Александр Покровский. Бортовой журнал 6

   Здорово!

* * *

   У меня трижды отнимали Родину. 20 лет я защищал Советский Союз – нет теперь Советского Союза.
   А потом у меня отняли город Баку – родился я там. Красивый, между прочим, город – выперли в один миг.
   А теперь у меня отнимают Петербург.
   По кусочку.
   По чуть-чуть.
   То сквер исчезнет, то старинная ограда сменится блистательным новоделом.
   В этом городе жил мой прадед – профессор медицины. Здесь жила моя прабабушка – урожденная княжна Вяземская.
   И еще один мой родственник здесь долгое время жил – князь Вяземский Петр Андреевич.
   Нет, нет, мне не нужны титулы, и даже на родство с Петром Андреевичем я не претендую.
   Я претендую на родство с этим городом, с камнями его мостовой. Тут мои предки кровь свою лили.
   Тут Пушкин написал: «Твою погибель, смерть детей, с жестокой радостию вижу…», а Лермонтов: «Вы, жадною толпой стоящие у трона.»
   Тут столько всего было.
   Тут Гоголь писал свой «Невский проспект», а Карл Брюллов – портреты. На них удивительно одухотворенные лица.
   Я живу тут 21 год.
   Я родился в Баку, я защищал огромную страну, и потом меня – бездомного – этот город принял.
   Я люблю этот город. Я люблю даже его торжественную мрачность, его нелюдимость и даже то, что он совсем не нуждается в своих жителях.
   Но я в нем нуждаюсь. Я нуждаюсь в нем все время, каждый день, каждый миг.
   Мне нужны его проспекты, его шпили, его небо, его купола.
   Мне нужны его летящие в небесах ангелы и то, что выше них не должно быть никаких зданий, потому что над городом – так задумал великий Петр – вместе с ангелами реет сам Бог.
   Мне нужны его улицы, дворцы, дома, парки, сады.
   Мне нужен мой тополь. Ему было 125 лет, и он рос перед окнами дома, в котором я сейчас живу. Это был сильный, здоровый тополь – ни одной червоточины.
   Его срубили ночью.
   Как украли.
   Срубили, расчистили под пустырь и ставят теперь на этом месте бетоностекляшку.
   Мне не нужны лубочные кирпичи Петропавловской крепости и пыль от строительства бесконечных торгово-развлекательных комплексов.
   И мне не надо, чтоб кто-то сначала разваливал до основания старинное здание, а затем на его месте поставил железобетонную основу, на которую потом будет наложен грим «с точь-в-точь с такими же барельефами».
   Вы мне оставьте кирпичи. Там каждый кирпич с фамилией. Люди строили этот город и гордились тем, что они его строят. Они писали на кирпичах свои фамилии. Это именные кирпичи.
   Те кирпичи и через сто лет не берет электродрель – ломаются сверла.
   И к этим кирпичам они готовили специальный раствор. На совесть. Они клали кирпичи на совесть.
   И вода в подвалах у них стояла только во времена наводнений, а не так, как сейчас.
   Они хотели остаться в памяти потомков.
   И они остались.
   А теперь эту память – бульдозерами.

* * *

   Страна непуганых. А все, что не пугано, то растет.
   Чиновников – как вшей на тифозном.
   Если верхний клык в челюсти не встречает сопротивление нижнего – ну нет его, этого нижнего, вырвали – то и выдвигается он из челюсти, превращаясь в клык Бабы-яги.
   А бабушка все прихорашивается и на смотрины все ходит, на красоту свою намекая.
   И в балах участвует, порхать все пытается в атласе да в парче заморской.
   И речи умные говорит – не зря хлеб-то кушаем.
   Но как ни старается бабушка, а все одно – клыки-то торчат. Ведьма.
   А ведьма – потому что ведает, что творит. Страна ведьм.
   Им тут конца не видно. Обложили. Племя. Это то племя, которому не хочется говорить «Здравствуй!».
   Ему хочется сказать «Сдохни!».

* * *

   Мы – цивилизация, порождающая мусор.
   Вернее, из-за неспособности его перерабатывать нас и цивилизацией-то назвать очень трудно.
   Более всего мы напоминаем пивные дрожжи, которые только едят и гадят под себя, а потом отходов жизнедеятельности становится столько, что жизнь дрожжей просто останавливается, прекращается и. пиво созрело.
   Люди никак не могут согласиться с тем, что Земля живая, и, например, землетрясение в Китае они считают несчастьем, трагическим стечением обстоятельств.
   Гниющий мусор – это прежде всего метан. Он способен вызвать куда больший парниковый эффект, чем пресловутый углекислый газ.
   В некоторых странах уже существуют заводы по сортировке и переработке мусора. С каждым днем их становится больше. Что же Россия? Что-то есть и у нас. В Москве есть завод да в Петербурге еще один.
   А у наших северных соседей мусорные машины уже ходят на биогазе, и заводы по переработке мусора напоминают именно заводы – современные, чистые.
   Я как-то спросил у одного чиновника в Карелии:
   – Почему бы не купить именно такие заводы?
   – Время не пришло. Мы мусор будем жечь. Нам нужен завод по сжиганию.
   – Но перерабатывать же лучше, в том числе и для природы.
   – Пока мы освоим эти технологии, мы от мусора умрем.
   – Но биогаз? Вся Европа…
   – У нас есть природный газ.
   Вот и весь сказ. Есть природный газ и есть так называемые полигоны – место для своза мусора.
   Нагадим здесь – перейдем на следующее место.
   Бюджетные деньги выделяются не на переработку мусора. Они выделяются на помещение его на полигоны. Вот и осваиваем. Территории. А потом эти территории назовем Родиной.
   Россия не Китай. Авось не тряхнет.

* * *

   Мозг мой воспламеняется от одной только мысли о наших несомненных успехах.
   И сейчас же рисуются картины будущего: все женщины идут по полю, в сарафанах, а мужчины с косами, в рубахах навыпуск.
   Под картиной надпись: «Кризис во благо».

* * *

   «Бедняга жил в темноте!» – так и напишут на его могиле. Я бы хотел, чтобы эта надпись украшала каждую могилу каждого члена Законодательного собрания.

* * *

   Не знаю, подлинно не знаю, зачем я в общениях отметаюсь.
   Ведь я же тут. Весь. Абсолютно. Я же…
   Но новому начальству видней.
   Оно-то – ого-го-го – новые виды имеет. И виды эти… Отечество… господа… тризна… Отчизна…
   И только и делов-то, что приказать, а я-то. Мне скажи только: «Ну что, старик, готов?» – Ая: «Готов, ваше сиятельство!»
   С тем бы и полетели.
   На хер.

* * *

   «В этом деле нет никакого другого искуса, кроме того искуса, что уже был. Словом, борьба, обращаю ваше внимание на глубинное значение этого слова, борьба, господа, предстоит нам нешуточная. Борьба с тем самым злом, неотъемлемой частью которого мы с вами и являемся. Многие канут. Многие останутся без ничего. Но надо, господа! Надо начинать! Не надо слез! Не надо того, что называется муками! Все…»– и дальше речь оборвалась. Автор скончался.
   То была речь о коррупции.

* * *

   Премьеры иногда возвращаются. Говорят, преступников тянет на место преступления.

* * *

   Разъятие плоти хорошо только в том случае, ежели то плоть чиновника.
   И не любознательности ради, а только лишь в поисках истины.
   Я убежден, что истина скрывается от нас именно там.

* * *

   Сердце мое окончательно установилось на своем месте, когда я услышал о том, какие меры принимаются для спасения России. Я давно убежден, что Россию надо спасать. И делать это надо постоянно с благородным выражением лица.
   Трудно себе представить иное выражение, когда дело касается любезного Отечества, и все-таки на секунду я себе его представил.
   Ну что тут сказать? Мерзость, господа, мерзость.

* * *

   – Как же это? Что это? Не прерывайте меня! Дайте же мне сообразить! Как это «У нас ничего нет своего?» – Так! – сказали мне, после чего что-то упало у меня в грудях.
   – Да неужто? – сказал я себе. – Ужто! – сказали мне и рассыпались в прах. То была сцена из «Макбета». При жизни Шекспира игральный вариант.

* * *

   За старинным зданием Военно-Морского музея на стрелке Васильевского острова показалось новое здание – настоящий архитектурный шедевр. Боюсь, что скоро весь Петербург будет выглядеть именно таким образом: за дворцами будет выситься стеклянно-плиточное нечто.
   Немедленно хочется узнать фамилии всех тех, кто в этом деле участвовал.
   И вообще, хочется знать: есть ли у нас в городе главный архитектор, и если он есть, его имя должно быть у всех на устах.
   Можно, конечно, обладать невеликим художественным вкусом.
   Можно, в конце концов, вообще не иметь никакого вкуса, но и в том и в другом случае это должно быть делом частным, личным.
   Ну нет вкуса, не повезло, сочувствие хочется выразить.
   Нет вкуса – считай, калека.
   И все бы ничего, вот только этот калека навязывает свое убожество всему городу.
   «Я памятник себе воздвиг нерукотворный! – воскликнул как-то Александр свет Сергеевич.
   А тут возвели памятник рукотворный. Не боятся ни памяти людской, ни вечности.
   Бедный Петр Великий! Бедный Павел! Цари Николаи, цари Александры! Ох и ворочаются же они в своих гробах!
   Ох и ежатся! Отдали дитя свое в руки простолюдинам, вот вам дитя-то и искалечат.
   Есть такое очень мягкое определение пошлости: «Пошлость – это неправильно понятая ценность».
   Что-то многовато ее, нынче. Тонет в ней город.
   И такие вот «дивные» исполины обступят со всех сторон маленькие игрушечные дворцы.
   Поднимутся к небесам страшные стекляшки, а все прекрасное омельчает, съежится, уйдет вниз.
   И над ангелами, хранящими этот город, станут реять совсем иные ангелы.

* * *

   «Меня редко удавалось провести фальшивыми звуками. Строгие позы и важные физиономии также не производят на меня ни малейшего давления.
   Другие же орудия обмана – торжественные голоса, например, оказывают на меня такое же действие, что и птичий помет, слетающий с небес, – я сейчас же начинаю очищаться.
   Отсюда – судорожное очищение мною своей одежды прилюдно может означать только одно – мне лгут».
   Монтень.

* * *

   Моего слуха коснулось вот что: «Мы еще встанем!»
   Никак не могу понять, почему мы все время ложимся?
   И что это за положение такое, при котором надо эпизодически вставать на карачки?
   Преданность, Ваше Высокопревосходительство, всякое испытание превозмочь может.
   Оттого и множатся они. Преданные.
   И в кручине утешат, а уж в радости-то, в радости-то, Господи, в радости-то как они спляшут!
   И сопельки утрут, ежели таковые от страха из носа выступят.

* * *

   В России конституционное начало должно быть разлито везде. Куда ни кинься – а там начало.
   Многоголовое.
   Но если уж есть начало, то и конец должен быть, я полагаю.
   Интересно, как выглядит конституционный конец?

* * *

   Руководящая нить в нашей конституции – это веселая ее сторона.
   У нас веселая конституция, в которой что ни статья, то настоящее, всенародное веселье.
   Я не представляю себе иной конституции. Например, я не представляю себе угрюмой конституции, где что ни статья – то плач.

* * *

   Все должно быть улажено с положительным удовлетворением, чтоб не имели место всякие там опасения, что не всем членам Законодательного собрания хватит по куску.
   Все должно быть с твердость и достоинством.
   Берем, значит, по куску и отправляем все это, раскрывши широко, привольно. только во благо, смею заметить. только во благо. Отечества, Отчества. Отчизны. да так, что и слеза невольная, бывало, побежит да и капнет прямо-таки в тарелку.

* * *

   Истинное, смею заметить, господа, искусство управления заключается не в строгости – нет, не в строгости оно заключается, нет – но в том благодушии, которое в соединении с прямодушием извлекает на свет Божий дань благодарности из самый черствых и злобных сердец.

* * *

   Каждый день в течение по крайней мере десяти лет мы с самого утра пытаемся поправить наши дела. К обеду желание это только укрепляется посредством поглощения первого и второго. После обеда начинает казаться, что дела идут, в общем-то, не так уж и плохо, и до ужина только ворошим на столах бумаги, полагая, что на ужин ожидается холодная севрюжина.
   После севрюжины – пока она угасает в желудке – кажется, что дела идут просто отлично.
   С последним сигналом, полученным от самого труднорастворимого куска оной, приходит чувство беспокойства и неуверенности в завтрашнем дне.
   Всю ночь хочется перемен.

* * *

   Удивительно! А что нам удивительно? Нам все удивительно! Мы постоянно находимся в состоянии удивления относительно того, сколько тратится времени и сил для поддержания нравственности в народе.

* * *

   Для поддержания нравственности лучше все подходят очереди, ибо нет у нас ничего более нравственного, чем очередь. Встал и сейчас же узнал свой номер.
   Это знание так успокаивает.

* * *

   Меня спросили о фосгене.
   5 июня около 11 часов утра в гороЦицикаркар (китайская провинция Хэйлунцзян, граничащая с Россией) при разрезании поступившего на утилизацию газового баллона произошла утечка неизвестного газа, повлекшая смерть троих и отравление еще восьми человек. Установили – газом был фосген.
   До нашей границы 300 километров, а до ближайшего нашего населенного пункта – 500 километров. МЧС развернуло вовсю свою деятельность, армия находится в полной боевой готовности оказать МЧС всяческую помощь.