Страница:
Конфуций был беден и, по-видимому, страдал от этого. В одной из бесед он упоминает: «В молодости я был беден, поэтому я освоил многие презренные занятия» (IX, 6). Карьера великого наставника начинается весьма обыденно и скромно. Он занимал невысокий и не очень значимый пост, вел хозяйственные записи – занимался учетом скота. «Все, за что я отвечал, – чтобы овцы и коровы росли сильными и здоровыми» (Мэн-цзы, Vб, 5). В общем, его первые шаги были весьма характерны для потомков обедневшей аристократии его времени.
С юности жизнь учила Конфуция немалому мужеству. Ему еще не исполнилось и семнадцати, как умерла его мать. Его не приглашали на пиры, которые устраивались знатными родами в царстве Лу, потому что его род, хотя и благородного происхождения, был из числа «малых домов» – бедных и маловлиятельных. Не раз Конфуцию приходилось испытывать и публичные унижения, презрительные взгляды богатых вельмож... Не тогда ли он понял, что «благородный муж может быть огорчен лишь тем, что не обладает способностями, но не беспокоится о том, что люди не знают его»? Невзгоды не ожесточили его сердце – наоборот, он увидел в них средство самовоспитания, обнаружил в своей душе ту удивительную любовь к людям, которой впоследствии учил других.
В 525 г. до н. э. Конфуций, занимавший тогда невысокий чиновничий пост, был представлен наместнику Тану во время его визита в Лу. По преданиям, Конфуций имел честь рассказать ему о том, что в прошлом официальные присутственные места назывались по названиям птиц [13, гл. «Чжао-гун», 48, 3б-9а]. Он вообще с молодых лет подпадает под обаяние уложений прошлых эпох – тех, где остался его идеал «мудрого и справедливого правления» и когда еще не была нарушена связь между людьми и духами.
«Лунь юй»: путь Учителя
I, 16
Учитель сказал:
– Не печалься, что люди не знают тебя. Печалься, что сам не знаешь людей.
II, 4
Учитель сказал:
– В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет встал на ноги. В сорок освободился от сомнений. В пятьдесят познал волю Неба. В шестьдесят научился отличать правду от неправды. В семьдесят стал следовать желаниям сердца и не переступал меры.
II, 11
Учитель сказал:
– Тот, кто, повторяя старое, способен обрести новое, может стать настав–ником.
II, 21
Некто спросил Конфуция:
– Почему Вы не участвуете в управлении [государством]?
Учитель ответил:
– В «[Каноне] истории» говорится: «Когда надо проявлять сыновнюю поч–тительность – проявляй ее, будь дружен со старшими и младшими братьями». В этом и кроется суть правления. Таким образом, я уже участвую в управлении. К чему непременно состоять на службе ради управления?
«Канон истории» («Шу цзин») – сборник исторических преданий с мифических времен до периода Чуньцю (с XXIV по VIII в. до н. э.)
III, 24
Начальник пограничной службы в И, желая встретиться [с Учителем], сказал:
– Когда сюда прибывали благородные мужи, я встречался с каждым. Ученики попросили [Учителя] принять его.
Выйдя от Учителя, он сказал:
– Почему вы так обеспокоены, что нет у вас чиновничьих постов? Под–небесная уже давно лишилась Дао, скоро Небо сделает Вашего Учителя колоколом.
IV, 15
Учитель сказал:
– Шэнь! Мой Дао-Путь пронизан Единым.
Цзэн-цзы ответил:
– Воистину!
Когда Учитель вышел, ученики спросили:
– Что это значит?
Цзэн-цзы ответил:
– Путь Учителя включает лишь два понятия – чжун – верность и шу – снисхождение.
Шэнь – Цзэн Шэнь (Цзэн-цзы), один из самых любимых учеников Конфуция.
V, 26
Янь Юань и Цзылу стояли подле Учителя.
– Расскажите мне,– сказал Учитель,– чего бы вы оба хотели?
– Я бы хотел,– ответил Цзылу,– делить и повозку, и платье на меху с друзьями. А если сломают или износят – не досадовать.
– А я бы хотел,– сказал Янь Юань, – не кичиться достоинствами и не выставлять напоказ заслуги.
А Цзылу сказал:
– Позвольте услыхать и о желаниях Учителя.
И Учитель ответил:
– Чтобы старики жили в покое, чтобы друзья были правдивыми, а младшие проявляли заботу о старших.
VI, 12
Жань Цю сказал:
– Не сказать, что я не могу оценить вашего Учения-Дао, просто сил мне не хватает.
Учитель сказал:
– Те, кому сил не хватает, останавливаются на полпути. Ты же не сделал еще и шага.
VII, 2
Учитель сказал:
– Запоминать и хранить в своем сердце; усиленно учиться, не зная пресыщения; наставлять других, не ведая усталости, – что из этих трех принципов я претворяю?
Здесь изложен один из основных принципов жизни мистических наставников – устная передача знания и наставление в нем других людей.
IX, 7
Лао сказал:
– Учитель говорил: «Я не был использован на государственной службе, поэтому овладел некоторыми искусствами».
Личность Лао вызывает споры, возможно, это был ученик Цай Лао из царства Вэй.
VII, 11
Учитель сказал Янь Юаню:
– Когда нас привлекают на службу – действуем. Когда нас отвергают – удаляемся. Только мы с тобой можем так поступать.
Цзы Лу спросил:
– А если бы Вам доверили командовать армией, кого взяли бы с собой?
Учитель ответил:
– Не того, кто с голыми руками бросается на тигра или вплавь переправляется через реку и в результате безрассудно гибнет. Я бы взял того, кто начинает дело с осторожностью, и не только любит продумывать планы, но и способен добиться успеха.
VII, 12
Учитель сказал:
– Если бы богатства можно было домогаться, то я согласился бы стать даже возницей. Поскольку домогаться невозможно, я займусь тем, что мне нравится.
VII, 16
Учитель сказал:
– Есть грубую пищу, пить воду, спать на согнутом локте – во всем этом тоже есть радость. А богатство и знатность, нажитые нечестно, для меня – что плывущие облака!
VII, 17
Учитель сказал:
– Если бы мне прибавили несколько лет жизни, то я имел бы возможность в пятьдесят лет изучать «Канон перемен» и, возможно, избежал бы больших ошибок.
VII, 24
Учитель сказал:
– Вы, ученики, полагаете, что я что-то скрываю от вас? Я ничего не скрываю от вас. Я ничего не делаю без вас. Таков я.
VII, 28
Учитель сказал:
– Вероятно, есть люди, которые могут делать что-либо, ничего при этом не зная. Я, увы, не таков. Мне приходится многое слушать, выбирать из этого доброе и следовать этому. Мне приходится наблюдать многое и запоминать это. И все же такие знания вторичны».
Вторичным знаниям противопоставлены те, что даны от рождения.
VII, 33
Учитель сказал:
– В учености я подобен другим людям. Что же касается достоинств благо–родного мужа, то в этом я, увы, не преуспел.
VII, 34
Учитель сказал:
– Что касается высшей мудрости и человеколюбия, то разве смею ли я обладать ими? И все же я учусь и тружусь, не зная пресыщения, обучаю, не ведая усталости, – только это и можно сказать обо мне.
Гунси Хуа сказал:
– Мы как раз этому и не можем никак научиться.
IX, 5
Когда Учителю угрожали в местечке Куан, он сказал:
– После смерти [чжоуского] Вэнь-вана я стал тем, в ком заключена культура (вэнь). Если бы Небо действительно хотело уничтожить культуру, то оно не наделило бы ею меня. А коль само Небо не уничтожило ее, стоит ли мне бояться каких-то куанцев?
Жители местечка Куан приняли Конфуция за их обидчика Ян Хо и продержали философа с учениками в окружении целых 5 дней.
IX, 13
Цзы Гун сказал:
– Вот кусок прекрасной яшмы. Спрятать ли нам ее в шкатулку или же постараться продать ее за хорошую цену?
Учитель сказал:
– Продать, продать! Я ожидаю покупателя.
Считается, что под «прекрасной яшмой» имеется ввиду сам Конфуций, который выбирает, либо ему укрыться от людей, либо служить достойным правителям.
IX, 19
Учитель сказал:
– Вот, например, я заканчиваю возведение холма. И пускай мне осталось насыпать лишь корзину земли, но я остановился. Вот это и есть остановка. Или, например, если я на ровном месте [начинаю возводить холм], то пускай я высыпал лишь одну корзину земли, то я уже продвинулся. Вот это и есть продвижение.
Конфуций имеет в виду постижение Учения, где истинное знание приходит от методичной работы. И даже у продвинутого человека перед достижением Высшего знания может быть остановка, что отбросит его назад.
IX, 15
Учитель сказал:
– После моего воз–вращения из царства Вэй музыка наконец была исправлена, а оды и гимны обрели должное место.
Речь идет о том моменте, когда 69-летний Конфуций после долгих странствий возвратился в родное царство Лу. Именно после этого, умудренный опытом, он начинает редактировать древние каноны.
XIII, 10
Учитель сказал:
– Если бы правитель использовал меня на службе, то уже через год я бы навел порядок, а через три года добился бы успеха.
XIII, 21
Учитель сказал:
– Увы, не вижу вокруг себя людей, что способны придерживаться середины. Посему вынужден сходиться с теми, кто своеволен или излишне осторожен. Своевольный хватается за любое дело, осторожный же избегает неприятностей.
XIV, 13
Учитель спросил у Гунмин Цзя о Гуншу Вэньцзы:
– Правда ли, что твой учитель не говорит, не смеется и не берет подношений?
Гунмин Цзя ответил:
– Те, кто сообщил об этом, ошибаются. Когда надо сказать, он говорит, но так, чтобы никого не утомить. Когда он весел, он смеется, но так, чтобы никого не задеть. Когда надо взять по справедливости, он берет, но так, чтобы ни у кого не вызвать осуждения.
Учитель сказал:
– Это так? Неужто он действительно так и поступает?
Гунмин Цзя служил при дворе аристократа Гуншу Вэньцзы. Гуншу Вэньцзы (Гунсунь Ба) – сановник из Вэй, внук правителя царства Сянь-гуна.
XIV, 29
Цзы Гун любил давать оценку людям. Учитель сказал:
– Как ты мудр, Цы! А вот у меня на это нет времени.
XV, 3
Учитель спросил:
– Цы! Ты полагаешь, что я, многое изучая, все запоминаю?
Тот ответил:
– Конечно, а разве не так?
– Нет, – ответил Учитель, – у меня все пронизано Единым.
XV, 16
Учитель сказал:
– Если человек сам не спрашивает себя: «Как же быть? Как же быть?» – то и я не знаю, как с ним быть.
XV, 31
Учитель сказал:
– Бывало так, что дни и ночи я проводил в раздумьях без сна и пищи. Но все тщетно... Лучше уж учиться!
Тайна обучения Учителя
Лао-цзы: загадочный –наставник Конфуция
С юности жизнь учила Конфуция немалому мужеству. Ему еще не исполнилось и семнадцати, как умерла его мать. Его не приглашали на пиры, которые устраивались знатными родами в царстве Лу, потому что его род, хотя и благородного происхождения, был из числа «малых домов» – бедных и маловлиятельных. Не раз Конфуцию приходилось испытывать и публичные унижения, презрительные взгляды богатых вельмож... Не тогда ли он понял, что «благородный муж может быть огорчен лишь тем, что не обладает способностями, но не беспокоится о том, что люди не знают его»? Невзгоды не ожесточили его сердце – наоборот, он увидел в них средство самовоспитания, обнаружил в своей душе ту удивительную любовь к людям, которой впоследствии учил других.
«Лунь юй»: путь Учителя
I, 16
Учитель сказал:
– Не печалься, что люди не знают тебя. Печалься, что сам не знаешь людей.
II, 4
Учитель сказал:
– В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет встал на ноги. В сорок освободился от сомнений. В пятьдесят познал волю Неба. В шестьдесят научился отличать правду от неправды. В семьдесят стал следовать желаниям сердца и не переступал меры.
II, 11
Учитель сказал:
– Тот, кто, повторяя старое, способен обрести новое, может стать настав–ником.
II, 21
Некто спросил Конфуция:
– Почему Вы не участвуете в управлении [государством]?
Учитель ответил:
– В «[Каноне] истории» говорится: «Когда надо проявлять сыновнюю поч–тительность – проявляй ее, будь дружен со старшими и младшими братьями». В этом и кроется суть правления. Таким образом, я уже участвую в управлении. К чему непременно состоять на службе ради управления?
«Канон истории» («Шу цзин») – сборник исторических преданий с мифических времен до периода Чуньцю (с XXIV по VIII в. до н. э.)
III, 24
Начальник пограничной службы в И, желая встретиться [с Учителем], сказал:
– Когда сюда прибывали благородные мужи, я встречался с каждым. Ученики попросили [Учителя] принять его.
Выйдя от Учителя, он сказал:
– Почему вы так обеспокоены, что нет у вас чиновничьих постов? Под–небесная уже давно лишилась Дао, скоро Небо сделает Вашего Учителя колоколом.
IV, 15
Учитель сказал:
– Шэнь! Мой Дао-Путь пронизан Единым.
Цзэн-цзы ответил:
– Воистину!
Когда Учитель вышел, ученики спросили:
– Что это значит?
Цзэн-цзы ответил:
– Путь Учителя включает лишь два понятия – чжун – верность и шу – снисхождение.
Шэнь – Цзэн Шэнь (Цзэн-цзы), один из самых любимых учеников Конфуция.
V, 26
Янь Юань и Цзылу стояли подле Учителя.
– Расскажите мне,– сказал Учитель,– чего бы вы оба хотели?
– Я бы хотел,– ответил Цзылу,– делить и повозку, и платье на меху с друзьями. А если сломают или износят – не досадовать.
– А я бы хотел,– сказал Янь Юань, – не кичиться достоинствами и не выставлять напоказ заслуги.
А Цзылу сказал:
– Позвольте услыхать и о желаниях Учителя.
И Учитель ответил:
– Чтобы старики жили в покое, чтобы друзья были правдивыми, а младшие проявляли заботу о старших.
VI, 12
Жань Цю сказал:
– Не сказать, что я не могу оценить вашего Учения-Дао, просто сил мне не хватает.
Учитель сказал:
– Те, кому сил не хватает, останавливаются на полпути. Ты же не сделал еще и шага.
VII, 2
Учитель сказал:
– Запоминать и хранить в своем сердце; усиленно учиться, не зная пресыщения; наставлять других, не ведая усталости, – что из этих трех принципов я претворяю?
Здесь изложен один из основных принципов жизни мистических наставников – устная передача знания и наставление в нем других людей.
IX, 7
Лао сказал:
– Учитель говорил: «Я не был использован на государственной службе, поэтому овладел некоторыми искусствами».
Личность Лао вызывает споры, возможно, это был ученик Цай Лао из царства Вэй.
VII, 11
Учитель сказал Янь Юаню:
– Когда нас привлекают на службу – действуем. Когда нас отвергают – удаляемся. Только мы с тобой можем так поступать.
Цзы Лу спросил:
– А если бы Вам доверили командовать армией, кого взяли бы с собой?
Учитель ответил:
– Не того, кто с голыми руками бросается на тигра или вплавь переправляется через реку и в результате безрассудно гибнет. Я бы взял того, кто начинает дело с осторожностью, и не только любит продумывать планы, но и способен добиться успеха.
VII, 12
Учитель сказал:
– Если бы богатства можно было домогаться, то я согласился бы стать даже возницей. Поскольку домогаться невозможно, я займусь тем, что мне нравится.
VII, 16
Учитель сказал:
– Есть грубую пищу, пить воду, спать на согнутом локте – во всем этом тоже есть радость. А богатство и знатность, нажитые нечестно, для меня – что плывущие облака!
VII, 17
Учитель сказал:
– Если бы мне прибавили несколько лет жизни, то я имел бы возможность в пятьдесят лет изучать «Канон перемен» и, возможно, избежал бы больших ошибок.
VII, 24
Учитель сказал:
– Вы, ученики, полагаете, что я что-то скрываю от вас? Я ничего не скрываю от вас. Я ничего не делаю без вас. Таков я.
VII, 28
Учитель сказал:
– Вероятно, есть люди, которые могут делать что-либо, ничего при этом не зная. Я, увы, не таков. Мне приходится многое слушать, выбирать из этого доброе и следовать этому. Мне приходится наблюдать многое и запоминать это. И все же такие знания вторичны».
Вторичным знаниям противопоставлены те, что даны от рождения.
VII, 33
Учитель сказал:
– В учености я подобен другим людям. Что же касается достоинств благо–родного мужа, то в этом я, увы, не преуспел.
VII, 34
Учитель сказал:
– Что касается высшей мудрости и человеколюбия, то разве смею ли я обладать ими? И все же я учусь и тружусь, не зная пресыщения, обучаю, не ведая усталости, – только это и можно сказать обо мне.
Гунси Хуа сказал:
– Мы как раз этому и не можем никак научиться.
IX, 5
Когда Учителю угрожали в местечке Куан, он сказал:
– После смерти [чжоуского] Вэнь-вана я стал тем, в ком заключена культура (вэнь). Если бы Небо действительно хотело уничтожить культуру, то оно не наделило бы ею меня. А коль само Небо не уничтожило ее, стоит ли мне бояться каких-то куанцев?
Жители местечка Куан приняли Конфуция за их обидчика Ян Хо и продержали философа с учениками в окружении целых 5 дней.
IX, 13
Цзы Гун сказал:
– Вот кусок прекрасной яшмы. Спрятать ли нам ее в шкатулку или же постараться продать ее за хорошую цену?
Учитель сказал:
– Продать, продать! Я ожидаю покупателя.
Считается, что под «прекрасной яшмой» имеется ввиду сам Конфуций, который выбирает, либо ему укрыться от людей, либо служить достойным правителям.
IX, 19
Учитель сказал:
– Вот, например, я заканчиваю возведение холма. И пускай мне осталось насыпать лишь корзину земли, но я остановился. Вот это и есть остановка. Или, например, если я на ровном месте [начинаю возводить холм], то пускай я высыпал лишь одну корзину земли, то я уже продвинулся. Вот это и есть продвижение.
Конфуций имеет в виду постижение Учения, где истинное знание приходит от методичной работы. И даже у продвинутого человека перед достижением Высшего знания может быть остановка, что отбросит его назад.
IX, 15
Учитель сказал:
– После моего воз–вращения из царства Вэй музыка наконец была исправлена, а оды и гимны обрели должное место.
Речь идет о том моменте, когда 69-летний Конфуций после долгих странствий возвратился в родное царство Лу. Именно после этого, умудренный опытом, он начинает редактировать древние каноны.
XIII, 10
Учитель сказал:
– Если бы правитель использовал меня на службе, то уже через год я бы навел порядок, а через три года добился бы успеха.
XIII, 21
Учитель сказал:
– Увы, не вижу вокруг себя людей, что способны придерживаться середины. Посему вынужден сходиться с теми, кто своеволен или излишне осторожен. Своевольный хватается за любое дело, осторожный же избегает неприятностей.
XIV, 13
Учитель спросил у Гунмин Цзя о Гуншу Вэньцзы:
– Правда ли, что твой учитель не говорит, не смеется и не берет подношений?
Гунмин Цзя ответил:
– Те, кто сообщил об этом, ошибаются. Когда надо сказать, он говорит, но так, чтобы никого не утомить. Когда он весел, он смеется, но так, чтобы никого не задеть. Когда надо взять по справедливости, он берет, но так, чтобы ни у кого не вызвать осуждения.
Учитель сказал:
– Это так? Неужто он действительно так и поступает?
Гунмин Цзя служил при дворе аристократа Гуншу Вэньцзы. Гуншу Вэньцзы (Гунсунь Ба) – сановник из Вэй, внук правителя царства Сянь-гуна.
XIV, 29
Цзы Гун любил давать оценку людям. Учитель сказал:
– Как ты мудр, Цы! А вот у меня на это нет времени.
XV, 3
Учитель спросил:
– Цы! Ты полагаешь, что я, многое изучая, все запоминаю?
Тот ответил:
– Конечно, а разве не так?
– Нет, – ответил Учитель, – у меня все пронизано Единым.
XV, 16
Учитель сказал:
– Если человек сам не спрашивает себя: «Как же быть? Как же быть?» – то и я не знаю, как с ним быть.
XV, 31
Учитель сказал:
– Бывало так, что дни и ночи я проводил в раздумьях без сна и пищи. Но все тщетно... Лучше уж учиться!
Тайна обучения Учителя
В жизни Конфуция, несмотря на обширность биографических записей, существует немало загадок. И загадка его появления на свет – далеко не единственная и, тем более, не самая главная. Она, скорее, связана с неясностью его происхождения, и это в целом ничуть не влияет на его дальнейший путь. Но есть загадка куда более серьезная и темная – загадка, на которую до сих пор не ответил ни один исследователь его жизни. Более того, многие либо намеренно, либо случайно избегают обсуждения этого вопроса: чему и как обучался сам Конфуций, где исток его собственного знания. Обычно на это отвечают весьма поверхностно, следуя классической китайской историографии: с детства Учитель увлекался изучением древних канонов, в том числе «Канона песнопений» («Ши цзин»), много учился и размышлял. И на основе этого сплава постоянного обучения и личных переживаний и возникла философия Конфуция.
Безусловно, это правильно – действительно все источники указывают на то, что Конфуций уделял основное внимание именно изучению древних канонов, а также учился шести классическим искусствам «благородного мужа»: ритуалам, музыке, стрельбе из лука, управлению колес–ницей, письму и искусству счета. Впрочем, этому же обучались и сотни других выходцев из аристократическим семей, практически любой служивый муж (ши) проходил аналогичный путь. Но нет ответа на главный вопрос: что же позволило Конфуцию войти в историю не как чиновнику и администратору, коими он постоянно стремился стать, а как наставнику и проповеднику некой традиции, которая уже позже и была названа конфуцианством.
Так чему же обучался сам Конфуций? Кажется, именно здесь и заключена основная тайна жизни и проповеди этого человека. Нигде, абсолютно нигде мы не встретим рассказа о сути его обучения, о его подготовке. Кажется, о нем рассказано буквально все, его ученики старательно записали то, как он ел, как сходил с повозки, как входил в дом правителя и как выходил оттуда, какие одежды носил. И все эти подробности создают ощущение, что о нем действительно рассказано практически все. Но попробуйте узнать, какие ритуалы изучал сам Конфуций, кто наставлял его, с какими учителями он общался в период своей молодости, – ничего из этого узнать уже никогда не удастся. Из истории загадочным образом тщательно вымараны все упоминанию о становлении самого Учителя. И такое «замалчивание» косвенным образом указывает, что где-то здесь и заключен ответ на вопрос об удивительной силе учения, что проповедовал Конфуций.
Чтобы постичь это, надо прежде понять, чему обучался сам Конфуций и как пытался предать свое учение дальше. Понять это не просто – как мы уже упоминали, многие сведения либо намеренно вычеркнуты со страниц истории, либо принципиально никогда не записывались (а это было принято в мистических школах медиумов).
Для начала посмотрим, как Конфуция воспринимали сами правители, сановники и аристократы того времени, – ведь они наверняка должны были знать, к какому служению готовился Конфуций. И здесь нас ожидает первая неожиданность: почти никто не воспринимает его как потенциального чиновника и администратора, скорее, наоборот, никто не привечает его в таком качестве и чаще его гонят из царств и от дворов правителей. Над ним нередко издеваются как над учителем, что собрал вокруг себя учеников и последователей, восклицая: «Какой же это учитель?!» ( XVIII, 7).
Но есть другая область его познаний, где, кажется, никто не сомневается в его посвященности: знание ритуалов, правил общения с духами, погребальные церемониалы и все то, что можно назвать жреческой деятельностью. По сути, Конфуций воспринимается большинством «внешних» людей (т. е. не членами его школы) как священнослужитель и медиум, что может общаться с духами и передавать их веления Неба на землю.
И это открывает нам «скрытую» особенность биографии Конфуция: скорее всего, он обучался в одной из магических школ и готовился именно к карьере священнослужителя. Но здесь было и его отличие от шаманов, мистиков и магов предыдущих эпох. Конфуций не стремится к сокрытию этой тайной традиции, наоборот, он выносит магические знания на люди и пытается при помощи них отрегулировать ситуацию в Поднебесной. Он социализирует эти жреческие знания, создает общедоступную школу, старается наставлять правителей царств и областей в надежде, что это восстановит гармонию среди людей и возобновит утраченную связь между людьми и духами. Увы, как показала вся жизнь Конфуция, две различных области человеческой деятельности – социально-государственная и жреческо-магическая – не могут заменить одна другую. И единственным его стремлением в поздний период жизни становится желание передать ученикам суть своих знаний.
Так каких же знаний? Пожалуй, это самый загадочный вопрос: чему и как обучался сам Конфуций. Кто был его наставником, как проходило его обучение? Примечательно, что источники практически ничего не говорят об этом. Целый период жизни будущего великого наставника приблизительно до его тридцатилетия таинственным образом выпадает из поля зрения комментаторов и историков. Естественно, существует множество более поздних версий, но они опираются даже не на устные версии, а на предположения, изложенные в рамках становления идеального образа учителя и мудреца.
Такое «выпадение» в биографии человека, который определил развитие характера китайской цивилизации на тысячи лет вперед, не может не показаться странным, равно как и не может быть просто случайностью.
Действительно, почему ничего не сказано об учителях Конфуция, о формах его обучения, о тех методах, в которых он совершенствовался? Ведь это очень важно для Китая – знать имя твоего учителя, поскольку это как бы закрепляет твой статус в традиции. И вдруг – ничего. Абсолютно ничего: ни имен учителей, ни рассказов о возмужании Конфуция.
Впрочем, этому есть прямые параллели. Дело в том, что упоминания об учителях отсутствуют у целой плеяды китайских духовных наставников, например, у Лао-цзы, Чжуан-цзы, Мэн-цзы. Они как бы черпали мудрость от Неба, обладали ею изначально, что, в общем, соответствует мистической концепции «спонтанного пробуждения мудрости», что заложена в самом человеке. Большинство из таких персонажей принадлежит к даосской, а точнее к прото-даосской традиции, к мистическим и оккультным школам. Более того, эта традиция непосредственно тяготеет к архаическим шаманам и медиумам – и те и другие, хотя, безусловно, и могут формально изучать у кого-то методы оккультной практики, все же получают свои способности «от рождения», «от Неба». Их мастерство основывается не на получении этого формального знания, но на целом ряде способностей входить в мистический транс, испытывать видения и трактовать их, «переводя» на доступный людям язык. И Конфуций принадлежит именно к этой категории людей, получивших «Знания от Неба».
Не только он сам, но даже ученики Конфуция не считали, что он учился у кого-то конкретного. Вопрос, у кого учился сам Конфуций, интересовал многих его современников, что, в общем, легко объяснимо: если он один из мистических учителей, отшельников и медиумов, которые бродят по Китаю – то он получает свои знания от Неба. Но если же он обычный служивый муж из обедневшей аристократической семьи – то у него должны быть и учителя. Проблема заключалась в том, что сам Конфуций представлял собой весьма необычный персонаж: он пытался совместить в себе оба этих качества, что, естественно, вызывало недоумение у тех, кто встречался с ним. Некоторые пытаются выяснить, от кого же получал свои знания Учитель. На один из таких вопросов ученик Конфуция Цзы Гун отвечает так, что становиться ясно: их Учитель есть наследник потаенной мудрости правителей Китая прошлых поколений, от которых он мистическим образом и получает Знание. Он говорит: «Путь-Дао Вэнь-вана и У-вана не сгинул на земле, а растворился в душах людей. Достойные наследовали великое, а недостойные – малое.… Разве не всюду мог учиться наш Учитель? И неужели для этого нужен лишь один наставник?» (XIX, 22). Вэнь-ван и У-ван – первые правители династии Чжоу, объединившие разрозненные земли внутри единой протогосударственной общности, и их очень высоко ценил сам Конфуций. Таким образом, в традиции Конфуций тот «достойный», который «унаследовал великое» – и в этом были убеждены как ученики Конфуция, так и он сам: он несет в себе мистическое знание древних поколений.
Но какие-то реальные учителя у молодого Конфуция, безусловно, были. Однако традиция очень строго хранит эту тайну, поскольку это тайна посвящения Учителя, а не просто его формального обучения. Он действительно у кого-то проходил самое тщательное и очень строгое обучение в жреческой практике – строгость подхода видна практически во всех его действиях и высказываниях относительно ритуалов. Конфуций, например, может снисходительно отнестись к неправедному правителю и даже к заговорщику, и никогда – к нарушителю ритуала. Священнослужитель не может потерпеть разрушения связи с Небом!
Безусловно, это правильно – действительно все источники указывают на то, что Конфуций уделял основное внимание именно изучению древних канонов, а также учился шести классическим искусствам «благородного мужа»: ритуалам, музыке, стрельбе из лука, управлению колес–ницей, письму и искусству счета. Впрочем, этому же обучались и сотни других выходцев из аристократическим семей, практически любой служивый муж (ши) проходил аналогичный путь. Но нет ответа на главный вопрос: что же позволило Конфуцию войти в историю не как чиновнику и администратору, коими он постоянно стремился стать, а как наставнику и проповеднику некой традиции, которая уже позже и была названа конфуцианством.
Так чему же обучался сам Конфуций? Кажется, именно здесь и заключена основная тайна жизни и проповеди этого человека. Нигде, абсолютно нигде мы не встретим рассказа о сути его обучения, о его подготовке. Кажется, о нем рассказано буквально все, его ученики старательно записали то, как он ел, как сходил с повозки, как входил в дом правителя и как выходил оттуда, какие одежды носил. И все эти подробности создают ощущение, что о нем действительно рассказано практически все. Но попробуйте узнать, какие ритуалы изучал сам Конфуций, кто наставлял его, с какими учителями он общался в период своей молодости, – ничего из этого узнать уже никогда не удастся. Из истории загадочным образом тщательно вымараны все упоминанию о становлении самого Учителя. И такое «замалчивание» косвенным образом указывает, что где-то здесь и заключен ответ на вопрос об удивительной силе учения, что проповедовал Конфуций.
Чтобы постичь это, надо прежде понять, чему обучался сам Конфуций и как пытался предать свое учение дальше. Понять это не просто – как мы уже упоминали, многие сведения либо намеренно вычеркнуты со страниц истории, либо принципиально никогда не записывались (а это было принято в мистических школах медиумов).
Для начала посмотрим, как Конфуция воспринимали сами правители, сановники и аристократы того времени, – ведь они наверняка должны были знать, к какому служению готовился Конфуций. И здесь нас ожидает первая неожиданность: почти никто не воспринимает его как потенциального чиновника и администратора, скорее, наоборот, никто не привечает его в таком качестве и чаще его гонят из царств и от дворов правителей. Над ним нередко издеваются как над учителем, что собрал вокруг себя учеников и последователей, восклицая: «Какой же это учитель?!» ( XVIII, 7).
И это открывает нам «скрытую» особенность биографии Конфуция: скорее всего, он обучался в одной из магических школ и готовился именно к карьере священнослужителя. Но здесь было и его отличие от шаманов, мистиков и магов предыдущих эпох. Конфуций не стремится к сокрытию этой тайной традиции, наоборот, он выносит магические знания на люди и пытается при помощи них отрегулировать ситуацию в Поднебесной. Он социализирует эти жреческие знания, создает общедоступную школу, старается наставлять правителей царств и областей в надежде, что это восстановит гармонию среди людей и возобновит утраченную связь между людьми и духами. Увы, как показала вся жизнь Конфуция, две различных области человеческой деятельности – социально-государственная и жреческо-магическая – не могут заменить одна другую. И единственным его стремлением в поздний период жизни становится желание передать ученикам суть своих знаний.
Так каких же знаний? Пожалуй, это самый загадочный вопрос: чему и как обучался сам Конфуций. Кто был его наставником, как проходило его обучение? Примечательно, что источники практически ничего не говорят об этом. Целый период жизни будущего великого наставника приблизительно до его тридцатилетия таинственным образом выпадает из поля зрения комментаторов и историков. Естественно, существует множество более поздних версий, но они опираются даже не на устные версии, а на предположения, изложенные в рамках становления идеального образа учителя и мудреца.
Такое «выпадение» в биографии человека, который определил развитие характера китайской цивилизации на тысячи лет вперед, не может не показаться странным, равно как и не может быть просто случайностью.
Действительно, почему ничего не сказано об учителях Конфуция, о формах его обучения, о тех методах, в которых он совершенствовался? Ведь это очень важно для Китая – знать имя твоего учителя, поскольку это как бы закрепляет твой статус в традиции. И вдруг – ничего. Абсолютно ничего: ни имен учителей, ни рассказов о возмужании Конфуция.
Впрочем, этому есть прямые параллели. Дело в том, что упоминания об учителях отсутствуют у целой плеяды китайских духовных наставников, например, у Лао-цзы, Чжуан-цзы, Мэн-цзы. Они как бы черпали мудрость от Неба, обладали ею изначально, что, в общем, соответствует мистической концепции «спонтанного пробуждения мудрости», что заложена в самом человеке. Большинство из таких персонажей принадлежит к даосской, а точнее к прото-даосской традиции, к мистическим и оккультным школам. Более того, эта традиция непосредственно тяготеет к архаическим шаманам и медиумам – и те и другие, хотя, безусловно, и могут формально изучать у кого-то методы оккультной практики, все же получают свои способности «от рождения», «от Неба». Их мастерство основывается не на получении этого формального знания, но на целом ряде способностей входить в мистический транс, испытывать видения и трактовать их, «переводя» на доступный людям язык. И Конфуций принадлежит именно к этой категории людей, получивших «Знания от Неба».
Не только он сам, но даже ученики Конфуция не считали, что он учился у кого-то конкретного. Вопрос, у кого учился сам Конфуций, интересовал многих его современников, что, в общем, легко объяснимо: если он один из мистических учителей, отшельников и медиумов, которые бродят по Китаю – то он получает свои знания от Неба. Но если же он обычный служивый муж из обедневшей аристократической семьи – то у него должны быть и учителя. Проблема заключалась в том, что сам Конфуций представлял собой весьма необычный персонаж: он пытался совместить в себе оба этих качества, что, естественно, вызывало недоумение у тех, кто встречался с ним. Некоторые пытаются выяснить, от кого же получал свои знания Учитель. На один из таких вопросов ученик Конфуция Цзы Гун отвечает так, что становиться ясно: их Учитель есть наследник потаенной мудрости правителей Китая прошлых поколений, от которых он мистическим образом и получает Знание. Он говорит: «Путь-Дао Вэнь-вана и У-вана не сгинул на земле, а растворился в душах людей. Достойные наследовали великое, а недостойные – малое.… Разве не всюду мог учиться наш Учитель? И неужели для этого нужен лишь один наставник?» (XIX, 22). Вэнь-ван и У-ван – первые правители династии Чжоу, объединившие разрозненные земли внутри единой протогосударственной общности, и их очень высоко ценил сам Конфуций. Таким образом, в традиции Конфуций тот «достойный», который «унаследовал великое» – и в этом были убеждены как ученики Конфуция, так и он сам: он несет в себе мистическое знание древних поколений.
Но какие-то реальные учителя у молодого Конфуция, безусловно, были. Однако традиция очень строго хранит эту тайну, поскольку это тайна посвящения Учителя, а не просто его формального обучения. Он действительно у кого-то проходил самое тщательное и очень строгое обучение в жреческой практике – строгость подхода видна практически во всех его действиях и высказываниях относительно ритуалов. Конфуций, например, может снисходительно отнестись к неправедному правителю и даже к заговорщику, и никогда – к нарушителю ритуала. Священнослужитель не может потерпеть разрушения связи с Небом!
Лао-цзы: загадочный –наставник Конфуция
Есть лишь одно упоминание об учителе Конфуция – но он оказалось столь неожиданным, что многими отвергалось как еще одно предание. И это упоминание гласит, что Конфуций учился у Лао-цзы, а точнее получал от него наставления в сути ритуалов.
Эта версия отвергалась многими средневековыми комментаторами, как абсолютно невозможная: не мог основатель конфуцианства учиться у основателя даосизма. Например, историки XVIII в. Ван Чжун и Цуй Шу считали, что даже если эта встреча и могла состояться, то все древние хроникеры заметно приукрасили ее. Так, Ван Чжун считал, что сам Лао-цзы крайне негативно относился ко всем ритуалам, а поэтому вряд ли бы мог наставлять Конфуция в этом вопросе.
Но вспомним, что в тот момент еще никакого конфуцианства и даосизма просто не существовало. Был лишь круг посвященных мудрецов, которые пошли на службу государству. Лао-цзы, мистик и посвященный из южного царства Чу, пришел на север, в домен Чжоу, где получил пост хранителя архивов. Практически в то же самое время Конфуций странствует по царствам в поисках достойной государственной должности. Именно в домене Чжоу в городе Лои (ныне г. Лоян в провинции Хэнань) и должна была произойти их встреча. И встреча эта многократно описывается, являясь, по сути, символом передачи мистического знания от одного, более старого мудреца (Лао-цзы) к другому – молодому Конфуцию.
Наиболее подробное описание акта передачи знания можно встретить в «Исторических записках» («Ши цзи») Сыма Цяня, причем дважды: один раз в «Жизнеописании Лао-цзы», другой – в «Жизнеописании Конфуция», при этом оба описания заметным образом отличаются друг от друга. Сыма Цянь не одинок в своем описании встречи – оно с теми или иными вариациями встречается многократно в «Чжуан-цзы», «Люйши чуньцю» («Вёсны и осени господина Люя»), в «Ли цзи» («Записи о ритуалах»).
Многое в этом диалоге двух мудрецов покрыто тайной, равно как и вообще все ученичество Конфуция. Была ли это просто встреча, или Конфуций действительно получал какие-то регулярные наставления от Лао-цзы? Так в «Люйши чуньцю» прямо говорится: «Кун-цзы учился у Лао Даня (т. е. у Лао-цзы)».
Могло ли это быть на самом деле? Лао-цзы, безусловно имел более высокий статус посвящения и мистический опыт. Он сам вырос в царстве Чу на юге Китая, прославленном своими шаманскими традициями и большим количеством школ медиумов и магов. В то время, когда на севере Китая, в том числе и там, где жил Конфуций, уже происходил отход древних архаических традиций шаманов, в царстве Чу вовсю процветали древние экстатические культы. И Лао-цзы был одним из тех, кто принес эти знания на север Китая.
Само обучение Конфуция у Лао-цзы могло произойти именно в тот «темный» период, который вообще не упоминается в «Лунь юе» и о котором, судя по записям, сам Лао-цзы никогда не говорил. Тогда Конфуций был молод, в ту пору ему могло быть, по разным предположениям, от 17 до 34 лет. Именно в Лои был сосредоточен культурный центр того времени, содержался архив правителя, жила аристократия, сюда съезжались знатоки древних ритуалов и обычаев. Не удивительно, что Конфуций в поисках знаний и службы решил направиться к чжоускому двору.
Самое известное описание встречи Конфуция и Лао-цзы встречается в «Исторических записках» Сыма Цяня в «Биографии Лао-цзы» и содержит множество примечательных подробностей, буквально разбросанных по тексту:
«Конфуций приехал в царство Чжоу, чтобы спросить у Лао-цзы о смысле ритуала. Лао-цзы сказал: “Те, люди, о которых вы говорите, уже умерли, а кости их превратились в прах. Остались лишь их слова. Когда приходит время, благородный муж (цзюньцзы) садится на лошадь, в другое же время он покрывает себя и уходит.
Я слышал, что хороший торговец так глубоко запрятывает свои товары, что его лавка кажется пустой, а благородный муж, достигнув полноты Благодати, кажется глупцом. Избавься от своего заносчивого вида и многочисленных желаний, манерности и похотливых устремлений – все это не имеет никакой пользы для тебя. Вот все, что я хотел сказать тебе”».
Вернувшись, Конфуций рассказал своим ученикам: «Я знаю, что птица может летать, рыба может плавать, животное может бегать. Чтобы поймать того, кто бегает, расставляют силки; на того, кто плавает, закидывают сети, а для того, кто летает, используют стрелу. Что же до дракона, то я не могу постичь, как он, оседлав ветер и облака, взмывает в небо. Сегодня я видел Лао-цзы – воистину он подобен дракону!»
Конфуций называет Лао-цзы «драконом» (лун) – и это не просто комплимент мудрецу. В эпоху Чжоу понятием лун обозначалось не столько мифологическое животное, сколько один из типов магов, которые во время ритуалов могли вступать в контакт с духами предков. Лун-дракон тоже был одним из тех духов, которые были перевозчиками душ в царство мертвых и в этом смысле дублировали функции традиционного шамана, также провожавшего души умерших [5, 196–202]. Итак, Конфуций признается, что повстречал одного из таких посвященных магов, причем его мастерство не может быть им даже постигнуто до конца.
Эта версия отвергалась многими средневековыми комментаторами, как абсолютно невозможная: не мог основатель конфуцианства учиться у основателя даосизма. Например, историки XVIII в. Ван Чжун и Цуй Шу считали, что даже если эта встреча и могла состояться, то все древние хроникеры заметно приукрасили ее. Так, Ван Чжун считал, что сам Лао-цзы крайне негативно относился ко всем ритуалам, а поэтому вряд ли бы мог наставлять Конфуция в этом вопросе.
Но вспомним, что в тот момент еще никакого конфуцианства и даосизма просто не существовало. Был лишь круг посвященных мудрецов, которые пошли на службу государству. Лао-цзы, мистик и посвященный из южного царства Чу, пришел на север, в домен Чжоу, где получил пост хранителя архивов. Практически в то же самое время Конфуций странствует по царствам в поисках достойной государственной должности. Именно в домене Чжоу в городе Лои (ныне г. Лоян в провинции Хэнань) и должна была произойти их встреча. И встреча эта многократно описывается, являясь, по сути, символом передачи мистического знания от одного, более старого мудреца (Лао-цзы) к другому – молодому Конфуцию.
Наиболее подробное описание акта передачи знания можно встретить в «Исторических записках» («Ши цзи») Сыма Цяня, причем дважды: один раз в «Жизнеописании Лао-цзы», другой – в «Жизнеописании Конфуция», при этом оба описания заметным образом отличаются друг от друга. Сыма Цянь не одинок в своем описании встречи – оно с теми или иными вариациями встречается многократно в «Чжуан-цзы», «Люйши чуньцю» («Вёсны и осени господина Люя»), в «Ли цзи» («Записи о ритуалах»).
Многое в этом диалоге двух мудрецов покрыто тайной, равно как и вообще все ученичество Конфуция. Была ли это просто встреча, или Конфуций действительно получал какие-то регулярные наставления от Лао-цзы? Так в «Люйши чуньцю» прямо говорится: «Кун-цзы учился у Лао Даня (т. е. у Лао-цзы)».
Могло ли это быть на самом деле? Лао-цзы, безусловно имел более высокий статус посвящения и мистический опыт. Он сам вырос в царстве Чу на юге Китая, прославленном своими шаманскими традициями и большим количеством школ медиумов и магов. В то время, когда на севере Китая, в том числе и там, где жил Конфуций, уже происходил отход древних архаических традиций шаманов, в царстве Чу вовсю процветали древние экстатические культы. И Лао-цзы был одним из тех, кто принес эти знания на север Китая.
Само обучение Конфуция у Лао-цзы могло произойти именно в тот «темный» период, который вообще не упоминается в «Лунь юе» и о котором, судя по записям, сам Лао-цзы никогда не говорил. Тогда Конфуций был молод, в ту пору ему могло быть, по разным предположениям, от 17 до 34 лет. Именно в Лои был сосредоточен культурный центр того времени, содержался архив правителя, жила аристократия, сюда съезжались знатоки древних ритуалов и обычаев. Не удивительно, что Конфуций в поисках знаний и службы решил направиться к чжоускому двору.
Самое известное описание встречи Конфуция и Лао-цзы встречается в «Исторических записках» Сыма Цяня в «Биографии Лао-цзы» и содержит множество примечательных подробностей, буквально разбросанных по тексту:
«Конфуций приехал в царство Чжоу, чтобы спросить у Лао-цзы о смысле ритуала. Лао-цзы сказал: “Те, люди, о которых вы говорите, уже умерли, а кости их превратились в прах. Остались лишь их слова. Когда приходит время, благородный муж (цзюньцзы) садится на лошадь, в другое же время он покрывает себя и уходит.
Я слышал, что хороший торговец так глубоко запрятывает свои товары, что его лавка кажется пустой, а благородный муж, достигнув полноты Благодати, кажется глупцом. Избавься от своего заносчивого вида и многочисленных желаний, манерности и похотливых устремлений – все это не имеет никакой пользы для тебя. Вот все, что я хотел сказать тебе”».
Вернувшись, Конфуций рассказал своим ученикам: «Я знаю, что птица может летать, рыба может плавать, животное может бегать. Чтобы поймать того, кто бегает, расставляют силки; на того, кто плавает, закидывают сети, а для того, кто летает, используют стрелу. Что же до дракона, то я не могу постичь, как он, оседлав ветер и облака, взмывает в небо. Сегодня я видел Лао-цзы – воистину он подобен дракону!»
Конфуций называет Лао-цзы «драконом» (лун) – и это не просто комплимент мудрецу. В эпоху Чжоу понятием лун обозначалось не столько мифологическое животное, сколько один из типов магов, которые во время ритуалов могли вступать в контакт с духами предков. Лун-дракон тоже был одним из тех духов, которые были перевозчиками душ в царство мертвых и в этом смысле дублировали функции традиционного шамана, также провожавшего души умерших [5, 196–202]. Итак, Конфуций признается, что повстречал одного из таких посвященных магов, причем его мастерство не может быть им даже постигнуто до конца.