>Да, да. Это ты уже говорил вчера. И позавчера вроде бы тоже.
   >Правду можно повторять сколько угодно раз, тем более это необходимо, чтобы хотя бы крохи истинного света остались в твоей голове.
   Гудвин был готов согласиться с любым утверждением, лишь бы уйти от пространного разговора о многоступенчатом отборе в сверхчелы, к коим любил себя причислять РейН.
   >Хорошо. Но скажи сначала, когда я смогу ознакомиться с новой порцией добрых сказочностей?
   На экране возник скептический смайлик, выражавший невысокое мнение о способностях Гейта вести интеллектуальные беседы.
   >Ожидай завтра. И запомни: нетерпение и любопытство – не лучшие способы познания окружающего мира. Можно и без носа остаться.
   Через мгновение РейН вышел в оффлайн, не попрощавшись. Как обычно.
   – О’кей, ожидаю без нетерпения, – пробормотал Гудвин.
 
   Перед сном он около получаса ворочался и никак не мог отключиться. Перед глазами всплывали то дуло игольника, то «ожидается завтра» на экране мессенджера. Стоило откинуть эти мысли, как их место занимали воспоминания о цитрусовой девушке. В итоге, не выдержав, Гудвин запустил легкий стимулятор сна. Через секунду перед его внутренним взором будто начал вращаться калейдоскоп, превращая настойчивые образы в цветную мозаику, которая пересыпа́лась будто бы с успокаивающим шуршанием.
   Последним, кого он увидел, засыпая, был Железный дровосек. Он почему-то отрубил голову Страшиле, а затем убил и Трусливого льва… Вытащил свое сердце и упал у ног Элли. Лица девочки не было видно, только слышались заливистый смех и мерное постукивание. Постукивание каблучков по дороге из желтого кирпича.

2

   Новый Вавилон не требовал от своих граждан работать. Он вообще ничего не требовал и ничего не давал просто так. Законники следили за выполнением принятых правил, но их придумал не сам город, а населяющие его люди.
   И даже в этих правилах не было написано, что чел обязан трудиться.
   Помимо своей основной деятельности – продажи нелегального софта, – Гудвин был еще и специалистом по обеспечению компьютерной безопасности. Изредка его нанимали с целью проверить защиту или организовать ее. Некоторые «конторы» заключали с ним постоянные контракты, и он периодически мониторил их работоспособность. За это всё, разумеется, получал деньги, которые могли объяснить, откуда у него в доме столько первосортного железа, откуда у него вообще эта квартира и на что, собственно говоря, Гудвин Гейт живет и процветает. Если вдруг кому-нибудь пришло бы в голову полюбопытствовать.
   Одним из неписаных законов Нового Вавилона было понятие «личной тайны», насколько оно вообще применимо в городе, где каждый шпионит за каждым.
   Впрочем, деньги Гейта интересовали постольку поскольку. Другим – может быть, но самому себе он никогда не говорил, что вступил на территорию беззакония из любви к деньгам. Не было у него и ложного представления о собственной миссии или предназначении нести софт в массы. Никто не нашел бы его подписи под манифестами, призывающими легализовать то, что было незаконно. Да и если бы он перестал тратить время на «нелегал» и занялся только своей основной деятельностью, зарабатывал бы столько же. Хорошие специалисты по взлому и защите ценились, а Гудвин Гейт был не просто хорошим – отличным.
   Но его привлекало хождение по лезвию бритвы. Танец на тонком льду, который от любого неосторожного движения готов провалиться и утащить тебя в холодную бездну. Риск и игра на грани – вот настоящие демоны Гудвина, перетянувшие его на темную сторону.
   А еще паранойя.
   Неизвестно даже, что именно – полная опасностей жизнь или паранойя – появилось раньше. Была ли его увлеченность «нелицензом» всего лишь оправданием психического расстройства, о котором он знал, но предпочитал не придавать ему значения? Если тебе кажется, что тебя преследуют, то, дабы не сойти с ума, стоит сделать преследование настоящим?..
   Впрочем, так обстоятельно и подробно этот вопрос он не осмысливал никогда.
   И хотя Новый Вавилон не требовал от своих жителей работать, Гудвин, проснувшись, первым делом проверил контакты. Ни одна из контор, находившихся под его присмотром, о проблемах не сообщала. Только удостоверившись в этом, он отправился в душ, а потом завтракать. Для большинства это было обеденное время, но Гудвин всегда руководствовался принципом «когда встал, тогда и утро», а «завтра», что естественно, наступало для него в момент пробуждения. И до того времени было «сегодня», независимо от цифр на часах.
   По окончании всех гигиенических процедур он уселся возле нетбука со стаканом «Кофе-Ультра» – «Столько кофеина, сколько вы можете себе позволить!» – и теперь уже досконально проверил состояние подконтрольных ему сетей. Несмотря на то что они были скорее прикрытием, Гейт считал, что любую работу следует делать хорошо.
   В этот самый момент, как будто за его действиями тщательно следили – очередной приступ паранойи, – мигнул экран мессенджера.
   Сообщение от находившегося в оффлайне РейНа:
   >Получите, распишитесь.
   И ссылка на архив в одном из платных хранилищ данных, пароль от которого знали только они двое. Хозяева того сервера драли большие деньги, но благоразумно не лезли в файлы клиентов, держали крепкую защиту и гарантировали, что в случае прорыва или физической конфискации сервера данные на нем будут необратимо стерты. Гудвин несколько раз пытался взломать защиту и проверял, не копается ли кто-нибудь в чужих файлах. Все было честно, как и обещали.
   Некоторые предпочитают держаться установленных правил, пусть даже эти правила установлены лично ими и местами идут вразрез с законом. Не самое распространенное качество в Новом Вавилоне, но одно из самых ценимых.
   – Вот и счастье привалило, – пробормотал Гудвин и, кликнув на ссылку, начал закачку.
   Через несколько секунд он уже потрошил архив. Файлы с софтом на продажу скинул в отдельную папку – с ними разберется позже, а вот папку с незамысловатым названием «ЭлБа» принялся изучать сразу же.
   Внутри два файла. Сначала Гейт открыл тот, что назывался «Инструкция». РейН, как всегда, был философичен, но удивительно краток в своих рекомендациях. Однако это был как раз тот случай, когда хотелось бы прояснить все более подробно.
   На всякий пожарный Гудвин написал РейНу в мессенджер, но тот как был в оффлайне, так там и остался. Либо действительно куда-то отлучился, либо нарочно скрывался, оставив оппонента наедине с программой. В самой же инструкции было написано вот что:
 
