Страница:
Нужно ли упоминать, что это не совсем хорошо сказалось на моей работе? Руководитель отдела долго не мог понять, почему я не могу подобрать правильный шрифт для разворота журнала, но кое-как я его всё же подобрал. Вечером я специально укоротил свой рацион до минимума, ведь я, наивный, полагал, что на пустой желудок спать будет легче. Полночи было действительно легче. Но уже в пять утра я активно наверстывал упущенное, и больше я в ту ночь не спал.
Через неделю мои глаза по цвету мало чем отличались от очей почтённого графа Дракулы, и я купил капли, активно рекламируемые почти по всем телевизионным каналам. На этот раз реклама не подвела, глазные белки утратили зловещий красноватый оттенок, и следующий рабочий день прошел спокойно и равномерно. А ночью я увидел садовника.
В квартире, в которой я живу в доме «хрущёвской» модели, а точнее, в моей комнате… так вот, обои там не сияют новизной, и я восполняю этот недостаток постерами своих любимых исполнителей и киноактёров. Старая кроватка, предназначенная, судя по твёрдости, для йогов, разместилась в углу моей комнаты, и каждый вечер, засыпая, я мог видеть карту Киева, приклеенную к стене как раз по соседству с этими самыми постерами. Откровенно говоря, на ней ничего видно не было, кроме Днепра и сетки из длинных линий, обозначающих дороги. Так было до того дня, пока там не появился садовник.
Секунду назад я видел линии улиц, рельефы и небольшие водоёмы, а затем – раз, и всё это сложилось в одну фигуру. На Левобережье, там, где у нормальных людей располагаются Позняки и Осокорки, стоял странный моложавый человечек с лейкой в руках, и, судя по всему, он был активно занят поливкой несуществующих цветов. Хорошо, что он не двигался, очень хорошо, иначе наутро вместо офиса я попал бы в кабинет к наследникам доктора Фройда.
Я отвёл глаза в сторону. Затем снова посмотрел. Нормальная карта, как висела здесь много лет, так и висит. Я зажмурился, и вновь открыл глаза. Садовник стоял и, как ни в чём не бывало, поливал цветы.
О, чёрт! Я подскочил с кровати, пулей вылетел в ванную комнату, и как следует принял контрастный душ. Горячая вода… холодная… кипяток… ледяная. Затем я понял – стоит сменить ещё пару струй, и я всё равно свихнусь, но совсем по другой причине. Бодрый и разгорячённый, я вновь вошел в спальню и прилёг на кровать. Садовника как не бывало.
Я вздохнул с облегчением. Не хватало мне ещё приключений на ночь глядя. Я включил телевизор в надежде услышать последние новости. По «Новому каналу» выступал Президент. Ладно, пусть будет Президент – я добавил звук, и приготовился внимательно слушать. Минут через пять я случайно отвёл голову от экрана телевизора и застыл в немом шоке.
Некоторые участки обоев в моей комнате не успели подвергнуться атаке постеров, и сияли, как обнаженные участки тела человека в порванной одежде. Ничего оригинального ни в дизайне, ни в расцветке обоев не было – обычные вертикальные полосы, идущие параллельно друг от друга на равномерном расстоянии. Теперь эти полоски вращались вокруг своей оси и двигались вверх, попутно переплетаясь друг с другом.
Я отвернулся к экрану телевизора и усиленно делал вид, что внимательно слушаю Президента. Так же внимательно я смотрел ночной сеанс кинокомедий и клипы по одному известному музыкальному каналу. Изредка я бросал взгляд на стену. Полоски вращались вокруг своей оси, двигались вверх, переплетаясь друг с другом, и даже не собирались прекращать свою бурную деятельность.
Бросал я взгляды и на садовника. Вот он есть… а вот его и нет. Но самое страшное, что я понимал – он там есть независимо от того, видел я его или не видел. Он там есть, и он внимательно следит за мной, развивая во мне манию преследования. Вот интересно, может, у меня и правда какая-нибудь там мания? Как у героя Рассела Кроу, математика Джона Нэша из фильма «Игры разума». Ему казалось, что его друзья существуют, а на самом деле – вот беда – они не существовали. Может, и у меня нечто вроде этого появилось?
«Не льсти себе, приятель», – прошептал я в ночной потолок. «Джон Нэш был гений, а ты дизайнер Евгений».
В эту ночь мне всё-таки удалось поспать. Целых три с половиной часа.
5
6
7
Через неделю мои глаза по цвету мало чем отличались от очей почтённого графа Дракулы, и я купил капли, активно рекламируемые почти по всем телевизионным каналам. На этот раз реклама не подвела, глазные белки утратили зловещий красноватый оттенок, и следующий рабочий день прошел спокойно и равномерно. А ночью я увидел садовника.
В квартире, в которой я живу в доме «хрущёвской» модели, а точнее, в моей комнате… так вот, обои там не сияют новизной, и я восполняю этот недостаток постерами своих любимых исполнителей и киноактёров. Старая кроватка, предназначенная, судя по твёрдости, для йогов, разместилась в углу моей комнаты, и каждый вечер, засыпая, я мог видеть карту Киева, приклеенную к стене как раз по соседству с этими самыми постерами. Откровенно говоря, на ней ничего видно не было, кроме Днепра и сетки из длинных линий, обозначающих дороги. Так было до того дня, пока там не появился садовник.
Секунду назад я видел линии улиц, рельефы и небольшие водоёмы, а затем – раз, и всё это сложилось в одну фигуру. На Левобережье, там, где у нормальных людей располагаются Позняки и Осокорки, стоял странный моложавый человечек с лейкой в руках, и, судя по всему, он был активно занят поливкой несуществующих цветов. Хорошо, что он не двигался, очень хорошо, иначе наутро вместо офиса я попал бы в кабинет к наследникам доктора Фройда.
Я отвёл глаза в сторону. Затем снова посмотрел. Нормальная карта, как висела здесь много лет, так и висит. Я зажмурился, и вновь открыл глаза. Садовник стоял и, как ни в чём не бывало, поливал цветы.
О, чёрт! Я подскочил с кровати, пулей вылетел в ванную комнату, и как следует принял контрастный душ. Горячая вода… холодная… кипяток… ледяная. Затем я понял – стоит сменить ещё пару струй, и я всё равно свихнусь, но совсем по другой причине. Бодрый и разгорячённый, я вновь вошел в спальню и прилёг на кровать. Садовника как не бывало.
