Алексеев Сергей Трофимович. Дождь из высоких облаков

   Вздохнула, задумалась, подперев подбородок кулачками.
   Из зарослей бурьяна вышел бродячий пес, взглянул просяще, заскулил. Надежда слегка оживилась, потянулась к сумочке.
   Все бродячие собаки – тонкие психологи, за версту чуют бродяг, собачников и одиноких людей. Надя вынула шоколадку, отломила и бросила псу.
   – Всегда выключен, – пожаловалась ему. – Или вне зоны.
   Пес слизнул шоколадку, и тотчас же из травы явились пять щенков – выстроились полукругом.
   – О! На всех не хватит!
   Телефон снова подал голос. Надежда мельком глянула на дисплей и принялась делить шоколадку.
   – Теперь игра в прятки...
   Наконец из логова вылезла мамаша – запущенный, одичавший, но благородного происхождения пес предупреждающе залаял.
 
   Иван со своим другом, оператором Сашей, пил чай в пустынной по-воскресному корреспондентской комнате. Основной разговор у них уже состоялся, и теперь они допивали остатки чая. Оба сидели опустошенные и хмурые.
   – Может, свой проект? – безнадежно предложил Саша. – Помнишь, придумывали «Солдатскую правду»? Идея-то была отличная. Давай еще один заход?
   – Была идея... Только устарела.
   – Почему устарела?
   – Солдатская правда нужна, когда требуется мобилизовать солдата, – объяснил Иван с отсутствующим видом. – Война кончилась, Саня. Теперь правда рядового бойца даже опасна. Никому не захочется ворошить прошлое. Ни политикам, ни военным... Нет уж, умерла так умерла.
   – По-моему, ты сейчас придумываешь причины, чтоб уйти.
   – Что тут придумывать, Саня? Мои воззрения на мир не соответствуют политике телекомпании. Мне так было сказано. Плюс моральный облик, вернее, аморальный...
   – Крикаль за что-то тебе мстит.
   – Я знаю за что...
   Зазвонил мобильный телефон Ивана. Он выхватил из кармана трубку, с надеждой взглянул на дисплей, но сразу потерял интерес. Однако звонок настойчиво повторялся – пришлось отозваться.
   Иван кого-то выслушал, вздохнул.
   – Добро, буду, спасибо. – Он отключил телефон. – Информатор отзвонился. Придется ехать на встречу... Опять сообщит какую-нибудь гадость и денег попросит.
   Он допил чай, неожиданно рассмеялся и встал.
   – Кстати, Крикаль знаешь, что заявил? Сдай, говорит, мне свои информационные источники. Будто это стол, стул – казенное имущество!
 
   Авто дружно разъезжались от цеха. Илья метался между ними, прижав трубку к уху.
   В окружении свиты из цеха появился «Будда». Перед ним распахнули дверь белого «крайслера» с флажковым номером, услужливо помогли сесть.
   Водитель выставил на крышу мигалку, включил зажигание и плавно тронул машину с места.
   Осталось всего две машины – белая Ильи и черный джип.
   Илья тоскливо постоял, засунув руки в карманы и провожая взглядом синий маяк, затем выудил из машины бинокль, поставил ее на сигнализацию и, выбрав направление, пошел искать – в другую от Надежды сторону...
   В это время из ворот вышли еще двое – поверженный гладиатор и его импресарио с большой спортивной сумкой. Переодетого и умытого бритоголового еще штормило, однако он полез за руль джипа.
   – Ну еще чего! – возмутился импресарио, загружая сумку.
 
   Надежда стояла возле Останкино и ловила такси. Был тихий летний вечер, в освещенном зашедшим солнцем небе стелились высокие золотистые облака. Тепло, душно, испарения от горячего асфальта...
   И вдруг ударил ветер, понесло пыль, бумагу и грянул ливень!
   Это было так неожиданно, что она засмеялась, но уже через несколько секунд стала озираться в надежде найти укрытие. А ведь ничто не предвещало дождя, и зонтик она не взяла...
   Дождь уже кипел и пузырился на парящем асфальте!
   Плечи, спина под легкой блузкой и распущенные волосы изрядно намокли, ее уже начинал бить озноб.
   А «жигулей» и драных иномарок, желающих заработать стольник, как назло, нет – дорогие и красивые игрушки останавливать нельзя, и лучше не садиться, если сами тормозят.
   Дождь еще не кончился, но вдруг в небе высветилась радуга, причем один ее конец тонул в воздухе где-то совсем рядом, ближе, чем Останкинская башня, а другой вздымался высоко вверх и уходил куда-то к центру Москвы.
   Забывшись, Надежда смотрела вверх и не заметила, как к ней подкатила машина – синий трехдверный джип. Водитель, склонившись, открыл дверцу:
   – Садитесь, девушка!
   Ни за что не села бы, но совсем продрогла, а из машины пахнуло теплом, и еще играла там музыка – кто-то пел под гитару простые слова: «Подбери меня раненого, исцели, не оставь на смерть...»
   Надежда всегда садилась на заднее сиденье, но тут пришлось забираться на переднее: сзади нет двери – там ловушка. Она села и сразу же отвернулась к окну. Чуткий водитель посильнее включил отопление.
   – Теперь можно расслабиться, – сказал он ей будто бы с намеком. – Видели радугу?
   – Да, – в сторону ответила она.
   В окне эта радуга еще светилась...
   – Куда поедем?
   – Павелецкая набережная.
   – И все?
   – Все. – Надя еще больше напряглась. – Только я пристегиваться не буду!
   – Не нужно. – Он вырулил на дорогу.
   – А если вас оштрафуют?
   – Не оштрафуют... Это правильно, никогда не пристегивайте ремень, – продолжил назидательно водитель, набирая скорость. – Особенно когда едете с незнакомым человеком, вызывающим подозрение. И никогда не называйте номер дома. Останавливаться желательно где-то по соседству, в хорошо освещенном месте. Лучше у ближайшего магазина, куда можно заскочить, если что.
   – Спасибо, я учту.
   – А еще постарайтесь запомнить лицо водителя.
   – И номер машины.
   – Да, и номер... Вы запомнили?
   – Разумеется, – пробурчала она, хотя номера-то и не заметила.
   – Это хорошо... А вас не смущает, что я негр?
   Надежда украдкой опасливо покосилась на водителя.
   Нет! Типичный славянин, не красавец, лицо грубоватое, но глаза улыбчивые и печальные, несоответствующие внешней простоватости образа. Впрочем, как и модный автомобиль – дорогой трехдверный джип, на которых ездят обычно конченые индивидуалисты.
   Он рассмеялся, угадав ее испуг. И смех его был каким-то обволакивающим, как тепло в салоне машины, как голос из динамиков и гитарный перебор. И хотя внутренний озноб еще не прошел, но она и в самом деле непроизвольно расслабилась, откинувшись на спинку сиденья, прикрыла глаза.
   – Что же вы без зонтика? – как-то по отечески пожурил он.
   – Подумала, сегодня не будет дождя, – проговорила Надежда непослушными от дремы губами. – Облака были высокие...
   – Разве из высоких облаков не идет дождь?
   Вопрос остался без ответа.
   И это было последнее, что она помнила.
   Водитель же преспокойно гнал машину по темнеющим улицам, стоял под светофорами, взлетал на мосты, развязки и часто посматривал на пассажирку. Ее подсохшие волосы трепетали от напора струи воздуха, черты умиротворенного лица смягчились, и чуть приоткрылись беспомощные губы. Зарозовели щеки, и Надежде стало жарко, но жар этот был не утомляющим, а благодатным.
   Машина остановилась на Павелецкой набережной, ощущение покоя пробудило Надежду. Она огляделась – не узнала места.
   – Где мы?
   – На Павелецкой набережной.
   – Простите... – Она достала деньги. – Спасибо.
   Он включил свет в салоне и посмотрел на нее с усмешкой:
   – Неужели я похож на бомбилу?
   Незнакомец сидел, положив локоть на спинку кресла, и все – лицо, очертания плеч и расслабленная фигура – выражало огромную физическую силу и одновременно полное спокойствие, самообладание и отсутствие всяческой агрессии.
   Женщины чувствуют это не разумом – солнечным сплетением.
   – Нет уж, возьмите!
   Она бросила деньги на торпеду, но водитель молниеносно перехватил бумажку, ловко сунул ей в руку и сжал ее в кулачок.
   – Деньги я зарабатываю другим способом.
   И в тот же миг выпустил руку.
   Надежда так и вышла с зажатой в кулак купюрой, а он высунулся в открытую дверцу.
   – Завтра зонтик можно не брать! – сказал уже в спину. – А вот послезавтра возьмите обязательно!
   И только когда машина унеслась по пустынной набережной, Надежда остановилась под фонарем и с трудом разжала кулак со смятым стольником...
 
   Надежда не спеша возвращалась к машине в сопровождении разнокалиберной своры собак. Кажется, она немного повеселела, однако вид побитого гладиатора ее вновь насторожил. Потянула ручку дверцы – машина оказалась запертой.
   Надежда прислонилась спиной к автомобилю и стала открыто рассматривать бритоголового.
   Тот сидел в джипе с открытой дверцей и пытался избавиться от шума в ушах. Почуяв на себе взгляд, сделал вид, что у него ничего не болит, попытался изобразить достоинство побежденного, но сильного человека. Надежда смотрела уже с вызовом и надменной усмешкой. Собаки потеряли к происходящему интерес и гуськом удалились.
   – Ну, что смотришь? – угрюмо спросил наконец гладиатор. – Бабок должен?
   – Ничего, терпи, – сказала ему Надежда. – Это бизнес.
   Гладиатор сверкнул глазами с кровавыми прожилками, захлопнул дверцу. Джип сорвался с места, обдав ее пылью.
   Надежда кому-то опять позвонила, но отвратительный голос вещал одно и то же – выключен... вне зоны...
   Из не осевшей еще пыли и возник перед ней Илья.
   – Ну, Петрова! Час уже бегаю!
   – Открой машину, Сердюк. Сейчас дождь пойдет, а я не взяла зонтик.
   – Дождь? – Он посмотрел в небо в бинокль. – Откуда дождь?
   – Значит, показалось... Все равно, поехали, мне скучно, Сердюк.
   Илья открыл дверцу:
   – Садись, Петрова, – и тут сменил растерянный тон на восторженный. – А выигрыш?! Наши кровные оставлять нельзя. Выигранные деньги приносят удачу! – Он торопливо направился в ворота цеха.
   Она сидела, прислонясь виском к стеклу, и смотрела вперед невидящим взглядом...
 
   Закончив монтировать материал, Надежда схватила кассету и побежала сдавать выпускающему редактору. От него скорым шагом направилась в корреспондентскую комнату, где сейчас оставались лишь дежурные сотрудники, в том числе ее подруга Марина.
   Что-то побросав в сумочку, она сдернула с вешалки плащ.
   – Возьми мой зонтик, – предложила Марина. – Там, кажется, опять дождь.
   – Сегодня мой зонтик стоит внизу, – проговорила Надя лукаво и чмокнула подругу. – У самого подъезда. Ну все, пока!
   – Это любопытно! – воскликнула Марина, однако Надя уже исчезла за дверью.
   По коридору пронеслась бегом. У лифта ее перехватил Тимофей, подвижный человек лет тридцати, с длинной гривой и в хиповых драных джинсах.
   – Надь, ты домой? Давай подвезу!
   – Спасибо, нет.
   – Иван же в командировке!
   – Ну и что?
   – А, понял! Ладно, разговор есть. Ты пойдешь брать интервью у певички Шутовой?
   – Пойду...
   – Снимать будешь в гримерке? В антракте?
   – Надеюсь...
   – Возьми меня с собой, Надь? Во как надо!
   – Пива холодного хочешь?
   – Я пойду в качестве осветителя, – зашептал он. – Или аппаратуру таскать... Мне надо к Шутовой в гримерку. Не бойся, тебя не подставлю. Говорят, у нее чуть ниже пупка есть потрясная татуировка!
   – Не знаю. Ниже пупка не смотрела.
   На счастье, приехал лифт. Тимофей схватил ее за руку:
   – Ты моя надежда, ты моя опора!.. Это же все не бесплатно, Надь!
   – Прощай, Тимоша!
   Двери задвинулись. Лифт, как назло, едва тащился. В холле первого этажа Надежда умерила прыть, с достоинством прошагала к дверям, независимо прошествовала мимо суровых охранников, махнув удостоверением, и, выйдя на крыльцо, в изумлении остановилась.
   Синий джип стоял прямо у входа, куда позволялось подъезжать лишь автомобилям высшего руководства.
   Она недоверчиво ступенька за ступенькой спустилась. Дверца машины распахнулась.
   – Садитесь, девушка!
   Надежда заглянула в салон – водитель сидел, как вчера, вполоборота, облокотившись на руль и спинку, улыбался, а из динамиков слышался тот же голос и гитара.
   – Здравствуйте, – сдержанно кивнула она и села.
   – На Павелецкую набережную? – улыбнулся он.
   – Да...
   – Тогда вперед! – Он запустил двигатель.
   – Как вам удалось сюда заехать? – не сдержала-таки Надя любопытства.
   – Очень осторожно, на первой скорости.
   – Но сюда никого не впускают...
   – И за деньги?
   – И за деньги...
   – Не знаю. – Он пожал плечами. – Меня пустили... Это ничего, если я спрошу, как вас зовут?
   – Надежда, – все-таки настороженно ответила она.
   – Замечательно! Надежда – мой компас земной... Меня – Андрей.
   – Очень приятно.
   – А мне-то как!
   – Кто это поет? – спросила она.
   – Наш парень... У вас работа слишком утомительная?
   – Невероятно, – вздохнула Надя. – Хотели что-то предложить?
   – Например, заехать в кафе или клуб, где есть живая музыка. И потанцевать.
   Она не смогла скрыть удивления.
   – Потанцевать?
   – Нет, если вы устали...
   – Я не устала!.. Вы умеете танцевать? Не прыгать, а танцевать?
   Он повернул к ней голову. Веселая улыбка и печальные глаза никак не сочетались и одновременно притягивали.
   – Надежда!
   – Простите, Андрей... Просто я еще не встречала мужчин, умеющих танцевать. Кроме профессиональных артистов... Но вы точно не артист.
   – Не артист! – засмеялся он. – Но люблю танцевать. Правда, очень редко это удается... То обстановка неподходящая, то музыка не та или нет... партнерши.
   – И вы знаете хороший клуб?
   Андрей лишь посмотрел на нее, опустил стекло, после чего достал спецсигнал, поставил его на крышу автомобиля, включил и помчался по встречной полосе...

Глава 2

   Белая машина выскочила на дорожную развязку, сбавила ход и уткнулась в пробку.
   – Ну, не знаю! – с веселой возмущенностью выговаривал Илья. – Не знаю! Чем бы тебя еще удивить? Чтоб скучно не было!
   – Тебе это нравится? – не сразу отозвалась Надежда.
   – Что? Удивлять?
   – Нет... Этот мордобой. Никогда бы не подумала...
   – Но ты же сама попросила меня показать, как я теперь живу. И чем.
   – Ты маньяк, Сердюк.
   – От маньячки слышу, Петрова.
   – Ну как иначе можно получать удовольствие, глядя на драку уродов?
   – Эх, Надежда!.. Все это нормальное существование мужчины. Адреналин освежает чувства и мысли. Поднимает воинственный дух! Тебе же нравятся воинственные мужчины?
   – Почему ты так решил?
   – Насколько помню, в школе тебе нравился Боцман. И только потому, что здорово дрался.
   – А ты научился драться?
   – Научусь, – пообещал он. – Если ты захочешь.
   – Поэтому ты и показал мне бои без правил?
   Илья усмехнулся, проговорил медленно:
   – Петрова, если я овладею каким-нибудь видом борьбы... То это будет что-то оригинальное... Мне и самому отвратительно смотреть... Но приходится, чтобы держать чувства в тонусе... А если это еще приносит выигрыш! Мы же с тобой выиграли! Между прочим, это наши первые деньги. Совместно нажитые.
   – Совместно – это здорово, – многозначительно подтвердила она.
   – А у тебя интуиция! Просто сумасшедшая. На этого лохматого никто не ставил! С тобой можно ходить в казино.
   У Нади зазвонил телефон, и звонок этот чуть приубавил восторг Ильи. Надежда взглянула на дисплей и меланхолично спрятала трубку в сумочку.
   – В казино не пойду, – объявила она, когда телефон смолк. – На стрит-рейсинг и футбол тоже.
   – Говори куда.
   – В танцевальный зал.
   – Ты до сих пор танцуешь?
   – Нет... Теперь очень редко. А хочется!
   – Я слон, ты же знаешь...
   – И слона можно научить...
   – Если возьмешься, у тебя это получится.
   Надежда посмотрела оценивающе – в двадцать семь лет Илья уже раздобрел и слегка оплыл к низу.
   – Попробую, если сбросишь пуда два.
   – Сброшу! – Он просиял. – Теперь у меня есть настоящая цель в жизни – научиться танцевать.
   – Ловлю на слове! Поклянись.
   – Чтоб я сдох! Надя, а сейчас куда мы едем? Давай завалимся в самый дорогой кабак и просадим выигрыш?
   – Терпеть не могу дорогие кабаки...
   – Куда ты хочешь?
   Надежда смотрела на осенний пейзаж за стеклом.
   – В лес. И чтоб был апрель, светило солнце и пели птицы...
   – Жаль, сейчас не апрель!
   Она отвернулась и немного опустила стекло. Пробка вроде бы рассасывалась, засвистел ветер.
   – Да, апрель давно кончился.
   Он посмотрел ей в затылок – не реагировала...
   – Ладно, признавайся. Это он звонит?
   – Кто?
   Илья невесело и как-то обреченно усмехнулся:
   – Который в апреле... Когда солнце светит, птицы поют. Как там его зовут?
   – Ты не знаешь.
   – Неужели? А не Иван ли Беспалый? Самый военный корреспондент?
   Надежда села к нему вполоборота, усмехнулась:
   – Наконец-то ты стал проницательным, сэр Дюк.
   – Передачи его смотрю, про Чечню...
   – Почти угадал, – похвалила она, опять отвернувшись.
   Илья нюансам не внял.
   – Неужели ты еще помнишь школьное погоняло?
   – Только не помню, кто тебя так обозвал.
   – Сам придумал! – Илья был почти счастлив.
   – Сам?! – Странно. Человек сам себе придумывает прозвище.
   – Я же в пятый класс к вам пришел. А в старой школе звали... Нет, не скажу как. Очень обидно!.. – Он покрутил головой. – Изменил всего одну букву... И все изменилось! Почувствовал себя другим человеком. Английский выучил! Даже одеваться стал соответственно...
   У Надежды опять зазвонил мобильник, Илья вроде бы даже рассердился.
   – Ты можешь ему сказать, что лето кончилось? А вместе с ним и весь североморский период!
   – Североморский? – усмехнулась она. – Это любопытно! Ты и в самом деле почти все знаешь.
   – Как не знать, если полжизни служу тебе подружкой.
   – Я про Североморск тебе не рассказывала!
   – А откуда тогда я знаю? Прилетела с вытаращенными глазами – встретила свою судьбу! Под холодным северным небом. На берегу Ледовитого океана... Помнишь? Правда, он женат, есть дочь! Но мы все равно будем вместе!
   – Совсем забыла, Сердюк, – печально проговорила Надежда. – Да, ты прав, североморский период давно закончился.
   – Почему тогда звонит? Достал уже!
   – Это что, ревность?
   – Я тебя пятнадцать лет ревную! Позвони сейчас же и скажи, чтоб забыл твой номер. Стер из памяти. Иначе найду его и сам сотру... И не только в телефоне.
