Страница:
«„Украинцы“ – это особый вид людей. Родившись русским, украинец не чувствует себя русским, отрицает в самом себе свою „русскость“ и злобно ненавидит все русское. Он согласен, чтобы его называли кафром, готтентотом – кем угодно, но только не русским. Слова: Русь, русский, Россия, российский – действуют на него, как красный платок на быка. Без пены у рта он не может их слышать. Но особенно раздражают „украинца“ старинные, предковские названия: Малая Русь, Малороссия, малорусский, малороссийский. Слыша их, он бешено кричит: „Ганьба!“ („Позор!“ От польск. hariba). Это объясняется тем, что многие из „украинцев“ по тупости и невежеству полагают, будто бы в этих названиях кроется что-то пренебрежительное или презрительное по отношению к населению Южной России. Нам не встречалось ни одного „украинца“, который захотел бы выслушать научное объяснение этих названий и правильно усвоить себе их смысл»[6].
Для малоросса Стороженко в 1924 г., когда им был написан этот очерк, русофобия «украинцев» была настолько труднообъяснимой, что он пытался обосновать ее с позиций очень популярной и авторитетной в то время расовой теории: дескать, хотя малороссы есть русские, в них присутствует большая примесь тюркской крови. «Наблюдения над смешением рас показывают – пишет он, – что в последующих поколениях, когда скрещивание происходит уже только в пределах одного народа, тем не менее, могут рождаться особи, воспроизводящие в чистом виде предка чужой крови». Именно эти чужеродные особи по мнению Стороженко и являются носителями украинства. Поскольку рецессивные признаки проявляются относительно редко, то и «украинцы» в этом случае не могут составить большинство народа.
Не стоит смеяться над наивностью Стороженко, полагающего, будто этническое самосознание передается по наследству биологически. По сей день это заблуждение распространено неимоверно широко. Например, очень часто даже у весьма просвещенных авторов встречается словосочетание «генетическая память народа» и тому подобные. Никакой генетической памяти в смысле памяти культурной или биологической предрасположенности к восприятию определенных идей и взглядов не существует. Негр, родившийся в Москве после Олимпиады-80 не является носителем даже очень смутных воспоминаний о племени тумба-юмба, а воспитанный в традициях русской культуры, является абсолютно таким же русским, как и «афророссиянин» Александр Сергеевич Пушкин, чей прадед по матери был представителем африканской народности котоко.
С высоты сегодняшних научных знаний о массовой психологии мы можем уверенно утверждать, что воспитание национального самосознания есть процесс не только стихийный (тем более, не имеющий отношения к биологии), но и в значительной степени управляемый. Для обозначения этого процесса введен даже специальный термин – этнополитика – управление этническими процессами. Этнические процессы делятся на этнотрансформационные и этноэволюционные. В первом случае при всех объективных изменениях не меняется самосознание этноса. При этноэволюции изменения столь глубоки, что меняется этническая самоидентификация. По типу этнические процессы могут быть этнообъединительными и этноразъединительными.
Образования украинского этноса происходит, говоря по-научному, путем этносепарации, то есть отделения от народа его части, обычно сравнительно небольшой, которая со временем превращается в самостоятельный этнос. Этносепарация может носить естественный характер, когда новый этнос образуется путем изоляции от основной части народа некоторой ее части, например, при переселении. Неестественная этносепарация происходит при действиях насильственного характера (оккупация, религиозно-культурное насилие и т. п.).
Поскольку русские жили на географически неразрывном пространстве, появление украинцев нельзя считать процессом естественным, таким, как разделение русского народа на различные этнические группы вследствие различия условий обитания. Например, только в Сибири сложилось несколько русских субэтносов: индигирцы, марковцы, якутяне, карымы и другие. Образование украинцев носило характер целенаправленного «лабораторного» синтеза.
Современная этнология в свете сложности вопроса украинского этногенеза старается обходить его стороной, предпочитая отмечать лишь естественные факторы этого процесса. Поэтому научное объяснение появления украинского этноса условиями самостоятельного политического развития Юго-Западной Руси или влияния Польши, выглядит совершенно смехотворно и даже откровенно антинаучно. Никакого самостоятельного политического развития Юго-Западная Русь никогда не знала, всегда пребывая в составе Литвы, Польши или России. Появление же вследствие взаимодействия двух народов третьего – такая же фантастика, как и образование самостоятельного языка на стыке двух других. Железный закон языкознания состоит в том, что при взаимовлиянии двух языков всегда один поглощает другой, но никогда не образуется третий.
Немцы антропологически практически неотличимы от славян. Собственно, многие немецкие субэтносы, например, силезцы – это германизированные славяне. Но разве в процессе многовекового взаимодействия германских племен со славянами и балтами возник самостоятельный этнос? Нет, потому что это в принципе невозможно. Большинство иноязычных племен на пути тевтонского «натиска на восток» были полностью германизированы. Точно так же на стыке взаимодействия германского и славянского миров не сложился никакой новый язык. Да, в чешском языке неимоверно много германизмов, но ядро языка осталось славянским. Если бы это ядро в результате настойчивой культурной ассимиляции разрушилось, то чешский язык просто исчез бы из обихода (так стали мертвыми большинство языков балтийской группы). Чехи, переняв немецкий язык, утратили бы и свою славянскую идентичность, и сегодня считали бы себя немцами наравне с баварцами, пруссаками и саксонцами.
