Александр Романович Беляев. Под небом Арктики

   А кругом «Тайги» бушевало пламя. Жар становился нестерпимым. Оставаться далее на палубе было невозможно. Симаков отдал приказ всем спуститься во внутреннее помещение корабля. Но сам он решил оставаться на капитанском мостике.
   – Живьем сгоришь, – возражал Игнат.
   Симаков упорствовал.
   – Я должен… – Симаков задохнулся от дыма, закашлялся и пошатнулся.
   Игнат схватил его своими огромными ручищами, как ребенка, и понес к люку.
   В кают-компании Симаков очнулся и вновь пытался выйти на палубу. Игнат сжал руку капитана и строго сказал:
   – Сиди, «Тайга» движется вперед и сама выберется из пожара. Осталось каких-нибудь полкилометра.
   Анна Фокина уронила голову на стол. Обморок… Джим бросился к ней на помощь. Но что он мог сделать? Поднял золотоволосую голову девушки, растерянно дул в лицо. Дубровина с белым, как у мертвеца, лицом шатаясь и цепляясь за горячие стены, побежала к аптечке за спиртом. Но возле двери сама упала.
   – Однако дело – табак, – проговорил Фома, ни к кому не обращаясь.
   – Алло. Вы живы? – телеграфировали змеевики. – «Тайга» находится у края леса. Осталось не более…
   – Что такое? Почему он не договорил? – взволновался Симаков и закричал в телефонную трубку: – Тестов! Тестов! Алло! Гринев! Не отвечают. Неужели «Змей» оторвался? Я иду на палубу, – сказал Симаков решительно.
   Игнат видел, что на этот раз отговаривать бесполезно.
   – Погоди. Раньше батьки не лезь в пекло, – загудел Фома, расставляя перед Симаковым руки, – говорю, погоди, а не то стукну. Сиди. Я сейчас…
   Фома, переваливаясь, как медведь, вышел и скоро вернулся с кожаным пальто, шлемом и темными очками.
   – Вот, надень. Да водой облейся. Полведра я еще сберег.
   Симаков быстро оделся. Фома облил его с ног до головы.
   – Теперь идем.
   Игнат также последовал за ними.
   С трудом взобрались по горячей железной лестнице до люка. Фома, надев кожаные рукавицы, открыл люк. Их обдало горячим багровым дымом. Фома быстро захлопнул люк.
   – Крышка. Каюк, – сказал он. – Нельзя выходить. Все равно сгоришь. – И он насильно свел Симакова с лестницы.
   Шатаясь, дошли до кают-компании. Люди сидели и лежали на столах, там было не так жарко, как на накалившемся полу. Молчание, гул моторов, шум пожара…
   – Однако как будто посвежело немного, – сказал Фома.
   И в тот же момент раздался голос змеевика, несший весть о спасении.
   – «Тайга» вышла из пожара. Живы ли вы? Мы живы.
   Холодный ветер быстро остуживал стенки «Тайги». Спасены.

8. «Змей» в болоте

   «Тайга» остановилась. Все выходят на палубу, усыпанную пеплом и углями. Кое-где еще дымятся полуобгоревшие суки. Небо хмурое. Сеет дождь, как сквозь сито. Взоры поднимаются вверх. Там, где гордо реял «Змей», пустота. Кругом ночь. Молчание…
   – Штурман, механики, по местам! Полный ход! – командует Симаков.
   – Нельзя полный ход. Аккумуляторы истощились, – докладывает Дудин.
   Симаков хмурится и отдает новую команду:
   – Поднять трубу Дюбо и виндроторы.
   – Есть поднять Дюбо и виндроторы, – отвечают Гришин и Дудин.
   Через несколько минут «Тайга» медленно поворачивается и идет к пожарищу. Огнем проложена в лесу огромная брешь. По краям еще пылают, как факелы, одинокие деревья. «Тайга» движется устало, словно израненное чудовище. Ветер медленно вливает силы в истощенные аккумуляторы. А люди, как неутомимые муравьи, уже хлопочут, убирают палубу от мусора, золы, углей. Вот вспыхнул первый прожектор и залил голубым светом дорогу впереди.
   – Симаков! Я лечу на разведку, – говорит Анна Фокина.
   Капитан ласково улыбается. Он сам хотел предложить ей это, но пожалел ее.
   – А силы не сдадут в полете? – спрашивает он заботливо.
   – После такой бани просто необходимо проветриться.
   – Товарищ Фокина, – говорит Джим, – можно и мне с вами лететь?
   – Летите, – отвечает Симаков. – Я за тебя, Анна, буду спокойней. Его помощь может понадобиться.
   Анна садится за руль, и, послушная ее движениям, изящная «Стрекоза» взмывает вверх и несется над пожарищем. Их обдает теплым воздухом. Доносится запах гари. Джим искоса поглядывает на Анну Фокину. Из-под шлема у нее выбивается золотистая прядь волос и трепещет на зарумянившейся щеке.
   «Стрекоза» делает резкий вираж, кружится на месте. Джим заглядывает вниз и видит две вспыхивающие точки голубого света. «Стрекоза» садится на землю. К машине подбегают с карманными электрическими фонарями Тестов и Гринев. Фокина выбегает из кабины и обнимает молодых людей.
   – Тестов! Гринев! Живы? – радостно восклицает она.
   – Целехоньки.
   – А «Змей»?
   – И он в порядке. Упали за пожарищем, на болоте. Решили пешком до «Тайги» добраться.
   – «Тайга» навстречу идет. А ты что, Тестов, прихрамываешь?
   – Ушибся немного.
   – Это не дело. Тебе трудно идти. Товарищ Джим! Уступите ему место. Я доставлю его на «Тайгу».
   «Стрекоза» улетела.
   Спотыкаясь, ежась от дождя и ветра, Джим бредет следом за Гриневым. Свет карманного фонаря освещает впереди обгорелые стволы деревьев, кочки, лужи…
   Вдали вспыхнул прожектор «Тайги». Джим вздыхает с облегчением.

