Страница:
– Лиллибет! – ахнула королева Таль, когда принцесса вихрем влетела в ее спальню. – Ты же у меня только что была! В школу опоздаешь!
– Бабуля, там картина меняется! – выпалила Лиза, присела на край Бабушкиной постели и выложила все на одном дыхании.
Потом посмотрела на Бабушку и оторопела.
Лицо у той стало совсем траурное.
– Бедная девочка, – проронила Бабушка, и Лиза не сразу поняла, к кому это относится – к ней или к маме. – Не надо придавать этому значения. Уна вполне могла как-то заколдовать картину, вот она и меняется. Поверь, это ничего не значит.
– Как – заколдовать?! Мама что, была волшебница?
– Твоя мама была… ведьма, – словно через силу, выговорила Бабушка и тотчас поправилась, – волшебница. Не пугайся, Бетси, я не вкладываю в слово «ведьма» ничего дурного, просто однажды в детстве я поймала ее на колдовстве и запретила впредь этим заниматься. Раз и навсегда. Она, конечно, обиделась, даже не разговаривала со мной несколько дней, но потом смирилась. И я считаю, что поступила правильно. – Бабушка строго посмотрела Лизе прямо в глаза. – Да, до сих пор так считаю. От волшебства одни беды, ты же сама видишь.
– А… – Лиза, которая ничего такого не видела, от ошеломления не сразу подобрала слова. – А Филин что считает?
– Андрей Петрович был тогда в отъезде, – медленно проговорила Бабушка каким-то непонятным тоном, глядя поверх Лизиной рыжей головы. – Я не сочла нужным ничего ему рассказывать, и тебе не советую, это ни к чему. Но я понимаю: Уна могла что-то сделать непреднамеренно, как любой волшебник-недоучка. Я не специалист в магии, но думаю, что во дворце найдется достаточно следов… ее неосмотрительного поведения. Ты наткнулась на один из них – эту картину, вот и все. А теперь ступай.
– Бабуля! – взмолилась Лиза. – Как это от волшебства одни беды? А как же я? Как же Инго?
– Видишь ли, моя бы воля да немного другие обстоятельства – и вы оба никогда и не узнали бы о своих талантах, – ровным голосом произнесла Бабушка. – Просто жизнь сложилась так, что их не удалось скрыть. А так, честно говоря, я бы предпочла с малых лет спокойно готовить тебя в королевы. Тогда из тебя, может быть, вышел бы прок.
Лизу как будто по лицу ударили. А так, значит, из нее прока не вышло?! И волшебница-скрипачка – это чушь собачья? Всего-навсего источник бед? Вот, оказывается, какого мнения Бабушка!
– … Еще неизвестно, кто больше виноват в том, что жизнь так повернулась! – продолжала Бабушка. – Какие там дела нагородил Конрад и так ли уж Уна была ни при чем, когда город захватили… может быть, она была с ними заодно… Вот что, иди-ка, Лиллибет, тебе пора!
– Полвосьмого утра, – упрямо возразила Лиза и даже вцепилась в край постели, будто ее собирались спихнуть. – До школы еще море времени. – Она посмотрела Бабушке прямо в глаза и требовательно спросила: – При чем тут Конрад и мама?
– Я устала, – твердо сказала Бабушка. – Я плохо себя чувствую. Дай мне отдохнуть. И не забывай, что мама тебе мама, а Конрад – отец твоего друга. Незачем тебе знать лишнее. Потом зайдешь и скажешь, что там у тебя по химии.
Лиза с достоинством поднялась:
– Бабушка, раз ты плохо себя чувствуешь, я никого на Новый год к нам звать не буду.
– Еще чего не хватало! – возмутилась Бабушка. – Обязательно позови Льва и младшего Конрада! Ты что, уже и хоронить меня собралась?!
Лиза выскочила за дверь и перевела дух.
День еще не успел начаться, а на нее уже свалилось столько, что на пару месяцев хватит выше головы.
Но надо взять себя в руки. Обо всем услышанном я еще успею подумать. Будет время. А пока надо разбираться с делами на сегодня.
Итак, дела на сегодня. Умыться и привести себя в приличный вид. (Ох, как бы улизнуть от горничной, при ней неловко…) Что-нибудь съесть (хорошо бы Циннамон не стал разводить церемонии с кормлением ее высочества!) Переодеться в школьную форму. В школе… Ах да. В школе сегодня последний день перед каникулами – и то счастье. Объявят, правда, оценки за полугодие… по химии последний шанс переписать контрольную, хорошо бы натянуть четверку, остальное неважно. После уроков дискотека для старших классов – бррр… сбежать. Только надо пригласить Левку на Новый год к нам на Петроградскую. Ну и Костю, конечно, тоже. Что бы там про Конрада ни говорили, Костя ей друг, и точка. А ведь старшего Конрада действительно в Радинглене давно не видели… Ладно, об этом сейчас думать не надо. Потом обратно сюда… А вдруг сегодня Инго приедет? Ну вдруг? Вряд ли, конечно, до Нового года еще несколько дней, он, наверное, в последний момент объявится, у него же экзамены. Хотя какая разница? Инго ведь как приедет, так сразу помчится Маргариту встречать, а потом его Филин утащит разговоры разговаривать, а потом праздники начнутся, а в парадной обстановке толком не побеседуешь…
Нет, придется полагаться только на себя. После школы – сделать Бабушкины задания, показать ей, если она будет прилично себя чувствовать. В последнее время Лиза все чаще натыкалась у порога королевской опочивальни на одну из суровых Бабушкиных камеристок и подолгу ждала, когда же Бабушка будет в силах с ней поговорить.
Лизе было страшно.
И еще ей очень хотелось знать, как все было на самом деле. Почему мама плакала у Зеркала, кажется, понятно: именно тогда Бабушка запретила ей колдовать. Но кто такие «они», на которых намекала Бабушка? И куда хотела сбежать Уна? И зачем?! Лиза, конечно, знала, что Уна была подкидышем, но ведь королева Таль воспитывала ее как родную дочь…
Волшебник мрачно молчал. Ему совершенно не хотелось выслушивать от своей повелительницы отвлеченные рассуждения. Не время.
На столе между ними стояла корзинка, а из нее свешивались белые кружева.
– Где ты ее взял? Ты полагаешь, раз я королева, то сразу придумаю, куда ее деть? – возмущалась Таль.
– Деть – хорошее слово, – подал голос Филин, – особенно применительно к живому человеку.
Таль покраснела и отвернулась.
– Так где ты ее… нашел? – повторила она, не оборачиваясь.
– Это важно? Хорошо, я нашел ее на крыше Звездочетовой башни примерно десять минут назад. Она спала и замерзнуть, по-моему, не успела.
– Нос теплый, – неохотно согласилась Таль, склоняясь над корзинкой. – Ой, проснулась! Глаза черные, посмотри!
Глаза были действительно черные, с синеватым отливом, как мытые сливы. Плавающий младенческий взгляд скользнул по потолку королевского будуара, расписанного под кроны деревьев, смыкающиеся над головой. А вот волосы, вернее, легкий пушок на голове…
– А волосы рыжие, – как бы между прочим заметил Филин. – Как раз в королевскую масть – очень подойдет.
Таль нахмурилась.
– Нарочно по цвету подбирал? – колко осведомилась королева. – Девочке недели две, не больше. Откуда же она там взялась?
Филин пожал плечами.
– А ты-то что там делал?
– Облетал дворец, крылья разминал, – отозвался волшебник. – Слушай, Таль, давай лучше подумаем, чем ее кормить? Она же сейчас завопит, знаю я этих маленьких…
– Нет, мне все-таки интересно, кто ее нам подкинул, – пробормотала Таль. – Смотри-ка, а она очень даже ничего, вон какие ресницы…
– Та-аль, – позвал Филин, – чем кормить ее будем?
Безымянная девочка, немного подумав, и впрямь решила попросить есть.
– А, – сказала она грозно. – А, а, а!
– Вот, – кивнул Филин. – Таль, думай, быстро!
– Тавиной дочке полгода, – вспомнила Таль. – Пошлю-ка я за Тави, вот что.
Филин взял младенца на руки и стал ходить кругами по будуару королевы. Младенец громко изъявлял нетерпение. Таль уселась на край козетки и наморщила лоб.
– На верхушке Звездочетовой башни? Это сколько же туда подниматься?!
– Семьсот тридцать девять ступеней, – напомнил Филин. – Детка, не пищи так, сейчас придет добрая тетя, молочка принесет…
– Погоди ты с доброй тетей! – возмутилась Таль. – Какие там добрые тети! Скандал, Глаукс!
– Филин я, – терпеливо напомнил волшебник.
– Глаукс, – отрезала Таль. – Говорю тебе, скандал! У нас в Радинглене никогда такого не было! Сироты, конечно, случаются, но брошенных или подкидышей – нет! Что мне сказать широкой публике?! Так и так, мне, королеве, подкинули неведомо чью девочку? Или выдать за свою, благо рыженькая?
– Таль, солнце мое, – увещевал королеву Филин, приплясывая со свертком на руках, – ноябрь на дворе, она бы там замерзла, ей, вообще говоря, повезло, что я летаю. Таль, сокровище, я тоже детей не люблю, один ор от них, правда, детка?
Сверток от изумления умолк.
– А как я все это объясню Инго? – понизила голос королева.
– Таль, ты уже большая, сама придумывай, – Филин пожал плечами. – О, решили поспать до прихода доброй тети, славно, славно…
– Сел бы ты, раз она спит, – попросила Таль, – а то голова кружится от твоих хождений. Скажи-ка, Глаукс, откуда она там взялась, а?
Филин поморщился. Если уж Таль решила всегда называть его по-старому, ее не переубедишь. А Глауксом она называла его в те давние времена, когда еще не была королевой, и оба они учились в Амберхавенском университете – только Филин на мага, а Таль на историка.
– Так откуда?
– Знаешь, я и сам голову ломаю, – ответил Филин шепотом. – Кто-то не поленился столько топать наверх, да еще и с корзинкой… и лестница узкая, винтовая. Я и вниз-то умаялся…
– Вот и я о том же, – Таль зловеще понизила голос. – Минуточку-минуточку! Глаукс, помнится, вход в Звездочетову башню заговорен для всех, кроме тебя…
– А, да, – согласился Филин, покачивая зашевелившегося найденыша. – Я сам его и заговорил. Кстати, там перила на галерее так и не починили.
– Мейстер Глаукс, – грозно провозгласила королева, – младенца подкинули вы!
– Что?! – Филин чуть не выронил малышку.
– Именно-именно, Глаукс. Кроме тебя, больше некому. И ты наверняка знаешь, кто его родители! – Таль резко выхватила у Филина из рук сверток и добавила: – Попался! Нет, ну надо же так себя выдать…
– Ну вы и детектив, Ваше Величество – прямо мисс Марпл. – Ошеломленно ответил Филин. – Да если бы я нашел младенца, зачем бы я стал его подкидывать?
– Филин, – настойчиво повторила Таль. – Еще раз спрашиваю: откуда ты взял этого ребенка? Похитил? Зачем?
– Снова-здорово, – вздохнул Филин. – Нашел на вершине Звездочетовой башни двадцать минут назад.
– И сам же туда и принес корзинку двадцать две минуты назад!
– Ну трам же тарарам! – с горечью всплеснул руками Филин. – Двадцать пять минут назад мы с тобой и наследником расстались в классной комнате. Если ты помнишь. Я пожелал вам спокойной ночи. Я бы просто не успел… И вообще, Таль, что за глупости!
– Увиливаешь! Подлетел с корзинкой в когтях, – разоблачила его Таль. – А потом – бегом вниз по ступенькам, с корзинкой уже в руках. И теперь нам не до спокойной ночи.
– Как у тебя все красиво сошлось! – возмутился Филин, – Таль, у филинов не та грузоподъемность! Ни в когтях, ни в клюве мне такое не поднять!
– Пф! – повела плечами Таль.
Девочка запищала.
– Я придумал, как ее назвать, – сказал Филин. – Это Уна.
– А почему это ты будешь решать? – изумилась Таль.
– Потому что я ее нашел. Кое-что в этой жизни стоит принимать как данность, – сказал Филин в пространство.
– Пф! – повторила Таль. – Подкидышей, например? Неизвестно какого роду-племени?
Уна запищала громче.
– Что происходит? – удивился король Ларс, входя к супруге в будуар без стука. – У нас опять младенец? – Он посмотрел на придворного волшебника сверху вниз, благо рост позволял. Недаром король носил прозвание Могучего. Потом король заглянул в корзинку, увидел головенку в рыжем пуху и растерянно воззрился на венценосную супругу. Та кивнула на волшебника.
– Филин, это твои фокусы? – громыхнул король.
– Таль тотчас приложила палец к губам и сказала «чш-ш-ш»!
– Охо-хо… – вздохнул Филин, вставая. – Опять я во всем виноват… Надеюсь, Тави скоро придет.
– Куда? – остановила его Таль. – А объясниться?
– Сама справишься, – отмахнулся Филин и вышел.
По темным дворцовым коридорам бесшумно пронеслась огромная рябая птица. (Когда волшебник летел, даже глуповатый министр двора, господин Гранфаллон, понимал, что отвлекать его не стоит). Минуту спустя невысокий человек в темном свитере немилосердно забарабанил в дверь покоев Конрада, королевского дракона.
– Входите, Филин, – прозвучал из-за двери бархатный, с переливами, баритон. – Ничего, что я курю?
– Это-то ничего, – сказал Филин, входя. – Конрад, из этой истории с подкидышем торчат твои уши! А также хвост и крылья!
– А как вы догадались? – лениво поинтересовался Конрад и выпустил дымное колечко. Отсветы камина золотились на его парчовом халате и багряных ковровых туфлях, бросали отблески на невозмутимое лицо и янтарный чубук трубки. Вокруг седеющей головы Конрада плавали сизые клубы слоистого дыма. Что и говорить, картина эта подавила бы своим великолепием кого угодно, но только не рассерженного Филина, который привык к королевскому дракону и его манере рисоваться. Волшебник лишь скривился и помахал перед лицом рукой, разгоняя дым – он в очередной раз бросил курить.
– За дурака меня держишь? – со вздохом сказал Филин. – Дверь в башню была заговорена и заперта изнутри, так что сам понимаешь…
– Не подумал, не подумал, – благодушно покивал Конрад, довольный тем, что затея его удалась. – Что же вы стоите? Располагайтесь, в ногах правды нет… – он кивнул на кресло и потянулся.
– Конрад, а Конрад, – спросил Филин, – откуда девочка? Твоя?
– Мы, драконы, потомство на произвол судьбы не бросаем! – возмущенно замахал дымящейся трубкой Конрад, ведать не ведавший, что пройдет время – и он опровергнет собственные слова. – Уверяю вас, Глаукс, я к этому младенцу не имею ни малейшего отношения, – просто нашел и все – так в силу роковой случайности сложились обстоятельства.
– Подробней, – велел Филин.
Конрад помолчал и вдруг так посерьезнел, что в комнате словно сделалось темнее.
– Не буду ничего рассказывать, – нахмурился он. – Никакой романтики, Филин, ни малейшей, право слово, чудовищная история. Мать ребенка погибла у меня на глазах, а отец неизвестен. Здесь, у нас, малышке будет лучше. Там бы она пропала ни за грош или очутилась в приюте, а вы же знаете, что это за ад – приюты. Рассчитал я все правильно – как раз успел перед вашей вечерней прогулкой.
– Молодец, ловко провернул! – Филин саркастически поаплодировал. – Не свою же репутацию тебе портить, в самом деле. А отдуваться пришлось мне. Ты бы слышал, в чем меня винила Таль! Я у нее чуть ли не похититель младенцев! Не говоря о прочих версиях!
– Вам не впервой отвечать, а ее величество вас легко прощает, – пожал Конрад широченными плечами. Халат зашуршал. – И я по опыту знаю, вы легко найдете объяснение для чего угодно. Словом, по моему глубокому убеждению, это не предмет для спора.
– Спасибочки, – вздохнул Филин, по опыту зная, что дракон всегда бросает «это не предмет для спора», когда хочет увильнуть от ответственности.
– Пройдет время, и Таль остынет, – пообещал Конрад, – а поскольку все женщины обожают детей, она еще будет вам благодарна. – (На это Филин недоверчиво хмыкнул). – Кроме того, вы через неделю уезжаете, а я остаюсь…
Филин впервые улыбнулся.
Мысль о скором отъезде подействовала на него, как теплая ванна. В самом деле, вот сбежать от этих дворцовых интриг, и пусть сами разбираются, как хотят, и пусть думают о нем что заблагорассудится. И посмотрим, удастся ли Таль дрессировать нового придворного волшебника! Нет, право же, она злоупотребляет давностью их знакомства…
В глубине души Филин прекрасно знал, что уедет ненадолго и, конечно же, вернется. Он не мог бросить Радинглен… и его обитателей.
– Какие вы славные, драконы, – пробормотал Филин. – Добрые и заботливые.
Я бы попросил вас обойтись без иронии, Филин. Согласитесь, главное – что теперь ребенок пристроен в хорошие руки, – проникновенно отозвался Конрад. – Не желаете ли угоститься трубочкой? Ах, бросили? Жаль, у меня такой табачок… А как назвали малютку?
Уна.
Звучно. Запоминается. Да и с королевским титулом сочетаться будет неплохо…
– Ты, я смотрю, еще и будущее прорицаешь? – съязвил Филин. – Ладно, пойду я. Спокойной ночи, Конрад.
– И вам приятнейших сновидений! – В низком голосе королевского дракона звучало нескрываемое торжество.
А в это время в королевском будуаре шестилетний наследник престола рассматривал крошечную девочку, тонувшую в белых кружевах.
– Ой, какая она красивая, – сказал принц Инго, – и рыжая, как мы… Мама, это моя сестренка, да?
– Не совсем, – обреченно ответила Таль, – но она будет теперь жить с нами.
– Всегда? – с надеждой спросил Инго и от волнения взъерошил собственную огненную шевелюру.
– Да, – ответила Таль и тяжело вздохнула.
– Ну что, тридцать первого часиков в шесть – а?
Лева ответил не сразу, и у Лизы тотчас испортилось настроение – по его молчанию она поняла, что паж ее высочества откажется. И точно.
– Понимаешь, к родителям приезжает старый друг из Штатов, дядя Кирилл. А у него семейная дача где-то на Карельском перешейке. Там, папа говорит, даже мобильник не берет. Родители хотели, чтобы я с ними поехал, – произнес Лева после тяжелой, как гранитная глыба, паузы.
– Угу, – понурилась Лиза. – Ясно.
– Миледи, – Лева укоризненно покосился на нее. – Не обижайтесь, уже первого я буду у ваших ног.
– Чего?! – оторопела Лиза.
– Первого января приеду и сразу к тебе! – пообещал Лева. – А если не с утра, так после обеда точно. Или, может, второго…
– Ну-ну, – сквозь зубы сказала Лиза, совсем растерявшись от неожиданно нахлынувшей обиды. – Или третьего. Или седьмого. Ты же, кажется, не любитель свежего воздуха?
Лева хотел было что-то сказать и даже приоткрыл рот, но промолчал и насупился. Потом засунул пальцы за широкий ремень с узорчатой пряжкой – подарок гномских сородичей, – и глубоко вздохнул, явно решив вытерпеть все, что ему скажут. Молчал Лева, как только он один умел, гранитным гномским молчанием, и сам был как из камня высеченный. И Лизе вдруг бросилось в глаза, какой Лева стал широкоплечий и совсем не толстый, а просто крепко сбитый. А еще это молчание было очень взрослым, и Лиза сразу почувствовала себя вздорной малявкой.
– Чемодан книжек возьмешь? – продолжала Лиза, сама не понимая, откуда у нее такие запасы язвительности. – При керосинке читать?
– Посмотрим, – неопределенно сказал Лева, – мало ли какие там занятия найдутся…
Лиза так обиделась, что у нее даже в глазах потемнело. Неужели мы ему надоели?
– А кстати, чего это ты вообще в Радинглене не появляешься? – тоненьким от злости голосом спросила она.
– Как это не появляюсь, вчера вот был, – преспокойно возразил Лева.
– Почему я тебя не видела? – обвиняющим тоном вопросила Лиза.
– Потому, твое высочество, что я к тебе и не заходил, – без тени смущения объяснил Лева. – Я только забежал к Гарамонду, взял… – он вдруг замялся… – Одну… в общем, одну важную штуку. А потом домой.
Вот, значит, как! Гарамонд, важные штуки всякие… серьезные взрослые дела, не иначе как хранительские… Ну да, разве тут до нас? Лиза почувствовала, как в носу у нее защипало от обиды.
– Слушай, – задрав нос, чтобы слезы не закапали, спросила Лиза, – А может, тебя из пажей вообще разжаловать? А? Если тебе так некогда…
– Лиз, ты чего? – удивился Лева.
– Ни-че-го! – отчеканила Лиза.
– Ты домой? – подчеркнуто мирно спросил Лева.
– Не-а. Через Мостик.
Лиза махнула рукой и побежала в гардероб, не оглядываясь. Обижаться не было никакого смысла – но что с собой поделаешь, если уже обиделась? Конечно, Новый год – семейный праздник, и если Лева решил встречать его с родителями, это хорошо и правильно. И первого он будет в Радинглене, так что вообще непонятно, что за вожжа ей, Лизе, попала под мантию.
Лева посмотрел Лизе вслед и тяжело вздохнул.
С тех пор, как в прошлом году Лева стал Хранителем Петербурга, у него и вправду появилось множество своих секретов, потому что хранительские ритуалы разглашению не подлежат и обсуждать их нельзя даже с самыми близкими людьми. Родители вот восприняли это спокойно. А Лиза ужасно обижается и, кажется, ревнует. Даже когда догадывается, в чем дело – она ведь знает, что Лева теперь хранитель. А переубеждать обиженную девочку – это не всякому по силам. Лева, конечно, частенько отделывался расплывчатой формулировкой «хранительские тайны», но нынешнее поручение было таким важным, что он не имел права даже намекнуть Лизе, почему так обрадовался кстати подвернувшейся поездке в лесную глушь.
И ему, и радингленскому Хранителю, летописцу Гарамонду, пришло из Амберхавена, от Гильдии Хранителей, по письму. В письмах говорилось, что Черный замок, оставшийся без хозяина, начал рыскать по всем мирам в поисках пристанища, поэтому границы миров колеблются и даже магическая почта еле работает. Стоит Замку укорениться в каком-нибудь городе, и тот начнет стремительно разрушаться под воздействием темных чар. Амберхавенские маги уже постарались закрыть свой мир от вторжения Замка. А Хранители остальных городов в новогоднюю ночь должны одновременно исполнить особый ритуал – схоронить в земле или в воде подальше от города так называемую «отманку», то есть некий заколдованный предмет, изображающий город в миниатюре. Лева уже запасся пестрой сувенирной магниткой с Исаакием и Петропавловкой, а Гарамонд – маленькой гравюрой с видом Радинглена. Вчера Хранители посовещались и пожелали друг другу удачи. А еще в письме было строго-настрого указано никому тайны не открывать…
Врать Лева не умел, поэтому пришлось ему отделываться недомолвками. «Я, конечно, потом могу и извиниться, если Лизавете от этого станет легче, – подумал Лева. – Только зря она так кипятится…»
… Между тем Лиза мчалась, ничего не видя перед собой от застилавших глаза слез, поэтому поскользнулась на слякотном мраморном полу – и удержалась на ногах только благодаря железной руке Конрада-младшего. Ух и сильный же он стал, подумала Лиза, потирая локоть. А вслух сказала:
– Спасибо… Слушай, Костик, мы тебя ждем тридцать первого.
– Не, Лизка, я первого приду. Ну, может, еще до нового года забегу, только не к тебе, а во дворец. – Дракончик почему-то потупился. – Папа с мамой дома отмечают, им же Вичку не оставить, так что я с ними.
– Ага, – сказала Лиза, глядя на долговязого дракончика снизу вверх, но очень сердито. – По-нят-но.
– А первого я буду! Официально! Без меня же никак! – заверил Костик. – Я же это, должен над площадью парить.
Ну да. Новый год – семейный праздник. Вот и Лиза его будет встречать с семьей – разве нет? Будет. С Бабушкой, с Инго, с Филином. Который тоже семья. И еще Марго приедет из Кенигсберга, и ее папа Илья Ильич придет, – чего ей, Лизе, еще надо, спрашивается?
На улице уже смеркалось, и снег лежал грязный – коричневатый и крапчатый от грязи. Лиза по привычке свернула было направо, к Дворцовой площади, на троллейбус, но вспомнила, что домой ей не нужно. Пусто дома, никто ее не ждет. Надо торопиться в Радинглен, а там – садиться за учебники по королевской экономике. Ну что за жизнь, а? У всех нормальных людей учеба кончилась еще сегодня днем. А ты сиди как пришитая, пока все подарки покупают, елки наряжают… вообще – радуются. Даже Лева с Костей.
Лиза сердито поправила рюкзак и зашлепала по Английской набережной. Это хорошо, что уже сумерки – никто не заметит, как она вызывает Мостик. Вот и замечательно – Лиза нырнула в туманный сумрак над Мостиком и выскочила из него уже у ворот дворцового парка.
Глава 2,
– Бабуля, там картина меняется! – выпалила Лиза, присела на край Бабушкиной постели и выложила все на одном дыхании.
Потом посмотрела на Бабушку и оторопела.
Лицо у той стало совсем траурное.
– Бедная девочка, – проронила Бабушка, и Лиза не сразу поняла, к кому это относится – к ней или к маме. – Не надо придавать этому значения. Уна вполне могла как-то заколдовать картину, вот она и меняется. Поверь, это ничего не значит.
– Как – заколдовать?! Мама что, была волшебница?
– Твоя мама была… ведьма, – словно через силу, выговорила Бабушка и тотчас поправилась, – волшебница. Не пугайся, Бетси, я не вкладываю в слово «ведьма» ничего дурного, просто однажды в детстве я поймала ее на колдовстве и запретила впредь этим заниматься. Раз и навсегда. Она, конечно, обиделась, даже не разговаривала со мной несколько дней, но потом смирилась. И я считаю, что поступила правильно. – Бабушка строго посмотрела Лизе прямо в глаза. – Да, до сих пор так считаю. От волшебства одни беды, ты же сама видишь.
– А… – Лиза, которая ничего такого не видела, от ошеломления не сразу подобрала слова. – А Филин что считает?
– Андрей Петрович был тогда в отъезде, – медленно проговорила Бабушка каким-то непонятным тоном, глядя поверх Лизиной рыжей головы. – Я не сочла нужным ничего ему рассказывать, и тебе не советую, это ни к чему. Но я понимаю: Уна могла что-то сделать непреднамеренно, как любой волшебник-недоучка. Я не специалист в магии, но думаю, что во дворце найдется достаточно следов… ее неосмотрительного поведения. Ты наткнулась на один из них – эту картину, вот и все. А теперь ступай.
– Бабуля! – взмолилась Лиза. – Как это от волшебства одни беды? А как же я? Как же Инго?
– Видишь ли, моя бы воля да немного другие обстоятельства – и вы оба никогда и не узнали бы о своих талантах, – ровным голосом произнесла Бабушка. – Просто жизнь сложилась так, что их не удалось скрыть. А так, честно говоря, я бы предпочла с малых лет спокойно готовить тебя в королевы. Тогда из тебя, может быть, вышел бы прок.
Лизу как будто по лицу ударили. А так, значит, из нее прока не вышло?! И волшебница-скрипачка – это чушь собачья? Всего-навсего источник бед? Вот, оказывается, какого мнения Бабушка!
– … Еще неизвестно, кто больше виноват в том, что жизнь так повернулась! – продолжала Бабушка. – Какие там дела нагородил Конрад и так ли уж Уна была ни при чем, когда город захватили… может быть, она была с ними заодно… Вот что, иди-ка, Лиллибет, тебе пора!
– Полвосьмого утра, – упрямо возразила Лиза и даже вцепилась в край постели, будто ее собирались спихнуть. – До школы еще море времени. – Она посмотрела Бабушке прямо в глаза и требовательно спросила: – При чем тут Конрад и мама?
– Я устала, – твердо сказала Бабушка. – Я плохо себя чувствую. Дай мне отдохнуть. И не забывай, что мама тебе мама, а Конрад – отец твоего друга. Незачем тебе знать лишнее. Потом зайдешь и скажешь, что там у тебя по химии.
Лиза с достоинством поднялась:
– Бабушка, раз ты плохо себя чувствуешь, я никого на Новый год к нам звать не буду.
– Еще чего не хватало! – возмутилась Бабушка. – Обязательно позови Льва и младшего Конрада! Ты что, уже и хоронить меня собралась?!
Лиза выскочила за дверь и перевела дух.
День еще не успел начаться, а на нее уже свалилось столько, что на пару месяцев хватит выше головы.
Но надо взять себя в руки. Обо всем услышанном я еще успею подумать. Будет время. А пока надо разбираться с делами на сегодня.
Итак, дела на сегодня. Умыться и привести себя в приличный вид. (Ох, как бы улизнуть от горничной, при ней неловко…) Что-нибудь съесть (хорошо бы Циннамон не стал разводить церемонии с кормлением ее высочества!) Переодеться в школьную форму. В школе… Ах да. В школе сегодня последний день перед каникулами – и то счастье. Объявят, правда, оценки за полугодие… по химии последний шанс переписать контрольную, хорошо бы натянуть четверку, остальное неважно. После уроков дискотека для старших классов – бррр… сбежать. Только надо пригласить Левку на Новый год к нам на Петроградскую. Ну и Костю, конечно, тоже. Что бы там про Конрада ни говорили, Костя ей друг, и точка. А ведь старшего Конрада действительно в Радинглене давно не видели… Ладно, об этом сейчас думать не надо. Потом обратно сюда… А вдруг сегодня Инго приедет? Ну вдруг? Вряд ли, конечно, до Нового года еще несколько дней, он, наверное, в последний момент объявится, у него же экзамены. Хотя какая разница? Инго ведь как приедет, так сразу помчится Маргариту встречать, а потом его Филин утащит разговоры разговаривать, а потом праздники начнутся, а в парадной обстановке толком не побеседуешь…
Нет, придется полагаться только на себя. После школы – сделать Бабушкины задания, показать ей, если она будет прилично себя чувствовать. В последнее время Лиза все чаще натыкалась у порога королевской опочивальни на одну из суровых Бабушкиных камеристок и подолгу ждала, когда же Бабушка будет в силах с ней поговорить.
Лизе было страшно.
И еще ей очень хотелось знать, как все было на самом деле. Почему мама плакала у Зеркала, кажется, понятно: именно тогда Бабушка запретила ей колдовать. Но кто такие «они», на которых намекала Бабушка? И куда хотела сбежать Уна? И зачем?! Лиза, конечно, знала, что Уна была подкидышем, но ведь королева Таль воспитывала ее как родную дочь…
* * *
– Господи Боже, Филин, ну почему от тебя всегда какие-то сюрпризы? – простонала королева Таль, хватаясь за виски. – Скажи, ты когда-нибудь уймешься, а?Волшебник мрачно молчал. Ему совершенно не хотелось выслушивать от своей повелительницы отвлеченные рассуждения. Не время.
На столе между ними стояла корзинка, а из нее свешивались белые кружева.
– Где ты ее взял? Ты полагаешь, раз я королева, то сразу придумаю, куда ее деть? – возмущалась Таль.
– Деть – хорошее слово, – подал голос Филин, – особенно применительно к живому человеку.
Таль покраснела и отвернулась.
– Так где ты ее… нашел? – повторила она, не оборачиваясь.
– Это важно? Хорошо, я нашел ее на крыше Звездочетовой башни примерно десять минут назад. Она спала и замерзнуть, по-моему, не успела.
– Нос теплый, – неохотно согласилась Таль, склоняясь над корзинкой. – Ой, проснулась! Глаза черные, посмотри!
Глаза были действительно черные, с синеватым отливом, как мытые сливы. Плавающий младенческий взгляд скользнул по потолку королевского будуара, расписанного под кроны деревьев, смыкающиеся над головой. А вот волосы, вернее, легкий пушок на голове…
– А волосы рыжие, – как бы между прочим заметил Филин. – Как раз в королевскую масть – очень подойдет.
Таль нахмурилась.
– Нарочно по цвету подбирал? – колко осведомилась королева. – Девочке недели две, не больше. Откуда же она там взялась?
Филин пожал плечами.
– А ты-то что там делал?
– Облетал дворец, крылья разминал, – отозвался волшебник. – Слушай, Таль, давай лучше подумаем, чем ее кормить? Она же сейчас завопит, знаю я этих маленьких…
– Нет, мне все-таки интересно, кто ее нам подкинул, – пробормотала Таль. – Смотри-ка, а она очень даже ничего, вон какие ресницы…
– Та-аль, – позвал Филин, – чем кормить ее будем?
Безымянная девочка, немного подумав, и впрямь решила попросить есть.
– А, – сказала она грозно. – А, а, а!
– Вот, – кивнул Филин. – Таль, думай, быстро!
– Тавиной дочке полгода, – вспомнила Таль. – Пошлю-ка я за Тави, вот что.
Филин взял младенца на руки и стал ходить кругами по будуару королевы. Младенец громко изъявлял нетерпение. Таль уселась на край козетки и наморщила лоб.
– На верхушке Звездочетовой башни? Это сколько же туда подниматься?!
– Семьсот тридцать девять ступеней, – напомнил Филин. – Детка, не пищи так, сейчас придет добрая тетя, молочка принесет…
– Погоди ты с доброй тетей! – возмутилась Таль. – Какие там добрые тети! Скандал, Глаукс!
– Филин я, – терпеливо напомнил волшебник.
– Глаукс, – отрезала Таль. – Говорю тебе, скандал! У нас в Радинглене никогда такого не было! Сироты, конечно, случаются, но брошенных или подкидышей – нет! Что мне сказать широкой публике?! Так и так, мне, королеве, подкинули неведомо чью девочку? Или выдать за свою, благо рыженькая?
– Таль, солнце мое, – увещевал королеву Филин, приплясывая со свертком на руках, – ноябрь на дворе, она бы там замерзла, ей, вообще говоря, повезло, что я летаю. Таль, сокровище, я тоже детей не люблю, один ор от них, правда, детка?
Сверток от изумления умолк.
– А как я все это объясню Инго? – понизила голос королева.
– Таль, ты уже большая, сама придумывай, – Филин пожал плечами. – О, решили поспать до прихода доброй тети, славно, славно…
– Сел бы ты, раз она спит, – попросила Таль, – а то голова кружится от твоих хождений. Скажи-ка, Глаукс, откуда она там взялась, а?
Филин поморщился. Если уж Таль решила всегда называть его по-старому, ее не переубедишь. А Глауксом она называла его в те давние времена, когда еще не была королевой, и оба они учились в Амберхавенском университете – только Филин на мага, а Таль на историка.
– Так откуда?
– Знаешь, я и сам голову ломаю, – ответил Филин шепотом. – Кто-то не поленился столько топать наверх, да еще и с корзинкой… и лестница узкая, винтовая. Я и вниз-то умаялся…
– Вот и я о том же, – Таль зловеще понизила голос. – Минуточку-минуточку! Глаукс, помнится, вход в Звездочетову башню заговорен для всех, кроме тебя…
– А, да, – согласился Филин, покачивая зашевелившегося найденыша. – Я сам его и заговорил. Кстати, там перила на галерее так и не починили.
– Мейстер Глаукс, – грозно провозгласила королева, – младенца подкинули вы!
– Что?! – Филин чуть не выронил малышку.
– Именно-именно, Глаукс. Кроме тебя, больше некому. И ты наверняка знаешь, кто его родители! – Таль резко выхватила у Филина из рук сверток и добавила: – Попался! Нет, ну надо же так себя выдать…
– Ну вы и детектив, Ваше Величество – прямо мисс Марпл. – Ошеломленно ответил Филин. – Да если бы я нашел младенца, зачем бы я стал его подкидывать?
– Филин, – настойчиво повторила Таль. – Еще раз спрашиваю: откуда ты взял этого ребенка? Похитил? Зачем?
– Снова-здорово, – вздохнул Филин. – Нашел на вершине Звездочетовой башни двадцать минут назад.
– И сам же туда и принес корзинку двадцать две минуты назад!
– Ну трам же тарарам! – с горечью всплеснул руками Филин. – Двадцать пять минут назад мы с тобой и наследником расстались в классной комнате. Если ты помнишь. Я пожелал вам спокойной ночи. Я бы просто не успел… И вообще, Таль, что за глупости!
– Увиливаешь! Подлетел с корзинкой в когтях, – разоблачила его Таль. – А потом – бегом вниз по ступенькам, с корзинкой уже в руках. И теперь нам не до спокойной ночи.
– Как у тебя все красиво сошлось! – возмутился Филин, – Таль, у филинов не та грузоподъемность! Ни в когтях, ни в клюве мне такое не поднять!
– Пф! – повела плечами Таль.
Девочка запищала.
– Я придумал, как ее назвать, – сказал Филин. – Это Уна.
– А почему это ты будешь решать? – изумилась Таль.
– Потому что я ее нашел. Кое-что в этой жизни стоит принимать как данность, – сказал Филин в пространство.
– Пф! – повторила Таль. – Подкидышей, например? Неизвестно какого роду-племени?
Уна запищала громче.
– Что происходит? – удивился король Ларс, входя к супруге в будуар без стука. – У нас опять младенец? – Он посмотрел на придворного волшебника сверху вниз, благо рост позволял. Недаром король носил прозвание Могучего. Потом король заглянул в корзинку, увидел головенку в рыжем пуху и растерянно воззрился на венценосную супругу. Та кивнула на волшебника.
– Филин, это твои фокусы? – громыхнул король.
– Таль тотчас приложила палец к губам и сказала «чш-ш-ш»!
– Охо-хо… – вздохнул Филин, вставая. – Опять я во всем виноват… Надеюсь, Тави скоро придет.
– Куда? – остановила его Таль. – А объясниться?
– Сама справишься, – отмахнулся Филин и вышел.
По темным дворцовым коридорам бесшумно пронеслась огромная рябая птица. (Когда волшебник летел, даже глуповатый министр двора, господин Гранфаллон, понимал, что отвлекать его не стоит). Минуту спустя невысокий человек в темном свитере немилосердно забарабанил в дверь покоев Конрада, королевского дракона.
– Входите, Филин, – прозвучал из-за двери бархатный, с переливами, баритон. – Ничего, что я курю?
– Это-то ничего, – сказал Филин, входя. – Конрад, из этой истории с подкидышем торчат твои уши! А также хвост и крылья!
– А как вы догадались? – лениво поинтересовался Конрад и выпустил дымное колечко. Отсветы камина золотились на его парчовом халате и багряных ковровых туфлях, бросали отблески на невозмутимое лицо и янтарный чубук трубки. Вокруг седеющей головы Конрада плавали сизые клубы слоистого дыма. Что и говорить, картина эта подавила бы своим великолепием кого угодно, но только не рассерженного Филина, который привык к королевскому дракону и его манере рисоваться. Волшебник лишь скривился и помахал перед лицом рукой, разгоняя дым – он в очередной раз бросил курить.
– За дурака меня держишь? – со вздохом сказал Филин. – Дверь в башню была заговорена и заперта изнутри, так что сам понимаешь…
– Не подумал, не подумал, – благодушно покивал Конрад, довольный тем, что затея его удалась. – Что же вы стоите? Располагайтесь, в ногах правды нет… – он кивнул на кресло и потянулся.
– Конрад, а Конрад, – спросил Филин, – откуда девочка? Твоя?
– Мы, драконы, потомство на произвол судьбы не бросаем! – возмущенно замахал дымящейся трубкой Конрад, ведать не ведавший, что пройдет время – и он опровергнет собственные слова. – Уверяю вас, Глаукс, я к этому младенцу не имею ни малейшего отношения, – просто нашел и все – так в силу роковой случайности сложились обстоятельства.
– Подробней, – велел Филин.
Конрад помолчал и вдруг так посерьезнел, что в комнате словно сделалось темнее.
– Не буду ничего рассказывать, – нахмурился он. – Никакой романтики, Филин, ни малейшей, право слово, чудовищная история. Мать ребенка погибла у меня на глазах, а отец неизвестен. Здесь, у нас, малышке будет лучше. Там бы она пропала ни за грош или очутилась в приюте, а вы же знаете, что это за ад – приюты. Рассчитал я все правильно – как раз успел перед вашей вечерней прогулкой.
– Молодец, ловко провернул! – Филин саркастически поаплодировал. – Не свою же репутацию тебе портить, в самом деле. А отдуваться пришлось мне. Ты бы слышал, в чем меня винила Таль! Я у нее чуть ли не похититель младенцев! Не говоря о прочих версиях!
– Вам не впервой отвечать, а ее величество вас легко прощает, – пожал Конрад широченными плечами. Халат зашуршал. – И я по опыту знаю, вы легко найдете объяснение для чего угодно. Словом, по моему глубокому убеждению, это не предмет для спора.
– Спасибочки, – вздохнул Филин, по опыту зная, что дракон всегда бросает «это не предмет для спора», когда хочет увильнуть от ответственности.
– Пройдет время, и Таль остынет, – пообещал Конрад, – а поскольку все женщины обожают детей, она еще будет вам благодарна. – (На это Филин недоверчиво хмыкнул). – Кроме того, вы через неделю уезжаете, а я остаюсь…
Филин впервые улыбнулся.
Мысль о скором отъезде подействовала на него, как теплая ванна. В самом деле, вот сбежать от этих дворцовых интриг, и пусть сами разбираются, как хотят, и пусть думают о нем что заблагорассудится. И посмотрим, удастся ли Таль дрессировать нового придворного волшебника! Нет, право же, она злоупотребляет давностью их знакомства…
В глубине души Филин прекрасно знал, что уедет ненадолго и, конечно же, вернется. Он не мог бросить Радинглен… и его обитателей.
– Какие вы славные, драконы, – пробормотал Филин. – Добрые и заботливые.
Я бы попросил вас обойтись без иронии, Филин. Согласитесь, главное – что теперь ребенок пристроен в хорошие руки, – проникновенно отозвался Конрад. – Не желаете ли угоститься трубочкой? Ах, бросили? Жаль, у меня такой табачок… А как назвали малютку?
Уна.
Звучно. Запоминается. Да и с королевским титулом сочетаться будет неплохо…
– Ты, я смотрю, еще и будущее прорицаешь? – съязвил Филин. – Ладно, пойду я. Спокойной ночи, Конрад.
– И вам приятнейших сновидений! – В низком голосе королевского дракона звучало нескрываемое торжество.
А в это время в королевском будуаре шестилетний наследник престола рассматривал крошечную девочку, тонувшую в белых кружевах.
– Ой, какая она красивая, – сказал принц Инго, – и рыжая, как мы… Мама, это моя сестренка, да?
– Не совсем, – обреченно ответила Таль, – но она будет теперь жить с нами.
– Всегда? – с надеждой спросил Инго и от волнения взъерошил собственную огненную шевелюру.
– Да, – ответила Таль и тяжело вздохнула.
* * *
После уроков Лиза догнала Леву на беломраморной школьной лестнице и заговорщически прошептала:– Ну что, тридцать первого часиков в шесть – а?
Лева ответил не сразу, и у Лизы тотчас испортилось настроение – по его молчанию она поняла, что паж ее высочества откажется. И точно.
– Понимаешь, к родителям приезжает старый друг из Штатов, дядя Кирилл. А у него семейная дача где-то на Карельском перешейке. Там, папа говорит, даже мобильник не берет. Родители хотели, чтобы я с ними поехал, – произнес Лева после тяжелой, как гранитная глыба, паузы.
– Угу, – понурилась Лиза. – Ясно.
– Миледи, – Лева укоризненно покосился на нее. – Не обижайтесь, уже первого я буду у ваших ног.
– Чего?! – оторопела Лиза.
– Первого января приеду и сразу к тебе! – пообещал Лева. – А если не с утра, так после обеда точно. Или, может, второго…
– Ну-ну, – сквозь зубы сказала Лиза, совсем растерявшись от неожиданно нахлынувшей обиды. – Или третьего. Или седьмого. Ты же, кажется, не любитель свежего воздуха?
Лева хотел было что-то сказать и даже приоткрыл рот, но промолчал и насупился. Потом засунул пальцы за широкий ремень с узорчатой пряжкой – подарок гномских сородичей, – и глубоко вздохнул, явно решив вытерпеть все, что ему скажут. Молчал Лева, как только он один умел, гранитным гномским молчанием, и сам был как из камня высеченный. И Лизе вдруг бросилось в глаза, какой Лева стал широкоплечий и совсем не толстый, а просто крепко сбитый. А еще это молчание было очень взрослым, и Лиза сразу почувствовала себя вздорной малявкой.
– Чемодан книжек возьмешь? – продолжала Лиза, сама не понимая, откуда у нее такие запасы язвительности. – При керосинке читать?
– Посмотрим, – неопределенно сказал Лева, – мало ли какие там занятия найдутся…
Лиза так обиделась, что у нее даже в глазах потемнело. Неужели мы ему надоели?
– А кстати, чего это ты вообще в Радинглене не появляешься? – тоненьким от злости голосом спросила она.
– Как это не появляюсь, вчера вот был, – преспокойно возразил Лева.
– Почему я тебя не видела? – обвиняющим тоном вопросила Лиза.
– Потому, твое высочество, что я к тебе и не заходил, – без тени смущения объяснил Лева. – Я только забежал к Гарамонду, взял… – он вдруг замялся… – Одну… в общем, одну важную штуку. А потом домой.
Вот, значит, как! Гарамонд, важные штуки всякие… серьезные взрослые дела, не иначе как хранительские… Ну да, разве тут до нас? Лиза почувствовала, как в носу у нее защипало от обиды.
– Слушай, – задрав нос, чтобы слезы не закапали, спросила Лиза, – А может, тебя из пажей вообще разжаловать? А? Если тебе так некогда…
– Лиз, ты чего? – удивился Лева.
– Ни-че-го! – отчеканила Лиза.
– Ты домой? – подчеркнуто мирно спросил Лева.
– Не-а. Через Мостик.
Лиза махнула рукой и побежала в гардероб, не оглядываясь. Обижаться не было никакого смысла – но что с собой поделаешь, если уже обиделась? Конечно, Новый год – семейный праздник, и если Лева решил встречать его с родителями, это хорошо и правильно. И первого он будет в Радинглене, так что вообще непонятно, что за вожжа ей, Лизе, попала под мантию.
Лева посмотрел Лизе вслед и тяжело вздохнул.
С тех пор, как в прошлом году Лева стал Хранителем Петербурга, у него и вправду появилось множество своих секретов, потому что хранительские ритуалы разглашению не подлежат и обсуждать их нельзя даже с самыми близкими людьми. Родители вот восприняли это спокойно. А Лиза ужасно обижается и, кажется, ревнует. Даже когда догадывается, в чем дело – она ведь знает, что Лева теперь хранитель. А переубеждать обиженную девочку – это не всякому по силам. Лева, конечно, частенько отделывался расплывчатой формулировкой «хранительские тайны», но нынешнее поручение было таким важным, что он не имел права даже намекнуть Лизе, почему так обрадовался кстати подвернувшейся поездке в лесную глушь.
И ему, и радингленскому Хранителю, летописцу Гарамонду, пришло из Амберхавена, от Гильдии Хранителей, по письму. В письмах говорилось, что Черный замок, оставшийся без хозяина, начал рыскать по всем мирам в поисках пристанища, поэтому границы миров колеблются и даже магическая почта еле работает. Стоит Замку укорениться в каком-нибудь городе, и тот начнет стремительно разрушаться под воздействием темных чар. Амберхавенские маги уже постарались закрыть свой мир от вторжения Замка. А Хранители остальных городов в новогоднюю ночь должны одновременно исполнить особый ритуал – схоронить в земле или в воде подальше от города так называемую «отманку», то есть некий заколдованный предмет, изображающий город в миниатюре. Лева уже запасся пестрой сувенирной магниткой с Исаакием и Петропавловкой, а Гарамонд – маленькой гравюрой с видом Радинглена. Вчера Хранители посовещались и пожелали друг другу удачи. А еще в письме было строго-настрого указано никому тайны не открывать…
Врать Лева не умел, поэтому пришлось ему отделываться недомолвками. «Я, конечно, потом могу и извиниться, если Лизавете от этого станет легче, – подумал Лева. – Только зря она так кипятится…»
… Между тем Лиза мчалась, ничего не видя перед собой от застилавших глаза слез, поэтому поскользнулась на слякотном мраморном полу – и удержалась на ногах только благодаря железной руке Конрада-младшего. Ух и сильный же он стал, подумала Лиза, потирая локоть. А вслух сказала:
– Спасибо… Слушай, Костик, мы тебя ждем тридцать первого.
– Не, Лизка, я первого приду. Ну, может, еще до нового года забегу, только не к тебе, а во дворец. – Дракончик почему-то потупился. – Папа с мамой дома отмечают, им же Вичку не оставить, так что я с ними.
– Ага, – сказала Лиза, глядя на долговязого дракончика снизу вверх, но очень сердито. – По-нят-но.
– А первого я буду! Официально! Без меня же никак! – заверил Костик. – Я же это, должен над площадью парить.
Ну да. Новый год – семейный праздник. Вот и Лиза его будет встречать с семьей – разве нет? Будет. С Бабушкой, с Инго, с Филином. Который тоже семья. И еще Марго приедет из Кенигсберга, и ее папа Илья Ильич придет, – чего ей, Лизе, еще надо, спрашивается?
На улице уже смеркалось, и снег лежал грязный – коричневатый и крапчатый от грязи. Лиза по привычке свернула было направо, к Дворцовой площади, на троллейбус, но вспомнила, что домой ей не нужно. Пусто дома, никто ее не ждет. Надо торопиться в Радинглен, а там – садиться за учебники по королевской экономике. Ну что за жизнь, а? У всех нормальных людей учеба кончилась еще сегодня днем. А ты сиди как пришитая, пока все подарки покупают, елки наряжают… вообще – радуются. Даже Лева с Костей.
Лиза сердито поправила рюкзак и зашлепала по Английской набережной. Это хорошо, что уже сумерки – никто не заметит, как она вызывает Мостик. Вот и замечательно – Лиза нырнула в туманный сумрак над Мостиком и выскочила из него уже у ворот дворцового парка.
Глава 2,
в которой игра в фанты приводит к удивительным последствиям
Снегопад кончился, в темнеющем воздухе над площадью кое-где кружили последние крупные снежинки. Тучи разошлись, и показалось небо – ясное, усыпанное колючими отчетливыми звездами. Над площадью, медленно помигивая, загорались рождественские гирлянды, а посреди маячили разноцветные огни фонариков и слышались веселые, хотя и усталые голоса.
Студенты-выпускники отмечали сдачу экзамена по теории словесной магии – последнего перед вручением дипломов. С разноцветными фонариками в руках (внутри каждого была свечка – студенческие традиции не признавали новшеств) они уже прошли пешком по замерзшей речке Глиттернтин, описав круг. (Комплекс Магического факультета с самого основания университета королевским указом был помещен на остров, от греха подальше). Слазали на колокольню собора святого Ульфа, а теперь толпились у подножия памятника доктору Арно Каспару – большая компания, человек в двадцать, под предводительством того самого Богдановича, бессменного бармена и знатока студенческих ритуалов, – высокого, худощавого, с неизменной усмешкой и желтоватыми глазами. Часы на здании кунсткамеры пробили восемь часов вечера. По площади и примыкающим к ней узким улочкам сновали туда-сюда закутанные студенты и преподаватели, но на компанию, возглавляемую Богдановичем, они не обращали никакого внимания. Не потому, что не видели, а потому, что местная амберхавенская вежливость требовала не пялиться, даже если кто-то колдует прямо под открытым небом.
Студенты-выпускники отмечали сдачу экзамена по теории словесной магии – последнего перед вручением дипломов. С разноцветными фонариками в руках (внутри каждого была свечка – студенческие традиции не признавали новшеств) они уже прошли пешком по замерзшей речке Глиттернтин, описав круг. (Комплекс Магического факультета с самого основания университета королевским указом был помещен на остров, от греха подальше). Слазали на колокольню собора святого Ульфа, а теперь толпились у подножия памятника доктору Арно Каспару – большая компания, человек в двадцать, под предводительством того самого Богдановича, бессменного бармена и знатока студенческих ритуалов, – высокого, худощавого, с неизменной усмешкой и желтоватыми глазами. Часы на здании кунсткамеры пробили восемь часов вечера. По площади и примыкающим к ней узким улочкам сновали туда-сюда закутанные студенты и преподаватели, но на компанию, возглавляемую Богдановичем, они не обращали никакого внимания. Не потому, что не видели, а потому, что местная амберхавенская вежливость требовала не пялиться, даже если кто-то колдует прямо под открытым небом.