«Судя по всему, – говорилось в этом докладе – совокупный политический бренд „тандем „в результате рокировки понес невосполнимые потери… Бренд Путина пострадал в результате рокировки значительно меньше, но оказался один на один с проблемами своего политического старения и невозможностью одновременно апеллировать к обоим общественным полюсам. Рокировка тандема ослабила перспективы самоизменения власти и возможности налаживания диалога с обществом“[19]. В этом и подобных материалах фиксировался новый для массового сознания факт: казавшаяся прежде почти неуязвимой власть серьезно ослаблена, а ее действия откровенно враждебны „прогрессивной части общества“. При этом исподволь и напрямую говорилось о том, что возможности компромисса между властью и обществом исчерпаны.“»
Признаки нарастания недовольства были видны и внутри самой власти. В стране шла предвыборная кампания. Она была связана с массовыми нарушениями, с фактами административного давления, неравного доступа партий в СМИ и т. д. Само по себе это вряд ли можно назвать чем-то особенным для России. Новым было другое: факты нарушений становились предметом живого обсуждения в интернете и, отчасти, в СМИ. Но даже на этом фоне неожиданным было крайне эмоциональное и остро критическое выступление в Думе депутата от «Справедливой России» Геннадия Гудкова 18 ноября 2011 г. Жестко раскритиковав единороссов и исполнительную власть за подготовку массовых фальсификаций на предстоящих выборах, Гудков подытожил:
Но недовольными были и те, кто не претендовал на роль публичных политиков. Настоящий гром среди ясного неба разразился, когда Алексей Кудрин, заместитель председателя правительства, человек, который в течение более чем 11 лет возглавлял ключевое финансовое ведомство, в Вашингтоне публично сделал заявление о том, что он не станет участвовать в работе будущего правительства Дмитрия Медведева, с которым у него, как выяснилось, «существенные разногласия». Это произошло 25 сентября 2011 г., на следующий день после того, как стало известно о «рокировке» в тандеме. Кудрин сказал, что разногласия с президентом касаются «неоправданно высоких» расходов, заложенных в бюджете на военные и социальные цели. «А бюджетные риски, связанные прежде всего с завышенными обязательствами в оборонном секторе и социальной сфере, неминуемо распространились бы на всю национальную экономику»– сказал он[21]. На следующий день Дмитрий Медведев отправил Кудрина в отставку. Стало понятно, что глубокие разногласия внутри правящей элиты имеют место даже на самом верху. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что его уход связан с «рокировкой», Кудрин написал у себя в блоге: «24 сентября определилась структура власти в нашей стране на длительную перспективу. Определился и я, объяснив свою позицию. Эмоции здесь абсолютно не при чем»[22].
Возвращение Владимира Путина на президентский пост, о котором стало известно в конце сентября 2011 г., стало спусковым крючком, запустившим процесс изменения массового сознания и реального расклада общественных сил в стране. К недовольным сложившейся в стране общественно-политической ситуацией гражданам добавилась новая, большая и влиятельная группа, разочарованных рокировкой. В конце концов это привело к консолидации недовольных на всех уровнях социальной лестницы, поскольку недовольство охватило, по меньшей мере, часть российских верхов. Таким образом, общество раскололось сверху донизу. Этот процесс сопровождался интенсивной кампанией, направленной против партии власти. Дополнительным важным фактором этой стремительной эволюции стал уровень развития интернета и социальных сетей, которые позволяли очень быстро транслировать информацию внутри расширившейся протестной субкультуры. В стране сложились предпосылки для рождения уличного протеста.
Декабрьский «взрыв» 2011 г
Признаки нарастания недовольства были видны и внутри самой власти. В стране шла предвыборная кампания. Она была связана с массовыми нарушениями, с фактами административного давления, неравного доступа партий в СМИ и т. д. Само по себе это вряд ли можно назвать чем-то особенным для России. Новым было другое: факты нарушений становились предметом живого обсуждения в интернете и, отчасти, в СМИ. Но даже на этом фоне неожиданным было крайне эмоциональное и остро критическое выступление в Думе депутата от «Справедливой России» Геннадия Гудкова 18 ноября 2011 г. Жестко раскритиковав единороссов и исполнительную власть за подготовку массовых фальсификаций на предстоящих выборах, Гудков подытожил:
«Я что сказать-то хотел, дорогие товарищи! Даже заяц, загнанный в угол, становится зверем. А вы, дорогие товарищи, загоняете в угол не только оппозицию, но и всю страну И если у народа нет возможности цивилизованно на выборах побеждать, то народ будет выходить на улицы. Вы что, выгоняете нас на улицы? Мы пойдем на улицы, если это будет единственный способ… – (голос из зала: Попробуйте….) —.… и попробуем, и посмотрите. И не надо меня перебивать. Поэтому, дорогие товарищи, еще есть время остановить это безумие. И мы предупреждаем, что если у нас будут такие „выборы“, если будет фальсификация и грубейшие нарушения, то выход остается один, и вы его знаете. Мы этого не хотим, но вы сами загоняете нас в эту ситуацию»[20]Прежде вполне лояльная Кремлю оппозиция открыто угрожала уличными протестами.
Но недовольными были и те, кто не претендовал на роль публичных политиков. Настоящий гром среди ясного неба разразился, когда Алексей Кудрин, заместитель председателя правительства, человек, который в течение более чем 11 лет возглавлял ключевое финансовое ведомство, в Вашингтоне публично сделал заявление о том, что он не станет участвовать в работе будущего правительства Дмитрия Медведева, с которым у него, как выяснилось, «существенные разногласия». Это произошло 25 сентября 2011 г., на следующий день после того, как стало известно о «рокировке» в тандеме. Кудрин сказал, что разногласия с президентом касаются «неоправданно высоких» расходов, заложенных в бюджете на военные и социальные цели. «А бюджетные риски, связанные прежде всего с завышенными обязательствами в оборонном секторе и социальной сфере, неминуемо распространились бы на всю национальную экономику»– сказал он[21]. На следующий день Дмитрий Медведев отправил Кудрина в отставку. Стало понятно, что глубокие разногласия внутри правящей элиты имеют место даже на самом верху. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что его уход связан с «рокировкой», Кудрин написал у себя в блоге: «24 сентября определилась структура власти в нашей стране на длительную перспективу. Определился и я, объяснив свою позицию. Эмоции здесь абсолютно не при чем»[22].