Православные подданные польского короля никогда не забывали о том, что они русские (руськие) и говорили на русском языке (руськой мове). Боплан отмечал в своем сочинении, что исповедуя греческую веру, местные жители называют ее именно русской. Региональной особенностью местного диалекта было большое количество полонизмов, но это не дает повода считать руську мову самостоятельным языком, тем паче, что 400 лет назад русский и польский языки были значительно ближе друг к другу, чем сегодня. Начиная с петровских времен, русский язык получил колоссальную инъекцию заимствований из европейских языков. При этом новые слова заимствовались не только с новыми понятиями, но и замещали старые (древнее «стан» было почти вытеснено немецким словом «лагерь»). Однако от этого язык не разорвал связь со старорусскими корнями и не изменил своего строя, принципов словообразования. Заимствованная лексика была стремительно русифицирована. Например, трудно поверить, что слово «мастер» является иностранным. Из какого языка оно заимствовано, сказать трудно, но ни в немецком meister ни в английском master не дают такого колоссального количества производных слов: мастерство, мастеровой, мастерица, подмастерье, мастерская, мастерок, мастерить, мастерски.
Да, русская правящая верхушка в Литве и Польше полонизировалась, но это означало смену этнической, культурной, религиозной идентичности, а не появление новой этнической общности. После расширения российских границ на запад в XVII–XVIII вв. процесс пошел в обратном направлении: дворянская верхушка начинает естественным образом русифицироваться (мне больше нравится слово «русеть»), причем это относится не только к ранее полонизированной шляхте, но даже к остзейскому немецкому дворянству. Но при этом часть шляхты, в том числе и имеющая русское происхождение, сохранила свою польскую идентичность. Резюмируя, можем сказать: никогда из сложения двух народов не получается третий народ; при взаимодействии двух языков один со временем всегда поглощается другим без малейшего шанса перерождения в третий[7].
Итак, естественным образом украинцы, как самостоятельный народ, просто не имели шанса возникнуть. Но принципы контролируемого формирования национального самосознания была эмпирически открыты довольно давно. Член иезуитского ордена «Воскресшие из мертвых» галицкий ксендз Варфоломей Калинка в середине XIX в. провозглашал такую концепцию борьбы с Россией:
«Между Польшей и Россией живет огромный народ, ни польский, ни российский. Польша упустила случай сделать его польским, вследствие слабого действия своей цивилизации. Если поляк во время своего господства и своей силы не успел притянуть русина к себе и переделать его, то тем меньше он может это сделать сегодня, когда он сам слабый; русин же стал сильней, чем прежде. Русин сегодня сильнее вследствие сознания своей национальности, расслабления польского элемента и демократического духа, проникающего его. Сельский русский люд не сознает еще своей национальности, но не любит ляха, как своего господина, богатого человека и исповедника иной веры. Просвещенные русины ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом нерасположении поддерживают его.
Все русины вместе состоят материально под властью и нравственно под влиянием России, которая говорит подобным же языком и исповедует ту же веру, которая зовется Русью, провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве, и при этом раздает земли и леса ляхов, где может, и обещает их повсюду, где раздать еще не может. Исторический процесс, начавшийся при Казимире, продвинутый вперед Ядвигою, законченный передвижением католичества и западной цивилизации на 200 миль к востоку, проигрывается настоящими поляками на наших глазах. Контрнаступление Востока на Запад, начатое бунтом Хмельницкого, катится все дальше, и отбрасывает нас к средневековой границе [династии] Пястов. Окончательный приговор еще не пал, но дело обстоит хуже некуда…
… Как нам защитить себя? Чем?! Силы нет, о праве никто не вспоминает, а хваленая западная христианская цивилизация сама отступает и отрешается. Где отпор против этого потопа, срывающего все преграды и катящегося, сбивая все на своем пути, несущегося неостановимо и затопляющего все окрест? Где?!
Быть может, в отдельности этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть москалем?! Сознание и желание национальной самостоятельности, которыми русины начинают проникаться, недостаточны для того, чтобы предохранить их от поглощения Россией. Опорная сила поляка хранится в его душе, – между душою русина и душою москаля, однако, основного различия нет, нет непереходимой границы…
Была бы она, если бы каждый из них исповедовал иную веру, и поэтому-то уния была столь мудрым политическим делом. Одному Богу ведомо будущее, но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и, в конце концов, – начав с малого – к полной отдельности души. Раз этот пробуждавшийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих, но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, а с Востоком только формой.
С тем фактом (т. е. с пробуждением Руси с не-польским сознанием) мы справиться сегодня уже не в состоянии, зато мы должны постараться о таком направлении и повороте в будущем потому, что только таким путем можем еще удержать Ягайлонские приобретения и заслуги. Только этим способом можем остаться верными призванию Польши, сохранить те границы цивилизации, которые оно предначертало. Пускай Русь останется собой и пусть с иным обрядом, но будет католической – тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей. Тогда возвратится Россия в свои природные границы – и при Днепре, Доне и Черном море будет что-то иное… А если бы – пусть самое горшее – это и не сбылось, то лучше [Малая] Русь самостоятельная, нежели Русь российская. Если Грыць не может быть моим, то да не будет он ни моим, ни твоим! Вот общий взгляд, исторический и политический, на всю Русь!»[8]
Чаще всего в переводе на русский язык этих изречений Калинки присутствуют слова «Иную душу влить в русина – вот главная задача для нас, поляков!». Но в оригинале они отсутствуют. Кто приписал иезуитскому деятелю эти слова, неизвестно.
Что же это за народ – русины – ни польский, ни российский? Галиция, где развил свою бурную деятельность Калинка, после раздела Польши находилась в составе Австро-Венгрии. В западной части Галиции преобладало польское население, в восточной – русское. По-немецки местное население именовалось рутенам, а местные жители называли себя руськими (в единственном числе – русин). Но при этом русином был, что называется, поп да холоп, а господствующий класс в Восточной Галиции был представлен поляками. Зная степень «гуманизма» польского панства, неудивительно, что Калинка констатирует лютую ненависть русских к своим господам.
Независимой Польши в то время не существовало. В состав Российской империи входило полусамостоятельное Царство Польское, часть польских земель без каких либо прав на автономию принадлежала Австрии и Пруссии. Однако отсутствие единого польского государства не означало прекращение существования польского самосознания, на основе которого оформилось мощное движение за возрождение Речи Посполитой. Во время шляхетских восстаний в Галиции в 1846 г. и 1848 г. русское крестьянство энергично выступило на стороне правящей династии Габсбургов, что, разумеется, лишь увеличило пропасть отчуждения между панами и их холопами, несмотря на последовавшую отмену крепостного права. Русины, конечно, не питали особых симпатий к венским «цесарям», но ненависть к шляхте была такой, что они и с чертями побратались бы, заяви те о своем желании наказать панов.
Первоначально при дворе решили в противовес полякам культивировать рутенскую идентичность, как отличную от русской. Термин латинского происхождения Ruthenen был официально утвержден, дабы подчеркнуть отличие местного населения от Russen – российских подданных. Губернатор Галиции граф Франц Стадион фон Вартгаузен вызвал к себе представителей русского движения «будителей» и пригрозил репрессиями в случае, если галичане будут придерживаться мнения о том, что являются одной нацией с русскими. Однако, в случае согласия галицко-русского населения объявить признать себя рутенами, оно, дескать, может рассчитывать на благосклонность властей.
Выбор был не богат, «будители» согласились следовать в русле имперской политики и подписали известное заявление «Мы не русские, мы – рутены» (искусственность образования нового народа путем простого переименования русских стала тут же в империи предметом сатиры). В дальнейшем от имени рутен были опубликованы несколько верноподданнических заявлений. Результатом соглашения стало создание 2 мая 1848 г. первой русской политической организации Галиции – Головной русской рады. Возглавил ее униатский епископ Григорий Яхимович. Во Львове «была открыта семинария „Коллегиум рутенум“» – «Русская коллегия», в Перемышле открылось специальное учебное заведение для подготовки учителей и священников из русского населения. Возникла и первая русская газета «Пчола галицка», издававшаяся первоначально на народном диалекте. Главными требованиями Головной рады был раздел Галиции на польскую и русскую (с объединением в составе русской провинции Буковины и Закарпатья) и уравнение в правах униатского духовенства с католическим.
Поляки отнеслись к рутенскому движению резко отрицательно, однако вскоре переменили свое отношение. Эта метаморфоза связана с именем прибывшего из России поляка Герика Яблонского, знакомого с зародившимся там движением украинофилов. Он постарался убедить польскую общественность, что гораздо целесообразнее не противостоять русскому национальному возрождению, а взять его под контроль, придав ему пропольский курс. В итоге усилий Яблонского был создан «Русский собор», где доминирующее положение, однако, занимали поляки. «Русский собор» стал издавать латиницей газету Dnewnyk Ruskij. Но особенно показательно то, что с самых первых дней существования основанного поляками «Русского собора» главным врагом русинско-польского содружества была объявлена… Россия и ее царский режим. Впрочем, никакого влияния на массы эта организация не приобрела, а ее газета заглохла после выхода нескольких номеров.
Императорский режим, верный принципу «разделяй и властвуй», умело играл на русско-польских противоречиях, в условиях усиления польского движения, всячески заигрывая с русскими. Но в 1849 г. по просьбе Франца-Иосифа I русский император Николай I отправил на помощь Австрии войска для помощи в подавлении венгерского восстания. Русская армия прошла через Галицию, где в период боевых действий находилась ее главная тыловая база. Встреча с русскими солдатами пробудила у галичан национальное сознание, и в 1850-х годах начинается бурное культурно-политическое движение в Галицкой Руси, стержнем которого стала идея общерусского единства. В Вене смекнули, что так недолго и до требований воссоединения с Россией, а сепаратизм польский в отсутствие Польши казался куда менее опасным, чем сепаратизм русский в приграничном с Россией регионе.
Поэтому вскоре рутенский проект был свернут, а на вооружение Габсбурги взяли предложенную поляками украинскую доктрину, как имеющую ярко выраженный антирусский окрас. «Рутены не сделали, к сожалению, ничего, чтобы надлежащим образом обособить свой язык от великорусского, так что приходится правительству взять на себя инициативу в этом отношении», – заявил наместник императора Франца-Иосифа в Галиции граф Агенор Голуховский, сменивший фон Вартгаузена в 1849 г. От культивирования рутенизма новые пропольские власти в Галиции перешли к привычной им полонизации. В 1851 г. Головная русская Рада закрывается, в 1859 г. предпринимается попытка перевести письменность русин на латиницу. Закончилось это предприятие полнейшим провалом, однако в среде самого русинского движения обозначились противоречия, подсказавшие властям, в каком направлении следует действовать.
В среде молодой интеллигенции стала проявляться тяга к созданию собственного русинского языка на основе фонетического правописания («как слышу, так и пишу»), тогда как русины старшего поколения были настроены на унификацию грамматики по правилам русского литературного языка. Нетрудно понять, что в первом случае происходила бы консервация местного говора, во втором же неизбежным было его сближение с общерусским языком. Впоследствии эти разногласия вылились в раскол русинского движения на «старорусскую партию» и «народовцев».
