Александрова Наталья Николаевна. Две дамы на гвинейской диете

   — Белой и пушистой… — равнодушно повторила женщина и потянулась с кошачьей грацией. Ее кожа действительно была удивительно белой, она казалась даже прозрачной, через нее просвечивали местами тоненькие голубые сосуды, а рыжие волосы окутывали ее пушистым облаком, — белой и пушистой.., не переживай так, хомячок, от волнений портится цвет лица!
   — Прекрати меня так называть! — крикнул мужчина и схватил ее за плечи. — Прекрати, иначе я не знаю, что сделаю…
   — Что именно? — прошептала она, оскалившись, и так взглянула, что он тут же убрал руки и попятился.
   — Кара, ты иногда пугаешь меня, — проговорил мужчина после паузы, — мы ввязались в такое серьезное и опасное дело, а ты относишься ко всему с таким равнодушием…
   — Зато ты переживаешь за двоих! — бросила ему в лицо женщина. — В конце концов, сколько можно трястись? Если ты так боишься, нечего было все это затевать! Я тебя, кажется, не заставляла…
   — Теперь уже поздно, — безнадежно проговорил мужчина, — поезд ушел, и ничего не изменишь…
   — Откуда такие похоронные интонации? женщина снова взяла себя в руки и заговорила кошачьим, мурлыкающим голосом. — Самое трудное позади, еще немного усилий, и мы с тобой будем богаты, улетим к теплому морю…
   Представь себе, шепот прибоя, ласковые волны, и мы с тобой…
   Словно нечаянно, она слегка распахнула полы шелкового халата, приоткрыв нежную, словно светящуюся грудь. Мужчина тяжело задышал и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
   — Еще совсем немного, совсем-совсем чуть-чуть.. — промурлыкала она, притянув его к себе и щекоча дыханием ухо, — совсем-совсем капельку., и мы с тобой совершенно одни, на пустынном пляже…
   Через несколько минут она снова оглядела себя в зеркале, поправила волосы и озабоченно проговорила:
   — Тебя вчера там действительно кто-то видел, или это только твое предположение?
   — Ну, не знаю… — мужчина выпрямился, привел в порядок свою одежду, — кажется, я сделал все аккуратно.., в точности как мы договаривались.., по-моему, там никого не было…
   — Ну, так тогда нечего паниковать! — женщина снова оскалила мелкие острые зубы. — Лучше сосредоточься на том, как довести начатое до конца. Ты помнишь, что нам еще нужно сделать?
   — Еще бы.., разве такое забудешь!
   Карина снова внимательно вгляделась в свое отражение и озабоченно проговорила:
   — Все-таки у меня точно появилась новая морщинка. Лика предлагала новый израильский крем, говорят, он творит настоящие чудеса!
   Алка открыла дверь, держа в одной руке бутерброд, а в другой — телефонную трубку, как видно в отсутствие мужа она расслаблялась по полной программе. Надежда показала ей, чтобы закруглялась — есть, мол, важный разговор.
   Алка подняла брови и ушла в комнату, чтобы Надежда ей не мешала.
   Надежда переобулась в домашние тапочки и тут на нее налетел кто-то огромный, золотисто-черный. Шершавый теплый язык коснулся щеки.
   — Дик, отстань! — отбивалась Надежда. — Ну что это еще за телячьи нежности?
   Но Дик не унимался, он очень любил Надежду. Хвост его мотался так яростно, что сшиб по дороге кое-что из одежды и красивую керамическую вазочку. Пришлось Надежде принять положенную порцию собачьих ласк, выдать Дику специальную резиновую косточку, после чего отправиться на кухню. Попугай Кеша, сидя в клетке, приветствовал ее неразборчивым бормотанием. Надежда слегка удивилась — Кеша отлично разговаривал, когда хотел. Она просунула палец в клетку, насыпала семечек, попугай семечки есть не стал, а вместо этого больно клюнул Надежду за палец.
   — Все ясно, — сказала она, — ты не в настроении. Ну и сиди один.
   Кеша обиженно буркнул что-то ругательное..
   — Не обращай внимания, — сказала Алка, это звери сердятся, что дома целыми днями никого не бывает.
   — Распустили мы их, — вздохнула Надежда, вспомнив своего собственного рыжего хулигана и почесав ушибленный бок, — а вообще-то, Алка, у меня к тебе серьезный разговор.
   — Только не про диету! — замахала руками подруга.
   — Есть замечательная, итальянская, — заискивающе продолжала Надежда. — Значит, с утра на голодный желудок съедаешь пять оливок… вот, я как раз купила банку.., еще можно кофе, только черный и без сахара…
   — Чудно, сейчас кофе выпьем — оживилась Алка.
   — На обед можно мидии или креветки с зеленым салатом, только без майонеза, — гнула свое Надежда, — а на ужин — сыр пармезан и фрукты.
   — Да? — оживилась Алка. — А пармскую ветчину можно?
   — Нельзя, — твердо ответила Надежда, — только сыр и дары моря.
   — Но Парма же тоже в Италии… — уперлась Алка.
   — Мало ли что еще есть в Италии! — рассердилась Надежда. — Неаполь тоже в Италии, что же, на диете пиццу по-неаполитански можно есть?
   Алка представила себе огромную пиццу с ветчиной, грибами, помидорами и козьим сыром и умильно зажмурилась. Чтобы поддержать подругу. Надежда открыла банку маслин.
   — Ладно. Это была прелюдия, — сказала она. — Собственно разговор впереди.
   Она выплюнула косточку от черной оливки в подставленное Алкой синенькое блюдечко и выложила подруге все свои здравые мысли по поводу исчезновения Люськи.
   Алка держалась твердо, как гранитная скала. По ее мнению, Надежда все выдумала. То есть конечно Люська вчера исчез, но этому можно найти самое простое объяснение. Кстати, Люськина жена его уже нашла, объяснение то есть. А ведь она лучше всех знает Илью Цыпкина, два раза за него замуж выходила. И ничуть не удивилась его вчерашнему поведению.
   — А у тебя, Надежда, слишком развито воображение, — говорила Алка учительским голосом, — и причем мысли твои направлены исключительно в одну сторону, криминальную.
   — По-твоему, я думаю только о том, чего бы спереть или кого бы убить? — возмутилась Надежда.
   — Не передергивай, — Алка оставалась абсолютно спокойной, — ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. А с Люськой ничего не случилось.
   — Ну хорошо, я очень хотела бы в это верить, — сказала Надежда, вовсе и не думая сдаваться, — допустим, он встретил — в четвертый раз! — женщину своей мечты и увлекся. Но как он мог забыть, что мы ждем его за столиком?
   Вот если бы он передал официанту деньги, а сам ушел — тогда бы я ни капельки не волновалась…
   — Ну, забыл…
   — Брось, Алка, ты сама в это не веришь! убежденно сказала Надежда. — Вспомни, кто вел тебя в медпункт, когда в третьем классе на продленке Витька Чечулин бросил камень и рассек тебе лоб? Ты боялась крови и орала ужасно, и Люська перевязал тебя своим новым мохеровым шарфом.
   — И вовсе я не орала, — надулась Алка.
   — Еще как орала! — напомнила Надежда. — Как будто тебя режут. Кровищи было — ужас, Марья Петровна с продленки сама чуть в обморок не упала, один Люська головы не потерял. А ему потом за шарф от матери влетело! А Витьку Чечулина он бил потом портфелем по голове, я сама видела! А когда в восьмом классе нас с тобой прорабатывали на комсомольском собрании за то что мы завалили Ленинский зачет, кто выстоял протрю исторички, которая чуть ли не из школы нас предлагала исключить? Люська не побоялся! Главное, учителя все прямо обалдели, так она дело повернула. Хорошо Люська им мозги малость прочистил.
   — Жуткая сволочь была историчка, — согласилась Алка, — даже не помню, как ее звали.
   — А кто стоял вместе с нами в очереди за белыми туфлями на выпускной вечер? — вопрошала Надежда. — Нас бы без Люськи там просто на клочки разорвали! До сих пор эти туфли где-то у меня валяются, выбросить жалко, хоть и неудобные были — ужас! Алка, да Люська в жизни бы нас не бросил, мы его сто лет знаем, а люди не меняются!
   — Наивная ты, Надя, — вздохнула Алка, — уж я в школе без малого тридцать лет работаю, такого нагляделась! Короче, что ты сейчас от меня хочешь?
   — Идем в ресторан, там на месте порасспросим персонал, может кто видел, куда Люська делся…
   За разговором они как-то незаметно съели всю банку маслин, и Надежда очень по этому поводу расстроилась. Алка порывалась надеть все то же ярко-красное платье с иероглифами сюнь, мотивируя это тем, что тогда ее легче узнают в ресторане. Надежда долго убеждала ее, что лучше одеться поскромнее — мало ли куда придется потом идти? На самом деле ей Алкино платье надоело еще вчера. В конце концов Алка надела льняные брюки и кофту в желтых цветах непонятного наименования.

* * *

   В этот час ресторан был почти пуст. Только возле окна обедали, тихо переговариваясь о чем-то своем, девичьем две деловые женщины средних лет, и в одиночестве расправлялся с огромной грудой морепродуктов бритоголовый мужчина самого угрожающего вида.
   Навстречу подругам выдвинулся официант и осведомился:
   — У вас заказано?
   — А что — если не заказано, так у вас и стола не найдется? — спросила Надежда, окинув взглядом пустой зал.
   — Из центральной по претензиям! — с апломбом заявила Алла, чувствительно ткнув подругу локтем, и прошествовала в глубину помещения, легко отбросив с дороги растерявшегося официанта.
   — Что это ты вздумала за стол садиться? шипела она. — Мне еще вчера тут все осточертело! А если припрется тот самый тип, которому мы вчера на чай не дали, — да он же нас просто съест без соли и масла!
   — Ну, тобой-то он точно подавится, — подначила Надежда.
   — Все равно, денег нет по ресторанам рассиживаться…
   Алка была в боевом настроении. Надежда даже пожалела, что взяла ее с собой, как бы скандала не было…
   Возле туалета какая-то щупленькая девочка возила по полу ярко-оранжевой шваброй.
   — Безобразие! — воскликнула Алла, неожиданно вспомнив, что она педагог. — Эксплуатация детского труда! Необходимо обратиться в комиссию по делам несовершеннолетних!
   Надежда дернула ее за рукав — уймись, мол, а то выгонят, и ничего мы про Люську не узнаем, но в это время девочка обернулась и тихонько захихикала. Ее круглое личико было покрыто морщинками, как печеное яблочко.
   — Что, сзади пионерка, спереди пенсионерка? — она отставила швабру и распрямилась. Не вы первые, не вы последние!
   — Извините, — пробормотала Алла.
   — Да что вы, — уборщица явно веселилась, мне очень приятно! Значит, еще не окончательно потеряла форму!
   Голос у моложавой старушки был молодой и звонкий, одета она была в клетчатую рубашечку и джинсы детского размера.
   — А где вы раньше работали? — поинтересовалась Надежда, у которой уже появилась смутная догадка.
   — Актрисой сорок лет оттрудилась, в Театре юного зрителя.., на амплуа травести, в основном пионеров играла!
   Она встала в третью позицию и тонким голосом запела:
   — Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих…
   Исполнив первый куплет, старая актриса замолчала, оглянувшись на зал ресторана, и вполголоса добавила:
   — Шеф ругается, когда я пою. Говорит, у некоторых посетителей мой репертуар вызывает неприятные эмоции…
   — Не волнуйтесь, у нас не вызывает, — успокоила ее Надежда. — А скажите, вчера вы тоже здесь работали?
   — А как же! Каждый день, как положено, нахожусь на трудовом посту… — и она пропела:
   — Завтра будет лучше чем вчера.., лучше чем вчера, лучше чем вчера…
   — Целиком с вами согласна! — подхватила Надежда. — Но я, вообще-то, о другом! Вы вчера здесь не заметили такого симпатичного мужчину..
   — Милая, — не дала уборщица закончить фразу, — в моем возрасте все мужчины моложе семидесяти кажутся удивительно симпатичными!
   Она ловко крутанулась вокруг швабры и запела звонким голоском:
   — Раз иголка, два иголка — будет елочка! Раз дощечка, два дощечка — будет лесенка! Раз словечко, два словечко — будет песенка!
   — Вместе весело шагать по просторам, по просторам, по просторам… — подпела Алка, но Надежда вовремя наступила ей на ногу.
   Алка опомнилась и замолчала, а Надежда продолжала свое:
   — ., такого полноватого, невысокого, с густыми черными волосами и пышными усами…
   — С усами? — переспросила травести. — Вроде как был такой.., у него еще телефон с такой хорошей музыкой…
   — С какой? — ухватилась Надежда. — Не помните?
   — Как же.., а, вспомнила! — и бодрая старушка снова запела пионерским голосом:
   — Эх, хорошо в стране советской жить, эх, хорошо страной любимым быть, эх, хорошо стране полезным быть, красный галстук с гордостью носить…
   Надежда с Аллой переглянулись. Эта самая мелодия была записана на Люськином мобильнике! Надежда еще вчера повеселилась, а Люська не моргнув глазом, заявил, что скучает по своему пионерскому детству.
   В глубине коридора приоткрылась дверь, из нее выглянула совершенно лысая голова, и недовольный мужской голос произнес:
   — Мишугина, опять за старое взялась? Опять пионерские песни поешь? Я же тебя, кажется, предупреждал…
   — Лев Яковлевич, последний раз! — травести сложила ручки на груди. — Честное пионерское, это не повторится!
   — Ну, смотри у меня, Мишугина! — голова спряталась и дверь закрылась.
   — Вот видите, — травести тяжело вздохнула, не ценит начальство мое стремление нести искусство в массы. Или моя тематика их не устраивает! Придется, видимо, разучивать на старости лет песни из репертуара Филиппа Киркорова..
   Надежда прервала словоохотливую травести, пока та не запела «Банька моя, я твой тазик»:
   — Значит, ему позвонили по телефону?
   — Кому? — удивленно переспросила уборщица.
   Судя по всему, она погрузилась в воспоминания о своем славном театральном прошлом, и совершенно забыла, о чем они только что разговаривали.
   — Ну, тому мужчине с усами, — терпеливо проговорила Надежда, — у которого записана на мобильнике песня «Эх, хорошо…»
   — Ах, этому! — уборщица неохотно вернулась мыслями в скучный сегодняшний день. — Ну, выходит, позвонили, раз музыка заиграла. Не позвонили бы, так верно бы не заиграла…
   — Несомненно, — устало согласилась Надежда. — А вы случайно не слышали, о чем он разговаривал?
   Одаренная уборщица задумалась. Надежда смотрела на нее с ожиданием. Алка нетерпеливо посматривала на часы. Она не очень-то верила в пользу от их сегодняшнего похода.
   — Вроде как он сперва послушал, а потом сказал:
   «Ну сейчас, одну минуту! Я выйду!»
   — И вышел? — недоверчиво уточнила Надежда.
   Уборщица явно что-то путала. Люська не проходил через зал ресторана, они бы его непременно заметили.
   — Вышел, — убежденно кивнула уборщица.
   — Путаете вы что-то! — подала голос Алла. Никуда он не выходил! Мы почти напротив входа сидели…
   — Так он не туда вышел! — травести кивнула в сторону зала.
   — А куда? — оживилась Надежда.
   — А вот сюда, через служебный выход! — и уборщица мотнула головой в дальний конец коридора.
   Неожиданно возле них возникла сухопарая женщина в строгом бордовом костюме и осведомилась, подозрительно глядя на подруг:
   — Я извиняюсь, женщины, вы из какой конкретно организации? И что вы здесь, в таком странном месте, возле туалета, проверяете? А вы, Мишугина, почему не занимаетесь своим непосредственным делом?
   — Мы из центральной по претензиям! А если более конкретно — из ГУИОН и БУБОН! — с апломбом ответила Алла. — Проверяем наличие отсутствия дополнительных путей эвакуации в случае чего!
   — В случае чего? — не отступала женщина в бордовом.
   — В случае того! — сурово ответила Алла. Не вопросы нужно задавать ответственным работникам, находящимся при исполнении, а пути эвакуации содержать в постоянной готовности!
   Сами знаете, живем как на вулкане! — и она, крепко подхватив Надежду под локоть, решительно зашагала в направлении, указанном бывшей заслуженной пионеркой.
   — Ну, ты даешь! — восхищенно шепнула Надежда. — До такого даже я не додумаюсь! Верно говорят, что нахальство — второе счастье!
   — Всем оставаться на местах! — лихо ответила Алка. — Наше оружие — внезапность!
   Коридор поворачивал под прямым углом и упирался в железную дверь, закрытую на самую обычную задвижку.
   Сзади приближались шаги опомнившейся женщины в бордовом.
   — А можно документики ваши полюбопытствовать? — кислым голосом проговорила она, вывернувшись из-за угла.
   — Нельзя! — строго ответила Алка, не оборачиваясь, и добавила:
   — Поскольку мы конкретно из центральной по претензиям, то никакие претензии к нам не предъявляются, а вы со своими претензиями можете обращаться в отдел претензий!
   Выговорив эту немыслимую фразу, она отодвинула задвижку, и подруги вышли из служебной двери ресторана, с грохотом захлопнув ее за собой. Надежда опасливо оглянулась на дверь. Как бы не привела эта тетка в бордовом костюме кого покрепче себе в помощь. Она внимательно оглядела окрестности.
   Они с Алкой оказались в типичном петербургском дворе, отчасти стыдливо заасфальтированном, отчасти заросшем густыми пыльными лопухами. Возле ресторанной двери лопухов не было, зато здесь было огромное количество ломаной тары самого разного назначения. Среди этой тары очень уютно расположилась худощавая трехцветная кошечка с двумя очень похожими на нее котятами. Кошечка свободной лапой намывала себе мордочку, один из котят в упоении ловил собственный хвост, а второй сочувственно за ним наблюдал. При появлении подруг кошечка ненадолго прервала свою водную процедуру, приветливо взглянула на Надежду и негромко мурлыкнула.
   — Вот кто мог бы нам многое порассказать, со вздохом проговорила Надежда. — Да, к сожалению, мы вряд ли найдем с ней общий язык…
   Шустрый котенок почти поймал свой хвост, но в самый последний момент не удержал равновесия и свалился на спину. Мама озабоченно взглянула на него и на всякий случай пару раз лизнула. Второй котенок, видимо, обидевшись на такую вопиющую несправедливость, или просто внезапно охваченный охотой к перемене мест, заковылял прочь от матери по пластмассовому ящику, гордо задрав коротенький треугольный хвостик. Дойдя до края ящика, он не остановился, а смело шагнул вперед и провалился в щель между ящиком и стеной дома.
   Оттуда тут же донесся его испуганный писк.
   Кошка-мама озабоченно привстала, заглянула в щелку, но ничем не смогла помочь своему чересчур любопытному отпрыску.
   Надежда Николаевна, как котовладелица с большим стажем, не смогла остаться в стороне от этой маленькой трагедии. Она наклонилась, приподняла ящик и осторожно вытащила пострадавшего.
   — Ну, ты прямо как спасатель МЧС! — одобрительно проговорила Алла, наблюдая за действиями подруги.
   Котенок, которого Надежда осторожно несла за шкирку, выдирался и жалобно мяукал.
   — Ну что ты вопишь, дурачок, — Надежда опустила его рядом с матерью, — ведь я тебе ничего плохого не делаю!
   Тем не менее, едва она его выпустила, неблагодарный ухитрился укусить ее за палец.
   — Во дает! — обиделась Надежда Николаевна. — Вот и совершай после этого добрые дела!
   Тебя же еще и укусят! Чего ожидать от людей, если даже кошки начисто лишены чувства благодарности! Кстати, очень больно, — она потерла палец, — зубки хоть и маленькие, но острые!
   Она снова наклонилась над тем простенком, из которого только что вытащила котенка, и удивленно проговорила:
   — А это что такое?
   В пыли что-то тускло блестело.
   Снова протянув руку. Надежда достала часы , на тяжелом серебристом браслете.
   — Ты смотри, как интересно! Кто-то уронил туда часы.., кстати, очень даже приличные…
   — Ну-ка, дай посмотреть! — Алла протянула руку. — Правда, швейцарские, вот название фирмы., а тут что выгравировано…
   Она поднесла часы ближе к глазам и удивленно прочитала:
   «Иле на годовщину нашей встречи».
   — Так это Люськины часы! — закричала Надежда.
   — Что ты так кричишь! — оборвала ее Алла. Хочешь, чтобы сюда весь район сбежался? Вон, своих друзей переполошила!
   Действительно, кошка решила, что здесь становится слишком шумно, схватила одного из котят за шкирку и потащила его в дальний угол двора.
   — Но это же действительно Люськины часы! — повторила Надежда Николаевна, на этот раз вполголоса. — Идя — это ведь Илья! Его теперешняя жена, ну эта, то ли вторая, то ли четвертая, так и называет — Идя! Наверное, это она и подарила ему эти часы на какую-то их годовщину…
   — Ну да, например, на годовщину окончания того детского сада, в котором они познакомились.
   — Ну, Алка, что ты говоришь! Ведь с ним что-то случилось…
   — Да ничего с ним не случилось! Встретил очередную великую любовь и бросился за ней, задрав хвост, как этот котенок…
   Как раз в это время кошка вернулась за вторым отпрыском, недовольно покосилась на подруг, схватила второго котенка за шкирку и удалилась. Надежда прекрасно видела, что Алка на самом деле согласна с ней, а спорит просто так, из духа противоречия.
   — Нет, Алка! — убежденно проговорила Надежда. — Я и раньше была уверена, что Люська не мог просто так бросить нас с тобой, не мог так поступить, а теперь, найдя эти часы, больше не сомневаюсь — с ним точно что-то стряслось! Сама посуди — как могли сюда попасть эти часы?
   — Да просто свалились с руки! Со мной тоже как-то раз такое случилось — браслет расстегнулся, и часы упали…
   — Вот именно! У тебя браслет расстегнулся!
   А этот браслет очень надежный, и он застегнут!
   Так что часы могли свалиться только во время борьбы! То есть Люську схватили, он сопротивлялся, при этом уронил часы.., а может быть, неожиданно осенило Надежду, — он их уронил нарочно, чтобы оставить нам какой-то след!
   — Ну да, — подхватила Алла, — как Мальчикс-пальчик.., ой, Надька, у тебя чересчур развита фантазия! Слишком много детективов читаешь, везде тебе мерещится какой-то криминал!
   Да сама посуди, как он мог думать, что мы будем здесь рыться, спасать котят и наткнемся на его часы?
   — Ну, допустим, не мы, — Надежда пошла на попятную, — но кто-нибудь другой мог найти и заинтересоваться…
   — Я тебя умоляю! Да скорее всего, эти часы нашел бы какой-нибудь бомж и продал за бутылку ., часы хорошие, дорогие…
   — Ну, значит, они просто случайно упали, во время борьбы, но тем не менее борьба была, и нашего Люську определенно похитили! Ведь ему кто-то позвонил по телефону, так? Уборщица слышала…
   — Ну так…
   — И он вышел навстречу этому кому-то. Так какого черта этот кто-то назначил Люське встречу возле помойки? — Надежда указала на кучу сломанных ящиков, словно призывая эту кучу в свидетели; — Если тебе скрывать нечего, так выходи через парадный вход! В машине можно поговорить…
   — Да вот кстати, — обрадовалась Алка, — а куда тогда девалась его машина? По-твоему выходит, что Люську тут приложили ящиком по голове, схватили и куда-то унесли? Они что целый квартал его тащили, потом перед парадным входом его в собственную машину запихнули и уехали?
   — А вот это мы сейчас и выясним! — Надежда потащила Алку к выходу.
   И тут открылась железная дверь, и на пороге появился здоровый и мордатый охранник.
   — У вас проблемы? — буркнул он. — Чего здесь сшиваетесь?
   — Мы свои проблемы решим быстро, — ответила Надежда, — а вот у вашего начальства точно будут проблемы. Имеет место антисанитарное состояние служебного помещения и загромождение путей эвакуации! — она обвела рукой неприглядную кучу мусора.
   Здоровяк сделал шаг к ним, и две подруги позорно бежали с поля боя. Они обошли здание, где помещался ресторан, и снова приблизились ко входу. По дневному времени швейцар не стоял возле двери, а сидел в холле. И не было на нем сегодня шикарной адмиральской формы, а так — курточка какая-то.., однако и в этом невзрачном одеянии во внешности привратника было что-то значительное, кроме того, при дневном свете его необычный шрам в форме пятиконечной звезды еще больше бросался в глаза. Надежда подошла к окну и помахала рукой. Швейцар привстал со своего места и удивленно уставился на нее. Надежда поманила его рукой, потом рядом появилась Алка.
   Швейцар, мужчина не первой молодости, с интересом уставился на Алку в необъятной кофте, но не делал попыток встать с места.
   — Алка, у тебя есть пятьсот рублей одной бумажкой? — тихонько спросила Надежда.
   — А зачем?
   — Дай, я тебе сотенными верну. А то мелкими неудобно давать.., он такой представительный..
   Алка порылась в кошельке и показала швейцару купюру. Тот оживился и вышел на крыльцо.
   — Ну?
   — Не «ну», а здрассте, — мрачно буркнула Алка, ей жалко было расставаться с деньгами.
   Надежда пыталась оттереть Алку плечом, но не с ее силами это было сделать. Швейцар очень внимательно уставился на непонятные желтые цветы, обильно покрывающие Алкину кофту.
   — Одуванчики мои, цветики степные… — тихонько промурлыкал он.
   «А ведь и вправду они на одуванчики похожи! — осенило Надежду. — А я-то мучилась, никак понять не могла…»
   Алка поймала взгляд швейцара и начала медленно закипать. Надежда все же умудрилась всунуться между ними и быстро затараторила:
   — Вы, я вижу, человек наблюдательный. Вот вчера вечером тут машина стояла, «вольво», помните?
   — Светлая? — уточнил швейцар.
   — Цвета топленого молока, — обрадовалась Надежда.
   Швейцар протянул руку за деньгами, но Алка отступила в сторону и сделала жест, который трактовался однозначно: сначала, мол, сведения, а потом — деньги. Швейцар оглянулся на Надежду, та молча развела руками.
   — Помню, — вздохнул покорившийся работник входной двери, — я и вас помню. И водителя — такой темный, с усами… Где-то я его раньше видел…
   — А скажите пожалуйста, машина потом куда делась? — наседала Надежда.
   — Как — куда делась? Куда машины деваются? Уехала машина… — швейцар пожал плечами, — а вы нескоро вышли, еще посидели.
   — Значит, тот мужчина, что нас привез, сел в машину и уехал? — упавшим голосом спросила Надежда, предчувствуя, что сейчас скажет ей Алка.
   — А я этого не говорил! — невозмутимо открестился швейцар. — В машину другой сел.
   — Что такое? — встрепенулась Надежда.
   — Да говори ж ты толком! — приказала Алка.
   — Парень, молодой довольно, одет просто, но чисто, подошел, открыл машину и уехал…
   — И вы ничего не заподозрили? — заорали подруги хором.
   — А мне что? Вижу — он ключами открывает, сигнализация не сработала. Мое какое дело?
   Может, хозяин напился, и теперь его кто-то домой везет.
   — Эх! — Алка с презрением поглядела на швейцара, но деньги отдала.
   — Подождите! — осенило Надежду. — Но вы хоть того типа запомнили?
   — Молодой, лет тридцати, — задумался швейцар, — волосы совсем белые, как будто нарочно обесцвеченные, да еще длинные, так сейчас никто не носит.., и брови такие же белые, в общем, этот, как его.., альбинос.., да, вот еще, за левым ухом родинка, большая, со старую двухкопеечную монету.
   — И на том спасибо, — сурово сказала Алка, развернулась на каблуках и пошла, твердо печатая шаг.
   Одуванчики на кофте колыхались, как при легком утреннем ветерке.
   — Городские цветы, городские цветы… — пропел ей вслед швейцар задушевным голосом.
   Надежда против воли прыснула и припустила за подругой.
   — Нет, ну какой наглец это швейцар! — возмущалась Алка. — И к обязанностям своим наплевательски относится! Видит, что чужой человек садится в доверенную ему машину — и хоть бы слово сказал!
   — Да еще и описать-то его как следует не сумел! — поддержала Надежда.
   — Да у меня двоечник Охломонов меньше тормозит! — припечатала Алка и тут же зарулила в кафе на углу.
   — Мороженое и молочный коктейль! — крикнула она официантке и плюхнулась за столик в углу, поближе к кондиционеру.
   — Апельсиновый сок! — укоризненно сказала Надежда, но Алка предпочла не услышать намека в ее голосе.
   — Теперь ты веришь наконец, что Люська нуждается в нашей помощи? — начала Надежда, когда Алка, вытянув одним глотком полстакана коктейля, занялась мороженым.
   — Ну, допустим, я верю, — ответила успокоившаяся Алка, — но что теперь делать? Куда нам, бедным, податься? В милицию? Я тебя умоляю… Там с нами и разговаривать не станут, потому что заявление о пропаже могут подавать только родственники, да и то вряд ли примут.
   — А если примут, то только через три дня, уж такие у нас законы! — подхватила Надежда. — Да все я знаю, Люськина нынешняя жена и не собирается этого делать. Она-то уверена, что он загулял. Но, понимаешь, из разговора с ней у меня сложилось впечатление, что кто-то из одноклассников ей сообщает много интересного о нас всех, есть у нее свой агеш, засланный казачок. Кто бы это мог быть?
   — Тут и думать нечего, — Алка даже отодвинула вазочку с мороженым, — это Сонька Бломберг. Она всегда все про всех знает, у нее фишка такая. Кто мне сказал, что Ленка Саватеева отшлифовала морду в Швейцарии? Сонька.
   Кто заявил, что у Светки Малининой и Вадика Таранова снова будет роман? Она. Так оно и есть — ишь как Вадька Светку на встрече обхаживал.
   — А помнишь, давным-давно, когда Лиду Зайкину бросил муж? И даже в роддом за ней не пришел, подлец. Так Сонька нас всех подняла по тревоге, и мы ввалились за Лидкой целой толпой с цветами и подарками! — засмеялась Надежда.
   — Муж потом вернулся, Лидка, дура, его приняла, — подхватила Алка, — да только через три года они окончательно развелись. Это тоже Сонька мне рассказала…
   — Ладно, звоним Соньке, — Надежда достала потрепанную записную книжку, — сегодня что у нас — рабочий день? Значит, звоню на работу.