Возвращение Владимира Путина на президентский пост, о котором стало известно в конце сентября 2011 г., стало спусковым крючком, запустившим процесс изменения массового сознания и реального расклада общественных сил в стране. К недовольным сложившейся в стране общественно-политической ситуацией гражданам добавилась новая, большая и влиятельная группа, разочарованных рокировкой. В конце концов это привело к консолидации недовольных на всех уровнях социальной лестницы, поскольку недовольство охватило, по меньшей мере, часть российских верхов. Таким образом, общество раскололось сверху донизу. Этот процесс сопровождался интенсивной кампанией, направленной против партии власти. Дополнительным важным фактором этой стремительной эволюции стал уровень развития интернета и социальных сетей, которые позволяли очень быстро транслировать информацию внутри расширившейся протестной субкультуры. В стране сложились предпосылки для рождения уличного протеста.
Декабрьский «взрыв» 2011 г
Протестующие и их лидеры. Рождение движения. Первые требования
В день парламентских выборов, 4 декабря, Левый фронт и обманутые дольщики провели на Красной площади в Москве акцию «активного бойкота» выборов. В ней участвовали от одной до двух сотен человек, многие из которых были задержаны полицией. Один из организаторов акции, лидер Левого фронта Сергей Удальцов, был еще утром этого дня задержан сотрудниками полиции в штатском прямо на улице[23]. Ему вменили в вину, что он перешел улицу в неправильном месте. За эти пешеходные прегрешения Удальцов получил 5 суток административного ареста.
Вечером того же дня несанкционированную акцию против «выборов без выбора» провели националисты. В ней приняли участие две-три сотни активистов. Но результат был примерно такой же, как и у левых: аресты. В полиции оказались, в числе прочих, лидеры националистов: Александр Белов, Дмитрий Демушкин и Даниил Константинов. По данным полиции, всего в Москве в этот день были задержаны 258 человек.
На следующий после выборов день, 5 декабря, движение «Солидарность» готовило митинг протеста против итогов заведомо нечестных (по мнению оппозиционеров) выборов. Митинг был заранее согласован с мэрией. В социальной сети «Facebook» к вечеру 5 декабря о своем участии в мероприятии написали 2700 человек. Особых ожиданий, однако, у организаторов не было. Предполагалось, что реальная численность протестующих будет традиционно низкой: в пределах нескольких сотен активистов. Эти ожидания, казалось бы, получили подтверждение, когда на аналогичный митинг КПРФ против итогов подсчета голосов днем 5 декабря пришли лишь 400 человек.
Когда Алексей Навальный написал одному из организаторов митинга «Солидарности» Илье Яшину об этом смс, Яшин ответил: «Ну, есть риск, что у нас будет 800»[24]. Но эти буднично-пессимистичные ожидания не оправдались. Вот как о событиях 5 декабря вспоминает сам Алексей Навальный:
К 20:30 митинг подошел к концу. Однако у многих не было настроения расходиться. Илья Яшин призвал идти к зданию Центризбиркома на Лубянке (сказалась школа Маршей несогласных!). Его поддержал Навальный. Значительная часть толпы пыталась двинуться по Мясницкой улице, но была остановлена ОМОНом. Части активистов удалось прорвать оцепление и дойти до Лубянки, а единицам даже до Красной площади. Но около 300 человек, включая Яшина и Навального, были задержаны[26]. Суд приговорил их к 15 суткам административного ареста, вместе с еще примерно сотней активистов.
Стало понятно, что ситуация в стране резко изменилась. Протестное движение за один вечер превратилось в ключевой фактор внутриполитического развития.
Днем 6 декабря в Москву были введены внутренние войска. «В связи с проведением разрешенных массовых акций и для пресечения попыток возможных несанкционированных акций общее число мобильных резервов увеличено, в том числе за счет внутренних войск», – сообщали новостные агентства[27]. Несмотря на это, в городе вновь произошли несанкционированные акции протеста: на Тверской улице возле метро Пушкинская и на Триумфальной площади. Опять не обошлось без сотен задержанных.
Власть пыталась противостоять разраставшейся на глазах оппозиции, организуя контр-митинги с помощью лояльных молодежных движений и структур «Единой России». Но из этого ничего, кроме конфуза, не вышло. Объективы фото– и телекамер фиксировали то согнанных на проправительственные митинги дворников-мигрантов, то свезенных из провинции юношей и девушек, которые даже не понимали, в чем им пришлось участвовать. Одна из участниц проправительственного митинга, приехавшая в Москву из провинции, дала интервью журналисту. Она говорила не очень уверенно и неудачно формулировала доводы в защиту действующей власти. «Единая Россия, – говорила девушка, представившаяся Светой из Иваново, – очень много сделала достижений… мы стали более лучше одеваться и не было того, что сейчас… Это очень большие достижения! В сельском хозяйстве очень хорошо… С жильем никаких проблем… Людям помогают очень хорошо…»[28]. Выложенное в интернет видео стало невероятно популярным. В глазах недовольных Света из Иваново стала символом самой власти и ее пропаганды – нелепой, смешной, неубедительной.