Поляки, занявшие при Голуховском доминирующее положение в галицийской администрации, встали на сторону народовцев. В начале 60-х годов в Галиции начинает распространяться литература украинофильской направленности, в печати внедряется фонетическое правописание, так называемая кулишовка, созданная Пантелеймоном Кулишом[9]. Украинофильство, завезенное в Галицию из России, было явлением скорее политическим, нежели культурным.
Собственно, таковым оно было и в России. Выпячивание этнографических особенностей народонаселения бывших польских окраин было лишь поводом для пропаганды идей польско-русского содружества в борьбе против царизма за свободу Польши. Поскольку врагом поляки видели все тех же русских, возникла необходимость как-то отличать своих русских от чужих. Так в пропагандистский оборот вошло польское региональное прозвище малороссов – украинцы, но обозначением национальности оно еще не стало. Не было еще украинцев, народ о таковых не слышал, а были украинофилы, то есть сторонники пропольского политического движения, приправленного некоторой долей регионального сепаратизма. За пределы узкой прослойки полонизированной интеллигенции экзотические идеи украинофильства не выходили.
Даже создатель кулишовки, которую укро-идеологи нынче объявили первым украинским алфавитом, украинцем себя не считал. Увидев, что созданная им грамматика используется галичанами в политических целях, он заявил о готовности отречься от своего изобретения: «Видя это знамя в неприятельских руках, я первый на него ударю и отрекусь от своего правописания во имя Русского единства». Но народовцы, сделавшие Кулиша своим знаменем, уже не интересовались его мнением.
Любопытно, что алфавит Кулиша не был изобретен им, а частично заимствован у русинских деятелей Якова Головацкого (к нему обращено цитируемое выше обращение Кулиша), Маркиана Шашкевича и Ивана Вагилевича (был редактором пропольского журнала Dnewnyk Ruskij), впервые использовавших фонетическое правописание в альманахе «Русалка днестровая», изданном в 1837 г. в Венгрии. На изобретение собственной грамматики издателей подвигло, видимо, запрещение изданий на русском языке, введенное в Австрии в 1822 г. Но «русалочное» правописание стало лишь единичным эпизодом и не прижилось. Довольно показательна судьба бывших единомышленников, издавших этот альманах. Яков Головацкий, ставший ректором Львовского университета, встал в дальнейшем на позиции общерусского единства, перешел в православие и эмигрировал в Россию. Вагилевич же окончательно склонился к польскому лагерю (он, собственно и считается польским писателем), перешел из унии в протестантство. Неизвестно, как сложилась бы жизнь Шушкевича, не умри он в возрасте 32-х лет в 1843 г.
Раскол русинов окончательно произошел в 1870-е годы. Народовцы стали именовать себя сначала «руськими» (мягкий знак подчеркивал их отличие от русофилов, которые писали «руский» или «русский»), а затем и украинцами. Сторонников же общерусского единства они стали называть москвофилами. То есть изначально слово «украинец» не являлось названием народа, а означало принадлежность к политической партии. В 1880-е годы австрийские власти начинают широкомасштабную борьбу с москвофильством, взяв в союзники народовцев-украинцев. В 1882 г. имел место громкий судебный процесс над русскими галицкими деятелями по обвинению в государственной измене, известный под именем «процесс Ольги Грабарь», положивший начало целой серии подобных политических судилищ. Особый упор обвинение делало на то, что подсудимые, пропагандируя идею общерусского единства, утверждали, что язык русинов и есть русский язык. В то же время начинается наступление католичества на униатскую церковь.
Годом официального рождения украинской народности надлежит считать 1890 г., когда избранные при польской поддержке депутатами галицкого сейма депутаты Юлиан Романчук и Анатоль Вахнянин выступили с заявлением, что народ, населяющий Галицию – это украинцы, и они не имеют ничего общего с русскими. До этого момента слово «украинец» не использовалось широко даже самими народовцами, ибо их просто не поняли бы русины, чьи интересы они якобы защищали. Романчук в сейме возглавлял депутатское объединение «Русский клуб». В сейме следующего созыва русских депутатов уже не было, их места заняли депутаты-украинцы.
С этого момента в Галиции начинается тотальная украинизация. Важным шагом в этом направлении стало введение нового правописания, придуманного финансируемым правительством Научным обществом имени Шевченко. Не смотря на резкое неприятие со стороны русинского образованного слоя, оно стало вводиться в школах, судах и учреждениях. В 1892 г. фонетическая орфография была признана министерством народного просвещения официальным правописанием в Галиции и Буковине. Современный украинский алфавит был создан довольно нехитрым способом путем изъятия из русской азбуки трех букв и введения в нее двух новых.
Подавляющее большинство русинов не поддержали украинцев, которые открыто демонстрировали свою иудину сущность. Так украинский депутат Барвинский провозглашает, что «каждый украинец должен быть добровольным жандармом и следить и доносить на москвофилов». Однако усиленная поддержка украинства властями и непрекращающийся политический и культурный террор сделали свое дело: все большее количество русских стали переходить в лагерь украинцев. В то время в Галиции стал наблюдаться невиданный нигде ранее феномен: у русских родителей начали рождаться дети украинцы. Школа, церковь, печать, политическая пропаганда – все работало на создание украинской народности. С учащихся духовных семинарий в обязательном порядке брали такую расписку: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, а лишь украинцем и только украинцем».
