Август бежал в Краков. 31 июля 1702 г. Карл с тремястами всадниками взял Краков. К поведению защитников Кракова не подходят слова трусость или измена, они «обмаковались» – вспомним выражение Билибина из романа «Война и мир». Август чудом не попал в плен и успел ускакать в Сандомир.
   Традиционно с усилением бардака в Польше начались выступления казачества. Бывший казацкий гетман Правобережной Украины Самусь перебил в городке Богуславе присланную туда новую польскую администрацию, а заодно и евреев. Далее Самусь занял Корсунь, убил тамошнего губернатора, истребил отряд польских драгун и традиционно перебил евреев (о последнем автор более упоминать не будет, поскольку это повстанцы творили повсеместно).
   24 июля 1702 г. Самусь писал письмо на Левобережную Украину (то есть в ее русскую часть) казацкому полковнику Переяславскому: «…я по своей обиде принужден разбрататься с Ляхами, и не только из Корсуни, но и изо всех городов украинских их выгнал, а сами мещане неверных Жидов выбили, послыша от них отягчения, склоняясь под высоковладетельную державу царского величества и будучи готовы за веру христианскую умереть». Таким образом, восставшее Левобережье просилось в русское подданство.
   Гетман Мазепа срочно пишет в Москву Головину, а также, через его голову, царю: «Сдается мне, что эта война нам не очень противна, потому что господа поляки, увидевши из поступка Самуся, что народ наш Малороссийский не может под их игом жить, перестанут о Киеве и об Украине напоминать. Рассуждаю и то: не знаю, смел ли бы Самусь приняться за такое дело один, потому что человек он простой, писать не умеет: не подучен ли он королем встать против Яблоновских, как неприятелей королевских? Если Самусь обратится ко мне за помощью – что мне делать?»
   Вскоре к Самусю под Белую Церковь подошли полторы тысячи казаков, посланные полковником Семеном Гурко, более известным под прозвищем Палей. Мазепа не помогал явно, не брал его под свое регименторство (правление), но посылал Самусю порох и свинец, «чтоб его вовсе от себя не отогнать». От Белой Церкви Самусь вынужден был отступить, но зато взял Немиров и перебил там всех поляков.
   Затем Самусь соединился с основными силами Палея и разгромил под Бердичевым большой отряд поляков. Бердичев был взят, всех неправославных там «порубали». В начале ноября 1702 г. Самусь и Палей наконец взяли Белую Церковь.
   Поляки не могли сами унять казаков (правобережных, поскольку гетман Мазепа своих к Самусю не пускал), и коронный канцлер стал молить о помощи русского посла князя Григория Долгорукова. Мол, «казаки великие бунты завели… Свыше 4 000 [поляков] всякого чина побили» и т. п. Долгоруков 13 ноября 1702 г. отписал об этих жалобах Головину, тот доложил царю. И 28 декабря 1702 г. Петр послал грамоты «конному охотницкому полковнику Семену Палею и конному охотницкому полковнику Самусю Иванову», в которых предлагал им простить обиды полякам и вместе «иметь воинские промыслы над общими неприятелями нашими шведами».
   Между тем лифляндец Паткуль проинформировал Григория Долгорукова о попытках Августа II заключить мир со шведами. В свою очередь Август сообщил русскому послу, что были перехвачены письма Паткуля к примасу Радзеевскому, где Паткуль просит ходатайствовать примаса о прощении у Карла XII. Долгоруков просил предъявить подлинники писем, чтобы сообщить об этом царю. Поляки ограничились различными отговорками, поскольку никаких писем у них не было. Весной 1702 г. Паткуль побывал в Москве, где был принят в русскую службу в чине тайного советника.
   Весной 1703 г. к Карлу XII морем из Швеции прибыл 14-тысячный корпус. Получив подкрепление, Карл двинулся из Варшавы на северо-восток к Пултуску, где Август II формировал новой войско. Разлив рек и отсутствие мостов задерживали движение шведов. Карл оставил пехоту на переправе через Буг, а сам с кавалерией устремился вперед, переплывая и переходя вброд реки и рассеивая мелкие отряды поляков.
   1 мая шведы атаковали противника у Пултуска. Часть саксонцев и поляков успела переправиться через реку Наров и уничтожить за собой мосты, но большинство было порублено шведской кавалерией или взято в плен.
   Остатки воинства Августа укрылись в крепости Торн на Висле, а сам король бежал в Саксонию. Энергичному коменданту Торна Робелю удалось продержаться в осаде около полугода. И лишь когда из шеститысячного гарнизона в строю осталось 1 600 человек, крепость капитулировала.
   Проходя мимо, Карл XII ограбил большие портовые города Данциг и Эльбинг, никогда не воевавшие со шведами. На них была наложена огромная контрибуция, а Эльбинг был вынужден отдать шведам и 200 крепостных пушек, защищавших город.
   В декабре 1703 г. Карл XII обратился к польскому сейму с письмом, предлагая возвести на польский престол принца Якова Собеского и обещая поддержать его всеми силами.
   Яков был сыном знаменитого польского короля Яна Собеского, некогда освободившего вместе с отцом Августа II Вену от турок.
   Против попытки лишить Августа II польской короны решительно выступили Англия и Голландия. Английский посол Робинсон заявил Карлу, что «жестоко и несправедливо заставлять поляков свергнуть короля, которого они сами выбрали и хотят иметь. Кроме того, очень опасно давать народу возможность свергать своего короля». На что Карл ответил: «Удивительно слышать такие замечания от посланника того государства, которое имело дерзость отрубить голову своему королю. Позволивши себе такое дело, Англия теперь упрекает меня в том, что я хочу лишить короны государя, вполне достойного этого наказания».
   В январе 1704 г. примас Радзеевский созвал сейм в Варшаве под предлогом заключения мира со шведским королем, который объявил, что хочет договориться только с республикой, а не с польским королем Августом. Этот предлог нужен был для того, чтобы сейм происходил в отсутствие короля. Уполномоченным от Карла XII на сейме был генерал Горн, а отряд шведов разместился около здания, где происходил сейм. Многие послы, не видя проку от этого сейма, стали разъезжаться, но Радзеевский и Горн, заметив это, расставили у всех выездов шведских солдат, которые никого не пропускали. 2 февраля Горн передал сейму письменное объявление, что король его не может войти ни в какие переговоры с республикой, пока она не будет свободна, то есть чтоб переговоры и решения настоящего сейма не могли ни от кого зависеть, а для этого необходимо, чтобы король Август II был свергнут с престола.
   Шведы представили сейму несколько перехваченных писем Августа, где говорилось о скандальности, вероломстве и пьянстве поляков. Раздражение панов еще более усилилось, когда они узнали, что Август арестовал Якова Собеского и его брата Константина. Братья охотились в Силезии, где на них внезапно напали тридцать саксонских драгун. Братья были отвезены в Кенигсштейн и заключены под стражу.
   В итоге Варшавский сейм объявил, что «Август, саксонский курфюрст, неспособен носить польскую корону». Польский престол был единогласно признан свободным. Но, увы, на него теперь не было кандидатов. Шведский премьер-министр граф Пипер предложил Карлу XII самому стать польским королем. Но польский король должен быть обязательно католиком. Карл же был ревностным лютеранином и категорически отказался переходить в католичество. Пипер советовал ввести в Польше лютеранство, подобно тому как король Густав Ваза ввел его в Швеции. Но у Карла хватило ума отказаться. При диком религиозном фанатизме поляков это было бы безумием.
   Карл же не унывал и заявил: «Ничего, мы состряпаем другого короля полякам». Он предложил корону младшему из Собеских – Александру, но тот проявил благоразумие и отказался. Тогда Карл предложил корону познаньскому воеводе Станиславу Лещинскому. Тот был молод, приятной наружности, честен, отлично образован, но у него недоставало главного, чтобы быть королем в такое бурное время, – силы характера и выдержки. Выбор человека, не отличавшегося ни блестящими способностями, ни знатностью происхождения, ни богатством, разумеется, был принципиальной ошибкой Карла XII.
   Когда паны узнали о выборе короля, поднялся страшный ропот, поскольку десятки фамилий считали себя выше Лещинского. Примас Радзеевский обратился к королю с предложением снять кандидатуру Лещинского и заменить кемлибо из родственников коронного гетмана Любомирского. «Но что вы можете возразить против Станислава Лещинского», – спросил король. «Ваше величество, он слишком молод», – опрометчиво ответил примас. Карл сухо заметил: «Он приблизительно одного со мной возраста». И, повернувшись к примасу спиной, король тотчас послал графа Горна объявить сейму, что в течение пяти дней следует выбрать Станислава Лещинского польским королем.
   7 июля 1704 г. Горн прибыл в Варшаву и назначил выборы на 12 июля. В воспитательных целях шведы жгли без пощады имения магнатов, стоявших за Августа II. Тем не менее на избирательный сейм не явилось ни одного воеводы, кроме Лещинского. Из епископов был только один познаньский, из важных чиновников – один Сапега.
   12 июля, в субботу, в три часа пополудни, состоялось избрание. Вместо примаса председательствовал епископ Познаньский. На заседании открыто присутствовали Горн и два шведских генерала как чрезвычайные послы Карла XII при Речи Посполитой. Рядом с местом, где проходил сейм, выстроилось 300 шведских конных драгун и 500 пехотинцев. Сам Карл с войском находился в пяти верстах от Варшавы.
   На сейме паны горлопанили шесть часов, пока не был избран король Станислав. На следующий день Карл выделил для личной охраны короля Стася шведский отряд.
   Тем временем Август II собрал под Львовом 23 тысячи саксонцев, поляков и русских. 19 августа 1704 г. Петр и Август заключили новый договор. Союзные державы обязались воевать против общего врага – шведского короля, на суше и на море, отдельных договоров с ним не заключать и ни в какие сношения не входить. Договором предусматривалось принудить Палея вернуть республике города, взятые им в смутное время. Все города и крепости, покоренные русскими в Ливонии, должны быть уступлены Польше. Царь посылает королю под его команду 12 тысяч войска, на 1705 г. выдает королю 200 тысяч рублей или 2 миллиона польских злотых на содержание польского войска, которое должно состоять из 26,2 тысячи человек пехоты и 21,8 тысячи конницы. В последующем, до окончания войны, царь обязуется выплачивать королю по 200 тысяч рублей ежегодно.
   4 сентября 1704 г. Карл XII с одной кавалерией подошел к Львову, пехота и артиллерия отстали в пути. Но Августа уже не было в городе. 6 сентября Карл повел три спешенных драгунских полка на штурм Львова. Город был взят, шведы разграбили имущество сторонников Августа, а на многих богатых обывателей Львова наложили большую контрибуцию.
   В свою очередь Август со своим войском напал на… Варшаву. Произошла своеобразная рокировка: Карл покинул Варшаву и взял Львов, а Август покинул Львов и взял Варшаву.
   В Варшаве у Станислава Лещинского было шесть тысяч польских солдат и полторы тысячи шведов под начальством генерала Горна. Узнав о приближении 20-тысячного войска Августа, новоиспеченный король с семейством и присягнувшая ему шляхта разбежались из Варшавы буквально как тараканы. Генерал Горн занял Варшавскую цитадель и защищался несколько дней, но после интенсивного артобстрела сдался.
   Дома и имения приспешников шведов в Варшаве и окрестностях были преданы разграблению. Познаньский епископ был арестован и отправлен в Саксонию, где вскоре и умер.
   Август часть войска под началом Паткуля отправил осаждать Познань. Остальная часть под началом генерала Шулленбурга осталась в Варшаве. Сам Август благоразумно оставил столицу и уехал в Саксонию.
   Как и следовало ожидать, Карл не замедлил показаться под Варшавой. Шулленбург спешно покинул столицу и начал отступать к Силезии, которая тогда принадлежала австрийскому императору. Карл XII преследовал саксонцев и атаковал их около города Гурнау. После кровопролитного боя Шулленбургу все же удалось в полном порядке увести остатки своей армии в Силезию.
   Четыре русских полка отступали от Варшавы самостоятельно, под началом полковника Герца. Они были настигнуты шведами близ Фрауштадта, храбро защищались против численно превосходившего его неприятеля и, потеряв 900 человек убитыми, засели в деревне Тиллерот. На следующий день шведы напали на деревню, и русские солдаты защищали каждый дом. Шведы предложили сдаться, грозя поджечь деревню. Русские отвечали, что будут защищаться до последнего человека, и сдержали слово: многие из них пали с оружием в руках или погибли в подожженных шведами домах. Лишь немногим удалось уйти.
   В начале ноября 1704 г. военные действия прекратились, и шведы расположились на зимние квартиры вдоль силезской границы.
   Паткулю так и не удалось взять Познань и, сняв осаду, он отвел войска в Саксонию в город Лаузиць.

Глава 5
Похождения Ивана Мазепы

   Настало время вывести на сцену еще одно главное действующее лицо – гетмана Ивана Мазепу. Но говорить о личности гетмана вне контекста общей истории Украины бессмысленно. Сейчас 99,9 % населения бывшего СССР абсолютно не представляют ситуацию в Малороссии в начале XVIII века. Благо, в этом преуспели советские, незалежные и, разумеется, рускоязычные либеральные историки. Как уже говорилось, никакого термина «Украина» до 1917 г. не было и в помине. Лишь изредка использовался этот термин как исключительно географическое понятие. Замечу, что в документах XV–XVIII веков сохранились сведения и о других «украинах» – рязанской, амурской и т. д. А вот передо мной книга литовского ультранационалиста Эдвардаса Удавичюса «История Литвы» (Москва, 2005. Т. 1. С. 399): «Смоленская, Витебская, Подольская, Киевская земли имели статус так называемых окраинных земель. Их дворяне призывались в войско по отдельным спискам…». Книга сия написана в ХХI веке, а тогда и в Литве и в Московии говорили не «окраинных», а «украинных землях» или, чаще, просто «украинах». Действительно, и Киев, и Смоленск были украинами Великого княжества Литовского и имели одинаковый статус. Однако утверждение, что в XV–XVI веках в Киеве и Смоленске были другой язык и культура, чем, скажем, в Новгороде или Рязани, является полнейшим бредом. Свидетелем того, что украйна – это окраина государства, то есть понятие географическое, является сам русский язык. Русский человек до 1991 г. никогда не говорил, что он едет «в Север», «в Урал», «в Украину», а говорил «на Север», «на Урал», «на Украину». А вот перед названием всех стран стоит предлог «в» (или «во») – в Англию, в Баварию, в Нормандию, в Андалузию, в Малороссию и т. д.
   До 1917 г. никакой Украины не было и в политическом отношении. После Батыева нашествия каждый район современной Украины развивался по-своему и независимо от других, вплоть до вхождения в состав России или СССР.
   Так, Галиция с 1385 г. стала владением польского короля. Юг нынешней Украины был Диким полем, принадлежавшим татарам и бывший ничейной пустошью. Остальная часть современной Украины вошла в состав Великого княжества Литовского. В XIX веке о вхождении русских земель в состав Великого княжества Литовского историки шутили: «Победила не Литва, а название».
   В Великом княжестве Литовском основной конфессией было православие, государственным языком – русский, официальная документация велась кириллицей. Правили землями князья – помесь литовской династии Гедиминовичей и Рюриковичей. Правящий класс – бояре и богатые дворяне – были чистокровными русскими, с небольшой примесью принявших православие литовцев. Так продолжалось до Люблинской унии 1569 года, по которой Малороссия передавалась польской короне.
   Сразу же после Люблинской унии начался процесс полонизации малороссийской знати, закончившийся где-то в 1620–1630 гг. В ходе этого процесса малороссийское дворянство приняло католичество, польский язык, польскую одежду, польскую культуру и т. д. В конце концов потомки русских князей и бояр стали считать себя поляками.
   «В 1610 г. один из выдающихся православных деятелей Мелетий Смортицкий в скорбном трактате “Тренос, или Плач по Святой Восточной Церкви” так писал об утрате православной Русью ее знатнейших родов: “Где дом Острожских, славный пред всеми другими блеском древней веры? Где роды князей Слуцких, Заславских, Вишневецких, Сангушков, Чарторыйских, Пронских, Ружинских, Соломирецких, Головчинских, Крашинских, Мосальских, Горских, Соколинских, Лукомских, Пузин и другие, которых сосчитать трудно? Где славные, сильные, во всем свете ведомые мужеством и доблестью?..” Вопрос, конечно, риторический, ибо все прекрасно знали, где теперь эти знаменитые семьи украинских магнатов: в польско-католическом лагере»[8].
   В чем-то этих людей понять можно. Речь Посполитая и Швеция отгородили Московию от европейской культуры. Ну и московские владыки тоже воспринимали западную культуру без особого энтузиазма.
   Западные книги, танцы, одежда – все это привлекало малороссийских дворян. Ну а кто из юных малороссийских дворянок мечтал стать московской затворницей, а не плясать на балах, ездить на охоту, посещать театры и т. п.?
   В итоге Малая Русь и Белая Русь потеряли свое дворянство, за 40–60 лет превратившееся в польских шляхтичей. Но мещанство в городах и особенно селянство осталось православным и верным своему языку и обычаям.
   Мало того, в Малороссии, особенно в южной ее части, появилась социальная прослойка – казачество. Ведь для отражения чуть ли не ежегодных набегов крымских татар Малороссии требовались тысячи воинов. Ну а специфика Речи Посполитой не давала возможности держать сильные польские гарнизоны на южной границе – «украине». Волей-неволей польским властям пришлось признать казаков в качестве иррегулярного войска – реестрового казачества.
   Ниже Канева на Днепре начинались многочисленные протоки, образовывавшие не менее трехсот островов, поросших плавнями. Там находилось девять страшных больших Днепровских порогов, а также множество заборов. Заборы – те же гряды диких гранитных скал, разбросанных по руслу Днепра, как и гряды порогов, но не пересекавшие реку от одного берега до другого, а занимающие только ее часть, преимущественно с правого берега, и таким образом оставлявшие у другого берега свободный для судов проход. Всего на Днепре в запорожских пределах насчитывалось заборов 91.
   Там жили знаменитые запорожские казаки. Откуда же они взялись? Почти все дореволюционные и советские авторы утверждают, что запорожцы – потомки крестьян, бежавших от гнета польских помещиков. Так, один из самых авторитетных историков запорожского казачества Д.И. Яворницкий цитирует летопись: «Поляки, приняв в свою землю Киев и малороссийские страны в 1340 году, спустя некоторое время всех живущих в ней людей обратили в рабство; но те из этих людей, которые издревле считали себя воинами, которые научились владеть мечом и не признавали над собой рабского ига, те, не вынеся гнета и порабощения, стали самовольно селиться около реки Днепра, ниже порогов, в пустых местах и диких полях, питаясь рыбными и звериными ловлями и морским разбоем на бусурман»[9].
   Первые упоминания о запорожских казаках относятся к концу XV – началу XVI веков. Между тем Киевское княжество было передано полякам только Люблинской унией в 1569 г., а до этого никаких ляхов в среднем течение Днепра не было, как не было там и крепостного права. Так что теорию возникновения запорожских казаков из беглых крестьян придется оставить как несоответствующую реалиям того времени. Я же берусь утверждать, что первые запорожцы были местными жителями.
   Русские летописи с 1147 г. упоминали о таинственных бродниках, живших в низовьях Днепра. В 1246 г. итальянский путешественник Джованни дель Плано Карпини писал, что с 4 февраля ехали в «ничейной зоне», где не было власти русских князей, и лишь 23 февраля впервые встретили пограничную татарскую заставу. Местные же жители подчинялись какому-то ватману (атаману) Михею. Таким образом, 300–400 км в нижнем течении Днепра контролировались местными атаманами.
   Задам риторический вопрос: стоило ли потомкам бродников уходить из столь благодатного места как Великий луг, где было немыслимое число зверя, птицы, рыбы и «девятидюймовых» раков. А главное, Великий луг с непроходимыми плавнями и лесами, протоками, лиманами и озерами представлял собой идеальную защиту от татарской конницы и от регулярных польских войск.
   Так возникло независимое государственное образование – Запорожская сечь. Туда отправлялись толпы добрых молодцев, мечтавших о воинской славе и богатой добыче. Условие принятия в войско была лишь одно – принадлежность к православию. Замечу, что запорожцы вплоть до самого упразднения Сечи в 1775 г. считали себя русскими людьми, ходили под малиновыми знаменами, а все их грамоты написаны на языке, мало отличавшемся от русского языка того времени. Вопреки басням «оранжевых» историков, никто из них никогда не считал себя «украинцем» и не носил жевто-блакитных флагов.
   Малороссийское дворянство (теперь уже панство), естественно, переняло не только культуру, но и буйные нравы поляков. В Малороссии паны учинили тот же беспредел, что и в этнической Польше.
   Пан мог безнаказанно отнять земли, имущество и крестьян у более слабого соседа. Но, в отличие от Польши, обиженный в Малороссии мог поднять казаков, да и простых крестьян, видевших в панах иностранцев и врагов православной веры. Именно так начинались все казацкие восстания.
   Так, осенью 1591 г. белоцерковский староста Януш Острожский силой захватил именье шляхтича Кристофа Косинского. А сей шляхтич, во-первых, еще не успел перейти в католичество, а во-вторых, участвовал в качестве казачьего гетмана в ряде походов на турок и татар. Косинский собрал отряд из реестровых казаков и запорожцев и 19 декабря 1591 г. напал на Белую Церковь. В Малороссии началась трехлетняя казачья война.
   Жила-была в городе Остроге семья мещанина Наливайко. У него было два сына, Старший Дамиан (Демьян) состоял придворным попом у князя Константина Острожского. А младший Северин служил пушкарем в частной армии у того же Константина Острожского и отличился в войне Острожского против казаков Косинского. Все бы было хорошо. Отличил бы его пару раз Острожский, и стал бы Северин польским шляхтичем, и воевало бы его потомство 400 лет с Россией, а сейчас служило бы в войсках НАТО. Но судьба-индейка распорядилась иначе. У старика Наливайко был небольшой участок земли в Гусятине. Он приглянулся богатому шляхтичу Калиновскому. Пан, не долго думая, захватил надел, а старика велел избить палками так, что тот на следующий день отдал Богу душу.
   Узнав о гибели отца, Дамиан нашел утешение в монашестве, а Северин взялся за саблю. И опять началась трехлетняя гражданская война 1594–1596 гг.
   В 1645 г. польский шляхтич чигиринский подстароста Даниэль Чаплинский напал на хутор Субботово, принадлежавший его соседу чигиринскому сотнику Богдану Хмельницкому. Чаплинский захватил гумно, где находилось четыреста копен хлеба, и вывез его. Но хуже всего было то, что подстароста умыкнул любовницу сотника.
   Обиженный Богдан пошел по королевским судам, но, как мы уже знаем, в Речи Посполитой для богатых панов законы не писаны. И вот наш жалобщик дошел до самого короля. Престарелый Владислав только развел руками, его самого допекло буйство шляхты, но прав и реальной возможности унять беспредел король не имел. В конце аудиенции Владислав спросил: «А что, у тебя самого сабли нет? Выдать саблю пану Хмельницкому!»
   18 апреля 1648 г. на майдане в Сечи Богдан выкрикнул: «Бей ляхов!» В воздух взметнулась королевская сабля. В ответ сотни глоток заорали «Слава Хмельницкому!» и вылетели из ножен сотни запорожских сабель. И пошло-поехало.
   Война Хмельницкого с ляхами шла с переменным успехом. Однако Богдан и его окружение прекрасно видели неравенство сил. Воевать в одиночку с Речью Посполитой означало для Богдана заведомо обречь себя на поражение. Поскольку Москва по-прежнему отказывалась принимать Малороссию в свое подданство, Хмельницкий отправил послов к турецкому султану. И вот в 1651 г. Махмед IV признал Малороссию и запорожцев своими вассалами, пожаловав им тот же статус, которые имели Крым, Молдавия и Валахия.
   Надо ли говорить, что православное население Малороссии не желало считать себя подданными бусурманского царя, а запорожцы к тому же лишались своего основного промысла – добычи «зипунов» у татар и турок.
   Не исключено, что, обращаясь к султану, Богдан хотел только попугать царя Алексея, который несколько раз отклонял ходатайства о принятии Малороссии в его подданство. И вот в 1654 г. состоялась знаменитая Переяславская Рада. Историк-националист Орест Субтельный писал: «В 1954 г., во время помпезного празднования 300-летия воссоединения Украины с Россией, в СССР было объявлено (правда, не историками, а коммунистической партией), что Переяславское соглашение стало естественной кульминацией вековечного стремления украинцев и русских друг к другу, а союз двух народов явился главной целью восстания 1648 г.»[10].
   Нравится нам или нет, но тут советские историки абсолютно правы. Неоспоримо, что население Киевского и Брацлавского воеводств куда больше симпатизировало русскому царю и русскому народу, нежели султану с турками и татарами или королю с его панами. И если на Переяславской раде казаки голосовали саблями за союз с Москвой, то после Люблинской унии (1569 г.) десятки, если не сотни тысяч малороссов проголосовали ногами, бежав от поляков в Брянск, Путивль и на Дон. В том же 1654 году началась русско-польская война, а 27 июля 1654 г. скончался гетман Богдан Хмельницкий. Сразу после смерти Хмельницкого начинается отчаянная борьба за власть нескольких групп малороссийских старшин. Сейчас эпоху гетманов 1657–1686 гг. самостийные историки представляют «золотым веком Украины». Забавно, что все их предшественники от Грушевского до Субтельного именуют это время «Руиной»!