9. Лесной экзамен

   Все собрались в кают-компании обедать.
   Когда утолили первый голод, Симаков сказал:
   – Ну, а теперь, товарищи, давайте подведем итоги.
   – Оставь, Симаков, – прервал его Игнат. – Нашел время производственное совещание устраивать! Успеешь еще. После такой передряги отдохнуть надо, повеселиться. Вот Джим Джолли нам на гавайской гитаре сыграет. Он ее от самой Флориды таскает и даже в кровати не расстается с ней. Проснется, поиграет и снова уснет.
   Джим принес гитару и заиграл, собрав вокруг себя всех обитателей вездехода.
   – Ну, а мы с тобой, старик, сядем сюда в уголок и поговорим, если тебе так не терпится, – сказал Игнат. – Пожар показал много…
   – Недостатков в конструкции «Тайги», – вставил «старик».
   – Скажем, недоделок, – смягчил Игнат. – Первое – электропилка деревьев. Срезать дерево раскаленной добела металлической полосой, конечно, скорее, чем пилой. Но пожарная опасность велика. Ведь мы сами вызвали пожар вокруг «Тайги»…
   – У нас не хватило огнегасительной пены.
   – Это – не возражение. Вернее, это доказывает то же, о чем говорю и я. Сколько материалов для изготовления этой самой пены мы должны возить с собой, чтобы подпиливать и гасить деревья на протяжении сотен километров лесного пути! Я думаю, что придется перейти к резке пилами, только усовершенствовать их, довести скорость резки до максимума. Второе. Что больше всего доставило хлопот во время пожара? То, что деревья, сучья, хвоя падали на палубу. Мы сами заготовляли костер на вездеходе. Если бы не было палубы, то, я думаю, вездеход можно было бы сделать таким действительно вездеходом, что он смог бы пробиваться и сквозь пламя.
   – Ну, уж это ты перехватил, – сказал Дудин, прислушиваясь к разговору. – Мы изжарились бы внутри «Тайги».
   – Ты так думаешь? – обратился к нему Игнат. – Тебе приходилось читать о построении межпланетного корабля? При вылете из земной атмосферы должно происходить такое огромное трение, что оболочка ракеты может расплавиться. И тем не менее люди собираются лететь на ракете, не зажариваясь при этом. Как предполагают они этого достигнуть? Внешнюю оболочку сделают из самого тугоплавкого металла, скажем, из хромовой или марганцовистой стали. Под этой оболочкой – изоляционные слои, асбестовые прокладки, затем внутренняя металлическая стенка и охладители из жидкого кислорода или аммиака. Ракета герметически закрыта. Внутри – баллоны со сжатым или жидким кислородом, аппараты, поглощающие углекислоту. Если бы «Тайга» представляла собой такую межпланетную ракету, но двигающуюся на колесах, она могла бы совершенно спокойно идти сквозь пламя лесного пожара.
   – Но ведь межпланетная ракета пролетает земную атмосферу всего в несколько секунд и попадает в температуру мирового холода, который быстро охлаждает ее, – сказал Гришин.
   – Если бы ракета была плохо укрыта от внешнего жара, то и нескольких секунд было бы достаточно, чтобы испепелить и ее, и людей. Разве не сгорают в атмосфере метеориты? Огонь лесного пожара не даст такую высокую температуру. Все дело в металле.
   – Больше всего хлопот нам доставила палуба. Хоть она и в уровень с лесом, а сильной воздушной тягой не только сучья, но и деревья на нее забрасывало. Палуба же необходима потому, что на ней установлены все ветросиловые двигатели. Эта труба и роторы очень громоздки. Они добывают энергию ветра, но на ходу, вероятно, создают большое сопротивление и этим самым тормозят движение.
   – Все это совершенно верно, – ответил Симаков. – Лесной экзамен «Тайга», конечно, не выдержала. Это очевидно. Мы учтем опыт и подумаем, какие внести изменения. Но на снегу, а его нам ждать недолго, я думаю, наш вездеход так не оскандалится. И тут хороши именно пропеллеры. По легкой снежной дороге их вполне достаточно…
   – Это еще тоже вопрос, друг мой! – возразил Игнат. – Аэросани – не пример. Сани легки, а «Тайга» со всем своим грузом весит, наверно, не меньше хорошего паровоза.
   Беседу прервал Джим. Он запел негритянскую песню, в которой веселье, подавленная природная жизнерадостность и страстность его расы пробиваются сквозь тоску печальной исторической судьбы народа.
   Это пение было так неожиданно, что даже Симаков забыл мысль, которую хотел высказать. Все сидели молча, как зачарованные.
   Довольный произведенным эффектом, заглушая аплодисменты, Джим запел новую песню в таком зажигательном и стремительном темпе, что у слушателей заходили руки и ноги. Фокина первая не удержалась, сорвалась с места и начала танцевать, за нею – Камнева, Дудин, Гришин, Игнат, даже Дубровина. Фома, притопывая своей ножищей, хлопал руками по бедрам и бубнил басом: