Страница:
Как известно, самым первым надежным источником, зафиксировавшим довольно точно расположение Волги и давшим ее название, является «Географическое руководство» греческого географа, астронома и математика середины II в. н. э. Клавдия Птолемея. Вот что он пишет о Волге (Geogr. V, 8, 12–13):
Исходя из зафиксированного Птолемеем названия Волги (Ра), представляется возможным с помощью исторической ретроспекции обнаружить и более ранние свидетельства знакомства с этой рекой в античности.
Результатом такого ретроспективного взгляда является обнаружение названия и описания Волги в той огласовке корня ра-, в которой он встречается в источнике, написанном за семь веков до Птолемея, а именно, в сочинении Геродота (V в. до н. э.) – отца европейской исторической науки. В своем знаменитом «Скифском логосе» Геродот повествует о походе персидского царя Дария против скифов. Перейдя вслед за отступавшими скифами через Танаис (Дон) и пройдя на восток или северо—восток через земли савроматов до страны будинов, за которой лежала пустыня протяженностью в семь дней пути, Дарий расположил свое войско у реки под названием Оар (῞Oαρoς) (см.: Herod., IV, 122–124). Вне зависимости от того, как расценивать достоверность Геродотова сообщения о столь дальнем походе Дария, а также от того, что, по Геродоту, Оар впадает не в Каспийское море, а в Азовское, большинство ученых не сомневается в том, что греческий историк зафиксировал тут скифское название Волги.[126]
Прежде всего об этом говорит географическое расположение описываемых Геродотом народов. Савроматы во времена Геродота жили в междуречьи Дона и Волги, их памятники археологически прослеживаются вдоль правобережья Волги до Саратова, а на северо—востоке – до Челябинска.[127] Выше же савроматов по реке Оар располагаются будины, о которых историк пишет, что это «племя большое и многочисленное; все они светлоглазые и рыжие» и что «вся их страна густо поросла разнообразными лесами» (Herod., IV, 108–109; ср. IV, 21–22). Это дало право многим исследователям помещать будинов на Средней Волге вплоть до Перми и даже за Волгой, у склонов Южного и Среднего Урала, и видеть в них древних финно—угров.[128] Английский исследователь античного Северного Причерноморья Э. Х. Миннз даже считал, что главный город будинов Гелон следует искать на перекрестке торговых путей недалеко от слияния Камы и Волги.[129] В любом случае будины локализуются в лесной зоне Восточной Европы. Городецкая и ананьинская археологические культуры, занимавшие бассейн Оки и Средней Волги, а также более северные поволжские районы, признаются современными исследователями как принадлежавшие финно—угорским народам, в частности, предкам современной мордвы.[130]
В этой связи трудно согласиться с Г. Шраммом, который отрицает возможность отождествления Геродотова Оара с Волгой. Соглашаясь, что Оар – это название реки, текущей восточнее Дона, а «информация о будинах больше всего подходила бы к одному из народов Среднего Поволжья»,[131] Шрам, тем не менее, считает, что, поскольку Дарий не мог зайти так далеко на северо—восток Европы в своем походе против скифов, а сама река, по Геродоту, впадает не в Каспийское, а в Азовское море, «из списка потенциальных названий Волги Oaros надо вычеркнуть».[132] В качестве подходящей реки Шрамм называет Днепр, одно из древних названий которого он восстанавливает как *Var-, а ῎Oαρoς рассматривает как точную передачу исконного названия.[133] При этом историк считает, что сам Геродот не догадывался, что названием Оар передает скифское имя именно Днепра.
Отдавая должное лингвистической стройности в соотнесении Геродотова имени Оар с более поздним гидронимом Вар, должен все же заметить, что и эта локализация далеко небезупречна. Во—первых, Днепр, как и Волга, не впадает в Азовское море, так что этот аргумент против Оара—Волги можно спокойно опустить (если не обратить его против самого Шрамма). Во—вторых, трудно себе представить, что Геродот, из всех северочерноморских городов посетивший, вероятно, только Ольвию – город, расположенный в днепровско—бугском лимане, не знал, что название Оар принадлежит тому же Борисфену—Днепру, на берегу которого он находился и который так подробно описывал (см. его описание выше в конце Очерка 1). В—третьих, как объяснить, что Геродот, посвятивший большую часть своего труда именно скифскому походу Дария, ради этого прибывший на далекую окраину античного мира, в Ольвию, так и не смог здесь узнать, что как раз до этого места дошел Дарий, а неподалеку на Днепре стоят развалины восьми больших крепостей, построенных Дарием у реки Оар и сохранившихся до времени Геродота (IV, 124)? Наконец, сам Шрамм в другом месте противоречиво отмечает, что, описывая маршрут от Танаиса через земли савроматов и будинов вверх по Волге, Геродот «располагал подробными сведениями о караванном пути» вдоль Волги к Уралу, но при этом будто бы сам ничего не знал об этой реке.[134] Думается, что все эти соображения не позволяют нам принять название Оар за имя Днепра и побуждают видеть в нем наименование Волги.
Возвращаясь к названию Волги в античный период, следует признать, что район Волги для греческих и римских авторов на протяжении почти всей античности и раннего Средневековья оставался практически terra incognita. Так далеко на северо—восток Европы сами греческие купцы едва ли доходили, а сведения, которыми они располагали, они получали от посредников – скифо—сарматских племен, с которыми у них были тесные отношения в районе Северного Причерноморья и которые населяли низовья Волги вплоть до ее среднего течения.
Кроме того, на протяжении почти всей античности Волги как бы и не существовало еще и потому, что уже рано в античной геокартографии возобладала чисто умозрительная теория, согласно которой Каспийское море – это залив Северного океана (ее придерживались такие крупные географы, как Эратосфен, Посидоний, Страбон). Волга, таким образом, оказывалась проливом, соединяющим океан с Каспийским морем. Этот пролив мог рассматриваться как короткий (и тогда он не воспринимался как река) или как длинный (и тогда его ассоциация с какой—то рекой могла иметь место[135]). Но сам факт, что на месте реки, впадающей в Каспий, предполагался пролив, несомненно, препятствовал поискам и идентификации реки и ее названия. Недаром, вероятно, непосредственные описания Волги мы находим лишь у двух античных авторов – Геродота (I, 202 и 203) и Птолемея (VII, 5, 9), т. е. как раз у тех, кто явно придерживался представления о Каспии как замкнутом бассейне.[136]
В поисках упоминаний Волги в античных источниках мы не можем пройти и мимо названия реки Аракс, в котором, возможно, звучит тот же корень ра-. Относительно локализации этой реки в античности существовал значительный разнобой мнений.[137] Кроме обычной ее локализации в Закавказье, где до сих пор есть река с таким названием, а также отождествления ее с Амударьей, некоторые источники помещают Аракс явно на севере (или северо—востоке) от Каспия и показывают его впадающим в это море. Так, тот же Геродот, говоря о миграции скифов из Азии в Северное Причерноморье, пишет, что «скифы—кочевники, живущие в Азии, вытесненные во время войны массагетами (закаспийским ираноязычным народом. – А. П.), ушли, перейдя реку Аракс, в Киммерийскую землю (т. е. в Северное Причерноморье. – А. П.)» (IV, 11). В другом месте (I, 201–202), описывая дельту Аракса, впадающего в Каспий сорока устьями, Геродот «заселяет» ее людьми, которые «питаются сырой рыбой и пользуются шкурами тюленей как одеждой»; этот текст (особенно упоминание тюленей) приводит некоторых исследователей к заключению, что здесь описана именно дельта Волги, где только и водились тюлени.[138] Так же, как и Геродот, от Аракса начинает продвижение скифов на запад до Фракии и греческий автор I в. н. э. Диодор Сицилийский (II, 43).
Интересно, что Аристотель воспринимал Танаис (т. е. Дон), впадающий в Меотийское озеро (т. е. Азовское море), как рукав Аракса, от которого отделяется Дон (Meteor. I, 13, 15–16). Поскольку же Аристотель помещал истоки Аракса на горе Парнасс в Центральной Азии, то можно сделать вывод, что и Стагирит представлял себе Каспийское море как замкнутый бассейн, тем более, что у него есть несколько смутных упоминаний о больших озерах среди Кавказских гор.[139]
В связи с такой локализацией Аракса ученые уже давно предположили, что в названии Аракса, рукавом которого воспринимался Дон, действительно близко подходящий к Волге в районе современного ВолгоДонского канала, живет знакомое нам по Геродоту и Птолемею название Волги, фонетически близкое к Геродотову Оару и Птолемееву Ра.[140] Очевидно, Волгу имел в виду и Диодор Сицилийский (IV, 56, 3), когда без упоминания названия реки рассказывал о том, как Ясон с аргонавтами при возвращении из Колхиды плыли сначала вверх по Танаису—Дону, а затем перетащили свои корабли волоком в какую—то другую реку; поскольку среди своих источников Диодор называет Тимея, жившего ок. 300 г. до н. э., следует, соответственно, удревнить и данную информацию.[141]
Кроме приведенных фактов, можно указать еще на упоминание Волги в качестве Рос (῾Ρῶς) в одном греческом географическом трактате III или IV в. н. э., авторство которого приписывается Агафемеру.[142] Возможно, сюда же относится имя одного из скифских вождей у Валерия Флакка Rhadalus (VI, 69), которое И. В. Пьянков читает как Rhadanus и сближает с Птолемеевым ῾Ρᾶ, древнеиранским Raha—danu и авестийским Raηha (Рангха).[143]
Упомянув древнеиранские параллели, мы подходим к еще более древней экстраполяции названия Волги, сохраненного для нас Птолемеем в виде Ра.
Весьма вероятно, что самое древнее свидетельство о Волге и ее названии содержится в древнеиранской «Авесте» – памятнике зороастризма, создание которого относят к разным датам. Самой распространенной и почти общепринятой датировкой является конец II – первая половина I тыс. до н. э.,[144] хотя письменная фиксация произошла значительно позже. Внутри этого памятника существуют разновременные слои и произведения; авторство некоторых «Гат» из сборника «Ясна» приписывают самому Заратустре (жил, вероятно, в первые столетия I тыс. до н. э., возможно в VII в.,[145] хотя некоторые иранисты удревняют дату его жизни до 1200 г. до н. э.[146]). В «Видевдате» и «Яштах», которые были созданы, вероятно, в VI–IV вв. до н. э., а некоторые части которых восходят к доахеменидскому периоду (XI–VI вв. до н. э.),[147] и упоминается некая река под названием Raηha (Рангха, Ранха), в которой многие иранисты – историки и лингвисты – считают возможным видеть именно Волгу.
Вот несколько примеров упоминания Ранхи в «Авесте».
В «Видевдате», которая по праву называется «Географической поэмой», так как в ней дана география Хванираты – центрального, населенного людьми каршвара, в первом фрагарде рассказывается, как Ахура—Мазда сотворил 16 «лучших стран и мест обитаний». Злой Анхра—Манью в ответ создает свои творения, исполненные бед и зла. В качестве последней, шестнадцатой, страны упоминается «страна у истоков Ранхи, которая управляется без правителей», ей «в противовес состряпал Анхра—Манью многопагубный зиму, дэвовское творение» (I, 19).[148] Следует отметить, что зима, которую создал Анхра—Манью для страны у истоков реки Ранхи, указывает на северное расположение истоков этой реки. Во всех шестнадцати творениях Ахура—Мазды и Анхра—Манью зима выступает, кроме нашего случая, еще только раз при творении Арианам—Вайджи с рекой Вахви—Датией (I, 2) – области, которая связывается с северной прародиной иранцев (река отождествляется с Амударьей или Араксом).
Следующие упоминания реки Ранхи находятся в «Яштах» – гимнах, посвященных отдельным богам иранского пантеона. Так, в «Яште» 5, XVI, 63 Паурва, герой древнеиранского эпоса, переживший в своих путешествиях множество приключений, молится богине Ардви—Суре, которая сама воспринималась как божественный исток Амударьи, Ранхи и других мировых рек, чтобы «живым достичь земли, Ахурой данной, воды широкой Ранхи и дома своего».[149] В «Яште» 5, XX, 81 этой же богине приносит в жертву сто жеребцов, тысячу коров и мириад овец тур Йойшта, сын Фрияны, выходец из скифского племени саков, и происходит это «на острове в стремнине реки широкой Ранхи».[150] В «Яште» 10, посвященном богу Митре, рассказывается, что обманщик будет наказан Митрой в любом месте на земле: на востоке, на западе, в истоке Ранхи, или посреди земли (10, XXVII, 104).[151] Поскольку предполагается, что середина земли (сам Иран) находится на благоприятном юге, можно предположить, что Ранха указывает здесь на северную часть земли. И, наконец, в «Яште» 14, XI, 29 упоминается рыба, живущая в водах широкой и глубокой реки Ранхи.[152]
В пехлевийских источниках название этой реки звучит как Рах, Араг, Аренг и др., при этом исследователи предполагают связь этого названия именно с Волгой, которая воспринималась в зороастрийской мифологии как мировая река, протекающая «на краю света».[153] Интересно, что и в гимнах древнеиндийской «Ригведы» упоминается некая северная река Rasā, которую отождествляют с авестийской Rαηhα.[154]
Если говорить об этимологии древнеиранского названия Волги, то лингвисты считают вполне закономерным выведение греческого ῾Ρᾶ и авестийского Rαηhα из авестийского же ravan– ‘река’, при этом «очевидно, – v– было передано греками через дигамму, которая впоследствии, как известно, исчезла – признак большой древности заимствования в греческий».[155]
Таким образом, можно говорить о скифском (т. е. иранском) происхождении древнейшего названия Волги, зафиксированного в «Авесте», у Геродота и у Птолемея. Это название Ранха или Ра.
Тот факт, что именно иранские племена дали Волге ее первое название, хорошо согласуется с этногеографической и археологической историей ранних иранцев и расселением их северных ответвлений – скифо—сакских и сарматских племен, кочевавших между Алтаем и Северным Причерноморьем. Их путь в любом случае проходил через Нижнюю Волгу, ее величина и значение должны были отложиться в их памяти на долгие века, и именно от скифов должны были узнать ее имя греки.[156]
А теперь я напомню интереснейшее обстоятельство. Как известно, в языке финно—угорских народов Среднего Поволжья сохранилось до сих пор это же название Волги. Так, в эрзя—мордовском языке оно звучит как Rav(o), в мокша—мордовском – как Rava, в определенной форме – Ravs.[157] Г. Шрамм полагает, что это древнее заимствование из североиранского, проще говоря, – из языка скифов и сарматов, доминировавших в нижневолжских степях, в язык древних финно—угров, живших в области Средней Волги, в лесостепи и в зоне смешанных лесов.[158] Уже заимствованием из финно—угорского видит Шрамм племенное название робаски (‘Ροβασκοí) у Птолемея (IV, 14; ср.: Orosius, I, 2, 2: Rhobasci); это племя Птолемей размещает вдоль берегов Восточной Ра (т. е. Камы); этноним мог означать «обитатели Волги».[159] Любопытно, что в перечне народов, входивших в состав державы готского царя Германариха (ок. 370 г.), Иордан (Get. XXIII, 116) в VI в. упоминает после названий несомненно финно—угорских народов мери, мордвы и мещеры этнонимы Rogas Tadzans, которые некоторыми лингвистами восстанавливаются как одно имя *Rauastadjans со значением «обитатели берегов Волги»,[160] что может являться переводом финно—угорского робаски. Этот факт свидетельствует, что и в IV в. н. э. поволжские финно—угры сохраняли перенятое у южных иранцев название Рα, или Рαвα.
Лингвистика и археология подтверждают, что контакты между скифским и финно—угорским мирами по Волге были достаточно интенсивными уже в очень древние времена. Пушнина, доставляемая из северных лесов и из Сибири, а также золото и другие металлы, добывавшиеся с древнейших времен на Урале, весьма благоприятствовали развитию торговых коммуникаций по Волге. Языковое влияние на финно—угорские языки со стороны древнеиранского хорошо прослежено лингвистами, в том числе и в торговой лексике (например, слова, означающие «золото», «выдра», «пчела», «рог», числительное «сто», некоторые обозначения транспортных средств, военного снаряжения, инструментов и т. д. были заимствованы в финно—угорских языках из иранского).[161] Не лишним будет отметить, что сами названия некоторых финно—угорских народов Среднего Поволжья – мордвы, мари (летописной мери), муромы, удмуртов – восходят, как считают лингвисты, к древним иранским заимствованиям.[162]
Абашевская культура бронзы, распространенная на Средней Волге и Каме, уже во второй половине II тыс. до н. э. заметно выделяется среди окружающих ее охотничьих культур,[163] что позволяет предположить возможность торгового обмена с южноволжскими соседями. Исследователи также отмечают, что «в ряде ананьинских могильников, расположенных по течению Волги между местами впадения в нее Камы и Ветлуги, часто попадаются скифские предметы VII–VI вв. до н. э.».[164] Товары из Ольвии, судя по археологическим данным, попадали по Волге в Прикамье и на Урал.[165] Южное влияние заметно и в пьяноборской археологической культуре в сарматское время (после 200 г. до н. э.).[166]
12. С востока [Азиатская Сарматия граничит начинающейся] отсюда частью Гирканского моря, в которой… [находится] устье реки Ра… 87о30' – 48о50', и Скифией, [простирающейся] вдоль реки Ра до поворота, находящегося под 85о – 54о, и вдоль [идущего] отсюда меридиана до неизвестной земли. 13. Есть еще другой поворот реки Ра, приближающийся к повороту реки Танаиса, положение которого таково: 74о – 56о. Выше этого [поворота] сливаются две реки, текущие от Гиперборейских гор; слияние их имеет такое положение: 79о – 58о30', истоки более западной из них лежат под 70о – 61о, а восточной – 90о – 61о.[123]Итак, Птолемей дает название реки – Ра (῾Ρᾶ), описывает ее течение и впадение с севера в Каспийское (Гирканское) море, упоминает левый приток Волги (очевидно, Каму), считая его восточным руслом самой Волги, существующим наряду с западным руслом, отмечает близость русел Дона (Танаиса) и Волги в их среднем течении.[124] Сообщение Птолемея, который аккумулировал в своей «Географии» сведения многих предшествующих авторов, информацию карт, дорожников, следует рассматривать как позднюю фиксацию данных, известных задолго до него, а значит, можно считать, что как минимум уже в начале нашей эры название и направление течения Волги—Ра были знакомы античному миру. Позже это название было воспринято ранней арабской картографией и географией (IX в.), которая во многом строилась на Птолемеевом наследии (см., например, реку Ра у ал—Хваризми[125]).
Исходя из зафиксированного Птолемеем названия Волги (Ра), представляется возможным с помощью исторической ретроспекции обнаружить и более ранние свидетельства знакомства с этой рекой в античности.
Результатом такого ретроспективного взгляда является обнаружение названия и описания Волги в той огласовке корня ра-, в которой он встречается в источнике, написанном за семь веков до Птолемея, а именно, в сочинении Геродота (V в. до н. э.) – отца европейской исторической науки. В своем знаменитом «Скифском логосе» Геродот повествует о походе персидского царя Дария против скифов. Перейдя вслед за отступавшими скифами через Танаис (Дон) и пройдя на восток или северо—восток через земли савроматов до страны будинов, за которой лежала пустыня протяженностью в семь дней пути, Дарий расположил свое войско у реки под названием Оар (῞Oαρoς) (см.: Herod., IV, 122–124). Вне зависимости от того, как расценивать достоверность Геродотова сообщения о столь дальнем походе Дария, а также от того, что, по Геродоту, Оар впадает не в Каспийское море, а в Азовское, большинство ученых не сомневается в том, что греческий историк зафиксировал тут скифское название Волги.[126]
Прежде всего об этом говорит географическое расположение описываемых Геродотом народов. Савроматы во времена Геродота жили в междуречьи Дона и Волги, их памятники археологически прослеживаются вдоль правобережья Волги до Саратова, а на северо—востоке – до Челябинска.[127] Выше же савроматов по реке Оар располагаются будины, о которых историк пишет, что это «племя большое и многочисленное; все они светлоглазые и рыжие» и что «вся их страна густо поросла разнообразными лесами» (Herod., IV, 108–109; ср. IV, 21–22). Это дало право многим исследователям помещать будинов на Средней Волге вплоть до Перми и даже за Волгой, у склонов Южного и Среднего Урала, и видеть в них древних финно—угров.[128] Английский исследователь античного Северного Причерноморья Э. Х. Миннз даже считал, что главный город будинов Гелон следует искать на перекрестке торговых путей недалеко от слияния Камы и Волги.[129] В любом случае будины локализуются в лесной зоне Восточной Европы. Городецкая и ананьинская археологические культуры, занимавшие бассейн Оки и Средней Волги, а также более северные поволжские районы, признаются современными исследователями как принадлежавшие финно—угорским народам, в частности, предкам современной мордвы.[130]
В этой связи трудно согласиться с Г. Шраммом, который отрицает возможность отождествления Геродотова Оара с Волгой. Соглашаясь, что Оар – это название реки, текущей восточнее Дона, а «информация о будинах больше всего подходила бы к одному из народов Среднего Поволжья»,[131] Шрам, тем не менее, считает, что, поскольку Дарий не мог зайти так далеко на северо—восток Европы в своем походе против скифов, а сама река, по Геродоту, впадает не в Каспийское, а в Азовское море, «из списка потенциальных названий Волги Oaros надо вычеркнуть».[132] В качестве подходящей реки Шрамм называет Днепр, одно из древних названий которого он восстанавливает как *Var-, а ῎Oαρoς рассматривает как точную передачу исконного названия.[133] При этом историк считает, что сам Геродот не догадывался, что названием Оар передает скифское имя именно Днепра.
Отдавая должное лингвистической стройности в соотнесении Геродотова имени Оар с более поздним гидронимом Вар, должен все же заметить, что и эта локализация далеко небезупречна. Во—первых, Днепр, как и Волга, не впадает в Азовское море, так что этот аргумент против Оара—Волги можно спокойно опустить (если не обратить его против самого Шрамма). Во—вторых, трудно себе представить, что Геродот, из всех северочерноморских городов посетивший, вероятно, только Ольвию – город, расположенный в днепровско—бугском лимане, не знал, что название Оар принадлежит тому же Борисфену—Днепру, на берегу которого он находился и который так подробно описывал (см. его описание выше в конце Очерка 1). В—третьих, как объяснить, что Геродот, посвятивший большую часть своего труда именно скифскому походу Дария, ради этого прибывший на далекую окраину античного мира, в Ольвию, так и не смог здесь узнать, что как раз до этого места дошел Дарий, а неподалеку на Днепре стоят развалины восьми больших крепостей, построенных Дарием у реки Оар и сохранившихся до времени Геродота (IV, 124)? Наконец, сам Шрамм в другом месте противоречиво отмечает, что, описывая маршрут от Танаиса через земли савроматов и будинов вверх по Волге, Геродот «располагал подробными сведениями о караванном пути» вдоль Волги к Уралу, но при этом будто бы сам ничего не знал об этой реке.[134] Думается, что все эти соображения не позволяют нам принять название Оар за имя Днепра и побуждают видеть в нем наименование Волги.
Возвращаясь к названию Волги в античный период, следует признать, что район Волги для греческих и римских авторов на протяжении почти всей античности и раннего Средневековья оставался практически terra incognita. Так далеко на северо—восток Европы сами греческие купцы едва ли доходили, а сведения, которыми они располагали, они получали от посредников – скифо—сарматских племен, с которыми у них были тесные отношения в районе Северного Причерноморья и которые населяли низовья Волги вплоть до ее среднего течения.
Кроме того, на протяжении почти всей античности Волги как бы и не существовало еще и потому, что уже рано в античной геокартографии возобладала чисто умозрительная теория, согласно которой Каспийское море – это залив Северного океана (ее придерживались такие крупные географы, как Эратосфен, Посидоний, Страбон). Волга, таким образом, оказывалась проливом, соединяющим океан с Каспийским морем. Этот пролив мог рассматриваться как короткий (и тогда он не воспринимался как река) или как длинный (и тогда его ассоциация с какой—то рекой могла иметь место[135]). Но сам факт, что на месте реки, впадающей в Каспий, предполагался пролив, несомненно, препятствовал поискам и идентификации реки и ее названия. Недаром, вероятно, непосредственные описания Волги мы находим лишь у двух античных авторов – Геродота (I, 202 и 203) и Птолемея (VII, 5, 9), т. е. как раз у тех, кто явно придерживался представления о Каспии как замкнутом бассейне.[136]
В поисках упоминаний Волги в античных источниках мы не можем пройти и мимо названия реки Аракс, в котором, возможно, звучит тот же корень ра-. Относительно локализации этой реки в античности существовал значительный разнобой мнений.[137] Кроме обычной ее локализации в Закавказье, где до сих пор есть река с таким названием, а также отождествления ее с Амударьей, некоторые источники помещают Аракс явно на севере (или северо—востоке) от Каспия и показывают его впадающим в это море. Так, тот же Геродот, говоря о миграции скифов из Азии в Северное Причерноморье, пишет, что «скифы—кочевники, живущие в Азии, вытесненные во время войны массагетами (закаспийским ираноязычным народом. – А. П.), ушли, перейдя реку Аракс, в Киммерийскую землю (т. е. в Северное Причерноморье. – А. П.)» (IV, 11). В другом месте (I, 201–202), описывая дельту Аракса, впадающего в Каспий сорока устьями, Геродот «заселяет» ее людьми, которые «питаются сырой рыбой и пользуются шкурами тюленей как одеждой»; этот текст (особенно упоминание тюленей) приводит некоторых исследователей к заключению, что здесь описана именно дельта Волги, где только и водились тюлени.[138] Так же, как и Геродот, от Аракса начинает продвижение скифов на запад до Фракии и греческий автор I в. н. э. Диодор Сицилийский (II, 43).
Интересно, что Аристотель воспринимал Танаис (т. е. Дон), впадающий в Меотийское озеро (т. е. Азовское море), как рукав Аракса, от которого отделяется Дон (Meteor. I, 13, 15–16). Поскольку же Аристотель помещал истоки Аракса на горе Парнасс в Центральной Азии, то можно сделать вывод, что и Стагирит представлял себе Каспийское море как замкнутый бассейн, тем более, что у него есть несколько смутных упоминаний о больших озерах среди Кавказских гор.[139]
В связи с такой локализацией Аракса ученые уже давно предположили, что в названии Аракса, рукавом которого воспринимался Дон, действительно близко подходящий к Волге в районе современного ВолгоДонского канала, живет знакомое нам по Геродоту и Птолемею название Волги, фонетически близкое к Геродотову Оару и Птолемееву Ра.[140] Очевидно, Волгу имел в виду и Диодор Сицилийский (IV, 56, 3), когда без упоминания названия реки рассказывал о том, как Ясон с аргонавтами при возвращении из Колхиды плыли сначала вверх по Танаису—Дону, а затем перетащили свои корабли волоком в какую—то другую реку; поскольку среди своих источников Диодор называет Тимея, жившего ок. 300 г. до н. э., следует, соответственно, удревнить и данную информацию.[141]
Кроме приведенных фактов, можно указать еще на упоминание Волги в качестве Рос (῾Ρῶς) в одном греческом географическом трактате III или IV в. н. э., авторство которого приписывается Агафемеру.[142] Возможно, сюда же относится имя одного из скифских вождей у Валерия Флакка Rhadalus (VI, 69), которое И. В. Пьянков читает как Rhadanus и сближает с Птолемеевым ῾Ρᾶ, древнеиранским Raha—danu и авестийским Raηha (Рангха).[143]
Упомянув древнеиранские параллели, мы подходим к еще более древней экстраполяции названия Волги, сохраненного для нас Птолемеем в виде Ра.
Весьма вероятно, что самое древнее свидетельство о Волге и ее названии содержится в древнеиранской «Авесте» – памятнике зороастризма, создание которого относят к разным датам. Самой распространенной и почти общепринятой датировкой является конец II – первая половина I тыс. до н. э.,[144] хотя письменная фиксация произошла значительно позже. Внутри этого памятника существуют разновременные слои и произведения; авторство некоторых «Гат» из сборника «Ясна» приписывают самому Заратустре (жил, вероятно, в первые столетия I тыс. до н. э., возможно в VII в.,[145] хотя некоторые иранисты удревняют дату его жизни до 1200 г. до н. э.[146]). В «Видевдате» и «Яштах», которые были созданы, вероятно, в VI–IV вв. до н. э., а некоторые части которых восходят к доахеменидскому периоду (XI–VI вв. до н. э.),[147] и упоминается некая река под названием Raηha (Рангха, Ранха), в которой многие иранисты – историки и лингвисты – считают возможным видеть именно Волгу.
Вот несколько примеров упоминания Ранхи в «Авесте».
В «Видевдате», которая по праву называется «Географической поэмой», так как в ней дана география Хванираты – центрального, населенного людьми каршвара, в первом фрагарде рассказывается, как Ахура—Мазда сотворил 16 «лучших стран и мест обитаний». Злой Анхра—Манью в ответ создает свои творения, исполненные бед и зла. В качестве последней, шестнадцатой, страны упоминается «страна у истоков Ранхи, которая управляется без правителей», ей «в противовес состряпал Анхра—Манью многопагубный зиму, дэвовское творение» (I, 19).[148] Следует отметить, что зима, которую создал Анхра—Манью для страны у истоков реки Ранхи, указывает на северное расположение истоков этой реки. Во всех шестнадцати творениях Ахура—Мазды и Анхра—Манью зима выступает, кроме нашего случая, еще только раз при творении Арианам—Вайджи с рекой Вахви—Датией (I, 2) – области, которая связывается с северной прародиной иранцев (река отождествляется с Амударьей или Араксом).
Следующие упоминания реки Ранхи находятся в «Яштах» – гимнах, посвященных отдельным богам иранского пантеона. Так, в «Яште» 5, XVI, 63 Паурва, герой древнеиранского эпоса, переживший в своих путешествиях множество приключений, молится богине Ардви—Суре, которая сама воспринималась как божественный исток Амударьи, Ранхи и других мировых рек, чтобы «живым достичь земли, Ахурой данной, воды широкой Ранхи и дома своего».[149] В «Яште» 5, XX, 81 этой же богине приносит в жертву сто жеребцов, тысячу коров и мириад овец тур Йойшта, сын Фрияны, выходец из скифского племени саков, и происходит это «на острове в стремнине реки широкой Ранхи».[150] В «Яште» 10, посвященном богу Митре, рассказывается, что обманщик будет наказан Митрой в любом месте на земле: на востоке, на западе, в истоке Ранхи, или посреди земли (10, XXVII, 104).[151] Поскольку предполагается, что середина земли (сам Иран) находится на благоприятном юге, можно предположить, что Ранха указывает здесь на северную часть земли. И, наконец, в «Яште» 14, XI, 29 упоминается рыба, живущая в водах широкой и глубокой реки Ранхи.[152]
В пехлевийских источниках название этой реки звучит как Рах, Араг, Аренг и др., при этом исследователи предполагают связь этого названия именно с Волгой, которая воспринималась в зороастрийской мифологии как мировая река, протекающая «на краю света».[153] Интересно, что и в гимнах древнеиндийской «Ригведы» упоминается некая северная река Rasā, которую отождествляют с авестийской Rαηhα.[154]
Если говорить об этимологии древнеиранского названия Волги, то лингвисты считают вполне закономерным выведение греческого ῾Ρᾶ и авестийского Rαηhα из авестийского же ravan– ‘река’, при этом «очевидно, – v– было передано греками через дигамму, которая впоследствии, как известно, исчезла – признак большой древности заимствования в греческий».[155]
Таким образом, можно говорить о скифском (т. е. иранском) происхождении древнейшего названия Волги, зафиксированного в «Авесте», у Геродота и у Птолемея. Это название Ранха или Ра.
Тот факт, что именно иранские племена дали Волге ее первое название, хорошо согласуется с этногеографической и археологической историей ранних иранцев и расселением их северных ответвлений – скифо—сакских и сарматских племен, кочевавших между Алтаем и Северным Причерноморьем. Их путь в любом случае проходил через Нижнюю Волгу, ее величина и значение должны были отложиться в их памяти на долгие века, и именно от скифов должны были узнать ее имя греки.[156]
А теперь я напомню интереснейшее обстоятельство. Как известно, в языке финно—угорских народов Среднего Поволжья сохранилось до сих пор это же название Волги. Так, в эрзя—мордовском языке оно звучит как Rav(o), в мокша—мордовском – как Rava, в определенной форме – Ravs.[157] Г. Шрамм полагает, что это древнее заимствование из североиранского, проще говоря, – из языка скифов и сарматов, доминировавших в нижневолжских степях, в язык древних финно—угров, живших в области Средней Волги, в лесостепи и в зоне смешанных лесов.[158] Уже заимствованием из финно—угорского видит Шрамм племенное название робаски (‘Ροβασκοí) у Птолемея (IV, 14; ср.: Orosius, I, 2, 2: Rhobasci); это племя Птолемей размещает вдоль берегов Восточной Ра (т. е. Камы); этноним мог означать «обитатели Волги».[159] Любопытно, что в перечне народов, входивших в состав державы готского царя Германариха (ок. 370 г.), Иордан (Get. XXIII, 116) в VI в. упоминает после названий несомненно финно—угорских народов мери, мордвы и мещеры этнонимы Rogas Tadzans, которые некоторыми лингвистами восстанавливаются как одно имя *Rauastadjans со значением «обитатели берегов Волги»,[160] что может являться переводом финно—угорского робаски. Этот факт свидетельствует, что и в IV в. н. э. поволжские финно—угры сохраняли перенятое у южных иранцев название Рα, или Рαвα.
Лингвистика и археология подтверждают, что контакты между скифским и финно—угорским мирами по Волге были достаточно интенсивными уже в очень древние времена. Пушнина, доставляемая из северных лесов и из Сибири, а также золото и другие металлы, добывавшиеся с древнейших времен на Урале, весьма благоприятствовали развитию торговых коммуникаций по Волге. Языковое влияние на финно—угорские языки со стороны древнеиранского хорошо прослежено лингвистами, в том числе и в торговой лексике (например, слова, означающие «золото», «выдра», «пчела», «рог», числительное «сто», некоторые обозначения транспортных средств, военного снаряжения, инструментов и т. д. были заимствованы в финно—угорских языках из иранского).[161] Не лишним будет отметить, что сами названия некоторых финно—угорских народов Среднего Поволжья – мордвы, мари (летописной мери), муромы, удмуртов – восходят, как считают лингвисты, к древним иранским заимствованиям.[162]
Абашевская культура бронзы, распространенная на Средней Волге и Каме, уже во второй половине II тыс. до н. э. заметно выделяется среди окружающих ее охотничьих культур,[163] что позволяет предположить возможность торгового обмена с южноволжскими соседями. Исследователи также отмечают, что «в ряде ананьинских могильников, расположенных по течению Волги между местами впадения в нее Камы и Ветлуги, часто попадаются скифские предметы VII–VI вв. до н. э.».[164] Товары из Ольвии, судя по археологическим данным, попадали по Волге в Прикамье и на Урал.[165] Южное влияние заметно и в пьяноборской археологической культуре в сарматское время (после 200 г. до н. э.).[166]