Страница:
Да и в Хиве (пардон, теперь она – Хорезмская республика) отряды Джунаид-хана активно действовали до 1928 года. В Бухаре некоронованным королем республики очень долго был Ибрагим-бек, а беглый турецкий военный министр Энвер-паша, сдуру завезенный большевиками в Фергану, едва не изгнал Советы из Бухары, Хивы и Туркестана – собрав 50-тысячное войско, он захватил Душанбе и установил контроль над всей Восточной Бухарой (ныне – территория Таджикистана). К счастью, в стычке с отрядом местных пророссийских ополченцев у города Бальджуана этот авантюрист был убит – и все планы создания единого пантюркистского государства, вынашиваемые его мятежной головой, были забыты.
В общем и целом советская власть в Средней Азии была установлена быстро и безоговорочно – благо сопротивление местных националистов удалось подавить сразу, без промедления, используя тот факт, что для подавляющего большинства населения власть Петербурга была чем-то сродни власти Аллаха – никто его не видел, но все о нем знают. Если в Питере «белый царь» уступил свои права суверена «большевикам», и теперь они правят Средней Азией – значит, такова воля Аллаха. Иншалла!
А многочисленные басмаческие объединения никаких позитивных и созидательных целей не имели – это было не политическое, а исключительно конфессионально-этническое разбойничье движение, вспыхнувшее в результате временного ослабления центральной власти. Басмачи не ставили под сомнение право русских управлять Туркестаном – басмачи мечтали лишь о том, чтобы урвать на время возможность порулить каким-то одним определенным регионом, «снять кассу», а затем уйти в горы (вариант – за Атрек или Пяндж). Они не ставили перед собой никаких серьезных политических целей – во всяком случае, в 1918-1922 годах.
Таким образом, можно подвести некоторые итоги.
Взяв власть в России, большевики на следующий же день столкнулись с огромным количеством проблем во внутренней и внешней политике, которые им надлежало незамедлительно решать. И они их решили – то есть смогли за первые пять лет существования своего политического режима удержать власть как в собственно России, так и на национальных окраинах (за исключением Польши, Прибалтики, Финляндии, западных частей Белоруссии и Украины).
Мало того – большевикам удалось оттеснить от руля власти все иные партии, не говоря уже о буржуазных кадетах или октябристах, в числе «врагов революции» оказались и союзные большевикам в октябре 1917-го левые эсеры. Но двум медведям в одной берлоге не выжить – посему политическое решение о предании суду Верховного трибунала заключенных к тому времени под стражу эсеров было принято на пленуме ЦК РКП (б) 28 декабря 1921 года. Причем в постановлении пленума указывалось, что к суду должен быть привлечен весь состав Центрального Комитета партии социалистов-революционеров. То есть изначально будущий судебный процесс замышлялся как массовый и показательный, как важное средство дискредитации партийного руководства эсеровской партии в глазах российских трудящихся и международного общественного мнения. Тем самым планировалось завершение беспощадной борьбы на уничтожение – политическое и физическое – сильной и реальной оппозиции большевистской власти в лице эсеровской партии. Следует также заметить, что развернувшаяся вскоре беспрецедентная антиэсеровская кампания практически совпала со столь же беспрецедентной антицерковной кампанией – борьбой большевистской власти с оппозицией духовной. Обе они использовали одинаковые средства и методы борьбы. И одинаковую цель – удержание власти большевиков, ликвидацию всякой внутренней оппозиции, стерилизацию идейно-политического пространства в России.
Другой вопрос – какова была цена удержания этой власти?
Цена была чрезвычайно высокой.
К концу 1920 года Советская Россия переживала острый экономический кризис, вызванный большими потерями за годы Первой мировой и Гражданской войн. Общий экономический ущерб от событий 1914-1920 годов оценивался в размере более пятидесяти миллиардов золотых рублей. Крупная промышленность России в это время производила продукции почти в семь раз меньше, чем в 1913 году, грузооборот железных дорог уменьшился более чем в четыре раза. Велики были и людские потери: в боях, от ран, голода, болезней, «красного» и «белого» террора погибло не менее 10 млн человек. От 1,5 до 2 млн человек были вынуждены эмигрировать. Годы войны и хозяйственной разрухи привели к значительному сокращению общей численности промышленных рабочих, которая в 1920 году составляла 1 млн 270 тыс., или почти в два раза меньше, чем в 1913 году (2 млн 400 тыс.). В городах появилось большое количество безработных. Спасаясь от голода, многие рабочие уходили в деревню или начинали заниматься кустарным производством. За годы революции, Гражданской войны Москва потеряла половину своего населения, а Петроград – две трети.
Потери страны были немыслимо, чудовищно велики.
И теперь следовало определить – во имя чего Россия понесла столь колоссальные затраты. Какая цель теперь, после окончательной победы внутри страны, должна была встать перед РКП (б). Во имя чего было загублено столько жизней, сожжено и разрушено столько городов и деревень, изгнано в эмиграцию такое неисчислимое множество народу. Зачем было все это?
Глава 1
В общем и целом советская власть в Средней Азии была установлена быстро и безоговорочно – благо сопротивление местных националистов удалось подавить сразу, без промедления, используя тот факт, что для подавляющего большинства населения власть Петербурга была чем-то сродни власти Аллаха – никто его не видел, но все о нем знают. Если в Питере «белый царь» уступил свои права суверена «большевикам», и теперь они правят Средней Азией – значит, такова воля Аллаха. Иншалла!
А многочисленные басмаческие объединения никаких позитивных и созидательных целей не имели – это было не политическое, а исключительно конфессионально-этническое разбойничье движение, вспыхнувшее в результате временного ослабления центральной власти. Басмачи не ставили под сомнение право русских управлять Туркестаном – басмачи мечтали лишь о том, чтобы урвать на время возможность порулить каким-то одним определенным регионом, «снять кассу», а затем уйти в горы (вариант – за Атрек или Пяндж). Они не ставили перед собой никаких серьезных политических целей – во всяком случае, в 1918-1922 годах.
Таким образом, можно подвести некоторые итоги.
Взяв власть в России, большевики на следующий же день столкнулись с огромным количеством проблем во внутренней и внешней политике, которые им надлежало незамедлительно решать. И они их решили – то есть смогли за первые пять лет существования своего политического режима удержать власть как в собственно России, так и на национальных окраинах (за исключением Польши, Прибалтики, Финляндии, западных частей Белоруссии и Украины).
Мало того – большевикам удалось оттеснить от руля власти все иные партии, не говоря уже о буржуазных кадетах или октябристах, в числе «врагов революции» оказались и союзные большевикам в октябре 1917-го левые эсеры. Но двум медведям в одной берлоге не выжить – посему политическое решение о предании суду Верховного трибунала заключенных к тому времени под стражу эсеров было принято на пленуме ЦК РКП (б) 28 декабря 1921 года. Причем в постановлении пленума указывалось, что к суду должен быть привлечен весь состав Центрального Комитета партии социалистов-революционеров. То есть изначально будущий судебный процесс замышлялся как массовый и показательный, как важное средство дискредитации партийного руководства эсеровской партии в глазах российских трудящихся и международного общественного мнения. Тем самым планировалось завершение беспощадной борьбы на уничтожение – политическое и физическое – сильной и реальной оппозиции большевистской власти в лице эсеровской партии. Следует также заметить, что развернувшаяся вскоре беспрецедентная антиэсеровская кампания практически совпала со столь же беспрецедентной антицерковной кампанией – борьбой большевистской власти с оппозицией духовной. Обе они использовали одинаковые средства и методы борьбы. И одинаковую цель – удержание власти большевиков, ликвидацию всякой внутренней оппозиции, стерилизацию идейно-политического пространства в России.
Другой вопрос – какова была цена удержания этой власти?
Цена была чрезвычайно высокой.
К концу 1920 года Советская Россия переживала острый экономический кризис, вызванный большими потерями за годы Первой мировой и Гражданской войн. Общий экономический ущерб от событий 1914-1920 годов оценивался в размере более пятидесяти миллиардов золотых рублей. Крупная промышленность России в это время производила продукции почти в семь раз меньше, чем в 1913 году, грузооборот железных дорог уменьшился более чем в четыре раза. Велики были и людские потери: в боях, от ран, голода, болезней, «красного» и «белого» террора погибло не менее 10 млн человек. От 1,5 до 2 млн человек были вынуждены эмигрировать. Годы войны и хозяйственной разрухи привели к значительному сокращению общей численности промышленных рабочих, которая в 1920 году составляла 1 млн 270 тыс., или почти в два раза меньше, чем в 1913 году (2 млн 400 тыс.). В городах появилось большое количество безработных. Спасаясь от голода, многие рабочие уходили в деревню или начинали заниматься кустарным производством. За годы революции, Гражданской войны Москва потеряла половину своего населения, а Петроград – две трети.
Потери страны были немыслимо, чудовищно велики.
И теперь следовало определить – во имя чего Россия понесла столь колоссальные затраты. Какая цель теперь, после окончательной победы внутри страны, должна была встать перед РКП (б). Во имя чего было загублено столько жизней, сожжено и разрушено столько городов и деревень, изгнано в эмиграцию такое неисчислимое множество народу. Зачем было все это?
Глава 1
Первый среди равных… Первый ли?
До сих пор мы говорили «большевики» – подразумевая под этим общим наименованием членов Российской коммунистической партии большевиков, захватившей власть в России 25 октября 1917 года и удержавшей ее, вопреки всем препятствиям, невзгодам и лишениям, победившей всех своих врагов как на внешних фронтах, так и внутри страны и к 1922 году окончательно утвердившей свое господство над Россией.
До этого времени единство партии, исключая мелкие эпизоды тактических разногласий, было незыблемым – оно было одним из главных факторов, возможно, ключевым, позволившим большевикам удержать власть над страной.
Но большевистская партия отнюдь не была сама по себе единой – как бывает единым гранитный монолит. Партия состояла из людей – и у каждого, кто занимал в ней более-менее значительный пост, было свое видение будущего страны.
До определенного момента это видение у всех руководителей партии было довольно схожим – надо было победить внутреннюю и внешнюю контрреволюцию и утвердить свою власть в России как можно более прочно. А вот с переходом страны на мирные рельсы (началом проведения государством новой экономической политики и вообще мирной жизни следует считать Х съезд РКП (б), состоявшийся в марте 1921 года) у каждого из вождей РКП (б) появился собственный взгляд на будущее страны.
У вождя революции и Предсовнаркома В. И. Ульянова-Ленина отношение к русской революции было двойственным. Конечно, как и все марксисты, он продолжал считать, что социалистическая революция всенепременно должна охватить передовые страны Европы (потому что так написано у Маркса), а Россия является лишь слабым звеном в цепи империализма – каковое его партия и вырвала из оной цепи («Россия – крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 года может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной революции, ступеньку к ней»). Дело, конечно, хорошее, но русская революция – всего лишь первый шаг ко всемирной пролетарской революции, которую вождь страстно жаждал и к которой должна была (по его раскладам) стремиться РКП (б), в полном составе.
Надо сказать, что большинство руководителей партии придерживались примерно такой же точки зрения. Особенно за «перерастание русской революции в мировую» ратовали те деятели в руководстве РКП (б), которые довольно долго прожили в эмиграции, привыкли к европейскому уровню жизни и комфорта – и жаждали стать вождями европейской революции, вернуться в берлины и базели уже не гонимыми и полунищими эмигрантами, а хозяевами жизни, вершителями судеб европейских народов.
Но все же Ильич, несмотря на постоянные завывания о «мировой революции», однажды попытался изречь мысль и о «возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране» (причем под словом страна имелась в виду вовсе не Россия – «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств» – речь в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» шла больше о Германии) – увы, сей тезис применительно к России среди его единомышленников особой популярностью как-то не пользовался. Мировая революция! И никаких гвоздей.
Даже отход от политики «военного коммунизма» и принятие Десятым съездом РКП (б) решения о замене продразверстки продналогом, что означало коренное изменение способов заготовки продовольствия и сельскохозяйственного сырья, большинством руководства партии воспринимался просто как политика накопления сил для решающего рывка на Запад. Кстати, руководству РКП (б) стоило больших усилий убедить рядовых членов партии в целесообразности нового экономического курса. Некоторые парторганизации усмотрели в оживлении частной торговли и переговорах с иностранцами о продаже концессий «капитуляцию перед буржуазией», практически во всех парторганизациях имели место случаи выхода из РКП (б) «за несогласие с нэпом». Во время «дискуссии о профсоюзах» позицию Троцкого, выражавшуюся в требованиях сохранения в управлении страной методов «военного коммунизма» и милитаризации профсоюзов, поддержало, в различных парторганизациях, от трети до половины коммунистов. Сторонников «трудармий» и немедленной поголовной коллективизации в партии было не меньше, чем их противников!
В связи с нарастанием недовольства со стороны «партийных низов» Центральный Комитет РКП (б) решил созвать в мае 1921 года экстренную Всероссийскую партконференцию. В своих выступлениях на конференции В. И. Ленин доказывал необходимость новой экономической политики, подтвердив, что нэп вводится не для обмана, а «…всерьез и надолго, возможно, на пять-десять лет».
К тому же к этому времени была прорвана «дипломатическая» блокада Советской России – в апреле 1922 года в г. Рапалло (Италия) был подписан советско-германский договор, по которому были восстановлены дипломатические отношения между двумя странами. После подписания Рапалльского договора начался период признания Советской республики многими странами мира. Это позволило заключить различные экономические договоры, причем многие из них не ограничивались только сферой международной торговли, но охватывали также технические и технологические связи, прежде всего с Германией, США, Англией. После заключения Рапалльского договора более двух тысяч немецких инженеров и техников прибыли в Россию для участия в восстановлении промышленности.
Кроме введения нэпа, Ленин начал усиленную подготовку к юридическому оформлению Союза Советских Республик – причем волевым решением вождя этот союз должен был стать сообществом равных субъектов, в отличие от планов наркомнаца Сталина, предлагавшего вхождение советских республик в РСФСР на правах автономий.
Но здоровье вождя с конца апреля 1921 года начало неудержимо ухудшаться. Он уже не мог в полной мере руководить одновременно и партией, и государством; 26 мая 1921 года у него случился инсульт с частичным параличом правой стороны и потерей речи. С этого момента Ленин превратился в символ, в знамя партии – не являясь уже на самом деле ни ее вождем, ни Председателем Совнаркома.
К счастью, за полтора месяца до этого, 3 апреля 1922 года, Генеральным секретарем ЦК ВКП (б) был назначен И. В. Сталин, до этого бывший наркомом по делам национальностей (в первом Советском правительстве, сформированном сразу после Октябрьского переворота) и наркомом Рабоче-крестьянской инспекции, во время же Гражданской войны входивший в состав Совета Рабочей и Крестьянской Обороны от ВЦИК, бывший членом РВС Республики, членом РВС Южного, Западного и Юго-Западного фронтов.
Основной задачей Генерального секретаря (при дееспособном вожде) было: координировать работу сложного партийного аппарата, заниматься подбором и учетом партийных (а на деле – и вообще ВСЕХ) кадров, руководить повседневной работой партийных организаций. Помощниками Сталина были назначены Молотов и Куйбышев.
В ситуации же лета 1922 года техническая по своей сути должность Генерального секретаря приобретала весьма серьезное значение – отныне (поскольку Сталин решением Политбюро назначался «ответственным за связь с врачами», на деле же становился «куратором» больного Ильича) в его руках концентрировалась фактическая власть над аппаратом РКП (б), а через него – над всей страной.
Правда, Ленин в октябре 1922 года вернулся к активной работе – но ненадолго: 16 декабря последовал новый удар, и 24 декабря решением Сталина, Каменева и Бухарина (де-юре – решением лечащих врачей, конечно) Ленину был предписан постельный режим. Ну, а чтобы Ленин не задавил лечащих врачей своим авторитетом и не продолжал работать, несмотря на их запреты, решением пленума ЦК от 18 декабря 1922 года на Сталина была возложена персональная ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина.
С парализованной правой рукой и ногой, вождь все же продолжал настаивать на своем праве продолжать руководить страной – более того, он часто игнорировал своего «надсмотрщика» и надиктовывал Крупской свои руководящие указания, отправляя их через голову Сталина исполнителям на местах.
Такая ситуация не могла продолжаться долго – занятый юридическим оформлением Союза Советских Республик, Сталин не желал терпеть указаний живого мертвеца, с маниакальным упорством лезущего управлять государством – и после очередного письма (по поводу монополии внешней торговли) пригрозил Крупской Комиссией партконтроля (очень серьезной организацией, загонявшей проштрафившихся коммунистов за Можай). Крупская пожаловалась Ленину – в результате чего с 23 по 31 декабря парализованный вождь надиктовал ряд записок о будущем партии, 4 января 1923 года написал дополнение к своим запискам, в котором обвинял Сталина в грубости и предлагал снять его с поста Генерального секретаря. Записки эти, под заглавием «Письмо к съезду», стали известны как «Завещание Ленина».
Кроме этого фрагментарного «завещания», с января по февраль 1923 года Ленин написал пять статей, среди них – «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше» и другие.
Пока Ильич совершенствовался в публицистике, Сталин со товарищи совершили, без сомнения, историческое деяние – 30 декабря 1922 года на I Всесоюзном съезде Советов было принято решение об образовании Союза Советских Социалистических Республик.
История его создания – отдельная тема, посему мы здесь только вкратце обрисуем основные тезисы, на которых строилась политика объединения советских республик.
Пункт «о праве наций на самоопределение», забитый в программе РСДРП (б) еще до того, как она стала в России «руководящей и направляющей силой», изрядно портил кровь большевикам с первых же дней их правления Россией. Во всех, без исключения, окраинных землях вдруг обнаружились местные национальные демократы, которые тотчас объявили urbi et orbi о своем желании строить национальные независимые государства, свободные от власти Петрограда (позже – Москвы). Пришлось большевикам подойти к делу диалектически – то есть под «нацией» решено было понимать лишь ее передовую часть, пролетариат, всех же остальных скопом национальной самоидентификации лишать.
Такой новаторский подход сыграл определенную положительную роль – но лишь на тех территориях бывшей Российской империи, где в достаточном количестве имелся русский пролетариат. Его можно было использовать в качестве местной нации, живущей одним единственным желанием – немедленно воссоединиться с первым в мире государством победившего пролетариата. И в нужный момент на помощь этой «местной нации» ввести соответствующий контингент Красной Армии – дабы сбылись чаяния и надежды лучших представителей бывших российских окраин.
В Польше же и Финляндии достаточного количества русского пролетариата не оказалось – а местные рабочие как-то подозрительно долго не восставали и не восставали против своей буржуазии. Попытка принести им свободу на штыках Красной Армии закончилась провалом – в Финляндии местных революционеров перебили немцы, в Польше Красную Армию встретили огнем ВСЕ поляки – и рабочие, и крестьяне, и буржуазные элементы.
К 1922 году ситуация на бывшем пространстве Российской империи более-менее выкристаллизовалась: кто смог – удрал (Польша, Финляндия, прибалтийские лимитрофы), кто не смог – стал советской республикой (Белоруссия, Украина, Закавказская Федерация, среднеазиатские «ханства»). Посему пришло время определиться с дальнейшей совместной жизнью.
В тезисах к X съезду РКП (б) (март 1921) «Об очередных задачах партии в национальном вопросе» говорилось: «…в обстановке капиталистического окружения ни одна советская республика, взятая в отдельности, не может считать себя обеспеченной от экономического истощения и военного разгрома со стороны мирового капитализма. Поэтому изолированное существование отдельных советских республик неустойчиво, непрочно ввиду угрозы их существованию со стороны капиталистических государств. Общие интересы обороны советских республик, с одной стороны, задача восстановления разрушенных войной производительных сил, с другой стороны, и необходимая продовольственная помощь нехлебным советским республикам со стороны хлебных, с третьей стороны, – повелительно диктует государственный союз отдельных советских республик».
Но «государственный союз» – это союз государств, то бишь – конфедерация. А такая музыка товарищу Сталину совсем не нравится. Товарищ Сталин планирует будущее совместное проживание советских республик в несколько ином формате. Он пишет в сентябре 1922 года:
«1. Формально решения СНК, СТО и ВЦИК РСФСР необязательны для независимых республик, причем эти учреждения сплошь и рядом отменяют постановления центральных учреждений независимых республик, что вызывает протесты последних против «незаконных действий» центральных учреждений Москвы;
2. Вмешательство ЦК РКП в таких случаях происходит обычно после того, как центральные учреждения окраин уже дали свои декреты, отменяемые потом центральными учреждениями Москвы, что создает недоумение среди беспартийных и раздражение среди коммунистов;
3. За четыре года Гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных национал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство ЦК РКП как обман и лицемерие со стороны Москвы;
4. Мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, Конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказываются понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы Конституций независимых республик… Если мы теперь же не постараемся приспособить форму взаимоотношений между центром и окраиной к ФАКТИЧЕСКИМ взаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру, т. е. если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик».
Проект, предложенный Сталиным в августе 1922 года, предусматривал вхождение Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации в РСФСР на правах автономий, поэтому он был назван проектом «автономизации». Комиссия Оргбюро на заседании 23 – 24 сентября выступила за этот план; его поддержали ЦК КП (б) Азербайджана (секретарь – С. М. Киров) и Армении (С. Л. Лукашин). Первый секретарь ЦК КП (б) Украины Д. З. Мануильский в письме Сталину от 4 сентября также поддерживал этот проект: «Образование на окраинах самостоятельных республик со своими ЦИК и Совнаркомом отвечало определенному этапу нашей революции, который было бы неточно называть «национальным этапом», но в период которого пролетарской диктатуре пришлось развязывать национальный вопрос… Изменение экономической политики внесло успокоение в деревню… Введение же автономии … никакого серьезного национального движения в смысле оппозиции к этому курсу не вызовет, ибо почвы у украинской интеллигенции нет. Украинский мужик «национальным» вопросом не интересуется».
Большинство лидеров «национальных» компартий, таким образом, были на стороне Сталина – ибо никто из них не был представителем коренного народа данной республики, и им отнюдь не улыбалось рано или поздно «сдать власть» коммунистам с «местными» фамилиями – только по той простой причине, что они были «местными». Таким образом, проект «автономизации» имел весьма серьезных сторонников среди руководства РКП (б).
Ленин же предложил иной план: объединение советских республик в единый союз на равных правах. После разговора с Лениным Сталин, Орджоникидзе, А. Мясников и Молотов подписали обращение «Всем членам и кандидатам в члены ЦК РКП (б)», где признали новый план, но с трансформацией ЦИК РСФСР в ЦИК СССР. Октябрьский 1922 года Пленум ЦК поддержал «проект 4-х». Ленин придавал, однако, принципиальное значение, чтобы «в союзном ЦИКе председательствовал по очереди: русский, украинец, грузин и т. д.» (из письма Л. Каменеву 6 октября). И в Договор об объединении советских республик вошла ленинская формулировка – союз равноправных советских республик с правом каждой из них на отделение.
Безнадежно больной Ленин (при поддержке Льва Давыдовича Троцкого) победил «молодых волков» из ЦК. В последний раз…
Сегодня, когда СССР уже стал прошлым, есть ли необходимость разбираться, в чем же был глубинный смысл «ленинского» и «сталинского» проектов будущего СССР?
Есть. Потому что именно этот момент и является ключевым для понимания всех дальнейших событий советской истории.
Проект Ленина-Троцкого означал создание открытого союза равноправных советских республик – в который со временем могут приниматься все новые и новые члены; Советский Союз, по мысли вождя, создавался как инструмент Мировой Революции – в чем его всемерно поддерживал и Лев Давыдович. Ибо «право на свободное отделение» юридически может трактоваться и обратно – как «право на свободное присоединение»! Ленин сознательно делал будущее Советское государство метастабильным, сознательно превращал его в НЕЗАВЕРШЕННОЕ государственное образование – ибо был уверен в окончательном торжестве мировой социалистической революции. Советский Союз, как его видел Ленин (и заодно товарищ Троцкий), был открытой системой, имеющей шанс на выживание лишь при условии своего постоянного расширения – за счет советских республик Германии и всей остальной Европы…
Сталинский же проект «автономизации» означал, что создается жестко структурированное «закрытое общество» советских республик, в котором существует единый центр, принимающий политические, экономические и социальные решения – и окраинные автономные образования, которые эти решения проводят в жизнь. Никаких новых членов (равноправных членов) в состав этого общества принимать не планировалось – иными словами, сталинский проект был проектом создания независимого суверенного государства, осуществляющего самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, опирающегося на собственные силы; тезис о «построении социализма в одной, отдельно взятой стране», взятый на вооружение Сталиным через год, означал лишь одно: РЕВОЛЮЦИЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ! Ибо «время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время созидать; время разбрасывать камни, и время собирать камни»; и проект создания будущего Советского Союза как Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, в которую на правах автономий войдут все наличные советские республики национальных окраин, должен был, по мнению Сталина, быть первым камнем в фундаменте новой Российской империи, на этот раз Советской.
До этого времени единство партии, исключая мелкие эпизоды тактических разногласий, было незыблемым – оно было одним из главных факторов, возможно, ключевым, позволившим большевикам удержать власть над страной.
Но большевистская партия отнюдь не была сама по себе единой – как бывает единым гранитный монолит. Партия состояла из людей – и у каждого, кто занимал в ней более-менее значительный пост, было свое видение будущего страны.
До определенного момента это видение у всех руководителей партии было довольно схожим – надо было победить внутреннюю и внешнюю контрреволюцию и утвердить свою власть в России как можно более прочно. А вот с переходом страны на мирные рельсы (началом проведения государством новой экономической политики и вообще мирной жизни следует считать Х съезд РКП (б), состоявшийся в марте 1921 года) у каждого из вождей РКП (б) появился собственный взгляд на будущее страны.
У вождя революции и Предсовнаркома В. И. Ульянова-Ленина отношение к русской революции было двойственным. Конечно, как и все марксисты, он продолжал считать, что социалистическая революция всенепременно должна охватить передовые страны Европы (потому что так написано у Маркса), а Россия является лишь слабым звеном в цепи империализма – каковое его партия и вырвала из оной цепи («Россия – крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 года может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной революции, ступеньку к ней»). Дело, конечно, хорошее, но русская революция – всего лишь первый шаг ко всемирной пролетарской революции, которую вождь страстно жаждал и к которой должна была (по его раскладам) стремиться РКП (б), в полном составе.
Надо сказать, что большинство руководителей партии придерживались примерно такой же точки зрения. Особенно за «перерастание русской революции в мировую» ратовали те деятели в руководстве РКП (б), которые довольно долго прожили в эмиграции, привыкли к европейскому уровню жизни и комфорта – и жаждали стать вождями европейской революции, вернуться в берлины и базели уже не гонимыми и полунищими эмигрантами, а хозяевами жизни, вершителями судеб европейских народов.
Но все же Ильич, несмотря на постоянные завывания о «мировой революции», однажды попытался изречь мысль и о «возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране» (причем под словом страна имелась в виду вовсе не Россия – «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств» – речь в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» шла больше о Германии) – увы, сей тезис применительно к России среди его единомышленников особой популярностью как-то не пользовался. Мировая революция! И никаких гвоздей.
Даже отход от политики «военного коммунизма» и принятие Десятым съездом РКП (б) решения о замене продразверстки продналогом, что означало коренное изменение способов заготовки продовольствия и сельскохозяйственного сырья, большинством руководства партии воспринимался просто как политика накопления сил для решающего рывка на Запад. Кстати, руководству РКП (б) стоило больших усилий убедить рядовых членов партии в целесообразности нового экономического курса. Некоторые парторганизации усмотрели в оживлении частной торговли и переговорах с иностранцами о продаже концессий «капитуляцию перед буржуазией», практически во всех парторганизациях имели место случаи выхода из РКП (б) «за несогласие с нэпом». Во время «дискуссии о профсоюзах» позицию Троцкого, выражавшуюся в требованиях сохранения в управлении страной методов «военного коммунизма» и милитаризации профсоюзов, поддержало, в различных парторганизациях, от трети до половины коммунистов. Сторонников «трудармий» и немедленной поголовной коллективизации в партии было не меньше, чем их противников!
В связи с нарастанием недовольства со стороны «партийных низов» Центральный Комитет РКП (б) решил созвать в мае 1921 года экстренную Всероссийскую партконференцию. В своих выступлениях на конференции В. И. Ленин доказывал необходимость новой экономической политики, подтвердив, что нэп вводится не для обмана, а «…всерьез и надолго, возможно, на пять-десять лет».
К тому же к этому времени была прорвана «дипломатическая» блокада Советской России – в апреле 1922 года в г. Рапалло (Италия) был подписан советско-германский договор, по которому были восстановлены дипломатические отношения между двумя странами. После подписания Рапалльского договора начался период признания Советской республики многими странами мира. Это позволило заключить различные экономические договоры, причем многие из них не ограничивались только сферой международной торговли, но охватывали также технические и технологические связи, прежде всего с Германией, США, Англией. После заключения Рапалльского договора более двух тысяч немецких инженеров и техников прибыли в Россию для участия в восстановлении промышленности.
Кроме введения нэпа, Ленин начал усиленную подготовку к юридическому оформлению Союза Советских Республик – причем волевым решением вождя этот союз должен был стать сообществом равных субъектов, в отличие от планов наркомнаца Сталина, предлагавшего вхождение советских республик в РСФСР на правах автономий.
Но здоровье вождя с конца апреля 1921 года начало неудержимо ухудшаться. Он уже не мог в полной мере руководить одновременно и партией, и государством; 26 мая 1921 года у него случился инсульт с частичным параличом правой стороны и потерей речи. С этого момента Ленин превратился в символ, в знамя партии – не являясь уже на самом деле ни ее вождем, ни Председателем Совнаркома.
К счастью, за полтора месяца до этого, 3 апреля 1922 года, Генеральным секретарем ЦК ВКП (б) был назначен И. В. Сталин, до этого бывший наркомом по делам национальностей (в первом Советском правительстве, сформированном сразу после Октябрьского переворота) и наркомом Рабоче-крестьянской инспекции, во время же Гражданской войны входивший в состав Совета Рабочей и Крестьянской Обороны от ВЦИК, бывший членом РВС Республики, членом РВС Южного, Западного и Юго-Западного фронтов.
Основной задачей Генерального секретаря (при дееспособном вожде) было: координировать работу сложного партийного аппарата, заниматься подбором и учетом партийных (а на деле – и вообще ВСЕХ) кадров, руководить повседневной работой партийных организаций. Помощниками Сталина были назначены Молотов и Куйбышев.
В ситуации же лета 1922 года техническая по своей сути должность Генерального секретаря приобретала весьма серьезное значение – отныне (поскольку Сталин решением Политбюро назначался «ответственным за связь с врачами», на деле же становился «куратором» больного Ильича) в его руках концентрировалась фактическая власть над аппаратом РКП (б), а через него – над всей страной.
Правда, Ленин в октябре 1922 года вернулся к активной работе – но ненадолго: 16 декабря последовал новый удар, и 24 декабря решением Сталина, Каменева и Бухарина (де-юре – решением лечащих врачей, конечно) Ленину был предписан постельный режим. Ну, а чтобы Ленин не задавил лечащих врачей своим авторитетом и не продолжал работать, несмотря на их запреты, решением пленума ЦК от 18 декабря 1922 года на Сталина была возложена персональная ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина.
С парализованной правой рукой и ногой, вождь все же продолжал настаивать на своем праве продолжать руководить страной – более того, он часто игнорировал своего «надсмотрщика» и надиктовывал Крупской свои руководящие указания, отправляя их через голову Сталина исполнителям на местах.
Такая ситуация не могла продолжаться долго – занятый юридическим оформлением Союза Советских Республик, Сталин не желал терпеть указаний живого мертвеца, с маниакальным упорством лезущего управлять государством – и после очередного письма (по поводу монополии внешней торговли) пригрозил Крупской Комиссией партконтроля (очень серьезной организацией, загонявшей проштрафившихся коммунистов за Можай). Крупская пожаловалась Ленину – в результате чего с 23 по 31 декабря парализованный вождь надиктовал ряд записок о будущем партии, 4 января 1923 года написал дополнение к своим запискам, в котором обвинял Сталина в грубости и предлагал снять его с поста Генерального секретаря. Записки эти, под заглавием «Письмо к съезду», стали известны как «Завещание Ленина».
Кроме этого фрагментарного «завещания», с января по февраль 1923 года Ленин написал пять статей, среди них – «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше» и другие.
Пока Ильич совершенствовался в публицистике, Сталин со товарищи совершили, без сомнения, историческое деяние – 30 декабря 1922 года на I Всесоюзном съезде Советов было принято решение об образовании Союза Советских Социалистических Республик.
История его создания – отдельная тема, посему мы здесь только вкратце обрисуем основные тезисы, на которых строилась политика объединения советских республик.
Пункт «о праве наций на самоопределение», забитый в программе РСДРП (б) еще до того, как она стала в России «руководящей и направляющей силой», изрядно портил кровь большевикам с первых же дней их правления Россией. Во всех, без исключения, окраинных землях вдруг обнаружились местные национальные демократы, которые тотчас объявили urbi et orbi о своем желании строить национальные независимые государства, свободные от власти Петрограда (позже – Москвы). Пришлось большевикам подойти к делу диалектически – то есть под «нацией» решено было понимать лишь ее передовую часть, пролетариат, всех же остальных скопом национальной самоидентификации лишать.
Такой новаторский подход сыграл определенную положительную роль – но лишь на тех территориях бывшей Российской империи, где в достаточном количестве имелся русский пролетариат. Его можно было использовать в качестве местной нации, живущей одним единственным желанием – немедленно воссоединиться с первым в мире государством победившего пролетариата. И в нужный момент на помощь этой «местной нации» ввести соответствующий контингент Красной Армии – дабы сбылись чаяния и надежды лучших представителей бывших российских окраин.
В Польше же и Финляндии достаточного количества русского пролетариата не оказалось – а местные рабочие как-то подозрительно долго не восставали и не восставали против своей буржуазии. Попытка принести им свободу на штыках Красной Армии закончилась провалом – в Финляндии местных революционеров перебили немцы, в Польше Красную Армию встретили огнем ВСЕ поляки – и рабочие, и крестьяне, и буржуазные элементы.
К 1922 году ситуация на бывшем пространстве Российской империи более-менее выкристаллизовалась: кто смог – удрал (Польша, Финляндия, прибалтийские лимитрофы), кто не смог – стал советской республикой (Белоруссия, Украина, Закавказская Федерация, среднеазиатские «ханства»). Посему пришло время определиться с дальнейшей совместной жизнью.
В тезисах к X съезду РКП (б) (март 1921) «Об очередных задачах партии в национальном вопросе» говорилось: «…в обстановке капиталистического окружения ни одна советская республика, взятая в отдельности, не может считать себя обеспеченной от экономического истощения и военного разгрома со стороны мирового капитализма. Поэтому изолированное существование отдельных советских республик неустойчиво, непрочно ввиду угрозы их существованию со стороны капиталистических государств. Общие интересы обороны советских республик, с одной стороны, задача восстановления разрушенных войной производительных сил, с другой стороны, и необходимая продовольственная помощь нехлебным советским республикам со стороны хлебных, с третьей стороны, – повелительно диктует государственный союз отдельных советских республик».
Но «государственный союз» – это союз государств, то бишь – конфедерация. А такая музыка товарищу Сталину совсем не нравится. Товарищ Сталин планирует будущее совместное проживание советских республик в несколько ином формате. Он пишет в сентябре 1922 года:
«1. Формально решения СНК, СТО и ВЦИК РСФСР необязательны для независимых республик, причем эти учреждения сплошь и рядом отменяют постановления центральных учреждений независимых республик, что вызывает протесты последних против «незаконных действий» центральных учреждений Москвы;
2. Вмешательство ЦК РКП в таких случаях происходит обычно после того, как центральные учреждения окраин уже дали свои декреты, отменяемые потом центральными учреждениями Москвы, что создает недоумение среди беспартийных и раздражение среди коммунистов;
3. За четыре года Гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных национал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство ЦК РКП как обман и лицемерие со стороны Москвы;
4. Мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, Конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказываются понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы Конституций независимых республик… Если мы теперь же не постараемся приспособить форму взаимоотношений между центром и окраиной к ФАКТИЧЕСКИМ взаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру, т. е. если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик».
Проект, предложенный Сталиным в августе 1922 года, предусматривал вхождение Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации в РСФСР на правах автономий, поэтому он был назван проектом «автономизации». Комиссия Оргбюро на заседании 23 – 24 сентября выступила за этот план; его поддержали ЦК КП (б) Азербайджана (секретарь – С. М. Киров) и Армении (С. Л. Лукашин). Первый секретарь ЦК КП (б) Украины Д. З. Мануильский в письме Сталину от 4 сентября также поддерживал этот проект: «Образование на окраинах самостоятельных республик со своими ЦИК и Совнаркомом отвечало определенному этапу нашей революции, который было бы неточно называть «национальным этапом», но в период которого пролетарской диктатуре пришлось развязывать национальный вопрос… Изменение экономической политики внесло успокоение в деревню… Введение же автономии … никакого серьезного национального движения в смысле оппозиции к этому курсу не вызовет, ибо почвы у украинской интеллигенции нет. Украинский мужик «национальным» вопросом не интересуется».
Большинство лидеров «национальных» компартий, таким образом, были на стороне Сталина – ибо никто из них не был представителем коренного народа данной республики, и им отнюдь не улыбалось рано или поздно «сдать власть» коммунистам с «местными» фамилиями – только по той простой причине, что они были «местными». Таким образом, проект «автономизации» имел весьма серьезных сторонников среди руководства РКП (б).
Ленин же предложил иной план: объединение советских республик в единый союз на равных правах. После разговора с Лениным Сталин, Орджоникидзе, А. Мясников и Молотов подписали обращение «Всем членам и кандидатам в члены ЦК РКП (б)», где признали новый план, но с трансформацией ЦИК РСФСР в ЦИК СССР. Октябрьский 1922 года Пленум ЦК поддержал «проект 4-х». Ленин придавал, однако, принципиальное значение, чтобы «в союзном ЦИКе председательствовал по очереди: русский, украинец, грузин и т. д.» (из письма Л. Каменеву 6 октября). И в Договор об объединении советских республик вошла ленинская формулировка – союз равноправных советских республик с правом каждой из них на отделение.
Безнадежно больной Ленин (при поддержке Льва Давыдовича Троцкого) победил «молодых волков» из ЦК. В последний раз…
Сегодня, когда СССР уже стал прошлым, есть ли необходимость разбираться, в чем же был глубинный смысл «ленинского» и «сталинского» проектов будущего СССР?
Есть. Потому что именно этот момент и является ключевым для понимания всех дальнейших событий советской истории.
Проект Ленина-Троцкого означал создание открытого союза равноправных советских республик – в который со временем могут приниматься все новые и новые члены; Советский Союз, по мысли вождя, создавался как инструмент Мировой Революции – в чем его всемерно поддерживал и Лев Давыдович. Ибо «право на свободное отделение» юридически может трактоваться и обратно – как «право на свободное присоединение»! Ленин сознательно делал будущее Советское государство метастабильным, сознательно превращал его в НЕЗАВЕРШЕННОЕ государственное образование – ибо был уверен в окончательном торжестве мировой социалистической революции. Советский Союз, как его видел Ленин (и заодно товарищ Троцкий), был открытой системой, имеющей шанс на выживание лишь при условии своего постоянного расширения – за счет советских республик Германии и всей остальной Европы…
Сталинский же проект «автономизации» означал, что создается жестко структурированное «закрытое общество» советских республик, в котором существует единый центр, принимающий политические, экономические и социальные решения – и окраинные автономные образования, которые эти решения проводят в жизнь. Никаких новых членов (равноправных членов) в состав этого общества принимать не планировалось – иными словами, сталинский проект был проектом создания независимого суверенного государства, осуществляющего самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, опирающегося на собственные силы; тезис о «построении социализма в одной, отдельно взятой стране», взятый на вооружение Сталиным через год, означал лишь одно: РЕВОЛЮЦИЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ! Ибо «время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время созидать; время разбрасывать камни, и время собирать камни»; и проект создания будущего Советского Союза как Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, в которую на правах автономий войдут все наличные советские республики национальных окраин, должен был, по мнению Сталина, быть первым камнем в фундаменте новой Российской империи, на этот раз Советской.