   Запустить в режиме полной синхронизации с мозгом. После установки возможно легкое головокружение, но оно лишь следствие непривычности духа к обладанию таким могуществом.
   Могуществом, которое способно свершить любую месть и оградить своего хозяина от многих бед.
   Но еще бо́льшие силы обретет тот, кто сможет найти дорогу и прийти к согласию с этим внутренним духом.
 
   Из всего этого Гудвин понял только, что программа работает непосредственно с нервной системой. И что она сделает его «могущественным». Но никакой конкретики, одни расплывчатые формулировки, подходящие скорее какому-нибудь древнему артефакту, чем описанию программы.
   И самое обидное, что РейН, насколько его Гудвин успел изучить, даже если появится в сети, ни словом не обмолвится об ЭлБе. А если его спросить, пустится в такие пространные рассуждения, по сравнению с которыми данная инструкция покажется образцом вменяемости.
   В то время как у Гудвина Гейта бывали приступы паранойи – не всегда необоснованные, – РейН страдал излишней скрытностью. Страдал, разумеется, по мнению Гудвина.
   Так или иначе, в итоге Гудвин остался с проблемой один на один. С одной стороны, решение не будет никем навязано, с другой – ни с кем нельзя посоветоваться.
   Ну, или почти ни с кем.
   Когда целыми днями разговариваешь только с самим собой – естественно, обсуждение рабочих вопросов с клиентами и общение с компьютерами в стиле «Давай работай же!» не в счет, – можно и свихнуться. Начинается все с того, что по утрам ты прощаешься с зеркалом, а вечером здороваешься с ним, потом ведешь задушевные беседы перед сном со своей тенью на стене, пускаешься в диалоги с собственноручно запрограммированными ботами и виртуалами… Отсюда рукой подать до полного расстройства психики. В случае Гудвина с его паранойей воображаемый собеседник только усугубил бы ситуацию.
   Поэтому, как ни старался Гудвин Гейт быть и слыть одиночкой, друг у него все же имелся. Из тех, с кем приятно выпить стаканчик-другой и поделиться накипевшим, не доходя до крайней степени откровенности.
   Пару раз в месяц Гудвин выбирался в какой-нибудь бар и встречался там с Джеромом. Они никогда не прогуливались вместе и не бывали друг у друга в гостях, хотя Джерри неоднократно приглашал Гудвина к себе. Просто Великий и Ужасный всегда обставлял дело так, будто не питает к этому челу никаких дружеских чувств, а встречается с ним по деловым вопросам, потому что не хотел подставлять товарища. Когда же Джером перебирал и пытался вешаться Гудвину на шею, жалуясь на несовершенство мира, тот молча вставал и уходил, отговариваясь редкой формой аллергии на чужие эмоции.
   Гудвин еще раз перечитал инструкцию и не решил, готов ли он испробовать на себе действие ЭлБы. Кажется, настало время для разгрузки мозга путем дружеского общения. Он кликнул на контакт Джерома – тот, что весьма удобно, болтался в онлайне в любое время суток – и написал:
   >Как насчет встретиться?
   Ответ пришел незамедлительно:
   >Обеими руками за, давно не виделись! Где и когда?
   Джером согласился бы на всё, лишь бы не работать, поэтому энтузиазм его был вполне искренним.
   >Во «Флеше», оранжевый сектор. Чем быстрее, тем лучше. Подходит?
   >Через полчаса буду, ага. До встречи.
   Гудвин задумчиво кивнул окошку мессенджера и сразу, чтобы потом не забыть, стер историю разговора. Одно дело, когда паранойя касается тебя самого, и совсем другое – мелочи, способные вывести нехороших людей на чела, который не то что не при делах, а абсолютно не осведомлен об опасной жизни своего приятеля.
   Уже выходя из квартиры, Гудвин запоздало усмехнулся, вспомнив, что назначил встречу именно в оранжевом секторе бара. Налицо зависание приятных воспоминаний в долговременной памяти и включение ассоциаций, с ними связанных.
 
