проявление агрессии – всегда на поверхности, всегда рядом. Однажды вечером, выходя из метро в час пик, я увидел, как двое незнакомцев подрались, не сказав друг другу ни слова. Первый, выйдя из стеклянных дверей, просто и спокойно ударил второго, перешедшего ему дорогу. Тот упал на землю. Люди продолжали входить и выходить из метро, не обращая внимания на лежащего. После этого инцидента я стал еще внимательнее следить за людьми вокруг себя, чтобы внезапно не превратиться в цель.
Тем не менее, как и другие иностранцы, я говорю, что ценю чувство порядка и безопасности, которое ощущаю в метро и на улицах центра Москвы в любое время дня и ночи. Вероятно, это один парадоксов жизни в России.
Так что я смотрел на теперь уже «свой» район Москвы взглядом иностранца – с недоверием. Русские, бывающие во Франции по делам, как правило, живут в роскошных отелях в Париже или в других городах. Туристы в основном посещают красивые места: центр Парижа, Лазурный Берег, горнолыжные курорты Французских Альп. Многие русские, даже не бывавшие во Франции, знают о замках Луары, аббатстве Мон Сен-Мишель и о многих других замечательных туристических объектах. Но мало кто из русских бывал во французских пригородах.
А проблема пригородов Франции стала национальной. Вокруг крупных городов были когда-то «бедные районы». Там жили рабочие-коммунисты, поэтому те места прозвали «красными пригородами». Сегодня там живут иммигранты – как недавно приехавшие, так и давно обосновавшиеся во Франции. Многие из них получили французское гражданство, другие – еще нет, третьи живут нелегально. И за последние тридцать лет «красные пригороды» стали крайне неприятным местом. Некоторые районы полиция еще контролирует, и нужно просто избегать некоторых улиц и некоторых станций метро в ночное время. В других районах постоянно творятся бесчинства и часто горят автомобили. В третьих появились так называемые «зоны беззакония». Большинство магазинов закрыты, потому что на них часто нападали группы «молодых»; эти же люди часто атаковали автобусы, из-за чего транспортники стали часто бастовать, а подвальные помещения и входы в здания используются для незаконной торговли наркотиками. В некоторые районы полиция и заходить побаивается без серьезной огневой поддержки. Из домов часто нападают на полицейские и пожарные машины, на кареты «скорой помощи». Все это происходит каждый день в районах, которые примерно на десять километров удалены от исторического центра Парижа. В других крупных городах – та же беда. Для французов, у которых нет денег переехать из плохого района в хороший, жизнь превращается в ад. Я помню фразу из репортажа телеканала FR2 об этих районах: пятнадцатилетняя девушка сказала журналисту, что «предпочла бы быть арабкой или черной, потому что жизнь для меня в этом районе была бы легче».
В Париже остро не хватает жилья. Квартиры в центре дороги и недоступны. Те, кто приезжает работать в Париж, не имея достаточных средств для жилья в центре, сталкиваются с серьезной проблемой выбора: либо район далеко от центра города и опасных пригородов, либо тихий и спокойный район в пригороде (но для того, чтобы найти такой, нужно изучить всю доступную информацию).
Вот о чем я размышлял, переселяясь в спальный район на востоке столицы, километрах в десяти от центра. Я никого не знал в этом районе и беспокоился о том, какой может быть здешняя повседневная жизнь. Во время моих первых прогулок по району я был начеку и внимательно вглядывался в лица незнакомцев. Я пытался понять, что они за люди, и побаивался всего того, о чем читал в западной прессе, – русской мафии, бандитов и подобных вещей.
Район оказался тихим, а «мультикультурность» населения – беспроблемной.
В моем районе нашлось много гастарбайтеров, выходцев из Центральной Азии и с Кавказа. Это до сих пор меня удивляет, но русское общество вообще мультикультурно. Консьерж в нашем подъезде из Кыргызстана, и я не знаю, кто из нас сильнее удивился, когда мы заговорили о своем происхождении. Возможно, я был первым французом, которого встретил тот немолодой киргиз.
В районе большинство магазинчиков принадлежат, или, скорее, контролируются, людьми с Кавказа. Продавец курицы гриль сразу запомнил мое имя, и теперь он, продавая мне лаваш, говорит «пожалуйста» и «спасибо» по-французски – не удивительно ли?
Я быстро оценил небольшие магазины и овощные лотки, разбросанные по району; они придают Зеленому проспекту некий восточный колорит и деревенскую свежесть.
