– Пс-ст, – едва слышно произнёс Иван.
   – Вижу, – одними губами ответил Андрей.
   Что-то изменилось в тени между коровниками. В одном месте она словно бы стала гуще. И это сгущение, эта как бы тень в тени, двигалась. Рассмотреть, кто или что это, не представлялось возможным. Но само движение улавливалось. Очень медленное и плавное, с остановками на несколько секунд, но – движение.
   – К окну подбирается, – шепнул Иван.
   Сыскарь промолчал. План действий, и не один, они разработали заранее, и теперь осталось лишь понять, какому из них выпадет следовать.
   Тень замерла возле первого окна, помедлила и, словно подросла, суживаясь и вытягиваясь. Снова замерла.
   Человек? Пробирался на карачках, а теперь встал на ноги. Не понять. Теоретически это может быть и поднявшийся на задние лапы зверь. Медведь, например. Что мы знаем о медвежьих повадках? Ни хрена мы о них не знаем… Попробует открыть окно? Точно. Только это закрыто, друг. Иди к следующему. Иди, родной, иди, кто бы ты ни был. Среднее открыто. Как раз для тебя.
   Тень послушно, будто подчиняясь мысленной просьбе Сыскаря, передвинулась к следующему окну. Ага. Кажется, открылось.
   Днём Андрей с Иваном специально позаботились о том, чтобы деревянные рамы одного крайнего и одного среднего окна не закрыли на шпингалеты. Ловушка примитивная, но действенная. То, что кто-то по известному русскому разгильдяйству не проверил какое-то там окно в каком-то там коровнике, вряд ли может удивить или насторожить любителя телячьей крови (напарники всё-таки больше склонялись к предположению, что засаду они устраивают на человека, а не зверя).
   Но вот то, что не лают собаки, действительно чертовски странно. Два здоровенных алабая на привязи в будках у сторожки. Сначала думали их убрать, но потом решили, что это будет уж совсем напоказ. В прошлые-то разы овчарки тоже были и тоже ничего не учуяли. Молчали. Словно призрак телят прикончил. Или эти алабаи совсем уже… алабаи. Или…
   Тень исчезла в окне.
   – Вперёд, – тихо сказал Андрей, вытаскивая пистолет и снимая его с предохранителя. – Как договаривались. Ты – к окнам. Я – внутрь.
   И первым выскользнул из сарая.

Глава 5

   От ворот до ворот – восемнадцать шагов ровно. Специально днём мерили. Около девяти секунд, если не шуметь. Можно быстрее, но тогда будет громче. Они все-таки не какие-нибудь там ниндзя или спецназ ГРУ. Обычные опера, да ещё и бывшие к тому же. Хотя, говорят, бывших оперов не бывает. Но так чуть ли не о всех профессиях говорят. Особенно те, кто профессию свою любит. Мы любим. Вроде бы.
   Бег от даже очень быстрой ходьбы отличается тем, что при ходьбе одна нога всегда касается земли. Значит, я всё-таки иду. «Грач» – у правого плеча. Стволом вверх, как положено. Кошу глазом налево. Алабаи мирно дрыхнут в своих будках, сволочи. Сторож в сторожке через окно показывает рукой – вижу, мол, бдю, всё в порядке. Кошусь направо. Рядом Лобан. Старый друг, верный боевой товарищ, напарник и компаньон. Если что, жизнь за него отдам, не думая. Да и отдавал уже, чего там. Как и он за меня. Не взяли. И слава богу. Видать, время не пришло. Вот пусть и дальше так. И подольше…
   У самого коровника разделяемся. Лобан скрывается за углом, я тихо-тихо тяну на себя калитку, устроенную в воротах коровника специально для человека, и проникаю внутрь. «Отвори потихоньку калитку», – немедленно вспомнились слова и музыка известного романса. Отставить песню. Хорошо, петли смазали. Вообще неплохо подготовились, прямо скажем. Теперь бы ещё чуть-чуть удачи…
   Пригнувшись, на полусогнутых – весь слух и зрение – Сыскарь крался вдоль стойл, в которых лёжа спали элитные парнокопытные.
   Ближе к противоположному концу строения – там, где располагались стойла отелившихся коров вместе с клетками для телят, под потолком, старалась хоть как-то рассеять мрак шестидесятиваттная лампочка дежурного освещения. Всё лучше, чем ничего. Фермер Саша объяснил, что если основной свет не выключить, то коровы в большинстве своём будут ночевать стоя и, значит, пардон, меньше спать, а больше жрать и срать. А это никому не надо. Ни ему, ни скотникам, ни самим коровам. Потому что ночью не только человеку, но и его домашним и окультуренным животным спать положено. Невыспавшаяся корова – это уже нервная и раздражённая корова. Значит, считай, потери в молоке, мясе и общей прибыли.
   Чёрт возьми, всего за один день он, Андрей Сыскарёв, узнал о бурёнках-кормилицах больше, чем за всю прошедшую жизнь! Вот и этим тоже его профессия интересна – с чем только не приходится в ней сталкиваться…
   Так. Длина коровника чуть меньше двадцати метров, если судить по чертежу, и он уже прошёл половину этого расстояния. Ну, где же ты, гад, покажись, не стесняйся.
   Он остановился и тихонько свистнул.
   Что-то звякнуло слева и впереди. Громко замычала разбуженная обитательница стойла, и через проход метнулась на четвереньках тёмная фигура.
   Всё-таки зверь?!
   – Свет!!! – заорал Сыскарь.
   Вспыхнули лампы под потолком – это сторож, как и было договорено, дёрнул по сигналу рубильник.
   Вскочили на ноги и, судя по звуку, немедленно опорожнили кишечники несколько коров.
   Потянуло свежей вонью…
   Сыскарь, держа пистолет в обеих руках, сделал три широких быстрых шага вперёд, и в эту же секунду прямо на него, нос к носу, выскочил тот, на кого они устроили засаду.
   Волк?!
   Морда в крови, острые уши прижаты к черепу, серо-бурая шерсть дыбом, раскосые глаза горят жёлтым огнём, из оскаленной пасти капает слюна. И рык. Низкий, угрожающий.
   Ох, и здоровый же, сволочь, даже не знал, что такие бывают, успела промелькнуть мысль, пока «Грач» вместе с держащей его рукой перемещался на линию прицела.
   «Не стреляй, не надо», – явственно и убедительно произнёс чей-то голос в голове Андрея.
   Сыскарь опешил. Палец, уже выбравший свободный ход спускового крючка, словно заледенел, отказываясь двигаться дальше.
   Волк прыгнул.
   Сыскарь выстрелил и промазал.
   Зверь, словно кеглю, сшиб Андрея с ног (на мгновение тот почувствовал тяжелый сладковатый запах свежей крови, идущий из его пасти) и ринулся к воротам.
   – Дверь!!! – заорал частный сыщик, одновременно переворачиваясь на живот и открывая огонь.
   Потом он не раз прокручивал в памяти события, уложившиеся в эти самые, вероятно, длинные в его жизни пятнадцать – восемнадцать секунд, пытаясь понять, отчего не выстрелил сразу, как только увидел перед собой этого жуткого зверя.
   «Но ведь я уже практически стрелял, – оправдывался Сыскарь перед самим собой. – И тут этот голос. Прямо в голове. Да громко так. Я бы даже сказал, властно. Любой бы растерялся на моём месте».
   «Но ты – не любой. У тебя боевой опыт. И ты лучше многих знаешь, что побеждает тот, кто стреляет первый и сразу. Какой бы избитой данная истина ни казалась. Подумаешь – чужой голос в голове. Да хоть труба Иерихонская! Ты обязан был выстрелить».
   «Знаю. Я и выстрелил»
   «Ты выстрелил, когда он прыгнул и ударил тебя лапами в грудь. Ты, считай, падал и стрелял туда, где его уже не было. В пустой след. Машинально. Потому и не попал».
   «Ладно, согласен. Но потом, пока он нёсся к воротам коровника, я выпустил в него четыре пули. Четыре! И все прошли мимо. Кроме последней. Да и та лишь задела по касательной, шкуру малость попортила, и всё. Он как будто заранее точно знал, когда я нажму на спусковой крючок, и в это же мгновение прыгал чуть в сторону, менял направление движения. Да я, считай, видел, как пули проходили от него в паре миллиметров буквально! Шерсть вздымалась!»
   «В миллиметрах не считается. К тому же четвёртый выстрел был точен. Почти. Ты схитрил и в самый последний момент, когда боёк ударил по капсюлю, повёл оружие влево – туда же, куда он прыгнул».
   «Да, следовало догадаться раньше. Уже на втором выстреле. Или хотя бы на третьем. Но я догадался на четвёртом. Поздно. Слишком поздно…»
   Так всё и было. Сквозь грохот «Грача» и ошалелое мычание проснувшихся коров волк скачками нёсся по проходу к воротам. Сыскарь лёжа удерживая пистолет двумя руками, стрелял и мазал раз за разом. Только четвёртая пуля прочертила в боку волка кровавую полосу, когда он совершал последний прыжок, нацеленный в калитку. Зверь взвыл на лету, ударился о калитку всем телом и вывалился наружу, мгновенно исчезнув из поля зрения.
   Сыскарь оттолкнулся от пола руками и с низкого старта бросился вдогонку.
   Снаружи ударили пистолетные выстрелы (ну, Ваня, хоть ты попади!) – раз, второй, раздалось громкое яростное рычание и крик боли, переходящий в отборный мат, после чего как по заказу захлебнулись отчаянным лаем сторожевые алабаи.
   Проснулись, собачки, суку-мать вашу…
   С пистолетом в руке и бухающим сердцем в груди, готовый убивать, Сыскарь выскочил из коровника.
   Но убивать было некого, волк ушёл. А на земле, обхватив ладонью горло, сидел друг, боевой товарищ, напарник и компаньон Ванька Лобанов. Лобан. И при зыбком, призрачном, но вполне достаточном свете полной луны было хорошо видно, как из-под пальцев Ивана сочится и бежит вниз, заливая куртку и майку, тёмная кровь.
   – Лобан!!!
   Андрей рухнул перед другом на колени, сунул «Грач» в наплечную кобуру и выхватил из внутреннего кармана куртки пакет с бинтом (закон, вызубренный ещё на Северном Кавказе, – индивидуальный перевязочный пакет должен быть на задании всегда при тебе):
   – А ну, ложись!
   Содрал с себя куртку, свернул, подложил другу под голову.
   – Не успел… прости… я стрелял…
   – Молчи, дурак. Сейчас посмотрим… Ну-ка, убери руку… Та-ак…
   Хреново дело. Кажется, сонная артерия задета. Кровища так и хлещет. Ладно, делаем как учили.
   Андрей прижал большим пальцем артерию ниже раны, перекрывая доступ крови.
   Разорвал зубами бумажный пакет.
   Чёрт, ещё одной руки не хватает. И света бы побольше.
   Обернулся. За спиной с фонариком в руках маячил испуганный сторож.
   – Свети сюда, на горло!
   Сторож немедленно подчинился.
   Уже лучше…
   Он ухватился за один конец бинта зубами, размотал на длину руки, бинт уронил на грудь Ивану и принялся заталкивать свободный конец в рану.
   Никогда раньше Сыскарю не приходилось останавливать кровь из разорванной или повреждённой сонной артерии, но он вспомнил, что в таких случаях рану следует набить стерильной марлей. Кажется, это называется методом тампонирования.
   Ага, вроде унялась. Теперь ещё повязку сверху наложить, напоить чем-нибудь тёплым и безалкогольным и немедленно в больницу… Нет, отставить напоить, пока буду поить, он кровью истечёт. Сразу в больницу. Ёшкин кот, а больница-то здесь есть?!
   Больницы в Кержачах, разумеется, не оказалось. Медпункт и пожилой фельдшер Семён Михайлович – вот и всё, чем располагало село в плане оказания жителям помощи при болезнях и травмах. Об этом Сыскарю сообщил вначале сторож, а затем и выскочивший из дома на шум выстрелов и лай собак хозяин фермы. Он, разумеется, не спал – ждал, чем закончится засада. И вот дождался.
   Поднятый с постели телефонным звонком и прибывший на место происшествия фельдшер быстро осмотрел раненого, которого к этому времени перенесли в дом, похвалил Андрея за правильные и оперативные действия, наложил какой-то хитрый жгут, используя не менее хитрую специальную шину из проволоки, и сказал, что теперь нужна операция, которую он сделать не в состоянии.
   – Везите в райцентр. Там хирурги и оборудование.
   – Только так? – спросил Андрей.
   – Другого выхода не вижу, молодые люди, – нервно поправил на носу очки Семён Михайлович. – Сонная артерия разорвана. Я здесь бессилен.
   – Сколько до райцентра? – обернулся к Александру Сыскарь.
   – Минут двадцать. Сейчас ночь, дорога свободна.
   – Погнали! И прикажи своим, чтобы ничего внутри коровника не трогали и вокруг не ходили. Мне ещё потом всё тут осмотреть нужно будет как следует.
   – Петрович, слышал? – обратился к сторожу Александр. – Никого сюда не пускать. И сам не лезь.
   – Сделаем, – заверил тот. – Не беспокойтесь, езжайте уже скорее.
   До райцентра они домчались ровно за семнадцать минут – фермер Саша оказался неплохим водилой и держал максимальную скорость, которую позволяла заасфальтированная ещё в советское время и с тех пор ни разу капитально не ремонтировавшаяся дорога.
   Ещё пять ушло на путь по городу до больницы.
   Слава богу, дежурный врач оказался именно хирургом и принял раненого (вместе с двумя немаленькими купюрами, которые Сыскарь аккуратно засунул ему в нагрудный карман), пообещав сделать все возможное.
   – И невозможное, доктор, – сказал ему Сыскарь. – Если понадобится, сделайте и невозможное. Это мой друг, и он должен жить.
   – Это теперь мой пациент, – ответил врач, статный блондин лет тридцати восьми. – А я, знаете ли, не люблю, когда мои пациенты умирают. Ждите.
   Двери операционной закрылись.
   – Я там, на улице, при входе, видел удобную лавочку, – сказал Александр. – Пойдём покурим.
   – Пойдём.
   Они вышли под ночное небо. Луна продолжала светить вовсю, и Сыскарь поймал себя на том, что свет этой вечной спутницы мечтателей и влюблённых ему неприятен.
   Чисто психологический эффект, подумал он, ничего странного. Теперь свет полной луны долго будет у меня ассоциироваться с этой ночью. Не самой удачной ночью в моей жизни, прямо скажем.
   Фермер Саша достал сигареты и протянул Сыскарю пачку:
   – Будешь?
   – А, один уже хрен, – чуть помедлив, вздохнул Сыскарь, взял сигарету и прикурил от поднесённой Сашей зажигалки. – Бросить хотел, – объяснил он фермеру. – Две недели не курил. Но с такой жизнью разве бросишь?
   – Плюнь, – посоветовал Саша. – Не так уж и много у нас удовольствий, чтобы ещё и курить бросать.
   – А как же здоровье?
   – Стал бы ты сыщиком, если б здоровье берёг?
   – Тоже верно, – вздохнул Сыскарь, откидываясь на деревянную спинку лавочки. – Вот Ваня. Лет пять уж как бросил курить. И что? Лежит теперь в операционной, а мы здесь. Курим.
   – Надеюсь, все обойдётся, – сказал Александр.
   – А уж как я-то надеюсь…
   – Что там произошло, можешь рассказать? Я, памятуя ваш наказ, сидел дома и не высовывался. Ну, то есть почти. В окошко-то выглядывал. Не выдержал, когда уже пальба началась.
   Сыскарь лаконично, но не упуская важных подробностей, рассказал о том, как протекала засада. Вплоть до того момента, когда он выскочил из коровника и обнаружил раненого друга. Только о голосе, прозвучавшем в его голове за мгновение до выстрела, не стал говорить. Незачем. Он не сумасшедший, и не стоит, чтобы так считали другие. Особенно те, кто платит тебе за работу деньги.
   – Ты абсолютно уверен, что это был волк? – спросил хозяин фермы.
   – А кто же ещё? Морда точно волчья. Только…
   – Что?
   – Уж очень большой. Чудовищно большой, я бы сказал. Из меня, понятно, специалист по волкам тот ещё, но… Метр в холке, думаю. Это как, нормально? Да и вес. Он же меня на пол сшиб, когда прыгнул! Восемьдесят кило, никак не меньше.
   – Метр в холке, говоришь? Ну-ну.
   – Мне так показалось. Понимаю, что ты думаешь. У страха глаза велики и всё прочее в том же духе. Но я, знаешь ли, не первый раз замужем. И пострашней звери встречались. В человечьем обличье, правда.
   – Да брось, ничего я такого не думаю, – сказал фермер. – Хотя метр в холке и восемьдесят кило – это и впрямь многовато. Волки очень редко дотягивают и до девяноста сантиметров и семидесяти килограммов веса. Но отдельные экземпляры попадаются, надо признать. Мне дед рассказывал, что как-то раз подстрелил волка примерно таких же кондиций. Волк-великан. Жаль, ты своего не убил.
   – Сам в непонятках, как такое могло случиться. – Сыскарь тоскливо вздохнул и выбросил окурок в стоящую рядом урну. – Давай-ка, пока суть да дело, вернёмся в Кержачи за моей, то есть нашей с Ваней, машиной. И заодно надо сторожа расспросить о том, что он видел. Потом коровник осмотреть и местность вокруг тоже.
   – И очередного убитого телёнка, – сказал хозяин фермы. – Телёнка же он зарезал?
   – Не знаю. Морда у него была точно в крови, но мёртвого телёнка я не видел. Не до того было.
   До Кержачей ехали в молчании. Сыскарь, крепко расстроенный неудачей, подумал было завести разговор о возвращении аванса (задачу, как ни крути, они не смогли выполнить), но не стал. В конце концов, они установили, кто убивает телят, и теперь это дело охотников – выследить и убить чёртова зверя. Да и Лобану досталось по самое не могу. Неизвестно ещё – господи, помоги! – чем всё закончится. Порванная сонная артерия – это вам не палец ножом порезать. Как раз, между прочим, весь аванс и ушёл хирургу в карман. Так что ещё неизвестно, кто кому должен. А если хирург не справится… Нет, об этом лучше вообще не думать. Он справится. Он обязательно справится, и всё будет путём. Хорошо будет. Лучше всех. Да и не такие ещё дырки в нас вертели, чтоб мы от волчьих клыков могли загнуться. Пусть даже больших и острых.
   И всё-таки куча серьёзных вопросов остаётся. Если это один и тот же волк, то почему предыдущие убитые им телята оказались обескровлены? Одно из двух. Или бывают волки-кровососы, о которых неизвестно науке, или не так уж убиенные телята были обескровлены, как нам рассказали. У страха глаза велики, как уже было верно замечено. Плюс разные домыслы. Хотя ветеринар подтвердил, что крови в теле оставалось хорошо если на стакан… М-да. Или это был не волк. То есть одно из трёх получается. Ага. Два раза не волк, а на третий – уже волк. То ли кровосос, то ли просто уникальный экземпляр или какой-нибудь мутант. А что? В наше время, когда неизвестно какую дрянь сливают в природу военные и промышленники, всё что хочешь может в лесах зародиться. Ну, сейчас-то ладно, вроде хоть как-то устаканилось. Но кто точно знает, что в этом плане творилось в «весёлых девяностых» прошлого века? Никто. Может, тут где неподалёку в местных лесах какой-нибудь умник радиоактивные отходы внаглую закопал лет пятнадцать-двадцать назад. Вот и результат. Нет, не о том думаю. Обвал головного мозга, ёшкин кот. На фиг. Значит, первым делом машину из леса забрать, потом коровник и всё вокруг тщательнейшим образом осмотреть и сфотографировать. Потом в райцентр вернуться, проверить, как дела у Лобана. Потом… Потом увидим. По обстановке. Да, Ирке не забыть позвонить, сказать, что задерживаемся по независящим. Вчера не позвонили, а зря. И даже не просто зря, а просто свинство с нашей стороны. Как-никак она член команды, хоть и секретарь. Отставить, без «хоть». Таких секретарей, как она, вообще не бывает. Нам с Лобаном офигенно повезло, что мы на неё наткнулись в своё время. Золото, а не девка. На лету всё хватает. А память! С такой памятью никакой «Яндекс» не нужен. Эх, вот влюбится, выйдет замуж, забеременеет, и что мы тогда будем делать? Но пока вроде не влюбилась. В отличие от нас с Лобаном, кстати. Да, завтра бы пораньше надо к Светлане зайти, признаться, что спецом ввели её в заблуждение относительно наших планов. А то неудобно получится. Она всё равно узнает – в селе новости мгновенно разносятся – и может крепко обидеться, что мы её вроде как использовали. И доказывай потом, что ты не хотел, а дело потребовало. Я вам что, скажет, сплетница деревенская, по соседям языком трепать? Могли бы и вообще не заходить в таком случае. Уехали и уехали. Молча, по-московски. Мало ли какие срочные дела у людей бывают? Тем более у москвичей. Легко, в общем, может обидеться. Эх, навалилось проблем, откуда и не ждали. А так всё просто казалось – найдём девушку, и назад. Лёгкая прогулка за город. Заодно и воздухом подышим. Подышали, ёшкин кот…
   С этими и другими не слишком весёлыми мыслями Сыскарь в компании с фермером Александром Вежиным въехал в Кержачи.

Глава 6

   – Всё делал по инструкции, – бодро докладывал сторож Петрович, невысокий сухопарый старик лет семидесяти двух – семидесяти трёх с живым, изрезанным частой сетью морщин, лицом. – Не спал, алабаев-раздолбаев держал на привязи, был начеку. Как только заорали: «Свет!», тут же врубил. – Сторож умолк, прикуривая сигарету.
   Они уже осмотрели коровник, мёртвого, истекшего кровью телёнка с разорванным горлом и теперь беседовали во дворе с Петровичем.
   – Отлично, – кивнул Сыскарь. – Вы молодец. Без света мне там точно бы кранты наступили. Как я понимаю, волк в темноте видит лучше человека. Что дальше было?
   – Дальше стрельба пошла. Три… Нет, четыре раза. Я от греха подальше сразу в сторожке укрылся, дверь на засов и – к окошку. Гляжу – волчара из коровника вылетел, что тот кум из дверей, которому кума по башке скалкой дала, а вовсе не того, чего он хотел. Да здоровый волчара-то! В жизни таких не видел. И тут ваш товарищ, – он кивнул Сыскарю, – как раз из-за угла вывернул и – ба-бах! Из пистолета. – Петрович двумя руками показал, как именно делал «ба-бах» из пистолета Иван.
   – Попал?
   – Точно сказать не могу. Показалось, вроде как попал. Ну, или крепко задел. Серый зарычал, да злобно так… И прыгнул. Ваш заорал матерно, снова выстрелил, но, по-моему, на этот раз точно промазал. Волк его сбил с ног, они и покатились. Так быстро всё случилось… Я и понять ничего не успел, тут ещё алабаи лают, аж захлёбываются. А в следующий момент гляжу, зверь вашего товарища бросил и к воротам. Одним махом взлетел, за верхний край передними лапами зацепился, когтями задних по воротине – шварк! – и нет его. Ищи-свищи. Я только рот открыл. Там же больше двух метров высота! А ваш сел, за горло держится, хрипит что-то. Тут и вы из коровника выскочили. Всё.
   – Значит, утверждаешь, здоровый был волчара? – переспросил Александр.
   – Ужас какой здоровый, – охотно подтвердил сторож. – Если б своими глазами ни видел, в жизни бы не поверил, что такие бывают. Моё дело, конечно маленькое, но… – Старик замялся. Было заметно, что ему очень хочется продолжить, но он не решается.
   – Давай, Петрович, выкладывай, не стесняйся, – подбодрил его хозяин фермы. – Нам сейчас всякое мнение важно.
