– Обожаю, когда ты меня сосешь, – сказал он, и она едва удержалась, чтобы не расхохотаться.
   Она уже знала, что, осмелев, он любит говорить в постели слова, которых не употребляет в обычной жизни, как будто вступает в новую вселенную, где больше не существует словаря табу, утратившего всякое значение на фоне непристойности происходящего. Эта мысль неприятно кольнула ее, потому что, если довести ее до логического завершения, из нее вытекало, что он считает секс чем-то грязным.
   У него был длинный и тонкий пенис с твердой, похожей на наконечник копья головкой. Активно работая бедрами, она тем не менее сумела ощутить его, когда он вошел в нее.
   Она медленно приподнялась и сделала движение ему навстречу, испытала оргазм и почти сразу же еще один, но его член уже увял. Он так и не кончил. Она открыла глаза и вгляделась ему в лицо, пытаясь угадать, чего он хочет. Он улыбнулся ей.
   – Если хочешь, чтобы я кончил, тебе придется немножко потрудиться, – сказал он. – Что-то малыш сегодня не в форме.
   Она кивнула, отвечая на его улыбку, и принялась за дело. Она немного сердилась на него за пассивность, но тут же вспомнила, что накануне упрекала Мартена как раз в обратном.
   Мельком подумав, что ведет себя как шлюха, она вскарабкалась на него и сунула ему в рот сначала одну грудь, а затем и другую. Он послушно приник к ним, и она на ощупь определила, что с ним все в порядке.
   Он снова вошел в нее, она задвигалась, и ее накрыло третьей волной оргазма, на сей раз одновременно с ним. Ей не хотелось шевелиться. Она бы еще долго лежала так, прижавшись к нему всем телом, уткнувшись головой ему в подмышку и тесно сплетясь с ним ногами, но он мягко подтолкнул ее, и она скатилась вниз.
   Он быстро поднялся и почти бегом бросился в ванную, прихватив с собой трусы и рубашку. Теперь, когда все было позади, он стеснялся своей наготы.
   Когда он вернулся, она лежала на спине и изучала взглядом потолок.
   – Спи, любимая, – сказал он, наклоняясь над ней.
   – Нет, я не хочу спать, – ответила она, не сводя взора с потолка. – Сейчас встану.
   Она посмотрела на него:
   – Извини, задумалась.
   В его глазах мелькнула настороженность:
   – Все в порядке? У тебя такой вид, как будто ты чем-то озабочена.
   – Не то чтобы озабочена… Просто вспомнилось кое-что. У нас работает одна женщина…
   – И что?
   – Сама не знаю. Работает она очень хорошо, но на этой неделе что-то на нее нашло. Она такого наворотила! Сегодня я ее вызвала и начала отчитывать. Она немного меня послушала – не спорила, не пыталась возражать, – а потом развернулась и ушла. И при этом так странно на меня смотрела, словно не понимала, о чем я ей толкую…
   – И это все?
   – Она ушла с работы, не отпрашиваясь. Ни с кем ни слова не сказала. Я потом поговорила с ее коллегой. Кажется, я сделала большую глупость, когда стала ее ругать. В последние дни она ведет себя очень странно. Понятия не имею, что я должна предпринять. Может, мне следует съездить к ней домой?
   Реми наклонился поцеловать ее в лоб. Галстук, который он только что завязал, свесился ей на грудь.
   Она притянула его к себе. Он со смехом отстранился и поцеловал ее в соски.
   – Может, еще разок? – предложила она.
   Он с сожалением покачал головой.
   – Через месяц, самое позднее через два мы будем вместе навсегда, – сказал он. – Что такое один месяц?
   – Как ты думаешь, что я должна сделать для этой девушки? Если б только ты ее видел…
   Он присел на край кровати и потрепал ее по бедру.
   – Знаешь, когда руководишь людьми, не стоит слишком вникать в их проблемы. Насколько я могу судить, вы и так там балуете персонал. Не хватало тебе еще заморачиваться их личными трудностями – сама не заметишь, как они тебе на шею сядут. Я уж не говорю о том, что остальные сотрудники будут ей завидовать, пойдут дрязги и склоки. На твоем месте я бы вообще ничего не стал предпринимать. А если увидишь, что она не справляется со своими обязанностями, уволь ее, и дело с концом.
   Мириам молча смотрела на него.
   – Ты, конечно, думаешь, что я слишком суров?
   – Нет, – выдавила она из себя. – Наверное, ты прав.