Однажды вечером в первое наше лето в Москве я вышел из метро, купил пиво и пломбир и сел на солнце в парке рядом с нашим домом. Я почувствовал хорошо знакомое русским ощущение: острая потребность в солнечном свете после московской зимы, а также простое удовольствие от сидения на теплой скамейке. Я смотрел за космополитической толпой, которая проходила по парку, и пытался понять, кто из этих людей откуда приехал; я хотел знать, что привело их в этот район, почему они здесь живут… И мне пришло в голову, что после распада Советского Союза Россия стала «Союзом 2.0», но только уже без социализма. Я видел примерно то же в Югославии однажды вечером в 1999 году. Сербия выходила из десятилетия войны; я проезжал по Югославии от Боснии до Хорватии через Косово, чтобы сделать фоторепортаж. Итак, я коротал вечер в пивном ресторане в Нови Саде, в сербской Воеводине, и мы разговорились с молодыми людьми за соседним столиком. Французы довольно редко там бывали, да их и недолюбливали в то время, потому что Франция в этой войне была против Сербии. Кристина, молодая брюнетка, рассказала мне о своей любви к Франции и к своей стране, Сербии. Я спросил ее, откуда она родом, и она ответила: «Эй, моя семья – хорошая югославская смесь, у нас есть и хорваты, и словаки, и боснийцы, и венгры. Думаю, почти у всех за этим столом – та же история». В августе 1999 года, когда Югославию поглотила история и от нее остались только воспоминания, Сербия заменила это сказочное государство. Сербия и Россия, сердца разобранных империй, оказались в итоге в довольно похожей ситуации.
В первую зиму, прожитую в Москве, я – как и все иностранцы – столкнулся с немного неожиданными трудностями. Например, однажды я пытался найти свое банковское агентство. Адрес мне был известен, но кому и когда это помогало в Москве?.. Я прошел по нужной улице пять или шесть раз и начал уже сомневаться в собственной адекватности, когда случайный прохожий все-таки помог мне найти заветный дом. Нужно было обойти вокруг здания, чтобы войти в невидимый с улицы двор – и именно там располагалось агентство. Абсолютно невозможное место для француза и вообще для западного человека, который строит мир вдоль прямых линий и прямых углов. Никаких указателей, как и в МГУ. Сейчас в Москве с этим ситуация получше – но есть еще поле для деятельности.
Я также постепенно обнаруживал полуподвальные магазинчики, мимо которых легко пройти, если не читаешь по-русски. Когда наступило тепло, я начал исследовать окрестности пешком, улицу за улицей, до огромных парков, которые находятся по обе стороны шоссе Энтузиастов. Я видел парки с густым лесом, озера и общественные пляжи в Москве, километры лесных тропинок, на которые зимой ложится лыжня, – и не верил своим глазам. Москва оказалась очень зеленым городом; насколько я знаю, почти 40 % расширенной территории города состоит из парков. Была зима, когда голодные лоси выходили в город в поисках еды. Москва в итоге дает хороший урок экологии европейским столицам – только вот воздух в ней никак не свежий. Летом жители района проводят много времени в основном на улице, даже купаются на местном пляже. Это то, что меня очень удивляет в России: стремление организовать пляжи на берегах различных водоемов, реках и озерах, даже в центре крупных городов (в Казани, в Твери, в Уфе…). Этим и хорошо лето в России: независимо от того, где вы находитесь, вы как будто отчасти на пляже.
Летом я люблю гулять по улицам, спроектированным в советское время. Они широкие, очень широкие, есть контр-аллеи, где можно отдыхать в тени лип. Кроме того, в нашем районе – хотя я знаю, что так не везде, – абсолютно феноменальная концентрация парков и садов. Как хорошо, что в каждом дворе есть бесплатные детские и спортивные площадки! Честно, во французских городах это совсем не так.
Когда я гуляю, я пытаюсь угадывать, что было создано в советское время, а что появилось в двадцать первом веке. Геометрическая схема района, ширина улиц, переулков, контр-аллей, пятиэтажки-«хрущевки», огромные парки – это Советский Союз. Детские сады с противоударными покрытиями, новые кавказские рестораны, суши-бары или пиццерии – это двадцать первый век. За несколько лет жизни здесь я увидел, как в районе появились новые торговые центры, компьютерные магазины, фитнес-центры и киоски вдоль дорог. Недавно открылся большой торговый центр с французским супермаркетом всего в двух станциях метро от нашего дома. Последнее открытие – это большой аквапарк с экзотическими ресторанами. Сидя в тепле, можно смотреть на снег; можно после холодной улицы побаловать себя сауной с хаммамом, джакузи или массажем. Русская подруга, которая хорошо знает местность, сказала мне: «Да, это правда, что раньше здесь не было практически ничего». Мне стало интересно узнать, что для нее означает это «ничего». Для меня как француза, который не живет в центре города, «ничего» – это бесконечные высокие дома с социальным жильем, где до ближайшего магазина идти минут двадцать. «Ничего» в наше время во Франции – это обязательная машина, на которой ты едешь за молоком, чтобы на тебя не напали.
Я постоянно сравниваю этот московский район с тем кварталом в центре Бордо, где жил раньше. Он тоже изменился: сперва исчезли традиционные маленькие продуктовые магазины, а затем и местные кафе. Все микро-услуги, которые делают жизнь приятной, перенесли в огромные торговые центры на окраине города (вроде «Меги – Белая Дача» или «Меги – Теплый Стан» в Москве). Центр Бордо стал пешеходным, открылось множество офисов и банков. Район, конечно, стал спокойнее, но теперь в нем нет жизни, движения и души. Бары и магазины – каждый со своим лицом, фасады банков везде одинаковы.
Французы, которые живут в центре Москвы, спросили меня: «Ой, это очень далеко! Почему вы там сидите?» Я тут не сижу, я тут гуляю. Мне нравится не закрывать окна в летние месяцы и жить с видом на парк. Мой район замечательный, как и многие другие на востоке Москвы. На мой взгляд, это один из лучших районов для жизни. Я всегда говорю, что люблю свой «спальн-и-й» район. Здесь спокойно так, как, наверное, было во Франции во времена молодости моих родителей.
Русские французы: портреты
История отношений русских и французов – очень старая. Утверждают, что французы, которые впервые ступили на русскую землю, прибыли в крепость Архангельск с Жаном Соважем в 1586 году. Вернувшись на родину, Жан Соваж рассказал о своей поездке морякам и торговцам. Открытие французами России материализовалось в «московском словаре» Жана Соважа. Мы можем сказать, что Франция почти не интересовалась Россией до конца XVIII века. Географическая отдаленность, сложность славянского языка, отсутствие общих идей у дворян развратника Короля-Солнце и московских бояр, а также уже сложившиеся стереотипы… Россия вышла из изоляции только при Петре Великом, восхищенном западной цивилизацией. Многие французы переехали в Россию во времена Петра Великого. Они служили на флоте, работали в промышленности и искусстве. И это продолжилось при его дочери Елизавете. Дворяне и высшее русское общество приняли французскую моду. Каждая семья держала французского наставника. Французский стал языком высшего общества. При Петре III и Екатерине II в Россию переехало еще больше французов. В восемнадцатом веке их было так много, что мы можем говорить о волне эмиграции. По некоторым оценкам, между 1789 и 1792 годами в России жило 10 000 французов. Известна острота одного дипломата: «В России французы падают с неба, как насекомые в жарких странах». Большинство французов работали учителями и гувернерами в семьях; значительная часть этих людей жила в Санкт-Петербурге, на Васильевском острове, известном как «Французская слобода». В Москве на старом Введенском кладбище можно найти много французских имен на надгробных плитах.
Сегодня большинство «русских» французов живет и работает в Москве или Санкт-Петербурге. Совсем недавно две французских диаспоры появились в Калуге (в связи с появлением автомобильных заводов), а также на юге между Ростовом и Краснодаром. Там живут около 7000 официально зарегистрированных в России французов. Наверное, немного больше, если учесть приезжающих время от времени по делам, или студентов, проводящих в стране несколько месяцев в году во время учебы. Для многих русских французы, живущие в России, – экспаты. В воображении многих молодых русских женщин это люди, живущие в центре столицы в отличных условиях – при водителе, машине и полном финансовом обеспечении. На мой вопрос: «Что такой француз делает в России?» – женщины отвечают: «Он зарабатывает деньги». И я подтверждаю: он зарабатывает гораздо больше, чем если бы работал во Франции. Экспаты в основном одинаковы во всем мире. Они в среднем проводят по три года в стране, где у них нет времени, чтобы выучить язык. В городе экспаты знают только самый центр, пару ресторанов, пару клубов, лобби международных отелей и профессиональные сообщества, в которых можно общаться на английском языке. Оценка страны часто зависит от удобства работы – то есть от доходов компании и от времени, проведенного в пробке. Экспат, как правило, ничего о стране не знает до приезда и в России оказывается беспомощным. Ряду русских женщин экспат из западной страны кажется идеальным зятем: богатый и в семейные дела не вмешивается. Казалось бы, мечта: богатый экспат работает в России, встречает молодую привлекательную русскую женщину, решает жениться на ней и через несколько лет увозит ее за границу, подальше от трудностей жизни в России. Женщина наконец становится гражданкой «западного рая», о котором так мечтает.
Для экспатов, которые переезжают со своей семьей, опыт жизни в России бывает коварным. В большинстве случаев они разводятся, бывшая жена возвращается на родину, а мужчина устраивает свою жизнь со «славянской красавицей».
Те иностранцы, которые переезжают одни, неважно, женаты они или нет, проводят все свободное от работы время в ресторанах, барах и клубах столицы, поскольку «Москва никогда не спит». У экспатов есть деньги, которые можно тратить, почти не считая, и все эти возможности кружат мужчинам головы. Россия кажется им сложной страной, полной огромных возможностей. И эти мужчины становятся целью охоты молодых и привлекательных женщин, которые хотят выйти замуж или просто повысить свой уровень жизни.
Рискуя разбить мечты многих молодых женщин и, возможно, их матерей, могу сказать, что экспат в России – вид почти исчезнувший. Финансовый кризис 2008 года изменил кадровую политику иностранных компаний. Они нанимают все меньше дорогих иностранных специалистов и все больше русских, в том числе тех, кто возвращается в Россию из-за границы. Французские компании также нанимают все больше и больше французов, уже живущих в России и свободных на местном рынке труда. Они более или менее говорят уже на русском языке, они не страдают от проблемы адаптации, и это решение, очевидно, намного дешевле и менее рискованно, чем перемещение специалистов из Франции, иногда вместе с семьями. Для обозначения этих почти русифицированных иностранцев даже новое слово появилось: «русспаты». Сейчас они составляют большинство от нескольких тысяч французов, проживающих в России, а экспаты стали меньшинством. Многие из французов-«русспатов» приехали в Россию и решили остаться ради женщины. А для некоторых история отношений с Россией – не совсем обычная.
Я был знаком с одним русским французом из отвратительных экспатов. Его роман с Россией начался еще в лихие девяностые, когда молодой инженер в первый раз прибыл в Москву. Когда я встретился с ним десять лет спустя, он управлял компанией. Этот человек с ходу предупредил меня: «Здесь гигантский бардак, везде – и в людях, и в администрации. Будь очень осторожен и никому не доверяй. Зато девушку себе можешь выбрать какую захочешь; мой тебе совет – бери покрасивее и поглупее». И дальше, повторяясь и сбиваясь, рассказал о начале своей жизни в Москве: «В то время это было невероятно: ты собираешься в дорогой ресторан в центре города, и девушки готовы на все, чтобы ты пригласил их туда». Он с бесконечной ностальгией повторял, какой отчаянной была жизнь в Москве в девяностые, упоминал о своих оргиях и тосковал по тому невероятному времени, которое, к его сожалению, закончилось. Он женился на молодой длинноногой блондинке, на двадцать пять лет моложе себя, с которой познакомился на одном из интернет-форумов, где западные старики соблазняют девушек, обещая им много денег и жизнь без забот.
Их жизнь – это борьба двух амбиций. Его жене исполнилось двадцать два, когда они встретились; она приехала из маленькой деревушки под Санкт-Петербургом. Вероятно, она исполнила свою мечту, получив более высокий уровень жизни в центре Москвы, французский паспорт и долю в компании. А он получил жену, с которой не всегда может справиться. Когда они ругаются, этот мужчина звонит своей теще и просит ее «повлиять» и «урегулировать ситуацию». Тогда теща напоминает своей дочери, что ее муж пообещал купить им квартиру в Москве и на первом месте – именно это, а ее мнение ни для кого не важно.
Этот мужчина до сих пор не владеет русским языком и ведет себя как с врагами буквально со всеми: с администрацией, бизнес-центром или банком – неважно. Он так и не адаптировался к жизни в России. Его жизнь – это всегда испытание, он сталкивается с препятствиями везде и во всем, Россия не интересует его вообще, его жизнь ограничена центром Москвы и Санкт-Петербурга. Это хороший пример экспата, который не стал «русспатом» и, вероятно, никогда не станет.
Другому моему знакомому, Бертрану, было двадцать четыре года, когда летом 2002 года в Испании он встретил Катю. То ли лето и солнце сблизило их, то ли сангрия – но у молодых людей завязался страстный роман. Катя оказалась патриоткой и не захотела уезжать из России, что порадовало Бертрана: значит, он не попадается в классические сети «охоты на европейца». Инженер информационных технологий, Бертран жил и работал в Швейцарии. Он стал мечтать о приключениях и переезде в Россию, где будет жить с Катей. Он тщательно все обдумал. У него была хорошая работа, карьера, свои клиенты, – но Катя была так прекрасна… И наконец зимой 2002 года Бертран решил уехать в Россию. Он должен был поселиться у родителей Кати, учить русский язык и искать работу в Москве. Бертран не знал, что Катя была не только молодой, но и очень меркантильной девушкой. В тот день, когда француз, бросив все, ехал в аэропорт, чтобы улететь в Россию, Катя позвонила ему и сказала, что завтра выходит замуж и что ей очень жаль.
В этот момент история Бертрана превратилась в русский роман XIX века.
Катя пригласила его к себе – «в любом случае, как ты и планировал, ты будешь жить с моими родителями». Вот Бертран и переехал в двухкомнатную квартиру в Реутове, в пригороде на востоке Москвы, к родителям Кати, к которым она каждое воскресенье приходила в гости вместе с мужем. Первая зима в России была кошмаром для Бертрана; и, зная стиль жизни в Швейцарии, я могу представить себе его состояние. Жить в Москве в 2003 году было не так легко и приятно, как сегодня. Бертран оказался одним из немногих западных иностранцев, которые пытались попробовать устроиться в России в одиночку. Сработало то ли его упрямство, то ли любовь к Москве… Он изучал Россию «изнутри», и его труды были вознаграждены. За несколько лет он обзавелся необходимыми связями и создал небольшую туристическую компанию, которая организует поездки в приграничную территорию между Швейцарией и Францией. Язык он выучил, в прошлом году женился, а в этом – получил вид на жительство. Бертран чувствует себя москвичом и даже планирует запросить русское гражданство. История Бертрана началась с романа с русской женщиной и продолжилась романом с Россией. Он говорит так: «Здесь я никогда не скучал».
Скуки не чувствовал и Жак, приехавший в Россию в девяностых годах. Он должен был отучиться только один семестр – и он до сих пор здесь.
Он всегда хотел жить в России. Его предком был солдат наполеоновской армии, который во время войны с Россией влюбился в русскую девушку и решил жениться на ней и не возвращаться на родину. Но эта девушка была из семьи, близкой ко двору, и царь не одобрил их брак. Предок тайком увез любимую во Францию, и они поженились в Париже.
После прибытия в Россию Жак опробовал все возможные места работы, он даже создал одно из первых агентств по подбору персонала в Москве, а также начал переделывать квартиры для того, чтобы их сдавать в аренду первым экспатам. Последняя страсть Жака была – купить последний часовой завод советских времен и выпускать продукцию с гордым «Сделано в России».
Бизнес в России – это всегда риск. Жак был близок к катастрофе, когда несколько лет назад двое неизвестных ограбили его офис и угрожали его ассистенткам. Жак защищался, но ни первый, ни второй выстрелы в упор его не остановили. Как он сказал мне во время дружеского обеда, ему даже показалось, что грабители бежали потому, что поразились его силе. У Жака есть интересная теория о «русспатах». На его взгляд, мозг французов полностью отформатирован. Когда они приезжают в Россию, начинается русификация мозга – обычно это занимает пять лет. После этого француз понимает, действительно ли он ценит эту страну и может ли жить здесь. С этого момента человек становится все меньше французом и все больше – русским. По его словам, преображение видно в важной области, «политкорректности», эта марка французского производства полностью стирается из мозга за пять лет жизни в России.
И Жак, и Бертран сегодня живут хорошо, они приспособились к жизни в России, они не экспаты и даже не «русспаты», они резиденты, усыновленные москвичи. Другие французы оказались в более сложных ситуациях; некоторых эти трудности привели к настоящей опасности, какой эти люди и представить себе не могли.
Эрик, молодой инженер, в двадцать пять лет закончив университет, решил уехать за границу. Он пользовался определенным типом контракта для выпускников, который освобождает компании от налогов на заработную плату. Он думал, что, работая два года в России, сможет погасить кредит, который он взял в банке для финансирования своего образования во Франции.
Европа переняла у Америки эти банковские кредиты для студентов, позволяющие финансировать обучение. В США высшее образование стоит очень дорого, и общая сумма таких кредитов в 2012 году превысила 1000 миллиардов долларов. В стране безработица, многие студенты не могут погасить кредиты. Эти должники – новая проблема американской экономики. Во Франции ситуация, конечно, менее трагична, но в среднем юный специалист может искать работу первый год после университета. У Эрика не было выбора, он был вынужден переехать работать в Россию. К сожалению, контракт Эрика расторгли раньше, и он не смог расплатиться с кредитом. Таким образом, он остался без работы в Москве. Как иностранец он нуждался в разрешении на работу в России. Но когда в 2008 году грянул кризис, работы в городе почти не стало, и ни одна компания не хотела начинать дорогостоящие и длительные административные процедуры, чтобы нанять иностранца, который только что прибыл в Москву и еще плохо владел русским языком. Эрик попал в такой переплет…
Зарплаты не было, как и денег на съем жилья. Была только виза без права на работу. Эрик провел почти год, переезжая от одних друзей к другим. Зимой 2009 года он даже делил комнату с американцем, с которым познакомился через Интернет и у которого были те же проблемы. Я думаю, что многие русские были бы удивлены, увидев этих двух молодых холостяков, живущих вдвоем в небольшой комнате, поедающих дешевые супы и ужинающих пивом. Я специально напоминаю о том, что они холостяки: в Москве довольно трудно соблазнить девушку, если ты делишь комнату в Бутово – совсем не гламурном районе на последней станции метро на юге города – с еще одним парнем (даже если ты француз, а он – американец). Среди всех этих финансовых и сентиментальных проблем у Эрика взломали его кредитную карту и украли последние деньги со счета. Однажды вечером он сидел в баре и заливал свои горести дешевым пивом, когда удача повернулась к нему лицом молодой симпатичной брюнетки. То, что это очередной провал, стало ясно через несколько часов, когда Эрик очнулся без кошелька и паспорта.
Сегодня большинство «русских» французов живет и работает в Москве или Санкт-Петербурге. Совсем недавно две французских диаспоры появились в Калуге (в связи с появлением автомобильных заводов), а также на юге между Ростовом и Краснодаром. Там живут около 7000 официально зарегистрированных в России французов. Наверное, немного больше, если учесть приезжающих время от времени по делам, или студентов, проводящих в стране несколько месяцев в году во время учебы. Для многих русских французы, живущие в России, – экспаты. В воображении многих молодых русских женщин это люди, живущие в центре столицы в отличных условиях – при водителе, машине и полном финансовом обеспечении. На мой вопрос: «Что такой француз делает в России?» – женщины отвечают: «Он зарабатывает деньги». И я подтверждаю: он зарабатывает гораздо больше, чем если бы работал во Франции. Экспаты в основном одинаковы во всем мире. Они в среднем проводят по три года в стране, где у них нет времени, чтобы выучить язык. В городе экспаты знают только самый центр, пару ресторанов, пару клубов, лобби международных отелей и профессиональные сообщества, в которых можно общаться на английском языке. Оценка страны часто зависит от удобства работы – то есть от доходов компании и от времени, проведенного в пробке. Экспат, как правило, ничего о стране не знает до приезда и в России оказывается беспомощным. Ряду русских женщин экспат из западной страны кажется идеальным зятем: богатый и в семейные дела не вмешивается. Казалось бы, мечта: богатый экспат работает в России, встречает молодую привлекательную русскую женщину, решает жениться на ней и через несколько лет увозит ее за границу, подальше от трудностей жизни в России. Женщина наконец становится гражданкой «западного рая», о котором так мечтает.
Для экспатов, которые переезжают со своей семьей, опыт жизни в России бывает коварным. В большинстве случаев они разводятся, бывшая жена возвращается на родину, а мужчина устраивает свою жизнь со «славянской красавицей».
Те иностранцы, которые переезжают одни, неважно, женаты они или нет, проводят все свободное от работы время в ресторанах, барах и клубах столицы, поскольку «Москва никогда не спит». У экспатов есть деньги, которые можно тратить, почти не считая, и все эти возможности кружат мужчинам головы. Россия кажется им сложной страной, полной огромных возможностей. И эти мужчины становятся целью охоты молодых и привлекательных женщин, которые хотят выйти замуж или просто повысить свой уровень жизни.
Рискуя разбить мечты многих молодых женщин и, возможно, их матерей, могу сказать, что экспат в России – вид почти исчезнувший. Финансовый кризис 2008 года изменил кадровую политику иностранных компаний. Они нанимают все меньше дорогих иностранных специалистов и все больше русских, в том числе тех, кто возвращается в Россию из-за границы. Французские компании также нанимают все больше и больше французов, уже живущих в России и свободных на местном рынке труда. Они более или менее говорят уже на русском языке, они не страдают от проблемы адаптации, и это решение, очевидно, намного дешевле и менее рискованно, чем перемещение специалистов из Франции, иногда вместе с семьями. Для обозначения этих почти русифицированных иностранцев даже новое слово появилось: «русспаты». Сейчас они составляют большинство от нескольких тысяч французов, проживающих в России, а экспаты стали меньшинством. Многие из французов-«русспатов» приехали в Россию и решили остаться ради женщины. А для некоторых история отношений с Россией – не совсем обычная.
Я был знаком с одним русским французом из отвратительных экспатов. Его роман с Россией начался еще в лихие девяностые, когда молодой инженер в первый раз прибыл в Москву. Когда я встретился с ним десять лет спустя, он управлял компанией. Этот человек с ходу предупредил меня: «Здесь гигантский бардак, везде – и в людях, и в администрации. Будь очень осторожен и никому не доверяй. Зато девушку себе можешь выбрать какую захочешь; мой тебе совет – бери покрасивее и поглупее». И дальше, повторяясь и сбиваясь, рассказал о начале своей жизни в Москве: «В то время это было невероятно: ты собираешься в дорогой ресторан в центре города, и девушки готовы на все, чтобы ты пригласил их туда». Он с бесконечной ностальгией повторял, какой отчаянной была жизнь в Москве в девяностые, упоминал о своих оргиях и тосковал по тому невероятному времени, которое, к его сожалению, закончилось. Он женился на молодой длинноногой блондинке, на двадцать пять лет моложе себя, с которой познакомился на одном из интернет-форумов, где западные старики соблазняют девушек, обещая им много денег и жизнь без забот.
Их жизнь – это борьба двух амбиций. Его жене исполнилось двадцать два, когда они встретились; она приехала из маленькой деревушки под Санкт-Петербургом. Вероятно, она исполнила свою мечту, получив более высокий уровень жизни в центре Москвы, французский паспорт и долю в компании. А он получил жену, с которой не всегда может справиться. Когда они ругаются, этот мужчина звонит своей теще и просит ее «повлиять» и «урегулировать ситуацию». Тогда теща напоминает своей дочери, что ее муж пообещал купить им квартиру в Москве и на первом месте – именно это, а ее мнение ни для кого не важно.
Этот мужчина до сих пор не владеет русским языком и ведет себя как с врагами буквально со всеми: с администрацией, бизнес-центром или банком – неважно. Он так и не адаптировался к жизни в России. Его жизнь – это всегда испытание, он сталкивается с препятствиями везде и во всем, Россия не интересует его вообще, его жизнь ограничена центром Москвы и Санкт-Петербурга. Это хороший пример экспата, который не стал «русспатом» и, вероятно, никогда не станет.
Другому моему знакомому, Бертрану, было двадцать четыре года, когда летом 2002 года в Испании он встретил Катю. То ли лето и солнце сблизило их, то ли сангрия – но у молодых людей завязался страстный роман. Катя оказалась патриоткой и не захотела уезжать из России, что порадовало Бертрана: значит, он не попадается в классические сети «охоты на европейца». Инженер информационных технологий, Бертран жил и работал в Швейцарии. Он стал мечтать о приключениях и переезде в Россию, где будет жить с Катей. Он тщательно все обдумал. У него была хорошая работа, карьера, свои клиенты, – но Катя была так прекрасна… И наконец зимой 2002 года Бертран решил уехать в Россию. Он должен был поселиться у родителей Кати, учить русский язык и искать работу в Москве. Бертран не знал, что Катя была не только молодой, но и очень меркантильной девушкой. В тот день, когда француз, бросив все, ехал в аэропорт, чтобы улететь в Россию, Катя позвонила ему и сказала, что завтра выходит замуж и что ей очень жаль.
В этот момент история Бертрана превратилась в русский роман XIX века.
Катя пригласила его к себе – «в любом случае, как ты и планировал, ты будешь жить с моими родителями». Вот Бертран и переехал в двухкомнатную квартиру в Реутове, в пригороде на востоке Москвы, к родителям Кати, к которым она каждое воскресенье приходила в гости вместе с мужем. Первая зима в России была кошмаром для Бертрана; и, зная стиль жизни в Швейцарии, я могу представить себе его состояние. Жить в Москве в 2003 году было не так легко и приятно, как сегодня. Бертран оказался одним из немногих западных иностранцев, которые пытались попробовать устроиться в России в одиночку. Сработало то ли его упрямство, то ли любовь к Москве… Он изучал Россию «изнутри», и его труды были вознаграждены. За несколько лет он обзавелся необходимыми связями и создал небольшую туристическую компанию, которая организует поездки в приграничную территорию между Швейцарией и Францией. Язык он выучил, в прошлом году женился, а в этом – получил вид на жительство. Бертран чувствует себя москвичом и даже планирует запросить русское гражданство. История Бертрана началась с романа с русской женщиной и продолжилась романом с Россией. Он говорит так: «Здесь я никогда не скучал».
Скуки не чувствовал и Жак, приехавший в Россию в девяностых годах. Он должен был отучиться только один семестр – и он до сих пор здесь.
Он всегда хотел жить в России. Его предком был солдат наполеоновской армии, который во время войны с Россией влюбился в русскую девушку и решил жениться на ней и не возвращаться на родину. Но эта девушка была из семьи, близкой ко двору, и царь не одобрил их брак. Предок тайком увез любимую во Францию, и они поженились в Париже.
После прибытия в Россию Жак опробовал все возможные места работы, он даже создал одно из первых агентств по подбору персонала в Москве, а также начал переделывать квартиры для того, чтобы их сдавать в аренду первым экспатам. Последняя страсть Жака была – купить последний часовой завод советских времен и выпускать продукцию с гордым «Сделано в России».
Бизнес в России – это всегда риск. Жак был близок к катастрофе, когда несколько лет назад двое неизвестных ограбили его офис и угрожали его ассистенткам. Жак защищался, но ни первый, ни второй выстрелы в упор его не остановили. Как он сказал мне во время дружеского обеда, ему даже показалось, что грабители бежали потому, что поразились его силе. У Жака есть интересная теория о «русспатах». На его взгляд, мозг французов полностью отформатирован. Когда они приезжают в Россию, начинается русификация мозга – обычно это занимает пять лет. После этого француз понимает, действительно ли он ценит эту страну и может ли жить здесь. С этого момента человек становится все меньше французом и все больше – русским. По его словам, преображение видно в важной области, «политкорректности», эта марка французского производства полностью стирается из мозга за пять лет жизни в России.
И Жак, и Бертран сегодня живут хорошо, они приспособились к жизни в России, они не экспаты и даже не «русспаты», они резиденты, усыновленные москвичи. Другие французы оказались в более сложных ситуациях; некоторых эти трудности привели к настоящей опасности, какой эти люди и представить себе не могли.
Эрик, молодой инженер, в двадцать пять лет закончив университет, решил уехать за границу. Он пользовался определенным типом контракта для выпускников, который освобождает компании от налогов на заработную плату. Он думал, что, работая два года в России, сможет погасить кредит, который он взял в банке для финансирования своего образования во Франции.
Европа переняла у Америки эти банковские кредиты для студентов, позволяющие финансировать обучение. В США высшее образование стоит очень дорого, и общая сумма таких кредитов в 2012 году превысила 1000 миллиардов долларов. В стране безработица, многие студенты не могут погасить кредиты. Эти должники – новая проблема американской экономики. Во Франции ситуация, конечно, менее трагична, но в среднем юный специалист может искать работу первый год после университета. У Эрика не было выбора, он был вынужден переехать работать в Россию. К сожалению, контракт Эрика расторгли раньше, и он не смог расплатиться с кредитом. Таким образом, он остался без работы в Москве. Как иностранец он нуждался в разрешении на работу в России. Но когда в 2008 году грянул кризис, работы в городе почти не стало, и ни одна компания не хотела начинать дорогостоящие и длительные административные процедуры, чтобы нанять иностранца, который только что прибыл в Москву и еще плохо владел русским языком. Эрик попал в такой переплет…
Зарплаты не было, как и денег на съем жилья. Была только виза без права на работу. Эрик провел почти год, переезжая от одних друзей к другим. Зимой 2009 года он даже делил комнату с американцем, с которым познакомился через Интернет и у которого были те же проблемы. Я думаю, что многие русские были бы удивлены, увидев этих двух молодых холостяков, живущих вдвоем в небольшой комнате, поедающих дешевые супы и ужинающих пивом. Я специально напоминаю о том, что они холостяки: в Москве довольно трудно соблазнить девушку, если ты делишь комнату в Бутово – совсем не гламурном районе на последней станции метро на юге города – с еще одним парнем (даже если ты француз, а он – американец). Среди всех этих финансовых и сентиментальных проблем у Эрика взломали его кредитную карту и украли последние деньги со счета. Однажды вечером он сидел в баре и заливал свои горести дешевым пивом, когда удача повернулась к нему лицом молодой симпатичной брюнетки. То, что это очередной провал, стало ясно через несколько часов, когда Эрик очнулся без кошелька и паспорта.