Я вздохнул с облегчением. Не хватало мне ещё приключений на ночь глядя. Я включил телевизор в надежде услышать последние новости. По «Новому каналу» выступал Президент. Ладно, пусть будет Президент – я добавил звук, и приготовился внимательно слушать. Минут через пять я случайно отвёл голову от экрана телевизора и застыл в немом шоке.
Некоторые участки обоев в моей комнате не успели подвергнуться атаке постеров, и сияли, как обнаженные участки тела человека в порванной одежде. Ничего оригинального ни в дизайне, ни в расцветке обоев не было – обычные вертикальные полосы, идущие параллельно друг от друга на равномерном расстоянии. Теперь эти полоски вращались вокруг своей оси и двигались вверх, попутно переплетаясь друг с другом.
Я отвернулся к экрану телевизора и усиленно делал вид, что внимательно слушаю Президента. Так же внимательно я смотрел ночной сеанс кинокомедий и клипы по одному известному музыкальному каналу. Изредка я бросал взгляд на стену. Полоски вращались вокруг своей оси, двигались вверх, переплетаясь друг с другом, и даже не собирались прекращать свою бурную деятельность.
Бросал я взгляды и на садовника. Вот он есть… а вот его и нет. Но самое страшное, что я понимал – он там есть независимо от того, видел я его или не видел. Он там есть, и он внимательно следит за мной, развивая во мне манию преследования. Вот интересно, может, у меня и правда какая-нибудь там мания? Как у героя Рассела Кроу, математика Джона Нэша из фильма «Игры разума». Ему казалось, что его друзья существуют, а на самом деле – вот беда – они не существовали. Может, и у меня нечто вроде этого появилось?
«Не льсти себе, приятель», – прошептал я в ночной потолок. «Джон Нэш был гений, а ты дизайнер Евгений».
В эту ночь мне всё-таки удалось поспать. Целых три с половиной часа.
5
Майонез… Вам никогда не хотелось купить чего-нибудь совершенного, с неотразимым божественным вкусом, но в то же время простого, как три копейки? Когда мне хочется чего-нибудь этакого, я подумываю купить устриц… хотя нет, долой устрицы! Возьму вот я да куплю себе торт, шикарный киевский торт, и съем его сам. Может, не за один раз, так уж и быть, оставлю на утро, но всё равно съем! Приблизительно так я рассуждаю каждый раз, и каждый раз с поразительной стабильностью покупаю майонез. Я блуждал по супермаркету, такому знакомому и так тщательно изученному за годы моих посещений. Суть в том, что как бы я там ни спал, а есть всё же нужно каждый день. Даже сегодняшний.
Майонез я выбирал долго и тщательно, ещё бы, ведь это одно из моих любимых занятий, и пристрастился я к нему ещё в вечно полуголодные студенческие годы. Я приходил с университета, включал конфорку и ставил на неё кастрюлю, почти до краёв наполненную водой. Соседняя конфорка в это время терпеливо дожидалась своей очереди, и вот она уже сияет огненным румянцем, а на нём жарятся два или три яйца – это уже зависело от количества пар в этот день в универе. Впрочем, жарятся – это сильно громко сказано. Я никогда не доводил их до нужной кондиции, они всегда оставались как бы немного недожаренными. Меня это устраивало по трём причинам: во-первых, при отсутствии майонеза всегда можно было перемешать макароны с такой консистенцией, во-вторых, в эту самую консистенцию можно было макать хлеб, и, в-третьих, это было просто вкусно.
Наконец я выбрал нужный сорт майонеза, и принялся за поиски остальной пищи. Спагетти? Отлично. «Кока-кола»? Великолепно. А вот и печенье. Может, лучше купить вафли? Или суфле? Нет, всё-таки печенье…
Я держал в руках огромный бисквит, выискивал дату изготовления, затем проделал то же самое с печеньем, а затем просто увлёкся. Просто потерял контроль над происходящим – я думал вовсе не о том, что такого сладкого я испробую вместе с вечерним чаем. Из моей головы
(и, наверное, из сердца)
не выходил образ и голос Анжелы… моей Анжелы. По всем правилам и законам мы не должны были познакомиться – ведь сегодня рабочий день, обычный нудный будний рабочий день, и я должен был сидеть в офисе, а не кататься в метро по всему городу. Сегодня я не вышел на работу, и из-за этого, наверное, не была оформлена часть какой-то обложки очередного выпуска журнала. Нужно ли будет кому-нибудь то, что я делаю – скажем, лет через десять? Я уже не говорю через двести или сто, нет. Хотя бы лет через десять спросит меня сынишка (будет же он и у меня когда-то): «Папа, а что ты делаешь, чем ты занимаешься». А у этого сынишки будут внуки, и они не будут иметь ни малейшего представления, кто был их прадед. Да и что он такого сделал, чтобы его запомнили?
Так что сегодня я должен был сидеть в редакции и продолжать прожигать время своей жизни. И всё же мы познакомились, несмотря ни на что. Я не «подцепил» девчонку, а она не «охмурила» парня – мы просто познакомились. Всё было настолько просто и естественно, что я искренне удивлялся – почему я не делал так раньше. И тут же мгновенно пришел ответ – потому, что раньше не было Анжелы. Зачем же тогда было знакомиться с кем-то другим?
…Я не мог понять, что мешает мне выйти из этого блаженного оцепенения, что препятствует моему выходу в трезвый и осознанный мир. Мой мозг уже отчаянно кричал мне что-то из своей укромной каморки, но я не мог понять, что именно. А когда понял, мне захотелось закричать вместе с ним.
Ибо я уже был в этом супермаркете, видел эти полки, этот паркет и этих охранников! На первый взгляд, странного в этом как раз ничего нет, ведь я уже упоминал, что чуть ли не ежедневно оставлял здесь часть своей наличности. Иногда мне казалось, что персонал при одном моём виде уже должен был преподносить мне скидки и вручать карточку почётного клиента вместе с удостоверением ветерана покупательных действий. Нет, меня поразило как раз не то, что я это уже когда-то видел. Я просто внезапно осознал, где я ещё видел эти полки, эти витрины, этот супермаркет, в конце концов. Я видел это во сне, в ту самую ночь, когда шёл ливень, и когда странный незнакомец пожелал мне счастливую ночь.
(и сказал, что началось, не забывай об этом)
Откровенно говоря, в ту ночь я действительно был немножечко счастлив – ведь я СПАЛ! Хоть немножечко, но спал. И той ночью мой неугомонный мозг был в этом супермаркете, только что-то там себе напутал и представил мне дело так, будто здесь продают сон. Но ведь такого ж не бывает, правда? Разве можно продавать СОН? Такими темпами недолго и до продажи аппетита дойти. И я, пожалуй, его бы сейчас купил. Потому что мне уже не хотелось майонеза. И не только майонеза – мой голод резко улетел и не обещал вернуться, сама мысль о еде внушала отвращение.
Отлично! Меня завела сама мысль, что я сейчас проведу здесь маленький хитрый эксперимент. Я хорошо помнил свой сон – сначала там был стеллаж с макаронными изделиями, а рядом с ним соки. Это же совсем недалеко – достаточно миновать два прохода. Разумеется, я не замедлил их миновать.
Странно. Очень странно, что я еще во сне не понял, что нахожусь именно в этом супермаркете. Стеллаж с макаронами – точно такой же! То есть, не похож как две капли воды, а именно он и есть. И справа стояли соки – с мякотью и без, апельсиновые, вишневые и даже с таким замысловатым названием как «грейпфрут». Сердце замерло. Стоило сделать пару шагов вправо – и я бы увидел… увидел бы я… да я уже подхожу туда! Увижу или не увижу?
И я увидел. Полочка с маленькими синенькими коробочками.
Я тихо присвистнул. Такого поворота событий я никак не ожидал. Был готов к этому, но не думал, что это случится на самом деле! И что теперь я должен увидеть, если открою эти коробочки? Сон? На сколько часов? Дней? Лет? И в какой форме он будет? Пилюли? Капли? Или волшебный сэндвич, а? Что я увижу, когда открою одну из этих маленьких синих коробочек?
Возьми да открой, дубина – как раз и узнаешь.
А, спасибо тебе, тварюка, за совет. Я протянул руку и взял одну из коробочек. Сердце замерло и стояло, колотившись, скорее, лишь для того, чтобы я прямо здесь и не свалился. В коробочках что-то было. Легкое, но было.
На коробочке было написано «Счастливой ночи».
Я вздохнул, и открыл коробку.
Тик-так. Часы. Дорожный будильник. Причем уже заведенный. Стрелки, конечно же, не двигались – коробочки, которые тикают, не внушают особого доверия. Застыли себе на двенадцати минутах десятого.
9:12. А может, и 21:12. Секундная стрелка совпала с минутной и остановилась на двенадцати.
В остальном же это были вполне обычные часы. Я открыл вторую коробочку. Такие же точно часы. И точно такое же расположение стрелок.
…Даю гарантию, что со стороны я выглядел немного странно – парень, застывший, словно соляной столб посреди супермаркета и с открытым ртом глазеющий на стеллаж с синими коробками. Поэтому нет ничего удивительного, что кто-то (возможно, охранник) совершил попытку вернуть меня из страны грёз на реальный и вполне осязаемый паркет супермаркета. Однако я всего это не знал, в тот момент я был целиком и полностью поглощён своим невероятным открытием, и не обратил внимания на руку, прикоснувшуюся к моей руке со стороны спины и слегка потянувшей за локоть. Однако усилия руки и её неведомого обладателя не пропали даром – я понемногу начинал понимать, где я нахожусь, и зачем сюда пришел. Видимо, я слишком долго приходил в себя – чья-то рука снова меня потянула за локоть, но уже более настойчиво. Вот здесь я окончательно обрёл разум и обернулся посмотреть на обладателя руки. И не увидел.
Ни обладателя, ни руки. Вообще никого. Не было даже покупателей, хотя я готов поклясться, что минуту назад здесь бродила целая делегация любителей товаров с полочек. Никого не было. Меня взял за руку человек
человек?
а когда я обернулся, никого уже не было. Вот так вот.
И я рассмеялся. Я хохотал тихо, но от души, ведь что может быть смешнее безумия, охватившего тебя в общественном месте? Откуда-то появился охранник, встал возле меня и приготовился спросить, какого чёрта я делаю.
– Извините, – произнёс я, – просто забыл список продуктов, написанный женой. Она его час составляла, а я его забыл.
– И такое бывает, – кивнул охранник, ещё раз подозрительно оглядел меня с ног до головы и отошёл наблюдать за другими потенциальными хулиганами.
И очень хорошо, что за кассой не было той симпатичной девушки, которую я видел во сне. Иначе я не смог бы себя сдержать, и хохотал бы, как безумный, и я сильно сомневаюсь, что кому-то удалось бы меня остановить.
Майонез я выбирал долго и тщательно, ещё бы, ведь это одно из моих любимых занятий, и пристрастился я к нему ещё в вечно полуголодные студенческие годы. Я приходил с университета, включал конфорку и ставил на неё кастрюлю, почти до краёв наполненную водой. Соседняя конфорка в это время терпеливо дожидалась своей очереди, и вот она уже сияет огненным румянцем, а на нём жарятся два или три яйца – это уже зависело от количества пар в этот день в универе. Впрочем, жарятся – это сильно громко сказано. Я никогда не доводил их до нужной кондиции, они всегда оставались как бы немного недожаренными. Меня это устраивало по трём причинам: во-первых, при отсутствии майонеза всегда можно было перемешать макароны с такой консистенцией, во-вторых, в эту самую консистенцию можно было макать хлеб, и, в-третьих, это было просто вкусно.
Наконец я выбрал нужный сорт майонеза, и принялся за поиски остальной пищи. Спагетти? Отлично. «Кока-кола»? Великолепно. А вот и печенье. Может, лучше купить вафли? Или суфле? Нет, всё-таки печенье…
Я держал в руках огромный бисквит, выискивал дату изготовления, затем проделал то же самое с печеньем, а затем просто увлёкся. Просто потерял контроль над происходящим – я думал вовсе не о том, что такого сладкого я испробую вместе с вечерним чаем. Из моей головы
(и, наверное, из сердца)
не выходил образ и голос Анжелы… моей Анжелы. По всем правилам и законам мы не должны были познакомиться – ведь сегодня рабочий день, обычный нудный будний рабочий день, и я должен был сидеть в офисе, а не кататься в метро по всему городу. Сегодня я не вышел на работу, и из-за этого, наверное, не была оформлена часть какой-то обложки очередного выпуска журнала. Нужно ли будет кому-нибудь то, что я делаю – скажем, лет через десять? Я уже не говорю через двести или сто, нет. Хотя бы лет через десять спросит меня сынишка (будет же он и у меня когда-то): «Папа, а что ты делаешь, чем ты занимаешься». А у этого сынишки будут внуки, и они не будут иметь ни малейшего представления, кто был их прадед. Да и что он такого сделал, чтобы его запомнили?
Так что сегодня я должен был сидеть в редакции и продолжать прожигать время своей жизни. И всё же мы познакомились, несмотря ни на что. Я не «подцепил» девчонку, а она не «охмурила» парня – мы просто познакомились. Всё было настолько просто и естественно, что я искренне удивлялся – почему я не делал так раньше. И тут же мгновенно пришел ответ – потому, что раньше не было Анжелы. Зачем же тогда было знакомиться с кем-то другим?
…Я не мог понять, что мешает мне выйти из этого блаженного оцепенения, что препятствует моему выходу в трезвый и осознанный мир. Мой мозг уже отчаянно кричал мне что-то из своей укромной каморки, но я не мог понять, что именно. А когда понял, мне захотелось закричать вместе с ним.
Ибо я уже был в этом супермаркете, видел эти полки, этот паркет и этих охранников! На первый взгляд, странного в этом как раз ничего нет, ведь я уже упоминал, что чуть ли не ежедневно оставлял здесь часть своей наличности. Иногда мне казалось, что персонал при одном моём виде уже должен был преподносить мне скидки и вручать карточку почётного клиента вместе с удостоверением ветерана покупательных действий. Нет, меня поразило как раз не то, что я это уже когда-то видел. Я просто внезапно осознал, где я ещё видел эти полки, эти витрины, этот супермаркет, в конце концов. Я видел это во сне, в ту самую ночь, когда шёл ливень, и когда странный незнакомец пожелал мне счастливую ночь.
(и сказал, что началось, не забывай об этом)
Откровенно говоря, в ту ночь я действительно был немножечко счастлив – ведь я СПАЛ! Хоть немножечко, но спал. И той ночью мой неугомонный мозг был в этом супермаркете, только что-то там себе напутал и представил мне дело так, будто здесь продают сон. Но ведь такого ж не бывает, правда? Разве можно продавать СОН? Такими темпами недолго и до продажи аппетита дойти. И я, пожалуй, его бы сейчас купил. Потому что мне уже не хотелось майонеза. И не только майонеза – мой голод резко улетел и не обещал вернуться, сама мысль о еде внушала отвращение.
Отлично! Меня завела сама мысль, что я сейчас проведу здесь маленький хитрый эксперимент. Я хорошо помнил свой сон – сначала там был стеллаж с макаронными изделиями, а рядом с ним соки. Это же совсем недалеко – достаточно миновать два прохода. Разумеется, я не замедлил их миновать.
Странно. Очень странно, что я еще во сне не понял, что нахожусь именно в этом супермаркете. Стеллаж с макаронами – точно такой же! То есть, не похож как две капли воды, а именно он и есть. И справа стояли соки – с мякотью и без, апельсиновые, вишневые и даже с таким замысловатым названием как «грейпфрут». Сердце замерло. Стоило сделать пару шагов вправо – и я бы увидел… увидел бы я… да я уже подхожу туда! Увижу или не увижу?
И я увидел. Полочка с маленькими синенькими коробочками.
Я тихо присвистнул. Такого поворота событий я никак не ожидал. Был готов к этому, но не думал, что это случится на самом деле! И что теперь я должен увидеть, если открою эти коробочки? Сон? На сколько часов? Дней? Лет? И в какой форме он будет? Пилюли? Капли? Или волшебный сэндвич, а? Что я увижу, когда открою одну из этих маленьких синих коробочек?
Возьми да открой, дубина – как раз и узнаешь.
А, спасибо тебе, тварюка, за совет. Я протянул руку и взял одну из коробочек. Сердце замерло и стояло, колотившись, скорее, лишь для того, чтобы я прямо здесь и не свалился. В коробочках что-то было. Легкое, но было.
На коробочке было написано «Счастливой ночи».
Я вздохнул, и открыл коробку.
Тик-так. Часы. Дорожный будильник. Причем уже заведенный. Стрелки, конечно же, не двигались – коробочки, которые тикают, не внушают особого доверия. Застыли себе на двенадцати минутах десятого.
9:12. А может, и 21:12. Секундная стрелка совпала с минутной и остановилась на двенадцати.
В остальном же это были вполне обычные часы. Я открыл вторую коробочку. Такие же точно часы. И точно такое же расположение стрелок.
…Даю гарантию, что со стороны я выглядел немного странно – парень, застывший, словно соляной столб посреди супермаркета и с открытым ртом глазеющий на стеллаж с синими коробками. Поэтому нет ничего удивительного, что кто-то (возможно, охранник) совершил попытку вернуть меня из страны грёз на реальный и вполне осязаемый паркет супермаркета. Однако я всего это не знал, в тот момент я был целиком и полностью поглощён своим невероятным открытием, и не обратил внимания на руку, прикоснувшуюся к моей руке со стороны спины и слегка потянувшей за локоть. Однако усилия руки и её неведомого обладателя не пропали даром – я понемногу начинал понимать, где я нахожусь, и зачем сюда пришел. Видимо, я слишком долго приходил в себя – чья-то рука снова меня потянула за локоть, но уже более настойчиво. Вот здесь я окончательно обрёл разум и обернулся посмотреть на обладателя руки. И не увидел.
Ни обладателя, ни руки. Вообще никого. Не было даже покупателей, хотя я готов поклясться, что минуту назад здесь бродила целая делегация любителей товаров с полочек. Никого не было. Меня взял за руку человек
человек?
а когда я обернулся, никого уже не было. Вот так вот.
И я рассмеялся. Я хохотал тихо, но от души, ведь что может быть смешнее безумия, охватившего тебя в общественном месте? Откуда-то появился охранник, встал возле меня и приготовился спросить, какого чёрта я делаю.
– Извините, – произнёс я, – просто забыл список продуктов, написанный женой. Она его час составляла, а я его забыл.
– И такое бывает, – кивнул охранник, ещё раз подозрительно оглядел меня с ног до головы и отошёл наблюдать за другими потенциальными хулиганами.
И очень хорошо, что за кассой не было той симпатичной девушки, которую я видел во сне. Иначе я не смог бы себя сдержать, и хохотал бы, как безумный, и я сильно сомневаюсь, что кому-то удалось бы меня остановить.
6
И вот я снова дома, но аппетит так и не появился, и никто из моих знакомых тоже не собирался появляться в моём скромном жилище. Я никого не ждал, и никого не приглашал, но в моём мозгу сегодня случился большой кавардак, и я чувствовал, что без посторонней помощи мне с ним не справиться. Телевизор мог меня развлечь, но не мог разделить со мной мою ситуацию. И тогда я позвонил человеку, который мог делать и то, и другое.
– Привет, Серджио, старая обезьяна, – оскалился я в трубку. Интересно, сразу узнает, или угадывать будет.
– Ах, ты ж, подлый Пикассо, бездарный карикатурист, – гневный вопль показал, что мне не удалось сохранить инкогнито, – это кто ж из нас старая обезьяна, а? Я на два года тебя моложе.
– На два с половиной, – беззаботно ухмыльнулся я, – тебе ещё до меня расти и расти, балалайщик чёртов.
Привычный набор любезностей был исчерпан, и я перешёл к тому, ради чего, собственно, и звонил.
– А не желаешь ли ты отложить на вечер свою балалайку…
– Гитару!!!
… – свою старую убитую балалайку и навестить хорошего друга с целью борьбы с зелёным змием путём его поглощения?
– Соблазняешь, адский сатана? – пробурчал в трубку Серж, – но на этот раз у тебя ничего не получится. В твою обитель зла я и шагу не сделаю – жду важный звонок.
– И что ты предлагаешь? Мне самому пить это пиво?
– Предлагаю тебе меньше языком ворочать, а хватать под мышку свою дрянь и бежать ко мне что есть силы. Через сколько тебя ждать?
– Считай, что я уже у тебя, старая обезьяна, – пообещал я и выключил телефон.
… Дверь открыл сам хозяин квартиры, такой же, как и я – свободный холостяк, посвящающий время якобы искусству. Но если для меня искусством прежде всего считалось рисование, то Серж был отличный музыкант, в любой компании его очень любили слушать… до тех пор, пока он не начинал петь. Однажды он таки допелся – друзья придумали про него строчку: «У нашего Серджио проблемы с сольфеджио». На что сам герой однострочной поэмы ужасно обижался, возмущался, но петь не прекращал.
Вот и сейчас он сделал то, что обычно делал, встречая гостей – кивнул головой, приглашая войти, затем одной рукой закрыл двери, а другой нежно обнял гитару, явно готовясь использовать её по назначению. Но я не настроен был в этот вечер слушать музыку. Тем более Серёгину.
– Ты пиво принёс, яркий гений нашего времени? – спросил Серж. Я почувствовал – стоит мне ответить «нет», и мне несдобровать. К счастью, пиво я всё-таки принёс, как и обещал.
– Как и обещал, – сказал я, – а теперь признавайся – какой такой звонок ты ждёшь? Уж не от той ли красавицы, с которой я тебя видел в прошлый раз на Петровке?
– Увы, нет, – Серж, похоже, был искренне огорчён, – ты только представь себе – она совершенно не различает Металлику и Линкин Парк!!!
– Да, это серьёзно, – посочувствовал я, лихорадочно вспоминая, в чём разница между этими музыкальными коллективами, – но, впрочем, женщин нельзя строго судить. Подумай сам, ну зачем им тяжёлая музыка?
– За такие слова феминисточки тебя живьём на костре сожгут, – воскликнул Серж, и гитара в его руке задрожала, – что это за дискриминация такая?
– Вот те раз, приплыли, – воскликнул в ответ я, и всплеснул руками, – это где ж ты в моих словах дискриминацию узрел? Кажется, тебе срочно надо лечиться. И чем больше ты будешь выступать, тем быстрее нагреется твоё лекарство, которое я тебе притащил по доброте своей душевной.
– Прости, – сказал Сергей, – совсем забыл. Приглашаю тебя на балкон.
… Я и Серж – мы пили пиво, сидя на балконе, на котором не было лоджии, но из которого открывался чудесный вид на лес, озеро, маленькие уютные частные домики и уродливый гигант – очередная строящаяся многоэтажка. Скотина, такой вид портит! А скоро будет закат – его я любил больше всего из пейзажа на балконе Сержа. Когда Солнце ложится спать, оно ласково щекочет небо тонкими нежными лучиками, как заботливая мать, почти уложившая младенца спать: «Спи, мой хороший, я тебе песенку спела, сказочку рассказала, волосики причесала… а теперь я ухожу, чтобы не мешать тебе спать, мой милый. Но завтра я обязательно приду – ты же знаешь, я ведь каждый вечер только для того и ухожу, чтобы утром снова к тебе прийти». И в это момент очень трудно не любить Солнце – когда оно едва выглядывает из-за горизонта, словно ему самому интересно понаблюдать ту божественную игру красок на краю неба. Мне пришло в голову, что само слово «красота» произошло от слова «краска». Разве можно чёрно-белое назвать красивым?
– Дружище, а ты когда последний раз нормально спал? – голос Серджио вернул меня из полузабытья на его балкон. Всё тут же стало на свои места, вернулось ощущение реальности… и вернулся кавардак в моей голове и моей жизни.
– Вот об этом, кстати, я и собирался с тобой поговорить, – ответил я и отхлебнул большой глоток из стеклянной бутылки. Я чувствовал в себе готовность говорить, но абсолютно не знал, с чего начать. Неожиданно Серж пришёл мне на помощь:
– Одно из двух, Жека – либо ты плохо спишь, либо ты вообще не спишь. У тебя бессонница или же тебя что-то гнетёт? Давай, признавайся старому другу.
– Как насчёт того и другого, вместе взятого? – вздохнул я. И рассказал. Про садовника, про сны в маленьких синих коробочках, про движущиеся полоски на обоях, про то, как в супермаркете меня облапал несуществующий человек. Только про Анжелу я умолчал – уж слишком это личное, к тому же, до конца ещё не осознанное.
– Мне вот пришёл в голову один небольшой стишок, – Серж достал пачку «Честера» и вытащил из неё последнюю сигарету. Я вспомнил, что эта самая пачка к моменту моего прихода была наполнена более чем на половину. Долго же я рассказывал! Нет, я не умею быть кратким. Если краткость – сестра таланта, то мне никогда не стать его шурином.
– Серж, не думаю, что мой рассказ – отличная идея для твоей новой песни.
– Крыша хлопает в ладоши, – задумчиво произнёс Серж, – всем спасибо… план хороший!
– Да пошёл ты, – на один миг я всерьёз разозлился на этого парня, которого считал своим другом… чёрт, и сейчас считаю. Ибо я не увидел на его лице и тени насмешки.
– Смеяться, право, не грешно, над всем, что кажется смешно, – задумчивость не покидала Сержа, – но оставим в покое поэзию. Ты читал когда-нибудь Фрейда?
– Фрейда? Нет, Серж, до такого я ещё не опустился. Но я тебя уверяю, секс здесь абсолютно ни при чём. Конечно, у всех есть сексуальные фантазии, и я – не исключение, но садовник… это уж чересчур даже для меня!
– Тебя смущает его профессия? – улыбнулся Серж.
– Меня смущает его пол, старая ты обезьяна, – в гневе я мог дать Сержу сто очков форы, – так что Фрейд отпадает. Однозначно!
– Не спеши с выводами, Жека, – похоже, Сержу понравилось корчить задумчивые рожи. И куда только подевалась его импульсивность? – Фрейд писал не только про секс. Он ещё и про нечто другое писал.
– Про что, например? – во мне проснулся интерес. Пока я знал Фрейда только с одной стороны.
– Назови любое число, – внезапно Серж наклонился ко мне и прокричал практически в лицо, – быстро, ну? Любое!
– Семьдесят четыре, – ни на миг не раздумывая, прокричал в ответ я, – но какого чёрта, Серж…
– Тсс, – Серж приложил палец к губам, – спокойствие, только спокойствие. Давай рассуждать логически.
(ещё сигарета. Интересно, сколько мы за вечер их скурили?)
… – Так вот, семьдесят четыре – это семь и четыре. А теперь смотри – ты принёс семь бутылок своего любимого пива, и четыре из них мы уже выпили. Ну, как?
Я с умилением посмотрел на Серджио. У него был такой сияющий вид, будто он нашёл надпись на одной из крышек нашего пива, гласившую, что этим летом он едет в Германию поддерживать Блохина и его команду.
– Какое отношение? – вопрос напрашивался сам собой, – какое грёбаное отношение имеет садовник и движущие полоски по моей стене к пиву и пустым бутылкам, которые мы выпили???!!!
– Да не кипятись же ж ты так, ну, Господи, видел бы ты себя – ты же похож на ту сковороду, у которой кружок на днище становится красным!
– Я не знаю, на кого я буду похож через неделю, – произнёс я. Получилось жалобно, – я хочу спать… что тут плохого, скажи мне, пожалуйста. Но я НЕ МОГУ!!!
– А Фрейд здесь вот при чём, – Серж продолжил свои толкования, – суть в том, что всё, что проявляется вокруг тебя, является следствием твоих мыслей. Скажи мне, Евгениус, ты уже когда-то думал о чём-то подобном, и оно сохранилось в твоём депо?
– Каком депо? – Серджио любил поговорить. Беда в том, что его загадки нормальным людям ни за что не разгадать.
(а ТЫ нормальный? – хихикнула мерзкая тварь)
— Департамент подсознания. Вот так я это называю. Некая инстанция в твоей голове. Её основная задача – хранить в архиве ту информацию, которую ты на данный момент не используешь. Вот скажи мне, ты можешь думать одновременно обо всём?
– Нет, – честно признался я, – и я думаю, что никто не может.
– Ты прав, – продолжил Серджио, – никто не может, и это никому и не нужно. Ведь в нашем маленьком депо пыхтят, не покладая рук, маленькие работнички. И у них есть своя иерархия. На нижних ступенях трудятся чернорабочие – им, бедолагам, приходится хуже всех. Они сортируют мгновенную информацию – ты посмотрел на кирпичную стену и прошёл себе мимо, а работнички уже знают количество кирпичей в этой стене, длину стены, ширину и прочую фигню в этом роде…
– Привет, Серджио, старая обезьяна, – оскалился я в трубку. Интересно, сразу узнает, или угадывать будет.
– Ах, ты ж, подлый Пикассо, бездарный карикатурист, – гневный вопль показал, что мне не удалось сохранить инкогнито, – это кто ж из нас старая обезьяна, а? Я на два года тебя моложе.
– На два с половиной, – беззаботно ухмыльнулся я, – тебе ещё до меня расти и расти, балалайщик чёртов.
Привычный набор любезностей был исчерпан, и я перешёл к тому, ради чего, собственно, и звонил.
– А не желаешь ли ты отложить на вечер свою балалайку…
– Гитару!!!
… – свою старую убитую балалайку и навестить хорошего друга с целью борьбы с зелёным змием путём его поглощения?
– Соблазняешь, адский сатана? – пробурчал в трубку Серж, – но на этот раз у тебя ничего не получится. В твою обитель зла я и шагу не сделаю – жду важный звонок.
– И что ты предлагаешь? Мне самому пить это пиво?
– Предлагаю тебе меньше языком ворочать, а хватать под мышку свою дрянь и бежать ко мне что есть силы. Через сколько тебя ждать?
– Считай, что я уже у тебя, старая обезьяна, – пообещал я и выключил телефон.
… Дверь открыл сам хозяин квартиры, такой же, как и я – свободный холостяк, посвящающий время якобы искусству. Но если для меня искусством прежде всего считалось рисование, то Серж был отличный музыкант, в любой компании его очень любили слушать… до тех пор, пока он не начинал петь. Однажды он таки допелся – друзья придумали про него строчку: «У нашего Серджио проблемы с сольфеджио». На что сам герой однострочной поэмы ужасно обижался, возмущался, но петь не прекращал.
Вот и сейчас он сделал то, что обычно делал, встречая гостей – кивнул головой, приглашая войти, затем одной рукой закрыл двери, а другой нежно обнял гитару, явно готовясь использовать её по назначению. Но я не настроен был в этот вечер слушать музыку. Тем более Серёгину.
– Ты пиво принёс, яркий гений нашего времени? – спросил Серж. Я почувствовал – стоит мне ответить «нет», и мне несдобровать. К счастью, пиво я всё-таки принёс, как и обещал.
– Как и обещал, – сказал я, – а теперь признавайся – какой такой звонок ты ждёшь? Уж не от той ли красавицы, с которой я тебя видел в прошлый раз на Петровке?
– Увы, нет, – Серж, похоже, был искренне огорчён, – ты только представь себе – она совершенно не различает Металлику и Линкин Парк!!!
– Да, это серьёзно, – посочувствовал я, лихорадочно вспоминая, в чём разница между этими музыкальными коллективами, – но, впрочем, женщин нельзя строго судить. Подумай сам, ну зачем им тяжёлая музыка?
– За такие слова феминисточки тебя живьём на костре сожгут, – воскликнул Серж, и гитара в его руке задрожала, – что это за дискриминация такая?
– Вот те раз, приплыли, – воскликнул в ответ я, и всплеснул руками, – это где ж ты в моих словах дискриминацию узрел? Кажется, тебе срочно надо лечиться. И чем больше ты будешь выступать, тем быстрее нагреется твоё лекарство, которое я тебе притащил по доброте своей душевной.
– Прости, – сказал Сергей, – совсем забыл. Приглашаю тебя на балкон.
… Я и Серж – мы пили пиво, сидя на балконе, на котором не было лоджии, но из которого открывался чудесный вид на лес, озеро, маленькие уютные частные домики и уродливый гигант – очередная строящаяся многоэтажка. Скотина, такой вид портит! А скоро будет закат – его я любил больше всего из пейзажа на балконе Сержа. Когда Солнце ложится спать, оно ласково щекочет небо тонкими нежными лучиками, как заботливая мать, почти уложившая младенца спать: «Спи, мой хороший, я тебе песенку спела, сказочку рассказала, волосики причесала… а теперь я ухожу, чтобы не мешать тебе спать, мой милый. Но завтра я обязательно приду – ты же знаешь, я ведь каждый вечер только для того и ухожу, чтобы утром снова к тебе прийти». И в это момент очень трудно не любить Солнце – когда оно едва выглядывает из-за горизонта, словно ему самому интересно понаблюдать ту божественную игру красок на краю неба. Мне пришло в голову, что само слово «красота» произошло от слова «краска». Разве можно чёрно-белое назвать красивым?
– Дружище, а ты когда последний раз нормально спал? – голос Серджио вернул меня из полузабытья на его балкон. Всё тут же стало на свои места, вернулось ощущение реальности… и вернулся кавардак в моей голове и моей жизни.
– Вот об этом, кстати, я и собирался с тобой поговорить, – ответил я и отхлебнул большой глоток из стеклянной бутылки. Я чувствовал в себе готовность говорить, но абсолютно не знал, с чего начать. Неожиданно Серж пришёл мне на помощь:
– Одно из двух, Жека – либо ты плохо спишь, либо ты вообще не спишь. У тебя бессонница или же тебя что-то гнетёт? Давай, признавайся старому другу.
– Как насчёт того и другого, вместе взятого? – вздохнул я. И рассказал. Про садовника, про сны в маленьких синих коробочках, про движущиеся полоски на обоях, про то, как в супермаркете меня облапал несуществующий человек. Только про Анжелу я умолчал – уж слишком это личное, к тому же, до конца ещё не осознанное.
– Мне вот пришёл в голову один небольшой стишок, – Серж достал пачку «Честера» и вытащил из неё последнюю сигарету. Я вспомнил, что эта самая пачка к моменту моего прихода была наполнена более чем на половину. Долго же я рассказывал! Нет, я не умею быть кратким. Если краткость – сестра таланта, то мне никогда не стать его шурином.
– Серж, не думаю, что мой рассказ – отличная идея для твоей новой песни.
– Крыша хлопает в ладоши, – задумчиво произнёс Серж, – всем спасибо… план хороший!
– Да пошёл ты, – на один миг я всерьёз разозлился на этого парня, которого считал своим другом… чёрт, и сейчас считаю. Ибо я не увидел на его лице и тени насмешки.
– Смеяться, право, не грешно, над всем, что кажется смешно, – задумчивость не покидала Сержа, – но оставим в покое поэзию. Ты читал когда-нибудь Фрейда?
– Фрейда? Нет, Серж, до такого я ещё не опустился. Но я тебя уверяю, секс здесь абсолютно ни при чём. Конечно, у всех есть сексуальные фантазии, и я – не исключение, но садовник… это уж чересчур даже для меня!
– Тебя смущает его профессия? – улыбнулся Серж.
– Меня смущает его пол, старая ты обезьяна, – в гневе я мог дать Сержу сто очков форы, – так что Фрейд отпадает. Однозначно!
– Не спеши с выводами, Жека, – похоже, Сержу понравилось корчить задумчивые рожи. И куда только подевалась его импульсивность? – Фрейд писал не только про секс. Он ещё и про нечто другое писал.
– Про что, например? – во мне проснулся интерес. Пока я знал Фрейда только с одной стороны.
– Назови любое число, – внезапно Серж наклонился ко мне и прокричал практически в лицо, – быстро, ну? Любое!
– Семьдесят четыре, – ни на миг не раздумывая, прокричал в ответ я, – но какого чёрта, Серж…
– Тсс, – Серж приложил палец к губам, – спокойствие, только спокойствие. Давай рассуждать логически.
(ещё сигарета. Интересно, сколько мы за вечер их скурили?)
… – Так вот, семьдесят четыре – это семь и четыре. А теперь смотри – ты принёс семь бутылок своего любимого пива, и четыре из них мы уже выпили. Ну, как?
Я с умилением посмотрел на Серджио. У него был такой сияющий вид, будто он нашёл надпись на одной из крышек нашего пива, гласившую, что этим летом он едет в Германию поддерживать Блохина и его команду.
– Какое отношение? – вопрос напрашивался сам собой, – какое грёбаное отношение имеет садовник и движущие полоски по моей стене к пиву и пустым бутылкам, которые мы выпили???!!!
– Да не кипятись же ж ты так, ну, Господи, видел бы ты себя – ты же похож на ту сковороду, у которой кружок на днище становится красным!
– Я не знаю, на кого я буду похож через неделю, – произнёс я. Получилось жалобно, – я хочу спать… что тут плохого, скажи мне, пожалуйста. Но я НЕ МОГУ!!!
– А Фрейд здесь вот при чём, – Серж продолжил свои толкования, – суть в том, что всё, что проявляется вокруг тебя, является следствием твоих мыслей. Скажи мне, Евгениус, ты уже когда-то думал о чём-то подобном, и оно сохранилось в твоём депо?
– Каком депо? – Серджио любил поговорить. Беда в том, что его загадки нормальным людям ни за что не разгадать.
(а ТЫ нормальный? – хихикнула мерзкая тварь)
— Департамент подсознания. Вот так я это называю. Некая инстанция в твоей голове. Её основная задача – хранить в архиве ту информацию, которую ты на данный момент не используешь. Вот скажи мне, ты можешь думать одновременно обо всём?
– Нет, – честно признался я, – и я думаю, что никто не может.
– Ты прав, – продолжил Серджио, – никто не может, и это никому и не нужно. Ведь в нашем маленьком депо пыхтят, не покладая рук, маленькие работнички. И у них есть своя иерархия. На нижних ступенях трудятся чернорабочие – им, бедолагам, приходится хуже всех. Они сортируют мгновенную информацию – ты посмотрел на кирпичную стену и прошёл себе мимо, а работнички уже знают количество кирпичей в этой стене, длину стены, ширину и прочую фигню в этом роде…
7
Серджио закурил. Я последовал его примеру, сопровождая первую тягу глотком пива.
– Ребята, попавшие на одну ступень выше, работают уже по полной программе, – продолжал Серж, – даю гарантию, что ты сейчас и не думал о номере твоей квартиры. Но видишь ты его каждый день, и наши ребята эти привычные для тебя данные поместили в базу «Самая востребованная информация». Ну, а на самых высоких ступенях – офисный персонал. Им достаётся самая непыльная, и одновременно самая ответственная работёнка. Когда тебе нужна информация, они тебе моментально её предоставляют.
Ещё одна сигарета. Я слушал Сержа, и боялся пропустить хотя бы одно слово.
– Так вот, получается следующее, – Серж скорчил умную рожицу, но на этот раз он говорил действительно разумные вещи. – В обычной, дневной жизни, ты похож на этакого злого босса, который только и делает, что гоняет «белых воротничков» по офису. Ты постоянно общаешься, думаешь, решаешь кроссворды, что-то читаешь, что-то пишешь, что-то слышишь. И по твоему «офису», комфортно разместившемуся в твоей черепушке, только и слышно пыхтение – туда-сюда, туда-сюда снуют несчастные сотрудники. Ты вот выходишь на перекур – ты думаешь, это у тебя перекур? Это у них перекур.
Чирк зажигалка – гори, сигарета. Я курил уже машинально – всё моё внимание было поглощено речами Серджио.
– И вот наконец наступает ночь. – продолжал Серж, – и весь твой офис падает с ног, и храпит не по-детски, и хрен ты его трактором подымешь. Именно в этот момент и появляются наши «чернорабочие» с нижних ступеней. Да-да, обитатели нашего подсознания, те самые бедолаги, что запоминают всякую ерунду.
– Наподобие кирпичей в стене, – подсказал я.
– Вот-вот, оно самое., – кивнул в ответ Серега. – И теперь уже перекур начинается у них. Они вспоминают всё то, что видели за день. А для тебя всё это проявляется в виде сна. Вот так вот.
– Стоп, стоп, стоп, тормози лошадь, – я прервал рассуждения Серджа. – Люди, вообще-то, не всегда видят во сне то, с чем сталкивались днём. Я, например, летал во сне. Я ж наяву не летал, верно? Ну, разве что когда-то с третьего курса чуть не вылетел. Так почему же мне снится полёт?
– А почему ты так уверен, что летал именно ты? – подмигнул Серж, – то, что ты видел своими глазами, ничего ещё не значит. Вообще, тебя во сне нет. Ты всё видишь глазами своих «работничков» с нижнего яруса – а это они и летают, и скачут, и сражаются. Ты ж не знаешь, где они днём бывают, верно? Пока ты бодрствуешь, они бродят Бог знает где, и такое видят! А потом во сне тебе показывают. Вот ты видишь город, в котором ты сроду никогда не был. А ты там и не был, это были они, ребята из ДеПо. Или ты видишь город, вроде бы свой, но какой-то немного не такой. Так это твои ребята побывали там в прошлом. Или в будущем. Или вообще в какой-то долбанной параллельной реальности. Неважно, где, главное, что побывали. – То есть ты хочешь сказать, – спрашиваю, – что когда я сплю и вижу сны, то я, это типа, и не я?
– А посмотри на своё отражение в зеркале как-нибудь во сне, – вскричала старая обезьяна, – и кого ты там увидишь? Себя, ясен пень, но это будешь ВРОДЕ БЫ ТЫ, НО КАК БУДТО НЕ ТЫ.
– Ребята, попавшие на одну ступень выше, работают уже по полной программе, – продолжал Серж, – даю гарантию, что ты сейчас и не думал о номере твоей квартиры. Но видишь ты его каждый день, и наши ребята эти привычные для тебя данные поместили в базу «Самая востребованная информация». Ну, а на самых высоких ступенях – офисный персонал. Им достаётся самая непыльная, и одновременно самая ответственная работёнка. Когда тебе нужна информация, они тебе моментально её предоставляют.
Ещё одна сигарета. Я слушал Сержа, и боялся пропустить хотя бы одно слово.
– Так вот, получается следующее, – Серж скорчил умную рожицу, но на этот раз он говорил действительно разумные вещи. – В обычной, дневной жизни, ты похож на этакого злого босса, который только и делает, что гоняет «белых воротничков» по офису. Ты постоянно общаешься, думаешь, решаешь кроссворды, что-то читаешь, что-то пишешь, что-то слышишь. И по твоему «офису», комфортно разместившемуся в твоей черепушке, только и слышно пыхтение – туда-сюда, туда-сюда снуют несчастные сотрудники. Ты вот выходишь на перекур – ты думаешь, это у тебя перекур? Это у них перекур.
Чирк зажигалка – гори, сигарета. Я курил уже машинально – всё моё внимание было поглощено речами Серджио.
– И вот наконец наступает ночь. – продолжал Серж, – и весь твой офис падает с ног, и храпит не по-детски, и хрен ты его трактором подымешь. Именно в этот момент и появляются наши «чернорабочие» с нижних ступеней. Да-да, обитатели нашего подсознания, те самые бедолаги, что запоминают всякую ерунду.
– Наподобие кирпичей в стене, – подсказал я.
– Вот-вот, оно самое., – кивнул в ответ Серега. – И теперь уже перекур начинается у них. Они вспоминают всё то, что видели за день. А для тебя всё это проявляется в виде сна. Вот так вот.
– Стоп, стоп, стоп, тормози лошадь, – я прервал рассуждения Серджа. – Люди, вообще-то, не всегда видят во сне то, с чем сталкивались днём. Я, например, летал во сне. Я ж наяву не летал, верно? Ну, разве что когда-то с третьего курса чуть не вылетел. Так почему же мне снится полёт?
– А почему ты так уверен, что летал именно ты? – подмигнул Серж, – то, что ты видел своими глазами, ничего ещё не значит. Вообще, тебя во сне нет. Ты всё видишь глазами своих «работничков» с нижнего яруса – а это они и летают, и скачут, и сражаются. Ты ж не знаешь, где они днём бывают, верно? Пока ты бодрствуешь, они бродят Бог знает где, и такое видят! А потом во сне тебе показывают. Вот ты видишь город, в котором ты сроду никогда не был. А ты там и не был, это были они, ребята из ДеПо. Или ты видишь город, вроде бы свой, но какой-то немного не такой. Так это твои ребята побывали там в прошлом. Или в будущем. Или вообще в какой-то долбанной параллельной реальности. Неважно, где, главное, что побывали. – То есть ты хочешь сказать, – спрашиваю, – что когда я сплю и вижу сны, то я, это типа, и не я?
– А посмотри на своё отражение в зеркале как-нибудь во сне, – вскричала старая обезьяна, – и кого ты там увидишь? Себя, ясен пень, но это будешь ВРОДЕ БЫ ТЫ, НО КАК БУДТО НЕ ТЫ.