   Он еще раз поцеловал ее в лоб:
   – Не наверное, а точно. Я тебя люблю.
   Он поднялся, надел пиджак, чмокнул ее в большой палец ноги и ушел.
   “Уволь ее…” Мириам казалось, что некий невидимый бес опустил ей на сердце кусок льда и теперь этот лед таял, обволакивая ее холодной пеленой.
   Дело было не в том, что он сказал, а в том, как он это сказал. Эта бесчувственная, лишенная эмоций рассудочность, это равнодушие технократа, которому плевать на людей. Впрочем, он таким и был на самом деле. И это ей совсем не нравилось. Сотрудник допустил промах – избавься от него. Жена не слишком умело демонстрирует, что дорожит тобой, – брось ее.
   Мириам покраснела, противясь этому сопоставлению. Одно не имеет к другому никакого отношения. Жена Реми, точнее говоря, его бывшая жена – настоящая стерва. Она и ребенка-то завела, не посчитав нужным посоветоваться с ним. Он сам ей рассказывал. Как бы там ни было, они больше на дух не выносили друг друга. Конечно, они должны развестись. Хотя бы в интересах малыша. Ничего, она еще молодая, найдет себе другого.
   – Вот черт! – вслух выругалась она.
   Рывком вскочила с постели и пошла в душ.
 
   В большой пустой квартире веяло печалью. А чего бы ей хотелось в идеале, подумала она. В молодости она часто сама с собой играла в эту игру, возможно пытаясь научиться приспосабливать реальность к своим желаниям. Если бы я могла делать именно то, чего мне хочется, что я стала бы делать? Вернула бы Реми и занялась с ним любовью. Или позвонила бы Мартену. Она потянулась к телефонной трубке, но отдернула руку. Нет. После того, что она ему наговорила, она больше не имеет права ему навязываться. Особенно среди ночи.
   Она опять принялась мерить шагами квартиру. Когда это ей надоело, оделась и вышла из дому.
 
   На машине она доехала до агентства, отключила сигнализацию, словно воровка, проникла в помещение и достала личные дела сотрудников.
   Записала адрес и номер телефона Розелины.
   Та жила в тридцати километрах к северо-западу от Парижа, в Сержи.
   Мириам заколебалась. Сна по-прежнему не было ни в одном глазу.
   Она поехала через весь Париж: миновала улицу Риволи и все еще оживленные, несмотря на поздний час, Елисейские Поля, вырулила на авеню Гранд-Арме, затем на авеню Нейи, где остановилась, пропуская толпу спешащих домой жителей пригородов, нырнула в длинный туннель в квартале Дефанс, выехала на шоссе А86, потом на А15, и через двадцать пять километров свернула на Сержи.
   Куда двигаться дальше, она не знала. Решила ехать налево, вернулась к эстакаде и покатила по пустынной новостройке. Большинство светофоров на перекрестках перемигивались красными огнями.
   На одном из них она чуть замешкалась, и ее нагнал белый “рено-19”. Четверо молодых чернокожих парней, сидевших в машине, уставились на нее холодными оценивающими взглядами. Она поскорее включила систему автоматической блокировки дверей, хотя понимала, что в случае нападения это вряд ли ее спасет. “Рено” вдруг сорвался с места, свернул налево и исчез в темноте.
   Чуть дальше, за высокими административными и жилыми зданиями, выходившими на перекресток, начиналась территория, застроенная одноэтажными домиками. Мириам двинулась к ним и вскоре обнаружила освещенное панно, представлявшее собой карту города.
   Подогнав машину как можно ближе к панно, она первым делом постаралась определить собственное местонахождение, а уже потом искать адрес Розелины.
   Вот когда ей пригодился долгий опыт работы риелтором: она мгновенно нашла нужный адрес и выбрала самый короткий маршрут.
   Быстро запрыгнув назад в машину, она тронулась с места, удивляясь полному отсутствию на улицах каких-либо признаков человеческого присутствия.
 
   Розелина жила в небольшом доме старой постройки, похожем на сотни других таких же домов. Хотя нет, дом выделялся на общем фоне – на нем лежала трудноопределимая печать запущенности. Живую изгородь вокруг участка не подстригали уже бог знает сколько времени; разбитое стекло в одном из фасадных окон и не подумали заменить.
   – Я, наверно, спятила, – сказала себе Мириам. – Что я делаю?
   Она достала мобильный и набрала номер Розелины.
   Прислушалась. В глубине дома раздались телефонные звонки. Они звучали долго, но трубку никто не снимал.
