Страница:
Летописи представляют нам Мстислава сказочным богатырем и опытным полководцем. Во время войны с касогами их князь богатырь Редедя предложил Мстиславу: «Зачем губить дружину, схватимся мы сами бороться, одолеешь ты, возьмешь мое имение, жену, детей и землю мою, я одолею, – возьму все твое». Мстислав убил Редедю и наложил дань на касогов.
Начало войны с Мстиславом было неудачно для Ярослава. В 1023 г. Мстислав осадил Киев, но не смог его взять и обосновался в Чернигове. Ярослав традиционно бежал в Новгород и отправил гонцов в Швецию за помощью. Вскоре из Швеции прибыла миротворческая миссия – конунг Якун Слепой (Одноглазый) с дружиной.
Ярослав и Якун двинулись к Чернигову. Войска братьев сразились у города Листвена (в начале XX в. Листвен был селом в 40 км от Чернигова). У Листвена Ярослав решил повторить тактический прием, принесший ему победу у Любеча семь лет назад. В середине войска он поставил свою ударную силу – дружину Якуна, а по краям – славянских дружинников. Но перед ним был не неопытный Борис, а хитрый Мстислав, который, наоборот, свою отборную дружину расположил на флангах, а в центр поставил недавно покоренных северян. Еще до рассвета рать Мстислава атаковала противника. Грозные варяги контратаковали северян и врубились клином в их ряды. Большая часть северян погибла, но остальные упорно сопротивлялись и убили немало варягов.
В это время конница Мстислава легко разбила на флангах Ярославовы дружины, а затем с тыла и флангов обрушилась на варягов. Не берусь судить, слышал ли Мстислав о Ганнибале, но Листвен оказался ничем не хуже Канн. Тут полегла и дружина Ярослава, и почти все варяги. Как сказано в летописи, днем Мстислав объехал поле битвы и сказал: «Как не порадоваться? Вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела».
Ярослав с Якуном бежали с поля боя. При этом Якун, чтобы не быть узнанным, сбросил свое золотое облачение – «луду». Ярослав добежал до Новгорода, а Якун перевел дух аж в Швеции.
После Листвена Мстислав мог легко овладеть и Киевом, и Новгородом, но он поступил благородно, почти как в рыцарских романах. Мстислав отправил грамоту Ярославу: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне будет та сторона», то есть левый (восточный) берег Днепра. Но Ярослав не решился идти в Киев и держал там своих посадников, а сам жил в Новгороде. Только в 1025 г., собрав большое войско, Ярослав пришел в Киев и у Городца заключил мир с Мстиславом. Братья разделили Русскую землю по Днепру, как хотел Мстислав. Он взял себе восточную сторону с главным столом в Чернигове, а Ярослав – западную сторону с Киевом. «И начали жить мирно, в братолюбстве, перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в Земле», – говорит летописец.
Между 1020-м и 1023 годами новгородцы за свою поддержку вытребовали у Ярослава особую грамоту (по другим источникам – «Правду», а говоря современным языком, конституцию). Текст Ярославовой грамоты до нас не дошел, ее уничтожили московские князья. Но из постоянных ссылок на нее в позднейших документах явствует, что грамота содержала налоговые льготы Новгороду, расширение прав народного собрания (веча) по сравнению с другими русскими городами, а также существенные ограничения власти киевского князя и его наместников в Новгороде.
Между тем Ладогой и прилегающей областью от имени княгини Ингигерд стал править ее родич ярл Рёгнвальд. Де-факто и де-юре эта область отпала от Киевской Руси. Рёгнвальд вскоре не только вышел из подчинения Ингигерд, но и сделал свою власть наследственной. После смерти Рёгнвальда Ладогой правил его первый сын Ульв, а затем второй сын Эйлив. Третьего же сына Рёгнвальда Стейнкиля в 1056 г. вызвали из Ладоги в Швецию, где он был избран королем и стал основателем новой шведской династии. Лишь в конце XI в. новгородцы сумели выгнать варягов из города Ладоги.
Глава 3
Раздел II
Глава 1
Начало войны с Мстиславом было неудачно для Ярослава. В 1023 г. Мстислав осадил Киев, но не смог его взять и обосновался в Чернигове. Ярослав традиционно бежал в Новгород и отправил гонцов в Швецию за помощью. Вскоре из Швеции прибыла миротворческая миссия – конунг Якун Слепой (Одноглазый) с дружиной.
Ярослав и Якун двинулись к Чернигову. Войска братьев сразились у города Листвена (в начале XX в. Листвен был селом в 40 км от Чернигова). У Листвена Ярослав решил повторить тактический прием, принесший ему победу у Любеча семь лет назад. В середине войска он поставил свою ударную силу – дружину Якуна, а по краям – славянских дружинников. Но перед ним был не неопытный Борис, а хитрый Мстислав, который, наоборот, свою отборную дружину расположил на флангах, а в центр поставил недавно покоренных северян. Еще до рассвета рать Мстислава атаковала противника. Грозные варяги контратаковали северян и врубились клином в их ряды. Большая часть северян погибла, но остальные упорно сопротивлялись и убили немало варягов.
В это время конница Мстислава легко разбила на флангах Ярославовы дружины, а затем с тыла и флангов обрушилась на варягов. Не берусь судить, слышал ли Мстислав о Ганнибале, но Листвен оказался ничем не хуже Канн. Тут полегла и дружина Ярослава, и почти все варяги. Как сказано в летописи, днем Мстислав объехал поле битвы и сказал: «Как не порадоваться? Вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела».
Ярослав с Якуном бежали с поля боя. При этом Якун, чтобы не быть узнанным, сбросил свое золотое облачение – «луду». Ярослав добежал до Новгорода, а Якун перевел дух аж в Швеции.
После Листвена Мстислав мог легко овладеть и Киевом, и Новгородом, но он поступил благородно, почти как в рыцарских романах. Мстислав отправил грамоту Ярославу: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне будет та сторона», то есть левый (восточный) берег Днепра. Но Ярослав не решился идти в Киев и держал там своих посадников, а сам жил в Новгороде. Только в 1025 г., собрав большое войско, Ярослав пришел в Киев и у Городца заключил мир с Мстиславом. Братья разделили Русскую землю по Днепру, как хотел Мстислав. Он взял себе восточную сторону с главным столом в Чернигове, а Ярослав – западную сторону с Киевом. «И начали жить мирно, в братолюбстве, перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в Земле», – говорит летописец.
