Алексей Головлев. Воин Бездны

   Эрван нахмурился.
   Сам он… Ну это разговор особый. И что в итоге?
   Эрван пожал плечами. Хлыст вздохнул.
   – Разочаровываешь. Неужели не ясно? Вы все – чужаки в Морском Ключе: Илан – сын крестьянина; Энеур и Туди – дети мелких торговцев. Сухопутные крысы.
   Хлыст вновь поднялся с кресла. Опустив голову, принялся мерить шагами просторный кабинет.
   – Ни один кадет из морской семьи на судно не попал. Случайность? Не думаю.
   Хлыст остановился. Окинул Эрвана цепким взглядом.
   – Скорее всего, их пожалели. Ну а вас… не жалко. Вот так.
   Наставник подошёл вплотную. Оглядел увешанные желтоватыми картами стены: словно проверял, есть ли у них уши. Тихо продолжил:
   – Всё, что я могу, – предупредить тебя. Смотри в оба глаза, на рожон не лезь – хватит уже. Надеюсь, я не зря возился с тобой эти годы.
   Добавил еле слышно, почти шёпотом:
   – Да, ещё… По дороге зайди в «Грот», теперь можно. Кемо уже должен быть там. Скажешь, что от меня. Порасспрашивай его, я сам не успел, придётся тебе. Все понял?
   – Кемо?
   – Да, Кемо. Татуировщик. За годы через его руки прошли сотни болтливых матросов. Если кто-то что-то знает о «Горностае» – это он.
   Хлыст опустил руку в карман.
   – Само собой, его услуги не бесплатны. На, возьми.
   В ладонь лёг увесистый кошель.
   – И не вздумай отказаться.
   Грозный взгляд упёрся Эрвану в переносицу.
   Эрван сглотнул. Открыл было рот, намереваясь возразить… и захлопнул. Кивнул и аккуратно пристроил деньги за пазуху.
   Долгая, тягостная пауза.
   Эрван понял – время прощаться.
   – Спасибо вам за все. И простите за эту историю. Я не хотел доставлять неприятности. Честно.
   Хлыст улыбнулся.
   – Ничего, Эрван. Помогая тебе, я отдавал старый долг.
   – Как это?
   Эрван с недоумением воззрился на преподавателя. Хлыст рассмеялся – искренне и неожиданно тепло, возле глаз появились лукавые морщинки.
   – «Я сердце оставил под шапкою гор», – нараспев продекламировал он начало «Баллады о горной пехоте» и тут же проделал невообразимую для наставника вещь – засучил перед учеником правый рукав.
   Эрван с изумлением увидел на худой, покрытой редкими волосами руке стилизованные меч и ледоруб. Справа от них виднелась полустёртая римская четвёрка.
   «То ли четвёртый перевал, то ли номер части, поди разбери теперь», – Эрван едва не присвистнул: такие эмблемы были в ходу лет двадцать назад, он и видел-то их пару раз в жизни.
   Хлыст медленно кивнул, не отводя взгляда от глаз Эрвана.
   – Да. Не ты первый, не ты последний. Мне пришлось поменять горы на море – и тебе придётся. Я, как видишь, не умер. Надеюсь, не умрёшь и ты.
   Короткая пауза.
   – Теперь иди. И удачи тебе.
   Хлыст протянул руку. Эрван пожал её. Низко поклонился. Подошёл к двери. Повинуясь внезапному порыву, обернулся зачем-то, даже открыл было рот, хотя и понятия не имел, что хочет сказать…
   Но Хлыст, его единственная защита и опора за четыре долгих года, уже погрузился в чтение пергаментных листов.
 
   Его ждали. Толпа кадетов рассосалась, и теперь в конце опустевшего коридора, рядом с входной дверью, подпирали стену только Свисток, Конюх и Аптекарь. Вид у них был съёженный и несчастный, как у воробьёв посреди вороньей стаи. Вплотную к ним стояли шесть или семь верзил из свиты Брианта. Эрван никогда не мог запомнить их имён, да и не особо стремился – отличить их друг от друга всегда было делом непростым. И сейчас они скорее казались тёмной массой, напиравшей на троих приятелей, чем на отдельных людей.
   Сам Бриант стоял в стороне от остальных, ближе к ступенькам. Похоже, он давно не сводил с лестницы глаз.
   На долю секунды Эрван смешался. Вернуться? Пересидеть у Хлыста? Поздно… Да и бессмысленно. Что он скажет Хлысту? Даже если Хлыст его пустит, что с того? Этим не надо вечером быть на судне, у них неделя впереди, а может, и больше. Всё равно достанут. Да и ребят надо выручать – похоже, их взяли в заложники. Хорошо, если в шутку…
   Эрван набрал полную грудь воздуха, расправил плечи и пошёл навстречу.
   Наконец его заметили и возле входа. Радостно загоготали, подбадривая Брианта. Тот не шевелился. Ждал.
   Эрван подошёл вплотную. Нехорошо прищурясь, оглядел врага с головы до ног, краем глаза не забывая следить за остальными.
   Бриант сильно изменился: исхудавшее лицо цвета грязного снега; расширенные не то от боли, не то от полумрака зрачки, в которых плясало пламя свечей, губы искривлены в безумной улыбке.
   «Как у припадочного!» – отметил про себя Эрван.
   Хмыкнул с деланым сочувствием.
   – Плохо выглядишь, старина. Лекаря вызвать?
   Бриант едва не задохнулся от бешенства. Он вскинул руки, узловатые пальцы устремились к горлу Эрвана…
   Эрван широко улыбнулся.
   – Давай, приятель, не останавливайся! Свидетелей полно, и Хлыст рядом… В камере тебе понравится, обещаю!
   Бриант замер. Наградил Эрвана ненавидящим взглядом и прошипел:
   – Ликуешь, Дикарь? Думаешь, выиграл? Не-е-ет… Совсем наоборот: так даже интересней!
   Он хрипло рассмеялся.
   – Привет «Горностаю»! Скоро ты пожалеешь, что сразу не сдох!
 
   – Ну что? Пошли? Фу, пронесло! А что тебе Хлыст втолковывал? Мы уж волноваться начали…
   Свисток, как обычно, первым обрёл дар речи: глаза его заблестели, короткий вихор встопорщился, плечи расправились – ну ясно, отлегло. Герой…
   Эрван тепло улыбнулся.
   А ведь не струсил, высмотрел всё и к Хлысту пошёл…
   Эрван хлопнул однокашника по плечу.
   – Спасибо тебе, старина!
   Свисток уставился в пол – нечасто ему доводилось выслушивать благодарности.
   – А сейчас – ходу! – бросил Эрван. – Закат скоро, а до пирсов топать и топать.
   Всю весну он ждал этого, грезил, представлял в деталях: вот он поворачивает витую ручку, тяжёлые двери распахиваются, его встречает ласковый солнечный свет, целый город раскинулся перед ним и манит, манит… Дальше его мечты не заходили, но в одном он был уверен: момент прощания с академией запомнит на всю жизнь.
   Но, погрузившись в свои мысли, он едва заметил, как покинул здание, четыре года служившее ему пристанищем.

* * *

   До «Грота» было рукой подать: вдоль по Гранитному переулку, потом направо, в щель меж ткацкой мастерской и пекарней, затем через канаву, по горбатому мостику – и вот он. Любой кадет мог с ходу описать этот путь, хотя мало кто был там хоть раз – увольнений на младших курсах не давали. Да и сейчас… Формально у них могли возникнуть проблемы: в давние времена «Грот» считался офицерской кантиной, и по старой памяти вход матросам туда был заказан. Вот были б на год старше, получили офицерское звание – тогда пожалуйста…
   Эрван вздохнул.
   Нарываться на пренебрежение, а то и отказ решительно не хотелось. А если патруль?
   Незаметно для себя Эрван замедлил шаг. Оглянулся.
   Сокурсники шли за ним, стараясь не отстать. Конюх перехватил взгляд Эрвана, вскинул густые брови. На широком веснушчатом лице отразилось недоумение.
   – Эй! Куда это мы? Гавань в другой стороне – забыл?
   – Сначала зайдём в одно местечко, Хлыст просил.
   Аптекарь сжал тонкие губы, недовольно поморщился, но смолчал. Конюх просто кивнул.
   – Как скажешь.
   – А куда? – Свистку, как всегда, было надо больше всех.
   – В «Грот», – Эрван отвернулся.
   – А зачем? А не вышибут? А на судно успеем?
   – Успеем. Если болтать не будем, – Эрван вновь ускорил шаг.
   «Грот» оказался невзрачным заведением, зажатым меж громоздких домов: узкий фасад с облупившейся дверью посередине; пара зашторенных окон с некрашеными ставнями; голые каменные стены – даже плющу тут не хватало света.
   Эрван поднялся по истёртым ступеням. Прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Он постучал, сначала нерешительно, слабо, потом громче и настойчивей.
   Наконец из глубины донёсся голос:
   – Закрыто до шести! Проваливай!
   Эрван глянул по сторонам – пока тихо. Но торчать у порога, дожидаясь патрулей? Нет уж! И времени всё меньше…
   Он перешёл в наступление:
   – Мне нужен Кемо!
   Справа и слева раздался скрежет: в соседних домах спешно захлопывали ставни. Из глубины «Грота» донеслось шарканье подошв: щёлкнул засов, звякнула стальная цепочка. Из полумрака на парней уставилась пара внимательных глаз.
   – Кемо? А зачем тебе Кемо? – Собеседник за дверью мигом разобрался, кто из них главный, и обращался только к Эрвану.
   – Да вот… Татуировку надо. Первое судно, завтра в море.
   Эрван не солгал ни единым словом. Он действительно не прочь был сделать татуировку в дополнение к пехотной – все военные считали долгом чести оставлять на предплечьях свидетельства многотрудной службы. А что до основной причины… О том неведомо кому знать необязательно.
   Похоже, ему поверили – больше вопросов не последовало. Эрван стоял и ждал.
   Наконец едва видимый собеседник сказал просто и спокойно, без всякого выражения:
   – Взяли Кемо. Сегодня утром. Плыви уж так, морячок.
   Дверь с треском захлопнулась – только хлопья старой краски полетели.
   – Слышали?
   Эрван повернулся к своим: лица их выражали полное непонимание.
   Он мельком глянул поверх голов…
   Из-за угла появились четверо патрульных.
   Обычная морская пехота: кожа бледная после зимы, на лицах выражение усталости пополам с недовольством. Идут вразвалочку и по сторонам не смотрят.
   «Штрафники! – мгновенно сообразил Эрван. – Кого ещё в патруль назначат, когда вот-вот на корабли заступать? Остальные веселятся напоследок, а эти улицы топчут! Злые, наверное: поди объясни таким, чего мы тут ошиваемся…»
   Он было потянулся в карман за назначением…
   Из-за спин патрульных показались ещё двое – и Эрван застыл.
   А эти откуда здесь?
   Давно, очень давно не видел он фаэри: что за дело им, жителям южных лесов, до городской толчеи?
   Ещё в незапамятные времена, когда людская конница легла под стрелами врагов, те могли захватить Арморику. Что противопоставить лучникам, бьющим точно в цель за полмили, и заколдованным стрелам, вгрызающимся в плоть будто корни?
   Фаэри могли извести людей под корень… но не стали. Условия договора были на удивление щадящими: плати ежегодную дань, защищай северные границы, а в остальном – живи как хочешь.
   Почему? Неизвестно – за сотни лет так и не нашлось человека, который до конца понял бы фаэри. Да и как поймёшь, если в Арморике их и нет почти: разве что крошечные отряды стрелков на северных перевалах…
   Фаэри несли службу не дольше пары месяцев: горделивые и замкнутые, они не утруждали себя объяснениями и запросто могли покинуть заставу в разгар очередной заварухи. Правда, и на помощь могли прийти в самый неожиданный момент, повинуясь одним им ведомым приказам.
   Тайна всегда обрастает догадками и слухами: понятно, солдаты на перевалах по-всякому изощрялись в объяснениях, одно невероятнее другого… Сходились в одном. Фаэри плохо себя чувствуют вдали от родных лесов, а уж каменные ульи, набитые людьми, для них и вовсе пытка.
   Но тогда почему…
   – Взять их!
   Голос был негромкий. Сухой и хрипловатый, с лёгким присвистом.
   Уголком сознания Эрван успел удивиться: приказ чужака прозвучал почти без акцента… А миг спустя крикнул что есть мочи:
   – Дёру!!!
 
   Что-что, а бегать они умели!
   И дружно понеслись, не разбирая дороги: по узким кривым переулкам, через шаткие мостки для стирки белья, мимо безымянных складов и вдоль старых оград…
   Топанье сапог и хриплое дыхание преследователей давно затихли вдали, а они всё бежали – пока хватало воздуха в лёгких.
   – Всё! Не могу больше!
   Свисток швырнул под ноги мешок и сел на корточки.
   Эрван обернулся: никого. Прислушался: ни звука вроде… Кивнул.
   – Ладно. Привал.
 
   Они пристроились тут же, между глухой стеной и кустами можжевельника. Долго молчали: каждый обмозговывал последние события в одиночку.
   – Слушай, Эрван, может, расскажешь наконец хоть что-нибудь? – Свистка словно прорвало. – Кто такой этот Кемо? Почему его замели? А от патруля чего драпали – бумаги-то у нас в порядке?! Что тут фаэри делают – какого чёрта им от нас надо? И вообще – что происходит?
   – Ладно-ладно, – Эрван поднял ладони, будто защищаясь. – Про фаэри не знаю, подумать надо. Ясно только, что не к добру всё это… А что знаю, расскажу. Только не здесь, ещё беду накличем…
 
   Когда они подошли к рынку, Эрван почти закончил.
   – …Вот этого Кемо, который что-то знал о «Горностае», замели сегодня утром – сами слышали. А заодно и нас чуть не прихватили.
   Эрван обвёл троицу взглядом.
   – Такие дела. Есть у кого-нибудь идеи?
   – Паршиво это всё пахнет, спору нет, – против обыкновения, Конюх отозвался первым. – И что дальше? Кому охота дезертировать? Тебе? Мне?
   Он развёл руками, покачал головой. Вздохнул.
   – То-то и оно. Деваться некуда, а значит, мы сейчас попрём на этот «Горностай» и скоро будем знать о нём больше, чем любой в этом городе. А может, оно и к лучшему – на суше больно неуютно стало!
   Аптекарь и Свисток кивнули: и впрямь – ни убавить ни прибавить. Эрван спорить не стал.
   – Верно. Скоро пойдём. Осталось одно дельце закончить.
   – Слушай, может, хватит темнить? – Конюх насупился, руки сжались в кулаки.
   – Это надо, то надо… Сначала туда иди, потом сюда… Мы вместе или как?
   – Да не темню я, – Эрван пожал плечами. – Просто хотел по рынку пройтись. Может, подарок Хлысту подберу – есть за что.
   – Хлысту? Тогда ладно! Он мужик справедливый!
   Конюх разом оттаял.
   – Это за то дело, да? – Свисток с пониманием глянул на Эрвана.
   Эрван молча кивнул: «Я б и тебе подарок сделал… Да ты же не примешь, дурень! Знаю я тебя…»
   – Ага, – Эрван вложил в улыбку всю теплоту, на которую был способен. – Да ты и сам погляди в оба глаза! Может, своим чего купишь: есть кому послать, верно?
   Свисток густо покраснел и отстал на пару шагов.
 
   Рыночная площадь кипела. Теснота в проходах была такая, что казалось, толпа вот-вот раздавит хлипкие деревянные лотки и парусиновые навесы. Моряки из обеих эскадр, морская пехота из гарнизона, дородные раскрасневшиеся женщины в сбитых набок чепцах – все они кое-как прокладывали себе путь в толпе, ожесточённо работая локтями. Были и другие – невысокие, с мятыми лицами, в неброских одеждах. Пряча глаза, они легко скользили в толпе, будто серые акулы среди китов.
   – Карманники, – вполголоса предупредил Эрван: – Держимся плотно, следим за мешками.
   Протиснулись мимо лотков с нераспроданными устрицами, начинавшими издавать характерный запашок. Продрались сквозь рыбные ряды, где на скользких прилавках рядами лежали разделанные тунцы. Прошли мимо зеленщиков, едва видимых за душистыми кипами своего товара. Мясной ряд, пекарный…
   Наконец, прорвавшись сквозь сутолоку продовольственных рядов, достигли ремесленного квартала.
   Облегчённо вздохнули: покупателей тут было не в пример меньше. Огляделись.
   Лавки выходили одной дверью на улицу, ведущую к гавани, а другой – на рынок. Там же, под нехитрыми тентами из старой парусины, ремесленники и выкладывали свой товар.
   Эрван сбавил шаг, завертел головой: эх, рассмотреть бы не спеша… Да времени не хватало.
   Ну и что подарить?
   Эрван в смущении почесал затылок: дела… четыре года знаком с человеком, а что тот любит – выяснить не удосужился!
   Ладно, сейчас прикинем… Хлыст раньше преподавал навигацию – значит, можно подарить астролябию, карты или квадрант. Нет, не годится: вдруг он, прикованный к суше, расценит это как насмешку уходящего в море? Да и сыт он по горло небось всей этой штурманской наукой. Да и не видно на рынке ничего подходящего.
   Ага, вот посудный набор. Красивый: изящная пара ножей, двузубые вилки чернёного серебра… Ну да, вот обрадуется такому подарку одинокий стареющий человек!
   Эрван поскрёб подбородок: задачка оказалась не из лёгких.
   Меж тем парни у него за спиной даром времени не теряли. Свисток уже умудрился купить разлапистый коралл с голову размером и теперь осторожно прижимал его к груди, стараясь не повредить хрупкие отростки.
   – Хм… – Эрван с недоумением оглядел розовые ветки. – Ты это кому?
   – Домой, ясное дело! – Свисток округлил глаза. – Сёстрам отправлю, кому ж ещё!
   – Ага. Сёстрам, значит, – Эрван хмыкнул. – За пятьсот миль. Посуху, в тряской телеге… Ты понимаешь, во что он превратится? Хорош подарочек!
   Свисток ойкнул и исчез – только его и видели.
   Покупка Аптекаря оказалась иного свойства: тугой холщовый пакет с фиолетовым клеймом.
   – Отцу, – коротко пояснил он, заметив взгляд Эрвана. – Лечебные травы. У нас таких нет – вдруг помогут?
   Конюх своё приобретение сразу упрятал за пазуху и нахмурился, заранее пресекая неуместные расспросы.
   Время уходило. Эрван осмотрел все сувенирные, гончарные, скобяные лавки… Оставались только кузнецы. Хотя дарить оружие у Эрвана и в мыслях не было, он с отчаяния направился к пирамидам багров, связкам абордажных топоров и тускло блестящим тесакам. У третьего по счету прилавка Эрван замер: двери лавки были широко раскрыты, и он без помех разглядел скудное убранство комнаты, слабо освещённой пламенем камина: колченогие табуреты возле грубо сколоченного стола; древний громоздкий буфет; несколько расписных тарелок на серой каменной стене и среди них – броское овальное пятно.
   Гравюра?
   Эрвана отделяло от неё не меньше пятнадцати футов, да и трудно было разглядеть детали в вечернем сумраке, но Эрван не сомневался – фоморская работа. Эрван с детства удивлялся способности нордов обычным резцом, без всякой краски, передавать тончайшие оттенки тёмного. Бледно-жёлтый цвет гравюры, различимый несмотря на розоватые отсветы огня, не оставлял сомнений – рисунок на кости. Он тревожил, завораживал, притягивал взгляд… Вроде и не разберёшь толком – а глаз не отвести!
   Эрван застыл, не моргая. Минута. Другая… Третья… По щекам потекли слезы. Мир вокруг размылся, а картина словно приблизилась к нему, обрела чёткость.
   Неизвестный резчик был гением. Непонятно, как он смог добиться такого эффекта, но крутобокие валы с барашками на вершинах, темно-серые тучи над мачтами, туго надутые паруса корабля, режущего кипящий океан, – все будто двигалось, разве что звуков не издавало. Ярились пенные буруны под форштевнем – судно, казалось, вот-вот пересечёт границы картины и окажется в комнате.
   У Эрвана возникло ощущение, что он смотрит в иллюминатор. Потом в воронку. В ушах зазвенело, подкатила тошнота, в висках застучала кровь. Краем гаснущего сознания Эрван ощутил, что вот-вот упадёт. Сил отвернуться уже не оставалось, единственное, что он сумел сделать, – закрыл глаза.
 
   – Эй, парень! Ты что, спать тут собрался? Может, лежак вынести? – Хозяин лавки, все это время наблюдавший за Эрваном из-за груды железок, решил, что клиент достаточно насмотрелся.
   – Нет, спасибо, – Эрван затряс головой. Сглотнул. – Уже выспался.
   – Вот и хорошо. Брать что будешь или так, зенки пялить?
   К вечеру продавцы становились куда менее вежливыми и предпочитали брать быка за рога.
   – Может, и буду, – Эрван старался говорить с безразличной ленцой. – Картина у вас вон интересная. Она продаётся? Взглянуть можно?
   Глаза хозяина алчно сверкнули.
   – Тут все продаётся. Взглянуть можно. Погоди только, сам вынесу. Нечего тебе внутри делать.
   Лавочник недовольно пробурчал что-то, однако быстро и сноровисто, будто кошка, взлетел по каменному крыльцу, проник в комнату, метнулся к стене, сорвал картину и вернулся. На всё про всё не ушло и пяти секунд.
   Эрван осторожно, обеими руками, взял костяную пластину. Она оказалась неожиданно тяжёлой и чуть тепловатой.
   Может, от камина нагрелась?
   Эрвану не раз доводилось видеть фоморскую резьбу: через горные перевалы, вечно пребывающие в состоянии полувойны-полумира, иногда проникали их купцы. Само собой, вглубь материка чужаков не пускали, и торг разворачивался прямо на заставе. Северяне везли грубо выделанные шкуры, перемётные сумы, до отказа набитые гагачьим пухом, связки мехов диковинных белых лисиц.
   И резную кость.
   Все сюжеты изображений сводились к одному – охоте. На птиц, рыбу, диковинных зверей ростом с медведя… Иногда попадались ещё пластины с непривычными узорами из тонких штрихов. Такие ценились особенно: говорили, что, если смотреть на рисунок достаточно долго, – линии на нём оживают. Следить за их извивами – и удовольствие, и отдых. Утверждали даже, что обладатель такого чуда не нуждается в сне.
   Эрвану, само собой, не довелось это проверить: откуда деньги у мальчишки с захудалой заставы?
   Но Эрван, хоть и видел подобное лишь издали, знал твёрдо: такие узоры никогда ничего не изображают – хаотичное переплетение линий, и всё.
   А здесь… Изящный контур судна, скользящего по бурным водам. На заднем плане менее детально, но вполне узнаваемо – горные пики и остроносые рифы в бурлящих венцах. Выше – чёрное небо, изрезанное плетями молний. Совсем далеко, почти на линии горизонта – полупризрачные силуэты диковинных кораблей с парусами, похожими на крылья.
   Вряд ли неизвестный фомор мог часто видеть людские суда – откуда? Тем не менее оснастка корабля была видна в мельчайших подробностях: грот и фок зарифлены, кливера и стаксель на бушприте туго надуты ветром, над ними – белая полоска штормового вымпела.
   Судно явно силилось уйти от преследователей, но мрачное ощущение, пронизавшее картину, не оставляло сомнений – попытка безнадёжна.
   – Откуда это у вас? – Эрван с трудом отвёл взгляд от обречённой шхуны.
   – Да так, купил по случаю, – хозяин лавки дёрнул плечом: то ли от холода, то ли от каких-то неприятных воспоминаний. – Ну как, берёшь?
   – Смотря сколько просишь… – осторожно начал Эрван, стараясь не выдать интереса. Торговаться он умел с детства, без этого бедняку жизни нет. Однако лавочник торгом себе на хлеб зарабатывал и, конечно, заметил всё: и жгучий интерес Эрвана, и нарочито небрежный вид, который тот пытался на себя напустить.
   – Семь ауреусов! И по рукам! – Лавочник довольно подмигнул.
   – Семь? Да за фоморскую кость в жизни больше одного не давали!
   – Парень! – Лавочник нахмурился. – Я и сам не дурак поболтать, но не сейчас. Или плати, или проваливай, мне всё равно. Висела эта картина на моей стене, пускай и дальше висит.
   – Семь фунтов серебром? Я похож на ходячий рудник? – Эрван решительно замотал головой. Поднял руку, показал три пальца. – Вот красная цена.
   – Парень… – Лавочник заговорил тихо и вкрадчиво. – Хочу, чтобы до тебя дошло: я не зарыдаю от восторга, если продам эту штуку. Ты её на витрине видел? Так-то вот.
   Он безразлично пожал плечами.
   – Короче, некогда мне с тобой препираться, темнеет уже: берёшь или нет?
   Эрван смешался: семь золотых монет, семь фунтов серебром – громадная сумма. Он и одного ауреуса в руках не держал, а за три года в академии, отказывая себе во всем, еле-еле скопил два фунта с мелочью. Ещё фунт добавил Хлыст, дай Бог ему здоровья. Конечно, не для того, чтоб Эрван швырял деньгами на рынке, а на подкуп Кемо, но разве Эрван виноват, что с татуировщиком ничего не вышло? К тому же эти деньги к Хлысту и вернутся – в каком-то смысле.
   Он глубоко вздохнул. Лавочник молча наблюдал.
   Ладно, три фунта есть, а толку? Всё равно мало. Плюнуть бы хапуге в рожу и уйти, но где найдёшь теперь подарок? А время уходит…
   Торговцы потихоньку складывали товар и подсчитывали выручку. В окнах ближайших домов загорались огни.
   – У меня три с мелочью, – выдавил наконец Эрван.
   – Иди-ка ты, парень. Время позднее, – почти ласково посоветовал лавочник.
   – Хорошо, – решился Эрван. – Есть ещё кое-что. Два клинка.
   Он быстро, словно боясь передумать, скинул с плеч мешок. Развязал тряпицу и достал мечи.
   Даже в зыбком полумраке было видно, насколько они хороши. Полированные лезвия, будто тронутые морозным узором, отливали серебристо-синим, режущие кромки были идеально ровными, без единой зазубрины. Простые и надёжные гарды без единого украшения. Рукояти им под стать – ничего лишнего, зато обернуты акульей кожей тройной выделки.
   Лавочник, как и большинство мужчин в Морском Ключе, в оружии толк знал.
   – Плетёная сталь! – присвистнул он. – Интересненько… Ну и как к тебе, молодой человек, попала в руки эдакая прелесть? На толстосума ты не похож, прости уж за прямоту!
   – Не украл, не бойся. И довольно с тебя, – отрезал Эрван. – Отдаю оба и три фунта серебром в придачу. Идёт?
   Лавочник, лукаво поглядывая на Эрвана, взял клинки. Уверенно и ловко рассёк лезвиями воздух. Описал пару изящных восьмёрок. Подбросил оба меча, поймал на вытянутые указательные пальцы, будто фокусник. Одобрительно цокая языком, проверил баланс. Кивнул:
   – Хорошие штучки.
   Он широко улыбнулся и дружески хлопнул Эрвана по плечу.
   – Забирай обратно. Мне почему-то кажется – тебе они нужнее.
   Он склонился к уху Эрвана и шепнул то ли в шутку, то ли всерьёз:
   – Хорошо, жена не видела, как ты эту дрянь сторговываешь! Она б ещё приплатила, лишь бы ты забрал её с глаз долой. Боится она. Что поделаешь, бабы…
 
   Сначала шли быстрым шагом, пытаясь не растерять друг друга в праздничной толпе. Ближе к гавани припустили рысью, затем перешли на галоп. И все равно еле успели: когда добрались до порта, солнце почти утонуло в океане.
   – Что за… Снова они? – выдохнул Свисток, отирая пот со лба.
   Подле ветхой караулки с тёмными провалами окон стояли четверо. Длинные плащи на узких плечах, неразличимые лица под низко надвинутыми капюшонами, в руках корявые посохи – словно ветви деревьев нарезали на куски да так и оставили, даже не очистили толком…