   – Только уговор – не смеяться, – строго попросил сторож.
   – Не до смеха, Петрович, – сказал Андрей. – Товарищ мой – в больнице, ему сейчас хирург операцию делает. И я молюсь, чтобы она прошла успешно. Выкладывайте, что думаете.
   – Не волк это.
   – А кто? – поднял брови Сыскарь.
   – Оборотень.
   – Оп-па, – произнёс фермер Саша. – Приплыли. Ты, Петрович, уверен, что только один чай пил?
   – Вот не хотел же говорить, старый дурень, – с досадой пробормотал сторож. – Кто меня за язык тянул… И всю жизнь у меня так. Ничего больше не скажу. – Он демонстративно отвернулся, глядя на полную луну, которая уже начала склоняться к горизонту. – Как хотите, так и понимайте.
   Фермер вопросительно посмотрел на Андрея. Тот осуждающе покачал головой. Мол, зря это ты насчёт чая. Обидел человека.
   – Брось, Петрович, – примирительно сказал Александр. – Не лезь в бутылку.
   Петрович упрямо молчал.
   – Ну, извини. Погорячился я. Само вырвалось.
   Продолжая глядеть на луну, сторож вздохнул.
   – Анатолий Петрович, – доверительным тоном обратился к нему Сыскарь. – Вы же человек серьёзный, трезвый. Должны понимать, что просто так подобные заявления делать можно, только тщательно их обдумав. У вас есть веские основания считать этого волка оборотнем? Если есть, я их очень внимательно выслушаю, обещаю.
   Старик вздохнул ещё раз и убрал глаза от луны.
   – Я тебя, Саша, вот таким помню. – Он показал рукой, каким помнит хозяина фермы. – Мы с твоим отцом, царство ему небесное, вместе на волков охотились и шкуры государству сдавали, когда ты ещё ползунком был. За полноценные советские рубли. А мне такие слова.
   – Петрович, я же сказал, извини.
   – Ладно. – Сторож бросил окурок на землю и тщательно затоптал его сапогом. – Пошли, кое-что покажу. Интересное.
   Они вышли за ворота, и Петрович повёл их на зады скотного двора с внешней его стороны. Лунного света пока вполне хватало, чтобы не пользоваться фонариками.
   – Я уже после того, первого, раза подумал, что дело здесь нечисто, – говорил по дороге сторож. – Потом – второй случай. Как это может быть, чтобы человек или зверь пробрался в коровник, зарезал телёнка да ещё и всю кровь из него то ли выпустил, то ли высосал, и никто, включая наших овчарок-алабаев, ни сном ни духом. А? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Только оборотень на такое способен. Ты, Саша, молодой, бабку Ульяну не помнишь, а я её живой застал. Так вот она рассказывала, что оборотень может любую собаку так за… – Старик запнулся, а затем проговорил тщательно, по-слогам: – За-гип-но-ти-зировать, что та его не почует. Ну, или там глаза и нюх ей отвести, уж не знаю. Да они и без всякого гипноза так тихо и незаметно прокрадываться умеют – куда там этим, как их… ну, которые убийцы японские наёмные.
   – Ниндзя? – догадался Сыскарь. – И кто такая бабка Ульяна?
   – Точно, они. Ниндзя. Видел я кино – брехня, считаю. Хотя всякое кино – брехня, если рассудить. А бабка Ульяна… Была в Кержачах такая знахарка, ведунья. Тем же, можно сказать, занималась, чем сейчас наш Григорий. Лечила животных, людей… много чего делала из того, что обычному человеку не под силу. Больше полувека прошло, как умерла. Ленина Владимира Ильича знаешь? – неожиданно спросил он.
   – Слышал кое-что, – хмыкнул Сыскарь.
   – Так вот она была его старше лет на десять… Всё, пришли. Смотрите. Вот здесь он через колючку пробрался.
   – Оборотень? – зачем-то спросил Александр.
   – Нет, Ленин, – не удержался от язвительного ответа сторож, включил фонарь и направил свет на огорожу из колючей проволоки. – Видите?