Александр Мазин. Государь

   – Так уж и рада? – усомнилась Сладислава. – Две хозяйки на одном подворье…
   – Почему ж две? Она хозяйка, а ты – гостья дорогая! Отдыхать будешь да нежиться. А то бегаешь тут целый день без роздыху!
   – Мать дразнишь? – поинтересовалась Сладислава. – Это ты в Уличе своем – князь. А от меня живо ложкой схлопочешь!
   Артём встал, обошел вокруг стола, обнял мать:
   – Ох, матушка, матушка! Столько лет прошло, а ты – всё такая же!
   Возвращаясь на свое место, сочно хлопнул по заду девку-прислужницу:
   – Вина налей! – Снова встал: – За вас, батюшка и матушка! Живите вечно и горя не знайте!
   – Артём, ты от взятого на уличах дольку князю отдай, – вполголоса сказал сыну Духарев. – Гривен десять. А то на тебя уже жаловаться приходили: мол, зоришь святыни языческие!
   – И что Владимир?
   – Я ему разъяснил, кто и что зорит, но подарок ему будет приятен. Не помешает. И еще одно у меня к тебе дело есть. Ты ведь с Вольгом, которого Варяжкой кличут, дружен был?
   – Не без того, – кивнул Артём. – Было время, у меня сотником ходил. Пока Ярополк его к себе не приблизил.
   – Не попробовал бы ты его уговорить обратно в Киев вернуться? Не дело это, когда сын Ольбарда белозёрского с печенегами по Дикому Полю шастает.
   – Я, может, и попробовал бы, да что скажет Владимир?
   – С Владимиром я решу.
   – Вот это правильно! – одобрил прислушивавшийся к беседе Рёрех. – Я б и сам с Вольгом поговорил, да стар уже для дальнего пути. Но можешь передать ему, что я ему наказываю от копченых уйти. Я в роду годами старший, он повиноваться должен!
   – Непременно скажу, дед. Что еще, бать?
   – Еще? К ромеям с нами летом не хочешь сходить?
   И вкратце пересказал будущие перспективы похода в Византию.
   Артём выслушал внимательно, потом покачал головой:
   – Не поеду, батя. Надо ведь и земли наши кому-то от копченых защищать. Сам знаешь: уйдет великий князь с дружиной – они и тут как тут. Пусть Славка идет. Он не откажется. Когда он, к слову, возвращается?
   – До весны точно вернется.
   – Вот и ладно, – кивнул Артём. Поднялся. – Спасибо, Господи, за трапезу сию! И вам, батюшка, матушка, спасибо! Пора мне к великому князю. Думаю, ему уже донесли, что я приехал.
   – Погоди! – сказал Духарев. – Я – с тобой. А гридней своих можешь тут оставить. У меня нынче места вдоволь. Развай мне новых ближников еще не набрал.
   И помрачнел, вспомнив о потерях.

* * *

   Детинец, как всегда, был полон народу. Мастера гоняли отроков и детских, выводили и заводили коней, таскали в терем всякую снедь, резали живность для вечерней трапезы…
   Воеводу и его сына приветствовали радостно и с почтением.
   А со старым другом Устахом, тренировавшим на «детском» углу подворья троих беловолосых мальцов, одним из которых был старший сын Рогнеды и Владимира Изяслав, Сергей Иванович и вовсе обнялся.
   Но дело не ждет.
   – Сбегай к князю, – велел Духарев подвернувшемуся отроку. – Скажи: мы пришли.
   Отрок умчался.
   Однако первым появился не он, а Добрыня.
   Обменялись приветствиями.
   – Воевода, хотел бы с тобой кое о чем поговорить. Думаю, Владимир обойдется без тебя некоторое время. Пойдем!
   Отказывать дядьке и правой руке великого князя Духарев не стал. Последовал за Добрыней в отведенные тому покои.
   Артём остался ждать посыльного.
   Однако шустрый отрок всё не возвращался, а вместо него появился средних лет воин с длинной, как у старца или волоха, бородой. Встал, подбоченился, клянул с вызовом:
   – Ты – князь улицкий?
   – Я. А кто ты? – Артём оглядел наглеца, пытаясь определить его статус. Роста среднего, плечист, на голове – немного странный для Киева высокий шлем с небольшим козырьком, бородища. На тулове – отличная, явно восточной работы двойная кольчуга, поблескивающая маслом. На ногах – мягкие сапоги. На поясе длинный, тоже восточный, кинжал и длинная арабская сабля в недешевых ножнах. А вот пояс… Пояс самый обычный. Широкий, с серебряными бляшками.
   А должен быть – золотой. С таким-то вооружением.
   – Я – Габдулла из Шемахи, прозванный Безотчим.
   Значит, чужак. Однако по-словенски говорит хоть и с акцентом, но свободно.
   – Что тебе нужно? – сухо поинтересовался Артём.
   – Говорят, ты хорош на мечах, князь уличский?
   Еще один любитель проверить, кто сильнее?
   – До сих пор никто не жаловался, – сдержанно ответил Артём. – Надо думать – не успевал.
   За спиной кто-то хохотнул. Понравилось. Ну да, пока разговаривали, вокруг собралось человек тридцать из киевских. Да еще десяток самого Артёма.
   – Надеюсь, лучше, чем твой брат, – ухмыльнулся Габдулла. – Потому что его я побил легко.
   Тут Артём понял, кто этот человек, и тоже показал зубы.
   – Будь я на месте Богуслава, великому князю не пришлось бы утруждаться, – процедил он. – Зато воронам была бы радость.
   Шемаханец должен был рассердиться, но вместо этого улыбнулся вполне добродушно… И Артём вздрогнул. Потому что это была улыбка князя Ярополка. И если убрать дурацкую бороду… Вылитый Ярополк Святославович! Вспомнилось, что и отец говорил что-то об удивительном сходстве…
   – Мой клинок рад был бы попробовать твои слова на вкус, – сказал шемаханец, чуть выдвигая саблю из ножен.
   – Он порадуется, – пообещал Артём. Растерянность, вызванная удивительным сходством, прошла. – Позже. А сейчас, холоп, прочь с дороги! Великий князь ждет меня!
   – Именно это я и хотел сказать. Следуй за мной, князь, – и, развернувшись, двинулся в терем.

* * *

   – Вот, – Артём положил на ларь увесистый мешок. – Твое, княже.
   – Что это?
   – Серебро. Доля от того, что я взял на уличах.
   – То твои смерды, мог бы со мной и не делиться, – заметил Владимир.
   Артём улыбнулся.
   – Смерды мои, а я – твой, – сказал он. – Не обессудь, что побил ваших жрецов. От них-то всё зло и шло. Хотели, как встарь, родами повелевать и подать с них брать, будто князья. «Нам, говорят, князья не надобны! Сами себя защитим!»
   – Говорят? – нахмурился Владимир.
   – Говорили, – ответил Артём. – С говорунами я потолковал. Теперь молчат.
   – Добро. А сейчас расскажи мне, что ныне творится на Диком Поле? И чего нам ожидать летом?
   – Почему ты спрашиваешь меня, княже? – поинтересовался Артём. – Есть другие. Вот черниговский князь…
   – Их я тоже спрошу! – перебил Владимир. – Говори!
   – Летом да к осени копченые полезут, как всегда. Более всего цапон опасаюсь…
   – А угры?
   – Эти – нет! – уверенно ответил Артём.
   – Почему так думаешь? Я б на месте их князя непременно напал. Ярополк – племянник ему. Был.
   Артём покачал головой.
   – Почему? Из-за договора с отцом моим?
   – Великий князь Геза договором легко пренебречь может. Вот был у него с немцами договор, а он взял да и отхватил кусок Саксонии. А с нас ему и взять нечего. Разве что стрелу в грудь! – Артём добродушно улыбнулся.
   – Откуда знаешь?
   – Отец рассказал. Он знает.
   – А я вот знаю, что и угры на твоих землях пошаливали, – заметил Владимир.
   – Это не княжьи, – уверенно ответил Артём. – Так, разбойнички. Геза не сунется. Знает нашу силу.
   – А если сила вдруг поубавится? – Владимир пристально поглядел на своего князя-данника.
   – Ты о походе, что весной затеваешь? – И, заметив, что Владимир нахмурился: – Отец мне рассказал. Не тревожься, княже! Дальше меня не пойдет.
   – Хочешь со мной пойти?
   – Ты не возьмешь! – уверенно ответил Артём. – Я тебе здесь нужен…
 
   – …Хочу я тебя попросить, воевода, – сказал Добрыня. – Не как дядька великого князя – как друг. Мы ведь с тобой друзья, Серегей?
   – Пожалуй, – не сразу, но признал Духарев.
   Добрыня хитер, жесток, прагматичен. Но Сергею и его семье худого ни разу не сделал. Использовал в своих интересах? Да. Толкал на рискованные действия? Было не раз. Но даже во времена, когда Сергей и его сыновья были в прямой оппозиции Владимиру, даже тогда Добрыня не был врагом. И племянника своего, если надо, – придерживал. Учитывая крутой нрав Владимира – непростое был дело.
   Впрочем, и Владимир не забывал, что за ним – долг жизни. Терпел от Сергея и сыновей его то, за что других покарал бы.
   – А раз друзья, то прошу тебя по-дружески: поезжай в Византию вместе с Владимиром. Знаю: ты немолод. Но тебе ведь не в бой ходить. Просто обереги князя нашего от ромейского коварства. Ты в их хитростях изощрен…
   – Преувеличиваешь, Добрыня, – перебил Сергей. – Чтоб изощренным быть, надо ромеем родиться и при их императоре вырасти.
   – …В ромейских делах ты более всех разбираешься, – проигнорировал возражение дядя Владимира. – Опять же звание у тебя ромейское, и немалое. Уж не знаю, как ты сумел его добыть…
   – Не я, – сказал Духарев. – Брат мой покойный Мышата.
   Но Добрыню с мысли не сбил.
   – Что есть, то есть. Ты у ромеев – свой. Речью их владеешь, веры с ними одной. Друзей у тебя в Константинополе много и слуг верных.
   – У меня во многих землях люди есть, – сказал Сергей. – Только это такие друзья, что верны тебе, пока выгода есть. А с великим князем сын мой пойдет, Богуслав. Он – муж искушенный и воин не из последних. От него князю больше пользы будет.
   – В битве – да, – согласился Добрыня. – Но не в политике.
   Последнее слово дядя Владимира произнес по-гречески, чисто, изрядно удивив Сергея. Умен Добрыня. И, чует сердце, знает куда больше, чем говорит.
   – Помоги князю, чем сможешь, – почти просительно поизнес Добрыня. – Есть у тебя средства.
   «Это точно, – подумал Сергей. – Средства эти деньгами называются».
   Впрочем, одного наличия денег мало, тут Добрыня прав. Надо еще знать, кому занести и сколько.
   – Вот еще меня удивляет, – произнес Добрыня. – Ты – человек больших заслуг. И богатств изрядных. А живешь скромно.
   – Ну не сказал бы, – возразил Духарев. – Подворье мое далеко не маленькое!
   – А дом – простой! И дружина твоя не с тобой живет, а за городом ютится.
   Хрена себе – «ютится»? Сергей им целый Детинец отгрохал. На своей земле, кстати. Тут же и табуны… Удобно.
   – Я тебе что хочу предложить, воевода-боярин, – продолжал Добрыня. – Есть у великого князя своя земля, от матери доставшаяся, неподалеку от Киева. Три сельца полянских, небедных меж Киевом и Берестовым. Там, кстати, и твоя собственная земля – недалеко. Ставь там городок на берегу, и будет у тебя вотчина не хуже, чем у сына твоего. Владимир тебя князем жалует. Что скажешь?