Заслуживает ли это неоправданно высокого риска? Вполне. К тому же когда еще у Миклоша появится такая возможность – стать спасителем благородного рыцаря? Очень романтичный подвиг. Ха-ха.
   – Хорошо. Будем считать, что я согласен, но есть условия… – произнес господин Бальза, заштриховывая часть рисунка.
   Вивиан пошевелился в кресле и осторожно, стараясь не спугнуть удачу, произнес:
   – Я вряд ли уполномочен вести дипломатические переговоры и обещать что-то клану Нахтцеррет.
   – Я делаю это не ради выгоды! – оскорбился господин Бальза, даже не оторвавшись от работы – царапанья карандашом по бумаге. – «Honi soit qui mal у pense!»[3] Одному в Садах Боли делать нечего, молодой человек.
   – Я уже сказал, что готов идти, – тут же решительно заявил проситель.
   Бальза желчно усмехнулся:
   – Ну, во-первых, ты не знаешь, на что соглашаешься. А во-вторых… Я тебя с собой не возьму.
   – Почему? – возмутился тот.
   – Потому что ты женщина.
   Миклош поднял глаза, увидел, как окаменело лицо Вивиана, и мило улыбнулся:
   – Это не издевательство, мой друг. Мне, право, все равно, что за суть наполняет эту прекрасную даханаварскую оболочку, но тело есть тело. А женщинам в Сады Боли ходу нет. Так что мне потребуется иная кандидатура. Кто-нибудь еще из клана Смерти желает составить мне компанию?
   Вивиан не колеблясь ответил:
   – Любой из нас.
   – Я бы предпочел Аду. Или Дону, – проворчал Миклош нахохлившись. – Но, к сожалению, придется довольствоваться худшим.
   Эти слова не понравились ученику Кристофа, он нахмурился, однако вновь промолчал.
   – Кто из колдунов сейчас в Столице? – Господин Бальза закончил набросок и протянул его через стол.
   – Весь клан, – мальчишка посмотрел на рисунок. – Это ведь не я, да?
   – Верно. Это Флора. Такая, какой я ее запомнил на балу Фелиции. Она очаровательно танцевала с Йоханом. Воистину, королева бала. Так кто в городе? Перечисли поименно. Только мужчин.
   – Анри.
   Миклош фыркнул:
   – Наставник безумной бэньши? Ну, нет! Увольте! – Нахттотер поднял вверх обе ладони, словно сдаваясь. – Сколько я его помню, в голове сплошные куртизанки и пустота! Слишком легкомыслен и безответственен, чтобы я рискнул доверить ему себя. Дальше.
   – Адриан.
   – Уже что-то. Но после стычки в Праге во время первого Великого Наводнения мы друг друга не слишком-то жалуем.
   – Филипп.
   – А… – протянул Миклош. – Чертов аристократ. Он белоручка. Хорошая защита, но непутевое нападение. Мне он точно не подойдет. Кто там следующий в списке?
   – Франциск.
   – Старик еще не преставился? – оживился господин Бальза. – Впрочем, от него не будет никакой помощи. Я не собираюсь работать поводырем.
   – Грэг.
   – Он ведь тоже мастер Смерти, не так ли?
   Вивиан кивнул.
   – Цепкий парень… Однажды схватился с правой рукой Винченцо Лудэра и его учениками и размазал их по стенкам монастыря Святого Стефана в Саламанке… Да. Пожалуй, он то, что нужно. Позвони ему.
   – Сейчас? – Вивиан явно не ожидал от господина Бальзы такой прыти.
   – Нет! Через неделю! Как раз когда от твоего обожаемого мэтра останутся рожки да ножки! Раз уж решили, лично я не собираюсь ждать – ночь только началась.

Глава 3
Сады Боли

   Какая странная сегодня луна на небе…
   …О, какой у луны странный вид! Можно подумать, будто это рука мертвой, пытающейся закрыть себя саваном[4].

