А спустя три минуты, когда ковылял по лестнице вниз, обвисая на руках санитаров, неожиданно похвастался:
-- Эх, зятек, какую ногу я себе сделал! Мне один мужик с Украины болванку привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не успел, замызгаю в грязи, размокнет...
Белая деревянная ступня ковыряла грязь, между аккуратно выточенными пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша...
* * *
Их привезли в районный отдел милиции и посадили за решетку напротив дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто рассорившаяся компания, но при появлении новичков, все вытаращились, и кто откровенно, кто искоса, стали рассматривать увешанного орденами генерала. А они устроились на скамейке бок о бок с тестем, помолчали, осваиваясь в новом пространстве.
-- Ты извини меня, -- вдруг сказал Василий Егорович, глядя в сторону. -- Обознался... С ментом одним спутал, энкавэдэшником. Здорово похож. Вот только забыл, на какой щеке у него шрам, -- на левой или правой?
Клетка на него подействовала неожиданно: стал мягкий, рассудительный, враз исчезла нервность и скачки настроения. Он будто бы успокоился, угодив в привычное место.
-- Сколько ты отбарабанил? -- между прочим спросил Мавр. -- Судя по наколкам, в авторитете был...
-- В общей сложности тридцать один и пять ссылки, -- с достоинством сказал и глаза больше не прятал под бровями. -- И все в этих краях...
-- Пятьдесят седьмая?
Тесть загадочно усмехнулся, взгляд потеплел -- юность вспомнил...
-- Ты-то, вроде, тоже... барабанил?
-- Почти столько же. И до сих пор в ссылке.
-- Ох, и не прост же ты, герой! Темнила... Извини, я тут камуфляж тебе немного попортил, -- кивнул на оторванный погон. -- И картавого оторвал...
-- Пришьешь и приделаешь! Ты же у нас рукодельный.
-- Выпустят -- пришью, -- пообещал он. -- Как ты мыслишь, долго нам париться?
-- Я ваших ментов не знаю. Скорее всего, круглые дураки. Значит, ночь пропарят точно...
-- Они тут не дураки! Далеко не дураки.
-- Что же тогда хватают генерала, Героя Советского Союза, да еще в наручники?
-- Я таких "героев" повидал. Мода вернулась, что ли?
-- Какая мода?
-- Под служивых косить.
-- Да пошел ты... папочка! Тесть отстегнул ремни протеза, размял культю руками.
-- Ты вот что скажи мне, умник. До каких пор нас ломать будут через колено? Ведь уж никаких сил нет у людей! Ведь когда поднимемся -- всем тошно будет.
-- Это кто поднимется? Ты на деревянной ноге?
В это время к клетке подбежал опер с ключом, отомкнул замок, сказал звенящим голосом:
-- Коноплев, на выход!
Мавр взял шинель на руку, надел фуражку.
-- Завтра поезд утром. Смотри, не проспи. Накажи дежурному, чтоб разбудил в семь.
-- Думаешь, выпустят? -- безнадежно спросил тесть.
-- Билеты купят и к поезду принесут.
-- Жалко, так и не побываю в Крыму, в море не покупаюсь...
-- Томила проводить придет на вокзал, -- он притворил за собой дверь и тут же очутился под опекой конвоиров. -- Не проспи, я рано заеду!
На улице перед ним распахнули дверцу "Волги", помогли сесть на заднее сиденье, и Мавр увидел на переднем лысоватого, с тонкими рыжими усиками, человека. Он покосился на арестованного, задержал взгляд на орденах, сказал добродушно:
-- Ну что, генерал, поехали?
-- А вот фамильярности не люблю, -- сказал Мавр высокомерно. -- И неплохо бы представиться. Как положено.
-- Подполковник Рябов. Устраивает?
-- Начальник управления на месте?
-- К сожалению, в командировке. И будет через трое суток, не раньше, товарищ генерал-лейтенант, -- выговаривал тщательно, издевался. -- Если есть настроение подождать, отведу в камеру, ждите. Нет -- придется беседовать со мной.
-- Придется так придется...
-- А погон мы тебе пришьем.
Мавр лишь усмехнулся и, склонившись к его уху, обронил низким урчащим басом:
-- Шей. Да смотри, не уколись.
Спустя четверть часа, уже в своем кабинете местного ФСБ Рябов попросил снять китель, дескать, портному снесут, и вдруг стал жестким и категоричным.
-- На каком основании вы носите генеральскую форму?
-- Юношеская мечта! -- засмеялся Мавр. -- Очень уж хотелось стать генералом. Да... Теперь вот в детство впадаю, вернее, в юность. Женился вчера...