Человек, открыто заявлявший о своем неприятии украинства и придерживающийся русской культурной традиции, подвергался всевозможным ущемлениям: он не мог устроиться учителем (в школах и гимназиях могли преподавать только украинцы), получить образование, устроиться на государственную службу, подвергался политическим репрессиям. Получить ссуду в банке мог лишь украинский крестьянин. Полиция вела обширную картотеку на неблагонадежных русских, отмечая в специальной графе, что надлежит с ними сделать в случае войны – кого арестовать, кого всего лишь выслать.
Для малоросса Стороженко в 1924 г., когда им был написан этот очерк, русофобия «украинцев» была настолько труднообъяснимой, что он пытался обосновать ее с позиций очень популярной и авторитетной в то время расовой теории: дескать, хотя малороссы есть русские, в них присутствует большая примесь тюркской крови. «Наблюдения над смешением рас показывают – пишет он, – что в последующих поколениях, когда скрещивание происходит уже только в пределах одного народа, тем не менее, могут рождаться особи, воспроизводящие в чистом виде предка чужой крови». Именно эти чужеродные особи по мнению Стороженко и являются носителями украинства. Поскольку рецессивные признаки проявляются относительно редко, то и «украинцы» в этом случае не могут составить большинство народа.
Не стоит смеяться над наивностью Стороженко, полагающего, будто этническое самосознание передается по наследству биологически. По сей день это заблуждение распространено неимоверно широко. Например, очень часто даже у весьма просвещенных авторов встречается словосочетание «генетическая память народа» и тому подобные. Никакой генетической памяти в смысле памяти культурной или биологической предрасположенности к восприятию определенных идей и взглядов не существует. Негр, родившийся в Москве после Олимпиады-80 не является носителем даже очень смутных воспоминаний о племени тумба-юмба, а воспитанный в традициях русской культуры, является абсолютно таким же русским, как и «афророссиянин» Александр Сергеевич Пушкин, чей прадед по матери был представителем африканской народности котоко.
С высоты сегодняшних научных знаний о массовой психологии мы можем уверенно утверждать, что воспитание национального самосознания есть процесс не только стихийный (тем более, не имеющий отношения к биологии), но и в значительной степени управляемый. Для обозначения этого процесса введен даже специальный термин – этнополитика – управление этническими процессами. Этнические процессы делятся на этнотрансформационные и этноэволюционные. В первом случае при всех объективных изменениях не меняется самосознание этноса. При этноэволюции изменения столь глубоки, что меняется этническая самоидентификация. По типу этнические процессы могут быть этнообъединительными и этноразъединительными.
Образования украинского этноса происходит, говоря по-научному, путем этносепарации, то есть отделения от народа его части, обычно сравнительно небольшой, которая со временем превращается в самостоятельный этнос. Этносепарация может носить естественный характер, когда новый этнос образуется путем изоляции от основной части народа некоторой ее части, например, при переселении. Неестественная этносепарация происходит при действиях насильственного характера (оккупация, религиозно-культурное насилие и т. п.).
Поскольку русские жили на географически неразрывном пространстве, появление украинцев нельзя считать процессом естественным, таким, как разделение русского народа на различные этнические группы вследствие различия условий обитания. Например, только в Сибири сложилось несколько русских субэтносов: индигирцы, марковцы, якутяне, карымы и другие. Образование украинцев носило характер целенаправленного «лабораторного» синтеза.
Современная этнология в свете сложности вопроса украинского этногенеза старается обходить его стороной, предпочитая отмечать лишь естественные факторы этого процесса. Поэтому научное объяснение появления украинского этноса условиями самостоятельного политического развития Юго-Западной Руси или влияния Польши, выглядит совершенно смехотворно и даже откровенно антинаучно. Никакого самостоятельного политического развития Юго-Западная Русь никогда не знала, всегда пребывая в составе Литвы, Польши или России. Появление же вследствие взаимодействия двух народов третьего – такая же фантастика, как и образование самостоятельного языка на стыке двух других. Железный закон языкознания состоит в том, что при взаимовлиянии двух языков всегда один поглощает другой, но никогда не образуется третий.
Немцы антропологически практически неотличимы от славян. Собственно, многие немецкие субэтносы, например, силезцы – это германизированные славяне. Но разве в процессе многовекового взаимодействия германских племен со славянами и балтами возник самостоятельный этнос? Нет, потому что это в принципе невозможно. Большинство иноязычных племен на пути тевтонского «натиска на восток» были полностью германизированы. Точно так же на стыке взаимодействия германского и славянского миров не сложился никакой новый язык. Да, в чешском языке неимоверно много германизмов, но ядро языка осталось славянским. Если бы это ядро в результате настойчивой культурной ассимиляции разрушилось, то чешский язык просто исчез бы из обихода (так стали мертвыми большинство языков балтийской группы). Чехи, переняв немецкий язык, утратили бы и свою славянскую идентичность, и сегодня считали бы себя немцами наравне с баварцами, пруссаками и саксонцами.
Православные подданные польского короля никогда не забывали о том, что они русские (руськие) и говорили на русском языке (руськой мове). Боплан отмечал в своем сочинении, что исповедуя греческую веру, местные жители называют ее именно русской. Региональной особенностью местного диалекта было большое количество полонизмов, но это не дает повода считать руську мову самостоятельным языком, тем паче, что 400 лет назад русский и польский языки были значительно ближе друг к другу, чем сегодня. Начиная с петровских времен, русский язык получил колоссальную инъекцию заимствований из европейских языков. При этом новые слова заимствовались не только с новыми понятиями, но и замещали старые (древнее «стан» было почти вытеснено немецким словом «лагерь»). Однако от этого язык не разорвал связь со старорусскими корнями и не изменил своего строя, принципов словообразования. Заимствованная лексика была стремительно русифицирована. Например, трудно поверить, что слово «мастер» является иностранным. Из какого языка оно заимствовано, сказать трудно, но ни в немецком meister ни в английском master не дают такого колоссального количества производных слов: мастерство, мастеровой, мастерица, подмастерье, мастерская, мастерок, мастерить, мастерски.
Да, русская правящая верхушка в Литве и Польше полонизировалась, но это означало смену этнической, культурной, религиозной идентичности, а не появление новой этнической общности. После расширения российских границ на запад в XVII–XVIII вв. процесс пошел в обратном направлении: дворянская верхушка начинает естественным образом русифицироваться (мне больше нравится слово «русеть»), причем это относится не только к ранее полонизированной шляхте, но даже к остзейскому немецкому дворянству. Но при этом часть шляхты, в том числе и имеющая русское происхождение, сохранила свою польскую идентичность. Резюмируя, можем сказать: никогда из сложения двух народов не получается третий народ; при взаимодействии двух языков один со временем всегда поглощается другим без малейшего шанса перерождения в третий[7].
Итак, естественным образом украинцы, как самостоятельный народ, просто не имели шанса возникнуть. Но принципы контролируемого формирования национального самосознания была эмпирически открыты довольно давно. Член иезуитского ордена «Воскресшие из мертвых» галицкий ксендз Варфоломей Калинка в середине XIX в. провозглашал такую концепцию борьбы с Россией:
«Между Польшей и Россией живет огромный народ, ни польский, ни российский. Польша упустила случай сделать его польским, вследствие слабого действия своей цивилизации. Если поляк во время своего господства и своей силы не успел притянуть русина к себе и переделать его, то тем меньше он может это сделать сегодня, когда он сам слабый; русин же стал сильней, чем прежде. Русин сегодня сильнее вследствие сознания своей национальности, расслабления польского элемента и демократического духа, проникающего его. Сельский русский люд не сознает еще своей национальности, но не любит ляха, как своего господина, богатого человека и исповедника иной веры. Просвещенные русины ненавидят ляха еще больше, чем простонародье, и в этом нерасположении поддерживают его.
Все русины вместе состоят материально под властью и нравственно под влиянием России, которая говорит подобным же языком и исповедует ту же веру, которая зовется Русью, провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве, и при этом раздает земли и леса ляхов, где может, и обещает их повсюду, где раздать еще не может. Исторический процесс, начавшийся при Казимире, продвинутый вперед Ядвигою, законченный передвижением католичества и западной цивилизации на 200 миль к востоку, проигрывается настоящими поляками на наших глазах. Контрнаступление Востока на Запад, начатое бунтом Хмельницкого, катится все дальше, и отбрасывает нас к средневековой границе [династии] Пястов. Окончательный приговор еще не пал, но дело обстоит хуже некуда…
… Как нам защитить себя? Чем?! Силы нет, о праве никто не вспоминает, а хваленая западная христианская цивилизация сама отступает и отрешается. Где отпор против этого потопа, срывающего все преграды и катящегося, сбивая все на своем пути, несущегося неостановимо и затопляющего все окрест? Где?!
Быть может, в отдельности этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть москалем?! Сознание и желание национальной самостоятельности, которыми русины начинают проникаться, недостаточны для того, чтобы предохранить их от поглощения Россией. Опорная сила поляка хранится в его душе, – между душою русина и душою москаля, однако, основного различия нет, нет непереходимой границы…
Была бы она, если бы каждый из них исповедовал иную веру, и поэтому-то уния была столь мудрым политическим делом. Одному Богу ведомо будущее, но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и, в конце концов, – начав с малого – к полной отдельности души. Раз этот пробуждавшийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих, но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, а с Востоком только формой.
С тем фактом (т. е. с пробуждением Руси с не-польским сознанием) мы справиться сегодня уже не в состоянии, зато мы должны постараться о таком направлении и повороте в будущем потому, что только таким путем можем еще удержать Ягайлонские приобретения и заслуги. Только этим способом можем остаться верными призванию Польши, сохранить те границы цивилизации, которые оно предначертало. Пускай Русь останется собой и пусть с иным обрядом, но будет католической – тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей. Тогда возвратится Россия в свои природные границы – и при Днепре, Доне и Черном море будет что-то иное… А если бы – пусть самое горшее – это и не сбылось, то лучше [Малая] Русь самостоятельная, нежели Русь российская. Если Грыць не может быть моим, то да не будет он ни моим, ни твоим! Вот общий взгляд, исторический и политический, на всю Русь!»[8]
Чаще всего в переводе на русский язык этих изречений Калинки присутствуют слова «Иную душу влить в русина – вот главная задача для нас, поляков!». Но в оригинале они отсутствуют. Кто приписал иезуитскому деятелю эти слова, неизвестно.
Что же это за народ – русины – ни польский, ни российский? Галиция, где развил свою бурную деятельность Калинка, после раздела Польши находилась в составе Австро-Венгрии. В западной части Галиции преобладало польское население, в восточной – русское. По-немецки местное население именовалось рутенам, а местные жители называли себя руськими (в единственном числе – русин). Но при этом русином был, что называется, поп да холоп, а господствующий класс в Восточной Галиции был представлен поляками. Зная степень «гуманизма» польского панства, неудивительно, что Калинка констатирует лютую ненависть русских к своим господам.
Независимой Польши в то время не существовало. В состав Российской империи входило полусамостоятельное Царство Польское, часть польских земель без каких либо прав на автономию принадлежала Австрии и Пруссии. Однако отсутствие единого польского государства не означало прекращение существования польского самосознания, на основе которого оформилось мощное движение за возрождение Речи Посполитой. Во время шляхетских восстаний в Галиции в 1846 г. и 1848 г. русское крестьянство энергично выступило на стороне правящей династии Габсбургов, что, разумеется, лишь увеличило пропасть отчуждения между панами и их холопами, несмотря на последовавшую отмену крепостного права. Русины, конечно, не питали особых симпатий к венским «цесарям», но ненависть к шляхте была такой, что они и с чертями побратались бы, заяви те о своем желании наказать панов.
Первоначально при дворе решили в противовес полякам культивировать рутенскую идентичность, как отличную от русской. Термин латинского происхождения Ruthenen был официально утвержден, дабы подчеркнуть отличие местного населения от Russen – российских подданных. Губернатор Галиции граф Франц Стадион фон Вартгаузен вызвал к себе представителей русского движения «будителей» и пригрозил репрессиями в случае, если галичане будут придерживаться мнения о том, что являются одной нацией с русскими. Однако, в случае согласия галицко-русского населения объявить признать себя рутенами, оно, дескать, может рассчитывать на благосклонность властей.
Выбор был не богат, «будители» согласились следовать в русле имперской политики и подписали известное заявление «Мы не русские, мы – рутены» (искусственность образования нового народа путем простого переименования русских стала тут же в империи предметом сатиры). В дальнейшем от имени рутен были опубликованы несколько верноподданнических заявлений. Результатом соглашения стало создание 2 мая 1848 г. первой русской политической организации Галиции – Головной русской рады. Возглавил ее униатский епископ Григорий Яхимович. Во Львове «была открыта семинария „Коллегиум рутенум“» – «Русская коллегия», в Перемышле открылось специальное учебное заведение для подготовки учителей и священников из русского населения. Возникла и первая русская газета «Пчола галицка», издававшаяся первоначально на народном диалекте. Главными требованиями Головной рады был раздел Галиции на польскую и русскую (с объединением в составе русской провинции Буковины и Закарпатья) и уравнение в правах униатского духовенства с католическим.
Поляки отнеслись к рутенскому движению резко отрицательно, однако вскоре переменили свое отношение. Эта метаморфоза связана с именем прибывшего из России поляка Герика Яблонского, знакомого с зародившимся там движением украинофилов. Он постарался убедить польскую общественность, что гораздо целесообразнее не противостоять русскому национальному возрождению, а взять его под контроль, придав ему пропольский курс. В итоге усилий Яблонского был создан «Русский собор», где доминирующее положение, однако, занимали поляки. «Русский собор» стал издавать латиницей газету Dnewnyk Ruskij. Но особенно показательно то, что с самых первых дней существования основанного поляками «Русского собора» главным врагом русинско-польского содружества была объявлена… Россия и ее царский режим. Впрочем, никакого влияния на массы эта организация не приобрела, а ее газета заглохла после выхода нескольких номеров.
Императорский режим, верный принципу «разделяй и властвуй», умело играл на русско-польских противоречиях, в условиях усиления польского движения, всячески заигрывая с русскими. Но в 1849 г. по просьбе Франца-Иосифа I русский император Николай I отправил на помощь Австрии войска для помощи в подавлении венгерского восстания. Русская армия прошла через Галицию, где в период боевых действий находилась ее главная тыловая база. Встреча с русскими солдатами пробудила у галичан национальное сознание, и в 1850-х годах начинается бурное культурно-политическое движение в Галицкой Руси, стержнем которого стала идея общерусского единства. В Вене смекнули, что так недолго и до требований воссоединения с Россией, а сепаратизм польский в отсутствие Польши казался куда менее опасным, чем сепаратизм русский в приграничном с Россией регионе.
Поэтому вскоре рутенский проект был свернут, а на вооружение Габсбурги взяли предложенную поляками украинскую доктрину, как имеющую ярко выраженный антирусский окрас. «Рутены не сделали, к сожалению, ничего, чтобы надлежащим образом обособить свой язык от великорусского, так что приходится правительству взять на себя инициативу в этом отношении», – заявил наместник императора Франца-Иосифа в Галиции граф Агенор Голуховский, сменивший фон Вартгаузена в 1849 г. От культивирования рутенизма новые пропольские власти в Галиции перешли к привычной им полонизации. В 1851 г. Головная русская Рада закрывается, в 1859 г. предпринимается попытка перевести письменность русин на латиницу. Закончилось это предприятие полнейшим провалом, однако в среде самого русинского движения обозначились противоречия, подсказавшие властям, в каком направлении следует действовать.
В среде молодой интеллигенции стала проявляться тяга к созданию собственного русинского языка на основе фонетического правописания («как слышу, так и пишу»), тогда как русины старшего поколения были настроены на унификацию грамматики по правилам русского литературного языка. Нетрудно понять, что в первом случае происходила бы консервация местного говора, во втором же неизбежным было его сближение с общерусским языком. Впоследствии эти разногласия вылились в раскол русинского движения на «старорусскую партию» и «народовцев».
Поляки, занявшие при Голуховском доминирующее положение в галицийской администрации, встали на сторону народовцев. В начале 60-х годов в Галиции начинает распространяться литература украинофильской направленности, в печати внедряется фонетическое правописание, так называемая кулишовка, созданная Пантелеймоном Кулишом[9]. Украинофильство, завезенное в Галицию из России, было явлением скорее политическим, нежели культурным.
Собственно, таковым оно было и в России. Выпячивание этнографических особенностей народонаселения бывших польских окраин было лишь поводом для пропаганды идей польско-русского содружества в борьбе против царизма за свободу Польши. Поскольку врагом поляки видели все тех же русских, возникла необходимость как-то отличать своих русских от чужих. Так в пропагандистский оборот вошло польское региональное прозвище малороссов – украинцы, но обозначением национальности оно еще не стало. Не было еще украинцев, народ о таковых не слышал, а были украинофилы, то есть сторонники пропольского политического движения, приправленного некоторой долей регионального сепаратизма. За пределы узкой прослойки полонизированной интеллигенции экзотические идеи украинофильства не выходили.
Даже создатель кулишовки, которую укро-идеологи нынче объявили первым украинским алфавитом, украинцем себя не считал. Увидев, что созданная им грамматика используется галичанами в политических целях, он заявил о готовности отречься от своего изобретения: «Видя это знамя в неприятельских руках, я первый на него ударю и отрекусь от своего правописания во имя Русского единства». Но народовцы, сделавшие Кулиша своим знаменем, уже не интересовались его мнением.
Любопытно, что алфавит Кулиша не был изобретен им, а частично заимствован у русинских деятелей Якова Головацкого (к нему обращено цитируемое выше обращение Кулиша), Маркиана Шашкевича и Ивана Вагилевича (был редактором пропольского журнала Dnewnyk Ruskij), впервые использовавших фонетическое правописание в альманахе «Русалка днестровая», изданном в 1837 г. в Венгрии. На изобретение собственной грамматики издателей подвигло, видимо, запрещение изданий на русском языке, введенное в Австрии в 1822 г. Но «русалочное» правописание стало лишь единичным эпизодом и не прижилось. Довольно показательна судьба бывших единомышленников, издавших этот альманах. Яков Головацкий, ставший ректором Львовского университета, встал в дальнейшем на позиции общерусского единства, перешел в православие и эмигрировал в Россию. Вагилевич же окончательно склонился к польскому лагерю (он, собственно и считается польским писателем), перешел из унии в протестантство. Неизвестно, как сложилась бы жизнь Шушкевича, не умри он в возрасте 32-х лет в 1843 г.
Раскол русинов окончательно произошел в 1870-е годы. Народовцы стали именовать себя сначала «руськими» (мягкий знак подчеркивал их отличие от русофилов, которые писали «руский» или «русский»), а затем и украинцами. Сторонников же общерусского единства они стали называть москвофилами. То есть изначально слово «украинец» не являлось названием народа, а означало принадлежность к политической партии. В 1880-е годы австрийские власти начинают широкомасштабную борьбу с москвофильством, взяв в союзники народовцев-украинцев. В 1882 г. имел место громкий судебный процесс над русскими галицкими деятелями по обвинению в государственной измене, известный под именем «процесс Ольги Грабарь», положивший начало целой серии подобных политических судилищ. Особый упор обвинение делало на то, что подсудимые, пропагандируя идею общерусского единства, утверждали, что язык русинов и есть русский язык. В то же время начинается наступление католичества на униатскую церковь.
Годом официального рождения украинской народности надлежит считать 1890 г., когда избранные при польской поддержке депутатами галицкого сейма депутаты Юлиан Романчук и Анатоль Вахнянин выступили с заявлением, что народ, населяющий Галицию – это украинцы, и они не имеют ничего общего с русскими. До этого момента слово «украинец» не использовалось широко даже самими народовцами, ибо их просто не поняли бы русины, чьи интересы они якобы защищали. Романчук в сейме возглавлял депутатское объединение «Русский клуб». В сейме следующего созыва русских депутатов уже не было, их места заняли депутаты-украинцы.
С этого момента в Галиции начинается тотальная украинизация. Важным шагом в этом направлении стало введение нового правописания, придуманного финансируемым правительством Научным обществом имени Шевченко. Не смотря на резкое неприятие со стороны русинского образованного слоя, оно стало вводиться в школах, судах и учреждениях. В 1892 г. фонетическая орфография была признана министерством народного просвещения официальным правописанием в Галиции и Буковине. Современный украинский алфавит был создан довольно нехитрым способом путем изъятия из русской азбуки трех букв и введения в нее двух новых.
Подавляющее большинство русинов не поддержали украинцев, которые открыто демонстрировали свою иудину сущность. Так украинский депутат Барвинский провозглашает, что «каждый украинец должен быть добровольным жандармом и следить и доносить на москвофилов». Однако усиленная поддержка украинства властями и непрекращающийся политический и культурный террор сделали свое дело: все большее количество русских стали переходить в лагерь украинцев. В то время в Галиции стал наблюдаться невиданный нигде ранее феномен: у русских родителей начали рождаться дети украинцы. Школа, церковь, печать, политическая пропаганда – все работало на создание украинской народности. С учащихся духовных семинарий в обязательном порядке брали такую расписку: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, а лишь украинцем и только украинцем».
Человек, открыто заявлявший о своем неприятии украинства и придерживающийся русской культурной традиции, подвергался всевозможным ущемлениям: он не мог устроиться учителем (в школах и гимназиях могли преподавать только украинцы), получить образование, устроиться на государственную службу, подвергался политическим репрессиям. Получить ссуду в банке мог лишь украинский крестьянин. Полиция вела обширную картотеку на неблагонадежных русских, отмечая в специальной графе, что надлежит с ними сделать в случае войны – кого арестовать, кого всего лишь выслать.