   Она толкнула калитку и вошла.
   Дверной звонок, судя по всему, не работал. Она постучала в дверь. Снова – никакой реакции. Мысленно обозвав себя чокнутой, она повернула ручку.
   Дверь с легким скрипом отворилась, и она вошла в дом.
   Тесная прихожая вела в гостиную, на кухню и на лестницу.
   Она медленно обошла первый этаж и поднялась наверх.
   Одна из комнат второго этажа явно служила кладовкой. Дверь другой была чуть приоткрыта.
   Она тихонько открыла ее и услышала звук человеческого дыхания.
   На кровати темнел человеческий силуэт.
   Это была Розелина. Она спала в одежде, съежившись в позе зародыша. Мириам огляделась в поисках пузырьков с лекарствами. Их не было.
   Она медленно вышла из комнаты и спустилась по лестнице.
   Открыла дверь и едва удержала испуганный вскрик.
   Дверной проем загораживала массивная мужская фигура. Мириам отступила на шаг, и мужчина надвинулся на нее. Протянул руку в сторону, и прихожую залил безжалостный яркий свет.
   Мужчина оказался не таким здоровяком, как ей почудилось, хотя был высок и крепко сложен. И не скрывал своего недовольства.
   – Что вы тут делаете? – сухо спросил он.
   – Я начальница Розелины, – ответила Мириам. – Сегодня на работе ей стало нехорошо, и я за нее волновалась. А сейчас проезжала мимо, была тут в гостях неподалеку, и решила ее проведать.
   Она видела, что он не поверил ни единому слову. Смотрел на нее холодным изучающим взглядом, словно прикидывал, что теперь с ней делать. Ей вдруг стало страшно.
   – Это она вам сказала, что ей нехорошо? – спросил он.
   – Нет, я сама догадалась, – ответила она. – Она мне ничего не говорила.
   Его лицо немного расслабилось. Каким-то шестым чувством она поняла, что ответила правильно.
   Внезапно он ей улыбнулся. Таких фальшивых улыбок ей еще не приходилось видеть никогда. Мужчина не был уродом – напротив, мог бы сойти за красавца, но при виде его улыбки ее передернуло от отвращения.
   – Извините, – добавил он, – за это маленькое недоразумение. Вы меня немного напугали. Я не ждал гостей. Розелина в это время обычно уже спит. Могу угостить вас чашкой кофе.
   – Спасибо, – поблагодарила она, – но уже поздно и мне пора домой. Это вы меня извините за вторжение. Всего доброго.
   Она протиснулась мимо него и забралась в машину.
 
   На обратном пути она мчалась что есть мочи, как будто спасалась бегством. Дорога была пустынной, только далеко позади маячили фары мотоцикла – очевидно, какой-то рабочий возвращался домой после ночной смены.
   В постели она долго ворочалась без сна. Перед глазами вставала скрюченная фигурка женщины, заснувшей как была, не раздеваясь, и от этой картины веяло такой глубокой печалью, что у Мириам сжималось сердце. Почему мужчину так интересовало, жаловалась ли ей Розелина? И почему он так явно успокоился, когда она убедила его, что нет, не жаловалась? В голову лезли тысячи объяснений, но ни одно ее не устраивало.
   Кажется, в кладовке на первом этаже ее глаз зацепился за какой-то предмет, но она никак не могла вспомнить, за какой именно. И вдруг ее осенило. Это была сломанная детская кроватка. А ведь в доме не было никакого ребенка. Откуда же она там взялась?

Глава 12

   Начавшись столь многообещающе, рабочий день Мартена чем дальше, тем больше оборачивался сплошными разочарованиями. И вдруг снова подарил надежду.
   Вместе с Жаннеттой и вернувшимся из отпуска Оливье они, проанализировав собранные сведения, попытались набросать портрет преступника.
   Потом обсуждали, почему он наступил жертве на мизинец.
   Все сошлись на том, что он хотел забрать болт, но по неизвестной причине запаниковал и убежал с места преступления в обратном направлении, а по пути наступил на руку убитой женщины.
   Вот это обратное направление не нравилось Мартену больше всего. Если уж убегать, так не от оживленного проспекта, начинавшегося чуть дальше, а как раз к нему.
   Может, его что-то спугнуло? Например, случайный прохожий, не оставивший ему выбора? Это соображение высказал Оливье. Поначалу оно им приглянулось, но по зрелом размышлении они пришли к выводу, что это нелогично.
   Прохожий обнаружил бы тело и вызвал полицию. А на самом деле на него лишь полчаса спустя наткнулась старушка.
   Мартен решительно отверг эту версию, и Жаннетта его поддержала. Что-то они упустили.
   Весь вопрос в том, что именно.
   У Мартена забрезжила смутная догадка, но его сбила с мысли Жаннетта, обратившая внимание на странное совпадение. Преступник, предположительно, работает на заводе, выпускающем оборудование для бассейнов. Убитая женщина тоже направлялась в бассейн. К тому же он украл у нее спортивную сумку.
   Мартен признал, что совпадение действительно имеет место, но выжать из него что-либо не представляется возможным, пока не будет получена дополнительная информация.
   Жаннетта решила, что займется сбором данных по бассейну – или по бассейнам, – который посещала жертва. Проводились ли там ремонтные работы? Когда именно? Какие фирмы принимали в них участие? Были ли у убитой конфликты с тренером? Не был ли там замечен вуайерист? Имелись ли случаи нападения на других женщин на выходе из указанного бассейна – или бассейнов? Она сделала себе пометку: навести справки в полицейских участках.
   Мартен с Жаннеттой потратили немало времени на обсуждение предположений психолога. Жаннетта не разделяла ее мнения относительно исчезнувших вещей убитой. Если убийца наблюдал за жертвой, пока та плавала в бассейне, то вполне мог украсть ее купальник, заинтересовавшись им как фетишем. В качестве эротического заменителя купальник ничуть не хуже трусов.
   В их спор вмешался Оливье, заявивший, что никогда не расстается с трусами своей подружки; Жаннетта обозвала его мачо и говнюком, и между ними мгновенно вспыхнула привычная ссора.
   Мартен допускал, что в рассуждениях Жаннетты есть здравое зерно, но все-таки что-то его смущало, вот только он никак не мог сообразить что.
   И только дома он вдруг понял, что в этой версии не клеится.
   Способ убийства. Чудовищно холодный и напрочь лишенный сексуального подтекста. Так убивает снайпер. Если отвлечься от того обстоятельства, что преступник прибегнул к экзотическому оружию, то это больше напоминало казнь. Убийца прикоснулся к жертве только по неосторожности – да и то не прикоснулся, а наступил кованым каблуком. У Мартена забрезжила догадка, почему он остановил свой выбор на арбалете. Во-первых, потому что умел с ним обращаться. Во-вторых, потому что знал: проследить за происхождением оружия будет невозможно, особенно если он смастерил его своими руками, как смастерил болт. Наконец, у него вполне мог быть еще один мотив, возможно подсознательный, заставивший его пойти на такой риск, как убийство. Надо бы обсудить это с психологиней.
   Не исключено, что, используя для изготовления снаряда специальную “бассейновую” резину, преступник совершил ошибку. Впрочем, не факт.
   Возможно, он сделал это нарочно, чтобы сбить следствие со следа. И купальник унес по той же причине. Разумеется, такую резину не купишь в первом попавшемся магазине, но при минимуме изобретательности разжиться ею не проблема. А изобретательности преступнику хватало.
   И все же. Почему он не ушел вперед, а вернулся назад? Этого Мартен понять не мог.
   Он соорудил себе яичницу из четырех яиц, полил ее кетчупом и табаско, выложил на тосты и поужинал.
   Он сознавал, что поглощает слишком много яиц – чуть ли не каждый день, но его вполне устраивала подобная пища – сытная, питательная, а главное, не требовавшая особой возни. К тому же, если ему случалось по забывчивости не убрать яйца в холодильник, можно было не опасаться, что на кухне начнет вонять моргом, – чего не скажешь про мясо.
   Он позволил своим мыслям течь свободно. Надо постараться думать не об убийстве, а о чем-нибудь другом. Тогда смутная догадка, мелькнувшая в мозгу, оформится в нечто связное. К сожалению, на ум приходило лишь то самое другое, что он со вчерашнего дня напрасно пытался выбросить из головы.
 
   Он открыл бутылку пива и сделал пару глотков из горлышка. Зачем Мириам сказала, что собирается замуж? Вначале он ей не поверил. Но ночью, ворочаясь без сна, он снова и снова вспоминал ее слова – раз, два, сотню раз – и к утру почти убедил себя, что она ему не лгала. Его так и подмывало позвонить ей, но в последний момент он отдергивал руку от телефона. Отчасти из гордости, отчасти из страха, что наговорит лишнего.
   После развода они часто виделись, иногда спали вместе. Скорее редко – два-три раза в месяц. Если она действительно выходит замуж, это означает, что в ее жизни появился другой мужчина. Следовательно, на протяжении какого-то времени она спит с ними обоими.
   Что до самого Мартена, то он, расставшись с Мириам, переспал всего с двумя женщинами. Первой была коллега из провинции, разведенная, как и он. В Париж ее привело очередное расследование, Мартен помог ей кое-какими советами, и в конце концов они оказались в постели. В первую ночь все прошло отлично, во вторую – чуть хуже. И они по обоюдному согласию решили, что продолжать не стоит.
   Второй была журналистка, явившаяся брать у него интервью о работе следователя по уголовным делам – не только для статьи, но и для книги, которую позже намеревалась написать. Постепенно их беседа коснулась более личных тем, Мартен рассказал ей, что недавно развелся, она в свою очередь поделилась с ним подробностями своей жизни (недостатка в любовниках она не испытывала, но ни с кем не поддерживала прочных отношений). Они встречались трижды и на третий раз ночь провели вместе. Опыт оказался возбуждающе приятным. Они стали видеться чаще, потом еще чаще, и их связь готова была перерасти в полноценный роман, когда Марион по заданию редакции уехала в длительную зарубежную командировку. Ни он, ни она не заговаривали о том, что будет, когда она вернется. Во всяком случае, не то что женитьбу, но даже возможность жить вместе они никогда всерьез не обсуждали.
   Вспоминая обе эти истории, особенно вторую, он вдруг сообразил, что про коллегу из провинции он Мириам рассказывал, а про Марион – нет. Почему? Трудно сказать. А вот интересно, готов ли он жениться на Марион, если – что маловероятно – она того пожелает? Честно говоря, нет, не готов. Но может быть, теперь, когда он окончательно потеряет Мириам, ситуация изменится? Да нет, пожалуй. Он ни на ком не хотел жениться. Однако справедливость требовала признать, что он скучал по Марион, часто думал о ней и с нетерпением ждал ее возвращения, хотя и гнал от себя эти мысли.
   Размышления вынудили его открыть вторую бутылку пива, которую он опустошил одним махом.
   Чего же он хочет на самом деле? Сам-то он это знает? Конечно. Он хочет, чтобы Мириам не выходила замуж. А если ради этого придется снова съехаться с ней и расстаться с Марион? На этот вопрос у него не было ответа. Черт, сколько сложностей.
   Пиво каким-то мистическим образом испарилось из бутылки, и он открыл новую. Подумаешь, всего-то третья. Или уже четвертая? А, плевать. Он выпил пиво и открыл четвертую бутылку. Или пятую? К нему понемногу возвращалось хорошее настроение, хотя тревожившие его заботы полностью так и не отступили.
   Проснулся он около пяти часов утра с дикой головной болью. Виски, лоб, затылок ныли, словно стянутые тугим обручем. Он лежал на кровати полуодетый.
   Мартен поплелся в душ и долго стоял под струями воды. Приведя себя в порядок, сжевал пару тостов без масла (масло кончилось еще вчера), проглотил таблетку витаминизированного аспирина, провел ревизию кухонных шкафов и холодильника, составил список необходимых покупок и вышел из дому.
   Машину он припарковал в нескольких метрах от угла той улочки, где произошло убийство, неподалеку от входа в метро.
   Головная боль утихла, и он с наслаждением втянул в себя свежий утренний воздух.
   Он пошел той же стороной улочки, какой шла убитая женщина. Шагов через десять остановился и оглянулся. Он был здесь один. Кровь с тротуара почти всю смыли, как и отметки, сделанные криминалистами. Зато меловые следы на стене, едва заметные в неярком утреннем освещении, никуда не делись.
   Он вернулся к машине, сел за руль и поехал по улочке. Она была такой узкой, что двум автомобилям здесь было не разъехаться.
   Мартен притормозил возле стены и вскарабкался на крышу машины.
   По ту сторону забора земля шла под уклон. Разница составляла добрых три с половиной метра. Участок, изрытый строительными машинами, видневшимися в дальнем конце, пестрел неровностями и ямами. Если бы убийца спрыгнул сюда со стены, он наверняка сломал бы себе ногу – если только он не чемпион по прыжкам и не супертренированный боец спецназа. Или он воспользовался веревкой? Нет, на стене не было ни одного выступа, за который можно было бы зацепиться. Кошки? Парень, стреляющий из арбалета, вполне способен притащить с собой кошки. Хотя нет. Он же шел по улице… Или?..
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента