– Ирина, а у него было много врагов? – спросила я.
– Конечно, – улыбнулась она. – Как у всякого монстра. Причем могу тебя предупредить, что врагами у него были люди приличные.
– Какая жалость, – проговорила я.
– Вот поэтому я и советую тебе не очень напрягаться с поисками.
– То есть ты мне в этом не помощница? – без особенного труда поняла я намек.
– Да. Я могу рассказать тебе многое о Тарантуле, но утаю имена тех, кто мог желать его смерти.
Слава богу, что честно призналась!
И как можно работать в таких условиях?
Все было наполнено болью и чем-то еще, чему Тарантул никак не мог дать определения, но что тоже напоминало ему боль, правда, несколько иного рода.
Если бы он был другим, он нашел бы название, смог бы понять, что это такое. Хотя бы позволил себе войти внутрь этого нового состояния, привыкнуть к нему, осознать, и тогда ему стало бы легче.
Но его переполняла злоба, и злоба мешала ему. Она мешала войти в новый мир, мешала выбраться из оглушающей тоски. Он начинал ненавидеть собственную злость, но справиться с ней не мог.
Первый раз он плакал от бессилия.
Сквозь странную пелену, напоминающую тяжелый туман, до него доносились плохо различимые голоса. Прислушиваться к ним было почему-то больно, но он цеплялся за них, понимая, что только так он сможет выбраться.
– Посмотри, он плачет…
Да помогите же мне, пытался прокричать он.
– Да, плачет. Остаточные рефлексы. Он не жилец. Да если и выживет – кому эта развалина будет нужна?
Где он это слышал? Он ведь уже слышал эти слова. Или подобные. Кому было это сказано? И кем? Когда?
Он почему-то был уверен, что в его теперешнем состоянии именно эти, безжалостные, сейчас казавшиеся ему такими безнравственными, слова сыграли немаловажную роль.
– Ну, вытащить его надо попробовать. А что с этим толстым уродом будет дальше, не наше дело…
Я не урод, хотелось выкрикнуть ему. И не развалина! Я выживу и отомщу вам!
И все-таки – когда-то кто-то уже это говорил. Кто? Кому?
«Ты и говорил, – вдруг ясно произнес чей-то спокойный и холодный голос. – Именно ты это говорил. Вспомни».
Проходя мимо Пенсова дома, я задрала голову, убедилась, что в его окнах темно, а следовательно, заходить к нему незачем, я вздохнула и направила свои уставшие стопы в собственное жилище.
Мама не спала.
– Ну, и как работка? – поинтересовалась она.
– Утверждаюсь, – сообщила я. – Пытаюсь стать незаменимой в борьбе с преступностью.
– Пенса твоего арестовали, – сообщила мама.
Я застыла на месте. Ничего себе – заявочка! И она при этом так спокойна?
– Как – арестовали? – переспросила я. Да этого быть не может! Что это за шутки?
– Галя звонила. По подозрению в покушении на убийство какого-то типа. По фамилии то ли Кротов, то ли Крестов.
– Кретов, – поправила я чисто механически, и, только когда моя мать кивнула, до меня дошел весь ужас Пенсова положения. – Тарантула? – прокричала я, придя в себя.
– Уж не знаю, что у вас за манера обзывать людей кличками, – поморщилась мама, – но только Сережку забрали в КПЗ. Говорят, что у него были все основания желать его смерти. Да и револьвер у него нашли… Как раз такой, каким был ранен этот ваш Тарантул.
Я потерла виски ладонями. Откуда-то явилась нестерпимая боль, и я почувствовала себя скотиной. Как я могла бросить Пенсика в такую минуту?
Я бросилась к телефону и набрала номер Ларчика.
– Андрей, – проговорила я, пытаясь привести в порядок дыхание, как только услышала его спокойный голос. – Случилась беда, Андрей. Моего Пенса арестовали по подозрению в убийстве этого мерзкого Тарантула.
Он какое-то время молчал. Потом сказал:
– Сашенька, успокойся.
– Да я не могу! – прокричала я. – Я стараюсь успокоиться, но не могу! Ты же знаешь, как там, в КПЗ. Пенс загнется, вот увидишь!
– Так, – решительно произнес он. – Ты сейчас сидишь спокойно дома, пьешь валерьянку. У тебя есть?
– Сам пей свою валерьянку, – огрызнулась я. – Я от нее только плакать начинаю.
– Тогда выпей водки, – логично присоветовал мой босс. – В общем, выпей что-нибудь. Я сейчас попробую тебе помочь. Возможно даже, смогу подъехать. Главное, успокойся. Ничего страшного еще не случилось. Если, конечно, твой Пенс и правда не пытался его убить!
– Пенс не мог, – уверенно отпарировала я. – Я его знаю с младенчества.
– Мало ли какие причины могли у него быть… – сомневаясь, протянул Андрей.
Я всхлипнула, но постаралась удержать потоки слез. В конце концов, Данич, именно в твоих руках судьба Пенса. Найдешь настоящего убийцу, теперь и повод для поисков родился. Сам собой.
Кажется, эта мысль меня немного успокоила. Я повесила трубку и прошла в свою комнату.
Включив магнитофон, я села на краешек кровати и, чтобы окончательно привести в норму расшатавшиеся нервы, начала тихонько декламировать:
Она смотрела на него очень пристально. В ее серых глазах не было никаких эмоций, взгляд был холоден.
Радость переполняла его – он вернулся из темных глубин смерти, и ему хотелось поделиться этой радостью с ней, казавшейся ему невыразимо прекрасной.
– Я вернулся, – пробормотал он.
Она кивнула. Ни тени улыбки не появилось в ее глазах.
– Зачем? – тихо спросила она. – Теперь вы будете обузой для окружающих. Вы все равно никогда не сможете жить полноценной жизнью. Будете вспоминать, что могли умереть и не захотели тогда. Но будет уже поздно. Хотите, я расскажу вам, как живут люди, у которых прострелено легкое? Вас ждет операция, после которой вы никогда не сможете дышать полной грудью. У вас есть родные? Жизнь вашей жены превратится в кошмар. Она будет вас ненавидеть. Вы этого хотите?
Он чувствовал, что эти слова хлещут его по щекам, как розги. Ему показалось, что он сам когда-то говорил это, внутренне радуясь причиненной тогда боли, но сейчас он сам испытывал боль.
– Зачем вы это говорите? – пробормотал он. – Мне больно… Мне невыносимо больно!
Она ничего не ответила. Только улыбнулась одними губами, испытывая странное удовлетворение от причиненных ему страданий – он был готов поклясться, что уловил это!
– Кто вы? – прохрипел он, пытаясь все-таки понять, где он ее видел.
Он видел когда-то это классически правильное лицо, и ему казалось, что очень важно вспомнить – где именно, как если бы от этого зависело его будущее. Будет он жить или…
Ее лицо склонилось к нему так близко, что он видел немного расширившиеся зрачки ее темных глаз.
– Знаешь, как тяжело осознавать, что ты гниешь изнутри? – прошептала она, смотря на него взглядом, который казался ему нежным, если бы не этот зловещий шепот…
– Что вы хотите? – прохрипел он, потому что воздуха в легких почти не было.
– Да ничего, – передернула она плечом. – Совершенно ничего. Просто хочу, чтобы ты знал, что тебя ожидает. Это мой врачебный долг.
И эти слова показались ему до странной жути знакомыми. Как если бы…
– Стойте! – прошептал он, не сводя с ее лица взгляда. – Где я мог вас видеть?
Как если бы Тарантул когда-то произносил эти слова. Но – когда? Кому? Почему это важно? И какое отношение ко всему происходящему сейчас с ним имеет эта женщина?
– Конечно, – улыбнулась она. – Как у всякого монстра. Причем могу тебя предупредить, что врагами у него были люди приличные.
– Какая жалость, – проговорила я.
– Вот поэтому я и советую тебе не очень напрягаться с поисками.
– То есть ты мне в этом не помощница? – без особенного труда поняла я намек.
– Да. Я могу рассказать тебе многое о Тарантуле, но утаю имена тех, кто мог желать его смерти.
Слава богу, что честно призналась!
И как можно работать в таких условиях?
* * *
Тарантул все еще плавал в черном пространстве, где вокруг него в этом вакууме мелькали странные образы, рожденные его подсознанием.Все было наполнено болью и чем-то еще, чему Тарантул никак не мог дать определения, но что тоже напоминало ему боль, правда, несколько иного рода.
Если бы он был другим, он нашел бы название, смог бы понять, что это такое. Хотя бы позволил себе войти внутрь этого нового состояния, привыкнуть к нему, осознать, и тогда ему стало бы легче.
Но его переполняла злоба, и злоба мешала ему. Она мешала войти в новый мир, мешала выбраться из оглушающей тоски. Он начинал ненавидеть собственную злость, но справиться с ней не мог.
Первый раз он плакал от бессилия.
Сквозь странную пелену, напоминающую тяжелый туман, до него доносились плохо различимые голоса. Прислушиваться к ним было почему-то больно, но он цеплялся за них, понимая, что только так он сможет выбраться.
– Посмотри, он плачет…
Да помогите же мне, пытался прокричать он.
– Да, плачет. Остаточные рефлексы. Он не жилец. Да если и выживет – кому эта развалина будет нужна?
Где он это слышал? Он ведь уже слышал эти слова. Или подобные. Кому было это сказано? И кем? Когда?
Он почему-то был уверен, что в его теперешнем состоянии именно эти, безжалостные, сейчас казавшиеся ему такими безнравственными, слова сыграли немаловажную роль.
– Ну, вытащить его надо попробовать. А что с этим толстым уродом будет дальше, не наше дело…
Я не урод, хотелось выкрикнуть ему. И не развалина! Я выживу и отомщу вам!
И все-таки – когда-то кто-то уже это говорил. Кто? Кому?
«Ты и говорил, – вдруг ясно произнес чей-то спокойный и холодный голос. – Именно ты это говорил. Вспомни».
* * *
Домой я возвращалась совершенно озадаченная. Первый раз я разгадывала тайну, а все старались вставить мне палки в колеса. Да и сама я, признаться, не горела особым желанием отыскать того, кто пытался избавить мир от Тарантула. Конечно, это неправильно, но если Тарантул сделал когда-то много плохого? Судя по рассказам Ларчика и Ирины, Тарантул именно так и поступал с людьми. Вот сам и нарвался.Проходя мимо Пенсова дома, я задрала голову, убедилась, что в его окнах темно, а следовательно, заходить к нему незачем, я вздохнула и направила свои уставшие стопы в собственное жилище.
Мама не спала.
– Ну, и как работка? – поинтересовалась она.
– Утверждаюсь, – сообщила я. – Пытаюсь стать незаменимой в борьбе с преступностью.
– Пенса твоего арестовали, – сообщила мама.
Я застыла на месте. Ничего себе – заявочка! И она при этом так спокойна?
– Как – арестовали? – переспросила я. Да этого быть не может! Что это за шутки?
– Галя звонила. По подозрению в покушении на убийство какого-то типа. По фамилии то ли Кротов, то ли Крестов.
– Кретов, – поправила я чисто механически, и, только когда моя мать кивнула, до меня дошел весь ужас Пенсова положения. – Тарантула? – прокричала я, придя в себя.
– Уж не знаю, что у вас за манера обзывать людей кличками, – поморщилась мама, – но только Сережку забрали в КПЗ. Говорят, что у него были все основания желать его смерти. Да и револьвер у него нашли… Как раз такой, каким был ранен этот ваш Тарантул.
Я потерла виски ладонями. Откуда-то явилась нестерпимая боль, и я почувствовала себя скотиной. Как я могла бросить Пенсика в такую минуту?
Я бросилась к телефону и набрала номер Ларчика.
– Андрей, – проговорила я, пытаясь привести в порядок дыхание, как только услышала его спокойный голос. – Случилась беда, Андрей. Моего Пенса арестовали по подозрению в убийстве этого мерзкого Тарантула.
Он какое-то время молчал. Потом сказал:
– Сашенька, успокойся.
– Да я не могу! – прокричала я. – Я стараюсь успокоиться, но не могу! Ты же знаешь, как там, в КПЗ. Пенс загнется, вот увидишь!
– Так, – решительно произнес он. – Ты сейчас сидишь спокойно дома, пьешь валерьянку. У тебя есть?
– Сам пей свою валерьянку, – огрызнулась я. – Я от нее только плакать начинаю.
– Тогда выпей водки, – логично присоветовал мой босс. – В общем, выпей что-нибудь. Я сейчас попробую тебе помочь. Возможно даже, смогу подъехать. Главное, успокойся. Ничего страшного еще не случилось. Если, конечно, твой Пенс и правда не пытался его убить!
– Пенс не мог, – уверенно отпарировала я. – Я его знаю с младенчества.
– Мало ли какие причины могли у него быть… – сомневаясь, протянул Андрей.
Я всхлипнула, но постаралась удержать потоки слез. В конце концов, Данич, именно в твоих руках судьба Пенса. Найдешь настоящего убийцу, теперь и повод для поисков родился. Сам собой.
Кажется, эта мысль меня немного успокоила. Я повесила трубку и прошла в свою комнату.
Включив магнитофон, я села на краешек кровати и, чтобы окончательно привести в норму расшатавшиеся нервы, начала тихонько декламировать:
Спокойная мудрость, грусть и мерный ритм стихотворения заставили меня окончательно успокоиться. Моцарт, звучащий из усилителя, помог мне прийти в себя. Теперь мои мысли текли ровно, и я уже почти знала, как мне помочь моему бедному другу детства, умудрившемуся попасть в этакий переплет.
– Принц, красота живет мгновенье.
Увы, таков судьбы закон!
Звучит рефреном сожаленье:
Но где снега былых времен?
* * *
Он почувствовал, что тьма вокруг него рассеивается. Приятное женское лицо появилось перед ним, и, хотя туман еще не окончательно отступил и очертания этого лица были немного размытыми, у Тарантула почему-то родилось ощущение, что он уже где-то видел эту женщину. Правда, вспомнить где, он не мог.Она смотрела на него очень пристально. В ее серых глазах не было никаких эмоций, взгляд был холоден.
Радость переполняла его – он вернулся из темных глубин смерти, и ему хотелось поделиться этой радостью с ней, казавшейся ему невыразимо прекрасной.
– Я вернулся, – пробормотал он.
Она кивнула. Ни тени улыбки не появилось в ее глазах.
– Зачем? – тихо спросила она. – Теперь вы будете обузой для окружающих. Вы все равно никогда не сможете жить полноценной жизнью. Будете вспоминать, что могли умереть и не захотели тогда. Но будет уже поздно. Хотите, я расскажу вам, как живут люди, у которых прострелено легкое? Вас ждет операция, после которой вы никогда не сможете дышать полной грудью. У вас есть родные? Жизнь вашей жены превратится в кошмар. Она будет вас ненавидеть. Вы этого хотите?
Он чувствовал, что эти слова хлещут его по щекам, как розги. Ему показалось, что он сам когда-то говорил это, внутренне радуясь причиненной тогда боли, но сейчас он сам испытывал боль.
– Зачем вы это говорите? – пробормотал он. – Мне больно… Мне невыносимо больно!
Она ничего не ответила. Только улыбнулась одними губами, испытывая странное удовлетворение от причиненных ему страданий – он был готов поклясться, что уловил это!
– Кто вы? – прохрипел он, пытаясь все-таки понять, где он ее видел.
Он видел когда-то это классически правильное лицо, и ему казалось, что очень важно вспомнить – где именно, как если бы от этого зависело его будущее. Будет он жить или…
Ее лицо склонилось к нему так близко, что он видел немного расширившиеся зрачки ее темных глаз.
– Знаешь, как тяжело осознавать, что ты гниешь изнутри? – прошептала она, смотря на него взглядом, который казался ему нежным, если бы не этот зловещий шепот…
– Что вы хотите? – прохрипел он, потому что воздуха в легких почти не было.
– Да ничего, – передернула она плечом. – Совершенно ничего. Просто хочу, чтобы ты знал, что тебя ожидает. Это мой врачебный долг.
И эти слова показались ему до странной жути знакомыми. Как если бы…
– Стойте! – прошептал он, не сводя с ее лица взгляда. – Где я мог вас видеть?
Как если бы Тарантул когда-то произносил эти слова. Но – когда? Кому? Почему это важно? И какое отношение ко всему происходящему сейчас с ним имеет эта женщина?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента