Александрова Наталья Николаевна. Месть подают холодной

Наталья АЛЕКСАНДРОВА
МЕСТЬ ПОДАЮТ ХОЛОДНОЙ

* * *

   Павел осторожно повернул ключ в замке.
   Конечно, в его просторном коттедже спальня была далеко от входных дверей, но он знал, какой слух у его жены, какой у нее чуткий сон, и старался не шуметь. Стальная дверь предательски лязгнула. Павел шагнул в коридор.., и вполголоса выругался.
   Холл был залит светом. Манана стояла против дверей в полупрозрачном золотистом пеньюаре, с бледным от ненависти лицом.
   — Ты что, так здесь и стояла всю ночь? — осведомился Павел с холодной язвительностью.
   — Да, а что? Тебя разве интересует, что я делаю по ночам? Разве ты еще помнишь, что у тебя есть жена? По-моему, тебя давно уже интересуют только дорогие шлюхи! Наверное, только с ними ты что-то еще можешь, импотент несчастный! — Она швырнула в него дорогую саксонскую тарелку.
   Павел легко отклонился, и тарелка вдребезги разлетелась, ударившись о косяк. Заранее приготовила, стерва, чтобы бросить в мужа! Так и стояла всю ночь с тарелкой в руках, как кошка в засаде.., дикая кошка, бешеная сука!
   Когда-то его забавлял ее кавказский темперамент, но в последний год она стала совершенно невыносимой. Он больше не может выносить ее ненормальную ревность, эти многочасовые скандалы…
   Павел попытался обойти жену, но Манана с яростным воплем бросилась к нему, целясь лиловыми ногтями в глаза. Он еле увернулся, закрывая глаза, и сильно толкнул наугад. Манана вскрикнула, поскользнулась и отлетела в угол. Павел шагнул было, собираясь запереться в кабинете, но резко остановился, смущенный наступившей тишиной.
   Он обернулся.
   Манана лежала на полу в позе уснувшего ребенка. Ее лицо, только что обезображенное ненавистью, медленно разглаживалось, и на нем проступала сквозь напластования ссор, горечи, обид ее изумительная восточная красота.
   А на полу возле ее виска расплывалось огромное черно-красное пятно.
   Павел наклонился над женой, назвал ее по имени, потрогал запястье, пытаясь нащупать пульс, но подсознательно он понял уже, что случилось. Он знал, что Манана мертва, и, если до конца быть честным с самим собой, обрадовался этому. Она стала невыносима, и пыталась такой же невыносимой сделать его жизнь. Разумеется, такая ее смерть может причинить ему массу неприятностей… Но для чего же тогда существует Кандауров, как не для таких случаев? За что Павел платит ему такие огромные деньги?
   Павел достал из кармана трубку и нажал кнопку с номером телефона Кандаурова.
   — Женя, приезжай немедленно.
   Кандауров появился через двадцать минут, свежий и энергичный, как будто его и не разбудили в четыре утра. С первого взгляда оценив ситуацию, он начал действовать.
   — Переодень ее. Ничего не забудь — одежда, нижнее белье — все должно быть надето так, будто она одевалась сама.
   Павел со вздохом подошел к телу жены.
   Красное пятно стало бурым и подсохло, волосы на затылке слиплись. Он обнажил такое знакомое холеное тело и начал одевать его.
   Жуткое занятие, но надо все вытерпеть, слишком многим он рискует, если его заподозрят.
   Не забыть потом отмыть пол от крови, а то утром прислуга придет, заметит.
   Павел провозился почти час. Кандауров в это время куда-то уезжал. Через час он вернулся. На заднем сиденье его машины лежала, скорчившись, рыжеволосая молодая женщина.
   — Это еще кто такая? — недовольно спросил Павел.
   — Не бойся. Ей придется сыграть роль Мананы, потом она исчезнет. Дай ей плащ Мананы, темный парик у нас есть.
   Пока гостья переодевалась, Павел с Кандауровым вынесли тело Мананы в гараж и положили в багажник черной БМВ.
   Потом женщина села за руль, выехала к воротам жилмассива и посигналила. Сонный охранник выглянул в окно, увидел знакомую машину, женский силуэт за рулем и открыл ворота. Отъехав на пару километров, машина остановилась.
   Кандауров выехал чуть позже и, не торопясь, приблизился к БМВ. Женщина вышла и подсела к нему, протягивая парик и плащ Мананы. Кандауров в свою очередь протянул ей пачку денег.
   — Здесь маловато, — скривилась рыжеволосая, — ты не предупреждал, что тут убийство.
   — Это несчастный случай, — отрывисто ответил Кандауров, — бери деньги и мотай отсюда немедленно, если не хочешь неприятностей.
   — Мало денег, — упрямо проговорила женщина.
   — Рискуешь — угрожающе прошипел Кандауров.
   «Ты сам еще больше рискуешь», — подумала она, но сделала вид, что смирилась.
   Затем они поменялись машинами. Подъезжая к Москве, Кандауров внимательно осмотрел шоссе и, убедившись в отсутствии свидетелей, резко крутанул руль и выпрыгнул из машины.
   Черная БМВ слетела в кювет и перевернулась. Наступила глухая предрассветная тишина. Бензобак не взорвался. Машина не загорелась, но этого было и не нужно: удар был настолько сильным, что женщина за рулем неминуемо разбилась бы насмерть. Ремнем Манана никогда не пристегивалась, а аэрбэга в БМВ не было, поэтому именно эту машину и выбрал Кандауров у Павла в гараже.
   Убедившись, что все выглядит достаточно правдоподобно, Кандауров зашагал к условленному месту, где его партнерша должна была оставить его машину.

* * *

   — Твою сестру убили, а ты ничего не делаешь. — Старая женщина с лицом хищной птицы и гордой посадкой головы шевелила пальцами, будто перебирала невидимые четки. — Если ты настоящий мужчина, ты должен отомстить за Манану.
   — Мама, это был несчастный случай. — поморщился Арам, — никто ее не убивал. Ты же знаешь, как она ужасно водила! И куда ей понадобилось мчаться в такую рань?
   — Вот именно! Куда она ехала? Может быть, она ехала ко мне, чтобы рассказать что-то?
   — Мама, ты всегда не любила Павла, но обвинять его в убийстве — это чересчур.
   — Он негодяй. Моя девочка всегда была с ним несчастна…
   — Брось ты, мама, все мы не святые. Мы с Ларисой тоже вечно ссоримся…
   — Но ты же ее не убиваешь!
   — Ну с чего ты взяла, что это Павел убил Манану? Зачем ему это нужно?
   — Ты думаешь, что твоя мать выжила из ума? — Старуха, не покидая глубокого кресла, дважды стукнула в пол тяжелой резной палкой.
   Дверь в соседнюю комнату открылась, оттуда вышла молодая рыжеволосая женщина и остановилась в ожидании.
   — Расскажи ему то, что рассказывала мне, — властным голосом сказала старуха.
   Когда рассказ был окончен, и мать с сыном снова остались наедине, она спросила:
   — Ну а теперь что ты скажешь?
   — Это будет очень трудно… — задумчиво произнес сын.
   — Но ты должен сделать это, если ты мужчина.
   — Он всегда и всюду с охраной.
   — Это его не спасет.
   — Кроме всего, за ним стоят очень влиятельные и могущественные люди. С ними нельзя ссориться.
   — Ты должен это сделать.
   — Мне нужно это сделать так, чтобы подозрения не пали на нас. Ты понимаешь…
   — Но ты это сделаешь. Вот, посмотри, — старая женщина развернула небольшой сверток и протянула сыну кружевной платок в бурых пятнах, — посмотри, это кровь твоей сестры. Когда я приехала в морг, этот платок лежал рядом.., рядом с ее телом. Возьми его.
   Он будет напоминать тебе о том, что ты должен сделать. И пока ты не сделаешь этого, тебе не будет покоя.
   — Да, мне не будет покоя, — повторил сын, как эхо, мрачно уставившись в пол.
   — А если ты не сумеешь, — угрожающе продолжала мать, — то я сама этим займусь…
 
   Газета «Асток-Пресс»:
   Академия иррациональной психологии Черномор Андрей Ипатьевич — наставник многих ныне практикующих колдунов Москвы и Санкт-Петербурга.
   Виртуальная магия действия.
   Диагностика и коррекция кармы, снятие порчи, венца безбрачия, проклятий.
   Золотой обряд на деньги, бизнес.
   Заговор на удачу, (серебряное кольцо — талисман).
   Приворот. Возврат любимых. Ритуал на верность.
   Заговор на расположение нужной вам особы (в бизнесе, в личной жизни).
   Защита от суда.
   Реализация конкретной цели.
   Он не гадает и не убеждает воспользоваться колдовством. Но если вы знаете, чего именно хотите, он действительно может это осуществить.
 
   Ресторан назывался «У Карла и Клары», и на вывеске рядом с названием были нарисованы две симпатичные вороны. Собственно, это был даже не ресторан, а ресторанчик — небольшое уютное помещение, всего столиков двадцать. Ресторан держала семейная пара средних лет, хозяйку действительно звали Клара. Муж ее не был тезкой знаменитого ворона из сказки, но это было не важно, так как всем заправляла Клара Леонидовна — она встречала наиболее почетных гостей, с ней договаривались об особенно важных мероприятиях. Мероприятия у Клары были специфические. Никаких шумных застолий, Боже упаси нас от свадеб с пьяными гостями, орущими «Горько!», да и места маловато. Не посещали также Клару развеселые компании со шлюхами, этим вход в заведение был закрыт навсегда. Все было иначе. Скромный деловой ужин с женами на шесть, максимум на восемь персон, или небольшое семейное торжество — совершеннолетие дочери, например, которое родители хотят отпраздновать отдельно, без молодежи. Для этой цели имелась у Клары отдельная комната. Кухня преимущественно была французская, Клара держала неплохого повара. Ресторан был известен винами, и мало кто из завсегдатаев знал, что замечательный ассортимент обеспечивает муж Клары Константин Петрович. Он также набирал штат и следил неусыпно, чтобы все было в порядке.
   Дела в ресторане шли неплохо.
   Столики, за небольшим исключением, были на двоих, так что Клару посещали в основном пары. Сюда приходили не просто с дамой, а с дамой сердца, с возлюбленной, с кем хотелось провести тихий спокойный вечер, глядя в глаза и наслаждаясь приятной беседой. У Клары не принято было разглядывать соседей и, тем более, пытаться заговаривать с ними или, не дай Бог, посылать бутылку вина, посетители находили особую прелесть в уединении. Ресторан открывался в полседьмого, к семи собирались первые клиенты. Столики, в основном, заказывались заранее. В глубине зала была небольшая эстрада, где стоял маленький кабинетный рояль, за которым хозяйничал маэстро Эдик — всегда во фраке, с длинными седыми волосами, собранными в хвост. Оркестра не было, танцев тоже. Эдик наигрывал мелодии пятидесятых годов, импровизировал, не брезговал и классикой. У входных дверей стоял не бритоголовый молодой человек с накачанными мускулами, а мужчина лет тридцати пяти в хорошо сшитом темном костюме с приветливым выражением лица. Мужчина был мастером по восточным единоборствам, но про это знали только хозяева ресторана. Еще мужчина в свое время закончил психологический факультет Государственного университета и даже собирался защищать кандидатскую диссертацию, а от природы был неплохим физиономистом. Нежелательных посетителей он угадывал, еще когда те были на улице, и отказывал им вежливо, но твердо. Гардеробщицей держали молоденькую девушку Дину. Она казалась младше своих лет и всех посетителей встречала чудесной, почти детской улыбкой, от которой все личико ее расцветало. На чай ей не давали — никому не приходило в голову. Но у Клары чаевые было принято приплюсовывать к счету. Меню подавались отдельно дамам и джентльменам, у дам в меню не были указаны цены.
   Столики на двоих стояли вдоль стен, а в простенках были установлены длинные узкие зеркала. Ровно в восемь часов вечера, когда все столики были заняты, гасили верхний свет, а на столы ставили свечи под стеклянными колпаками. Эдик наигрывал тихую мелодию, и в зале появлялась хозяйка Клара в узком черном — цвета воронова крыла — платье, с гладко причесанными темными волосами. Ее шею охватывало ожерелье — удачная имитация бриллиантов. Ожерелье блестело, свечи отражались в зеркалах, музыка звучала таинственно — словом, в заведении у Клары была своя собственная аура, которую ценили постоянные посетители. Клара приветствовала гостей и уходила, после чего никто уже их не беспокоил, только официанты сновали бесшумно, как тени.
   В этот вечер все было как обычно с той лишь разницей, что охранник, он же швейцар, встречал гостей с меньшей доли приветливости, а когда оставался один, то даже морщился тихонько, как от зубной боли. Геннадий был здоров как бык, за одним исключением — его желудок не переносил молока. Но кофе с молоком он очень любил, по утрам не мог выйти из дому, чтобы не выпить большую чашку, поэтому опытным путем он выяснил, что организм принимает только один вид молока — детское пастеризованное, в синеньком пакете, под названием «Тема». У охранника было двое детей, жена сидела с ними дома и всегда покупала «Тему» в ларьке на углу. Но накануне она проторчала с младшим долго в поликлинике, торопилась за старшим в школу, а «Тему» в ларьке на углу уже раскупили. Жена была страшно замотана, ребенок в коляске капризничал после прививки, так что, не найдя синеньких пакетиков, жена махнула рукой и купила молоко обычное, Лужского молочного комбината, а утром, наливая мужу кофе, абсолютно забыла об этом. Да и еще бы ей на забыть, когда у младшего после прививки поднялась температура, и он плакал всю ночь, не давая матери заснуть ни на минуту.
   Молоко подействовало к вечеру, как раз когда нужно было идти в ресторан, поэтому охранник морщился и, улучив минутку, удалялся в конец коридора, где находился служебный туалет. Время близилось к восьми, в зале все столики были заняты кроме одного, заказанного заранее. Публика была респектабельная, как и всегда у Клары, — несколько воркующих пар, деловой ужин партнеров даже без дам, а в углу сидели две женщины. Они пришли сюда одни именно поужинать, и это никого не удивляло. Старшая дама была очень хорошо знакома не только Кларе, но и нескольким посетителям, только никому из них не пришло в голову показать, что они узнали владелицу самого крупного и престижного в городе агентства фотомоделей Викторию Павловну Куницыну. Куницына приходила в ресторан часто, повар готовил специально для нее, а такой привилегией у Клары могли похвастать немногие. Виктория ела не спеша, не глядя по сторонам, изредка бросая два-три слова своей визави. Девушка сидела так, чтобы посетители даже украдкой не могли разглядеть ее. Лицо Куницыной было непроницаемым, только изредка глаза темнели от тревожных мыслей, но она легонько встряхивала породистой головой с гладкой прической, отгоняя плохое. Вот в дверях показался муж Клары Константин Петрович. Заметив Викторию, он слегка поклонился ей. Виктория Павловна улыбнулась ему одними глазами и стало заметно, что в свои без малого пятьдесят она все еще красива зрелой женской красотой.
   Изящной формы рукой Виктория подняла бокал с минеральной водой — это был ее принцип, того же она требовала от девушек — никакого спиртного, никогда, и сигарет тоже.
   — Выпьем, Катюша, завтра — твой день!
   Девушка напротив засмеялась тихонько и чокнулась бокалом. Виктория Павловна взглянула на нее и в который раз поразилась красоте. Девушка была необыкновенно, просто фантастически хороша, даже Викторию Павловну, которая повидала многое, красота этого лица временами просто завораживала. Она вспомнила, как она впервые увидела девушку случайно, в компании неблизких знакомых. Это было год назад. Долговязое создание, ходит чуть ссутулившись и глядит исподлобья. Кате было семнадцать, то есть пора бы уж сформироваться. Но выяснилось, что незадолго до этого с ней произошла метаморфоза — за лето она выросла на пятнадцать сантиметров. Организм бурно перестраивался, это отразилось на психике.
   — Я чувствую себя жирафой! — жаловалась Катя.
   Виктория Павловна вгляделась в симпатичную мордашку наметанным глазом. Что-то такое было в зеленых глазах, что заставило ее призадуматься.
   — Если за месяц похудеешь на десять килограммов, то приходи, — сказала она Кате и забыла об этом.
   Через месяц девушка явилась к ней в агентство, она похудела не на десять килограммов, а на пятнадцать. И вот тогда ее слегка осунувшееся лицо необыкновенно похорошело. Зеленые глаза казались огромными, чуть резче выступили скулы. Кожа была матовая, с оттенком слоновой кости…
   Рост вполне подходил — 178 сантиметров, вес даже меньше чем нужно, грацию и свободу движений придаст ежедневная гимнастика по методу самой Куницыной, но что-то останавливало Викторию Павловну, смутные опасения насчет Кати. Девушке с таким лицом нельзя рекламировать шампуни и лак для волос, а тем более белье. Невозможно представить себе мадонну в кружевном боди, это неприлично. Но с другой стороны, такое лицо создано для того, чтобы на него смотрели, чтобы им гордились…
   Несмотря на всю свою занятость, Куницына долго размышляла по поводу Кати. И решила позаботиться о девушке сама, без всяких спонсоров. Она приложит все силы для того, чтобы найти Кате выгодный контракт за границей, причем с крупной престижной фирмой. Хочется думать, что там найдутся профессионалы, которые оценят Катино необычное лицо и найдут достойную сферу применения. Кате надо уехать из этой страны, от нашего ужасного климата. Больно думать, что сделают с таким лицом через несколько лет дожди, морозы и наша ужасная вода.
   — Доверься мне, — сказала Куницына Кате. — С этого дня — диета, гимнастика, — все, чтобы сделать фигуру безупречной. И вот еще что… — Она внимательно посмотрела в зеленые глаза. — У тебя есть кто-нибудь? Друг, любовник…
   — Пока нет, — смутилась Катя, — как-то не до того было.
   — И не надо, — мягко ответила Виктория Павловна, — никаких мальчиков и никаких спонсоров, я сама о тебе позабочусь. Подожди пока, никакого секса.
   Катя опустила глаза, а Куницына усмехнулась, поймав себя на опасениях: что, если какой-нибудь богатенький красавчик уговорит Катю переспать с ним, и тогда необычная ее красота исчезнет? Неужели очарование этому лицу придает непорочность?
   Почти год прошел в напряженных трудах.
   Катя закончила школу, поступила учиться на дизайнера и одновременно занималась гимнастикой и самосовершенствованием. Виктория Павловна не показывала ее никому, дожидалась своего часа. И вот он настал. Большой конкурс «Мисс Обаяние». Победительница автоматически подписывает контракт с крупнейшей французской фирмой «Рив Гош». Уж там-то, в Париже, сумеют разглядеть Катю.
   Она, Виктория Павловна, явит Европе настоящее чудо, и деньги, что она вложила в Катерину, вернутся с лихвой.
   А деньги пришлось вложить немалые, потому что все места на конкурсе были распределены заранее. И Куницыной пришлось вступить в конфликт с Вадимом Крутицким — крупным бизнесменом, одним из спонсоров «Мисс Обаяние». У него была протеже — Арина Сазонова. Виктория Павловна не могла не признать, что девчонка была неплоха — яркая эффектная блондинка. Куницына знала все ее достоинства, потому что в свое время Арина прошла через ее агентство. Но ведь Катя — это нечто совсем другое…

* * *

   Виктория Павловна взглянула на часы — без четверти восемь. Сейчас появится Клара, потом принесут кофе и можно будет уходить.
   Что-то она сегодня устала, надо будет завезти Катю домой, а потом ехать к себе, принять ванну и лечь пораньше. Завтра — тяжелый день. Опять мелькнула мысль — не зря ли она все затеяла, но Виктория только вздохнула.
   В зале появился новый клиент и сел за свободный столик. Мужчина был прилично одет — хороший серый костюм, и галстук повязан аккуратно, но что-то в нем настораживало, какая-то скованность в движениях. Мужчину впустила гардеробщица Дина, потому что охранник Геннадий опять отлучился в конец коридора по неотложному делу.
   — У вас заказано? — спросила Дина, вежливо улыбаясь.
   — Да-да, — рассеянно ответил мужчина, — я жду даму.
   Он снял пальто, пригладил волосы, не глядя на себя в зеркало, и прошел в зал. Дина пожала плечами и вернулась в гардероб. Так случилось, что никто не обратил внимания на странного посетителя. Клара готовилась к торжественному выходу и наводила последнюю красоту перед зеркалом в кабинете, Константин Петрович вообще редко появлялся на людях, а официанты были заняты с клиентами. Посетители же ресторана «У Карла и Клары», как уже говорилось, по сторонам не смотрели и соседей не разглядывали.
   Вынесли свечи, Эдик заиграл что-то романтическое, появилась Клара. Она двигалась по проходу, наклоняясь к каждому столику, следуя установленному ритуалу. Вот она приблизилась к столику посетителя, пришедшего последним, и недоуменно нахмурилась, заметив, что стол пустой, даже стакана минеральной воды не было перед мужчиной. Сохраняя на лице приветливое выражение, Клара поискала глазами официанта. Тот сделал знак, что все сейчас будет, Клара обернулась к посетителю, присмотрелась внимательнее и вздрогнула — мимо нее глядели абсолютно пустые неживые глаза. Но музыка играла, свечи отражались в зеркалах, и пара за соседним столиком уже подняла бокалы, улыбаясь. Клара продолжала двигаться в установленном ритме, удивляясь, каким образом странный посетитель смог пройти мимо надежного охранника, как вдруг ее остановили глаза женщины, сидевшей за столиком у самых дверей. Женщина завороженно глядела на что-то позади Клары.
   Клара обернулась, медленно, сохраняя достоинство, в глубине души чувствуя, что происходит непоправимое. Странный подозрительный мужчина стоял уже в проходе, костюм его был облит темной жидкостью, резко запахло химией. Клара окаменела, официанты тоже.
   В полной тишине, двигаясь плавно, как в замедленном кино, мужчина протянул руку, разбил стеклянный колпак и вынул горящую свечу. Женщина за ближайшим к нему столиком закричала. Мужчина, не обращая внимания, поднес свечу к себе, и мгновенно вся его одежда вспыхнула факелом. Он сделал несколько беспорядочных движений, вытянув вперед руки, опрокинул стул. Обезумев от ужаса, посетители ресторана кинулись к двери, раздались грохот, женский визг и звон разбитой посуды.
   Живой факел в это время метался по небольшому помещению, издавая жуткий вой.
   В дверях образовалась пробка. Кое-где занялись огнем скатерти и занавески. Клара, одной из первых выскочившая в холл, так как находилась ближе всех к дверям, успела дать знак охраннику, чтобы отворил настежь входную дверь. Таким образом выбегающие из зала люди не скапливались в маленьком холле, а выскакивали прямо на улицу.
   С начала происшествия прошло всего минуты три, не больше, как в дверях кухни появился хозяин Константин Петрович, держа в руках огнетушитель. Направив мощную струю на полыхающую фигуру, в которой не осталось уже ничего человеческого, он сбил огонь пеной. Но тот, горевший, был еще жив, он остановился на мгновение, круто развернулся и вдруг резко бросился головой в зеркало в углу. Посыпались осколки, тело рухнуло на пол под ноги Виктории Павловне. Куницына вскочила, с ужасом глядя вниз, как вдруг ее остановил стон. Катя прижала руки к лицу, и сквозь пальцы капала кровь. Сердце Виктории глухо ухнуло вниз. Она шагнула на негнущихся ногах и осторожно отняла Катины руки.
   Все лицо было залито кровью. «Конец», — поняла Виктория Павловна.
   Катя сидела у самого зеркала, и осколки сильно порезали ей лицо. Когда начался этот кошмар, Виктория с Катей из своего угла просто не успели броситься вместе со всеми к выходу, а потом испугались, что затопчут.
   Константин Петрович вызывал «скорую».
   Милиционеры уже заглядывали в двери — они приехали по специальному сигналу, — охранник нажал кнопку, как только услышал шум и звон бьющейся посуды. Хозяин молча кивнул им на обгорелое тело, вышел в холл, куда помаленьку возвращались выбежавшие посетители — на улице мороз, в феврале месяце долго на свежем воздухе не погуляешь в вечерних туалетах. Константин Петрович окинул взглядом публику, убедился, что все живы-здоровы, если не считать нескольких синяков, растрепанных дамских причесок и порванных колготок. Мужчины держались, в общем, спокойно, кое-кто из дам всхлипывал, размазывая по лицу макияж. Клара стояла у дверей кабинета и дрожала крупной дрожью, из гардероба слышался истерический хохот Дины. Константин Петрович направился к жене, мимоходом залепив Дине пощечину — не слабую и не сильную, как раз такую, от которой она перестала хохотать и очнулась, недоуменно хлопая глазами. Константин Петрович взял жену за руку и отвел в кабинет.
   Там он налил ей полстакана коньяку и заставил выпить. Клара перестала дрожать и встрепенулась.
   — Кто же его пустил? — недоуменно спрашивала она.
   — Об этом после, — процедил муж и вышел.
   Молоденький милиционер подступал уже к посетителям с блокнотом, желая записать адреса и фамилии, что вызвало в их рядах ропот недовольства. Многие Кларины клиенты вовсе не желали, чтобы кто-то, а тем более милиция, знал, с кем они ходят по ресторанам, проводят свободное время и обсуждают деловые вопросы.
   Константин Петрович сказал вполголоса несколько слов старшему опергруппы, тот кивнул и разрешил свидетелям расходиться. Дина уже полностью пришла в себя и выдавала шубы и дубленки.
   Катю пронесли на носилках через холл.
   Виктория Павловна оделась и вышла на улицу. Дверь микроавтобуса «скорой» открылась, и выглянул врач.
   — Как она?
   — Похоже, что глаза не задеты, но на лице сильные порезы.
   — Боже! — простонала Виктория Павловна.
   — Красивая была? — догадался врач.
   Куницына посмотрела на него с немым отчаянием и отошла.
   — Вы поедете с нами? — крикнул ей вслед доктор. — Мы сейчас ее в Эрисмана везем.
   — Я на своей, — не оборачиваясь, ответила Куницына.
   Она села в синюю «тойоту» и тронулась с места, держась на расстоянии от белого микроавтобуса «скорой» и не упуская его из виду.