Стало понятно, что реального актива – не проплаченных или административно собранных людей – а именно активистов в распоряжении прокремлевских сил почти нет. В резко накалившейся обстановке это лишь подливало масла в огонь…
В блогосфере и социальных сетях царила атмосфера эйфории. Показательно, как изменился тон высказываний на «стене» в фейсбучной группе, в которой шла запись людей на митинг 5 декабря. До митинга там появлялись записи в «обывательском» или в «конспирологическом» стиле. Их авторы высказывались в том духе, что уличные мероприятия, митинги – это бессмысленная трата времени, которая ни к чему не приведет. Другие пугали репрессиями против митингующих. Третьи утверждали, что достойный человек должен «быть выше всей этой грязи». Многие отказывались приходить, поскольку считали, что «это будет жалкое зрелище». Приведем несколько цитат:
Прямо с акции 5 декабря пользователь Varvara Turova пишет: «Весь бульвар забит людьми, вокруг толпы, люди еще подходят. Беспорядков и драк не видела. Менты спокойные. Оч. оч. оч. круто. Приходите!!!!!». Некто Sandy Kirti делится своим выводом: «Спасибо всем, кто пришел, несмотря на дождь, слякоть, ОМОН и проч. Чувствовалось общее единение. Мы не сдаемся, мы вместе, и это очень здорово! Основной месседж, который я услышал – политика делается не в твиторах, а на улицах и площадях. И я рад, что пришло ТАК много народа»[29]
Перелом в общественных настроениях закрепляется. Уличный протест превращается в легитимную и гипотетически эффективную технологию в глазах широкой аудитории. По всей видимости, понимают это и власти. Они пытаются остановить нарастание протеста репрессиями. Пока весьма мягкими.
Еще в ноябре активисты Сергей и Анастасия Удальцовы из Левого фронта и Надежда Митюшкина из Солидарности подали заявку на митинг численностью 300 человек на 10 декабря на площади Революции в столице. После событий 5–6 декабря внимание к этой акции резко повышается. В ночь с 6-е на 7-е журналист Илья Клишин создал страницу митинга на Facebook. К утру о своем решении прийти на площадь Революции на ней заявили уже 10 тыс. человек (8 декабря их стало уже 25000). «Меня разбудили иностранные журналисты с вопросом: не я ли организовываю революцию в России?» – рассказывал Клишин в интервью The New Times[30].
Главный организатор митинга Сергей Удальцов, как уже говорилось, в этот момент отбывал 5 суток административного ареста за «переход улицы в неположенном месте». В знак протеста против произвола он объявил сухую голодовку. В результате 8 декабря он был госпитализирован в Боткинскую больницу, где и узнал последние новости. А они были удивительными.
То, что скромный митинг левых превратится в грандиозную демонстрацию протеста, осознали и власти, и оппозиция, и те, кто находился между ними. Площадь Революции была по периметру закрыта металлическими ограждениями с табличками «Мосводоканала»: городские службы утверждали, что произошел неожиданный прорыв подземных вод. Власти искали предлог для отмены митинга. В этот момент подключились «трезвые головы».
Главный редактор журнала «Вокруг света» Сергей Пархоменко, в будущем – член Оргкомитета оппозиционных митингов, рассказывал: «Когда мы поняли, что на митинг придут больше 50 тыс. человек, которых через два металлоискателя будут пропускать на площадь Революции, нам стало ясно – это обернется Ходынкой. И меня это пугало гораздо больше, чем любой спецназ»[31]. Исходя из этих соображений, Пархоменко предложил свои услуги мэрии Москвы:
Впрочем, сами заявители митинга об этих переговорах узнали из новостей поздним вечером 8-го декабря. Большую часть этого дня Анастасия Удальцова (которая, разумеется, никогда не была «техническим сотрудником» «Солидарности», а представляла «Левый фронт») и Надежда Митюшкина провели на переговорах в здании московского правительства на Новом Арбате (люди «с мозгами» вели переговоры на Тверской, 13). Они официально отказались от предложения о переносе мероприятия. Их попытка отстоять свое, как официальных заявителей, право принимать решения ничем не кончилась.
Когда известие о переносе митинга дошло до офиса «Солидарности», в котором в тот момент проходило совещание активистов организации с участием самой Митюшкиной, там его встретили взрывом возмущения. Очевидцы рассказывали, что «активист „Солидарности“ Янкаускас бегал по офису и кричал: „Давайте уже, наконец, отпи… им Немцова!“»[34].
Автор этих строк вечером того же дня виделся с Сергеем Удальцовым, которого из-за ухудшения состояния здоровья в результате сухой голодовки перевели из спецприемника в больницу. Узнав о происходящем, Удальцов тоже попытался воспрепятствовать «рейдерскому захвату» митинга «людьми с мозгами». Он продиктовал по телефону заявление о том, что выйдя из спецприемника, он пойдет на площадь Революции. После этого он стал дозваниваться в эфир основных оппозиционных радиостанций, чтобы сообщить о своей позиции. Примечательно, что обычно очень внимательные к его словам оппозиционные журналисты в ряде случаев отказывались ставить в эфир его слова протеста против действий группы Пархоменко-Рыжкова-Немцова.
Жена Удальцова позже сообщила, что «поздно вечером 8 декабря врачи насильно перевели его в реанимационное отделение и пытаются изъять телефон». 9 декабря в 13.45 у Удальцова истек срок ареста на пять суток. Однако его не только не отпустили, но палату, в которой он находился, взяли под плотную охрану около 15 полицейских. 10 декабря Удальцов был задержан прямо в Боткинской больнице за два часа до начала митинга. Он был вывезен в судебный участок № 99 Зюзинского района, где судья Белолипецкая А. Ю. присудила ему 15 суток ареста по статье 20.25 (оставление места наказания) КоАП РФ за события двухмесячной давности.
По всей видимости, власти сочли Удальцова способным сорвать план с переводом митинга на Болотную площадь и решили подержать его в спецприемнике подольше. В то же время, по свидетельству Сергея Пархоменко, чиновники мэрии гарантировали, что разрешат активистам, которые все же придут на площадь Революции, мирно перейти на Болотную, а также пообещали не трогать тех, кто останется митинговать там. Под этими последними подразумевались сторонники Эдуарда Лимонова[35].
Новый арест Удальцова (как показалось большинству протестующих, откровенно незаконный) лишь добавил масла в огонь. Авторитет лидера «Левого фронта» вырос. Его имя стало превращаться в один из символов протеста.
В середине дня 10 декабря в Москве люди стали собираться одновременно в двух местах – на Болотной площади и на площади Революции. Популярное в столице радио «Эхо Москвы» и большинство других СМИ настойчиво повторяли лишь про митинг на Болотной. Это сыграло свою роль: на Болотной людей оказалось намного больше. Но и напротив Большого театра образовалась толпа в 2–3 тысячи человек. В отличие от Болотной, здесь была намного выше концентрация активистов самых разных движений – от леворадикальных до националистических и либеральных.
О том, сколько человек в итоге пришли на Болотную площадь 10 декабря 2011 г., до сих пор спорят. ГУВД сначала оценило объем протеста в 7000 человек, затем повысило оценку до 25000. С трибуны митинга на Болотной площади звучали цифры в 100 и даже в 150 тысяч человек. Большинство журналистов оценивают число собравшихся в диапазоне от 50 до 85 тысяч человек.
От 3000 до 7000 вышли на митинг протеста в Новосибирске и примерно столько же в Екатеринбурге. Порядка 10 000 человек – в Санкт-Петербурге. В десятках других городов также прошли акции, собравшие от нескольких десятков до 1–2 тысяч участников. В некоторых местах акции были несанкционированными с властями, и их разогнала полиция[36].
Хотя в Москве люди собирались сразу на двух площадях – Манежной и Болотной, большого раскола не произошло. Около 14.00 на площадь Революции явился Борис Немцов. В мегафон он обрисовал свое видение ситуации и призвал двигаться в сторону Болотной площади. За ним двинулись примерно 1000 активистов. Следующую колонну образовали активисты левых организаций. Примерно 1000 активистов и присоединившихся к ним граждан также отправились на Болотную, сформировав колонну с развернутыми знаменами. Это была первая с середины 1990-х гг. полноценная демонстрация левых мимо Кремля.
За ними с небольшим интервалом последовали националисты. На площади Революции остался только Эдуард Лимонов и его сторонники (300–400 человек). Несмотря на их радикальные лозунги, полиция их так и не тронула, сдержав обещание, данное московскими чиновниками «людям с мозгами». Но пример «другороссов» ясно показал: радикальные действия абсолютному большинству новых участников протестного движения чужды. Во всяком случае, пока.
Это проявилось и в том дружном неприятии большинством митинговавших в этот день как политических радикалов самих по себе, так и их попыток перейти к более решительным по форме действиям и даже лозунгам.
Еще накануне митинга в интернете распространились призывы дистанцироваться от «крайних» и в той или иной форме выражать им свое неприятие. Так и произошло. Когда колонна Левого фронта пришла с Площади Революции на Болотную, скандируя «Ре-во-лю-ция!», люди вокруг расступались, кричали «нет» или «фуу». Несколько попыток крайне правых и крайне левых активистов зажечь сигнальные факелы («файеры»), пресекались простыми участниками митинга. Люди начинали кричать «Провокаторы!» и свистеть[37].
Состав ораторов на трибуне митинга на Болотной оказался показательным. Из трех категорий людей, попавших на трибуну, представители активистских сообществ оказались в самом невыгодном положении.
Больше всего было среди выступавших известных «деятелей культуры»: журналистов, писателей, актеров. Среди них были Леонид Парфенов, Дмитрий Быков, Борис Акунин, Татьяна Лазарева, Иван Алексеев (Noize MC) Евгения Альбац, Сергей Пархоменко, Олег Кашин, Сергей Шаргунов. За редкими исключениями, почти все они были людьми либеральных и очень умеренных взглядов. В общественной жизни они участвовали лишь как медийные персоны, в активистских движениях почти никто не состоял.
Вторую категорию выступавших составляли либеральные политики (многие в прошлом – высокопоставленные чиновники) и представители так называемой системной оппозиции (т. е. партий, участвовавших в выборах): Владимир Рыжков (ведущий митинга), Григорий Явлинский, Сергей Алексашенко, Сергей Митрохин, Михаил Касьянов, Борис Немцов, а также Оксана Дмитриева, Геннадий Гудков и Илья Пономарев из «Справедливой России», и Андрей Клычков из КПРФ.
Те или иные активистские сообщества представляли лишь Евгения Чирикова (Движение в защиту Химкинского леса), Анастасия Удальцова (Левый фронт), Константин Крылов (Русское общественное движение), Петр Шкуматов (движение против транспортных привилегий чиновников «Синие ведерки»), правозащитники Олег Орлов (правозащитный центр «Мемориал») и Елена Панфилова (Transparency International).
Большинство выступавших говорили о фальсификациях и вбросах на выборах, требовали организовать перевыборы (в чем митингующие их поддерживали громкими криками). Важным требованием стало освобождение политзаключенных. Раздавались также голоса в пользу простого пересчета голосов – эта идея получала в толпе не меньше поддержки, чем более радикальное требование повторных выборов. Некоторые ораторы призывали готовиться к дальнейшим уличным протестам, а также к президентским выборам в марте 2012 г.
Состав ораторов отражал расклад сил в складывавшейся группе руководителей движения. Преобладали в ней либеральные политики и либеральные же журналисты.
