Александрова Татьяна. Кузька у Бабы-Яги (Кузька-3)

   Ругала она и новых Кузькиных друзей, леших. Спят в берлоге, как собаки на сене.
   Кузенькино сокровище присвоили. Зимой волшебный сундук им вовсе ни к чему, а отдать не отдали, себе припрятали чужое добро.
   Кузька слушал, слушал да от нечего делать и поверил. И как не поверить? Он ведь всего-навсего маленький глупый домовёнок, шесть веков ему, седьмой пошёл. А Бабе Яге столько веков, что и сама не помнит, со счёту сбилась. И все годы злом жила, неправдой. И умна, да неразумна. Всё б ей хитрить, обманывать. А неправдой далеко уйдёшь, да назад не воротишься и друзей потеряешь.
   Сидит Кузька за полным столом. Бабу Ягу слушает, себя жалеет, друзей поругивает.
   БАБЁНЫШ-ЯГЁНЫШ
   В ту зиму Лешику и деду Диадоху снились неспокойные сны. Старый леший всю зиму видел во сне топор. А его внуку снились серые избушки на курьих ножках, гонявшиеся за ним по всему лесу. Одна всё-таки сцапала его огромными птичьими лапами и сказала: "А не пора ли вставать?"
   Лешик поскорее вылез из короба. Дед Диадох ещё крепко спал.
   Была ранняя весна. Остатки снега белели на чёрной земле. Лешонок выбрался из берлоги, отряхнулся от приставших к нему в коробе сухих листьев - и бегом к другу.
   "Ох, цел ли, жив ли? Этакий маленький породистый домовёночек, ему б расти-цвести!" - думал Лешик, мчавшийся по весенним ручьям и лужам, мокрый, как лягушонок.
   Пряничный дом сиял на поляне, как весенний цветок. Лешик скорее заглянул в окно и глазам своим не поверил, ни левому, ни правому. В кровати, укрытый всеми одеялами, на всех перинах и подушках спал Кузька. В ногах у него дремал Кот. А у кровати, на полу, - половиком укрывшись, Кузькины лапти под головой - храпела Яга.
   Лешик сел на крыльцо. Солнце глядело на него тёплым взором. Лешонок обсох. Его зелёная шкурка снова стала пушистой. А он всё сидел и думал. Может, всё-таки и у домовых бывает зимняя спячка? Но, услышав голоса в доме, заглянул в дверь.
   Кузька сидел за столом и распоряжался:
   - Не так, Баба Яга, и не эдак! Я что сказал? Хочу пирогов с творогом! А ты ватрушек напекла. У пирога творог где? Внутри. А у ватрушек? Сверху. Ешь теперь сама!
   - Дитятко милое! Пирогов-то я с морковкой тебе напекла. А ватрушечки румяненькие, душистенькие, сами в рот просятся.
   - В твой рот просятся, ты и ешь, - грубо отвечал Кузька. - Одно дитятко, и того накормить толком не можешь. Эх ты, Баба Яга - костяная нога!
   - Чадушко моё бриллиантовое! Покушай, сделай милость! - уговаривала Яга, поливая мёдом гору ватрушек. - Горяченькие, свеженькие, с пылу с жару.
   - Не хочу и не буду! - пробурчал Кузька. - Вот помру у тебя с голоду, тогда узнаешь.
   - Ой-ой, голубчик мой золотенький! Прости меня, глупую бабу, не угодила! Может, петушка хочешь леденцового, на палочке?
   - Петушка хочу! - смилостивился Кузька. Баба Яга побежала из избы и так торопилась, что не заметила Лешика, прищемила его дверью и полезла на крышу снимать леденцового петуха (он был вместо флюгера). Лешик пискнул, угодив промеж косяка и двери, но Кузька не заметил друга. А с крыши слышалось:
   - Иду-иду, мой золотенький! Несу-несу тебе петушка, мой цыплёночек!
   Кузька сидел напротив Кота и был гораздо толще его. Макал оладушки в сметану, запивал киселём, заедал кулебякой.
   - Я сварю-напеку такого-эдакого, чего никто не видал и не едал. А видели бы, иззавидовались.
   Кот ел пышки с начинкой. Они с Кузькой ухватились за одну особенно пышную пышку, молча потянули каждый к себе. Кузька хотел стукнуть Кота, но увидел Лешика, бросил пышку, заёрзал на лавке:
   - Садись, гостем будешь.
   - Здравствуй, здравствуй, изумрудик мой зелёненький! Каково спал-почивал? Что так рано встал? Дедуленька небось разбудил, послал внука к старой бабуленьке. Не ждали мы тебя в такую рань, - пропела Баба Яга, внимательно разглядывая лешонка - Дедушка ещё спит. Я сам прибежал, рассеянно ответил лешонок, узнавая и не узнавая друга.
   Кузька стал похож на гриб-дождевик, "волчий табак", а ручки-ножки как у жука.
   Лешик говорит, а Кузька позёвывает или - хлюп-хлюп - тянет чай из блюдца. Вдруг он оживился, поругал Бабу Ягу: что, мол, за безобразие, неужто ничего повкуснее нельзя придумать, смотреть на еду противно. Проворчал и на Кота: разлёгся, такой-сякой, чуть не пол-лавки занял. Потом Кузька задремал и храпел во сне совсем как Баба Яга.
   Проснулся, на друга и не глядит. Только Кот глянул на лешонка и зевнул, широко раскрыв розовый рот. А Кузька валяется на полу посредине избы, машет руками-ногами и привередничает:
   - Не хочу! Не буду!
   Баба Яга бегает вокруг, уговаривает:
   - Кушай, поправляйся! Этого попробуй, пока не остыло. Того отведай, пока не растаяло.
   Уложила домовёнка в люльку, баюкает. Кузька сосёт тюрю. Может, это и не Кузька вовсе?
   Может, Яга его подменила? Съела настоящего в другом доме или спрятала, а это какой-нибудь Бабёныш-Ягёныш балуется. И думать не думает, и говорить ему лень, и слушать. А ну-ка, слыхал ли он что-нибудь про Афоньку, Адоньку, Вуколочку?
   Заговорил про них Лешик, и оживился Кузька, голову из люльки высунул.
   - Это ещё что за Афоньки-Адоньки? - вмешалась Баба Яга - Небось слаще морковки ничего не ели, ни ума у них, ни разума. Не нужны они нам, чучела такие-сякие!
   - Хи-хи-хи! Чучелы! - пропищал Кузька, и Лешику стало страшно - А где ж волшебный сундучок, Кузенькина радость? - пропела Баба Яга, покачивая люльку. - Или вы с дедом Диадохом забрали себе чужое имущество? Я уж и то подумала: слетаю, мол, сама принесу. Нельзя грабить деточек, нельзя!
   Кузька в люльке с тюрей во рту промямлил:
   - Отдавай мой сундук сей же час, чучело зелёное! Ты - вор, и твой дед разбойник! - И Кузька заснул.
   Тюря упала на пол. Яга кинула её в печь, в огонь, поглядела на Лешика:
   - Сам сбегаешь за сундучком или мне, старой, свои косточки тревожить?
   СУНДУЧОК
   Маленький лесовичок печально поплёлся в берлогу. Хорошо бы, дедушка Диадох проснулся.
   По дороге Лешик попрощался с последним снегом, поздоровался с первой травой, с Кузькиным любимым пнём, с Красной сосной. Дед Диадох спит, как и спал. Лешие чем старше, тем медленнее пробуждаются от зимней спячки, и, пока не придёт пора, буди не буди, не проснутся.
   Из-под вороха сухих листьев Лешик достал Кузькин сундучок, он заблестел в темноте не хуже, чем гнилушка или светляк. А когда вынес его из берлоги, то на сундучке так и засверкали прекрасные цветы и звёзды. Лешик нёс его и любовался.
   "Как же это Кузя хочет отдать такую красоту нечувственнице, ненавистнице?" - думал Лешик, осторожно обходя лужи по пути к Бабе Яге.
   - Охо-хо-хо! - вздохнул он у Мутной речки.
   "Охо-хо-о-о-о!" - отозвалось эхо, да так громко, угрожающе, будто не лешонок охнул, а медведь взревел или матёрый волк завыл.
   Лешик испуганно вскрикнул, и опять будто стая взбесившихся волков завыла в чаще, филины проснулись в дуплах, заухали, зарыдали.
   Это было Злое эхо. Даже дед Диадох не знал, где оно живёт, боялся его встретить.
   Только могучий Леший, отец лешонка, мог бы прогнать или утихомирить Злое эхо, но он сейчас далеко, в Обгорелом лесу. Наверное, Злое эхо неизвестно откуда позвала Баба Яга, чтоб не убежал бедный Кузенька. Лешик ступил на мост. Доски брякнули, колокольцы звякнули. Громом и гулом отозвалось Злое эхо и пошло перекатываться, грохотать, греметь и выть.
   На крыльцо пряничного дома выскочила Баба Яга:
   - Изумрудик мой пожаловал, сундучок принёс! Вижу-вижу. Давай его сюда!
   Поглядим-посмотрим, что за чудо невиданное, что в нём такого особенного, в этом сундуке. Дом у меня - полная чаша, а всё чего-то не хватает. Уж и то придумаю, и это, а всё чего-то нету.
   Хотела взять сундучок. Но Лешик проскочил в дом, из рук в руки передал сундук хозяину. Кузька даже не обрадовался. Глядит тупо, будто полено держит или чурку.
   Толстый Кот и то внимательнее посмотрел. Баба Яга выхватила у Кузьки сундук. А домовёнок и бровью не повёл.
   Разглядывает Яга сундучок, вертит так и эдак:
   - Вот мы и у праздничка! Пусть теперь нам все завидуют. У нас волшебный сундук!
   Станут просить-молить, не всякому покажем, а тому, кто ниже всех поклонится, да и то подумаем.
   Видит Лешик: поблёк сундук в руках у Бабы Яги. Так, невесть что, невзрачная деревяшка. Яга теребит замок, колупает уголки:
   - Слыхать о нём слыхала. В глаза первый раз вижу. Говорят, он радость приносит.
   Нам радость, другим - горе. У нас прибавилось, у других убавилось. А какая от него радость, чадушко моё сахарное?
   Кузька в ответ только зевнул. Баба Яга трясёт сундук возле уха, разглядывает, нюхает даже:
   - Чего с ним делать, дружочек мой любезный? Кому знать, как не тебе. Давно слыхала, что хранится он в маленькой деревеньке у небольшой речки, в твоей избе.
   Сама видела, бежал ты как угорелый, а сундук, будто огонь, сверкает. И не так далеко та деревенька: вверх по Мутной речке, потом по Быстрой речке, полдня пути... Может, ты обманул меня, изумрудик зелёный, наклонилась Яга к Лешику, - простую деревяшку подсунул?
   Так вот откуда прибежал Кузька! Вот куда его надо поскорее вернуть с сундучком вместе! А Кузька то ли дремлет, то ли спит, то ли так сидит.
   - Какая от него радость, скажи своей бабушке! Вот чадушко неблагодарное!
   Кормишь, поишь и словечка не дождёшься!
   Билась Баба Яга, упрашивала. Молчит Кузька.
   - И чего нахваливали и домовые, и русалки, у всех этот сундук с языка не шёл, - ворчит Баба Яга. - Вон у меня сундуки богатые - полны добром, златом-серебром. А этот? Думали, ждали от него радости. Где она? А нет радости, есть горе. Это что же? Сундук нам горе принёс? Не надо нам здесь, в этом доме, ни горя, ни беды.
   Схватила нож, открывает сундук - нож сломался. Стукнула сундук кочергой - кочерга погнулась. Ударила ухватом - ухват переломился. Рассердилась, хвать сундуком об стол - столешница пополам, сундук целёхонек. Как треснет по нему костяным кулаком, у самой искры из глаз, а сундук невредим.
   - Нам не владеть, так не владей никто! - Размахнулась и швырнула сундук в печь.
   - Не мне, так никому!
   Но в печи сразу огонь погас, угли потухли, зола остыла. Сундучок опять целёхонек.
   Ахнула Яга, схватила сундучок и к двери:
   - В этой печи не сгорел, в том доме вспыхнешь!
   Кузька хвать Ягу за сарафан, расписную кайму оторвал:
   - Отдавай мой сундук, Баба Яга - костяная нога! Не умеешь с ним обращаться - и не трогай!
   - А ты умеешь с ним обращаться, дитятко моё сладенькое? - Баба Яга оставила сундучок у печи, кинулась к домовёнку. - Ежели твой дед Папила в огонь за ним кинулся, значит, и впрямь в этом сундуке какая-то радость. Что за радость, скажи?
   Кузька опять молчит.
   - Ну, - кричит Баба Яга, - унесу вас всех в ту избу! И с сундуком вместе! Там у меня заговорите! - Хватает домовёнка, а он тяжёлый, не поднять, руками отпихивается, ногами отбрыкивается.
   - Тебе надо, - кричит Кузька, - ты и ступай куда хочешь! Там грязно, от пыли не продохнёшь.
   - А ежели вымету, вычищу, пойдёшь со мной, деточка? - спрашивает Яга сладким голосом. - Это уже другой дом будет, чистенький, добренький.
   - Пойду, - отвечает Кузька. - Лети, что ли, скорее. Мне тут надоело.
   Баба Яга верхом на метлу - и была такова. Только Злое эхо вслед прогудело:
   "У-у-у-у!"
   ПОБЕГ
   Маленький лешонок торопится. Надо бежать! А Кузька сидит за столом, ест ватрушки. Лешик и так и сяк старается увести друга. Нет, сидит сиднем.
   - В гостях хорошо, а дома лучше. Гость гости, а погостил, прости! вдруг сказала печка. Кузька от удивления ватрушкой подавился.
   - Пора и честь знать, - говорит печка. Лешик - к печке, схватил сундучок, а сундучок опять сверкает цветами и звёздами. Лешик не стал разбирать, кто говорит такие слова, протягивает сундучок домовёнку:
   - На!
   - Дай! Дай! - Кузька тянется к сундучку, а встать лень.
   Чудеса! Кочерга шагнула от печи, толкает домовёнка к выходу, ухваты подпихивают.
   Веник выскочил из угла, подхлёстывает сзади. Кузька спасается от веника, кое-как перевалил через порог.
   Дом сам выпроводил домовёнка, пожалел его. Куда бежать? Злое эхо и мост и корыто охраняет. Один путь - через чёрное болото. Лешик про это болото слыхать слыхал, а бывать в нём не бывал. Там жили болотные кикиморы, глупые, бестолковые. Дед Диадох про них говорил: свяжись с дураками, сам дураком станешь.
   Лешик пятится к болоту, манит сундучком Кузьку:
   - На! На!
   Домовёнок путается в лаптях, ножки подгибаются:
   - Дай! Дай!
   Ползёт, как улиточка.
   Кое-как доползли до леса. Хоть болотный, а всё-таки лес. Чахлый, дряблый, дряхлый. Все деревья врозь, будто в ссоре, и все кривули. Только ёлки выстроились в ряд, высокие, прямые, как сторожа при болоте. Деревья обрадовались Лешику, ёлки лапами замахали: сюда, сюда!
   Лешик спрятал друга поглубже под ёлку, сундучок там оставил, побежал искать тропу через болото. Одни лешие эту тропу и нашли бы. Даже Лешику здесь жутко.
   Сойдёшь с тропы - засосёт трясина.
   А со стороны круглой поляны шум, крик. Это Баба Яга вернулась, а в Доме для хорошего настроения ни Кузьки, ни Лешика, ни сундучка. Накинулась на Кота:
   - Куда побежали?
   Толстый Кот улёгся на самую мягкую подушку, улыбается в усы, мурлычет потихоньку и показывает в другую сторону. Туда, мол, убежали по розовому ковру, по золочёному мосту, в лесную чащобу, в лешачью берлогу. Куда ещё? Рад, что нет в доме домовёнка, убежал, и ладно. А то явился гость незваный-непрошеный и стал хозяином. Кому приятно?
   Баба Яга - на мост. Ругает Злое эхо почём зря: зачем её, Ягу. не позвало? Яга кричит. Злое эхо молчит. Шум стоит, деревья гнутся. Лешик уши заткнул. Кузька из-под ёлки высунулся, глаза вытаращил. Испугался. Понял, какова Баба Яга.
   Лешик с Кузькой улепётывают в одну сторону, через Чёрное болото, а Баба Яга - в другую, через лес. Дятел летит перед пей, то сучок сломит, то сухой листок потеребит, заманивает Ягу подальше от Кузьки с Лешиком. Баба Яга туда-сюда мечется, с ног сбилась, руки протягивает, но вместо беглецов то трухлявый пень обнимет, то колючую ёлку сцапает. Птицы на Ягу кричат, кусты за подол хватают, сухие листья запутались в волосах.
   Баба Яга чуть не плачет. Кокошник потеряла. Сарафан в клочья, Села отдохнуть, а молодая ворона рада-радёхонька: уселась на её косматую голову - готовое гнездо, тут и выведу воронят. - И что мне пешей-то вздумалось ходить? - ворчит Яга. - Или мне летать не на чем? Всегда то на метле, то в ступе, то в корыте, а тут по дремучему лесу без дороги! Старый леший, что ли, проснулся, водит по лесу?
   Проплутала до ночи. Уже и не беглецов ищет, а обратную дорогу. Хорошо, повстречался старый Филин, вывел к Мутной речке, к кривому стволу. Ствол дрожит, Баба Яга кричит:
   - Ой, батюшки, упаду! Ой, матушки, утону! Чуть живая к рассвету добралась Яга до своего Дома для плохого настроения, повалилась на печь и уснула как убитая.
   Проснулась, съела горшок каши:
   - Ну, сейчас полечу, отыщу, отомщу, отплачу-у-у! Сундук отниму-у!
   А лететь-то и не на чем. Ступа да метла в пряничном доме. Села в корыто, доплыла до золочёного моста, и тут её настроение улучшилось. В дом вошла в превосходном настроении: стол накрыт, самовар кипит, толстый Кот ждёт хозяйку, мурлыкает.
   Напилась Яга, наелась, говорит Коту:
   - Ох, и сон мне снился в том доме. Сейчас расскажу. Про домовых, что ли? Или про кикимор? Уж и не вспомню. Ну, ничего, слетаю в тот дом, сразу всё вспомню!
   КИКИМОРЫ БОЛОТНЫЕ
   Маленький домовёнок с маленьким лешонком пробирались через болото. Кузька споткнулся о кочку:
   - Ой, как я устал! Ой, не могу!
   - Тише, - зашептал Лешик. - А то услышат.
   - Злое эхо? - испугался Кузька. - Что ты? - ответил Лешик. - В Чёрном болоте даже Злое эхо глохнет. Кикиморы болотные услышат, они тут хозяйки.
   "Ох-ох! - думал Кузька. - И пожар, и тёмный лес, и Баба Яга, а теперь ещё какие-то страшные кикиморы. Их еще не хватало. Ох-ох!"
   Весь день хлюпала под ногами друзей чёрная болотная жижа. Кузька с трудом вытаскивал из неё свои лапти. Чем дольше глядел Кузька на болото, тем меньше оно ему нравилось. "Никогда ни в какое болото ни ногой! размышлял он. - Пусть просит кто хочет, уговаривает... Всё равно не пойду, с места не тронусь".
   Лешик легко бежал даже по болотной тропе. Возвращался, поднимал упавшего Кузьку и опять с сундучком в лапках убегал вперёд. Посмотреть, скоро ли кончится болото.
   Кузька опять споткнулся о кочку. Лежит и жалеет себя. Сейчас за ним вернётся Лешик, и снова тащись по болоту.
   Тихо колышется осока. Тихо поднимается туман. Неслышно летают в небе какие-то птицы. А рядом жижа, блестящая, чёрная, на ней зелёные моховые кочки. На некоторых кочках деревца трясутся, будто в лихорадке. Затрясёшься тут! - Ох-ох!
   Грязный я, как поросёнок! - заохал Кузька. - Это свинячьим детям хорошо по грязи елозить. Ох-ох! Бедненький я, несчастненький. И тут рядом с ним послышалось:
   - Ах-ах! Миленький он, прекрасненький!
   Домовёнок увидел перед собой серые головки среди осоки. Высунутся, пропадут, опять высунутся. Кикиморы болотные, что ли? И совсем не страшные. Зря Лешик пугал.
   - Вот беда-беда-огорчение! - пожаловался кикиморам Кузька.
   - Вот вода-вода-обмочение! Вот еда-еда-угощение! - подхватили весёлые голоса.
   - Устали мои резвы ноженьки, - вздохнул Кузька.
   - Оторвали ему ноженьки, разбросали по дороженьке! - обрадовались кикиморы. - Ух-ух! Весь распух! Глазки окривели, комары заели! И-и-и!
   - Перестаньте сей же час! - закричал на них Кузька. - Перестаньте дразниться, вам говорят! - И махнул рукой.
   Что одна, то и другие - так всегда делают кикиморы. Одна чихнёт, закряхтит или заскрипит, тут же все остальные хором: "Пчхи! Кхи! Скрип-скрип!" Если у одной кикиморы на обед сушёные комары, то и другие в этот день сушёной мухи не попробуют.
   Кикиморы тоже замахали руками, да не пустыми, каждая зачерпнула болотной грязи.
   Скачут вокруг Кузьки. Тощие, длинные, плоские, корявые. Головы с кулачок, то лысые, то лохматые, серые, зеленоватые, один глаз на лбу, другого не видать.
   Нога всего одна, больше в болоте не надо, а то одну вытянешь, другая увязнет.
   Зато рук по три, по пять, а у старшей кикиморы и не поймёшь сколько. Машут руками. Рты разевают. большие, как у лягушек. Ногу из трясины вытянут и прыгают:
   шлёп-чмок!
   Через болото мало кто ходит, вот и попалось им развлечение.
   А Лешик уже добежал до края болота. Поставил сундучок под берёзу, что росла с краю. Вдруг сзади писк, визг! Лешик взял сундучок и назад. Глядь, валяется Кузька поперёк тропы, а кикиморы тянут его в разные стороны.
   - Здравствуйте, кикиморы болотные! - поклонился Лешик.
   Кикиморы отпустили Кузьку, долго кивали и кланялись, а потом внимательно глядели, как Лешик очищает Кузьку от грязи. Но не успели друзья пробежать несколько шагов, как кикиморы закричали: "Салочки! Салочки!" - схватили их и верещат: "Поймали! Поймали!"
   - Что вы, кикиморы болотные! Отпустите нас, пожалуйста! Нас ждут. Нам пора, - уговаривал их Лешик, подталкивая друга к выходу из болота.
   - Пора! Не пора! - обрадовались кикиморы, загородив тропу, и запрыгали с неё в болото. - Пора! Нет, не пора! Не подглядывайте, ишь, хитренькие! Вот теперь пора! - и скрылись из глаз.
   Кузька и думать забыл, что разучился бегать, так припустил по тропе. Вот уже берёза впереди, верхушки леса виднеются. Ура!
   - Уря-ря-ря! - завопили кикиморы, одна за другой выскакивая на тропу и загораживая проход.
   С тропы не сойдёшь - засосёт чёрная трясина. А кикиморы дразнятся:
   - Неотвожа, красна рожа! Неотвожа, зелена рожа!
   - Какие ж мы неотвожи! - пробовал объяснить Кузька. - Мы ведь не играем. Вот вылезем из болота, отмоемся, тогда и поиграем. Знаете, сколько игр я знаю!
   Отнесём сундучок и вернёмся. Вот этот, - и показал на сундучок в лапе у Лешика - Да вы что, спятили? - завопил Кузька и бросился к большущей кикиморе, пытаясь отнять у неё сундучок.
   Самая старшая кикимора, у которой не поймёшь, сколько рук, выхватила сундучок у Лешика, быстренько передала его подружкам. Пошёл, пошёл сундучок из рук в руки, исчез в болоте вместе с кикиморами. Только его и видели.
   - Отдайте! - кричал Кузька, - Он же у моего дедушки хранился. И ещё у дедушкиного прадедушки. А вы его - в болото!
   ЗАКАТ
   Маленький домовёнок с маленьким лешонком сидели под берёзой на краю Чёрного болота и плакали. Теперь друзья знали, что маленькая деревня у небольшой речки совсем недалеко. Кузька смотрел на закат и вспоминал, как точно такой же закат, точка в точку, тучка в тучку, видел он вместе со своим другом Вуколочкой.
   Домовята редко глядят на закаты. Разве поспорят, на кого похоже облако - на поросёнка, на лягушку или на толстого Куковяку. И больше в небо не смотрят:
   поросят, лягушек и Куковяку можно увидеть и на земле.
   Один Вуколочка любовался небесной красотой, а иногда звал с собой Кузьку.
   Усядутся поудобнее под забором в крапиву (домовым она не страшна) и любуются.
   Вуколочка сунет палец в рот, глядит на вечернее небо, забыв даже про своего лучшего друга. А Кузька скоро забывает про закат и глядит на деревенскую улицу.
   Люди домовят не замечали. Другое дело - кошки или собаки. Знакомые кошки, пробегая, задевали друзей хвостами, а поглядывали так, будто видят Кузьку с Вуколочкой первый раз в жизни. Зато собаки! Чужие сразу лают и хватают за лапти, а свои Шарик или Жучка храбро защищают. Долго перекатывается по деревне собачий лай. А там и в других деревнях собаки откликнутся. И ветер носит этот лай от деревни к деревне всем домовым на радость.
   На плетнях и заборах сидели воробьи, вороны, прочие вольные птицы и смеялись над домашними птицами: до чего ж они глупы и жирны! Какой-нибудь петух поймёт не поймёт, да вдруг заголосит, взмахнёт крыльями, налетит как ястреб и освободит забор. И опять на плетнях и заборах машут рукавами сохнущие рубашки, молча проветриваются кувшины, чугуны, вёдра, половики, тулупы. Иногда задумчивый телёнок жуёт половик или печальная коза пробует на вкус чьи-то штаны, и тогда из дому выбегают бабка или дед, а ежели людей не оказывается, то через порог переползает домовой и прогоняет скотинку. Ведь большого ума не надобно, чтоб жевать онучи!
   Вуколочка закатами любовался, а Кузька - травой-муравой на деревенской улице.
   Бегают в траве утята, цыплята, гусята, поросята с матушками, а то и с батюшками.
   Щенки, котята и дети бегали сами, без матушек-батюшек. Взрослые люди бегали редко, а встречаясь, кланялись и разговаривали. Больше всего взрослые любили ходить по воду. Они черпали из колодца ведро за ведром. Кузька всё ждал, когда же кончится вода. Но она и не думала кончаться. Кто её подтаскивал и доливал в колодец? Водяной, что ли, присылал кого-нибудь ночью, под покровом тьмы? Кузька с Вуколочкой давно собирались выследить, кто доливает в колодец воду. Но нечаянно как соберутся, так проспят. Люди, наверное, тоже не знали, кто доливает воду, и подолгу беседовали об этом у колодца.
   Дорога пыльная. Бежит по ней поросёнок, хрюкает. А за ним Нюрочка с хворостиной.
   Рубаха у неё длинная, сама Нюрочка коротенькая, запуталась, упала и как заревёт.
   Мала, а голос как у быка. Рёва, каких свет ни слыхивал. Надо - плачет, и не надо - плачет. Раньше всё прибегали её жалеть, да на всякий рёв не набегаешься. Лишь поросёнок вылез из лужи утешать хозяйку. Нюрочка - от него, даже плакать забыла.
   Кузька хохочет, а Вуколочка удивляется: что смешного видно на небе?
   Один закат Кузька всё же разглядел и запомнил.
   - Ой, смотри! - Вуколочка повернул Кузькину голову к небу.
   Долго друзья глядели, как в небе сияют и переливаются алые, жёлтые, золотые лучи. Кузька решил, что заря - это большущая лучина: солнце зажгло её, чтобы не ложиться спать в темноте. А Вуколочка сказал, что солнце уже засыпает и что заря - это его сны. Домовята даже поспорили.
   Всё это вспомнил Кузька, глядя на закат. Даже хотел толкнуть Вуколочку, но толкнул Лешика. И вот то ли солнце задуло свою лучину, то ли сгорела она дотла.
   Стало темным-темно.
   И вдруг из болота послышалось:
   - Никто-никто вам не поможет! Кто-кто не поможет, а мы поможем! Кому-кому, а вам поможем! И не кто-кто, а мы! И не кому-кому, а вам! Кому-кому, как не вам!
   И лягушки скок-скок по болоту, с кочки на кочку, с кочки на кочку. Искали-искали сундучок и нашли. Висит среди болота на суку на длинной сухой коряге, сколь ни прыгай - не достанешь. Прыгали-прыгали лягушки, квакали-квакали и придумали, как быть дядя водяной Маленький домовёнок и маленький лешонок следом за лягушками прыгали по мокрому лугу. Что-то сверкает впереди, что-то светит в небе. Вот у реки то ли кусты качаются, то ли кто-то машет руками.
   Русалки!
   Русалки качались на ветвях деревьев, склонившихся над водой. Русалки водили хоровод на светлом песке. Одна русалка сидела на большом камне и пела песню - Смотрите, Кузька! - закричала она. - Домовёнок Кузька! Его ищут, ищут, ищут, у всех спрашивают. Вот обрадуются домовые!
   - Кузька! - Русалки окружили домовёнка, потащили к реке, смыли с него болотную грязь и давай щекотать. - Вот счастье-то! Кузька нашёлся!
   И Кузька, смеясь от щекотки, сообщил русалкам.
   - А у нас - хи-хи-хи! - кикиморы - ой, батюшки, не могу! - волшебный сундучок - ха-ха-ха! - украли!
   Русалки все до одной всплеснули руками и заплакали. Луна поднялась. На светлом песке сидят Кузька и Лешик, думают. В реке плавают русалки, и качаются на волнах и тоже думают. И придумали!
   - Водяной! Дядя Водяной! - стали звать русалки и Кузька с Лешиком.