Фундаментальный принцип социального расчета реализуется в целой системе правил поведения. На овладение ими уходят многие годы жизни. Причем не все люди овладевают ими в одинаковой мере и полностью. И в поведении люди часто делают ошибки. Обычно эти правила действуют в совокупности, трансформируя и маскируя друг друга. Этим правилам люди обучаются. Делают они это на собственном опыте, глядя на других, в процессе воспитания, благодаря образованию.
Поведение людей по правилам коммунальности не есть поведение по правилам морали, если даже они совершают поступки, одобряемые морально. Тут имеет место просто совпадение различных способов оценки поступков. Правила морали были в свое время изобретены как одно из средств самозащиты людей от буйства коммунальности, то есть от самих себя как существ коммунальных. Какие-то правила морали сохраняются и в условиях господства коммунальности. Но они тут играют роль второстепенную и сугубо формальную. Убежденно моральный (поступающий именно в силу принципов морали) человек тут становится редким исключением, уклонением от общей нормы. Люди здесь соблюдают какие-то правила морали потому, что это требуется правилами коммунальности. Люди тут не являются, а лишь выглядят моральными, и этого достаточно. Потому тут исчезает такое явление, как угрызения совести. Потому тут люди становятся чрезвычайно гибкими социальными хамелеонами. Человек, сделавший принципы морали основой своего поведения и неотъемлемым элементом своей натуры, тут обречен на душевные страдания и на конфликты со средой. Если человек хочет добиться успеха, первое, что он должен сделать, это полностью очиститься от внутренней моральности и развить моральную мимикрию, то есть способность использовать внешние формы морального поведения как средство сокрытия своей неморальной сущности и как средство в поведении по законам коммунальности.
Коммунальные правила не есть нечто только негативное. Они вообще не есть негативные. Они – объективные. Они порождают следствия, которые какие-то люди воспринимают как негативные. Но они же порождают и средства защиты от них. Поскольку людей много и каждый действует в силу правил коммунальности, люди так или иначе вынуждены ограничивать друг друга, создавать коллективные средства самозащиты.
Правила коммунальности кажутся малозначащими пустяками, если их взять по отдельности и если рассматривать отдельно взятые поступки людей. Чтобы понять, какую роль они на самом деле играют в обществе, надо их взять в совокупности и в массе, то есть принять во внимание то, какое число поступков и какие поступки миллионы людей совершают в соответствии с ними ежесекундно. Именно эти ничтожества, а не всесильные тираны играют решающую роль в жизни общества, превращая в свои игрушки и инструменты самые значительные (с обывательской точки зрения) личности. Суть научных открытий в социологии состоит не в том, чтобы раскопать какой-то глубоко запрятанный грандиозный секрет жизни общества, а в том, чтобы увидеть, какую грандиозную роль играют очевидные всем пустяки.
Далеко не всякие отношения между людьми, не входящие в деловой аспект общества, суть отношения коммунальные. Так, отношения между врачами и больными, учителями и учениками, проповедниками и слушателями, артистами и зрителями, родителями и детьми и многие другие не являются отношениями коммунальными, хотя участники таких отношений вовлекаются в коммунальные отношения самого различного рода. Коммунальные отношения суть такие, которые обусловлены самим фактом множественности людей и необходимостью совместной жизнедеятельности как целого объединения. Основные коммунальные отношения индивидов суть отношения их к группе, отношения внутри групп и между группами. Отношение индивида к группе характеризуется степенью зависимости его от группы и группы от него. Первая имеет тенденцию к увеличению, вторая – к уменьшению. Индивид стремится ослабить свою зависимость от группы. Группа стремится к полному контролю за поведением индивида и к подчинению его воле группы. Коммунальные отношения между индивидами внутри групп разделяются на отношения субординации (начальствования и подчинения) и координации (соподчинения). Принцип субординации таков: социальная позиция начальника выше и важнее, чем подчиненного, и вознаграждается он лучше, чем подчиненный. Начальник стремится к минимальной зависимости от подчиненных и к максимальной зависимости подчиненных от него. Отношения соподчинения регулируются таким принципом. Наибольшую опасность для индивида представляет другой индивид, превосходящий его по социальным потенциям в глазах других и начальства. Потому он стремится ослабить позицию другого индивида или как-то помешать ее усилению. Взаимное препятствование (привентация) здесь является основой поведения.
В западной социологической мысли уделяется огромное внимание деловым отношениям людей и ничтожно мало – коммунальным. Даже явно коммунальные явления (партии, государственные учреждения) рассматриваются обычно с деловой (функциональной), а не с коммунальной точки зрения[59]. Зато в литературе и в фильмах, рассчитанных на массового потребителя, коммунальные отношения между людьми изображаются без прикрас и в изобилии. Правда, лишь как общеизвестные явления жизни. Их универсальные и объективные закономерности обычно игнорируются. Лишь изредка появлялись писатели, обращающие на них внимание почти как социологи[60].
Коммунальные явления существуют во всяком обществе и имеют свои универсальные законы. Но в различных типах обществ они принимают различные формы. Корнями в этот аспект уходят специфически западные формы организации людей, не связанных делом, принципы управления, вся сфера государственности как таковая. По мере образования и увеличения общин из деловых ячеек возникали проблемы их самоуправления и их внутреннего порядка, то есть проблемы организации в рамках коммунального аспекта. Система самоуправления в таких случаях возникала не в рамках феодальной государственности, а вне ее и независимо от нее, возникала как предшественница будущей политической системы, разрушившей и вытеснившей систему феодального государства. В американских общинах зародилась и западная демократия.
Западнизм, капитализм, коммунизм
Человеческий фактор
Западоид
Поведение людей по правилам коммунальности не есть поведение по правилам морали, если даже они совершают поступки, одобряемые морально. Тут имеет место просто совпадение различных способов оценки поступков. Правила морали были в свое время изобретены как одно из средств самозащиты людей от буйства коммунальности, то есть от самих себя как существ коммунальных. Какие-то правила морали сохраняются и в условиях господства коммунальности. Но они тут играют роль второстепенную и сугубо формальную. Убежденно моральный (поступающий именно в силу принципов морали) человек тут становится редким исключением, уклонением от общей нормы. Люди здесь соблюдают какие-то правила морали потому, что это требуется правилами коммунальности. Люди тут не являются, а лишь выглядят моральными, и этого достаточно. Потому тут исчезает такое явление, как угрызения совести. Потому тут люди становятся чрезвычайно гибкими социальными хамелеонами. Человек, сделавший принципы морали основой своего поведения и неотъемлемым элементом своей натуры, тут обречен на душевные страдания и на конфликты со средой. Если человек хочет добиться успеха, первое, что он должен сделать, это полностью очиститься от внутренней моральности и развить моральную мимикрию, то есть способность использовать внешние формы морального поведения как средство сокрытия своей неморальной сущности и как средство в поведении по законам коммунальности.
Коммунальные правила не есть нечто только негативное. Они вообще не есть негативные. Они – объективные. Они порождают следствия, которые какие-то люди воспринимают как негативные. Но они же порождают и средства защиты от них. Поскольку людей много и каждый действует в силу правил коммунальности, люди так или иначе вынуждены ограничивать друг друга, создавать коллективные средства самозащиты.
Правила коммунальности кажутся малозначащими пустяками, если их взять по отдельности и если рассматривать отдельно взятые поступки людей. Чтобы понять, какую роль они на самом деле играют в обществе, надо их взять в совокупности и в массе, то есть принять во внимание то, какое число поступков и какие поступки миллионы людей совершают в соответствии с ними ежесекундно. Именно эти ничтожества, а не всесильные тираны играют решающую роль в жизни общества, превращая в свои игрушки и инструменты самые значительные (с обывательской точки зрения) личности. Суть научных открытий в социологии состоит не в том, чтобы раскопать какой-то глубоко запрятанный грандиозный секрет жизни общества, а в том, чтобы увидеть, какую грандиозную роль играют очевидные всем пустяки.
Далеко не всякие отношения между людьми, не входящие в деловой аспект общества, суть отношения коммунальные. Так, отношения между врачами и больными, учителями и учениками, проповедниками и слушателями, артистами и зрителями, родителями и детьми и многие другие не являются отношениями коммунальными, хотя участники таких отношений вовлекаются в коммунальные отношения самого различного рода. Коммунальные отношения суть такие, которые обусловлены самим фактом множественности людей и необходимостью совместной жизнедеятельности как целого объединения. Основные коммунальные отношения индивидов суть отношения их к группе, отношения внутри групп и между группами. Отношение индивида к группе характеризуется степенью зависимости его от группы и группы от него. Первая имеет тенденцию к увеличению, вторая – к уменьшению. Индивид стремится ослабить свою зависимость от группы. Группа стремится к полному контролю за поведением индивида и к подчинению его воле группы. Коммунальные отношения между индивидами внутри групп разделяются на отношения субординации (начальствования и подчинения) и координации (соподчинения). Принцип субординации таков: социальная позиция начальника выше и важнее, чем подчиненного, и вознаграждается он лучше, чем подчиненный. Начальник стремится к минимальной зависимости от подчиненных и к максимальной зависимости подчиненных от него. Отношения соподчинения регулируются таким принципом. Наибольшую опасность для индивида представляет другой индивид, превосходящий его по социальным потенциям в глазах других и начальства. Потому он стремится ослабить позицию другого индивида или как-то помешать ее усилению. Взаимное препятствование (привентация) здесь является основой поведения.
В западной социологической мысли уделяется огромное внимание деловым отношениям людей и ничтожно мало – коммунальным. Даже явно коммунальные явления (партии, государственные учреждения) рассматриваются обычно с деловой (функциональной), а не с коммунальной точки зрения[59]. Зато в литературе и в фильмах, рассчитанных на массового потребителя, коммунальные отношения между людьми изображаются без прикрас и в изобилии. Правда, лишь как общеизвестные явления жизни. Их универсальные и объективные закономерности обычно игнорируются. Лишь изредка появлялись писатели, обращающие на них внимание почти как социологи[60].
Коммунальные явления существуют во всяком обществе и имеют свои универсальные законы. Но в различных типах обществ они принимают различные формы. Корнями в этот аспект уходят специфически западные формы организации людей, не связанных делом, принципы управления, вся сфера государственности как таковая. По мере образования и увеличения общин из деловых ячеек возникали проблемы их самоуправления и их внутреннего порядка, то есть проблемы организации в рамках коммунального аспекта. Система самоуправления в таких случаях возникала не в рамках феодальной государственности, а вне ее и независимо от нее, возникала как предшественница будущей политической системы, разрушившей и вытеснившей систему феодального государства. В американских общинах зародилась и западная демократия.
Западнизм, капитализм, коммунизм
В книге о Западе нельзя уклониться от темы коммунизма. Это связано не с моими личными интересами, а с тем, что западное общество по самой сути дела немыслимо без его взаимоотношений с коммунизмом. Идеология коммунизма родилась на Западе, причем как отражение проблем западного общества. Реальное коммунистическое общество в России возникло в значительной мере под влиянием Запада как своеобразная форма западнизации России. Вся история Запада, начиная с Октябрьской революции 1917 года, шла под знаком борьбы с реальным коммунизмом. Запад стал тем, что он есть в этой борьбе. Наконец анализ западного и коммунистического общества показывает, что первое содержит в себе в «снятом» виде все основные свойства и тенденции второго. Явления коммунизма суть не только нечто внешнее Западу, не только то, что подвергалось издевательствам в западной идеологии и служило материалом для проявления гнева западных морализаторов, но собственные элементы самого западного образа жизни. И о них на Западе писалось и пишется регулярно, разумеется – не в марксистской, а в иной (в «своей») терминологии. Например, обоснование роли государства в регулировании экономики и в решении социальных проблем было и остается обычным делом в западной идеологии, а тема проектирования и планирования будущего в самых различных формах и масштабах стала теперь одной из главных. А между тем регулирующая роль государства и плановость в течение многих десятилетий атак на коммунизм считались одними из главных зол его. Подвергая жестокой критике разрастание системы государственности и коррупцию в среде чиновничества в коммунистических странах, западная идеология и пропаганда игнорировала тот факт, что западные страны нисколько не уступали коммунистическим странам с этой точки зрения. Они, говоря словами Христа, видели соринку в чужом глазу и не замечали бревно в своем собственном. Запад просто немыслим без идей и элементов коммунизма. Не случайно на Западе родилась теория конвергенции западного и коммунистического общества как близких вариантов общества индустриального[61].
Западнизм не есть нечто застывшее. Он переживал и переживает эволюцию, в которой рассмотренные два аспекта играют различные роли, а отношения между ними меняются. В экономической и социологической литературе и в соответствующей пропаганде это находит отражение в том, например, что в один период начинают превозносить частное предпринимательство, рынок и конкуренцию, начинают усиленно приватизировать все, что государство берет под свою опеку как неконкурентоспособное, нерентабельное или стратегически важное[62], а в другой период начинают, наоборот, превозносить роль государства как фактор регулирования экономики и решения социальных проблем[63].
В конкретном историческом процессе различные элементы, стороны, свойства единого социального феномена могут принимать различные формы и вступать в различные отношения вплоть до разделения их, до воплощения в различных и даже враждебных социальных образованиях. Так происходило и с западнизмом. Рассмотренные выше два его аспекта поляризовались в виде двух социальных систем – капитализма и коммунизма. Первый получил преимущественное развитие в странах Запада, особенно в США, второй в странах Востока, и прежде всего в России.
Колонизация Америки началась тогда, когда явления западнизма уже достигли довольно высокого уровня в Европе. Они вырвались из феодальной среды Европы и развились на свободе от этих пут с поразительной силой и быстротой, причем односторонне, как капитализм прежде всего и по преимуществу. Общеизвестно, какую роль тут сыграли нефеодальные (но еще и некапиталистические) общины, о которых говорилось выше. Американский капитализм вырастал на этой основе, а не на пустом месте. В американских общинах буквально расцвел тот человеческий материал, который стал строительным материалом и оплотом западнизма. Это общество затем оказало обратное влияние на все еще феодальную в массе Европу, способствуя усилению и победе здесь явлений западнизма[64].
Но то, что развилось в Америке, не исчерпывало полностью западнизма. Там наиболее сильное развитие получил лишь один полюс западнизма, более или менее приблизительно называемый капитализмом. Другой полюс западнизма нашел наиболее благоприятную почву тоже вне западноевропейских стран, а именно в России, где с первых шагов истории доминирующую роль играла государственность. После Октябрьской революции 1917 года здесь вообще сложился тип общественного устройства, опять-таки получивший более или менее приблизительное название коммунизма. Поляризация этих аспектов единого западнизма (капитализма и коммунизма) приняла форму их антагонизма. В противостоянии Запада, осознававшего себя как капитализм, и Востока (главным образом России), осознававшего себя как коммунизм, развилась и усилилась западная государственность. После краха коммунистической России в конце XX века Запад отбросил поверхностную неприязнь к государственности и встал на путь примирения полюсов западнизма. Произошла не конвергенция в том смысле, как ее предсказывали западные теоретики. Произошло обнажение сущности западнизма, содержавшего в себе основные элементы как капитализма, так и коммунизма.
Пониманию сути дела тут мешает терминологическая путаница. Явления коммунальности существуют во всяком обществе, в том числе в западном. В особых условиях, как в России, они могут стать господствующими и породить особый тип общества – коммунистический (или реальный коммунизм). Глядя на них с точки зрения этого типа общества, их можно считать предпосылками или элементами коммунизма. И в этом смысле коммунизм есть составной элемент западнизма наряду со всем тем, что породило капитализм.
Капитализм и коммунизм суть крайние проявления и высший уровень развития рассмотренных выше двух аспектов западнизма, причем в поляризованном виде в конкретно-исторических условиях XX века. В реальном западнизме законы обоих аспектов действуют совместно и постоянно. Приведу такой гипотетический пример для иллюстрации сказанного. Возьмем некоторое капиталистическое предприятие западной страны. Оно функционирует по законам капитализма с точки зрения организации производства своей продукции, найма и оплаты рабочих, отношений с банком, ситуации на рынке. Но представим себе, что этому предприятию надо куда-то девать отходы производства, портящие окружающую среду. Если хозяева предприятия имеют возможность избавиться от них, избежав наказания, разве они не сделают это? Конечно сделают. И взятку соответствующим лицам дадут. А если есть возможность помешать как-то конкурентам не на некоем свободном рынке, а во внерыночных отношениях, разве хозяева предприятия не пойдут на это? Пойдут. И это происходит постоянно. А это значит действовать по законам коммунальности или, глядя на них с позиции развитого коммунизма, по законам коммунизма.
Разрастание бюрократического аппарата, привилегии чиновникам, высокие оклады менеджерам, коррупция и прочие явления повседневной жизни Запада – это все суть явления, общие для западных и коммунистических стран, то есть явления коммунизма. Отличие от коммунистических стран тут лишь в том, что там это составляет доминирующую часть жизни, а на Западе – лишь один из ее аспектов наряду с капитализмом.
Западнизм не есть нечто застывшее. Он переживал и переживает эволюцию, в которой рассмотренные два аспекта играют различные роли, а отношения между ними меняются. В экономической и социологической литературе и в соответствующей пропаганде это находит отражение в том, например, что в один период начинают превозносить частное предпринимательство, рынок и конкуренцию, начинают усиленно приватизировать все, что государство берет под свою опеку как неконкурентоспособное, нерентабельное или стратегически важное[62], а в другой период начинают, наоборот, превозносить роль государства как фактор регулирования экономики и решения социальных проблем[63].
В конкретном историческом процессе различные элементы, стороны, свойства единого социального феномена могут принимать различные формы и вступать в различные отношения вплоть до разделения их, до воплощения в различных и даже враждебных социальных образованиях. Так происходило и с западнизмом. Рассмотренные выше два его аспекта поляризовались в виде двух социальных систем – капитализма и коммунизма. Первый получил преимущественное развитие в странах Запада, особенно в США, второй в странах Востока, и прежде всего в России.
Колонизация Америки началась тогда, когда явления западнизма уже достигли довольно высокого уровня в Европе. Они вырвались из феодальной среды Европы и развились на свободе от этих пут с поразительной силой и быстротой, причем односторонне, как капитализм прежде всего и по преимуществу. Общеизвестно, какую роль тут сыграли нефеодальные (но еще и некапиталистические) общины, о которых говорилось выше. Американский капитализм вырастал на этой основе, а не на пустом месте. В американских общинах буквально расцвел тот человеческий материал, который стал строительным материалом и оплотом западнизма. Это общество затем оказало обратное влияние на все еще феодальную в массе Европу, способствуя усилению и победе здесь явлений западнизма[64].
Но то, что развилось в Америке, не исчерпывало полностью западнизма. Там наиболее сильное развитие получил лишь один полюс западнизма, более или менее приблизительно называемый капитализмом. Другой полюс западнизма нашел наиболее благоприятную почву тоже вне западноевропейских стран, а именно в России, где с первых шагов истории доминирующую роль играла государственность. После Октябрьской революции 1917 года здесь вообще сложился тип общественного устройства, опять-таки получивший более или менее приблизительное название коммунизма. Поляризация этих аспектов единого западнизма (капитализма и коммунизма) приняла форму их антагонизма. В противостоянии Запада, осознававшего себя как капитализм, и Востока (главным образом России), осознававшего себя как коммунизм, развилась и усилилась западная государственность. После краха коммунистической России в конце XX века Запад отбросил поверхностную неприязнь к государственности и встал на путь примирения полюсов западнизма. Произошла не конвергенция в том смысле, как ее предсказывали западные теоретики. Произошло обнажение сущности западнизма, содержавшего в себе основные элементы как капитализма, так и коммунизма.
Пониманию сути дела тут мешает терминологическая путаница. Явления коммунальности существуют во всяком обществе, в том числе в западном. В особых условиях, как в России, они могут стать господствующими и породить особый тип общества – коммунистический (или реальный коммунизм). Глядя на них с точки зрения этого типа общества, их можно считать предпосылками или элементами коммунизма. И в этом смысле коммунизм есть составной элемент западнизма наряду со всем тем, что породило капитализм.
Капитализм и коммунизм суть крайние проявления и высший уровень развития рассмотренных выше двух аспектов западнизма, причем в поляризованном виде в конкретно-исторических условиях XX века. В реальном западнизме законы обоих аспектов действуют совместно и постоянно. Приведу такой гипотетический пример для иллюстрации сказанного. Возьмем некоторое капиталистическое предприятие западной страны. Оно функционирует по законам капитализма с точки зрения организации производства своей продукции, найма и оплаты рабочих, отношений с банком, ситуации на рынке. Но представим себе, что этому предприятию надо куда-то девать отходы производства, портящие окружающую среду. Если хозяева предприятия имеют возможность избавиться от них, избежав наказания, разве они не сделают это? Конечно сделают. И взятку соответствующим лицам дадут. А если есть возможность помешать как-то конкурентам не на некоем свободном рынке, а во внерыночных отношениях, разве хозяева предприятия не пойдут на это? Пойдут. И это происходит постоянно. А это значит действовать по законам коммунальности или, глядя на них с позиции развитого коммунизма, по законам коммунизма.
Разрастание бюрократического аппарата, привилегии чиновникам, высокие оклады менеджерам, коррупция и прочие явления повседневной жизни Запада – это все суть явления, общие для западных и коммунистических стран, то есть явления коммунизма. Отличие от коммунистических стран тут лишь в том, что там это составляет доминирующую часть жизни, а на Западе – лишь один из ее аспектов наряду с капитализмом.
Человеческий фактор
На Западе есть свои табу. Хотя они не фигурируют ни в каких кодексах законов, нарушение их карается обществом самым беспощадным образом. Одним из таких табу является правда о национальных и расовых проблемах.
Попытки говорить о тех людях, которые создали Запад как социально-исторический феномен, на уровне некоей научной объективности неизбежно порождают обвинения в расизме. Боязнь таких обвинений вынуждает исследователей либо вообще обходить эту тему молчанием, либо говорить в таких обтекаемых выражениях, которые сводят к нулю научные результаты, либо пускаться в полемику с расистами, вообще уводящую исследователей в сферу идеологии. А между тем феномен западнизма нельзя понять объективно-научно, не принимая во внимание тот основной строительный материал, из которого построено западное общество, а именно – человеческий материал.
Бесспорно то, что тип общественного устройства существенным образом определяет и тип людей, обладающих таким строем. Образ жизни данной человеческой общности определяет и характер ее членов. Люди приспосабливаются к условиям своего общественного бытия. Но столь же верно и то, что данный тип общественного устройства создают люди определенного типа. Условия жизни на Западе порождают определенные качества у людей, необходимые им для жизни в этих условиях. Но Запад как особый социальный феномен есть результат деятельности людей определенного типа во множестве поколений. Тут зависимость двусторонняя, взаимная. Люди определенного типа создают цивилизацию определенного типа, а последняя в свою очередь порождает адекватных себе носителей ее. Абсолютно ничего расистского в этом нет.
Прежде чем сказать о качествах той совокупности народов, которые образовали и своей жизнедеятельностью создали социобиологическое существо по имени Запад, я выскажу общие, логические соображения об оценке качеств народа.
Когда приходится давать характеристику целых народов или совокупностей народов (а Запад – совокупность многочисленных народов), то отдельные представители этих народов принимают это на свой счет. Они совершают грубую логическую ошибку, перенося на себя то, что говорится о целых народах, то есть о совокупностях большого числа людей, воспроизводящихся в течение многих поколений. Народ не есть всего лишь сумма одинаковых людей. Народ есть объединение разнообразных людей, есть целостный феномен. В каждом большом народе можно увидеть все возможные человеческие типы. Для любого типа человека во Франции, Италии, Англии и других странах найдутся примеры людей одного и того же типа. Отдельно взятый англичанин или француз может выглядеть как русский, а отдельно взятый русский – как англичанин или француз. И все-таки это не будет служить доказательством тождества народов. Народ есть живое существо, хотя и состоящее из отдельных людей, но не сводимое к ним. Характеристика народа не есть всего лишь обобщенная характеристика его отдельных представителей. Это характеристика его как целого, подобно тому, как характеристика леса не есть характеристика каждого дерева, растущего в нем. Чтобы узнать, что из себя представляет данный народ, надо взять его в массе его представителей, причем у них дома, в привычной для них среде и во всех аспектах жизни. Надо выяснить при этом, какие качества людей тут более или менее часто воспроизводятся, как к ним относятся сограждане, как эти качества сказываются на судьбе людей. Потому возможна такая ситуация, когда в данном народе не так уж часто появляются таланты некоторого рода, но они могут цениться и поощряться, приносить обладателям их успех, и народ в целом может накопить проявления таких талантов и приобрести репутацию народа талантливого.
Характер народа образует определенная совокупность свойств, а не отдельные свойства. Это не есть то, что отличает данный народ от других. В число свойств, составляющих характер народа, могут входить как свойства, общие данному народу с другими, так и свойства, каких нет у других народов. Но суть дела тут не в отличении данного народа от других (такое отличение банально), а именно в его характере как социального феномена независимо от того, какими являются другие народы.
Характер народа есть сложный и противоречивый комплекс черт, который достаточно часто и отчетливо проявляется в поступках отдельных людей и в отдельных поступках людей. Бессмысленно разделять эти черты на плохие и хорошие, положительные и отрицательные. Одни и те же черты в одних условиях обнаруживают себя как положительные, в других – как отрицательные, в одних условиях – как сила, в других – как слабость. Как известно, наши недостатки суть продолжения наших достоинств. Но столь же справедливо и то, что наши достоинства суть продолжения наших недостатков.
Черты характера народа редко концентрируются в отдельных его представителях. Они в отношении отдельных людей суть лишь нечто потенциальное. Они разбросаны во множестве людей так, что у одних резче проявляются одни черты, у других – другие. Они группируются, порождая различные типы в рамках данного народа. Фактически чаще встречаются не характерные носители всех качеств народа, а характерные типы, воплощающие часть этих качеств.
Попытки говорить о тех людях, которые создали Запад как социально-исторический феномен, на уровне некоей научной объективности неизбежно порождают обвинения в расизме. Боязнь таких обвинений вынуждает исследователей либо вообще обходить эту тему молчанием, либо говорить в таких обтекаемых выражениях, которые сводят к нулю научные результаты, либо пускаться в полемику с расистами, вообще уводящую исследователей в сферу идеологии. А между тем феномен западнизма нельзя понять объективно-научно, не принимая во внимание тот основной строительный материал, из которого построено западное общество, а именно – человеческий материал.
Бесспорно то, что тип общественного устройства существенным образом определяет и тип людей, обладающих таким строем. Образ жизни данной человеческой общности определяет и характер ее членов. Люди приспосабливаются к условиям своего общественного бытия. Но столь же верно и то, что данный тип общественного устройства создают люди определенного типа. Условия жизни на Западе порождают определенные качества у людей, необходимые им для жизни в этих условиях. Но Запад как особый социальный феномен есть результат деятельности людей определенного типа во множестве поколений. Тут зависимость двусторонняя, взаимная. Люди определенного типа создают цивилизацию определенного типа, а последняя в свою очередь порождает адекватных себе носителей ее. Абсолютно ничего расистского в этом нет.
Прежде чем сказать о качествах той совокупности народов, которые образовали и своей жизнедеятельностью создали социобиологическое существо по имени Запад, я выскажу общие, логические соображения об оценке качеств народа.
Когда приходится давать характеристику целых народов или совокупностей народов (а Запад – совокупность многочисленных народов), то отдельные представители этих народов принимают это на свой счет. Они совершают грубую логическую ошибку, перенося на себя то, что говорится о целых народах, то есть о совокупностях большого числа людей, воспроизводящихся в течение многих поколений. Народ не есть всего лишь сумма одинаковых людей. Народ есть объединение разнообразных людей, есть целостный феномен. В каждом большом народе можно увидеть все возможные человеческие типы. Для любого типа человека во Франции, Италии, Англии и других странах найдутся примеры людей одного и того же типа. Отдельно взятый англичанин или француз может выглядеть как русский, а отдельно взятый русский – как англичанин или француз. И все-таки это не будет служить доказательством тождества народов. Народ есть живое существо, хотя и состоящее из отдельных людей, но не сводимое к ним. Характеристика народа не есть всего лишь обобщенная характеристика его отдельных представителей. Это характеристика его как целого, подобно тому, как характеристика леса не есть характеристика каждого дерева, растущего в нем. Чтобы узнать, что из себя представляет данный народ, надо взять его в массе его представителей, причем у них дома, в привычной для них среде и во всех аспектах жизни. Надо выяснить при этом, какие качества людей тут более или менее часто воспроизводятся, как к ним относятся сограждане, как эти качества сказываются на судьбе людей. Потому возможна такая ситуация, когда в данном народе не так уж часто появляются таланты некоторого рода, но они могут цениться и поощряться, приносить обладателям их успех, и народ в целом может накопить проявления таких талантов и приобрести репутацию народа талантливого.
Характер народа образует определенная совокупность свойств, а не отдельные свойства. Это не есть то, что отличает данный народ от других. В число свойств, составляющих характер народа, могут входить как свойства, общие данному народу с другими, так и свойства, каких нет у других народов. Но суть дела тут не в отличении данного народа от других (такое отличение банально), а именно в его характере как социального феномена независимо от того, какими являются другие народы.
Характер народа есть сложный и противоречивый комплекс черт, который достаточно часто и отчетливо проявляется в поступках отдельных людей и в отдельных поступках людей. Бессмысленно разделять эти черты на плохие и хорошие, положительные и отрицательные. Одни и те же черты в одних условиях обнаруживают себя как положительные, в других – как отрицательные, в одних условиях – как сила, в других – как слабость. Как известно, наши недостатки суть продолжения наших достоинств. Но столь же справедливо и то, что наши достоинства суть продолжения наших недостатков.
Черты характера народа редко концентрируются в отдельных его представителях. Они в отношении отдельных людей суть лишь нечто потенциальное. Они разбросаны во множестве людей так, что у одних резче проявляются одни черты, у других – другие. Они группируются, порождая различные типы в рамках данного народа. Фактически чаще встречаются не характерные носители всех качеств народа, а характерные типы, воплощающие часть этих качеств.
Западоид
Уже в XVIII веке приобрели огромное влияние идеи равенства людей. Не буду оспаривать того, что эти идеи сыграли огромную роль в истории человечества вообще и в эволюции Запада в особенности. Эти идеи имели первоначально политический и правовой характер. В том, что они имели моральный смысл, не было ничего нового, так как христианство с самого начала провозгласило тезис равенства всех людей перед Богом. Но в дальнейшем всякого рода «прогрессивные» идеологи и моралисты довели идеи равенства до абсурда, придав им смысл одинаковости представителей различных народов и в смысле их потенциальных природных способностей. Всякие утверждения о том, что народы различаются по природным задаткам, стали расцениваться как проявления расизма, национализма и шовинизма.
Разумеется, имеются универсальные человеческие качества. Они общеизвестны. К их числу прежде всего принадлежит то, что всякий нормальный человек имеет прирожденный управляющий орган (мозг) и управляемое тело. Задача первого – обеспечить телу самосохранение и приспособление к условиям существования. Всякий нормальный человек стремится делать это наилучшим (с его точки зрения) образом, то есть в своих личных интересах. Эта банальная истина была известна людям испокон веков. Они ее зафиксировали в изречениях народной мудрости вроде «Своя рубашка ближе к телу» или «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше» задолго до того, как профессиональные мыслители начали использовать ее в своих теориях.
Со времени А. Смита (я не стал искать более ранние источники) пошла традиция связывать рассматриваемое универсальное и изначальное качество человека руководствоваться личными интересами с частной собственностью и частным предпринимательством, видеть в этом качестве некое природное основание капитализма. Это убеждение является чисто идеологическим. Оно ложно с научной точки зрения. Личный интерес как основа поведения человека есть действительно его прирожденное качество. Оно не связано необходимым образом ни с каким социальным устройством, ни с каким типом общества. Люди существовали сотни тысяч (если не миллионы) лет, прежде чем зародился капитализм. И всегда поступали в силу рассматриваемого принципа личного интереса. В коммунистическом обществе люди точно так же руководствовались этим принципом. Когда люди в коммунистических странах отлынивали от работы, лодырничали, халтурили, занимались очковтирательством, воровали, брали и давали взятки, доносили, клеветали и т. п., они руководствовались своими личными, а не какими-то иными интересами.
От универсальных качеств человека, в том числе от рассматриваемого мотива поведения, не зависит никакой тип общественного устройства. Они сохраняют силу в любом из них, принимая различную форму в зависимости от конкретных особенностей жизни людей в них. Как в животном мире все живые организмы приспосабливаются к условиям их бытия, так и люди в их социальном мире. Универсальные качества человека не отдают предпочтения никакому типу общества. Наоборот, от типа общества зависит то, какой вид они примут тут, как будут проявляться. Характер человеческого материала влияет на то, какой тип общества складывается в той или иной человеческой общности и какой вид тут принимают закономерности этого типа общества. Но при этом роль играют не некие универсальные качества всех людей, а особенные качества людей определенного рода, причем как качества целого народа, а не просто каждого человека по отдельности. Они суть качества и отдельных людей, но не как робинзонов, а как представителей определенной человеческой массы, воспроизводящейся из поколения в поколение в течение многих столетий и тысячелетий.
Запад создавался, развивался, поддерживался, охранялся и завоевывал себе место на планете не просто человеческими существами, но людьми определенного типа. Буду называть их западоидами. Ни с каким другим человеческим материалом Запад был бы невозможен. Никакой другой человеческий материал не в состоянии воспроизвести Запад и сохранить его на том уровне, какого он достиг.
Назову характерные черты западоидов или, точнее, западоидности. Это суть практицизм, деловитость, расчетливость, способность к конкурентной борьбе, изобретательность, способность рисковать, холодность, эмоциональная черствость, склонность к индивидуализму, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости и успеху в деле, склонность к добросовестности в деле, склонность к публичности и театральности, чувство превосходства над другими народами, склонность управлять другими более сильная, чем у других народов, способность к самодисциплине и самоорганизации[65].
Разумеется, имеются универсальные человеческие качества. Они общеизвестны. К их числу прежде всего принадлежит то, что всякий нормальный человек имеет прирожденный управляющий орган (мозг) и управляемое тело. Задача первого – обеспечить телу самосохранение и приспособление к условиям существования. Всякий нормальный человек стремится делать это наилучшим (с его точки зрения) образом, то есть в своих личных интересах. Эта банальная истина была известна людям испокон веков. Они ее зафиксировали в изречениях народной мудрости вроде «Своя рубашка ближе к телу» или «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше» задолго до того, как профессиональные мыслители начали использовать ее в своих теориях.
Со времени А. Смита (я не стал искать более ранние источники) пошла традиция связывать рассматриваемое универсальное и изначальное качество человека руководствоваться личными интересами с частной собственностью и частным предпринимательством, видеть в этом качестве некое природное основание капитализма. Это убеждение является чисто идеологическим. Оно ложно с научной точки зрения. Личный интерес как основа поведения человека есть действительно его прирожденное качество. Оно не связано необходимым образом ни с каким социальным устройством, ни с каким типом общества. Люди существовали сотни тысяч (если не миллионы) лет, прежде чем зародился капитализм. И всегда поступали в силу рассматриваемого принципа личного интереса. В коммунистическом обществе люди точно так же руководствовались этим принципом. Когда люди в коммунистических странах отлынивали от работы, лодырничали, халтурили, занимались очковтирательством, воровали, брали и давали взятки, доносили, клеветали и т. п., они руководствовались своими личными, а не какими-то иными интересами.
От универсальных качеств человека, в том числе от рассматриваемого мотива поведения, не зависит никакой тип общественного устройства. Они сохраняют силу в любом из них, принимая различную форму в зависимости от конкретных особенностей жизни людей в них. Как в животном мире все живые организмы приспосабливаются к условиям их бытия, так и люди в их социальном мире. Универсальные качества человека не отдают предпочтения никакому типу общества. Наоборот, от типа общества зависит то, какой вид они примут тут, как будут проявляться. Характер человеческого материала влияет на то, какой тип общества складывается в той или иной человеческой общности и какой вид тут принимают закономерности этого типа общества. Но при этом роль играют не некие универсальные качества всех людей, а особенные качества людей определенного рода, причем как качества целого народа, а не просто каждого человека по отдельности. Они суть качества и отдельных людей, но не как робинзонов, а как представителей определенной человеческой массы, воспроизводящейся из поколения в поколение в течение многих столетий и тысячелетий.
Запад создавался, развивался, поддерживался, охранялся и завоевывал себе место на планете не просто человеческими существами, но людьми определенного типа. Буду называть их западоидами. Ни с каким другим человеческим материалом Запад был бы невозможен. Никакой другой человеческий материал не в состоянии воспроизвести Запад и сохранить его на том уровне, какого он достиг.
Назову характерные черты западоидов или, точнее, западоидности. Это суть практицизм, деловитость, расчетливость, способность к конкурентной борьбе, изобретательность, способность рисковать, холодность, эмоциональная черствость, склонность к индивидуализму, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости и успеху в деле, склонность к добросовестности в деле, склонность к публичности и театральности, чувство превосходства над другими народами, склонность управлять другими более сильная, чем у других народов, способность к самодисциплине и самоорганизации[65].