-- Это известно, -- перебил он. -- Отвечайте на вопрос!
-- Форму купил на рынке. Знаешь, приятно, все-таки еще уважают генералов в нашем отечестве.
Подполковник вызвал конвой и отправил Мавра в одиночку. Камера в подвале оказалась холодной, а он остался в одной рубашке с погонами, и через час южный житель начал мерзнуть.
Он постучал в дверь, попросил дать ему одеяло, однако дежурный заявил, что постель выдается только на ночь, а так не положено. И все-таки спустя еще час принес ему шинель с оторванными погонами и петлицами.
-- Это что такое? -- прорычал Мавр. -- Кто посмел снять погоны?!
-- Не знаю, -- дежурный запер решетчатую дверь. -- Обращайтесь к начальству.
Завернувшись в шинель, он просидел до ужина, а на ночь дежурный принес тюфяк и одеяло. Несмотря на холод, Мавр снял рубашку и брюки, чтоб не помять и завалился спать.
В половине девятого утра, сразу после завтрака, его вызвали на допрос. В кабинете сидел подполковник Рябов и еще один в гражданском -- тучный, молчаливый человек средних лет.
-- Как спалось, Виктор Сергеевич? -- участливо поинтересовался Рябов. -- Не замерзли?
-- Кто снял погоны с шинели? -- мрачно спросил Мавр, глядя на толстого -- очень уж напоминал начальника.
-- Я приказал! -- признался подполковник. -- Ношение военной формы одежды со знаками различия без соответствующих документов не разрешается.
-- Это хорошо, -- Мавр повеселел. -- А я уж думал, все можно... Но пока не пришьешь, разговора не будет. Вызывай конвой.
-- Если больше нравится в камере -- пожалуйста!
Его снова отвели в подвал и забыли на три с половиной часа. Сидеть тут еще одну ночь Мавру не хотелось, да и некогда было, хоть бы сегодня на поезд не опоздать. Надо было слегка сломаться, пойти на уступки, чтоб эти молодые подполковники почувствовали себя профессионалами. Он постучал в дверь и сказал дежурному, что готов разговаривать.
Через семнадцать минут его снова привели к Рябову. Тот был один и выглядел намного смелее и разговаривал резче.
-- Объясните: каким образом к вам попали чужие правительственные награды? -- отчеканил он.
-- С рынка! -- заявил Мавр не моргнув глазом. -- Все оттуда -- форма, награды. Сейчас же у нас рыночные отношения.
-- Купили вместе с документами?
-- Разумеется...
-- И паспорт там же приобрели?
-- Нет, паспорт у меня настоящий.
-- Почему же документы на награды и паспорт на одно и то же лицо?
-- Да, вот тут вы меня поймали! -- усмехнулся он. -- Не выкрутиться!.. Ладно, так и быть, скажу. Форму купил, а награды мои.
-- Все? Весь комплект, что был на кителе?
-- До последней юбилейной!
-- Но это ложь, Виктор Сергеевич.
-- Вероятно, слышали такое понятие, как презумпция невиновности? Не верите -- докажите обратное.
-- Часть орденов и Звезда Героя принадлежат сотруднику НКВД, заслуженному человеку, только полковнику, -- чеканил Рябов слова. -- И пока я не услышу вразумительного ответа, который можно проверить, вас отсюда не выпустят. Так будет разговор?
-- Я бы с тобой поговорил, да в следующий раз, сейчас некогда, -пробасил Мавр. -- В милиции у меня тесть остался, за решеткой сидит. Человек всю жизнь по лагерям мытарился, и надо бы на старости лет его в Крым свозить, в море покупать. У нас поезд через полтора часа.
-- Может, не будем дурака валять, Виктор Сергеевич? -- Рябов пригасил напор. -- Не семнадцать лет все-таки.
-- Да уж... Но хочется иногда...
-- Что вас связывает с Притыкиным?
-- Как же! Со вчерашнего дня он мой тесть.
-- Это известно... А вы имеете представление, кто он такой?
-- В общих чертах. Вчера познакомились. Отойдет немного, поправится под южным солнцем, может, и расскажет.
-- С его дочерью давно знакомы?
-- Можно сказать, на руках выросла.
-- Надеюсь, знаете, что она -- мошенница? Мавр глянул исподлобья.
-- Не смейте так говорить о моей жене, подполковник! Иначе я не стану с вами разговаривать.
-- Но вам известно, за что ее осудили на пять лет?
-- Ее подставили подруги -- это мне известно.
-- Вы по-прежнему утверждаете, что приехали в Архангельск, чтобы заключить с ней брак?
-- Да, и я это сделал!
-- Человек в преклонном возрасте... судя по паспорту, и сорокалетняя женщина, -- он будто бы с сожалением вздохнул. -- Как прикажете понимать? Брак по любви? По расчету?
-- По любви и расчету.
-- Я бы поверил вам, -- подполковник встал, показывая тем самым, что приступает к новому этапу допроса. -- Но есть одно странное совпадение... товарищ генерал. Вашего тестя Притыкина Василия Егоровича впервые схватил за руку и усадил в тюрьму оперативный уполномоченный Пронский, еще в сороковом году. Тот самый заслуженный работник НКВД, часть наград которого оказалась у вас. Звезда Героя, два ордена Ленина, три Красного Знамени. Документы выписаны на Коноплева, однако номера на Звезде и орденах не сходятся. И полностью соответствуют наградам, врученным во время войны полковнику Пронскому... Каким образом они попали в вашу коллекцию, да еще с другими документами? Кстати, выписанными лишь в пятьдесят пятом году?
-- Не может быть! -- отрезал Мавр.
-- Что не может быть?
-- Скажи-ка мне, подполковник, за что этот Пронский усадил моего тестя?
-- А у него статья как судьба, одна и на всю жизнь. Фальшивомонетчик!
-- Да? Как интересно! -- не сдержал восторга Мавр. -- Хорошая у тестя профессия! То, что надо!
-- Это как понимать? -- прищурился Рябов.
-- Неужели крестник?.. Погоди, а каким образом стало известно, что дело вел Пронский?
-- Запрос сделали, подняли старые дела.
-- Это невозможно! Дела, которые вел Пронский, уничтожены.
-- Откуда такая информация? -- он не мог скрыть удивления.
-- От верблюда...
-- Оказалось, сохранили! Но вытащили из какого-то спецархива.
-- Все равно не может быть! Я их всех помню, как детей. Притыкина среди фальшивомонетчиков того времени не было!
-- Откуда вам знать -- было, не было?
-- Я не слышал такой фамилии!
-- Вот как! А Самохина помните? Слышали о таком?
-- Фальшивомонетчик Самохин был студентом Строгановского училища, между прочим, -- Мавр помедлил. -- Резал деревянные клише на досках из выдержанной акации...
-- Эх, зятек, какую ногу я себе сделал! Мне один мужик с Украины болванку привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не успел, замызгаю в грязи, размокнет...
Белая деревянная ступня ковыряла грязь, между аккуратно выточенными пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша...
* * *
Их привезли в районный отдел милиции и посадили за решетку напротив дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто рассорившаяся компания, но при появлении новичков, все вытаращились, и кто откровенно, кто искоса, стали рассматривать увешанного орденами генерала. А они устроились на скамейке бок о бок с тестем, помолчали, осваиваясь в новом пространстве.
-- Ты извини меня, -- вдруг сказал Василий Егорович, глядя в сторону. -- Обознался... С ментом одним спутал, энкавэдэшником. Здорово похож. Вот только забыл, на какой щеке у него шрам, -- на левой или правой?
Клетка на него подействовала неожиданно: стал мягкий, рассудительный, враз исчезла нервность и скачки настроения. Он будто бы успокоился, угодив в привычное место.
-- Сколько ты отбарабанил? -- между прочим спросил Мавр. -- Судя по наколкам, в авторитете был...
-- В общей сложности тридцать один и пять ссылки, -- с достоинством сказал и глаза больше не прятал под бровями. -- И все в этих краях...
-- Пятьдесят седьмая?
Тесть загадочно усмехнулся, взгляд потеплел -- юность вспомнил...
-- Ты-то, вроде, тоже... барабанил?
-- Почти столько же. И до сих пор в ссылке.
-- Ох, и не прост же ты, герой! Темнила... Извини, я тут камуфляж тебе немного попортил, -- кивнул на оторванный погон. -- И картавого оторвал...
-- Пришьешь и приделаешь! Ты же у нас рукодельный.
-- Выпустят -- пришью, -- пообещал он. -- Как ты мыслишь, долго нам париться?
-- Я ваших ментов не знаю. Скорее всего, круглые дураки. Значит, ночь пропарят точно...
-- Они тут не дураки! Далеко не дураки.
-- Что же тогда хватают генерала, Героя Советского Союза, да еще в наручники?
-- Я таких "героев" повидал. Мода вернулась, что ли?
-- Какая мода?
-- Под служивых косить.
-- Да пошел ты... папочка! Тесть отстегнул ремни протеза, размял культю руками.
-- Ты вот что скажи мне, умник. До каких пор нас ломать будут через колено? Ведь уж никаких сил нет у людей! Ведь когда поднимемся -- всем тошно будет.
-- Это кто поднимется? Ты на деревянной ноге?
В это время к клетке подбежал опер с ключом, отомкнул замок, сказал звенящим голосом:
-- Коноплев, на выход!
Мавр взял шинель на руку, надел фуражку.
-- Завтра поезд утром. Смотри, не проспи. Накажи дежурному, чтоб разбудил в семь.
-- Думаешь, выпустят? -- безнадежно спросил тесть.
-- Билеты купят и к поезду принесут.
-- Жалко, так и не побываю в Крыму, в море не покупаюсь...
-- Томила проводить придет на вокзал, -- он притворил за собой дверь и тут же очутился под опекой конвоиров. -- Не проспи, я рано заеду!
На улице перед ним распахнули дверцу "Волги", помогли сесть на заднее сиденье, и Мавр увидел на переднем лысоватого, с тонкими рыжими усиками, человека. Он покосился на арестованного, задержал взгляд на орденах, сказал добродушно:
-- Ну что, генерал, поехали?
-- А вот фамильярности не люблю, -- сказал Мавр высокомерно. -- И неплохо бы представиться. Как положено.
-- Подполковник Рябов. Устраивает?
-- Начальник управления на месте?
-- К сожалению, в командировке. И будет через трое суток, не раньше, товарищ генерал-лейтенант, -- выговаривал тщательно, издевался. -- Если есть настроение подождать, отведу в камеру, ждите. Нет -- придется беседовать со мной.
-- Придется так придется...
-- А погон мы тебе пришьем.
Мавр лишь усмехнулся и, склонившись к его уху, обронил низким урчащим басом:
-- Шей. Да смотри, не уколись.
Спустя четверть часа, уже в своем кабинете местного ФСБ Рябов попросил снять китель, дескать, портному снесут, и вдруг стал жестким и категоричным.
-- На каком основании вы носите генеральскую форму?
-- Юношеская мечта! -- засмеялся Мавр. -- Очень уж хотелось стать генералом. Да... Теперь вот в детство впадаю, вернее, в юность. Женился вчера...
-- Это известно, -- перебил он. -- Отвечайте на вопрос!
-- Форму купил на рынке. Знаешь, приятно, все-таки еще уважают генералов в нашем отечестве.
Подполковник вызвал конвой и отправил Мавра в одиночку. Камера в подвале оказалась холодной, а он остался в одной рубашке с погонами, и через час южный житель начал мерзнуть.
Он постучал в дверь, попросил дать ему одеяло, однако дежурный заявил, что постель выдается только на ночь, а так не положено. И все-таки спустя еще час принес ему шинель с оторванными погонами и петлицами.
-- Это что такое? -- прорычал Мавр. -- Кто посмел снять погоны?!
-- Не знаю, -- дежурный запер решетчатую дверь. -- Обращайтесь к начальству.
Завернувшись в шинель, он просидел до ужина, а на ночь дежурный принес тюфяк и одеяло. Несмотря на холод, Мавр снял рубашку и брюки, чтоб не помять и завалился спать.
В половине девятого утра, сразу после завтрака, его вызвали на допрос. В кабинете сидел подполковник Рябов и еще один в гражданском -- тучный, молчаливый человек средних лет.
-- Как спалось, Виктор Сергеевич? -- участливо поинтересовался Рябов. -- Не замерзли?
-- Кто снял погоны с шинели? -- мрачно спросил Мавр, глядя на толстого -- очень уж напоминал начальника.
-- Я приказал! -- признался подполковник. -- Ношение военной формы одежды со знаками различия без соответствующих документов не разрешается.
-- Это хорошо, -- Мавр повеселел. -- А я уж думал, все можно... Но пока не пришьешь, разговора не будет. Вызывай конвой.
-- Если больше нравится в камере -- пожалуйста!
Его снова отвели в подвал и забыли на три с половиной часа. Сидеть тут еще одну ночь Мавру не хотелось, да и некогда было, хоть бы сегодня на поезд не опоздать. Надо было слегка сломаться, пойти на уступки, чтоб эти молодые подполковники почувствовали себя профессионалами. Он постучал в дверь и сказал дежурному, что готов разговаривать.
Через семнадцать минут его снова привели к Рябову. Тот был один и выглядел намного смелее и разговаривал резче.
-- Объясните: каким образом к вам попали чужие правительственные награды? -- отчеканил он.
-- С рынка! -- заявил Мавр не моргнув глазом. -- Все оттуда -- форма, награды. Сейчас же у нас рыночные отношения.
-- Купили вместе с документами?
-- Разумеется...
-- И паспорт там же приобрели?
-- Нет, паспорт у меня настоящий.
-- Почему же документы на награды и паспорт на одно и то же лицо?
-- Да, вот тут вы меня поймали! -- усмехнулся он. -- Не выкрутиться!.. Ладно, так и быть, скажу. Форму купил, а награды мои.
-- Все? Весь комплект, что был на кителе?
-- До последней юбилейной!
-- Но это ложь, Виктор Сергеевич.
-- Вероятно, слышали такое понятие, как презумпция невиновности? Не верите -- докажите обратное.
-- Часть орденов и Звезда Героя принадлежат сотруднику НКВД, заслуженному человеку, только полковнику, -- чеканил Рябов слова. -- И пока я не услышу вразумительного ответа, который можно проверить, вас отсюда не выпустят. Так будет разговор?
-- Я бы с тобой поговорил, да в следующий раз, сейчас некогда, -пробасил Мавр. -- В милиции у меня тесть остался, за решеткой сидит. Человек всю жизнь по лагерям мытарился, и надо бы на старости лет его в Крым свозить, в море покупать. У нас поезд через полтора часа.
-- Может, не будем дурака валять, Виктор Сергеевич? -- Рябов пригасил напор. -- Не семнадцать лет все-таки.
-- Да уж... Но хочется иногда...
-- Что вас связывает с Притыкиным?
-- Как же! Со вчерашнего дня он мой тесть.
-- Это известно... А вы имеете представление, кто он такой?
-- В общих чертах. Вчера познакомились. Отойдет немного, поправится под южным солнцем, может, и расскажет.
-- С его дочерью давно знакомы?
-- Можно сказать, на руках выросла.
-- Надеюсь, знаете, что она -- мошенница? Мавр глянул исподлобья.
-- Не смейте так говорить о моей жене, подполковник! Иначе я не стану с вами разговаривать.
-- Но вам известно, за что ее осудили на пять лет?
-- Ее подставили подруги -- это мне известно.
-- Вы по-прежнему утверждаете, что приехали в Архангельск, чтобы заключить с ней брак?
-- Да, и я это сделал!
-- Человек в преклонном возрасте... судя по паспорту, и сорокалетняя женщина, -- он будто бы с сожалением вздохнул. -- Как прикажете понимать? Брак по любви? По расчету?
-- По любви и расчету.
-- Я бы поверил вам, -- подполковник встал, показывая тем самым, что приступает к новому этапу допроса. -- Но есть одно странное совпадение... товарищ генерал. Вашего тестя Притыкина Василия Егоровича впервые схватил за руку и усадил в тюрьму оперативный уполномоченный Пронский, еще в сороковом году. Тот самый заслуженный работник НКВД, часть наград которого оказалась у вас. Звезда Героя, два ордена Ленина, три Красного Знамени. Документы выписаны на Коноплева, однако номера на Звезде и орденах не сходятся. И полностью соответствуют наградам, врученным во время войны полковнику Пронскому... Каким образом они попали в вашу коллекцию, да еще с другими документами? Кстати, выписанными лишь в пятьдесят пятом году?
-- Не может быть! -- отрезал Мавр.
-- Что не может быть?
-- Скажи-ка мне, подполковник, за что этот Пронский усадил моего тестя?
-- А у него статья как судьба, одна и на всю жизнь. Фальшивомонетчик!
-- Да? Как интересно! -- не сдержал восторга Мавр. -- Хорошая у тестя профессия! То, что надо!
-- Это как понимать? -- прищурился Рябов.
-- Неужели крестник?.. Погоди, а каким образом стало известно, что дело вел Пронский?
-- Запрос сделали, подняли старые дела.
-- Это невозможно! Дела, которые вел Пронский, уничтожены.
-- Откуда такая информация? -- он не мог скрыть удивления.
-- От верблюда...
-- Оказалось, сохранили! Но вытащили из какого-то спецархива.
-- Все равно не может быть! Я их всех помню, как детей. Притыкина среди фальшивомонетчиков того времени не было!
-- Откуда вам знать -- было, не было?
-- Я не слышал такой фамилии!
-- Вот как! А Самохина помните? Слышали о таком?
-- Фальшивомонетчик Самохин был студентом Строгановского училища, между прочим, -- Мавр помедлил. -- Резал деревянные клише на досках из выдержанной акации...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента