У-у-ф-ф!
   История-то «о людях хороших», и собак я люблю, только до чего же суконно написана. Чуть не померла со скуки. Следующая заметочка обещает быть поинтереснее. Называется она «Близнецы в мошаве[35]».
   Но не подумайте, речь не идет о каких-нибудь заурядных братьях-близнецах. Судя по фотографии, на которой самолет оседлал дом, корреспондент замахнулся на эпохальное сравнение падения маленькой «Сесны» на деревенский домик с терактом века в Нью-Йорке.
   И действительно, случится же такое! Братья-близнецы по фамилии Давиди расстались лет тридцать тому назад. Обычное дело, наследство не поделили, вот и расстались. Старший на пару минут Давид Давиди получил дом в мошаве и остался сторожить отцовское гнездо. А его младший брат Дани Давиди посчитал себя ущемленным и переселился (угадайте с трех раз, куда) в наш маленький город N. Здесь Дани Давиди развернул бурную деятельность в плане обеспечения населения фалафелем[36].
   Такую бешено прибыльную деятельность, что попал он не только в сферу крышевания местных криминальных структур, но и в круг интересов народных избранников, неизменно перед выборами затевающих «хождение в народ». Хождение же в народ в городе N заключается в посещении заведения «Фалафель Дани», потому что какой-то очередной аналитик общественного мнения определил, что кушатели фалафеля у Дани с абсолютной точностью предсказывали результаты выборов с одна тысяча девятьсот какого-то года. Засмеялись? Или западло вам кушать фалафель? Да только Дани Давиди входит сегодня в число самых богатых жителей Израиля и владеет огромными массивами недвижимости на N-щине, да и Манхеттене тоже. Он помирился с братом-мошавником и жертвует миллионы в пользу бедных. «Фалафель Дани» даже готов бесплатно дать питу с фалафелем каждому, кто только ее попросит.
   Ладка рассказывал, что Дани Давиди собственной персоной сентиментально посетил их филиал, когда открывался рядом очередной фалафельный киоск его имени. Непонятно, зачем это ему понадобилось, наверное, покрасоваться хотел, только он еще зашел в Хоум Центр. Приперся к Владику в отдел и стал ему голову морочить: подбирать цвет для «Сесны». Ладка тогда очень гордился, что вся свита выбор одобрила (еще бы она не одобрила), а я и сейчас название помню: Kind Sky[37].
   Как-то в пятницу утром Дани Давиди взлетел с аэродрома в Герцлии и взял курс на родной мошав. Через несколько минут у его «Сесны» отказал двигатель. Дани тянул, сколько можно, чтобы приземлиться в поле, но высоты не хватило, и он врезался в черепичную крышу… отчего дома. Сам он получил всего несколько синяков, но снес у дома печную трубу, упавшую на его брата.
   Израильская пресса милостива к Дани Давиди. Трудно сказать, почему. Его прошлое – туманно, его настоящее – ослепительно. Скорее всего, причина проста: Давиди свой в доску, не кончавший университетов парнишка, начавший с фалафеля, продолживший строительством домов в мелком израильском городе N, добравшийся в итоге до высот Манхеттена. Дани жертвует огромные суммы в Израиле и держится в стороне от политики. Ему сходит с рук даже странный трагический случай – смерть брата. Экспертиза признает техническую неполадку, и уголовное дело закрывается за отсутствием состава преступления.
   Классно!! Я всегда говорила, что газеты нужно использовать в качестве слабительного (пардон, усраться можно).
   Но кажется, что сегодня мне придется как следует накушаться гороху, потому что натыкаюсь на очередную святочную историю. Называется она «Выставка из прошлого». Опять эти окрестные мошавы с их примерно-положительными жителями. Ну почему мошавник не может быть сволочью? Где воры и проститутки из киббуцев и мошавов, о которых мечтал Бен Гурион?
   Так вот, «Выставка из прошлого» – это собрание старого хлама, который десятки лет выкидывали на свалки, разбирая завалы в доме. А нынче этот хлам вошел в моду и стал стоить огромных денег. История, однако, вновь про загадочную и таинственную встречу двух сердец – Мали и Гиди. Мали начинает организовывать выставку инструментов и домашней утвари полувековой давности. «Естественно», выставка приурочена к шестидесятилетию основания нашей страны и несет… (заполните сами, блин, какое значение в воспитании молодежи она несет). Выставляются старые алюминиевые тазы и баки для белья, бидоны и бутылки для молока, стиральные доски и подносы, весы со стрелками и гирями из продмага, даже нашли древние счеты. Колеса от телеги и швейная машинка «Зингер» – обязательно, бороны и плуги – опционально.
   Гиди был знаком с Мали примерно с основания мошава, с тех самых укромных и былинных времен, но как-то не обращал на нее внимания. Теперь же они оба вдовцы, и Гиди взялся помогать Мали с выставкой. Клик-клак, динг-дринг – Гиди заявляет, что не может жить без Мали, что она – женщина его мечты, и ее (хотела сказать: старые штаны) выставка открыла ему глаза, которые были закрыты до сих пор. С особой гордостью организаторы рассказывают о воссозданном процессе приготовления меда с начала и до самого конца. Тут я натыкаюсь на какую-то странную фразу. Прочитываю ее несколько раз, но смысл предложения ускользает совершенно: «Место сие включает рабочую ячейку, сопровождаемую реальным опытом открывающегося познания значения и функций пчел».
   У-у-у! И за что такое наказание?
   Интересно, думаю: как вся эта, с позволения сказать, фигня связана с Владиком? Будить его неохота – жалко будить, но любопытство мое уже перешло в раздражение. Проснется – придется допрашивать с пристрастием. Ищу по конвертам что-нибудь из центральной прессы, а то местная уже сильно надоела.
   Нахожу, наконец. Тихая субботняя ночь в городе с гордым названием… N, конечно. По двум центральным улицам несутся машины. Светофор уже давно спит – перешел в режим мигающего желтого. Машины сталкиваются, не тормозя, под прямым углом на скорости километров сто каждая, и дальше образуется горящая куча-мала из припаркованных у тротуара непричастных транспортных средств. Вся доблестная пожарная команда города N в количестве двух разукомплектованных единиц срывается, как на пожар. Полиция, локализованная в соседнем райцентре, как всегда, запаздывает. Добрая половина жителей города N высыпает на освещенные сполохами улицы. Сцена напоминает падение «Катюши» времен недавней войны.
   Картину происшествия восстановить невозможно, так как оплавился даже асфальт. У каждого из водителей было по нескольку серьезных нарушений, и штрафных очков многовато даже по разгильдяйским израильским понятиям. Полиция готова обвинить возвращавшегося после ночного дежурства врача, не уступившего дорогу помехе справа. Корреспондент и общественное мнение настроены против школьного охранника, посетителя ночной вечеринки, остальные участники которой отрицают само существование алкоголя. Мое исследовательский пыл на этом остывает окончательно, и я швыряю папку на журнальный столик.
   В салон вплывает заспанное и всклокоченное чудище и, моргая на яркое осеннее солнце, справляется о завтраке.
   – Получишь, – говорю, – завтрак, только опознай сперва этих типов. – Беру со столика статью про ночную аварию.
   – Sleepy Pink[38] и Berry Wine[39].
   – Кто из них кто? – спрашиваю.
   Выяснятся, что с работы в больнице возвращался Sleepy Pink, а с вечеринки Berry Wine. Здорово, думаю, получается, как нарочно кто-то позабавился. Следующая мысль, что позабавился-то ни кто иной, как драгоценный мой. Иду жарить еще одну яичницу с помидором и пармезаном.
   – Чем тебе не угодили эти двое?
   – Да ничем, – говорит.
   – А все-таки? Тебе Марио этот про них ничего не говорил?
   – Да нет, вроде. А откуда статья?
   – Из папки, вестимо.
   – Да ну, – оживляется, – и что там с ними приключилось?
   – Так, мелкая авария, столкнулись посреди ночи на пустой дороге и соорудили маленький костер из десятка машин.
   – Э? Правда? Но ведь живы остались?
   – Не-а! – говорю мстительно и разворачиваюсь от плиты. – Сгорели. Так что там у тебя за зуб на них вырос?
   – Какой еще зуб, – трет лицо руками, – просто жлобье! Эй? А ты серьезно? Дай газету!
   Этим всегда и кончается: сидит мужик за столом, не замечает, чего ест, в газету уставившись. Сижу напротив, пью кофе, наблюдаю. Вилка-то на полпути ко рту останавливается, потом взгляд поднимается от газеты и в меня упирается.
   – А это точно из папки, ты не перепутала?
   – Да откуда ей еще взяться?
   Молчит, смотрит в тарелку, доедает остатки помидора в яйце, подбирает пармезан хлебом. Встает, не говорит ничего, подходит и прижимает мою голову к животу двумя руками.
   – И что делать будем? – спрашивает.
   Высвобождаю голову, чтобы ей помотать, мол, не знаю. Фыркаю ему носом в живот:
   – Выкладывай начистоту! Что было-то?
   Берет мою голову в руки и серьезно так говорит:
   – Глядя на этих двоих, понимаешь, что такое человеческий мусор.
   – А ты, значит, этот мусор сжег? – Помимо воли вырвалось, типун на язык, ну ей-Богу, а Владик отпустил голову и отвернулся.
   – Выходит, – говорит тихо. – Только не нарочно.
   – Верю, что не нарочно.
   – Понимаешь, – вздыхает, – люди заходят разные, хорошие, плохие, застенчивые, наглые… А бывает отребье… Такой, знаешь, волчара с пустыми глазами… Обслуживай его.
   – Оба два?
   – Ну, да, – кивает. – А ты, что, всю папку успела посмотреть?
   – На середине сломалась. Как начнешь читать местную прессу, так живот прихватывает, в больших дозах – опасно для здоровья.
   – Ну и?.. Чего там?
   – Пятеро погибших от несчастных случаев и семь слюнявых историй как раз для сюжета мыльных опер. Тошнит уже, оставшееся сам читай.
   – Придется, наверное.
   – Ладно, – говорю, – мы с тобой два доктора философии – так давай пофилософствуем: или это полная лажа, и над тобой кто-то хорошо подшутил, или это правда, и ты… – я замолкаю, потому что язык не поворачивается продолжить фразу.
   – Ты это к чему?
   – Диалектику в институте сдавал, научный подход проходил?
   – Ну?
   – Давай применять на практике. Сейчас я тебе покажу фотографии клиентов, а ты мне ответишь, что ты им продал. Мы составляем таблицу, в которой пытаемся, с одной стороны, выявить соответствие между названием краски и тем, что с этим клиентом произошло…
   – А с другой?
   – А с другой, ты колешься и рассказываешь все, что ты думал о своем покупателе, когда продавал ему краску.
   – А если это неприлично?
   – Стерплю как-нибудь – терплю ведь тебя, охальника, уже столько лет.
   – Тогда давай с негатива начнем. Марио сказал, что счет тринадцать – шесть, а пять ты уже обнаружила.
   – Про троих я знаю: Alpine Echo попал в лавину, Sleepy Pink, скорее всего, уснул за рулем, а Berry Wine был слишком пьян, чтобы осторожничать, и попал под Sleepy Pink. Так?
   – Да вроде…
   – Авария на Аялоне – кто эта девица?
   – Lady Di[40].
   – Шикарно! А что она тебе такого сделала?
   – Ничего.
   – Не ври.
   – Не мне.
   – Колись давай!
   – Сестренку ударила.
   – Так, и за это…
   – Выходит, что так.
   – Погоди, – говорю, – дай-ка я вырезки надпишу.
   Вытаскиваю из конверта статью про Давиди.
   – Про Дани Давиди я запомнила: Kind Sky, может, поэтому он и выжил, а вот братец его чем тебе насолил?
   – Ничем.
   – Вован, ты опять за свое?
   – Я еще когда в охране стоял видел, как он с женой повздорил; так он захлопнул дверцу перед ее носом и уехал, оставил на стоянке. Она просто остолбенела, даже не сразу сообразила такси вызвать.
   – Да-а, нехорошо женщину обижать – за это можно печной трубой по башке заработать, с летальным исходом.
   – Ты это серьезно?
   – Выдумала, конечно.
   – Дай поглядеть.
   – Чем кодировал братца-то?
   – Crushed Rock[41].
   – Ага…
   Корябаю быстренько Crushed Rock на полях газеты и принимаюсь разыскивать шестую жертву. Землетрясение в Перу – в числе погибших турист из Израиля. Далеко же он его послал, если в Перу.
   – Узнаешь? – спрашиваю.
   – У-гм.
   – Так да или нет?
   – Да. Turned Earth[42].
   С криминалом все?
   – Похоже, что все. А за что в землю-то закопал?
   – Наглец он.
   – Значит, за наглость?
   – Ну да.
   – Вовочка! – выдыхаю шумно (Вовочка – это последняя степень устрашения).
   – Его Марципан прислал, просил максимальную скидку дать – ну я и дал. Так этот тип еще требовать стал, скандалил, все ему мало было. Даже самого Марципана пришлось на помощь звать, чтобы утихомирить.
   – Ну-ну, наглецов надо учить. В Перу их.
   Не то, чтобы у меня наполеоновские планы в смысле субботней готовки – просто захотелось после казенной столовки и сухомятки ароматного домашнего бульончика. А потом из замученной в бульоне куры я намереваюсь соорудить сациви. По всем правилам: с орехами, кинзой, хмели-сунели… Удаляясь на время приготовления бульона на кухню, я задаю Ладке урок: составить табличку с его криминальными достижениями. Пока кура закипает на плите, заглядываю через плечо на экран.
   Выглядит это так:
 
   Alpine Echo. Попал в снежную лавину в Альпах. Клептоман из богатой семьи ворует по мелочи.
   Lady Di. Погибла в автокатастрофе в Тель Авиве, врезалась в опору моста. Побила сестру.
   Crushed Rock. Самолет врезается в дом, и на голову падает каминная труба. Нагло оставил жену на стоянке одну.
   Turned Earth. Погиб во время землетрясения в Перу. Скандалил на пустом месте и требовал скидку.
   Sleepy Pink. Заснул за рулем и погиб в аварии. Жлоб, каких мало.
   Berry Wine. Напился на вечеринке и погиб в аварии. Жлоб, каких мало
   Табличка небольшая, но показательная.
   Ладка сидит и читает вслух о землятресении в Перу:
   «Около ста двадцати израильтян, путешествующих по Перу, пока не установили связь с близкими после разрушительного землетрясения в этой южноамериканской стране. Как рассказал раввин Шнеур Залман Блюменфельд из общины хабадников в Перу, те израильтяне, которые находились в Лиме и в Куско, не пострадали. Беспокоит лишь состояние тех, кто во время землетрясения оказался в его эпицентре, в провинции Ика, в 160–180 км южнее столицы Лимы. К слову, в эпицентре сила землетрясения составляла 7,9 балла по шкале Рихтера. Раввин Блюменфельд отметил, что в наиболее пострадавших от удара стихии областях прервалась подача электричества, воды, нарушилась работа телефонных сетей. Возможно, именно по этой причине израильтяне, путешествующие по тем районам, пока не сумели выйти на связь с родственниками. По словам Блюменфельда, члены общины вместе с сотрудниками посольства Израиля в Лиме пытаются составить полный список находящихся в Перу соотечественников. По данным экстренных служб Перу, на данный момент известно о 400 погибших и о 1050 получивших ранения разной степени тяжести.
   К сожалению мы можем констатировать факт, что погиб один наш соотечественник.»
   – Давай, – говорю, – другую табличку составлять, положительную. Я знаю семь случаев:
 
   Grandma's. Старушка излечилась от рака.
   Cupid Green[43].
   Одинокая женщина находит мужчину своей мечты.
   Golden Rain. Пенсионер три раза выигрывает в лотерею первый приз.
   Infant Smile. Женщина сумела забеременеть, несмотря на приговор врачей.
   Engaging[44] Слепая женщина находит спутника и призвание в жизни.
   Kind Sky. Народный миллионер выживает в авиакатастрофе. Intimate Evening[45]Одинокая пенсионерка из мошава находит друга.
   Чищу коренья для бульона и размышляю. Готовка меня в последнее время как-то успокаивает. Наверное, это потому что я не переутруждаю себя на этой ниве. На работе меня кормят, а в последнее время можно обед с собой на вынос брать. Платишь червонец – и наполняешь чем угодно алюминиевый подносик, как в самолете: гарниры, салаты, шницели. Я наладилась Ладке каждый день подносики носить – на завтра. Все его сотрудники завидуют. А вечером все-таки хочется домашнего. Я в столовой в сторону вареной курицы и смотреть не могу, а дома, пока последний позвонок не обглодаю, не успокоюсь.
   По профессии я – врач, так получилось. Хотела поступить на биофак ЛГУ, да носом не вышла. Пойду, думаю, в медицинский на годик, а потом – опять на биофак, но так в медицинском и осталась. После окончания меня пристроили в академический институт мышей резать. Бросаю лук, морковку, сельдерей, корень петрушки и зубчики чеснока в кастрюлю, а мысли крутятся вокруг этих проклятых красок. Чуть не забываю про имбирь, зерна кинзы и стебли укропа. Черный перец еще, английского горошину, и через часок бульон готов. В Израиле диплом кандидата, пардон, доктора наук признали без всякой проверки, а диплом врача – замучаешься экзамены сдавать. Ну да ладно, меня мой мышиный диплом вполне устраивает, все равно я лечить никого не собираюсь.
   Я когда-то давно психиатрию тоже сдавала. Дразнила Владика и команду его ССИ – синдромом сверхценных идей. Вспоминаю незабвенный учебник советских времен: «синдром сверхценных идей – патологическое состояние, характеризующееся возникшими в результате реальных обстоятельств стойкими аффективно окрашенными идеями, преобладающими над всеми остальными представлениями». Его ребята из КБ любили по домам собираться и устраивать что-то типа мозгового штурма. В те времена нормы спирта были не меряны – как температура в помещении зашкалит, так я выхожу и зачитываю:
   – …Сверхценные идеи возникают, как патологическое преобразование естественных реакций на алкоголь. Эти идеи – ревность, любовь, реформаторство, И-ЗО-БРЕ-ТА-ТЕЛЬ-СТВО – рассматриваются больными как разумные и обоснованные, что и побуждает их активно бороться за реализацию идей. При благоприятных условиях сверхценные идеи исчезают. В случаях прогредиентного развития процесса возможен последовательный переход от сверхценных идей к бреду…
   Тут Владик и выдай:
   – Поздно уже, у нас с семнадцатого года прогредиентное развитие, да и обстоятельства неблагоприятные.
   Запах моего варева распространяется по квартире. Разливаю по кружкам обжигающий напиток, и иду потчевать. Ставлю кружку в пределах досягаемости, максимально удаленной от клавиатуры – были прецеденты. Бульон благоухает божественным букетом. Ладка начинает принюхиваться, поводя брылями, как голодный спаниэль. Я люблю использовать специи, за что он как-то в молодости назвал меня в шутку: «Карлик-нос». Ух, как я на него тогда обиделась! Он до сих пор, кажется, чувствует, что перегнул палку. Опасается. За «карлика» я бы сердиться из-за врожденной миниатюрности не стала, а вот шнобелем наградил-таки меня еврейский Бог.
   – Как успехи? – спрашиваю.
   – Мои чары почему-то отменно действуют в Юго-Восточной Азии. Вот, полюбуйся.
   Читаем вместе: «На самолете, разбившемся в Покете, были израильтяне».
   «Трагедия в Таиланде: по крайней мере 88 человек погибли и 42 пострадали в катастрофе во время посадки на острове Покет на северо-западе Таиланда. Во время проливного дождя самолет слетел со взлетно-посадочной полосы и раскололся надвое.»
   – Какая-то сила выбросила меня вместе с сиденьем наружу, – рассказывает единственная выжившая в катастрофе израильтянка Дорит, – от удара о землю я потеряла сознание и очнулась в больнице спустя несколько часов. Быстро выяснилось, что никаких повреждений, кроме нескольких синяков и царапин, я не получила. На рейсе было еще по крайней мере шесть моих соотечественников, о судьбе которых мне ничего не известно.
   – Интересное дело, – говорит Владик. – Двойная защита получается: High Up[46] и Angel Blue[47].
   Надо же: из самолета вместе с креслом на траву бросило.
   – И по какому поводу благоволение?
   – Шут его знает. У нее было очень интересное лицо…
   – Красивое?
   – Нет, не то… одухотворенное.
   – Да, редкий случай в нашем климате. Бульон остывает.
   – М-м-м, вкусно!
   – Номер восемь прояснили. Что еще?
   – Крушение поезда на подъезде к городу N: пятеро погибших и десятки раненых.
   – И?..
   «Поезд на пути из Тель-Авива в Хайфу столкнулся в полдень с пикапом на переезде недалеко от города N. В результате несколько вагонов сошло с рельсов и перевернулось. Пятеро пассажиров погибли и около восьмидесяти получили ранения, преимущественно из первого вагона. Спасательные команды, прибывшие на место происшествия, обнаружили под месивом обломков живую и невредимую женщину. Расследование происшествия показало, что незадолго до двенадцати часов дня на переезде столкнулись бортами две машины: «Исузу» и «Фольксваген». В результате «Исузу» выбросило на рельсы. Несколько секунд спустя поезд столкнулся с машиной. Команды «скорой помощи», прибывшие на место, констатировали смерть пяти пассажиров. Восемнадцать легко раненых доставлены в больницу города N. Движение поездов между Тель-Авивом и Хайфой прекращено. Тепловоз, на который пришелся основной удар, раскололся на две половины. Первый вагон тоже очень сильно пострадал: он частью взгромоздился на тепловоз, частью остался на рельсах. Сила удара была такова, что даже молодые эвкалипты по сторонам дороги были вырваны с корнем. Двери вагонов нашли за десятки метров от места происшествия. Чудом спасшаяся женщина, ехавшая в голове первого вагона, рассказывает, что картина крушения была очень тяжелая: стоны и плач со всех сторон».
   – Каким образом выжила? – спрашиваю.
   – Smooth Way[48].
   – И за что такая пруха-везуха?
   – Не знаю, – говорит и прихлебывает бульон из чашки. – Наверное, просто понравилась.
   – Ага… из серии того самого, неприличного: смазливая мордашка, большая грудь и круглая попка.
   – Вы, женщины, чуть что – сразу так! А может…
   – Исключительно из-за знания уравнения Бернулли и рядов Фурье.
   – Доктор, если вы исчерпали свои сведения из программы технического вуза, то можете идти и препарировать несчастную птицу, нареченную родственными вам северными племенами «курой».
   – Зараза московская! Только попроси сациви – хрен получишь!
   – Московская зараза, доктор, как вам хорошо известно, передается исключительно половым путем посредством московской прописки!
   – Высокие северные цивилизации всегда подвергались нашествию варваров с востока, – оставляю за собой последнее слово и гордо удаляюсь «препарировать куру».
   Черт знает, что я думаю в этот момент. До последней секунды меня не оставляет ощущение, что все это глупо до последней степени – какое-то продолжение его игры в краски. Но подспудно накатывает неуютная и тревожная мысль, даже не мысль – какое-то неосознанное чувство, что это может быть гораздо серьезнее. Дает трещину выстроенная на века из всех материализмов стена.
   Хватаю пару вилок и с применением чрезмерной силы втыкаю в бедную тушку. Результат не заставляет себя ждать: кура, при попытке аккуратно вытащить ее из кастрюли целиком, разваливается и ныряет обратно. В последний момент сдерживаю готовые вырваться непечатные слова, так как понимаю, что со стороны заразы последует противное хихиканье и хрюканье. Процеживаю бульон и отделяю мясо от овощей. Морковку тоже отделяю и кладу обратно в кастрюлю. Теперь предстоит аккуратно перенести разварившиеся лук, чеснок и сельдерей в миксер. Добавляю еще одну свежую луковицу и зубчика четыре чеснока, подливаю жидкости и как следует перемалываю все вместе. Теперь очередь грецких орехов. Засыпаю все, что осталось после набега заразы на двухсотграммовый пакетик. Осторожно включаю миксер на несколько секунд, чтобы кусочки орехов не получились слишком маленькими. Конечно, лучше всего по оригинальному рецепту подавить орехи вручную, но такой подвиг мне давно не под силу. Разнимаю слегка остывшую куру на небольшие куски, попутно обгладывая скелет. Почти готово: осталось залить куру соусом, добавить хмели-сунели и тертого сельдерея, и, конечно, мелко нарубленный пучок кинзы и гранатовый концентрат. Все, дальше нужно варить на медленном огне. И следить, чтобы не нанесло заразу. Когда полностью исчезает чесночный запах и привкус – выключаю. Кстати, по вкусу можно добавлять все, что угодно: аджику, перец, можно использовать и другие смеси вместо хмели-сунели, какие кто любит.
   Доводка сациви до кондиции сопровождается сегодня поразительным отсутствием всякого интереса со стороны заинтересованных лиц. Подхожу потихоньку и вижу: сидит в кресле, закрыв глаза. На экране первая табличка, которая дополнилась еще одной строкой, седьмой по счету. Наверное, Марио просто ошибся. Рядом еще вырезка из газеты про аварию парома в Таиланде. (Опять Таиланд, и что это всех так тянет в Таиланд?) Читаю, естественно:
   «Медовый месяц на райских островах Таиланда превратился сегодня утром в ужасную трагедию, когда паром, на котором вышли на прогулку тридцать пять израильтян, перевернулся и затонул. С утра израильский турист, житель города N двадцати шести лет, женившийся неделю назад, был объявлен пропавшим без вести..»