   Джером никогда не умел подкрадываться. Человек, который одним глазом просматривает сводки ньюсов, другим озирает все вокруг, а при этом еще и наслаждается любимой музыкой, просто не приспособлен для незаметного приближения. Если добавить к этому патологическую рассеянность и умение задевать встречных людей и предметы, то не вызывает удивления, что не успел Джером протолкаться сквозь толпу и до половины зала, как Гудвин его заметил. И даже заказал ему коктейль – двойной мартини голубоватого цвета с ликером и вишенкой-флешкой на краю бокала. Бегущая строка над стойкой обещала феерию ощущений и эмоций: «Сенсорные программы к нашим напиткам – лучшие в городе!»
   – Уф-ф, – выдохнул Джерри, стащив наушники и пытаясь удобно устроиться за стойкой – это, кстати, тоже ему никогда особенно не удавалось. – Привет.
   – Аналогично.
   – Опять неприятности? – поинтересовался Джером. Он давно уже понял, что Гудвин в хорошем настроении – редкость, и если окажешься с ним вместе за барной стойкой, жди если не жалоб, то размышлений вслух о трудностях жизни.
   – Не могу разобраться с одной новой программкой.
   – Я не слишком хорошо разбираюсь в софте, насколько ты помнишь. – Джером даже отставил в сторону коктейль. Гейт не любил говорить о работе, поэтому такое заявление не могло не вызвать удивления.
   – Вопрос не в программе, а в отношении к ней. Не могу решить, использовать ее или нет.
   – Что мешает определиться?
   – Это новый продукт. И инструкции к нему нет. Вернее, есть, но в духе «Очень крутая штука».
   – А что мешает проверить? У тебя же защита должна стоять – ого-го. Если ты ее другим делаешь, то уж о себе наверняка позаботился.
   – Не в защите дело… – Гудвин замялся. Не объяснишь же Джерому, насколько опасны программы синхронизации с сознанием. Подобный софт в основном содержал либо нелегальные психостимуляторы, либо элементы дзена – для просветляющихся. Стоит избегать подобной информации.
   – А в чем?
   – Боюсь разочароваться. Представь: подарили тебе на какой-нибудь праздник коробку в блестящей обертке, с бантиком, с этикеткой – «самое лучшее, что ты себе можешь представить». Разворачиваешь с нетерпением – а там пусто. Или лежит обычный коммуникатор, устаревший, несколько месяцев назад выпущенный на рынок. Так и здесь – мне прислали программу, я чувствую, что она должна быть отличной, но что у нее внутри – пока не знаю. Ты бы что сделал на моем месте?
   – Проверил. А вдруг правда? – улыбнулся Джерри. – Если ерунда, то она не перестанет быть таковой, пока ты мучаешься сомнениями. А если действительно хорошая штука, то, не используя ее, ты зря теряешь время.
   За что Гудвин больше всего любил Джерома, так это за то, что в его исполнении самые сложные мировоззренческие вопросы приобретали линейные, ясные очертания. Не нравится – не кушай. Дают – бери, бьют – беги. Приходи – не бойся, уходи – не плачь. Никаких рефлексий и страданий по интеллектуальным поводам. С такой точки зрения вопрос об использовании ЭлБы выглядел действительно простым и понятным.
   Вообще отношение друга к жизни представлялось Гудвину весьма странным, хотя он не отрицал, что и жизнь не оставалась перед Джеромом в долгу. Они – Джером и жизнь – оба старательно делали вид, что любят друг друга и им наплевать, как кто себя ведет и чем занимается.
   – Слушай, – сказал он вдруг. – А это не та штуковина, которая людям мозги выносит?
   – В смысле – выносит?
   – Ну, ты устанавливаешь какую-то штуку, вроде бы как патч для дзен-софта, себе в мозг, а потом – бац! – Джером резко ударил ладонью о ладонь, отчего Гудвин вздрогнул. – И мозги вскипают.
   – Ты же знаешь, я такой ерундой не пользуюсь. Просветленным я становиться не собираюсь, мышцы не качаю, а расслабляться предпочитаю какими-нибудь другими способами. Да и не такой я псих, чтобы вкачивать всякую дрянь прямо в мозг.
   – Все так говорят, – глубокомысленно заявил Джером тоном чела, погрязшего в пороках и перепробовавшего всё и вся на белом свете, хотя Гудвин точно знал, что это не так. В данном отношении друг был чист и девственен. Впрочем, может быть, он был таким во всех отношениях.
   Тем не менее слова Джерома взволновали Гейта. Сердце забилось чаще, а ладонь, держащая стакан, вспотела.
   – Зачем кому-то отправлять мне такую программу? – спросил он. – Это ведь подарок.
   – Может быть, тот, кто его послал, хочет тебя убить? – пожал плечами Джером.
   Была у него еще одна особенность, которую до сего дня Гудвин считал забавной, – всегда говорить то, что первым приходит в голову. От нее Джером частенько страдал – люди порой обижались и активно демонстрировали свое недовольство, – потом жаловался другу, а тот лишь посмеивался над ним. Но теперь это уже не казалось таким смешным.
   Зачем РейНу убивать Гудвина? Ну в самом деле?
   Чтобы отнять его бизнес? Так ведь РейН ни в чем не нуждался, как не раз заверял, да и в любом случае у Гудвина не было никаких контактов, кроме номера мессенджера, и он даже не смог бы отследить своего поставщика, если бы это пришло ему в голову. Их партнерские отношения основывались на взаимном доверии и – как думал Гейт – на некоторой личной симпатии.
   РейН узнал, что появились люди, которые желают взять Гудвина под крыло? Но и здесь РейНу ничего не грозит – контакт мизерный, и его в любой момент можно оборвать.
   Хочет убить просто так? Конечно, на улицах Нового Вавилона нередки были убийства, и многие из них совершались ради удовольствия. Бродили маньяки, которым нравилось смотреть, как жертва истекает кровью и навсегда прощается с этим миром… Однако Гудвин подобных склонностей за РейНом не замечал. Тот мог, конечно, хорошо себя контролировать и не выказывать затаенной агрессии – занятие не трудное при общении в виртуале, – но ведь должен был он чем-то себя выдать…
   Значит, здесь что-то другое. Знать бы только, что именно.
   – Чего молчишь? – спросил Джером.
   – А?
   – Говорю: чего молчишь? У тебя такой вид, будто ты прямо здесь, не сходя с места, погрузился в вирт и сейчас там ведешь ожесточенную борьбу.
   – Да ерунда. Просто задумался.
   – Ну и ладно. – Джером покачал головой. – И все-таки с тобой что-то не так.
   – Работа, – отмахнулся Гудвин.
   – Работа – зло, – покивал друг.
   За это они и выпили. А после еще некоторое время сидели и болтали ни о чем, обсуждая технические новинки, девушек, последние новости и прочую ерунду, которую принято обсуждать, когда понятно, что настоящая беседа давно закончена и идет обычный обмен любезностями.
   Через какое-то время Гейт расплатился и попрощался с Джеромом, сославшись на срочные дела; тот сделал вид, что поверил. Впрочем, может, и в самом деле поверил – особой наблюдательностью он не отличался.
   Хорошее настроение от дружеского общения продержалось ровно до момента выхода Гудвина из бара. А потом покинуло его одновременно с сигналом коммуникатора: автоматически запускающийся каждые несколько часов антивирус обнаружил проблему. Как оказалось, очередную прогу слежения, причем весьма опасную, из самых новых, – не исключено, что она успела засечь координаты жертвы до того момента, как была заблокирована. А он между тем так и не нашел способ вырваться из капкана рэкетиров, который вот-вот грозил захлопнуться.
 
   Гудвин не помнил, как добрался домой. Дорога промелькнула чередой смазанных образов, похожая на копию фильма с низким разрешением. Сознание вернулось полностью, лишь когда он обнаружил себя сидящим перед экраном нетбука, на котором светилось сообщение с незнакомого номера.
   «Не забудь про завтра, философ».
   «Опять эти уроды», – с тоской подумал Гудвин.
   Ему было именно тоскливо – очень точное слово, чтобы определить главенствующую эмоцию на тот момент. Он отлично понимал, что ничего плохого в принципе не случится, если он подчинится. Так же будет выходить на рыбалку, ловить в свои сети все новых и новых рыбешек и продавать им нелегальный софт.
   Вот только кое-что потеряется.
   Не деньги – они, как уже известно, интересовали Гудвина Гейта постольку поскольку. Главным было то, что опасное увлечение перерастет в работу. Не менее опасную, но дело не в этом. Ключевым здесь было слово «работа». А она у Гудвина уже была. И вполне его устраивала. Противозаконная же деятельность: ночные вылазки, общение с таинственными клиентами, игры на нелицензионном поле – все это не только помогало удерживать паранойю в разумных пределах, но и было по сути тем, ради чего он жил. Не самый, конечно, лучший смысл жизни из тех, что можно найти, но другого у него не было.
   И теперь у него этот смысл пытались отнять. И сделать ничего было нельзя.
   Или почти ничего?
   «Ну и пусть я умру», – думал Гудвин, копаясь в шкафу. Там у него лежал комплект для синхронизации, который он когда-то купил, но так и не использовал ни разу.
   «Что я, собственно, здесь забыл?» – спрашивал он себя, подключая комплект к нетбуку.
   «В сущности, у меня ничего нет, кроме моей свободы, которую пытаются отнять», – рассуждал, открывая присланный РейНом архив.
   «Надо рисковать. Хотя бы иногда. Хотя бы в тех случаях, когда тебя пытаются сделать рабом. Хотя бы ради того, чтобы умереть свободным», – убеждал сам себя, надевая невесомый обруч на голову и приглаживая контакты к вискам.
   А потом нажал enter.
 