Конфликт вокруг захвата митингов группой граждан «с мозгами» его организаторы старались замять. В очень мягкой форме о нем все-таки упомянула Анастасия Удальцова, но больше никто из ораторов эту тему не затронул.
Над площадью реяли флаги десятков политических объединений, социальных движений и инициативных групп. Меньшую часть собравшихся составляли активисты, уже обладающие опытом коллективного участия, а большую – те, для кого этот митинг оказался первым в жизни (или, по меньшей мере, за долгие годы). Но опытные участники были намного активнее. Они демонстрировали символику, плакаты и баннеры с лозунгами и требованиями, раздавали агитационную продукцию – от листовок до газет и даже книг. Собственно, начался процесс, который и является предметом нашего исследования: воздействие активистских сообществ на широкое общественное движение.
Обыватели, возмущенные бросавшимися в глаза нарушениями и вышедшие на митинг протеста, столкнулись с большим разнообразием идеологий и связанных с ними стратегий развития гражданского движения. Первое соприкосновение этих сред показало, что симпатии большинства – на стороне умеренных, что радикализм их отталкивает. Но процесс только начался…
Около ближайшей станции метро, а также прямо у турникетов при входе на Болотную площадь всем желающим раздавали белые ленты. Это делали активисты возникшей в интернете одноименной инициативы («Белая Лента»). Они видели свою задачу в том, чтобы объединить на символическом уровне всех, кто недоволен итогами голосования, но боится выходить на улицу. Белой ленте было суждено стать символом всего массового движения, которое на протяжении года сотрясало страну. Это была одна из первых общественных инициатив, порожденных начавшейся волной подъема. Представляется, что образ мыслей и система целеполагания, характерная для активистов «Белой ленты» первого призыва, вполне релевантны господствовавшим в тот день настроениям на Болотной площади в целом.
Одна из основательниц движения «Белая лента», рассказала о тех целях, которые она и ее товарищи преследовали:
Вечером того же дня несанкционированную акцию против «выборов без выбора» провели националисты. В ней приняли участие две-три сотни активистов. Но результат был примерно такой же, как и у левых: аресты. В полиции оказались, в числе прочих, лидеры националистов: Александр Белов, Дмитрий Демушкин и Даниил Константинов. По данным полиции, всего в Москве в этот день были задержаны 258 человек.
На следующий после выборов день, 5 декабря, движение «Солидарность» готовило митинг протеста против итогов заведомо нечестных (по мнению оппозиционеров) выборов. Митинг был заранее согласован с мэрией. В социальной сети «Facebook» к вечеру 5 декабря о своем участии в мероприятии написали 2700 человек. Особых ожиданий, однако, у организаторов не было. Предполагалось, что реальная численность протестующих будет традиционно низкой: в пределах нескольких сотен активистов. Эти ожидания, казалось бы, получили подтверждение, когда на аналогичный митинг КПРФ против итогов подсчета голосов днем 5 декабря пришли лишь 400 человек.
Когда Алексей Навальный написал одному из организаторов митинга «Солидарности» Илье Яшину об этом смс, Яшин ответил: «Ну, есть риск, что у нас будет 800»[24]. Но эти буднично-пессимистичные ожидания не оправдались. Вот как о событиях 5 декабря вспоминает сам Алексей Навальный:
«Вышел из метро: не понимаю куда попал.Примерно такие же эмоции испытывали и рядовые участники этого митинга, большинство из которых действительно впервые вышли на улицу, чтобы протестовать. Вот рассказ одного из наших респондентов:
Народу море, все молодые. Очень сильно это отличалось от митингов, которые я видел раньше. Люди все какие-то тоже злые и растерянные. Явно 85 % никогда в жизни на митингах не были. В этот раз тоже из принципа пришли, это было сразу заметно. Никого вообще не знаю и в лицо не узнаю, что очень нехарактерно для традиционного „митинга оппозиции“, где все участники мне уже как родные»[25].
«Я тоже из тех людей, для которых 5 декабря стало переломным моментом. Потому что, когда я пришла на митинг на Чистых прудах, опоздав минут на 30, я думала, там будет кучка народу, 300 человек. Когда я вышла из метро и поняла, сколько народу, я шла и счастливо улыбалась. У меня появилось ощущение: „О, Боже мой, оказывается, не у меня одной такая реакция“».Всего на Чистопрудном бульваре собрались, по разным оценкам, от 5 до 10 тысяч человек. Такого не ожидал никто. Организаторы были в растерянности. Со сцены выступили деятели культуры и либеральные политики: Артемий Троицкий, Алексей Навальный, Виктор Шендерович, Евгения Чирикова, Илья Яшин, Борис Немцов, Владимир Рыжков, Дмитрий Быков. Более половины пришедших не попали на отведенную для митинга площадку, так как полиция не пропускала «лишних людей» за ограждения.
К 20:30 митинг подошел к концу. Однако у многих не было настроения расходиться. Илья Яшин призвал идти к зданию Центризбиркома на Лубянке (сказалась школа Маршей несогласных!). Его поддержал Навальный. Значительная часть толпы пыталась двинуться по Мясницкой улице, но была остановлена ОМОНом. Части активистов удалось прорвать оцепление и дойти до Лубянки, а единицам даже до Красной площади. Но около 300 человек, включая Яшина и Навального, были задержаны[26]. Суд приговорил их к 15 суткам административного ареста, вместе с еще примерно сотней активистов.
Стало понятно, что ситуация в стране резко изменилась. Протестное движение за один вечер превратилось в ключевой фактор внутриполитического развития.
Днем 6 декабря в Москву были введены внутренние войска. «В связи с проведением разрешенных массовых акций и для пресечения попыток возможных несанкционированных акций общее число мобильных резервов увеличено, в том числе за счет внутренних войск», – сообщали новостные агентства[27]. Несмотря на это, в городе вновь произошли несанкционированные акции протеста: на Тверской улице возле метро Пушкинская и на Триумфальной площади. Опять не обошлось без сотен задержанных.
Власть пыталась противостоять разраставшейся на глазах оппозиции, организуя контр-митинги с помощью лояльных молодежных движений и структур «Единой России». Но из этого ничего, кроме конфуза, не вышло. Объективы фото– и телекамер фиксировали то согнанных на проправительственные митинги дворников-мигрантов, то свезенных из провинции юношей и девушек, которые даже не понимали, в чем им пришлось участвовать. Одна из участниц проправительственного митинга, приехавшая в Москву из провинции, дала интервью журналисту. Она говорила не очень уверенно и неудачно формулировала доводы в защиту действующей власти. «Единая Россия, – говорила девушка, представившаяся Светой из Иваново, – очень много сделала достижений… мы стали более лучше одеваться и не было того, что сейчас… Это очень большие достижения! В сельском хозяйстве очень хорошо… С жильем никаких проблем… Людям помогают очень хорошо…»[28]. Выложенное в интернет видео стало невероятно популярным. В глазах недовольных Света из Иваново стала символом самой власти и ее пропаганды – нелепой, смешной, неубедительной.
Стало понятно, что реального актива – не проплаченных или административно собранных людей – а именно активистов в распоряжении прокремлевских сил почти нет. В резко накалившейся обстановке это лишь подливало масла в огонь…
В блогосфере и социальных сетях царила атмосфера эйфории. Показательно, как изменился тон высказываний на «стене» в фейсбучной группе, в которой шла запись людей на митинг 5 декабря. До митинга там появлялись записи в «обывательском» или в «конспирологическом» стиле. Их авторы высказывались в том духе, что уличные мероприятия, митинги – это бессмысленная трата времени, которая ни к чему не приведет. Другие пугали репрессиями против митингующих. Третьи утверждали, что достойный человек должен «быть выше всей этой грязи». Многие отказывались приходить, поскольку считали, что «это будет жалкое зрелище». Приведем несколько цитат:
«Хотите расскажу что будет? придет 200 человек, 100 из них будут делать вид, что они просто так гуляют, будут зырить и снимать издалека это собрание, потом приедет милиция, много, и по мегафону предложат разойтись и прекратить незаконный митинг, в этот момент к группе митингующих присоединятся 8-10 бабушек из соседних домов, которым нравится орать, митингующие будут кричать Далой, Пазор и прочее, ментов станет больше, вас окружат, с большой долей вероятности какой– нибудь идиот, или засланный казачок кинет в оцепление предмет (бутылку, снежок) и вас начнут вязать, и бить, потом будет ночь в обезьяннике, у самых активных митингующий при задержании НАЙДУТ: (наркотики, оружие, тротил, детское порно в телефоне) или что то еще. и никого не будет е… ть, что у них карманы были пустые, рассказать что будет дальше? ничего».Но уже с позднего вечера 5 декабря подобные высказывания практически исчезли. Немногочисленные комментарии противников оппозиции (которых другие пользователи чаще всего обвиняют в оплачиваемой провокатуре) тонут в гигабайтах восторженных отзывов и победных реляций.
«Думаю, со стороны это будет жалкое зрелище. Всегда предпочитал митингам протеста перфомансы и флэшмобы».
Прямо с акции 5 декабря пользователь Varvara Turova пишет: «Весь бульвар забит людьми, вокруг толпы, люди еще подходят. Беспорядков и драк не видела. Менты спокойные. Оч. оч. оч. круто. Приходите!!!!!». Некто Sandy Kirti делится своим выводом: «Спасибо всем, кто пришел, несмотря на дождь, слякоть, ОМОН и проч. Чувствовалось общее единение. Мы не сдаемся, мы вместе, и это очень здорово! Основной месседж, который я услышал – политика делается не в твиторах, а на улицах и площадях. И я рад, что пришло ТАК много народа»[29]
Перелом в общественных настроениях закрепляется. Уличный протест превращается в легитимную и гипотетически эффективную технологию в глазах широкой аудитории. По всей видимости, понимают это и власти. Они пытаются остановить нарастание протеста репрессиями. Пока весьма мягкими.
Еще в ноябре активисты Сергей и Анастасия Удальцовы из Левого фронта и Надежда Митюшкина из Солидарности подали заявку на митинг численностью 300 человек на 10 декабря на площади Революции в столице. После событий 5–6 декабря внимание к этой акции резко повышается. В ночь с 6-е на 7-е журналист Илья Клишин создал страницу митинга на Facebook. К утру о своем решении прийти на площадь Революции на ней заявили уже 10 тыс. человек (8 декабря их стало уже 25000). «Меня разбудили иностранные журналисты с вопросом: не я ли организовываю революцию в России?» – рассказывал Клишин в интервью The New Times[30].
Главный организатор митинга Сергей Удальцов, как уже говорилось, в этот момент отбывал 5 суток административного ареста за «переход улицы в неположенном месте». В знак протеста против произвола он объявил сухую голодовку. В результате 8 декабря он был госпитализирован в Боткинскую больницу, где и узнал последние новости. А они были удивительными.
То, что скромный митинг левых превратится в грандиозную демонстрацию протеста, осознали и власти, и оппозиция, и те, кто находился между ними. Площадь Революции была по периметру закрыта металлическими ограждениями с табличками «Мосводоканала»: городские службы утверждали, что произошел неожиданный прорыв подземных вод. Власти искали предлог для отмены митинга. В этот момент подключились «трезвые головы».
Главный редактор журнала «Вокруг света» Сергей Пархоменко, в будущем – член Оргкомитета оппозиционных митингов, рассказывал: «Когда мы поняли, что на митинг придут больше 50 тыс. человек, которых через два металлоискателя будут пропускать на площадь Революции, нам стало ясно – это обернется Ходынкой. И меня это пугало гораздо больше, чем любой спецназ»[31]. Исходя из этих соображений, Пархоменко предложил свои услуги мэрии Москвы:
«И мы вступили в отношения с мэрией, совершенно, надо сказать, неформальные, потому что, хочу напомнить, заявка на 10-е число была подана не нами, она была подана группой, я бы сказал, технических сотрудников „Солидарности“: Надя Митюшкина, Давидис, жена Сергея Удальцова – Настя. Поэтому формально мы не могли вести с мэрией никакие разговоры. Однако мы воспользовались некоторыми неформальными возможностями, некоторыми знакомствами и подали в мэрию сигнал: тут есть группа людей, не тех, которые являются заявителями, а тех, у которых есть мозги. Они считают, что нужно это переносить, и они считают, что это ваша проблема. Что это вам надо будет справляться вот с таким количеством людей. Мы прогнозируем, что людей придет вот столько. И вам надо что-то такое сделать, чтобы там не произошло ничего плохого. Если хотите – мы вам в этом посодействуем. Если хотите выглядеть идиотами – продолжайте выглядеть»[32]Видимо, благодаря «наличию мозгов», Пархоменко и его коллеги Владимир Рыжков и Борис Немцов нашли общий язык с чиновниками. Они договорились о переносе митинга с просторной, но близкой к Кремлю площади Революции на во всех отношениях менее удобную Болотную площадь. В переговорах с ними участвовали не только представители столичной мэрии, но и заместитель главы Администрации президента РФ Алексей Громов, что говорит о том, какое значение предстоящему митингу придавала власть[33].
Впрочем, сами заявители митинга об этих переговорах узнали из новостей поздним вечером 8-го декабря. Большую часть этого дня Анастасия Удальцова (которая, разумеется, никогда не была «техническим сотрудником» «Солидарности», а представляла «Левый фронт») и Надежда Митюшкина провели на переговорах в здании московского правительства на Новом Арбате (люди «с мозгами» вели переговоры на Тверской, 13). Они официально отказались от предложения о переносе мероприятия. Их попытка отстоять свое, как официальных заявителей, право принимать решения ничем не кончилась.
Когда известие о переносе митинга дошло до офиса «Солидарности», в котором в тот момент проходило совещание активистов организации с участием самой Митюшкиной, там его встретили взрывом возмущения. Очевидцы рассказывали, что «активист „Солидарности“ Янкаускас бегал по офису и кричал: „Давайте уже, наконец, отпи… им Немцова!“»[34].
Автор этих строк вечером того же дня виделся с Сергеем Удальцовым, которого из-за ухудшения состояния здоровья в результате сухой голодовки перевели из спецприемника в больницу. Узнав о происходящем, Удальцов тоже попытался воспрепятствовать «рейдерскому захвату» митинга «людьми с мозгами». Он продиктовал по телефону заявление о том, что выйдя из спецприемника, он пойдет на площадь Революции. После этого он стал дозваниваться в эфир основных оппозиционных радиостанций, чтобы сообщить о своей позиции. Примечательно, что обычно очень внимательные к его словам оппозиционные журналисты в ряде случаев отказывались ставить в эфир его слова протеста против действий группы Пархоменко-Рыжкова-Немцова.
Жена Удальцова позже сообщила, что «поздно вечером 8 декабря врачи насильно перевели его в реанимационное отделение и пытаются изъять телефон». 9 декабря в 13.45 у Удальцова истек срок ареста на пять суток. Однако его не только не отпустили, но палату, в которой он находился, взяли под плотную охрану около 15 полицейских. 10 декабря Удальцов был задержан прямо в Боткинской больнице за два часа до начала митинга. Он был вывезен в судебный участок № 99 Зюзинского района, где судья Белолипецкая А. Ю. присудила ему 15 суток ареста по статье 20.25 (оставление места наказания) КоАП РФ за события двухмесячной давности.
По всей видимости, власти сочли Удальцова способным сорвать план с переводом митинга на Болотную площадь и решили подержать его в спецприемнике подольше. В то же время, по свидетельству Сергея Пархоменко, чиновники мэрии гарантировали, что разрешат активистам, которые все же придут на площадь Революции, мирно перейти на Болотную, а также пообещали не трогать тех, кто останется митинговать там. Под этими последними подразумевались сторонники Эдуарда Лимонова[35].
Новый арест Удальцова (как показалось большинству протестующих, откровенно незаконный) лишь добавил масла в огонь. Авторитет лидера «Левого фронта» вырос. Его имя стало превращаться в один из символов протеста.
В середине дня 10 декабря в Москве люди стали собираться одновременно в двух местах – на Болотной площади и на площади Революции. Популярное в столице радио «Эхо Москвы» и большинство других СМИ настойчиво повторяли лишь про митинг на Болотной. Это сыграло свою роль: на Болотной людей оказалось намного больше. Но и напротив Большого театра образовалась толпа в 2–3 тысячи человек. В отличие от Болотной, здесь была намного выше концентрация активистов самых разных движений – от леворадикальных до националистических и либеральных.
О том, сколько человек в итоге пришли на Болотную площадь 10 декабря 2011 г., до сих пор спорят. ГУВД сначала оценило объем протеста в 7000 человек, затем повысило оценку до 25000. С трибуны митинга на Болотной площади звучали цифры в 100 и даже в 150 тысяч человек. Большинство журналистов оценивают число собравшихся в диапазоне от 50 до 85 тысяч человек.
От 3000 до 7000 вышли на митинг протеста в Новосибирске и примерно столько же в Екатеринбурге. Порядка 10 000 человек – в Санкт-Петербурге. В десятках других городов также прошли акции, собравшие от нескольких десятков до 1–2 тысяч участников. В некоторых местах акции были несанкционированными с властями, и их разогнала полиция[36].
Хотя в Москве люди собирались сразу на двух площадях – Манежной и Болотной, большого раскола не произошло. Около 14.00 на площадь Революции явился Борис Немцов. В мегафон он обрисовал свое видение ситуации и призвал двигаться в сторону Болотной площади. За ним двинулись примерно 1000 активистов. Следующую колонну образовали активисты левых организаций. Примерно 1000 активистов и присоединившихся к ним граждан также отправились на Болотную, сформировав колонну с развернутыми знаменами. Это была первая с середины 1990-х гг. полноценная демонстрация левых мимо Кремля.
За ними с небольшим интервалом последовали националисты. На площади Революции остался только Эдуард Лимонов и его сторонники (300–400 человек). Несмотря на их радикальные лозунги, полиция их так и не тронула, сдержав обещание, данное московскими чиновниками «людям с мозгами». Но пример «другороссов» ясно показал: радикальные действия абсолютному большинству новых участников протестного движения чужды. Во всяком случае, пока.
Это проявилось и в том дружном неприятии большинством митинговавших в этот день как политических радикалов самих по себе, так и их попыток перейти к более решительным по форме действиям и даже лозунгам.
Еще накануне митинга в интернете распространились призывы дистанцироваться от «крайних» и в той или иной форме выражать им свое неприятие. Так и произошло. Когда колонна Левого фронта пришла с Площади Революции на Болотную, скандируя «Ре-во-лю-ция!», люди вокруг расступались, кричали «нет» или «фуу». Несколько попыток крайне правых и крайне левых активистов зажечь сигнальные факелы («файеры»), пресекались простыми участниками митинга. Люди начинали кричать «Провокаторы!» и свистеть[37].
Состав ораторов на трибуне митинга на Болотной оказался показательным. Из трех категорий людей, попавших на трибуну, представители активистских сообществ оказались в самом невыгодном положении.
Больше всего было среди выступавших известных «деятелей культуры»: журналистов, писателей, актеров. Среди них были Леонид Парфенов, Дмитрий Быков, Борис Акунин, Татьяна Лазарева, Иван Алексеев (Noize MC) Евгения Альбац, Сергей Пархоменко, Олег Кашин, Сергей Шаргунов. За редкими исключениями, почти все они были людьми либеральных и очень умеренных взглядов. В общественной жизни они участвовали лишь как медийные персоны, в активистских движениях почти никто не состоял.
Вторую категорию выступавших составляли либеральные политики (многие в прошлом – высокопоставленные чиновники) и представители так называемой системной оппозиции (т. е. партий, участвовавших в выборах): Владимир Рыжков (ведущий митинга), Григорий Явлинский, Сергей Алексашенко, Сергей Митрохин, Михаил Касьянов, Борис Немцов, а также Оксана Дмитриева, Геннадий Гудков и Илья Пономарев из «Справедливой России», и Андрей Клычков из КПРФ.
Те или иные активистские сообщества представляли лишь Евгения Чирикова (Движение в защиту Химкинского леса), Анастасия Удальцова (Левый фронт), Константин Крылов (Русское общественное движение), Петр Шкуматов (движение против транспортных привилегий чиновников «Синие ведерки»), правозащитники Олег Орлов (правозащитный центр «Мемориал») и Елена Панфилова (Transparency International).
Большинство выступавших говорили о фальсификациях и вбросах на выборах, требовали организовать перевыборы (в чем митингующие их поддерживали громкими криками). Важным требованием стало освобождение политзаключенных. Раздавались также голоса в пользу простого пересчета голосов – эта идея получала в толпе не меньше поддержки, чем более радикальное требование повторных выборов. Некоторые ораторы призывали готовиться к дальнейшим уличным протестам, а также к президентским выборам в марте 2012 г.
Состав ораторов отражал расклад сил в складывавшейся группе руководителей движения. Преобладали в ней либеральные политики и либеральные же журналисты.
Конфликт вокруг захвата митингов группой граждан «с мозгами» его организаторы старались замять. В очень мягкой форме о нем все-таки упомянула Анастасия Удальцова, но больше никто из ораторов эту тему не затронул.
Над площадью реяли флаги десятков политических объединений, социальных движений и инициативных групп. Меньшую часть собравшихся составляли активисты, уже обладающие опытом коллективного участия, а большую – те, для кого этот митинг оказался первым в жизни (или, по меньшей мере, за долгие годы). Но опытные участники были намного активнее. Они демонстрировали символику, плакаты и баннеры с лозунгами и требованиями, раздавали агитационную продукцию – от листовок до газет и даже книг. Собственно, начался процесс, который и является предметом нашего исследования: воздействие активистских сообществ на широкое общественное движение.
Обыватели, возмущенные бросавшимися в глаза нарушениями и вышедшие на митинг протеста, столкнулись с большим разнообразием идеологий и связанных с ними стратегий развития гражданского движения. Первое соприкосновение этих сред показало, что симпатии большинства – на стороне умеренных, что радикализм их отталкивает. Но процесс только начался…
Около ближайшей станции метро, а также прямо у турникетов при входе на Болотную площадь всем желающим раздавали белые ленты. Это делали активисты возникшей в интернете одноименной инициативы («Белая Лента»). Они видели свою задачу в том, чтобы объединить на символическом уровне всех, кто недоволен итогами голосования, но боится выходить на улицу. Белой ленте было суждено стать символом всего массового движения, которое на протяжении года сотрясало страну. Это была одна из первых общественных инициатив, порожденных начавшейся волной подъема. Представляется, что образ мыслей и система целеполагания, характерная для активистов «Белой ленты» первого призыва, вполне релевантны господствовавшим в тот день настроениям на Болотной площади в целом.
Одна из основательниц движения «Белая лента», рассказала о тех целях, которые она и ее товарищи преследовали:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента