Александр Зиновьев. Россия. Выбор будущего

   Но одно дело – выделить предмет внимания, и другое дело – понять его, изучить. Философия считалась наукой и до сих пор претендует на этот статус. Имеет ли она для этого основания? Ответ зависит от того, как мы понимаем науку. Если наукой называть сферу человеческой деятельности, профессионально занятую производством каких-то знаний, их хранением, разработкой методов получения таких знаний, то в число наук попадет и алхимия, и астрология, и магия. Тогда можно называть наукой и философию. Но если к науке предъявить более строгие требования, такие, что алхимию, астрологию и т. п. придется исключить из числа наук, то и философия лишится статуса науки. Например, такими требованиями являются следующие: субъективная беспристрастность, познавательная объективность, специальная методология (техника) исследования, следование правилам логики (в частности, однозначность и точная определенность понятийного аппарата). Не представляет труда показать, что в колоссальном объеме философских текстов лишь ничтожная часть ее фрагментов удовлетворяет этим требованиям. Подавляющая же масса текстов сочинялась и сочиняется так, что может служить образцами нарушения всех законов логики. Рассмотрим простой пример этому.
   В самом начале философского образования студентов знакомят с образцами древнегреческой философской мудрости, например, сообщают изречение: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». У пораженного этой мудростью студента, привыкшего неоднократно ездить или бегать купаться в одну и ту же реку, ходить ночевать в один и тот же дом, встречаться с одними и теми же друзьями, ходить в ту же аудиторию слушать лекции того же самого профессора и т. д., естественно, возникает вопрос, как понимать эту премудрость. И ему разъясняют старшие мудрецы: это означает, что река все время меняется. Общеизвестный банальный факт. Почему бы этим и не ограничиться? Но философам этого мало. Нужно эту банальность выразить так, чтобы она поразила воображение своей алогичностью. В самом деле, поставьте перед мудрецом-философом такой вопрос: а что значит «предмет (в том числе река) изменяется»? Ответ очевиден: предмет (причем тот же самый!) в одно время имеет какие-то свойства, а в другое время после этого не имеет этих свойств (или в одно время не имеет каких-то свойств, а в другое время после этого имеет их). Заметьте, один и тот же предмет! Логическая нелепость рассматриваемого изречения очевидна. И такими словесными трюками набита вся философия. Причем, эти трюки не случайны: они связаны с самой «техникой» философского мышления.
   В философских сочинениях можно обнаружить самые различные мыслительные приемы (операции). Но в основе их всех лежит следующая операция. В наблюдаемых явлениях мысленно выделяется (абстрагируется) некоторое свойство. Оно обозначается каким-то языковым выражением (обычно отдельным словом). В реальности это свойство не существует само по себе, независимо от явлений, свойством которых оно является. Но в сочинениях философов оно наделяется самостоятельным существованием. Обозначающее его языковое выражение наделяется логическим статусом, каким обладают слова, обозначающие явления в целом. В логической терминологии это выглядит так. Слова, обозначающие упомянутые явления, называются субъектами, а слова, обозначающие свойства этих явлений, называются предикатами. Философы придают предикатам статус субъектов. Так появляются философские понятия «бытие», «сознание», «пространство», «время», «движение», «сущность», «свобода», «необходимость» и т. п. И затем с этими знаками философы начинают рассуждать, не осуществив должную логическую обработку этих языковых средств. Они просто не умеют такую обработку делать. У них вырабатываются свои методы языковых манипуляций, своя «философская культура».
   Хотя в рамках философии что-то делалось и делается теперь на научном уровне, философия в целом осталась сферой интеллектуальной деятельности на дологическом, нелогическом и даже алогическом уровне. В ней родился идеологический способ мышления, отличный от научного. Все научное из нее ушло. Пока в рамках философии удерживается логика и методология науки. Но они не определяют общее состояние философии. К тому же они сами нуждаются в радикальном пересмотре, чтобы стать наукой в строгом смысле слова.

Идеология и наука

   Надо различать науку как таковую и сферу науки как множество людей, организаций и учреждений, занятых добыванием, хранением, обработкой и предложением научных знаний, а также подготовкой соответствующих специалистов. Эта сфера есть часть общества, функционирующая по общим социальным законам. Эта сфера жизнедеятельности людей, в которой они добывают средства существования, добиваются успеха и делают карьеру. И достижение истины тут есть лишь один из стимулов деятельности, причем далеко не всегда главный. Научные истины добываются не в чистом виде, а в массе заблуждений, ошибок и извращений. Говоря об отношениях науки и идеологии, я имею в виду первое понимание науки.
   Идеология зародилась и формировалась как стремление создать научное понимание всего того, что входило в круг интеллектуальных интересов людей, в противовес религиозному учению обо всем этом, то есть о космосе, природе, обществе, человеке, мышлении, познании. Наука осталась источником идеологии и в наше время. Но наука не становится идеологией. Идеология пожирает науку, но не превращается в то, что она пожирает. Продукты ее «пищеварения» суть не что иное, как пища.
   Наука и идеология различаются по целям, по методам и по практическим приложениям. Наука имеет целью познание мира, достижение знаний о нем. Она стремится к истине. Идеология же имеет целью формирование сознания людей и манипулирование их поведением путем воздействия на их сознание, а не достижение объективной истины. Она использует данные науки как средство, опирается на науку, принимает наукообразную форму и даже сама добывает какие-то истины, если это уже не сделано другими. Но она приспосабливает истину к своим целям, подвергает ее такой обработке, какая необходима для более эффективного воздействия на умы и чувства людей и в какой заинтересованы те или иные группы людей, организации, классы и даже целые народы.
   Идеология, как и наука, оперирует понятиями и суждениями, строит теории, производит обобщения, систематизирует материал, классифицирует объекты, короче говоря, осуществляет многие мыслительные операции, какие являются обычными в науке. Но между идеологией и наукой и в этом есть существенное различие. Наука предполагает осмысленность, точность, определенность и однозначность терминологии. Она, по крайней мере, к этому стремится. Утверждения науки предполагают возможность их подтверждения или опровержения. Понимание науки предполагает специальную подготовку и особый профессиональный язык. Наука вообще рассчитана на узкий круг специалистов. В идеологии все эти условия не соблюдаются, причем не вследствие личных качеств идеологов, а вследствие необходимости исполнить роль, предназначенную для идеологии. В результате ориентации на обработку сознания масс людей и на манипулирование ими получаются языковые конструкции, состоящие из расплывчатых, многосмысленных и даже вообще бессмысленных слов, из непроверяемых (недоказуемых и неопровержимых) утверждений, из однобоких и тенденциозных концепций. Результаты науки оцениваются с точки зрения их соответствия реальности и доказуемости, то есть критериями истинности, результаты же идеологии – с точки зрения их эффективности в деле воздействия на сознание людей, то есть критериями социального поведения.
   Методы идеологии и науки лишь частично совпадают. Но по большей части они настолько различны, что можно констатировать принципиально различные типы мышления – идеологический и научный. Для первого характерным становится априоризм, то есть подгонка реальности под априорные концепции, нарушение правил логики (алогизм) и методологии познания, не говоря уж о научной этике. Приведу пример. В 1992 году группа экономистов по заданию ООН установила, что страны с высоким уровнем жизни имеют более высокий индекс политической свободы, чем страны с низким уровнем жизни. Само это «открытие» не стоит выеденного яйца. Но эти «открыватели» пошли дальше: они сделали вывод, будто причина бедности – политическая система бедных стран. Чтобы преодолеть бедность, эти страны должны перестроить свой социально-политический строй по западным образцам. Вывод сделан с нарушением всех правил логики и методологии науки. Его идеологическая ориентация очевидна – эти «ученые» имели заданную установку и подгоняли под нее свое якобы научное исследование. Примерами такого рода кишат сочинения бесчисленных «исследователей» общественных явлений.
   Люди, которые руководствуются принципами науки в понимании общественных явлений, суть чрезвычайно редкое исключение. Их почти что нет, а порою они исчезают совсем. Это не случайно. Научное понимание общественных явлений требует высокого уровня образования и гибкости интеллекта, редко и плохо вознаграждается само по себе (то есть если не служит идеологии и политике), не согласуется с обывательскими представлениями, плохо защищено от агрессии со стороны общечеловеческой глупости и от ложной уверенности в том, будто всякий опытный в житейском отношении человек уже тем самым является компетентным судить о фактах общественной жизни.
   Общественные явления настолько сильно затрагивают интересы людей, что они (люди), воображая, будто выражают объективную истину, на самом деле выражают свои интересы, лишь придавая им обманчивую форму истины. Ко всему прочему, истина, вся истина, а не только истина о социальных явлениях, людям практически не нужна. Им достаточно получить капельки истины, растворенные в идеологической жидкости. А обнаженная истина об общественных явлениях порождает гневное осуждение со стороны всякого рода моралистов и демагогов. Они скорее примирятся со злом, чем с научной истиной, объясняющей закономерность и социальную роль зла.
   В отношении данных естественных наук действуют другие, не менее принудительные, причины их идеологического «переваривания». Широкие слои населения проявляют интерес к достижениям науки. Ознакомление их с этими достижениями предполагает популяризацию, рассчитанную на непрофессиональный уровень людей, что само по себе означает искажение результатов науки, упрощение, схематизацию, привнесение в науку чужеродных образных пояснений и т. д. А главное – при этом приходится иметь дело уже с воспитанными в определенном духе массами людей. Чтобы завладеть их вниманием, просветители и популяризаторы науки превращаются в мошенников, придающих скучным самим по себе результатам науки необычный, яркий, сенсационный и даже мистический вид. От науки при этом остаются лишь имена и смутные намеки на их реальные результаты. Основная масса такой продукции оказывается чудовищным извращением научных истин, умело замаскированным под «подлинную» и «новаторскую» науку. Эти извращения порою принимают такой вид, что не только обыватели с примитивным интеллектом, но даже изощренные в интеллектуальной работе профессионалы сами не могут разглядеть, где истина и где мошенничество. Так произошло в ХХ веке со многими достижениями логики, математики, физики, психологии, биологии. Вся так называемая «научная фантастика» есть фальсификация достижений науки. Она вполне сопоставима с мракобесием невежественного Средневековья.
   Человек, который самыми безукоризненными научными методами покажет, что почти вся научно-популярная и художественная литература, сложившаяся на основе использования идей логики, математики, физики, психологии и других наук, есть шарлатанство, что научно-фантастические фильмы и романы суть явления антинаучные, – такой человек не будет услышан даже в кругах профессионалов.

* * *

   Сознание современного среднеобразованного человека по многочисленным каналам (радио, кино, журналы, научно-популярная литература, научно-фантастическая литература) начиняется огромным количеством сведений из науки. Безусловно, при этом происходит повышение уровня образованности людей. Но при этом достижения науки преподносятся людям особого рода посредниками – «теоретиками» данной науки, популяризаторами, философами и даже журналистами. А это огромная социальная группа, имеющая свои социальные задания, навыки и традиции. Так что достижения науки попадают в головы простых смертных уже в таком профессионально препарированном виде, что только некоторое словесное сходство с отправным материалом напоминает об их происхождении. И отношение к ним теперь иное, чем в их научной среде. И роль их становится здесь иной. Так что, строго говоря, здесь происходит образование своеобразных двойников для понятий и утверждений науки. Некоторая часть этих двойников на более или менее длительное время становится элементом идеологии.
 

 
   Одной из самых любопытнейших черт пропаганды научных достижений является стремление придать конкретным научным открытиям не только вид переворота в понимании той или иной области действительности, но и вид сенсационного переворота в логических основаниях науки вообще. Иногда это делают прямо, заявляя о непригодности «старых» правил логики в каких-то новых областях науки. В частности, чуть ли не предрассудком в некоторых кругах стало мнение, будто для микромира нужна совсем иная логика, чем для макромира. Иногда это делают косвенно, подвергая критике некий косный и отсталый здравый смысл простых смертных, не причастных к великим тайнам современной науки. Пространству, например, приписывается способность сжиматься и растягиваться, искривляться и выпрямляться, а времени приписывается способность двигаться (течь, идти), способность двигаться медленнее и быстрее, вперед и назад. При этом умалчивают о том, что упомянутые свойства вещей являются обычными именно с точки зрения здравого смысла. И если последний протестует против того, чтобы приписывать их пространству и времени, то вовсе не потому, что он необразован и консервативен, а потому, что даже на самом примитивном уровне здравого смысла ясно, что пространство и время заключают в себе что-то такое, что мешает рассматривать их как эмпирические вещи, которые можно пощупать, сжать, растянуть, сломать и т. п., и это «что-то» суть неявные соглашения о смысле употребляемых языковых выражений и правила логики, усваиваемые в какой-то мере в языковой практике. Все трюки с понятиями пространства и времени, которыми в течение многих лет потрясают воображение читателей, основываются на неясности и неопределенности привычных выражений, а также на их неявном переосмысливании. Эти трюки суть трюки языка, на котором говорят о пространстве и времени. Наука, язык которой отвечает нормам логики, не может вступить в конфликт со здравым смыслом, если последний есть некоторая совокупность истинных утверждений непосредственного опыта плюс некоторые правила логики, так или иначе усвоенные людьми. Словесные манипуляции с «новейшими достижениями науки» и полнейшее пренебрежение к логическим основаниям терминологии, возводимое в ранг все более глубокого проникновения в сущность микромира, пространства и времени, космоса, жизни, психики, мозга и т. д., стали характерными явлениями идеологической обработки масс людей.
   Такого рода спекуляция за счет плохой логической обработки языка и языковые трюки не случайны. Открытиями в конкретных областях науки теперь никого не удивишь. К ним привыкли. А к «переворотам» в науке, вступающим в конфликт с логикой, привыкнуть нельзя. Факт, который невозможен логически, но о котором авторитетные жрецы Науки говорят, что он происходит, согласно последним достижениям науки, есть чудо в духе высокоразвитой науки нашего времени. Религиозное мракобесие прошлого, реанимируемое и процветающее в наступившем тысячелетии, уживается, дополняется и подкрепляется мракобесием, исходящим с высот науки.

Идеологическое мышление

   Идеология создается по определенным правилам, которые в совокупности образуют идеологический способ мышления (или аппарат идеологизированного сознания). Этот способ прививается всем идеологически обрабатываемым людям. Благодаря этому способу люди и без идеологов делают то же самое в отношении явлений бытия, которые они наблюдают, в которых они участвуют и о которых узнают от других людей и из средств информации, что делают или делали бы профессиональные идеологи. Они научаются сами идеологически «переваривать духовную пищу», получаемую для своего сознания, – научаются сами сохранять идеологическую клетку для своего сознания. Люди не могут вечно находиться под контролем идеологов. Идеологи не могут уследить за всем и за всеми. Так что значительная часть идеологической работы передается самим обрабатываемым. Идеи овладевают массами тогда глубоко и устойчиво, когда их «переваривание» в нужном духе становится привычным делом для представителей масс.
   Для того чтобы охарактеризовать идеологический способ мышления, надо отличить его от научного. Последний характеризуется комплексом признаков, среди которых следует назвать субъективную беспристрастность, познавательную объективность (изучаемый объект должен существовать независимо от исследователя и изучаться таким, каким он является на самом деле) и следование правилам логики и методологии науки. Идеологический способ мышления является во многом антиподом научного.
   Задача идеологов состоит в том, чтобы научить и приучить людей видеть и понимать окружающий мир и самих себя не такими, какими они являются сами по себе (объективно, в силу законов бытия), а так, как это требуется согласно априорным учениям самих идеологов, – учить людей не самостоятельному познанию бытия, а тому, как люди должны видеть бытие, что пропускать в свое сознание из того, с чем им приходится сталкиваться, и в каком виде. Иначе говоря, идеологи изобретают определенное видение (понимание) бытия, и оно становится априорным по отношению к формируемому сознанию членов общества.
   Идеологи изобретают определенного рода интеллектуальные (языковые) схемы, штампы, клише, этикетки, ярлыки, образы, обобщающие примеры и образцы, притчи, крылатые фразы, лозунги и т. п., причем не в качестве подсобных средств на пути к познанию бытия таким, каково оно есть, а в качестве конечного и высшего результата познания. Их социальная функция – дать людям априорный интеллектуальный аппарат восприятия окружающего их мира и интеллектуальной ориентации в нем.
   Другая черта, отличающая идеологическое мышление от научного, – пристрастность. Причем, это даже считается качеством, якобы способствующим лучшему научному пониманию явлений реальности. Так, в среде марксистов было обычным называть переход Маркса на позиции пролетариата в числе условий научности марксовского учения. На самом же деле, наоборот, это обстоятельство стало одним из условий того, что марксизм остался на уровне идеологии.
   Идеологическое мышление является нелогическим с точки зрения формального аппарата, дологическим, антилогическим и псевдологическим. Логическое мышление есть мышление по правилам логики и методологии науки. Логическая «техника» (логический аппарат) есть совокупность средств и правил научного исследования объектов, есть «техника» достижения, фиксирования и использования научной истины. Не следует думать, будто все люди владеют этой техникой одинаково и будто во всех случаях оперирования языком люди пользуются ею. Обычно люди очень редко пользуются логической техникой, а если пользуются, то на довольно примитивном уроне и неосознанно. Лишь немногие специалисты пользуются ею на высоком уровне и осознанно. Причем, даже они пользуются ею чаще в силу привычки, приобретенной в процессе обучения, не отдавая себе отчета в сущности применяемых средств.
   Техника (аппарат) идеологического мышления определяется функциями идеологии в обществе. Систематического научного описания этих средств (техники, аппарата идеологии) не существует. Причины такого состояния: это не так-то просто сделать, а общественная заинтересованность в этом отсутствует. Даже наоборот, имеет место сильнейшая заинтересованность в том, чтобы это не делалось.
   Чтобы дать систематичное научное описание техники идеологического мышления, надо сначала построить систематичное описание техники логического мышления, т. е. дать систематическое построение логики и методологии науки. Надо затем в каждом шаге изложения теории логического мышления указать возможные нарушения правил логики и показать, как эти нарушения осуществляются технически.
   Вместе с тем идеологическое мышление сохранило генетическую связь с логическим и претензии на логичность. Будучи антиподом логического мышления, оно стремится выглядеть логическим, имитируя его. Оно нарушает правила логики, используя сами правила логики. Оно продуцирует ложь, используя истину. И на этом пути оно достигло высоких результатов, порою виртуозных. Более того, оно в качестве средства манипулирования людьми, «промывания» мозгов в массе своей неизмеримо превзошло логическое мышление. Оно стало всеобъемлющим, овладев сознанием не только широких слоев населения, но и правящей и интеллектуальной элиты.

Родина идеологии

   На Западе существовало и до сих пор сохраняется убеждение, будто западные общества являются неидеологическими в отличие от коммунистических стран. При этом представляют себе идеологию в том виде, какой она приняла в коммунистических странах. Но отсутствие в стране единой государственной идеологии и единого государственного идеологического аппарата еще не означает отсутствие в этой стране всякой идеологии и всяких средств идеологической обработки населения. На самом деле в любом обществе существует идеосфера как компонент социальной организации, и западные страны не являются исключением из этого социального закона. Более того, идеология вообще есть детище западного мира. Именно тут она возникла исторически как особый компонент социальной организации общества, отличный от религии, науки, литературы и других явлений менталитетного аспекта.
   Само слово «идеология» было введено в употребление на Западе. Это было сделано французским мыслителем Десто де Траси в 1796 году. Им же была предпринята первая в истории попытка построить идеологию как определенную систему.
   Идеология не была занесена на Запад извне, как это произошло с марксистской идеологией в России, а возникла и развилась тут имманентно. Она складывалась веками, естественноисторическим путем, в общем процессе духовного и культурного развития народов Запада, а не навязана кем-то сверху как нечто готовое. Она создавалась усилиями огромного числа философов, экономистов, социологов, политологов, писателей, политических и общественных деятелей, ученых. Среди создателей ее были такие выдающиеся личности, как Бэкон, Локк, Гоббс, Смит, Миль, Монтескье, Руссо, Гельвеций, Дидро, Вольтер, Гольбах, Кант, Гегель и многие другие, имена которых навечно остались в памяти человечества.
   Идеология на Западе складывалась по самым различным линиям и на различных уровнях как определенная форма понимания мира, человека, познания, общества вообще и нового общественного устройства, как форма самосознания нового общества. Одновременно она складывалась и как организация общественного сознания, и как стандартизация сознания людей, и как совокупность средств ориентации в новой социальной среде и приспособления к ней, и как система самозащиты общества от разрушающих его и противодействующих ему сил.
   На Западе нет единой государственной (официально признанной) идеологии в форме целостного учения, как это было в Советском Союзе до недавнего времени. Она изложена в бесчисленных монографиях солидных ученых, в учебных пособиях для школьников и студентов, в популярных книгах и статьях для широкого круга читателей, в лекциях по телевидению, в газетных и журнальных статьях. Все то, что называют общественными науками, так или иначе содержит идеологию в больших дозах.
   Западная идеология является плюралистической в том смысле, что состоит из множества различных идей, учений, концепций, направлений мысли. Ее части невозможно механически объединить в единое логическое целое. Эти части зачастую противоречат друг другу, враждуют между собою. Тем не менее этот плюрализм можно рассматривать как проявление общего плюрализма западнизма.
   В западном обществе нет точно такого идеологического механизма, какой был в СССР. Но это не значит, что тут нет никакого идеологического механизма. Тут существует свой механизм, по размерам и по характеру деятельности вполне сопоставимый с таковым коммунистических стран, а во многих отношениях превосходящий последний. Он сложился как составной элемент общего процесса формирования культуры, системы образования и воспитания, средств массовой информации, учреждений государства, гражданского общества. Сложился как-то незаметно, без специальных решений высших властей.
   Функции идеологов в западных странах выполняют философы, социологи, психологи, историки, политологи, журналисты, писатели, политики, советники в учреждениях власти и в партиях, сотрудники секретных служб и органов пропаганды. Имеются особые исследовательские учреждения, агентства и центры, так или иначе занятые проблемами идеологии. По крайней мере, во многих газетах, журналах, издательствах, учебных заведениях и т. д. есть люди, выполняющие функции идеологического контроля. Они решают, что писать и как писать, что говорить и как говорить, что печатать и что нет. Они решают, какие делать фильмы, какие составлять программы для телевидения, что и как пропагандировать, какие устраивать зрелища и массовые действия с идеологической подоплекой, какие проводить кампании, как отбирать и препарировать информацию.