   24 апреля
   – Я бы хотела пойти с вами, нахттотер.
   Миклош бросил взгляд в зеркало дальнего вида:
   – Знаю, цыпленок. Знаю…
   Сидевшая за рулем Рэйлен задумалась на мгновение и снова взволнованно спросила:
   – Быть может, вам стоит взять с собой Арлекина, нахттотер?
   – У него нет должного опыта, чтобы шляться по Садам Боли. Мастер Смерти – это лучшее из того, что мне сейчас можно предложить.
   Повисло молчание. Бальза по старой привычке смотрел в окно и мысленно ежился – влажный, ледяной, стегающий, точно плеть, ветер гулял по Столице, заставив улицы вымереть. И смертные, и бессмертные предпочитали не выходить из домов.
   Машина проехала по мосту через реку. По воде неслись огромные волны, словно это было море. «Кажется, на юге, где берега низкие, будет наводнение», – отстраненно подумал Бальза.
   Несколько деревьев вдоль дороги оказались повалены, а огромный рекламный щит погнулся, точно его мял в лапах великан.
   Миклош постарался полностью отключиться от происходящего за окном и сосредоточиться на предстоящем. Он вспоминал все, чему учил его Луций. Безопасное место входа, ориентиры, правила поведения, негласные законы и конечно же подходящие заклинания.
   Спустя полчаса они наконец остановились рядом с парком, разбитым недалеко от огромной телебашни. Сейчас были видны лишь ее опоры и первая треть, все остальное скрывалось в стремительно несущихся над городом облаках.
   – Жди меня здесь, – сказал Бальза, отстегивая ремень безопасности. – Сопровождение не требуется. Если не вернусь до рассвета – сами решайте, что делать дальше.
   Он надел капюшон, теплые перчатки и, задержав дыхание, шагнул на пронизывающий ветер. Тот выл в ушах, словно души обозленных грешников, и бесцеремонно подталкивал в спину. Господин Бальза прошел по асфальтовой дорожке, днем, вероятно, мокрой, а теперь застывшей и ужасно скользкой, и, обходя тусклые огни телецентра, свернул в парк.
   Фонари здесь были старые, облезшие. Лампы, накрытые козырьками, висели на хлипких проводах, раскачиваясь из стороны в сторону, как ополоумевшие. Пятна света прыгали туда-сюда, освещая то дорогу, то деревья с кустарником, то вновь дорогу. Пошел снег – ледяной, колючий, мелкий и частый.
   В белой круговерти Миклош увидел фигуру, стоящую возле маленького железного мостика, перекинутого через стылый ручей, почувствовал некроманта и неспешно приблизился.
   – Доброй ночи, – кивнул ему Грэг.
   – Не такая она и добрая, раз свела нас вместе.
   В мерцающем свете бледных фонарей кадаверциан казался похожим на головореза – выше нахттотера на голову и гораздо шире в плечах. Стальные глаза цепко смотрели из-под вельветовой широкополой шляпы, украшенной черным вороньим пером. Густые брови, баки, закрученные усы, разделенная на две половинки борода, перевязанная черными ленточками, и ослепительная улыбка.
   Миклош с интересом изучил длинный темно-коричневый камзол из плотного английского сукна, серебряные пуговицы с гравировкой герба Адмиралтейства, темные штаны из шотландской шерсти и лакированные башмаки с янтарными пряжками.
   Грэг, сложив губы трубочкой, свистнул. Звук мгновенно подхватил ветер и швырнул к сизым небесам. Кадаверциан чуть подался вперед, прищурился, вглядываясь в снежную пелену, вытянул руку, и из мрака на нее спикировал бесформенный мокрый комок.
   – Что это? – брезгливо поинтересовался Бальза.
   Тварь оказалась попугаем. Во всяком случае, была им до той поры, пока жила. Теперь это было нечто с торчащими во все стороны редкими темно-фиолетовыми перьями, сквозь которые проглядывала серо-розовая кожа. Глаза птицы горели ядовитой зеленью.
   – Это Пако, – отозвался мастер Смерти. – Пако, познакомься с господином Бальзой.
   Гадина неуверенно потопталась на руке хозяина, затем перебралась ему на плечо, окинула Миклоша придирчивым взглядом, подняла огромный хохолок и произнесла резким до одури голосом:
   – Мистер! Дайте шиллинг!
   – Надо же! – удивился Грэг. – Похоже, ты ему понравился.
   Бальза скривился:
   – Флибустьерское прошлое?
   – Вроде того, – улыбнулся в бороду кадаверциан.
   Попугай нахохлился. Вид у него был такой, словно его прожевала, а затем выплюнула голодная кошка.
   – И что, эта курица отправится с нами?
   – Куда я – туда и он.
   Миклош тоже нахохлился и мрачно подумал, что ошибся – следовало брать с собой Адриана.
   Не сговариваясь собеседники пошли по дороге, направляясь в глубину парка.
   – Весна в этом городе особенная, – улыбнулся некромант, глядя на снежную круговерть.
   – Да уж, тут не поспоришь, – согласился господин Бальза. – Что тебе известно о Садах Боли?
   – Не много. Лишь то, что я смог отыскать в библиотеке Вольфгера перед сегодняшней встречей.
   – Значит, лишь домыслы. Ладно. Просто держись рядом и постарайся не заниматься самодеятельностью.
   – Как прикажете, капитан. – Иронии в валлийце было хоть отбавляй.
   – Кренгельс[5] тебе в задницу! – прокомментировал Пако.
   – Его можно как-нибудь заткнуть? – раздраженно поинтересовался нахттотер.
   У него руки чесались уничтожить говорливую тварь.
   – Говорю же, Миклош, ты ему нравишься. Обычно с чужаками он молчалив, как рыба. Кстати, почему ты выбрал это место? В путешествие можно было отправиться и из дома.
   – Не мог упустить возможности выйти на прогулку. Превосходная погода для того, чтобы подышать свежим воздухом. Не находишь? – съязвил нахттотер.
   Грэг оценил иронию и хлопнул тхорнисха по плечу так, что тот едва не улетел на обочину.
   – Поаккуратнее! – возмутился Бальза.
   – Мистер, дайте шиллинг! – вновь заканючил мерзкий попугай.
   Его зеленые глаза глядели зловеще, и Миклош про себя пожелал проклятой птице сдохнуть еще раз.
   Теперь снег валил сплошной стеной, они шли сквозь него, согнувшись в три погибели. Грэгу приходилось держать шляпу, чтобы очередной порыв ветра не сдул ее с головы. Пако спрятал башку под крыло и наконец-то заткнулся.
   Дорога через парк оказалась ужасной – такое ненастье, по мнению Бальзы, можно ожидать где-нибудь на Северном полюсе, но никак не в Столице, да еще и ближе к концу весны. Снег был тяжелым и влажным. Он свинцовым грузом оседал на проводах и ветвях, заставляя их прогибаться, а затем, подчиняясь ветру, вздрагивать и ронять белые хлопья на землю.
   – Если так будет продолжаться дальше, как бы нам не завязнуть в сугробах! – перекрикивая вой ветра, сказал некромант.
   Бальза кивнул, показывая, что слышит, но не ответил: слишком сильно был занят тем, что формировал коридор перехода.
   Они миновали парк, пересекли пустое шоссе и оказались на улице. Сквозь крылья безумствующего бурана проглядывали призраки девятиэтажных домов, в которых все окна были темны. Остовы заснеженных машин, брошенных на произвол судьбы спасающимися от ненастья людьми, казались выброшенными на мель кораблями. Миклош на ходу отряхнул ставшие белыми плечи и решительно направился вперед, чувствуя, как слабеет ветер.
   Мимо переполненных мусорных ящиков, ободранных автомобилей, разбитых фонарей и поваленных деревьев они все дальше и дальше углублялись в северные кварталы Столицы.
   В какой-то момент Грэг прищурился и потянул носом воздух:
   – Улица мертва. – Некромант не спрашивал, а утверждал.
   – Верно, – отозвался господин Бальза, радуясь, что буран утихает. – Добро пожаловать в преддверие Садов Боли.
   – Люггер[6] плыл на восток! – внезапно заорал Пако и внес важное уточнение: – А затем на запад…
   Он заквохтал, словно курица, и перелетел на другое плечо Грэга.
   – Ловко, – оценил мастер Смерти. – Не заметил, как мы переместились.
   – Ну, тут не ваш туманный мир и не Грань лигаментиа. У Нахтцеррет иные законы.
   – Это я уже понял.
   По суровому лицу валлийца было неясно, что он вложил в эту фразу, но нахттотеру послышалась издевательская нотка, которую сейчас, однако, он предпочел не заметить.
   – Когда мы окажемся на месте?
   – После третьих склянок!! – влез в беседу попугай и тут же спрятал голову под крыло.
   – Ты сразу это почувствуешь, – нехорошо усмехнулся Бальза.
   – Уже чувствую. Вокруг сплошные мертвецы. – И, увидев непонимающий взгляд господина Бальзы, добавил: – В домах.
   – Поверю на слово. – Миклош посмотрел на быстро очищающееся небо. – У меня никогда не было желания заглядывать внутрь.
   – Не любишь покойников? – живо поинтересовался спутник.
   – Просто не страдаю чрезмерным любопытством там, где этого не следует делать, – холодно отрезал Миклош, косясь на темные выбитые окна и вспоминая, что в прошлый раз, когда его привел Луций, здесь вместо города была мрачная, разоренная чумой деревушка. – Что до любви к трупам, некрофилия не входит в достоинства Золотых Ос. Это скорее относится к клану Смерти[7].
   – Некрофилия? – нахмурился Грэг. – Ты совсем ничего не знаешь о нас, Бальза, раз путаешь грязное влечение к мертвым с уважением к Смерти.
   – Ну, да. Возможно, я ошибаюсь. Наши кланы были не слишком-то близки до последнего времени, – проворчал нахттотер, которого сейчас больше занимал шорох за ближайшим углом, чем философские диспуты. – Некрофилия – это капуцинские катакомбы в Палермо. У вас нечто другое.
   Мертвый попугай, не вынимая головы из-под крыла, глухо и зловеще расхохотался.
   – Что это с ним? – поднял брови господин Бальза.
   – Пако удивлен, как и я. – Валлиец был серьезен, но его стальные глаза, кажется, смеялись. – Нахттотер публично признает ошибки.
   – Нахттотер просто старается быть любезным, колдун. И ничего более.
   Ветер полностью стих, снег на земле исчез, а улица закончилась. Впереди под золотистым светом огромной полной луны возвышался странный лес.
   – Добрались, – с видимым облегчением сказал рыцарь ночи.
   Он уже начал опасаться, что забыл дорогу.
   Пако выразил свое отношение витиеватым и скабрезным ругательством.
   – Не самое уютное местечко, – оценил некромант.
   – Еще нет… – неопределенно пробормотал Миклош, решительно направляясь вперед.
   Влажный избитый асфальт сменился широкой тропой, посыпанной мелкими, белыми, отражающими лунный свет осколками человеческих костей. Они негромко поскрипывали под подошвами башмаков, пока двое кровных братьев приближались к кромке леса.
   Вблизи тот оказался еще более отталкивающим. Деревья, названий которых никто не знал, достигали высоты семиэтажных домов. Их стволы были черными, страшно изломанными и искривленными. На редких толстых ветвях росли огромные шипы, походящие на иглы дикобраза. Их кончики, бледные, изжелта-восковые, с выступившей смолой, блестели, словно ртуть.
   Грэг протянул руку, чтобы изучить колючку поближе, но Миклош бесцеремонно ударил его по запястью и грозно сказал:
   – Даже не думай касаться шипов! Потом деревья от тебя не отстанут. А нам еще возвращаться.
   – Их смола похожа на яд.
   – Он и есть. Мой учитель говорил, что эта штука способна свалить с ног даже Нософорос. Но, по мне, есть более гуманные способы самоубийства, чем трогать ядовитую дрянь.
   Они шли сквозь скрюченный, больной лес, от которого стало потягивать смрадом. И чем дальше спутники продвигались, тем сильнее становился запах тлена.
   – Не обижайся, Миклош, но место отвратительное.
   – Что поделать, – притворно вздохнул господин Бальза. – Все остальные миры разобрали, и нам пришлось довольствоваться оставшимся. Спасибо Основателю, будь он трижды проклят!
   – Потешь мое любопытство. – Грэг держал руки в карманах и зорко поглядывал по сторонам, стараясь не коснуться веток – деревья обступили сузившуюся тропу со всех сторон. – Зачем тебе понадобилась моя помощь? Сады Боли, конечно, не похожи на Кюрасао или Бонэйр, но не выглядят уж очень ужасными.
   – Да ну?! Эта помойка намного опаснее, чем царство кадаверциан. Нам просто пока везет. Ты будешь прикрывать мою спину, когда я буду занят. К тому же я не нанимался тащить Кристофа обратно на своем горбу. Если, конечно, он все еще жив.
   – Считаешь, ему пришлось туго? – помрачнел колдун.
   – Наверняка, – невысокому Миклошу пришлось пригнуться, чтобы пройти под колючей ветвью. – Иначе Основатель бы его сюда никогда не отправил.
   Словно в подтверждение этих слов, на дереве, с которым они поравнялись, показалось «украшение» – наполовину утопленный в стволе скелет в обрывках, когда-то бывших белой тогой.
   – Кто-то из ваших? – поинтересовался мастер Смерти.
   – Да, – неохотно ответил нахттотер. – Один из Десяти Гласов. Жил еще до меня. Когда я был здесь в прошлый раз, его затянуло лишь по голени, и на теле оставалось полно плоти. Время здесь течет гораздо медленнее, чем в реальном мире.
   Грэг обратил внимание, что свет стал бледнее, поднял взгляд к небу и сквозь купол переплетенных шипастых ветвей увидел луну.
   – Что с ней? – резко спросил кадаверциан.
   – А-а-а… заметил, – протянул Миклош, проследив за взглядом спутника и убыстряя шаг. – Скоро сам все поймешь.
   – Тебе не кажется, что проще объяснить…
   – Проще один раз увидеть.
   Луна походила на циферблат часов и «двадцать минут» уже были скрыты тьмой, а ползущая тень подбиралась к «двадцати пяти».
   – Что случится, когда произойдет полное затмение?
   – Мы будем сидеть тихо, словно мышки, – нервно хохотнул господин Бальза. – И молиться дожить до следующей полной луны. Погаси свою магию. Старайся не пользоваться ею без нужды – это может привлечь к нам ненужное внимание.
   Лес стал гуще и еще темнее. Гаснущая луна также не добавляла света, и спутникам приходилось полагаться исключительно на врожденное ночное зрение. Одна из веток вдруг ожила, метнулась к некроманту, но тот пригнулся, и дереву досталась лишь шляпа да резкие, осуждающие вопли попугая. Миклош ударил по агрессору «Серым тленом», заставив того заскрипеть, выпустить добычу и неохотно отшатнуться.
   Они вышли к перекрестку, где белая тропа разделялась на четыре узких тропинки, расходящиеся в разных направлениях и исчезающие за темными стволами терновых деревьев.
   – Куда теперь? – поинтересовался Грэг.
   – Хотел бы я знать, – озадаченно пробормотал Миклош, покачиваясь на носках. – В прошлый раз такого не было – дорога изначально одна.
   – Когда был прошлый раз? – некромант следил за неумолимой стрелкой-тенью.
   Без девяти двенадцать. От луны осталось всего ничего.
   – Больше тысячи лет назад.
   – Мог бы и почаще наведываться сюда. Возможно, сады Нахтцеррет не были бы в таком запустении.
   – Не учи меня жить! – огрызнулся господин Бальза, занятый рисованием на земле. – Я здесь был всего один раз и до сегодняшнего дня не горел желанием вернуться! Уверен, что разделение дорог – оригинальная шутка Основателя.
   – Найди верный путь к Кристофу, – сказал некромант попугаю, и тот, заорав так, что у Миклоша едва не лопнули барабанные перепонки, распахнул крылья и устремился в небо.
   – Не думал, что он у тебя еще и ищейка. – Бальза проводил тяжело летящую птицу взглядом.
   Грэг пожал плечами, как бы говоря, что птичка полна сюрпризов.
   Миклош произнес положенную формулу, увидел, как нарисованные им буквы оплыли, а затем, словно червяки, расползлись по тропе и сложились в круг. В небо ударил столб бледно-серого света и через несколько секунд погас, превратившись в небольшую округлую клетку.
   Бальза прошел сквозь световые прутья, сел на землю, приглашающе похлопал по ней и обратился к спутнику:
   – Тебе представляется прекрасная возможность почувствовать себя попугаем. – И, видя, что тот не двигается, добавил: – Поспеши. Времени совсем не осталось.
   Как только некромант вошел в клетку, луна погасла, а мир окрасился в темно-синие тона.
   – Что это? – Грэг повернулся за разъяснениями.
   – О. Так называемое время Садовников. Или ты действительно считал, что за Садами не приглядывают? Когда луна становится черной – они обретают свободу. В эту пору лучший вариант – спрятаться и переждать.
   Мастер Смерти мрачно осмотрел синий лес и с наслаждением вытянул ноги:
   – Луна еще появится?
   – Конечно. Когда придет ее час.
   Колдун изучил струящийся из-под земли свет, создающий клетку:
   – Защитное заклинание, но не против магии. Скорее от духов. Я прав?
   – Тебе ли не знать, что духи порой обретают материальную оболочку? – Миклош закрыл глаза, и повисла томительная тишина.
   Минуты сменялись минутами, но ничего интересного не происходило. Бальза делал вид, что медитирует, Грэг спокойно ждал, когда придет пора идти дальше.
   Между деревьями мелькнул ярко-голубой силуэт, и некромант подался вперед. Спустя несколько мгновений на тропе появилась полупрозрачная тварь – сквозь нее был прекрасно виден дикий терновник.
   Тощее, обтянутое фосфоресцирующей кожей корявое создание, опирающееся при беге на узловатые руки, было покрыто шипами с головы до ног. Особенно много их оказалось на спине и лысом черепе. Круглые белые глаза едва не выскакивали из орбит, губы отсутствовали, из-за чего рот все время улыбался. От взгляда некроманта не укрылись длинные клыки. Лицо неизвестного создания можно было бы назвать человеческим, если бы не страшная маска кровожадного безумия.
   Оно пробежало мимо, даже не остановившись, и сгинуло в лесу, словно ночной кошмар с приходом утра.
   – Ну и как тебе? – с живым интересом спросил открывший глаза Миклош.
   – Значит, это и есть Садовник, – негромко произнес Грэг.
   – Один из них.
   – Он похож… – Некромант замолчал, задумался и нахмурился еще сильнее.
   – На нас, – господин Бальза издал неприятный смешок. – Очень верно подмечено. Луций как-то сказал, что они любят пить кровь. Но не человеческую, а нашу. Таких блаутзаугеров, как ты и я.
   – Кто они такие?
   Нахттотер погладил бороду, вздохнул, сменил позу, посмотрел на темное небо:
   – Как ты думаешь, что случается с кровными братьями, когда они умирают? Куда уходят их души? В рай?
   – Думаю, наоборот. Если бы я верил в бога, то сказал, что нам всем уготовано место в аду.
   – Вот он – персональный ад тхорнисхов. – Рыцарь ночи обвел рукой синий мир и страшную стену колючих деревьев. – Сады Боли. Мы не умираем. И не исчезаем. И не уходим в небытие. Наши души становятся Садовниками – вечно ждущими, ищущими, алчущими крови тех из нас, кто еще жив. Поэтому я и рекомендовал тебе забраться в «Слепую клетку». Пока мы здесь, они нас не видят.
   – Их можно уничтожить?
   Миклош вспомнил синие, полупрозрачные, перекошенные лица, леденящий душу вой и вспышки магии Луция, когда он вместе со своим учеником прорывался обратно, в мир живых.
   – Можно. Развоплотить. На время. Беда лишь в том, что как только начинаешь сражаться, на помощь одному прибегают еще десять, и так до бесконечности. Тхорнисхов, знаешь ли, за века умерло достаточно много.
   Некромант не ответил, и нахттотер вновь закрыл глаза. Один раз ему послышался какой-то звук – не то скрип, не то стон, но расстояние было столь огромным, что господин Бальза не смог бы поручиться и решил, что ему просто почудилось.
   Прошло еще какое-то время… затем с неба прилетел вопль:
   – Мистер! Дайте шиллинг!
   Попугай парил в высоте, встревоженно крича о том, что кентаберийское вино уже украдено.
   Поорав немного, он вновь улетел.
   Когда спутникам стало казаться, что они провели в клетке не один день, синий свет стал бледнеть и меркнуть, а затем вовсе погас, и на небе вновь появилась полная луна.
   – Отсчет пошел. – Бальза вскочил на ноги и одним движением стер надпись на земле.
   – Ччерт! Ччерт! Они заходят с зюйд-веста! – Попугай неожиданно рухнул на плечо господина Бальзы так, что тот едва не подпрыгнул. Птица щелкнула клювом у щеки главы клана Золотых Ос и гаркнула:
   – Эй! Красо-о-отка!
   Нахттотер выругался, сбрасывая с себя наглую мертвечину, Пако обиженно заверещал и перескочил к хозяину, который был более дружелюбен, чем рыцарь ночи.
   – Люггер плыл на восток! Байла! Байла!
   – Он нашел путь! – Грэг цокнул языком, и его питомец, взмахнув крыльями, полетел над одной из тропинок.
   – Не спешить! – предупредил Миклош. – Направление знаем, ну и ладно. Пошли.
   Они вновь углубились в густой лес.
   – Нам везет, – по пути сказал господин Бальза, презрительно поджав губы. – На этот раз Садовник был один. Странно. С чего бы это?
   – Испугались меня? – рассмеялся некромант.
   – Скорее уж твоего попугая. Кто захочет иметь дело с этой болтливой заразой?
   – Дискульпе, синьор! Порфабор! Уно шиллинг для маленького Пако!
   Тварь носилась между деревьями, махая фиолетовыми крыльями и вопя во все горло.
   Валлиец рассмеялся, подозвал птицу и приказал вести себя тихо. Та проворковала нечто ласковое, схватила страшным клювом, способным перекусить толстую металлическую проволоку, мочку уха колдуна. Пожевала и наконец-то заткнулась.
   Местность несколько изменилась. Теперь земля была изрыта оплывшими ямами, очень похожими на древние могилы. Они темнели под деревьями среди влажной прелой листвы, наполовину заполненные застоявшейся водой.
   – Вивиан был порядком раздосадован, что ты отказался взять его с собой, – сказал Грэг.
   – Нужны мне здесь сосунки, – пренебрежительно отозвался нахттотер.
   – То есть все эти разговоры о женщинах…
   – Правда, мой друг. Иначе вместо тебя была бы Ада или Дона. Или же я бы обошелся помощью Норико.
   – Суровая реальность жизни, – улыбнулся некромант. – Бедные женщины, в Сады Боли им путь заказан. Кстати говоря, отчего?