– Царь хочет видеть тебя сразу же по прибытии, – объявил Демофонт, слезая с коня, – я провожу.
   Федор едва не спросил, дадут ли для начала поесть, но сдержался. Да и возражать не стал. Он, все-таки солдат. А значит, сначала война, а потом уже еда и сон. Конечно, слабая надежда еще была, что благоразумие возьмет верх и Филипп перенесет совещание на утро. Но для этого требовалось все же встретиться с самим царем.
   Перекинувшись парой слов с Лехой, Федор понял, что его друг пока не горит желанием общаться с царем македонцев.
   – Еще успеем, – проговорил Леха, хитро подмигнув своему другу, – ты там пока без меня займись дипломатией. Я это дело не очень люблю.
   Чайка оценил тактичность своего друга, вспомнил выражение лица Демофонта после встречи с предводителем скифов, и не стал настаивать, хотя Леха и был, по воле случая, представителем своего царя в предстоящей кампании.
   – Ну, тогда жди меня здесь, – ответил Федор и добавил, уже не очень уверенно, – я не долго.
   Оставив скифскую охрану во дворе, Федор поднялся, придерживая ножны фалькаты, по широкой лестнице вслед за Демофонтом на второй этаж. Жили здесь богато, о чем свидетельствовали мраморные ступени и статуи античных героев вдоль парадной лестницы. Подобно статуям на той же лестнице рассредоточилось немалое число охранников. Тяжеловооруженных пехотинцев здесь было так много, что у Федора возникло ощущение, будто Филипп собрался выступать в поход немедленно. Двое рослых пехотинцев на последней площадке лестницы по знаку Демофонта отворили перед ним створки массивной двери и впустили в зал.
   – А вот и посланец Ганнибала! – приветствовал его царь Филипп, изобразив радушие на лице, хотя Федор и не очень верил этому слащавому выражению. В глубине души Филипп предпочел бы в одиночку властвовать в Греции, но это ему пока не удалось, несмотря на все усилия. Приходилось искать союзников.
   Филипп был среднего роста, бородат и широкоплеч. Имел, небольшой шрам на щеке, не слишком портивший его античный профиль. Умные и властные глаза, смотревшие на собеседника недоверчиво-изучающее, словно все время ожидая подвоха. Раззолоченные доспехи подчеркивали его крепкую мускулистую фигуру.
   – Ганнибал шлет тебе пожелания удачи в предстоящей войне, – ответил в свою очередь Федор, подражая велеречивости македонян, и слегка поклонился. – Прошу простить, что не смог быть раньше. Со мной приплыла армия, и я должен был разместить ее на постой, отправив часть кораблей за новыми солдатами.
   Услышав о новых солдатах, Филипп улыбнулся уже искренне.
   – Тебе понравился лагерь, что мы выстроили специально для нее? – тут же спросил Филипп, скрестив руки на груди.
   – Да, лагерь большой, – похвалил Федор, – и место выбрано удачно.
   Македонский царь стоял у небольшого овального стола, на котором была разложена карта Греции с прилегающими морями и островами, искусно изготовленная на куске тончайшей кожи. Свет в зале давали факелы, висевшие в специальных кронштейнах на стенах и несколько подсвечников на самом столе. Зал же был небольшим, метров тридцать. Честно говоря, поднимаясь по столь богато отделанной лестнице, Федор ожидал увидеть нечто гигантское и парадно украшенное, но был приятно удивлен скромностью зала для совещаний. Эта встреча проходило вполне «по-деловому», – кроме стола и нескольких скамеек, здесь не было ничего лишнего. Разве что колонны по углам и пара статуй из мрамора со щитами и мечами в дальнем конце зала, дополнявшими внутреннее убранство. Да и людей, к удивлению Чайки было мало, – считая Демофонта, царя и его самого, у стола расположилось шесть человек. Не было также ни вина, ни яств. Поймав голодный взгляд Чайки, Филипп истолковал его верно и поспешил успокоить посланца Карфагена.
   – Знаю, ты устал с дороги, Чайка. Но, наш друг Филопемен должен по делам службы отбыть сегодня же ночую назад в Ахайю. Поэтому я решил повременить со сном.
   – Нет ничего важнее войны, – кивнул Федор, оглядывая нескольких военачальников, стоявших у стола, – выспаться я еще успею.
   – Кстати, – завил Филипп, жестом приглашая Федора приблизиться и указывая на широкоплечего грека с некрасивым лицом и слегка искривленным носом, стоявшего слева от него, – вот и он сам.
   Федор кивнул в ответ на молчаливое приветствие Филопемена, быстрым взглядом изучив внешность собеседника. Первое впечатление было скорее хорошим, чем плохим. Этот стратег показался Федору достаточно умным и хитрым, для той должности, которую занимал. Кое-что в его внешности, впрочем, свидетельствовало о том, что стратег часто впадал в гнев. Закончив свои краткие наблюдения, Федор спросил напрямик, входя в роль начальника ахейского флота и обращаясь сразу к обоим.
   – И что заставляет Филопемена отбыть так быстро?
   – Флот этолийцев[5], до сих пор стоявший у своих берегов, пересек залив и совершил грабительское нападение на Патры, – ответил Филопемен, и правый глаз его дернулся, – город осажден. Я должен вернуться в Ахайю, чтобы отразить нападение.
   – Они осмелились напасть на чужое побережье, зная, что мы здесь? – не поверил своим ушам Федор, – не слишком-то они нас бояться. Значит, это демонстрация силы.
   Он обвел взглядом присутствующих и произнес, отдавая первый приказ своему новому подчиненному.
   – После того, как отгонишь флот этолийцев от Патр, твой флот должен совершить ответный набег на побережье Этолии. И, еще лучше, также высадить десант и осадить какой-нибудь город. Например, Навпакт.
   – У Навпакта сосредоточены главные морские силы этолийцев, – ответил медленно ахеец.
   Филопемен, впервые видевший Чайку, слегка напрягся, когда тот повел себя перед Филиппом как главнокомандующий. И Федор, поняв это, осекся на полуслове. Хотя такая договоренность имелась между Филиппом и Ганнибалом, но здесь, на совете, озвучена она еще не была. Чайка поднял вопросительный взгляд на царя македонцев, скользнув взглядом и по лицам его военачальников, которым также не пришлась по нраву излишняя самостоятельность гостя. Впрочем, царь, казалось, этого не заметил.
   – С этого дня Филопемен, весь твой флот в распоряжении Федора Чайки, – объявил во всеуслышание Филипп, и добавил, с явным удовольствием, – а обе ваши армии в моем. Так что перейдем к обсуждению наступления.
   – Сколько дней может занят это сражение? – все же осмелился продолжить разговор с ахейским стратегом Федор.
   – Думаю дня три, не больше, – нехотя ответил грек, – этолийцы пришли не воевать, а грабить, как всегда. Когда они получат отпор, то долго не задержаться.
   Федор удовлетворенно кивнул.
   – После победы, приведешь свой флот обратно к берегам Акарнании, – взял, наконец, в свои руки главенство в разговоре царь македонцев, в голосе которого впервые звякнул металл, – если не получишь до той поры новых приказов. Потом и решим, как быть дальше на море. А сейчас нам нужно обсудить, как разбить армию этого проклятого Агелая, который не дает мне покоя уже так долго.
   Федор посмотрел на карту, нашел на ней цель своего путешествия – город Ферм, – располагавшийся не так уж далеко от того места, где он сейчас находился и уточнил диспозицию.
   – Сколько людей у этолийского стратега?
   Прежде чем ответить, царь македонцев сделал царственный жест в сторону Филопемена и произнес:
   – Ты можешь идти.
   Поклонившись царю македонцев, Филопемен смерил на прощанье Чайку пристальным взглядом, и вышел. «Послал бог подчиненного, – подумал при этом Федор, – сам стратег и командовать хочет. Но, ничего не попишешь, друг Филопемен, придется повоевать не только во славу Греции, но и во славу Карфагена».
   Филипп, между тем уже вещал о новом наступлении и том клубке проблем, в который сплелись отношения в Греции между союзами и отдельными полисами. О политике Федор слушал вполуха, лишь кивая головой, – слишком устал он за день, да и донесений уже начитался, был в курсе, – но, когда дело дошло до выступления войск «проснулся».
   До вторжения Филиппа в Эпир и Акарнанию силы этолийского союза, разбросанные по всей территории, насчитывали около двадцати пяти тысяч пехоты и сорока двух кораблей в коринфском заливе, не считая гарнизонов нескольких городов. Конницы у них, в отличие от македонцев, было не много, а ту, что была, – меньше тысячи человек на весь союз, – Филипп высмеял. Однако Федор позволил себе усомниться в этих словах. Из донесений своих шпионов он знал о том, что мастерство этолийской конницы признавалось как в самой Греции, так и за ее пределами. Этолийские конные наемники служили даже в Египте. Но, «ставить на вид» македонскому царю, он не стал. Опасное это дело. В одном Филипп был прав, как бы ни были хороши этолийские всадники, их было мало. Большинство же эллинов вообще не признавали конницы, а зря.
   А вот насчет порядков, царивших в пехотных частях, данные Филиппа и Чайки почти совпадали. Этолийцы, хоть и были неробкого десятка, выведенные в боях правила греческого военного искусства признавать не хотели. Доходило до того, что они не желали даже строить перед боем настоящую пехотную фалангу, не говоря уже о том, чтобы укреплять походные лагеря, выставлять дозоры и вообще подчиняться какой-либо дисциплине. Ну а если этолийцам представлялся случай заняться мародерством, то они его ни за что не упускали, наплевав зачастую даже на военные действия. В общем, в армии этолийского союза царил разброд и шатание. Федор только диву давался, как этот Агелай умудрялся держать в узде такую армию и еще выигрывать сражения. Просто батька Махно, не иначе. Филипп старался уверить Чайку, что разбить такую рыхлую армию не составит труда. Однако, Федор не слишком в это верил. Парадоксов на земле не мало. При такой убогой военной организации союз жил уже больше сотни лет и, прожил бы еще столько же, не случись на его пути Федора Чайки. Теперь же, раз их пути пересеклись, Федор за будущее этолян не ручался. Были на его пути враги и покруче. Были да сгинули.
   После нескольких сражений этолийцев с македонцами Филиппа, в строю их армии осталось не более пятнадцати тысяч. Но и македонцы понесли большие потери. Стратег союза Агелай, оказался не так уж плох и отправил на встречу с богами больше семи тысяч македонцев, охладив их пыл. Захватив побережье реки Ахелой и, проведя еще несколько стычек, в основном в горных районах страны, царь счел за благо отступить до подхода подкреплений союзников.
   Легкой победы у Филиппа не получилось, до осады городов дело не дошло, но теперь он горел желанием одним мощным ударом пробить брешь в обороне этолийцев на главном направлении, совершить марш-бросок и захватить Ферм, столицу союза, считая, что после этого союз перестанет существовать. У Федора этот план вызывал некоторые вопросы, поскольку кроме Этолии, самого большого полиса, в него входили и многие другие. При необходимости каждый мог выставить дополнительное ополчение, хотя, конечно, по отдельности, они не смогли бы противостоять объединенному натиску армии союзников под командой Филиппа. Но, кроме армии, были и вопросы другого плана. В Этолийский союз, например, входила Фокида с общегреческим святилищем в Дельфах, уже лет семьдесят находившимся под защитой и управлением этолийцев. Нападение македонцев на святыни, вряд ли усилит дружеские отношения к их царю со стороны остальных эллинов, с которыми он пытался заигрывать. Впрочем, Филипп не вчера родился и отлично знал об этом. Подумав, Чайка решил, что македонский царь вряд ли пойдет на их разграбление, даже если ему придется захватить Дельфы силой. Насколько Федор понимал своих союзников, эта война только начиналась. А где она закончится, каждый из союзников представлял по-своему. Так или иначе, начать предстояло с Этолии, у западных границ которой они сейчас находились.
   – Пользуясь временным затишьем, Агелай сейчас спешно проводит набор среди народов, что живут на дальнем краю территории союза, – в тон его мыслям вещал Филипп, водя по карте рукой, – локры озольские, часть акарнанов, амфилохи, доряне, энианы, малияне и этейцы, – все они уже давно называют себя этолянами и живут по указаниям синедриона.
   Филипп посмотрел в глаза Федору, сделал паузу и продолжал.
   – Их синедрион уже давно принял решение о войне и мира не просит. Зато, узнав о скором подходе войск Ганнибала из Италии, активно ищет союзников на стороне. Мне доносят шпионы, что они почти договорились с Афинами о помощи.
   – Сюда может подойти афинский флот? – озадачился Чайка, не ожидавший что это сухопутное столкновение перерастет и в широкомасштабную войну на море.