   Первые несколько секунд Гудвин ощущал только легкое покалывание в затылке. Нетбук ритмично пищал, индикатор загрузки в углу монитора быстро наливался зеленым цветом. Потом наступила тишина. На экране свернулось окно синхронизации, сменившись надписью «Активация программы завершена». Гудвин осторожно склонил голову набок, прислушиваясь к ощущениям. Ничего нового или необычного. Помахал рукой перед глазами, несколько раз моргнул, провел пальцами по обручу. ЭлБа, даже если и установилась успешно, не проявляла себя никак.
   «Неужели и вправду РейН пошутил?» Гудвин почувствовал сильнейшее разочарование. И горькую иронию – ведь как боялся, готовился к возможной смерти ради того, чтобы сохранить свободу, а тут – пшик.
   Все без исключения проги, требующие синхронизации, проявляли себя сразу же после установки: либо начинали неконтролируемо действовать на органы чувств и эмоции, либо предлагали интерфейс для управления. Значит… Значит, ЭлБа очень похожа на пустышку. Или, вполне вероятно, на дурацкую шутку РейНа. А что, если это лишь иллюстрация к одному из его недавних высказываний? «Не ожидай слишком многого, чтобы не разочаровываться. А получив пустой сосуд, не пеняй на это, напротив – радуйся и наполняй его собственной мудростью». Гудвин в ярости прикусил губу, сжал кулак так, что хрустнули пальцы, и заорал:
   – Да пошел ты, шутник уродский!
   И провалился в пустоту.
   Сначала она была плотной, холодной, прозрачно-стального цвета, потом потемнела до черноты и расцвела искрами, которые стали размазываться и превращаться в белые ленты. Гудвину почудилось, что он летит спиной вперед со страшной скоростью, причем полет его напоминал скорее падение во сне. Он не мог двинуть ни рукой, ни ногой; под ложечкой трепыхался комок страха, а в ушах тоненько звенело, и тяжелыми волнами бился пульс.
   «Стой!» – мысленно взмолился он.
   Движение тут же замедлилось. Гудвин облегченно выдохнул и попробовал взять себя в руки. Почувствовал спиной привычную спинку дивана, а под ногами – твердую поверхность. Но картинка реальности не возвращалась.
   Перед его глазами серпантином разворачивались дороги. Улицы с бетонным покрытием, широкие проспекты, узкие коридоры, какие-то тропинки, нарисованные дорожки… Каждую из них, казалось, можно потрогать, повертеть перед глазами, расправить и смотать обратно.
   Звуки реальности – например, шум проходящего вдали монорельса – доносились до Гудвина глухо, как будто он закутался в одеяло с головой, а сверху еще и подушкой накрылся. Появилось отвратительное чувство, будто он проваливается внутрь себя – уменьшается до размера пикселя и болтается в собственном черепе, глядя, как нервные импульсы передаются сквозь ткани мозга. Потом он вмиг раздался вширь и в высоту, просочился сквозь крышу дома и завис над Новым Вавилоном, разглядывая улицы, как элементы странной головоломки. Какие-то силы тянули его сознание в разные стороны, чуть ли не разрывая. Время будто остановилось, а пространство обняло Гудвина, облепило его и обрушило в пучину геометрических парадоксов.
   Паника нарастала. Он пытался успокоить себя, ощупывая действительность, бывшую еще минуту назад реальной, – диван, собственные колени, нетбук, обруч на голове… Но перед внутренним взором продолжали пересыпаться, как стеклышки в калейдоскопе, куски внешнего мира, складываясь в пугающие узоры, которые сводили с ума.
   «Отлично. – Гудвин нашел в себе силы поиронизировать. – Вот я и свихнулся. Кажется, безумие называют настоящей свободой, не так ли?»
   Вот оно, правильное слово. Свобода. Пропали рамки и преграды, сознание его парило во всех мыслимых плоскостях. Возникло ощущение полета и вседозволенности. А потом новый мир вдруг свернулся в две мерцающие точки на внутренней стороне век, вспыхнул и пропал.
 
   Гудвин несколько раз глубоко вздохнул, потер глаза ладонью и огляделся. Реальность вернулась обратно. На экране нетбука мигал значок таймера аварийного отключения, срабатывающий во время первичной синхронизации – в целях безопасности, на случай, если запущенная прога окажется вредоносной. Он-то и привел Гудвина в сознание.
   Что ж, ЭлБа как минимум работала. Правда, чем именно она была полезна – или бесполезна, – выяснить не удалось. Также неясно было, как ею управлять, как запускать и выходить обратно. Конечно, по меньшей мере один плюс был найден – ощущение свободы от границ и рамок. Но на этом все приятные эмоции исчерпывались. Начинались головоломки и тошнотворные глюки. И самое главное и обидное – ЭлБа, вопреки ожиданиям, ни на шаг не подвинула Гудвина к решению первоочередной проблемы – как сбежать от внимания рэкетиров.

3

   Гудвин Гейт проснулся, но еще долгое время пребывал на границе между сном и явью. Это состояние помогало ему здраво оценить ситуацию. Не вернувшись до конца из того, иллюзорного, мира, он мог взглянуть со стороны на мир реальный.
   Дела его были плохи. Не то чтобы совсем, но очень близко.
   Выход номер один – убежать. Правда, далеко не получится, а если его отследили раз, то отследят и второй. Новый Вавилон слишком мал для того, чтобы долго прятаться. У Гудвина имелись варианты отхода, но они требовали подготовки и скорее были временной мерой, которая не решала проблему, а создавала возможность для «подумать».
   Выход номер два – смириться – пока выглядел оптимальным. Самым, если можно так выразиться, здравым. И как все здравое и рациональное, он категорически не нравился Гейту. В Новом Вавилоне можно было долго хитрить, изворачиваться и оставаться независимым, но, прогнувшись раз, ты будешь обречен делать это до конца своих дней. Не самая приятная перспектива.