Между 1020-м и 1023 годами новгородцы за свою поддержку вытребовали у Ярослава особую грамоту (по другим источникам – «Правду», а говоря современным языком, конституцию). Текст Ярославовой грамоты до нас не дошел, ее уничтожили московские князья. Но из постоянных ссылок на нее в позднейших документах явствует, что грамота содержала налоговые льготы Новгороду, расширение прав народного собрания (веча) по сравнению с другими русскими городами, а также существенные ограничения власти киевского князя и его наместников в Новгороде.
Между тем Ладогой и прилегающей областью от имени княгини Ингигерд стал править ее родич ярл Рёгнвальд. Де-факто и де-юре эта область отпала от Киевской Руси. Рёгнвальд вскоре не только вышел из подчинения Ингигерд, но и сделал свою власть наследственной. После смерти Рёгнвальда Ладогой правил его первый сын Ульв, а затем второй сын Эйлив. Третьего же сына Рёгнвальда Стейнкиля в 1056 г. вызвали из Ладоги в Швецию, где он был избран королем и стал основателем новой шведской династии. Лишь в конце XI в. новгородцы сумели выгнать варягов из города Ладоги.
Глава 3
Рождение мифа
В 1036 г. Ярославу неожиданно крупно повезло – на охоте погиб богатырь Мстислав. У Мстислава был единственный сын Евстафий, но тот умер еще в 1032 г. В связи с этим земли Мстислава мирно отошли к Ярославу. Князь Ярослав, впоследствии прозванный Мудрым, ввел новый свод законов («Русскую правду»), строил города и церкви и даже выдал дочь Анну за французского короля Генриха I. В 1060 г. Анна овдовела и стала официальной регентшей при своем сыне, малолетнем короле Филиппе I, от имени которого она и правила Францией два года.
Сам Ярослав и его воеводы ходили походом на поляков, литву, в Византию и на чудь заволоцкую (то есть к устью Северной Двины).
В 1030 г. сам Ярослав Мудрый возглавил поход в Эстляндию. Там Ярослав основал город Юрьев. Город получил название в честь Ярослава, который помимо славянского имел и христианское имя Георгий, то есть Юрий. В 1224 г. датчане переименовали город в Дерпт, в 1893 г. император Александр III вернул городу историческое имя Юрьев, но в 1919 г. эстонские националисты переименовали его в Тарту. К концу правления Ярослава большая часть Эстляндии входила в состав Киевского государства.
20 февраля 1054 г. умер Ярослав Мудрый. Два его сына – Илья и Владимир – скончались еще при жизни отца, еще пять сыновей – Изяслав, Святослав, Всеволод, Игорь, Вячеслав – были уже в солидном возрасте. Наследовал отцу старший сын Изяслав. Ему же принадлежали Турово-Пинская земля и Новгород. Святослав, сидевший перед тем на Волыни, получил Чернигов, земли радимичей и вятичей, то есть всю Северную землю, Ростов, Суздаль, Белоозеро, верховья Волги и Тмутаракань. Всеволод получил Переяславль, Игорь – Волынь, а Вячеслав – Смоленск. Внук Ярослава, Ростислав Владимирович, сидел в «Червенских градах», в Галицкой земле. Теперь почти вся Русь принадлежала детям и многочисленным внукам Ярослава. Все остальные дети и внуки князя Владимира Святого умерли или были убиты.
Исключение представлял Судислав Владимирович, который долгие десятилетия провел в темнице, заключенный туда братом Ярославом. Изяслав Ярославич перевел дядю из тюрьмы в монастырь, где тот и умер в 1063 г. Да еще в Полоцке сидел правнук Владимира князь Всеслав Брячиславич по прозвищу Чародей. В Полоцком княжестве власть стала наследственной – в 1044 г. умер Брячислав, и ему наследовал единственный сын Всеслав.
Ярославовы внуки начали усобицы еще в 1063–1064 гг. Но тут в их дела вмешался полоцкий Чародей, который в 1066 г. захватил Новгород. Тут дети и внуки Ярослава объединились и пошли ратью на обидчика. Им удалось взять штурмом город Минск, население которого было полностью перебито. Но в марте 1067 г. кровопролитная битва на реке Нимиге закончилась вничью. Как сказано в «Слове о полку Игореве»:
Поражение переполнило чашу терпения киевлян, которым давно приелось правление «мудрого» Ярослава и его деток. На киевском торгу собралось вече, которое потребовало у князя Изяслава Ярославича раздать народу оружие для борьбы с половцами. Князь отказался. Тогда горожане осадили княжеский двор. Братьям Изяславу и Всеволоду Ярославичам ничего не оставалось, как бежать из Киева. Причем Изяслав боялся оставаться в пределах Руси и бежал в Польшу.
Киевляне освободили из тюрьмы полоцкого князя Всеслава Чародея и выбрали его князем киевским. Но усидеть на киевском престоле Всеславу удалось лишь 7 месяцев.
Весной 1069 г. к Киеву двинулось большое польское войско во главе с великим князем Болеславом II. Вел войско Изяслав Ярославич. Всеслав двинулся навстречу полякам, но у Белгорода, узнав о большом численном превосходстве врага, ушел со своей дружиной в Полоцк.
Киев был вынужден капитулировать перед поляками. В город вошел карательный отряд во главе с Мстиславом – сыном Изяслава Ярославича. 70 горожан было казнено, несколько сотен ослеплено. Изяслав вновь оказался на киевском престоле. Однако после этого очередная гражданская война на Руси не только не затихла, но разгорелась с новой силой.
Изяслав с дружиной и поляками двинулся к Полоцку и захватил его. Всеслав Чародей, как всегда, сумел скрыться. Изяслав посадил наместником в Полоцке своего сына Мстислава, а после его смерти другого сына – Святополка.
Полоцк вернулся под власть Киева всего на четыре года. В 1074 г. Всеслав Чародей навсегда вернул себе Полоцкое княжество, а Святополк позорно бежал.
Тем временем Святослав и Всеволод Ярославичи начали войну за киевский престол со старшим братом Изяславом Ярославичем.
Как видим, Изяслав Ярославич, вернувшись в Киев, сидел на киевском престоле как на горячих углях. В довершение всего в 1071 г. в Киеве объявились волхвы, открыто проповедовавшие о грядущих вселенских катаклизмах. В такой ситуации экстренно требуется какой-либо крутой пропагандистский трюк.
И вот в 1072 г. Изяслав организовывает торжественное действо – перенесение останков князей Бориса и Глеба в специально построенный каменный храм в Вышгороде близ Киева. Естественно, что около могил начинают твориться чудесные знамения и исцеления больных.
Любопытно, что в 1050 г., то есть еще при жизни Ярослава Мудрого, его внук, сын Изяслава, был назван Святополком. То есть в 1050 г. об истории Бориса и Глеба никто не помнил или не хотел вспоминать. Как мы помним, варяги убили Бориса тайно, и все они погибли или убыли на родину. За 50 лет в Киеве власть менялась насильственным путем раз двадцать, и у древних стариков в головах неизбежно перепутались многие события. Тем не менее даже из летописи видно, что канонизация прошла не совсем гладко. Так, при перезахоронении братьев глава русской церкви митрополит Георгий «бе бо нетверу верою к нима», то есть очень сильно сомневался, но «потом пал ниц». Первым внесли в храм Бориса в деревянном гробу, а вот с Глебом, которого несли в каменном гробу, вышла заминка. В летописи сказано: «…уже в дверях остановился гроб и не проходил. И повелели народу взывать: “Господи, помилуй”».
Мало того, митрополит Георгий вынул из каменного гроба правую руку Глеба и благословил ею стоявших рядом князей Изяслава и Всеволода Ярославичей. И только тогда гроб с телом Глеба прошел в церковь.
Интересно, зачем летописцу в краткое описание захоронения включать эту деталь? Может, он хотел эзоповым языком сказать, что у Глеба были серьезные основания не лежать рядом с Борисом?
Возможно, у кого-то возникнет вопрос: а как народ воспринял в 1072 г. такую фальсификацию? Ведь должны же были старики помнить события 54-летней давности? Ну что ж, спросите у пожилых киевлян, кто из них в 1974 г. помнил все перипетии Гражданской войны, когда Киев в 1918–1920 гг. переходил из рук в руки столь же часто, как в 1015–1019 гг. Тем более что в «Саге об Эймунде» несколько раз говорится, что убийства Бориса никто не видел. Ну а кто помнил, того заставили молчать. Не зря же митрополит Георгий упорно не желал канонизировать Бориса.
Ряд церковных и светских авторов пишут, что сразу же после переноса мощей князей состоялась их канонизация. Тем не менее это не так. Первое упоминание о святом Борисе в древнерусских документах встречается после 1117 г. Как сказано в исследовании Н.И. Милютенко, «канонизация состоялась только 2 мая 1115 г., когда мощи святых были перенесены внуками Ярослава в пятиглавый каменный храм. Это подтверждает и месяцеслов Архангельского Евангелия (1092 г.), где тоже нет памяти Бориса и Глеба. Впервые 24 июля упомянуто в Евангелии, переписанном для Мстислава, сына Владимира Мономаха, в начале XII в.».[19]
Видимо, ежегодное поминание чтимых усопших постепенно превратилось в празднование памяти святых.
До перевода «Саги об Эймунде» на русский язык на нестыковки в летописи никто не обращал внимания. А вот потом наших историков начало буквально трясти. Закончив перевод «Саги», профессор О.И. Сенковский понял, что ее публикация может кончиться длительным путешествием на Соловки. Тогда он нашел неостроумный, но единственно возможный выход из положения – объявил Бурислейфа Святополком. Царское правительство этот подлог устраивал. А при советской власти шла борьба с норманнской теорией, и все, что связано с варягами, предавалось забвению.
Лишь с началом перестройки полемика об убийцах Бориса и Глеба вновь обострилась. В 1990 г. в Минске выпущена книга Г.М. Филиста «История „преступлений“ Святополка Окаянного» с анализом «Саги» и других русских и зарубежных источников, доказывающим, что Борис убит Ярославом. В 1994 г. в Москве выходит книга Т.Н. Джаксон «Исландские королевские саги в Восточной Европе». Эта дама, «не углубляясь в полемику», поддерживает версию Сенковского, мол, Бурислейф в «Саге» надо читать как Святополк, а не как Борис. Понятно, что с такими дамами вести полемику не следует, а лишь стоит задать один риторический вопрос: а зачем писать 250-страничную книгу и посвящать в ней самому интересному и единственному политически злободневному вопросу два абзаца – менее половины страницы?
Официальные же историки заняли в споре нейтральную позицию. С одной стороны, аргументы сторонников «Саги» более чем убедительны, и оспаривать их при отсутствии официальной цензуры – рисковать подвергнуться всеобщему осмеянию, но и назвать Ярослава убийцей страшно – придется переписывать все учебники и вступать в конфликт с церковью. Поэтому до сих пор школьники зубрят по учебникам: Ярослав – Мудрый, Святополк – Окаянный. Увы, историческим штампам не страшны ни революции, ни смены экономических формаций.
Еще ранее, в 1986 г., А.С. Хорошев в книге «Политическая история русской канонизации (XI–XVI вв.)» на странице 23 подробно изложил версию «Сказания о Борисе и Глебе» и «Саги об Эймунде» и… блестяще уклонился от изложения собственного мнения по данному вопросу. Помните анекдот советского времени: «А вы имеете собственное мнение? – Мнение-то у меня имеется, но я с ним в корне не согласен».
Канонизация Бориса и Глеба не помогла Изяславу Ярославичу, через несколько месяцев он с сыновьями был вынужден вновь бежать в Польшу. На киевский престол сел его брат Святослав Ярославич. Но усобицы по-прежнему продолжались.
В 1097 г. в город Любеч на Днепре съехались внуки и правнуки Ярослава Мудрого «на устроение мира». После долгих споров князья пришли к соломонову решению: «Пусть каждое племя держит отчину свою». То есть официально было объявлено о распаде единого государства. Произошла констатация сложившегося порядка вещей. Замечу, что Всеслав Чародей не поехал на Любечский съезд – Полоцк и так принадлежал его династии.
В Любече, «уладившись», князья целовали крест: «Если теперь кто-нибудь из нас поднимется на другого, то мы все встанем на зачинщика и крест честной будет на него же». После этого князья поцеловались и разъехались по домам.
Но, увы, ничего не изменилось, и вновь начались междоусобные войны. Зато историки получили точку отсчета – Любечский съезд – для нового параграфа в учебнике «Феодальная раздробленность Руси».
Возможно, кто-то из читателей выразит удивление: зачем нам сейчас в начале бурного XXI в. копаться в делах тысячелетней давности – какой князь куда ходил, кого убил и т. д.?
Увы, волею наших правителей Борис, Глеб и Ярослав Мудрый стали как бы нашими современниками. Мифы об этих трех князьях уже тысячу лет используют русские правители и церковь для борьбы со своими политическими противниками. По всей России воздвигнуты храмы в честь Бориса и Глеба, несколько провинциальных городов получили название Борисоглебск. Ну а ни в чем не повинный Святополк получил со временем прозвище Окаянный.
Но вот с Ярославом Мудрым ситуация несколько сложнее. Наиболее умные иерархи православной церкви, видимо, обладают сведениями о подлинной истории слишком «мудрого» Ярослава и не спешат провести его полную канонизацию. Хотя уже не один десяток русских князей причислены к сонму святых. Но, увы, в Святцах Русской православной церкви до сих пор нет Ярослава Мудрого. Другой вопрос, что в 2000 г. издательство «Спасский собор – “Держава”» выпустило анонимную (без имени автора или составителя) книгу «Русские святые воины», где приведен анонимный текст: «Святой благоверный Великий князь Ярослав Мудрый».
В начале марта 2004 г. Священный Синод Украинской православной церкви (подчиненной Московской патриархии) причислил Ярослава Мудрого к местночтимым святым. Он стал «небесным покровителем» государственных мужей, судей, прокуроров, ученых, учителей и студентов.
Что ж, князь, поднявший меч на своего отца, полжизни воевавший со своими братьями и племянником, убивший двух братьев (Бориса и Святослава), десятилетиями гноивший в одиночной камере невинного брата Судислава и т. д., и т. п. – достойный покровитель «государственных мужей» Кучмы, Ющенко, Тимошенко и K°, а также их судей и прокуроров.
Главное же, что первая русская гражданская война, развязанная слишком «мудрым» Ярославом, не только принесла великое разорение Руси, но и стала началом распада Древнерусского государства. Страна вступила в «эпоху феодальной раздробленности». Фальсификация истории и откровенная ложь были сильнейшим оружием византийских басилевсов и преданного им духовенства. Вместе с греческими попами наши князья получили это гнусное оружие. Теперь русской историей станут не деяния ее правителей, а мифотворчество ученых холопов.
Сам Ярослав и его воеводы ходили походом на поляков, литву, в Византию и на чудь заволоцкую (то есть к устью Северной Двины).
В 1030 г. сам Ярослав Мудрый возглавил поход в Эстляндию. Там Ярослав основал город Юрьев. Город получил название в честь Ярослава, который помимо славянского имел и христианское имя Георгий, то есть Юрий. В 1224 г. датчане переименовали город в Дерпт, в 1893 г. император Александр III вернул городу историческое имя Юрьев, но в 1919 г. эстонские националисты переименовали его в Тарту. К концу правления Ярослава большая часть Эстляндии входила в состав Киевского государства.
20 февраля 1054 г. умер Ярослав Мудрый. Два его сына – Илья и Владимир – скончались еще при жизни отца, еще пять сыновей – Изяслав, Святослав, Всеволод, Игорь, Вячеслав – были уже в солидном возрасте. Наследовал отцу старший сын Изяслав. Ему же принадлежали Турово-Пинская земля и Новгород. Святослав, сидевший перед тем на Волыни, получил Чернигов, земли радимичей и вятичей, то есть всю Северную землю, Ростов, Суздаль, Белоозеро, верховья Волги и Тмутаракань. Всеволод получил Переяславль, Игорь – Волынь, а Вячеслав – Смоленск. Внук Ярослава, Ростислав Владимирович, сидел в «Червенских градах», в Галицкой земле. Теперь почти вся Русь принадлежала детям и многочисленным внукам Ярослава. Все остальные дети и внуки князя Владимира Святого умерли или были убиты.
Исключение представлял Судислав Владимирович, который долгие десятилетия провел в темнице, заключенный туда братом Ярославом. Изяслав Ярославич перевел дядю из тюрьмы в монастырь, где тот и умер в 1063 г. Да еще в Полоцке сидел правнук Владимира князь Всеслав Брячиславич по прозвищу Чародей. В Полоцком княжестве власть стала наследственной – в 1044 г. умер Брячислав, и ему наследовал единственный сын Всеслав.
Ярославовы внуки начали усобицы еще в 1063–1064 гг. Но тут в их дела вмешался полоцкий Чародей, который в 1066 г. захватил Новгород. Тут дети и внуки Ярослава объединились и пошли ратью на обидчика. Им удалось взять штурмом город Минск, население которого было полностью перебито. Но в марте 1067 г. кровопролитная битва на реке Нимиге закончилась вничью. Как сказано в «Слове о полку Игореве»:
В июле 1067 г. Изяслав, Святослав и Всеволод послали звать Всеслава к себе на переговоры, поцеловавши крест, что не сделают ему зла. Всеслав почему-то поверил им и не один, а с двумя сыновьями, без надлежащей охраны переплыл на челне Днепр. В ходе переговоров Изяслав приказал схватить Чародея с сыновьями. Вскоре их отправили в Киев и посадили в подземную тюрьму. Все прошло в лучших традициях «мудрого» Ярослава. Однако полоцких князей спасло появление половецкой орды. Навстречу им вышли три брата Ярославича. В сражении на реке Альте русские потерпели полное поражение.
У Немиги кровавые берега
не добром были посеяны —
посеяны костьми русских сынов…
Поражение переполнило чашу терпения киевлян, которым давно приелось правление «мудрого» Ярослава и его деток. На киевском торгу собралось вече, которое потребовало у князя Изяслава Ярославича раздать народу оружие для борьбы с половцами. Князь отказался. Тогда горожане осадили княжеский двор. Братьям Изяславу и Всеволоду Ярославичам ничего не оставалось, как бежать из Киева. Причем Изяслав боялся оставаться в пределах Руси и бежал в Польшу.
Киевляне освободили из тюрьмы полоцкого князя Всеслава Чародея и выбрали его князем киевским. Но усидеть на киевском престоле Всеславу удалось лишь 7 месяцев.
Весной 1069 г. к Киеву двинулось большое польское войско во главе с великим князем Болеславом II. Вел войско Изяслав Ярославич. Всеслав двинулся навстречу полякам, но у Белгорода, узнав о большом численном превосходстве врага, ушел со своей дружиной в Полоцк.
Киев был вынужден капитулировать перед поляками. В город вошел карательный отряд во главе с Мстиславом – сыном Изяслава Ярославича. 70 горожан было казнено, несколько сотен ослеплено. Изяслав вновь оказался на киевском престоле. Однако после этого очередная гражданская война на Руси не только не затихла, но разгорелась с новой силой.
Изяслав с дружиной и поляками двинулся к Полоцку и захватил его. Всеслав Чародей, как всегда, сумел скрыться. Изяслав посадил наместником в Полоцке своего сына Мстислава, а после его смерти другого сына – Святополка.
Полоцк вернулся под власть Киева всего на четыре года. В 1074 г. Всеслав Чародей навсегда вернул себе Полоцкое княжество, а Святополк позорно бежал.
Тем временем Святослав и Всеволод Ярославичи начали войну за киевский престол со старшим братом Изяславом Ярославичем.
Как видим, Изяслав Ярославич, вернувшись в Киев, сидел на киевском престоле как на горячих углях. В довершение всего в 1071 г. в Киеве объявились волхвы, открыто проповедовавшие о грядущих вселенских катаклизмах. В такой ситуации экстренно требуется какой-либо крутой пропагандистский трюк.
И вот в 1072 г. Изяслав организовывает торжественное действо – перенесение останков князей Бориса и Глеба в специально построенный каменный храм в Вышгороде близ Киева. Естественно, что около могил начинают твориться чудесные знамения и исцеления больных.
Любопытно, что в 1050 г., то есть еще при жизни Ярослава Мудрого, его внук, сын Изяслава, был назван Святополком. То есть в 1050 г. об истории Бориса и Глеба никто не помнил или не хотел вспоминать. Как мы помним, варяги убили Бориса тайно, и все они погибли или убыли на родину. За 50 лет в Киеве власть менялась насильственным путем раз двадцать, и у древних стариков в головах неизбежно перепутались многие события. Тем не менее даже из летописи видно, что канонизация прошла не совсем гладко. Так, при перезахоронении братьев глава русской церкви митрополит Георгий «бе бо нетверу верою к нима», то есть очень сильно сомневался, но «потом пал ниц». Первым внесли в храм Бориса в деревянном гробу, а вот с Глебом, которого несли в каменном гробу, вышла заминка. В летописи сказано: «…уже в дверях остановился гроб и не проходил. И повелели народу взывать: “Господи, помилуй”».
Мало того, митрополит Георгий вынул из каменного гроба правую руку Глеба и благословил ею стоявших рядом князей Изяслава и Всеволода Ярославичей. И только тогда гроб с телом Глеба прошел в церковь.
Интересно, зачем летописцу в краткое описание захоронения включать эту деталь? Может, он хотел эзоповым языком сказать, что у Глеба были серьезные основания не лежать рядом с Борисом?
Возможно, у кого-то возникнет вопрос: а как народ воспринял в 1072 г. такую фальсификацию? Ведь должны же были старики помнить события 54-летней давности? Ну что ж, спросите у пожилых киевлян, кто из них в 1974 г. помнил все перипетии Гражданской войны, когда Киев в 1918–1920 гг. переходил из рук в руки столь же часто, как в 1015–1019 гг. Тем более что в «Саге об Эймунде» несколько раз говорится, что убийства Бориса никто не видел. Ну а кто помнил, того заставили молчать. Не зря же митрополит Георгий упорно не желал канонизировать Бориса.
Ряд церковных и светских авторов пишут, что сразу же после переноса мощей князей состоялась их канонизация. Тем не менее это не так. Первое упоминание о святом Борисе в древнерусских документах встречается после 1117 г. Как сказано в исследовании Н.И. Милютенко, «канонизация состоялась только 2 мая 1115 г., когда мощи святых были перенесены внуками Ярослава в пятиглавый каменный храм. Это подтверждает и месяцеслов Архангельского Евангелия (1092 г.), где тоже нет памяти Бориса и Глеба. Впервые 24 июля упомянуто в Евангелии, переписанном для Мстислава, сына Владимира Мономаха, в начале XII в.».[19]
Видимо, ежегодное поминание чтимых усопших постепенно превратилось в празднование памяти святых.
До перевода «Саги об Эймунде» на русский язык на нестыковки в летописи никто не обращал внимания. А вот потом наших историков начало буквально трясти. Закончив перевод «Саги», профессор О.И. Сенковский понял, что ее публикация может кончиться длительным путешествием на Соловки. Тогда он нашел неостроумный, но единственно возможный выход из положения – объявил Бурислейфа Святополком. Царское правительство этот подлог устраивал. А при советской власти шла борьба с норманнской теорией, и все, что связано с варягами, предавалось забвению.
Лишь с началом перестройки полемика об убийцах Бориса и Глеба вновь обострилась. В 1990 г. в Минске выпущена книга Г.М. Филиста «История „преступлений“ Святополка Окаянного» с анализом «Саги» и других русских и зарубежных источников, доказывающим, что Борис убит Ярославом. В 1994 г. в Москве выходит книга Т.Н. Джаксон «Исландские королевские саги в Восточной Европе». Эта дама, «не углубляясь в полемику», поддерживает версию Сенковского, мол, Бурислейф в «Саге» надо читать как Святополк, а не как Борис. Понятно, что с такими дамами вести полемику не следует, а лишь стоит задать один риторический вопрос: а зачем писать 250-страничную книгу и посвящать в ней самому интересному и единственному политически злободневному вопросу два абзаца – менее половины страницы?
Официальные же историки заняли в споре нейтральную позицию. С одной стороны, аргументы сторонников «Саги» более чем убедительны, и оспаривать их при отсутствии официальной цензуры – рисковать подвергнуться всеобщему осмеянию, но и назвать Ярослава убийцей страшно – придется переписывать все учебники и вступать в конфликт с церковью. Поэтому до сих пор школьники зубрят по учебникам: Ярослав – Мудрый, Святополк – Окаянный. Увы, историческим штампам не страшны ни революции, ни смены экономических формаций.
Еще ранее, в 1986 г., А.С. Хорошев в книге «Политическая история русской канонизации (XI–XVI вв.)» на странице 23 подробно изложил версию «Сказания о Борисе и Глебе» и «Саги об Эймунде» и… блестяще уклонился от изложения собственного мнения по данному вопросу. Помните анекдот советского времени: «А вы имеете собственное мнение? – Мнение-то у меня имеется, но я с ним в корне не согласен».
Канонизация Бориса и Глеба не помогла Изяславу Ярославичу, через несколько месяцев он с сыновьями был вынужден вновь бежать в Польшу. На киевский престол сел его брат Святослав Ярославич. Но усобицы по-прежнему продолжались.
В 1097 г. в город Любеч на Днепре съехались внуки и правнуки Ярослава Мудрого «на устроение мира». После долгих споров князья пришли к соломонову решению: «Пусть каждое племя держит отчину свою». То есть официально было объявлено о распаде единого государства. Произошла констатация сложившегося порядка вещей. Замечу, что Всеслав Чародей не поехал на Любечский съезд – Полоцк и так принадлежал его династии.
В Любече, «уладившись», князья целовали крест: «Если теперь кто-нибудь из нас поднимется на другого, то мы все встанем на зачинщика и крест честной будет на него же». После этого князья поцеловались и разъехались по домам.
Но, увы, ничего не изменилось, и вновь начались междоусобные войны. Зато историки получили точку отсчета – Любечский съезд – для нового параграфа в учебнике «Феодальная раздробленность Руси».
Возможно, кто-то из читателей выразит удивление: зачем нам сейчас в начале бурного XXI в. копаться в делах тысячелетней давности – какой князь куда ходил, кого убил и т. д.?
Увы, волею наших правителей Борис, Глеб и Ярослав Мудрый стали как бы нашими современниками. Мифы об этих трех князьях уже тысячу лет используют русские правители и церковь для борьбы со своими политическими противниками. По всей России воздвигнуты храмы в честь Бориса и Глеба, несколько провинциальных городов получили название Борисоглебск. Ну а ни в чем не повинный Святополк получил со временем прозвище Окаянный.
Но вот с Ярославом Мудрым ситуация несколько сложнее. Наиболее умные иерархи православной церкви, видимо, обладают сведениями о подлинной истории слишком «мудрого» Ярослава и не спешат провести его полную канонизацию. Хотя уже не один десяток русских князей причислены к сонму святых. Но, увы, в Святцах Русской православной церкви до сих пор нет Ярослава Мудрого. Другой вопрос, что в 2000 г. издательство «Спасский собор – “Держава”» выпустило анонимную (без имени автора или составителя) книгу «Русские святые воины», где приведен анонимный текст: «Святой благоверный Великий князь Ярослав Мудрый».
В начале марта 2004 г. Священный Синод Украинской православной церкви (подчиненной Московской патриархии) причислил Ярослава Мудрого к местночтимым святым. Он стал «небесным покровителем» государственных мужей, судей, прокуроров, ученых, учителей и студентов.
Что ж, князь, поднявший меч на своего отца, полжизни воевавший со своими братьями и племянником, убивший двух братьев (Бориса и Святослава), десятилетиями гноивший в одиночной камере невинного брата Судислава и т. д., и т. п. – достойный покровитель «государственных мужей» Кучмы, Ющенко, Тимошенко и K°, а также их судей и прокуроров.
Главное же, что первая русская гражданская война, развязанная слишком «мудрым» Ярославом, не только принесла великое разорение Руси, но и стала началом распада Древнерусского государства. Страна вступила в «эпоху феодальной раздробленности». Фальсификация истории и откровенная ложь были сильнейшим оружием византийских басилевсов и преданного им духовенства. Вместе с греческими попами наши князья получили это гнусное оружие. Теперь русской историей станут не деяния ее правителей, а мифотворчество ученых холопов.
Раздел II
Война потомков Дмитрия Донского
Глава 1
Накануне грозы
Чтобы понять причины и ход второй русской гражданской войны (1425–1453 гг.), нам надо сделать краткий исторический экскурс в систему престолонаследия князей Рюриковичей и разобраться с термином «татарское иго».
В домонгольский период на Руси господствовало так называемое «горизонтальное право» престолонаследия. Ну, к примеру, в Киеве правит старший брат Иван, в Смоленске – средний брат Федор, а в Вязьме – младший брат Александр. Вот Иван умирает, но киевский престол достается не его сыну Василию, а среднему брату Федору. Александр из Вязьмы переезжает в Смоленск, а старший сын покойного Василий едет в Вязьму.
Горизонтальная система имела немало преимуществ. Ведь среднее время жизни князей Рюриковичей колебалось между 30 и 40 годами, и естественно, 25—35-летний средний брат станет куда лучшим правителем, чем сын старшего брата.
С исторической точки зрения такое перемещение князей сплачивало русский народ. Ведь князь из города в город переезжал не один, а с боярами, дружиной, чиновниками (тиунами), у которых, в свою очередь, были семьи. Практически все князья, правившие в Киеве в 1200–1250 гг., ранее княжили в Северо-Восточной Руси, Новгороде или Смоленске. Поэтому говорить о какой-то особой культуре или языке Малой или Белой Руси невозможно. Это – фантазии современных белорусских и украинских националистов.
Батыево нашествие нарушило политические связи между русскими княжествами. Множество русских князей погибло. Сыграл определенную роль в разрыве связей между Северо-Восточной и Юго-Западной Русью и Александр Невский. Он в 1248 г. в Орде получил ярлык на Киев, а его младший брат Андрей – на Владимир. Титул великий князь Киевский был, как минимум, не ниже великого князя Владимирского. Но Александр в Киев ехать не пожелал, а предпочел остаться на Севере и подсиживать брата Андрея. В последнем Александр преуспел, навел на Русь Неврюеву рать и сам стал великим князем Владимирским.[20] А вот с Юго-Западной Русью с этого времени северные князья совсем утратили политические связи. Хотя и Александр Невский, и его сын Даниил, и внук Иван Калита сохранили в своем титуле «великий князь Киевский».
Я умышленно подробно останавливаюсь на этом вопросе. Советские историки пошли на подлог и писали в учебниках, что юго-западные русские княжества были захвачены «польско-литовскими феодалами». На самом деле Александр Невский и его потомки сами оборвали связи с Юго-Западом, и лишь через 50—100 лет эти земли попали под власть литовских князей Гедеминовичей, а поляки пришли туда лишь во второй половине XVI в.
С начала XIV в. во всех крупных княжествах возникли собственные династии, и князей-чужаков туда не пускали, несмотря даже на старшинство рода. Крупные княжества стали в XIV в. именоваться Великими: Великое княжество Тверское, Великое княжество Московское, Великое княжество Рязанское, Великое княжество Смоленское и др.
Наследование в Великих княжествах шло, как и в старину, по горизонтальной линии, так и по вертикали – от отца к сыну. Причем передача власти нигде не была зафиксирована какими-либо письменными документами, за исключением завещаний (духовных грамот) князей.
Во Владимирском княжестве не было своей династии, поскольку им владел князь, назначенный Ордой, – московский, нижегородский или тверской. Великий князь Владимирский считался номинальным главой всех северо-западных русских княжеств.
С легкой руки царских, а затем и советских историков все русские князья XIV–XV вв. предстают перед нами правителями, предающими интересы родной земли в угоду своим амбициям и корыстным интересам. На их фоне контрастно выделяют династию московских князей – потомков Даниила Московского – собирателей русских земель. Православная церковь в 1990–2000 гг. канонизировала большую часть членов московской династии – Даниила Александровича, его сына Ивана Калиту и внука Дмитрия Донского.
Увы, ни одного документального подтверждения, что Иван Калита и его потомки до Василия II включительно мечтали о «великой России», попросту нет. Все они думали лишь о сиюминутных выгодах. Риторический вопрос, почему наши горе-историки и писатели хулят русских князей за то, что они не хотели оставлять земли своих дедов и идти добровольно в Московское княжество, а население их княжеств не желало помимо татарского ярма получить еще и московское. Вот, к примеру, некий Юрий Лощиц пишет: «Олег [Рязанский. – А.Ш.] способен был сузить зрение на какой-то одной точке, надолго забыть напрочь про все остальное, про русское целое, которое больше Рязани, больше Москвы. Для него Москва, как и для многих его современников, все еще была одним из русских княжеств, ничем качественно от них не отличающимся. Ей просто везло и везет, но все это может сто раз измениться, вперед выступят другие, но и они возобладают лишь на время, условно, по указке ли Орды, по внутреннему ли согласию княжества-соседа».[21]
А вот пассаж о Господине Великом Новгороде: «Дань с них берут немалую? Та и со всех берут, даже с самых захудалых, безлапотных тверских да ростовских мужичишек. Разве то дань, что с новгородцев взимается? Они с каждой гривны огрызок за щеку прячут, сундуками все хоромы заставлены, так что и гостю ступить негде. И все недовольны Москвой. Да куда они денутся без Москвы-то в своем скудоумии? Сколько раз им Москва по первой же просьбе помощь посылала – от немца, от шведа, от той же Литвы, с которой нынче шушукаются… Нет, что ни говори, а легкомыслый народ новгородцы, заелись волей-то, упились ею как балованным медом, совесть свою с волховского моста на дно спустили… Ну так что ж! Не хотят по-доброму, можно и по-сильному».[22]
Ах, какие бескорыстные люди московские князья – защищают Новгород и Псков от врагов! Но почему же тогда, получив достойную плату за защиту, не откланяться, а надо обирать вольные города, а их население делать своими холопами? Такая защита сейчас зовется рэкетом. То, что Александр Невский один раз спас Псков от немцев, сейчас знает каждый школьник, а литовского князя Довмонта, десятки раз спасавшего Псков от врагов, знает лишь узкий круг историков. И это при том, что Александр Невский стал «казенным» святым – по указу московских князей, а потом Петра I, а вот Довмонт стал буквально народным святым, и чтят его простые люди без указаний сверху более пяти столетий. Вот, к примеру, в конце XVII в. казаков на Амуре окружило Богдыханово войско. Помолились казаки святому Довмонту и побили косоглазых.
Хорошую отповедь нашим лжеученым дал известный историк А.А. Зимин в книге «Витязь на распутье». Замечу, что написал он ее в разгар «застоя» в начале 1970-х гг. Писал, естественно, «в стол», и опубликована книга была лишь в 1991 г.
«Панегиристы разных родов внушали читателям, что все было ясно и предопределено. „Москве самим Богом было предназначено стать “третьим Римом”“, – говорили одни. „Москва стала основой собирания Руси в силу целого ряда объективных, благоприятных для нас причин“, – поучающе разъясняли другие.
В домонгольский период на Руси господствовало так называемое «горизонтальное право» престолонаследия. Ну, к примеру, в Киеве правит старший брат Иван, в Смоленске – средний брат Федор, а в Вязьме – младший брат Александр. Вот Иван умирает, но киевский престол достается не его сыну Василию, а среднему брату Федору. Александр из Вязьмы переезжает в Смоленск, а старший сын покойного Василий едет в Вязьму.
Горизонтальная система имела немало преимуществ. Ведь среднее время жизни князей Рюриковичей колебалось между 30 и 40 годами, и естественно, 25—35-летний средний брат станет куда лучшим правителем, чем сын старшего брата.
С исторической точки зрения такое перемещение князей сплачивало русский народ. Ведь князь из города в город переезжал не один, а с боярами, дружиной, чиновниками (тиунами), у которых, в свою очередь, были семьи. Практически все князья, правившие в Киеве в 1200–1250 гг., ранее княжили в Северо-Восточной Руси, Новгороде или Смоленске. Поэтому говорить о какой-то особой культуре или языке Малой или Белой Руси невозможно. Это – фантазии современных белорусских и украинских националистов.
Батыево нашествие нарушило политические связи между русскими княжествами. Множество русских князей погибло. Сыграл определенную роль в разрыве связей между Северо-Восточной и Юго-Западной Русью и Александр Невский. Он в 1248 г. в Орде получил ярлык на Киев, а его младший брат Андрей – на Владимир. Титул великий князь Киевский был, как минимум, не ниже великого князя Владимирского. Но Александр в Киев ехать не пожелал, а предпочел остаться на Севере и подсиживать брата Андрея. В последнем Александр преуспел, навел на Русь Неврюеву рать и сам стал великим князем Владимирским.[20] А вот с Юго-Западной Русью с этого времени северные князья совсем утратили политические связи. Хотя и Александр Невский, и его сын Даниил, и внук Иван Калита сохранили в своем титуле «великий князь Киевский».
Я умышленно подробно останавливаюсь на этом вопросе. Советские историки пошли на подлог и писали в учебниках, что юго-западные русские княжества были захвачены «польско-литовскими феодалами». На самом деле Александр Невский и его потомки сами оборвали связи с Юго-Западом, и лишь через 50—100 лет эти земли попали под власть литовских князей Гедеминовичей, а поляки пришли туда лишь во второй половине XVI в.
С начала XIV в. во всех крупных княжествах возникли собственные династии, и князей-чужаков туда не пускали, несмотря даже на старшинство рода. Крупные княжества стали в XIV в. именоваться Великими: Великое княжество Тверское, Великое княжество Московское, Великое княжество Рязанское, Великое княжество Смоленское и др.
Наследование в Великих княжествах шло, как и в старину, по горизонтальной линии, так и по вертикали – от отца к сыну. Причем передача власти нигде не была зафиксирована какими-либо письменными документами, за исключением завещаний (духовных грамот) князей.
Во Владимирском княжестве не было своей династии, поскольку им владел князь, назначенный Ордой, – московский, нижегородский или тверской. Великий князь Владимирский считался номинальным главой всех северо-западных русских княжеств.
С легкой руки царских, а затем и советских историков все русские князья XIV–XV вв. предстают перед нами правителями, предающими интересы родной земли в угоду своим амбициям и корыстным интересам. На их фоне контрастно выделяют династию московских князей – потомков Даниила Московского – собирателей русских земель. Православная церковь в 1990–2000 гг. канонизировала большую часть членов московской династии – Даниила Александровича, его сына Ивана Калиту и внука Дмитрия Донского.
Увы, ни одного документального подтверждения, что Иван Калита и его потомки до Василия II включительно мечтали о «великой России», попросту нет. Все они думали лишь о сиюминутных выгодах. Риторический вопрос, почему наши горе-историки и писатели хулят русских князей за то, что они не хотели оставлять земли своих дедов и идти добровольно в Московское княжество, а население их княжеств не желало помимо татарского ярма получить еще и московское. Вот, к примеру, некий Юрий Лощиц пишет: «Олег [Рязанский. – А.Ш.] способен был сузить зрение на какой-то одной точке, надолго забыть напрочь про все остальное, про русское целое, которое больше Рязани, больше Москвы. Для него Москва, как и для многих его современников, все еще была одним из русских княжеств, ничем качественно от них не отличающимся. Ей просто везло и везет, но все это может сто раз измениться, вперед выступят другие, но и они возобладают лишь на время, условно, по указке ли Орды, по внутреннему ли согласию княжества-соседа».[21]
А вот пассаж о Господине Великом Новгороде: «Дань с них берут немалую? Та и со всех берут, даже с самых захудалых, безлапотных тверских да ростовских мужичишек. Разве то дань, что с новгородцев взимается? Они с каждой гривны огрызок за щеку прячут, сундуками все хоромы заставлены, так что и гостю ступить негде. И все недовольны Москвой. Да куда они денутся без Москвы-то в своем скудоумии? Сколько раз им Москва по первой же просьбе помощь посылала – от немца, от шведа, от той же Литвы, с которой нынче шушукаются… Нет, что ни говори, а легкомыслый народ новгородцы, заелись волей-то, упились ею как балованным медом, совесть свою с волховского моста на дно спустили… Ну так что ж! Не хотят по-доброму, можно и по-сильному».[22]
Ах, какие бескорыстные люди московские князья – защищают Новгород и Псков от врагов! Но почему же тогда, получив достойную плату за защиту, не откланяться, а надо обирать вольные города, а их население делать своими холопами? Такая защита сейчас зовется рэкетом. То, что Александр Невский один раз спас Псков от немцев, сейчас знает каждый школьник, а литовского князя Довмонта, десятки раз спасавшего Псков от врагов, знает лишь узкий круг историков. И это при том, что Александр Невский стал «казенным» святым – по указу московских князей, а потом Петра I, а вот Довмонт стал буквально народным святым, и чтят его простые люди без указаний сверху более пяти столетий. Вот, к примеру, в конце XVII в. казаков на Амуре окружило Богдыханово войско. Помолились казаки святому Довмонту и побили косоглазых.
Хорошую отповедь нашим лжеученым дал известный историк А.А. Зимин в книге «Витязь на распутье». Замечу, что написал он ее в разгар «застоя» в начале 1970-х гг. Писал, естественно, «в стол», и опубликована книга была лишь в 1991 г.
«Панегиристы разных родов внушали читателям, что все было ясно и предопределено. „Москве самим Богом было предназначено стать “третьим Римом”“, – говорили одни. „Москва стала основой собирания Руси в силу целого ряда объективных, благоприятных для нас причин“, – поучающе разъясняли другие.