   – Пока не ясно, – ухмыльнулся Филипп, распрямив спину, – купленные мною политики, разжигают спор в афинском совете, пытаясь убедить остальных, что дружить со мной намного выгоднее, чем воевать. Возможно, флот останется на месте. Но, гарантировать этого пока не могу.
   Вновь склонившись над картой, царь резко провел рукой по ней от точки, обозначавшей Страт через половину территорию Этолии, вдоль большого озера, и остановил свой указующий перст у надписи «Ферм».
   – Время терять нельзя, – объявил царь, обводя взглядом своих военачальников, – у Агелая сейчас не больше пятнадцати тысяч пехоты, разделенной на две неравные части. Одна, около пяти тысяч пехотинцев рассредоточена неподалеку за рекой Ахелой, чтобы сдержать нас в случае наступления и дать возможность основной армии подготовиться. Главная армия находится здесь, у озера, на подходе к столице, прикрывая направление основного удара по равнине. Пока этолийский стратег не собрал большого подкрепления, мы ударим внезапно. С прибытием Чайки у нас насчитывается почти тридцать тысяч человек, не считая флота. Этого вполне хватит, чтобы уничтожить противника и не дать ему отойти в горы.
   «Столько же у тебя было и раньше, – невольно поймал себя на мысли Федор, – пока ты один их пытался утихомирить».
   Филипп расправил плечи и посмотрел на своих военачальников сверху вниз, словно ожидая восхищенных возгласов.
   – Мы выступим завтра, – продолжил он, – форсируем Ахелой и разобьем передовой отряд этолийцев.
   Услышав о сроках наступления, Федор едва не крякнул.
   – Но, моя армия еще не готова, – слабо возразил он, – понадобиться, как минимум три дня, чтобы прибыли оставшиеся солдаты из Италии и время, чтобы добраться сюда. Дорога, по которой мы добирались, непригодна для быстрой переброски армии и артиллерии. Это может занять еще несколько дней.
   – Именно на это я и сделал расчет, – самодовольно ухмыльнулся Филипп, снисходительно поглядывая на посланца Ганнибала.
   Федор в недоумением воззрился на полководца, ожидая продолжения.
   – Их разведчики знают о твоем появлении и уверены в том, что я буду ждать полного соединения с твоей армией, а до тех пор не тронусь в путь, – тоном победителя объявил Филипп, – Агелаю эта мысль понравится, ему же нужно время собрать ополчение.
   Царь македонцев пришел в такой восторг от своей мысли, что даже отдалился от стола с картой и сделал несколько шагов вдоль него, погрузившись в предвкушение скорой победы.
   – Мой удар будет внезапным. Мы пробьем заслон этолийцев и начнем терзать армию Агелая, не вступая в генеральное сражение. Хотя и постоянно давая понять, что готовы к нему. Уверен, Агелай постарается уклониться от него, и будет отступать до самой столицы.
   – А если он все же пойдет на это сражение? – вставил слово Чайка.
   Македонский царь отмахнулся от этих слов, как от неуместных, и продолжал развивать свою мысль.
   – Это внезапное наступление даст возможность мне захватить все земли вплоть до побережья. А когда мы окажемся неподалеку от Ферма, где будут сосредоточены основные силы этолийцев, твоя армия успеет подойти незамеченной, оказавшись в тылу у Агелая.
   Видимо уловив выражение крайнего недоумения на лице, – Федор никак не мог себе представить, как именно можно подобраться незамеченным к городу, вокруг которого находятся войска, – Филипп разъяснил.
   – Для этого ты пойдешь скрытно, другим путем. Демофонт укажет тебе перевалы, через которые вы сможете быстро преодолеть горы и зайти Агелаю в тыл.
   Услышав, что из лагеря есть более удобный путь, чем та убогая тропинка, по которой они пробирались на встречу с македонским царем, Федор немного повеселел. До этого он с трудом представлял, как ему переправить по ней целую армию и артиллерию в сжатые сроки. Каждый поворот этой дороги предоставлял противнику отличную возможность для засады. «Впрочем, что это я, – пожурил сам себя Федор, вспомнив собственный боевой опыт, – я же прошел с Ганнибалом через Альпы, что я теперь сам что ли армию не проведу через эти холмы? Конечно, проведу, учителя у меня были не из худших».
   Вспомнив о делах давно минувших дней, Федор ненадолго утерял нить разговора, настолько яркими они были. Ведь тогда Федор Чайка был всего лишь одним из тысяч морпехов Карфагена, отправившихся в поход на Рим. «Много воды утекло, – усилием воли Федор заставил себя встряхнуться, – но, пора и о настоящем подумать».
   – Сколько у тебя слонов? – вывел его из задумчивости вопрос царя, внезапно сменившего тему.
   – Что? – переспросил Федор, которого все сильнее клонило в сон, – а…десять.
   – Десять африканских слонов, – повторил вслух Филипп, словно хотел насладиться каждым словом, – не много, но для одного хорошего удара хватит. Конницы у Агелая нет, однако слоны и сквозь пехоту протопчут мне дорожку.
   Сказав это, македонский царь ухмыльнулся от собственной шутки.
   – Кровавую дорожку. Этолийцы запомнят надолго, как идти против меня.
   Он помолчал еще немного.
   – Для усиления твоей армии, на которую будет возложена задача обходного маневра и удара в тыл, я придам тебе конницу под командой Демофонта, – сообщил Филипп, – полторы тысячи всадников. Этого будет достаточно, чтобы у тебя появился быстрый передовой отряд и возможность маневра в бою. Себе я оставлю еще две с половиной тысячи катафрактариев. Имея столько всадников, мы сможем постоянно терзать армию союза и, в конце концов, разорвать ее на части.
   – Посланец Ганнибала привел с собой скифов, – вставил слово Демофонт, до той поры хранивший молчание.
   «Ох, и любишь же ты их», – чуть не сказал вслух Федор, бросив косой взгляд на Демофонта и едва сдержавшись. Но Филипп, похоже, разделял мнение своего гиппарха[6].
   – Ты привел скифов? – с удивлением переспросил Филипп, – разве царь Иллур уже здесь? Мне сообщали, что его войска лишь недавно покинули Истр, осадив Мессембрию и Апполонию.
   – Нет, – отмахнулся Федор от такой перспективы, – царь Иллур все еще там, вероятно. Со мной лишь небольшой отряд его всадников, триста воинов.
   И добавил со значением:
   – Во главе которых стоит его кровный брат Алексей Ларин.
   Филипп нахмурился еще больше, словно имя это было ему известно, но приятных воспоминаний не доставляло.
   «Леха что, и этого знает? – не поверил своим глазам Федор, – вот ведь, действительно, везде поспел». Македонский царь ничего больше не говорил, а уточнять, так ли это на самом деле Федор не стал. Вместо этого, начальник экспедиционного корпуса постарался перевести разговор в другое русло.
   – В моей армии одна пехота, – пояснил он, как бы извиняясь, – а эти триста воинов, все-таки добавят мне быстроты и возможности для маневра. Кому, как не македонцам, знать, что такое конница.
   Он чуть было не сказал «хорошая конница», но не стал терзать больное самолюбие македонцев. Ведь именно их великий предок Александр сделал из вспомогательной конницы главную ударную силу в сражении. Скифы же осознали, что жизнь в степи без коня это не жизнь, так давно, что еще и Александр не родился на свет. Но, Федор был здесь не для того, чтобы устанавливать справедливость и промолчал.
   – Ты прав, – неохотно признал Филипп, поглаживая свою бороду в задумчивости, – но, у тебя еще есть флот. И, если что-то пойдет не так, он нам тоже понадобиться. Объединив наши корабли с ахейскими, мы сможем блокировать залив и Этолию с моря.
   – Если только Афины не придут им на помощь, – не удержался Федор.
   – Думаю, до этого не дойдет, – отмахнулся Филипп, – разбив этолийцев на суше, передо мною откроется путь в глубину Греции. А по суше до Аттики совсем недалеко. Так что, жители Афин, скорее всего, проявят благоразумие и предоставят этолийцев мне.
   «Ого, – только и подумал Федор, – вон ты куда замахнулся. Царь всея Македонии и Греции. Не торопись. Поживем, увидим, как тут все повернется».
   Филипп, между тем, вновь обвел военачальников своим тяжелым взглядом и неожиданно объявил:
   – Совет закончен. Завтра утром армия выступает в поход. А ты Федор, отправляйся к себе в лагерь и тоже готовься. Демофонт прибудет к тебе через несколько дней с последними новостями о наших успехах.
   «Ну, наконец-то, – выдохнул Федор, у которого уже давно свело желудок от голода, – с этой войной и поесть, некогда».
   – Сейчас же, по обычаю мы можем отпраздновать этот великий день.
   Царь сделал знак и один из военачальников открыл дверь в соседний зал, в котором Федор разглядел огромный стол, ломившийся от всевозможных яств и кувшинов с вином. Издав счастливый вздох, Федор проследовал за всеми, подгоняемый чувством жажды и волчьего голода.
   Впрочем, усталость быстро взяла свое. Подняв несколько чаш за здоровье царя и процветание Македонии, и выслушав вдвое меньше ответных тостов, Федор быстро захмелел. Чтобы не заснуть прямо здесь, он отпросился у Филиппа на ночлег и получил разрешение. Сам же царь, позвав наложниц и музыкантов, похоже, собрался пировать до утра.
   Чайке предоставили апартаменты в том же особняке, Леху с солдатами хотели отправить в казармы, находившиеся в паре кварталов отсюда. Но, Федор напомнил Филиппу о том, что Ларин представитель царя Иллура. При упоминании этого имени Филипп вновь слегка нахмурился, но зато Лехе тоже нашлось место в особняке. В примыкавшей к дальнему крылу здания пристройке.

Глава пятая
«Два перевала»

   Когда кельты с шумом и хохотом закончили выгружаться с кораблей, собравшись на берегу в пеструю толпу, Ларин жестом подозвал к себе Нордмара и приказал не размещаться надолго в лагере.
   – Пусть твои люди немного отдохнут, – сообщил он, щурясь от неяркого рассветного солнца, – и выступаем. К вечеру этого дня мы должны быть далеко.
   – Мои люди могут и не отдыхать, – ответил на это Нордмар, – если надо, мы готовы выступать хоть сейчас. Плавание на кораблях для нас уже отдых.
   Кельтский вождь, облаченный в шкуру, стоял перед Федором, опершись на исполинский боевой топор, и поблескивал своей золотой торквой. Выглядел он действительно отдохнувшим и Федор решил воспользоваться выносливостью этих солдат. Да и Филипп уже прислал Демофонта с конницей. Так что больше Чайку ничто не удерживало от начала похода в Этолию.
   – Ну, раз так, – довольно кивнул Федор, посмотрев на своих военачальников, обступивших его со всех сторон, – тогда покидаем лагерь немедленно. Исмек, готовь своих слонов.
   Огромный лагерь, в котором и так жизнь не затихала ни на час, вскоре загудел, как разворошенный улей. Первыми его покинула македонская конница и скифы под командой Ларина. До перевалов, которые им предстояло вскоре преодолеть, Федор рассчитывал на конницу, как на авангард и разведчиков, которые смогут предупредить опасность. А может быть, учитывая их численность, даже остановить. Атаки в тыл он пока не ожидал, а потому все кельты и пехота Кумаха, в полном вооружении, спейра за спейрой, покинули лагерь. Где-то среди них находился Летис, которого Федор еще так ни разу и не видел, занятый государственными делами, но обещал себе хотя бы поговорить с другом при первой же возможности.
   Следом за африканской пехотой устремился осадный обоз, перевозивший полевую артиллерию, инженеров и землекопов. В арьергарде вышагивали слоны и целая хилиархия морских пехотинцев, прибывших на кораблях. Федор решил поберечь свою ударную силу на случай внезапного нападения. Надежды на слонов в этой экспедиции возлагал не только он, но и сам Филипп.
   Часть кораблей, в основном грузовые, Федор отправил назад в Италию. Весь военный флот он оставил здесь на случай боевых действий. Лишь из предосторожности разделил его, откомандировав половину судов назад к открытой воде в Аргос Амфилохийский, где они встали на якорь рядом с македонской эскадрой. На большинстве кораблей морпехи остались, хотя их численность и уменьшилась вдвое, поскольку остальных Федор взял с собой в поход. На морпехов, остававшихся на кораблях у лагеря, командующий экспедиционным корпусом возложил и его охрану. Для этих целей он даже разрешил, в крайнем случае, снять баллисты с кораблей. Чайка надеялся, что этого не потребуется, но на войне произойти могло все. Конечно, македонцы давно захватили эти места, но, кто знает, на что пойдет стратег этолийского союза. А этот лагерь стал теперь основной базой армии Федора Чайки и он не мог оставить без надежного прикрытия тыловые коммуникации.