Страница:
– Лови! – Видно, я и правда сильно ослаб. Кинутый Лимом предмет ударяется о грудь и падет мне в тарелку. Черт! Он бросил в меня шокер!
– Не-э, Бид, он не флиб и не благородный. – Не стесняясь, лезет ко мне в тарелку немытыми руками, возвращая оружие себе. Уф, а ведь будь я в форме и поймай шокер, мог бы схлопотать выстрел из зажатого в руке Лима пистолета. Причем по тому, как поспешно Лим убрал оружие в правую кобуру, видно, это не парализующая игрушка, а что-то более убойное.
– Наелся? – Конечно нет, но знаю, хватит, лучше остановиться.
– Да.
– Руки на стол и не шевелись! – Упс, какой резкий переход. Выполняю приказ под дулом шокера. Бид обходит меня сзади и защелкивает что-то на шее. Сволочи! Они на меня ошейник повесили! – Бери всю посуду вместе с котелком и иди мыть на ручей за портом. Как выйдешь из главного зала, иди прямо. Через сотню шагов упрешься в мелкий песчаный ручеек, там все и отмоешь. Потом возвращайся. Понял?
– Понял. – Засветить бы тебе в глаз, да не кулаком, а кувалдой! Как псину какую захомутали.
– И да, не пытайся бежать. Для потерявших память объясняю! – А вот наклоняться надо мной и орать в лицо, брызгая слюной, можно было и воздержаться. Но Биду нравится ощущение власти, много я таких повидал еще там, на Земле. – Отойдешь от этой штуки, – подкидывает в руках маленький желтый кубик, – дальше чем на пятьсот шагов, будет бо-бо! – Его взгляд просто просит, чтобы я попытался сбежать, ему на радость.
– Может, не надо, Бид? Парню и так сильно досталось.
– Пусть привыкает, холоп. – Лим не хочет больше спорить и замолкает. – Чего ждешь? – Его рука тянется к дубинке. – Пшел работать!
Ручей и правда нашелся быстро. Драить котелки песком мне не привыкать. Из-за своего характера часто попадал на губу в учебке. А начальник там был зверь, плевать хотевший на мои связи. Наверное, по этой причине батя и отправил меня именно в то училище.
Странное место. Нет, не ручей, а вообще. Что ожидаешь увидеть, выйдя за пределы большого здания через центральные ворота? Уж никак не протоптанную тропинку с пробивающейся зеленой травкой. Где дороги? Черт! Как все неправильно! И трава, она обычная, зеленая, видел такую тысячу раз, но сейчас не вспомню название. Кусты вдоль ручья – это же сморода, дикая, но смородина! А вон клонит ветви рябиновый ствол. Да и кормили меня именно гречей, уж ее вкус я отличу от многих! Что за другая планета, где все так похоже на Землю?
Сейчас главное – не рыпаться. Запихать свой характер глубоко-глубоко в… и ждать. Смотреть, изучать, не торопиться и не пытаться бежать. Не потому, что не могу. Даже не будь на мне странного ошейника, все равно нельзя, потому что некуда! Не вернется за мной это гребаное инопланетное блюдце, чувствую филеем – не вернется.
А потом когда-нибудь все изменится, если доживу. Захватившие меня – примитивы, даже наблюдательный Лим и тот прост как пробка. Неделю-две, и, даже будучи холопом, я бы вил из них веревки. Если уж батя танцевал под мою дудку, то… Да, в этом шанс. Только бы не сорваться, притвориться, как это умею…
– Закончил? – Не успев переступить входную завесу, почти врезаюсь в бронированную тушу Бида.
– Да, все вымыл. – Страх в моем голосе неподдельный. И правда боюсь. Другое дело, что мог бы это скрыть, но ведь ему нравится, когда боятся.
– Дай посмотрю! – Резким рывком вырывает из моих рук котелок. Тарелки удержать не успеваю, и те катятся по шершавому полу зала. Порываюсь поднять, но наливаются красным глаза Бида. – Ты! Ты! Уронил мою тарелку на пол!
– Не специально! – А вот такой ужас уже скрыть не получится при всем желании.
– Ах ты падаль! – Попытку убежать прерывает тычок сапога в колено. А-а-а-а-а! Да что это за броня! Валюсь на пол, ору от боли в раздробленной коленной чашечке.
– Не специально! – кричу, пересиливая боль.
– Я видел! – Раз удар – и трещат ребра, он не достает дубинку, бьет ногами. – Ты! – Правая ступня дробится от его веса. – Сделал! – На грани сознания подставляю плечо, закрывая голову. – Это! – Рука, которою пытался прикрыться, падает сломанной веткой. – Намеренно! – Удар под дых, и я лечу, ударяясь о стену спиной. И благословенная пелена бессознательного укрывает меня.
«Папа, папа, смотри, как я умею!» Я еле дотягиваюсь до педалей газа и тормоза, но уже мню себя героем из гоночной «Формулы-один». «Я как гонщик, папа!» Но отец не обращает внимания, у него какая-то важная встреча с серьезными дядями. Только махнул рукой, мол, вижу-вижу. Ревет мотор карта, быстрее, еще быстрее, оборачиваюсь и зову опять: «Папа, смотри!» Но не замечаю вовремя поворот, и карт заносит, он врезается боком в ограждение трассы…
– Бид, держал бы ты себя в руках. А то доведешь парня, наложит на себя руки и весь сказ.
– Но он бросил наши тарелки на пол!
– Мы с тобой договорились. Он уже мой, а тебе достанется два ящика браги. Или ты хочешь выложить триста шекелей и купить мне нового холопа?
– Не лезь в бутылку, я все понял, сержант.
– То-то, капрал.
Во рту приторно сладкий, уже знакомый привкус. Мои мысли о том, что чудо-эликсир ивир – дефицит, не оправдались. С ним для таких больных и отмороженных на всю голову садистов, как Бид, раздолье. Одна надежда, что Тук больше похож на своего брата, нежели на безумного капрала. А то придется нарушить данное себе самому десять лет назад слово: никогда не думать о самоубийстве.
– Добрый совет – вытри кровь с пола. – Лим протягивает мне руку, помогая подняться. – А то ее вид может совсем снести ему разум.
– Понял, сержант, я все понял. – Угораздило же нарваться на безумца. – На вашей мирной планетке не все такие, надеюсь? – Лучше получить ответ прямо сейчас, чтобы знать, к чему готовиться.
– Еще два года назад он был нормальным. Пока не случился налет унии Гоб. А потом… Бид остался единственным, кто выжил из дежурной смены охраны порта. С тех пор его немного заносит.
– Как вы его терпите? – Это у них принято называть «немного заносит»?! Ну был какой-то налет, но мне от этого не легче. Почему из-за каких-то флибов страдаю я?
– С нами он нормальный.
Что ж, с флибами вроде начало что-то проясняться. Пираты? Нет, иначе я бы понял это слово. К тому же уния – это понятие королевского вассальства, объединение разных государств под одной короной. Или неправильный перевод? Черт! Поймай я брошенный шокер там за столом, Бид бы меня убил. Плюнул бы на триста этих шекелей (интересно, это вообще много или мало) и убил бы. Живу, выходит, в долг, по случайности.
– Что уставился? – Лим занервничал от моего пустого взгляда. Надо не так явно уходить в себя.
– А триста шекелей – это много?
– Мое жалованье сто пятьдесят в месяц, а я сержант. – Хоть и на грани сознания мелькает, что месяц совсем не тот, к которому привык, но понимаю: триста – это много. Не может же солдат в таком вооружении получать среднюю зарплату, ведь не может? Ой ли, я уже ни в чем не уверен…
– Сержант, мне надо отдохнуть. Голова тяжелая и в сон клонит.
– После двойного приема ивира-то? Понимаю. Из зала ни ногой, сейчас принесу тебе матрас.
Очень тянуло осмотреть зал прилетов получше, но голова была как цельночугунный шар, мысли ворочались еле-еле. Помимо матраса, вполне обычного, набитого соломой, Лим принес и набор белья – льняную рубашку, одевающуюся через голову, и шаровары из грубо сотканной ткани. Пристроившись в уголке, свернулся калачиком и, чувствуя себя дворовым псом, пущенным в дом по случайности, уснул. На этот раз без сновидений.
– Эй, Берк! – С трудом понимаю, что будят меня уже почти минуту. – Вставай, нам пора.
– Куда? – От черт! Я же не дома! Сейчас как получу сапогом да меж ребер за вопросы. Тут же вскидываюсь на ноги, но от резкого движения голова начинает кружиться.
– Через десять минут придет транспортер, и мы уезжаем. – Лим придерживает меня за плечо, пока мир не перестает водить свой хоровод вокруг.
– Я могу умыться?
– Да, в знакомом тебе ручье. Помнишь, где это? – Согласно киваю и как сомнамбула, тяжело передвигая ногами, иду к выходу из зала.
Краем глаза отмечаю, что желтый кубик теперь находится у Лима. Прохладная проточная вода несколько освежила, но спал, видимо, не очень долго – все еще стояла ночь. Только сейчас начал осознавать всю неправильность сложившегося положения. Ладно корабль чужих и его странности – их я уже смог принять, не понять и осознать, а именно смириться, принять как должное. Все равно изменить ничего не мог. Но эта планета! Она вызывает страх. Нет, неправильно, не сама, а странности, которые меня окружают с момента появления тут.
– Поторопись! – Крик сержанта прерывает размышления.
– Почему так рано? – Подойдя, показываю на яркие звезды темного неба.
– Вот странный ты, говоришь, как грамотный. – Упс, а это в данном мире достижение? Судя по тону Лима, «грамотный» – это комплимент, а не констатация факта. – Но вот элементарные вещи не помнишь. – Разворачивается спиной и идет к не замеченной мной ранее пелене малого прохода в дальнем углу зала. – Транспорт ходит по расписанию – раз в три часа, и неважно – ночь или день. – Похвальная работа местных служб. Но почему мы поднимаемся наверх по лестнице, а не выходим из здания? По логике транспорту же нужна дорога или?..
– Лим, я задаю много вопросов. В моем новом положении это не наказывается? – Вспоминаю капрала, мурашки страха пробегают по телу.
– Так, объясняю. Холопство в системе Тринат – это не совсем рабство. – Ого, получается, вокруг ближайшей звезды вертится не один такой планетоид. – Да, ты будешь подневольным работником, тебя могут даже убить. Но унижать не будут. – И в чем принципиальное от рабства отличие?
– А это, – тереблю «украшение» на шее, – разве не унижение?
– Это нормально! – Тон Лима становится резким. Инстинктивно напрягаю мышцы, ожидая удара. – Не дергайся так, я не Бид. – Наблюдательный, подметил страх.
Мы вышли на крышу космопорта. В этом месте она была плоской, свет недалеких звезд позволял рассмотреть некоторые подробности. Площадка, на которой мы находились, размером с теннисный корт. Под ногами какие-то знаки, рисунки. Это не символика, скорее обозначения. Оранжевый прямоугольник, восемь на четыре в центре, и широкие желтые полосы, как направления, отходят от него. На одной из таких полос мы и стоим, вторая ведет к выделенному другим оттенком квадрату.
– Что это? – указываю на него ладонью.
– Грузовая платформа лифта.
Не вижу никаких кнопок управления, черт, как все странно, непривычно.
Подойдя к краю крыши, пытаюсь рассмотреть окрестности с высоты. Посадочное поле интересует мало, сейчас оно пустует. Вглядываюсь в ночную полутьму, пытаясь найти дорогу или иной признак цивилизации кроме космопорта. Безрезультатно, кажется, кто-то просто воткнул это сооружение посреди девственной природы. За небольшим полем и лугом начинается густой лес и никаких дорог! Никакой инфраструктуры. Как так? Порт же явно транспортный узел, к нему по определению должны стекаться хоть какие-то пути. Может, конечно, он уже заброшен и не играет большой роли… Возможно, есть и другие посадочные поля на этой планете, а про этот космопорт забыли? Нет, ведь по словам стражей, вчера здесь опускался корабль Торговой Лиги. К тому же не замечаю даже признаков заброшенной дороги. А-а-а-а! Голова сейчас кругом пойдет, не от слабости, а от странности окружающего мира.
– А вот и транспортер. – Я ждал шума, звука, который предупредит о приближении, и ошибся. Уже догадался, что будет воздушный транспорт, не зря же мы поднялись наверх.
К космопорту бесшумно приближалось нечто непонятное. Простая платформа, овал толщиной всего в пару десятков сантиметров и площадью два с половиной десятка квадратных метров. По периметру транспортера тянулось полуметровой высоты ограждение из прозрачного, как показалось, пластика. Я ждал вертолетов, реактивных авиеток, но не примитивную на вид антигравитационную «вагонетку»! К тому же не заметно было никаких рулей, рычагов или иных пультов управления. Она была пуста. Автоматика?
– Отойди от края. – Предупреждение прозвучало вовремя. Воздушный поток от подлетающего транспорта мощно ударил в грудь. Это ж на какой скорости он летел? Беззвучно опустилась платформа на очерченный прямоугольник, ограждение мигнуло переливом зеленого света и исчезло. Вот это техника! – Пошли! – Видя мою нерешительность, Лим легонько подталкивает в спину.
– А что, Бид останется охранять порт один?
– Нет, сейчас остальные стражи уже возвращаются в казарму. – Лим явно не желает, чтобы меня кто-то видел в космопорте, кроме капрала. Ничем иным подобную спешку объяснить не могу.
– Нам обязательно лететь на этом?! – Понимаю, что чужая техника наверняка надежна, но слишком хрупка на вид эта конструкция.
– Мне надо вернуться до вечера. Ты знаешь более быстрый способ передвижения? – Откуда мне его знать?
– Нет.
– Тогда заткнись. Грузовой лифт не активирован, значит, транспортер надолго не задержится. Три-четыре минуты, не более.
И опять чувствую какую-то неправильность. Слово «минута» мне понятно, но оно несет несколько иной смысл, другое количество времени, нежели привык.
– У меня совсем плохо с памятью. Расскажи, как измеряют время.
– Сперва сядь. – Показывает пример, опускаясь на пол платформы. – А то собьет с ног, когда полетим. – Если такое говорит человек, закованный в техноброню, лучше последовать совету. – А время измеряют часами.
– Это я понимаю. – Моя беда – неверно сформулированные вопросы. – Меня интересует другое: вот минута – это сколько?
– Минута – это сто секунд. Тебя, наверное, и правда сильно приложило по голове. Ладно прошлое забыть, но элементарные вещи… – Он удивлен, но подозрения в голосе не слышится. Главное – это слово «секунда», оно не вызывает отторжения, похоже, точное совпадение с известным мне.
– А дальше? Сколько минут в часе, сколько часов в сутках? – Надо пользоваться моментом, пока Лим разговорчив.
– В часе сто минут, в сутках десять часов. В неделе десять дней, в месяце десять недель. В году четыре месяца…
– Спасибо, Лим, – вовремя проглатываю слово «понял». – Я вспомнил. А…
– Держись за ограждение. – Увлеченный временными подсчетами, я пропустил появление барьера.
С опаской прикасаюсь ладонями к тому, что кажется пластиком, но не идет из головы то, как этот барьер способен без следа исчезать. На ощупь ограждение вполне соответствует тому, чего ожидаешь по его виду. Прохладное и прочное. Мои попытки его расшатать не приводят ни к чему – как литое, не шелохнется ни на миллиметр, как я ни стараюсь.
– Лим, ты говорил, что транспорт раз в три часа приходит. Почему мы не улетели раньше? – Не может быть, что я провел тут меньше времени, чем три, даже непривычно длинных, часа.
– Предыдущий транспортер был с четвертого завода. Ферма Тука рядом с седьмым, откуда как раз эта платформа.
Я-то думал, он давал мне отоспаться и отдохнуть. Как бы не так, простой расчет и личная выгода. Плавно транспортер отрывается от крыши. Это движение почти незаметно. Нет ни шума двигателей, ни звуков активации каких-либо механизмов. Кажется, в платформе вообще нет движущихся деталей. Насколько же они нас обогнали в техническом плане?
Резкий рывок перегрузки заставляет судорожно вцепиться в ограждение. Два жэ, не меньше! Прячусь за барьером от набегающего воздуха. Разговаривать совершенно невозможно, воздушный поток уносит все слова. А платформа набирает ход. Совершенно нет ощущения, что мы летим. Транспорт идет как по проложенной в воздухе колее на высоте трех десятков метров на землей. Космопорт удаляется с огромной скоростью. Под нами мелькают детали пейзажа, но рассмотреть подробности в полутьме невозможно. Лес, поле, опять лес. Где же хоть какие-то постройки?
Рассвет застает врасплох, слишком он неожиданный. То ли близкий горизонт тому виной, то ли набранная платформой скорость. Местное светило имеет характерный желтый оттенок – один в один Солнце. Прошло не больше десяти минут, одна десятая местного часа (мне надо привыкать к местному измерению времени), как верхушки деревьев сменились распаханными полями. Что-то похожее на пшеницу колосилось на них. Вдали мелькнул одноэтажный бревенчатый домик, рядом пара человеческих фигур на его фоне. Наверное, мне показалось, что эти люди запрягали телегу, слишком уж невероятно подобное предположение для столь технически развитой цивилизации.
– Скоро прибудем, – перекрикивая ветер, сообщает Лим.
Прикрывая ладонью глаза, всматриваюсь вперед.
Прямо по пути высится пирамида. Геометрически правильная четырехугольная конструкция. Но в отличие от египетских, не из камня она сделана, а из матового, серого материала. Издали кажется, что она цельная, а не состоит из блоков или кирпичей. И наша платформа летит прямо в нее, не сбавляя скорости! Нос транспортера нацелен точно в центральную часть сорокаметровой высоты пирамиды.
Пригибаясь за полуметровым барьером, испуганно замираю. Разумом-то понимаю, столкновения не будет, но чувства вопят об обратном. И только когда глаза различают в стене пирамиды знакомые переливы входной завесы, облегченно выдыхаю. Шутки близкого горизонта с восприятием расстояния, к этому придется долго привыкать. Только пять минут назад глаза едва различили здание, и вот уже по коже пробегают «паутинки» входа, и транспортная платформа резко тормозит, кидая меня на ограждение. Что характерно, Лим в своем доспехе даже не покачнулся. Гравикомпенсаторы?
Иссиня-матовый пол услужливо подставил себя под мой нос, когда заграждение платформы, на котором я висел, в результате резкого торможения растаяло без следа. Что-то, схватив за рубаху, легко отрывает мое тело от пола. Это «что-то» не что иное, как рука стража. Крепкая тут одежда – трещит по швам, но вес держит. Или просто я так исхудал?
– Экий ты неуклюжий. – Как диковинную зверюшку подняв меня на уровень своих глаз, Лим с осуждением косится на капающую на пол кровь из моего разбитого носа. – Чтец будет недоволен. – И не удосужив себя попыткой хоть как-то облегчить мне жизнь, сержант просто разжал ладонь.
Падать с высоты полутора метров, с одной стороны, вроде невысоко, но с другой… да когда неожиданно… Сгруппироваться я не успел, больно ударившись о привычно шероховатую поверхность. Инопланетные технологии что, принципиально против излишней гладкости полов? Или это конструктивная особенность материалов? Глупые вопросы лезут в голову, когда думать надо совсем о другом. Мое шипение от боли в разодранных коленях прерывается.
– Вытри пол от крови и старайся больше не пачкать. – Впрочем, сочувствия от Лима я и не ждал. Вопрос в другом: что он так разнервничался от нескольких капелек на полу?
Или здешние хозяева пирамиды в чем-то напоминают его напарника? Тогда плохо, мне и одного сумасшедшего уже хватило. Рукавом старательно оттираю не успевшую загустеть кровь, краем глаза рассматривая место, в которое меня занесло.
Пожалуй, это самое просторное помещение, в котором я был за последнее время – раза в три больше зала космопорта. И, как я уже начинаю привыкать, абсолютно пустое, привычно скругленно-овальных форм, без единого угла. Лишь непонятные красные и оранжевые линии незнакомых знаков чертят узоры по всему полу.
– Пошли! Если чтец занят, а местная охрана спит, то есть шанс, что нас не заметят. – К чему подобная скрытность у сержанта стражи? – И тогда не придется проставляться, чтобы молчали о том, что я покинул пост во время дежурства. – Просто скупердяйство и боязнь нарваться на гнев начальства, а я-то уже нафантазировал о каких-то конфликтах и прочем.
«Пошли» оказалось недалеко, всего семь шагов в строну, и мы стоим внутри очерченного оранжевым круга. Недоуменно взираю на замершего, как средневековый истукан в доспехах, сержанта. Но прежде чем успеваю задать вопрос: «А чего, собственно, ждем?» – нас окутывает купол силового поля. Затем пол резко уходит из-под ног. Не успев толком испугаться, понимаю, что нахожусь в «простом» лифте. А ведь никто никаких кнопок не нажимал! Или я просто такой невнимательный? А может, все проще, и элементы управления местной техникой встроены в броню моего сопровождающего?
– Ты что дрожишь, как лист на ветру? – Да Лим прямо поэт!
Меня и правда колотит крупная дрожь. Что немудрено. «Лифт», доставив нас за пределы пирамиды, сбросил силовой барьер, а погода снаружи не располагала к прогулкам в одном легком белье. Мелкий моросящий дождик, подгоняемый резкими порывами ветра, неприятно хлестал по голым участкам тела. А быстро тут погода меняется, десять минут назад еще и намека на тучки не было.
– А как иначе, если холодно и ветер? – Я не шутил над сержантом, поясняя очевидное. Просто тот сейчас напоминал боевого робота, так как забрало шлема было опущено, и разгул погоды он явно не замечал.
– И то правда. – Зеркальная поверхность с едва различимым лязгом приподнялась, открывая лицо Лима. – Прохладно. Но ничего, пойдем быстрее, говорят, от этого люди согреваются. – И довольно похохатывая своей же шутке, страж широким шагом направился по утоптанной дороге, удаляясь от пирамиды.
Ничего не оставалось, как последовать за ним. Да! Дорогой я это назвать погорячился. Ни намека на какое-либо специальное покрытие! Внимательно смотрю под ноги, дабы не поранить босые ноги об острые камушки и сучки валяющихся то тут, то там веток. Скорее проселочная тропинка да глубокая колея, оставленная узкими колесами неизвестной техники. Как-то запущено тут с транспортной инфраструктурой! Или все основные перевозки осуществляются антигравитационными платформами и дороги в привычном мне понимании просто не нужны? Хотя это не вяжется с явно не случайно образованной в утоптанной земле колеей – тут много и часто ездят именно по земле, иначе такой след не образуется. Привычная логика пасовала перед местными загадками.
Утренний туман низко стелился, прикрывая белым покрывалом чахлую травку. Кусты колючего кустарника плотно подступали к тропинке. Никак не мог вспомнить название этого растения, но то, что его видел не раз, это точно, видел на Земле.
– Не дрожи так, сейчас выйдем из зоны безопасности завода, и передам тебя «извозчику». Всего час в дороге. А там Тук тебя приоденет.
– Целый час? – Вспоминая, на какой скорости шла платформа, доставившая нас к пирамиде, нервно вздрагиваю. Ферма сержантского брата что, на другой стороне планетоида?
– Ну да, я же говорю, недалеко, километров семь-восемь.
Или я как-то не так воспринял понятие «километры», или… Куда меня занесло?! Гребаные чужие! Верните меня назад!
Тропинка, плавно огибала небольшую дубовую рощу. Странная штука – человеческое сознание. Вот меня удивляет колея от непонятных колес, оставленная на земле. А наличие на находящемся неизвестно на каком расстоянии от Земли планетоиде обычных дубов и прочей привычной растительности воспринимается как само собой разумеющееся.
Порыв ветра принес с собой запах дыма. Ноздри жадно затрепетали – где-то рядом готовится мясо. Желудок жалобно заурчал, чувство голода ударило в голову, затуманивая разум…
– Так! Стой здесь, никуда не отходи, я быстро. – Лим дождался моего понимающего кивка и направился в стоящую неподалеку деревянную постройку, из трубы которой валил плотный дым, с пьянящим мясным ароматом.
Оказывается, пока мечтал о еде, мы уже пришли. А я сам как баран на новые ворота смотрю на инопланетную технику, которою явно и образована так заинтересовавшая меня колея. Смотрю в упор с расстояния не больше метра и не верю. Усталые глаза видавшей гораздо лучшие годы старой лошади с упреком оглядывают меня: мол, что уставился, на себя посмотри, оборванец! А я разглядываю примитивную дощатую телегу на четырех деревянных колесах, обитых тонким металлическим ободом. Перевожу взгляд то на скошенную траву, которою по края загружена подвода, то на клячу, которая в нее впряжена. Вроде вижу, но не понимаю. Это все равно что на лунной базе зайти в уборную и вместо привычной сантехники найти там детский горшочек с ручкой!
После шока от местного транспортного средства небольшой деревянный домик из грубо обработанных бревен смотрелся как само собой разумеющееся. Даже узкое окно, что смотрело на меня блеском мутного стекла, не вызвало приступа панического непонимания. Видимо, всему есть предел, даже удивлению.
С жалобным скрипом дверь постройки отворилась, фигура Лима на секунду замерла на пороге.
– Не мерзни. Залезай в телегу, в сене согреешься. Я уже почти договорился с этим сквалыгой. – Смачно сплюнув на тропинку, сержант громко хлопнул дверью.
Совет стража был как нельзя кстати. Невзирая на уже полностью поднявшееся над горизонтом местное светило, было изрядно холодно, да и ноги озябли после шагания по утренней росе. Правда, первая моя попытка забраться в подводу окончилась громадной занозой, впившейся в большой палец правой ноги. Они тут что, вообще не знают, что такое шкурить доски перед тем, как делать из них хоть что-то? Деревянные борта повозки и правда были сделаны из грубо струганного дерева, без малейших следов дополнительной обработки. Выдернув ужасное на вид почти двухсантиметровое заостренное полено из пальца, громко зашипел от боли. «Твою дивизию!» – столько ссадин и побоев, как за сегодня, я не получал, наверное, и за десять лет.
Закопавшись по шею в сено, ощутил себя обманутым. Обещанное потепление от данного действия не наступало, а скорее наоборот – пропитанное росой сено отбирало остатки тепла из моего озябшего тела. Кругом какой-то постоянный обман. Как сказал бы дядя Валерий, любитель восточных философий: «Это тебе, Димыч, карма аукается». Но вся беда в том, что в карму я не верю, как и в судьбу и прочий фатум.
– Не-э, Бид, он не флиб и не благородный. – Не стесняясь, лезет ко мне в тарелку немытыми руками, возвращая оружие себе. Уф, а ведь будь я в форме и поймай шокер, мог бы схлопотать выстрел из зажатого в руке Лима пистолета. Причем по тому, как поспешно Лим убрал оружие в правую кобуру, видно, это не парализующая игрушка, а что-то более убойное.
– Наелся? – Конечно нет, но знаю, хватит, лучше остановиться.
– Да.
– Руки на стол и не шевелись! – Упс, какой резкий переход. Выполняю приказ под дулом шокера. Бид обходит меня сзади и защелкивает что-то на шее. Сволочи! Они на меня ошейник повесили! – Бери всю посуду вместе с котелком и иди мыть на ручей за портом. Как выйдешь из главного зала, иди прямо. Через сотню шагов упрешься в мелкий песчаный ручеек, там все и отмоешь. Потом возвращайся. Понял?
– Понял. – Засветить бы тебе в глаз, да не кулаком, а кувалдой! Как псину какую захомутали.
– И да, не пытайся бежать. Для потерявших память объясняю! – А вот наклоняться надо мной и орать в лицо, брызгая слюной, можно было и воздержаться. Но Биду нравится ощущение власти, много я таких повидал еще там, на Земле. – Отойдешь от этой штуки, – подкидывает в руках маленький желтый кубик, – дальше чем на пятьсот шагов, будет бо-бо! – Его взгляд просто просит, чтобы я попытался сбежать, ему на радость.
– Может, не надо, Бид? Парню и так сильно досталось.
– Пусть привыкает, холоп. – Лим не хочет больше спорить и замолкает. – Чего ждешь? – Его рука тянется к дубинке. – Пшел работать!
Ручей и правда нашелся быстро. Драить котелки песком мне не привыкать. Из-за своего характера часто попадал на губу в учебке. А начальник там был зверь, плевать хотевший на мои связи. Наверное, по этой причине батя и отправил меня именно в то училище.
Странное место. Нет, не ручей, а вообще. Что ожидаешь увидеть, выйдя за пределы большого здания через центральные ворота? Уж никак не протоптанную тропинку с пробивающейся зеленой травкой. Где дороги? Черт! Как все неправильно! И трава, она обычная, зеленая, видел такую тысячу раз, но сейчас не вспомню название. Кусты вдоль ручья – это же сморода, дикая, но смородина! А вон клонит ветви рябиновый ствол. Да и кормили меня именно гречей, уж ее вкус я отличу от многих! Что за другая планета, где все так похоже на Землю?
Сейчас главное – не рыпаться. Запихать свой характер глубоко-глубоко в… и ждать. Смотреть, изучать, не торопиться и не пытаться бежать. Не потому, что не могу. Даже не будь на мне странного ошейника, все равно нельзя, потому что некуда! Не вернется за мной это гребаное инопланетное блюдце, чувствую филеем – не вернется.
А потом когда-нибудь все изменится, если доживу. Захватившие меня – примитивы, даже наблюдательный Лим и тот прост как пробка. Неделю-две, и, даже будучи холопом, я бы вил из них веревки. Если уж батя танцевал под мою дудку, то… Да, в этом шанс. Только бы не сорваться, притвориться, как это умею…
– Закончил? – Не успев переступить входную завесу, почти врезаюсь в бронированную тушу Бида.
– Да, все вымыл. – Страх в моем голосе неподдельный. И правда боюсь. Другое дело, что мог бы это скрыть, но ведь ему нравится, когда боятся.
– Дай посмотрю! – Резким рывком вырывает из моих рук котелок. Тарелки удержать не успеваю, и те катятся по шершавому полу зала. Порываюсь поднять, но наливаются красным глаза Бида. – Ты! Ты! Уронил мою тарелку на пол!
– Не специально! – А вот такой ужас уже скрыть не получится при всем желании.
– Ах ты падаль! – Попытку убежать прерывает тычок сапога в колено. А-а-а-а-а! Да что это за броня! Валюсь на пол, ору от боли в раздробленной коленной чашечке.
– Не специально! – кричу, пересиливая боль.
– Я видел! – Раз удар – и трещат ребра, он не достает дубинку, бьет ногами. – Ты! – Правая ступня дробится от его веса. – Сделал! – На грани сознания подставляю плечо, закрывая голову. – Это! – Рука, которою пытался прикрыться, падает сломанной веткой. – Намеренно! – Удар под дых, и я лечу, ударяясь о стену спиной. И благословенная пелена бессознательного укрывает меня.
«Папа, папа, смотри, как я умею!» Я еле дотягиваюсь до педалей газа и тормоза, но уже мню себя героем из гоночной «Формулы-один». «Я как гонщик, папа!» Но отец не обращает внимания, у него какая-то важная встреча с серьезными дядями. Только махнул рукой, мол, вижу-вижу. Ревет мотор карта, быстрее, еще быстрее, оборачиваюсь и зову опять: «Папа, смотри!» Но не замечаю вовремя поворот, и карт заносит, он врезается боком в ограждение трассы…
– Бид, держал бы ты себя в руках. А то доведешь парня, наложит на себя руки и весь сказ.
– Но он бросил наши тарелки на пол!
– Мы с тобой договорились. Он уже мой, а тебе достанется два ящика браги. Или ты хочешь выложить триста шекелей и купить мне нового холопа?
– Не лезь в бутылку, я все понял, сержант.
– То-то, капрал.
Во рту приторно сладкий, уже знакомый привкус. Мои мысли о том, что чудо-эликсир ивир – дефицит, не оправдались. С ним для таких больных и отмороженных на всю голову садистов, как Бид, раздолье. Одна надежда, что Тук больше похож на своего брата, нежели на безумного капрала. А то придется нарушить данное себе самому десять лет назад слово: никогда не думать о самоубийстве.
– Добрый совет – вытри кровь с пола. – Лим протягивает мне руку, помогая подняться. – А то ее вид может совсем снести ему разум.
– Понял, сержант, я все понял. – Угораздило же нарваться на безумца. – На вашей мирной планетке не все такие, надеюсь? – Лучше получить ответ прямо сейчас, чтобы знать, к чему готовиться.
– Еще два года назад он был нормальным. Пока не случился налет унии Гоб. А потом… Бид остался единственным, кто выжил из дежурной смены охраны порта. С тех пор его немного заносит.
– Как вы его терпите? – Это у них принято называть «немного заносит»?! Ну был какой-то налет, но мне от этого не легче. Почему из-за каких-то флибов страдаю я?
– С нами он нормальный.
Что ж, с флибами вроде начало что-то проясняться. Пираты? Нет, иначе я бы понял это слово. К тому же уния – это понятие королевского вассальства, объединение разных государств под одной короной. Или неправильный перевод? Черт! Поймай я брошенный шокер там за столом, Бид бы меня убил. Плюнул бы на триста этих шекелей (интересно, это вообще много или мало) и убил бы. Живу, выходит, в долг, по случайности.
– Что уставился? – Лим занервничал от моего пустого взгляда. Надо не так явно уходить в себя.
– А триста шекелей – это много?
– Мое жалованье сто пятьдесят в месяц, а я сержант. – Хоть и на грани сознания мелькает, что месяц совсем не тот, к которому привык, но понимаю: триста – это много. Не может же солдат в таком вооружении получать среднюю зарплату, ведь не может? Ой ли, я уже ни в чем не уверен…
– Сержант, мне надо отдохнуть. Голова тяжелая и в сон клонит.
– После двойного приема ивира-то? Понимаю. Из зала ни ногой, сейчас принесу тебе матрас.
Очень тянуло осмотреть зал прилетов получше, но голова была как цельночугунный шар, мысли ворочались еле-еле. Помимо матраса, вполне обычного, набитого соломой, Лим принес и набор белья – льняную рубашку, одевающуюся через голову, и шаровары из грубо сотканной ткани. Пристроившись в уголке, свернулся калачиком и, чувствуя себя дворовым псом, пущенным в дом по случайности, уснул. На этот раз без сновидений.
– Эй, Берк! – С трудом понимаю, что будят меня уже почти минуту. – Вставай, нам пора.
– Куда? – От черт! Я же не дома! Сейчас как получу сапогом да меж ребер за вопросы. Тут же вскидываюсь на ноги, но от резкого движения голова начинает кружиться.
– Через десять минут придет транспортер, и мы уезжаем. – Лим придерживает меня за плечо, пока мир не перестает водить свой хоровод вокруг.
– Я могу умыться?
– Да, в знакомом тебе ручье. Помнишь, где это? – Согласно киваю и как сомнамбула, тяжело передвигая ногами, иду к выходу из зала.
Краем глаза отмечаю, что желтый кубик теперь находится у Лима. Прохладная проточная вода несколько освежила, но спал, видимо, не очень долго – все еще стояла ночь. Только сейчас начал осознавать всю неправильность сложившегося положения. Ладно корабль чужих и его странности – их я уже смог принять, не понять и осознать, а именно смириться, принять как должное. Все равно изменить ничего не мог. Но эта планета! Она вызывает страх. Нет, неправильно, не сама, а странности, которые меня окружают с момента появления тут.
– Поторопись! – Крик сержанта прерывает размышления.
– Почему так рано? – Подойдя, показываю на яркие звезды темного неба.
– Вот странный ты, говоришь, как грамотный. – Упс, а это в данном мире достижение? Судя по тону Лима, «грамотный» – это комплимент, а не констатация факта. – Но вот элементарные вещи не помнишь. – Разворачивается спиной и идет к не замеченной мной ранее пелене малого прохода в дальнем углу зала. – Транспорт ходит по расписанию – раз в три часа, и неважно – ночь или день. – Похвальная работа местных служб. Но почему мы поднимаемся наверх по лестнице, а не выходим из здания? По логике транспорту же нужна дорога или?..
– Лим, я задаю много вопросов. В моем новом положении это не наказывается? – Вспоминаю капрала, мурашки страха пробегают по телу.
– Так, объясняю. Холопство в системе Тринат – это не совсем рабство. – Ого, получается, вокруг ближайшей звезды вертится не один такой планетоид. – Да, ты будешь подневольным работником, тебя могут даже убить. Но унижать не будут. – И в чем принципиальное от рабства отличие?
– А это, – тереблю «украшение» на шее, – разве не унижение?
– Это нормально! – Тон Лима становится резким. Инстинктивно напрягаю мышцы, ожидая удара. – Не дергайся так, я не Бид. – Наблюдательный, подметил страх.
Мы вышли на крышу космопорта. В этом месте она была плоской, свет недалеких звезд позволял рассмотреть некоторые подробности. Площадка, на которой мы находились, размером с теннисный корт. Под ногами какие-то знаки, рисунки. Это не символика, скорее обозначения. Оранжевый прямоугольник, восемь на четыре в центре, и широкие желтые полосы, как направления, отходят от него. На одной из таких полос мы и стоим, вторая ведет к выделенному другим оттенком квадрату.
– Что это? – указываю на него ладонью.
– Грузовая платформа лифта.
Не вижу никаких кнопок управления, черт, как все странно, непривычно.
Подойдя к краю крыши, пытаюсь рассмотреть окрестности с высоты. Посадочное поле интересует мало, сейчас оно пустует. Вглядываюсь в ночную полутьму, пытаясь найти дорогу или иной признак цивилизации кроме космопорта. Безрезультатно, кажется, кто-то просто воткнул это сооружение посреди девственной природы. За небольшим полем и лугом начинается густой лес и никаких дорог! Никакой инфраструктуры. Как так? Порт же явно транспортный узел, к нему по определению должны стекаться хоть какие-то пути. Может, конечно, он уже заброшен и не играет большой роли… Возможно, есть и другие посадочные поля на этой планете, а про этот космопорт забыли? Нет, ведь по словам стражей, вчера здесь опускался корабль Торговой Лиги. К тому же не замечаю даже признаков заброшенной дороги. А-а-а-а! Голова сейчас кругом пойдет, не от слабости, а от странности окружающего мира.
– А вот и транспортер. – Я ждал шума, звука, который предупредит о приближении, и ошибся. Уже догадался, что будет воздушный транспорт, не зря же мы поднялись наверх.
К космопорту бесшумно приближалось нечто непонятное. Простая платформа, овал толщиной всего в пару десятков сантиметров и площадью два с половиной десятка квадратных метров. По периметру транспортера тянулось полуметровой высоты ограждение из прозрачного, как показалось, пластика. Я ждал вертолетов, реактивных авиеток, но не примитивную на вид антигравитационную «вагонетку»! К тому же не заметно было никаких рулей, рычагов или иных пультов управления. Она была пуста. Автоматика?
– Отойди от края. – Предупреждение прозвучало вовремя. Воздушный поток от подлетающего транспорта мощно ударил в грудь. Это ж на какой скорости он летел? Беззвучно опустилась платформа на очерченный прямоугольник, ограждение мигнуло переливом зеленого света и исчезло. Вот это техника! – Пошли! – Видя мою нерешительность, Лим легонько подталкивает в спину.
– А что, Бид останется охранять порт один?
– Нет, сейчас остальные стражи уже возвращаются в казарму. – Лим явно не желает, чтобы меня кто-то видел в космопорте, кроме капрала. Ничем иным подобную спешку объяснить не могу.
– Нам обязательно лететь на этом?! – Понимаю, что чужая техника наверняка надежна, но слишком хрупка на вид эта конструкция.
– Мне надо вернуться до вечера. Ты знаешь более быстрый способ передвижения? – Откуда мне его знать?
– Нет.
– Тогда заткнись. Грузовой лифт не активирован, значит, транспортер надолго не задержится. Три-четыре минуты, не более.
И опять чувствую какую-то неправильность. Слово «минута» мне понятно, но оно несет несколько иной смысл, другое количество времени, нежели привык.
– У меня совсем плохо с памятью. Расскажи, как измеряют время.
– Сперва сядь. – Показывает пример, опускаясь на пол платформы. – А то собьет с ног, когда полетим. – Если такое говорит человек, закованный в техноброню, лучше последовать совету. – А время измеряют часами.
– Это я понимаю. – Моя беда – неверно сформулированные вопросы. – Меня интересует другое: вот минута – это сколько?
– Минута – это сто секунд. Тебя, наверное, и правда сильно приложило по голове. Ладно прошлое забыть, но элементарные вещи… – Он удивлен, но подозрения в голосе не слышится. Главное – это слово «секунда», оно не вызывает отторжения, похоже, точное совпадение с известным мне.
– А дальше? Сколько минут в часе, сколько часов в сутках? – Надо пользоваться моментом, пока Лим разговорчив.
– В часе сто минут, в сутках десять часов. В неделе десять дней, в месяце десять недель. В году четыре месяца…
– Спасибо, Лим, – вовремя проглатываю слово «понял». – Я вспомнил. А…
– Держись за ограждение. – Увлеченный временными подсчетами, я пропустил появление барьера.
С опаской прикасаюсь ладонями к тому, что кажется пластиком, но не идет из головы то, как этот барьер способен без следа исчезать. На ощупь ограждение вполне соответствует тому, чего ожидаешь по его виду. Прохладное и прочное. Мои попытки его расшатать не приводят ни к чему – как литое, не шелохнется ни на миллиметр, как я ни стараюсь.
– Лим, ты говорил, что транспорт раз в три часа приходит. Почему мы не улетели раньше? – Не может быть, что я провел тут меньше времени, чем три, даже непривычно длинных, часа.
– Предыдущий транспортер был с четвертого завода. Ферма Тука рядом с седьмым, откуда как раз эта платформа.
Я-то думал, он давал мне отоспаться и отдохнуть. Как бы не так, простой расчет и личная выгода. Плавно транспортер отрывается от крыши. Это движение почти незаметно. Нет ни шума двигателей, ни звуков активации каких-либо механизмов. Кажется, в платформе вообще нет движущихся деталей. Насколько же они нас обогнали в техническом плане?
Резкий рывок перегрузки заставляет судорожно вцепиться в ограждение. Два жэ, не меньше! Прячусь за барьером от набегающего воздуха. Разговаривать совершенно невозможно, воздушный поток уносит все слова. А платформа набирает ход. Совершенно нет ощущения, что мы летим. Транспорт идет как по проложенной в воздухе колее на высоте трех десятков метров на землей. Космопорт удаляется с огромной скоростью. Под нами мелькают детали пейзажа, но рассмотреть подробности в полутьме невозможно. Лес, поле, опять лес. Где же хоть какие-то постройки?
Рассвет застает врасплох, слишком он неожиданный. То ли близкий горизонт тому виной, то ли набранная платформой скорость. Местное светило имеет характерный желтый оттенок – один в один Солнце. Прошло не больше десяти минут, одна десятая местного часа (мне надо привыкать к местному измерению времени), как верхушки деревьев сменились распаханными полями. Что-то похожее на пшеницу колосилось на них. Вдали мелькнул одноэтажный бревенчатый домик, рядом пара человеческих фигур на его фоне. Наверное, мне показалось, что эти люди запрягали телегу, слишком уж невероятно подобное предположение для столь технически развитой цивилизации.
– Скоро прибудем, – перекрикивая ветер, сообщает Лим.
Прикрывая ладонью глаза, всматриваюсь вперед.
Прямо по пути высится пирамида. Геометрически правильная четырехугольная конструкция. Но в отличие от египетских, не из камня она сделана, а из матового, серого материала. Издали кажется, что она цельная, а не состоит из блоков или кирпичей. И наша платформа летит прямо в нее, не сбавляя скорости! Нос транспортера нацелен точно в центральную часть сорокаметровой высоты пирамиды.
Пригибаясь за полуметровым барьером, испуганно замираю. Разумом-то понимаю, столкновения не будет, но чувства вопят об обратном. И только когда глаза различают в стене пирамиды знакомые переливы входной завесы, облегченно выдыхаю. Шутки близкого горизонта с восприятием расстояния, к этому придется долго привыкать. Только пять минут назад глаза едва различили здание, и вот уже по коже пробегают «паутинки» входа, и транспортная платформа резко тормозит, кидая меня на ограждение. Что характерно, Лим в своем доспехе даже не покачнулся. Гравикомпенсаторы?
Иссиня-матовый пол услужливо подставил себя под мой нос, когда заграждение платформы, на котором я висел, в результате резкого торможения растаяло без следа. Что-то, схватив за рубаху, легко отрывает мое тело от пола. Это «что-то» не что иное, как рука стража. Крепкая тут одежда – трещит по швам, но вес держит. Или просто я так исхудал?
– Экий ты неуклюжий. – Как диковинную зверюшку подняв меня на уровень своих глаз, Лим с осуждением косится на капающую на пол кровь из моего разбитого носа. – Чтец будет недоволен. – И не удосужив себя попыткой хоть как-то облегчить мне жизнь, сержант просто разжал ладонь.
Падать с высоты полутора метров, с одной стороны, вроде невысоко, но с другой… да когда неожиданно… Сгруппироваться я не успел, больно ударившись о привычно шероховатую поверхность. Инопланетные технологии что, принципиально против излишней гладкости полов? Или это конструктивная особенность материалов? Глупые вопросы лезут в голову, когда думать надо совсем о другом. Мое шипение от боли в разодранных коленях прерывается.
– Вытри пол от крови и старайся больше не пачкать. – Впрочем, сочувствия от Лима я и не ждал. Вопрос в другом: что он так разнервничался от нескольких капелек на полу?
Или здешние хозяева пирамиды в чем-то напоминают его напарника? Тогда плохо, мне и одного сумасшедшего уже хватило. Рукавом старательно оттираю не успевшую загустеть кровь, краем глаза рассматривая место, в которое меня занесло.
Пожалуй, это самое просторное помещение, в котором я был за последнее время – раза в три больше зала космопорта. И, как я уже начинаю привыкать, абсолютно пустое, привычно скругленно-овальных форм, без единого угла. Лишь непонятные красные и оранжевые линии незнакомых знаков чертят узоры по всему полу.
– Пошли! Если чтец занят, а местная охрана спит, то есть шанс, что нас не заметят. – К чему подобная скрытность у сержанта стражи? – И тогда не придется проставляться, чтобы молчали о том, что я покинул пост во время дежурства. – Просто скупердяйство и боязнь нарваться на гнев начальства, а я-то уже нафантазировал о каких-то конфликтах и прочем.
«Пошли» оказалось недалеко, всего семь шагов в строну, и мы стоим внутри очерченного оранжевым круга. Недоуменно взираю на замершего, как средневековый истукан в доспехах, сержанта. Но прежде чем успеваю задать вопрос: «А чего, собственно, ждем?» – нас окутывает купол силового поля. Затем пол резко уходит из-под ног. Не успев толком испугаться, понимаю, что нахожусь в «простом» лифте. А ведь никто никаких кнопок не нажимал! Или я просто такой невнимательный? А может, все проще, и элементы управления местной техникой встроены в броню моего сопровождающего?
– Ты что дрожишь, как лист на ветру? – Да Лим прямо поэт!
Меня и правда колотит крупная дрожь. Что немудрено. «Лифт», доставив нас за пределы пирамиды, сбросил силовой барьер, а погода снаружи не располагала к прогулкам в одном легком белье. Мелкий моросящий дождик, подгоняемый резкими порывами ветра, неприятно хлестал по голым участкам тела. А быстро тут погода меняется, десять минут назад еще и намека на тучки не было.
– А как иначе, если холодно и ветер? – Я не шутил над сержантом, поясняя очевидное. Просто тот сейчас напоминал боевого робота, так как забрало шлема было опущено, и разгул погоды он явно не замечал.
– И то правда. – Зеркальная поверхность с едва различимым лязгом приподнялась, открывая лицо Лима. – Прохладно. Но ничего, пойдем быстрее, говорят, от этого люди согреваются. – И довольно похохатывая своей же шутке, страж широким шагом направился по утоптанной дороге, удаляясь от пирамиды.
Ничего не оставалось, как последовать за ним. Да! Дорогой я это назвать погорячился. Ни намека на какое-либо специальное покрытие! Внимательно смотрю под ноги, дабы не поранить босые ноги об острые камушки и сучки валяющихся то тут, то там веток. Скорее проселочная тропинка да глубокая колея, оставленная узкими колесами неизвестной техники. Как-то запущено тут с транспортной инфраструктурой! Или все основные перевозки осуществляются антигравитационными платформами и дороги в привычном мне понимании просто не нужны? Хотя это не вяжется с явно не случайно образованной в утоптанной земле колеей – тут много и часто ездят именно по земле, иначе такой след не образуется. Привычная логика пасовала перед местными загадками.
Утренний туман низко стелился, прикрывая белым покрывалом чахлую травку. Кусты колючего кустарника плотно подступали к тропинке. Никак не мог вспомнить название этого растения, но то, что его видел не раз, это точно, видел на Земле.
– Не дрожи так, сейчас выйдем из зоны безопасности завода, и передам тебя «извозчику». Всего час в дороге. А там Тук тебя приоденет.
– Целый час? – Вспоминая, на какой скорости шла платформа, доставившая нас к пирамиде, нервно вздрагиваю. Ферма сержантского брата что, на другой стороне планетоида?
– Ну да, я же говорю, недалеко, километров семь-восемь.
Или я как-то не так воспринял понятие «километры», или… Куда меня занесло?! Гребаные чужие! Верните меня назад!
Тропинка, плавно огибала небольшую дубовую рощу. Странная штука – человеческое сознание. Вот меня удивляет колея от непонятных колес, оставленная на земле. А наличие на находящемся неизвестно на каком расстоянии от Земли планетоиде обычных дубов и прочей привычной растительности воспринимается как само собой разумеющееся.
Порыв ветра принес с собой запах дыма. Ноздри жадно затрепетали – где-то рядом готовится мясо. Желудок жалобно заурчал, чувство голода ударило в голову, затуманивая разум…
– Так! Стой здесь, никуда не отходи, я быстро. – Лим дождался моего понимающего кивка и направился в стоящую неподалеку деревянную постройку, из трубы которой валил плотный дым, с пьянящим мясным ароматом.
Оказывается, пока мечтал о еде, мы уже пришли. А я сам как баран на новые ворота смотрю на инопланетную технику, которою явно и образована так заинтересовавшая меня колея. Смотрю в упор с расстояния не больше метра и не верю. Усталые глаза видавшей гораздо лучшие годы старой лошади с упреком оглядывают меня: мол, что уставился, на себя посмотри, оборванец! А я разглядываю примитивную дощатую телегу на четырех деревянных колесах, обитых тонким металлическим ободом. Перевожу взгляд то на скошенную траву, которою по края загружена подвода, то на клячу, которая в нее впряжена. Вроде вижу, но не понимаю. Это все равно что на лунной базе зайти в уборную и вместо привычной сантехники найти там детский горшочек с ручкой!
После шока от местного транспортного средства небольшой деревянный домик из грубо обработанных бревен смотрелся как само собой разумеющееся. Даже узкое окно, что смотрело на меня блеском мутного стекла, не вызвало приступа панического непонимания. Видимо, всему есть предел, даже удивлению.
С жалобным скрипом дверь постройки отворилась, фигура Лима на секунду замерла на пороге.
– Не мерзни. Залезай в телегу, в сене согреешься. Я уже почти договорился с этим сквалыгой. – Смачно сплюнув на тропинку, сержант громко хлопнул дверью.
Совет стража был как нельзя кстати. Невзирая на уже полностью поднявшееся над горизонтом местное светило, было изрядно холодно, да и ноги озябли после шагания по утренней росе. Правда, первая моя попытка забраться в подводу окончилась громадной занозой, впившейся в большой палец правой ноги. Они тут что, вообще не знают, что такое шкурить доски перед тем, как делать из них хоть что-то? Деревянные борта повозки и правда были сделаны из грубо струганного дерева, без малейших следов дополнительной обработки. Выдернув ужасное на вид почти двухсантиметровое заостренное полено из пальца, громко зашипел от боли. «Твою дивизию!» – столько ссадин и побоев, как за сегодня, я не получал, наверное, и за десять лет.
Закопавшись по шею в сено, ощутил себя обманутым. Обещанное потепление от данного действия не наступало, а скорее наоборот – пропитанное росой сено отбирало остатки тепла из моего озябшего тела. Кругом какой-то постоянный обман. Как сказал бы дядя Валерий, любитель восточных философий: «Это тебе, Димыч, карма аукается». Но вся беда в том, что в карму я не верю, как и в судьбу и прочий фатум.