   Надежда посмотрела на него с грустной улыбкой:
   – Ты мне нравишься такой, сэр Дюк. Сэрдитый! Пожалуй, я научу тебя танцевать.
   Тот бросил руль и вскинул руки:
   – О боги! Что я слышу?!
 
   В Измайловском парке было сумрачно, моросил осенний дождь. В такой час и погоду гуляющих не было, на дорожке промелькнул лишь прохожий с собакой да одинокий любитель бега трусцой.
   Иван скрылся под дерево за садовую скамейку и закурил. Он не видел и из-за шума дождя не слышал, как со спины к нему кто-то подошел. Информатор осторожно положил руку Ивану на плечо. Тот дернулся, выронил сигарету.
   – Вы всегда так внезапно появляетесь! – Он перевел дух. – С вами инфаркт заработаешь.
   – Служба такая, – усмехнулся информатор. – На будущее: всегда отслеживайте тыл, особенно если там темно.
   – Спасибо за совет.
   – Теперь к делу. Сегодня утром на совещание был приглашен Слухач. Он доложил, что в последние дни значительно оживились каналы Саудовская Аравия, Катар, Лондон. Все замыкаются на Москве. И отчасти на Дагестане.
   – Что это значит?
   – Это значит, идут активные согласования и консультации, – для тупых объяснил информатор. – Звонят с разных телефонов, произносят ничего не значащие условные фразы, например, на фарси или чеченском. Точно так же получают информацию. Никаких тебе шифров, кодов и радисток Кэт: век коммуникаций.
   – То есть в любой момент в Москве могут произойти какие-то события?
   – Очень неприятные и крупные события, – согласился информатор. – Скорее всего масштабный теракт. Где, пока неизвестно. Но не в любой момент. Мы просекли их тактику. Обычно за сутки перед часом Ч активность каналов резко падает. Как затишье перед бурей.
   – Вы так спокойно говорите об этом...
   – Не знаю, где держат свои головы журналисты, но аналитики свои – в холоде... Вам советую в ближайшие три дня никуда не уезжать из Москвы и быть начеку. Появится новая информация, я дам знать. Если мои выводы не подтвердятся, ждите сигнала «отбой». Но аванс я должен получить сейчас.
   Иван достал бумажник, начал отсчитывать деньги.
   – Знаете, у меня каждый раз такое чувство... будто мы заговорщики. И это мы с вами собираемся устроить теракт.
   – Мы с вами профессионалы, – жестко ответил информатор, пряча деньги. – Каждый в своей области. И служим Отечеству.
   И бесшумно скользнул в темноту.
 
   Танцзал был настоящий, с паркетом, с живой музыкой и искусной театральной подсветкой, скрывающей все остальные клубные атрибуты – барную стойку и столики вдоль стен. Создавалось впечатление, что танцующая пара с номером «7» – единственная во всем пространстве и только для нее оркестр играет заводной испанский ритм.
   Это была финальная часть танца, и невидимая публика затаила дыхание в ожидании его последнего аккорда.
   Андрей припал к ногам Надежды и замер. Музыка оборвалась, и возникла та пауза, что отделяет вечность от мгновения. Под внезапный взрыв аплодисментов Андрей подхватил ее и вознес над собой.
   – Браво! Браво! – скандировали отовсюду.
   Они улыбались, раскланивались.
   Свет над танцзалом смикшировался, и стало видно, что вдоль стен за столиками десятки восторженных зрителей. И это не профессиональная сцена, а ночной клуб.
   Пользуясь минутной темнотой на площадке, Андрей взял Надежду на руки, и они будто растворились в пространстве зала.
   Луч света выхватил ведущего на подиуме. Тот поднял руку, усмиряя аплодисменты:
   – Господа! Прошу тишины, господа! Решением нашего беспристрастного жюри победа присуждается паре номер семь!
   И снова крики, особенно женские, и гром аплодисментов.
   – А сейчас по традиции нашего клуба – вальс победителей!
   Оркестр заиграл вальс «Ночь коротка, спят облака...».
   Прожектор высветил пустой столик с номером «7»...
   Под этот вальс со стоянки автомобилей возле клуба сорвался синий джип и умчался по летней предутренней Москве...
   А спустя некоторое время он заехал в какой-то двор и остановился перед «ракушкой».
   Дом был старый, сталинский, с небольшим внутренним двориком, забитым автомобилями и «ракушками». Хилые деревца, доминошный стол и железные качели – все, что осталось от детской площадки.
   Андрей выскочил из машины, открыл дверцу:
   – Прошу, сударыня!
   Он помог Надежде выйти, но она сразу же повисла у него на шее.
   – Голова кружится! – Она осмотрелась. – Где мы, Андрей? Ты куда меня привез?
   – Это мой дом. – Он показал на темные окна четвертого этажа. – Вон мои окна.
   Она с любопытством спросила:
   – Ты здесь живешь?
   – Случается... Но редко.
   Надежда подошла к качелям и села.
   – Никогда бы не подумала, что у тебя есть дом, – вдруг проговорила она. – То есть место, где тебя можно найти.
   – Я похож на бомжа?
   – Ты похож на странника. Только посоха не хватает.
   – Сейчас мы пойдем ко мне, – сказал он твердо. – И там докажу, что я люблю домашний очаг и вообще склонен к уюту.
   – Потом ты предложишь чай, кофе...
   – К сожалению, у меня нет ни того ни другого.
   – Как же ты станешь соблазнять? Или знаешь другой способ?
   – Знаю. – Он открыл «ракушку». – Сейчас покажу... Только загоню машину.
   – Андрей... – Она встала. – Отвези меня домой. Пожалуйста.
 
   Белая машина въехала в распахнувшиеся ворота и подкатилась к ступеням ротонды шестиэтажного особняка с пентхаусом. Солидного, впечатляющего новодела в английском рыцарском стиле. На цепях перед входом висела медная плита с отлитой надписью «Издательский Дом “Фатум-пресс”».
   А чуть наискосок, на противоположной стороне широкого бульвара, виднелась яркая реклама современного салона для новобрачных и ресторана для свадебных торжеств.
   Охранник сбежал с крыльца, распахнул дверцу, но Илья знаком указал на пассажирку. Надежда вышла из машины, кивнула охраннику, мельком оглядела здание и подняла глаза к небу. Илья млел от заслуженного удовольствия – всю жизнь ждал этой минуты, не раз представлял себе, как однажды предъявит Надежде свой успех, удивит, поразит воображение. И думал сейчас, что ему удалось, потому, скрывая эти очень мужские чувства, сказал ворчливо:
   – Ну что ты выставилась, Петрова?
   В пасмурном высоком небе висели неподвижные облака.
   – Дождя не предвидится, – сообщила она.
   – Прошу вас, леди. – Илья подал руку.
   – А это что? Дом, который построил сэр Дюк?
   – Да, очень скромная хижина... А если нам сначала зайти вон туда? – Он указал на противоположную сторону бульвара.
   Надежда задержала взгляд на яркой вывеске салона для новобрачных и оттолкнула руку спутника.
   – Дурак ты, Сердюк!
   – Настанет час, – шепотом пообещал он, – и я отведу тебя на ту сторону!
   – Дерзай! – позволила она.
   Охранник распахнул перед ними дверь, затем открыл пролет пропускного барьера.
   Внутри здания все оказалось проще, как в обычных современных офисах. Они вошли в лифт, и едва закрылась дверь, как Илья по-мальчишески попытался поцеловать Надю. И наткнулся на такой же «школьный» ответ:
   – Отстань, Сердюк! – Она замахнулась сумочкой. – Сейчас ка-ак дам!
   И они вдруг рассмеялись, но больше от ностальгии, чем от радости.
   На шестом этаже размещалось руководство, и потому в обстановке присутствовали натуральный камень, мореный дуб и английская мягкая мебель, однако выглядело все это мрачновато. Надежда озирала непривычную обстановку и слегка ежилась. Илья открыл перед нею дверь.