Алешина Светлана. Крошка-месть (сборник)

   – Я…
   Он перевел дух и закричал:
   – Я вас не понимаю! Что вы…
   – Одна птичка в силке, очередь за тобой!
   Щелчок.
   Трубку повесили.
   Каллистратов вытер ладонью пот со лба и повторил:
   – Профанум вульгус? Что это такое-то?
   Но он был готов поклясться – когда-то очень давно он уже слышал именно этот голос, и произнес он именно эти слова!
   Но кто? Где? Когда?
   Он не мог найти ответа! Не потому, что у него никогда не было врагов, а потому, что их у Каллистратова было слишком много! И от этого было еще страшнее…

Глава 6

   Туман начал рассеиваться. Солнцу удалось пробиться понемногу, отчего небо стало какого-то зловещего темно-серого оттенка.
   Я шла по улице и решала – идти мне прямо к моей несравненной Дынде или все-таки заглянуть на место преступления в надежде застать там Ванцова и раскопать что-нибудь ценное.
   Решающим обстоятельством послужило то, что улица Польская была прямо по дороге к дому Дынды, а именно там находился «объект», посему я все-таки поддалась искушению и остановилась перед огромным элитным домом с полукруглыми балкончиками. И задумалась.
   В принципе я ничего, кроме времени, не теряю. Ситуация была аналогичной, один в один с Дындиной, как я уразумела. Кто знает, может быть, мне удастся найти подсказку?
   Ну, а решающим фактором все-таки была возможность утереть нос этой гордячке Лизе, которую превозносили как самую талантливую в мире сыщицу! Прямо Пуаро в юбке! Все вообще почти забыли, что на белом свете есть и Саша Данич… Вроде бы я и не талантливая совсем и представляю из себя только слабую тень Лизы.
   Последняя мысль показалась мне настолько обидной, что я резко повернулась и вошла в подъезд, который был сейчас открыт.
   Как любит говорить моя мама, если у Саши есть возможность найти приключения на свою бедную головушку, она не преминет это сделать.
   Я поднялась на пятый этаж и остановилась перед приоткрытой дверью, из-за которой раздавались два голоса: мужской и женский. Женский звучал взволнованно, я бы даже сказала, истерично, а мужской…
   Этот голос я узнала сразу. Даже не голос – интонации… Такие занудные интонации были только у возлюбленного моего брата по несчастью – Лешеньки Ванцова.

* * *

   Звонок в дверь.
   Каллистратов вздрогнул. Медленно повернувшись в сторону двери, сделал шаг, но остановился.
   В его глазах застыл страх.
   Теперь все изменилось. Там, за дверью, притаилась смерть. Собственной персоной.
   – Что мне делать, господи? – пробормотал Каллистратов, беспомощно озираясь в попытке найти средство защиты.
   Господь молчал. Каллистратов не интересовал господа. Каллистратов интересовал только убийцу.
   За что?
   Это остатки его души кричали «за что», моля о пощаде. Разве не этот чертов мир заставляет нас предавать самих себя, опускаться все ниже и ниже – пока не упадешь лицом в грязь, но сначала – на колени, приняв его – мира – зловоние за зловоние собственной души, позволяя ему – миру – эту душу уничтожить…
   Оч-ченно хочется кушать, вспомнилось Каллистратову. Эта улыбочка – такая омерзительная, да как же, Владик, я тебя понимаю, мерзопакость все это, да ведь кушать-то надо, хочется получше, пожирнее – чтобы не выпадать из общей кучи, которая прет напролом в надежде отхватить свой «кусок пирога». И не важно, чем ты торгуешь, Владик, – мозгами, телом своим накачанным или сигаретами… Интеллект в нашей стране – не ходовой товар. Поэтому благослови свой торс и то, что пониже торса и еще ниже – какова, извините, у нас «попа», таков и гонорар… В ходу-то «клубнички-малинки» да девицы гнусавые, словно у них гайморит. Никому нет дела, что скрывается под твоим торсом и есть ли там вообще что-то, кроме желудка. Желудок после члена самое главное в местном бомонде.
   Кажется, я просто обожрался этого дерьма, тоскливо подумал Каллистратов. Раньше у меня не было никаких рефлексий по этому поводу – только презрение, а теперь я не могу заснуть без барбитуратов. Перед сном – непременно голые бабы и какие-то жуткие сцены, в которых меня имеют во все дыры…
   Главной там всегда – она. И сейчас он поморщился – так и следит, то из темного угла, то в сны забирается, словно…
   – Хочет заставить навечно заткнуться, – пробормотал он. Может быть, именно этого и хочет?
   Снова звонок…
   Каллистратов наконец нашел то, что искал. Выдернув шнур из розетки, схватил в руки огромную старинную лампу из бронзы и, приободрившись, шагнул к двери.
   Одна рука на дверной щеколде, другая сжимает тяжеленную лампу.
   Правда, по дороге он чуть не споткнулся о провод, покорно следующий за лампой, и чертыхнулся.
   Теперь в дверь звонили настойчиво, громко, и Каллистратов открыл, крепче сжав лампу, занося ее для удара.
   – Господи! – выдохнула Дина, в ужасе таращась на фигуру Каллистратова с лампой в руке. – Что с тобой, Влад? Почему ты вцепился в эту дурацкую лампу?
   Он опустил лампу и нервно рассмеялся.
   – Лучше помоги втащить сумку с продуктами, – попросила Дина. – Я дико устала.
   Он поставил лампу на пол и внес сумку.
   Дина расстегивала плащ, продолжая смотреть на него с испугом.
   – Влад, что с тобой, а?
   Ее прохладная рука дотронулась до лба Каллистратова.
   – Все в порядке, – отмахнулся он.
   – Ты выглядишь так, будто услышал крик Баньши, – задумчиво проговорила Дина.
   – Давай обойдемся без твоих бурятских легенд! – огрызнулся он.
   – Это не бурятская, – улыбнулась она. – Это Ирландия, дружочек. И Шотландия. Баньши – это по легенде женщина вроде Мойры. Когда за человеком ходит смерть, она кричит, понимаешь? Ее просто зовут так – Баньши… Говорят, она очень красивая. Как я.
   Она легкими шагами прошла на кухню.
   Каллистратов поплелся за ней.
   Ах, конечно, Дина – филолог. Она должна многое знать. В том числе и языки…
   – Послушай, а что такое «профанум вульгус»? – поинтересовался он.
   – По-латыни это означает «невежественная чернь», – ответила Дина. – Что это тебя вдруг заинтересовало?
   – Услышал случайно. – Что-то удерживало Каллистратова от откровенности. В Дине было нечто странное, будто она и была этой Баньши, – странный взгляд, загадочный и грустный. А ведь он о ней ничего не знает! Встретились случайно, в тусовке у Маркизовой. Как быстро она согласилась жить с ним! Почему? Судя по ее хладнокровию, о дикой и необузданной страсти говорить не приходилось.
   Любовь?
   Да, она терпела все его выходки, оскорбления и унижения – и он удивлялся этому.
   Красивая, как эта ее Баньши?!
   Ему хотелось грубо развернуть ее к себе, встряхнуть, пытаясь разбить ее восточную невозмутимость, и спросить: «Кто ты?»
   Он так явственно представил это, что не заметил, как слова быстро слетели с его уст:
   – Кто ты?
   Она обернулась и теперь смотрела на него с таким удивлением, что он понял: все его мысли – лишь последствия страха.
   – Да что с тобой, Влад? Ты наконец-то решил поинтересоваться, кто я? А раньше ты этого не знал, да?
   – Ты никогда не рассказывала мне о себе, – выдавил улыбку Каллистратов.
   – А ты интересовался? – усмехнулась в ответ Дина. – Ты вообще интересуешься кем-то, кроме своей персоны?
   Она вынимала из сумки свертки, пакетики – яркие и красивые, они занимали свои места в холодильнике, а на плите кипел чайник.
   – Сейчас поинтересовался, – сказал Каллистратов.
   – А я хочу кофе, – пожала плечами Дина. – Я и сама уже не помню, кем я была до встречи с тобой, Влад! Но кем-то я была, точно. Это теперь я никто. Твоя тень. И давай больше не затрагивать эту тему, ладно?
   – Почему ты меня не бросаешь?
   Он и сам удивился, как эти слова слетели с губ. Тихо, почти неслышно, но Дина услышала.
   Вскинув на мгновение свои странные глаза, она ответила:
   – Понятия не имею, Каллистратов. Сначала я тебя любила, а потом… Наверное, привыкла. Привыкаешь ведь к любому плену.
   Она налила себе кофе и сделала маленький глоток.
   – Давай не будем копаться в душе, прошу тебя! Сейчас это похоже на нож хирурга, надо было раньше, наверное! А сейчас…
   Она махнула узкой ладошкой и закончила:
   – Сейчас и тебя, и меня от полного разрушения спасет только одно…
   Она грустно усмехнулась.
   – Что? – спросил хрипло Каллистратов, невольно подавшись вперед.
   Он жаждал услышать ответ и боялся этого.
   – Баньши, – прошептала Дина, странно и неприятно усмехаясь. – Нас с тобой теперь может спасти только Баньши, дружок!

* * *

   Открыв дверь, я осторожно вошла.
   Ванцов сидел за столом, а напротив него располагалась светловолосая девушка, которую можно было бы назвать красавицей, если бы не покрасневшие глаза и не взъерошенный вид. Видимо, Ванцов уже успел довести несчастную своим занудством до белого каления.
   Ничего в том удивительного нет – не зря же на переговоры с Лешкой всегда посылают меня. Я единственный человек, который относится к нему с пониманием, и вследствие этого – единственный человек, к которому Лешенька относится с нежностью.
   Впрочем, сейчас в его глазах была не нежность, а удивление.
   – Сашка? – пробормотал он. – Ты откуда взялась?
   – Ты мне нужен, а мне сказали, что я смогу найти тебя по этому адресу, – беззастенчиво солгала я.
   – Ну, заходи. Чего у тебя там случилось?
   – Потом, – отмахнулась я, с любопытством оглядывая квартиру Прохорова.
   Ничего себе он нажился на рекламе! Может, мне попытаться заняться рекламой? Квартирка была очень недурственная. Правда, вкус его мне показался странноватым, ну так у снимающего рекламу и самый изысканный вкус превратится в ширпотребный!
   Несчастный убиенный явно страдал нездоровыми фантазиями, воображая себя королем Людовиком! Во всяком случае, квартирку он обставил, наивно полагая, что теперь она похожа на Версаль. Только толстозадых статуй не хватало. Кресла с виньетками, обивка мебели – вся с пастушками, под старинные гобелены!
   – Тогда подожди меня, я скоро. – Ванцов расценил мое нежелание объяснить, зачем он мне нужен, как нежелание говорить об этом при постороннем человеке.
   Я же просто еще не придумала, зачем он мне так срочно понадобился. Это одна из моих слабостей – действия обгоняют мысли. Сначала сделаю, потом думаю.
   Я села в кресло и взяла в руки какой-то журнал с голыми одалисками, делая вид, что беседа Ванцова с девицей меня нисколько не интересует. Впрочем, они явно тоже не желали разговаривать при посторонних. Поспешно свернули беседу, и Ванцов теперь стоял, уже прощаясь.
   – Наверное, вас еще придется побеспокоить, Римма Андреевна, – словно оправдываясь, проговорил Ванцов, отчаянно при этом краснея.
   Ого!
   Я вытаращилась на него с удивлением.
   Похоже, весна лишила рассудка не только моего босса.
   Если они все будут побеждены страстью, останусь я в гордом одиночестве. Преступники разгуляются, почувствовав полную безнаказанность, и мне придется бегать за всеми ними в одиночку!
   Грустная перспектива, однако!
   – Пойдем, – сказал он мне.
   Мы вышли на улицу.
   – Ну, рассказывай. Что у тебя приключилось?
   Наконец-то я вспомнила, что я могу у него спросить!
   – Дында, – сказала я. – Василий Дында. У тебя есть какие-нибудь сведения по его убийству?

* * *

   Он должен был позвонить. И не звонил…
   Тамара ощущала беспокойство. Она стояла у окна во двор и нервно курила одну сигарету за другой.
   Во дворе было тихо и так спокойно, что отчего-то на ум пришло сравнение с затишьем перед бурей.
   Почему Прохоров не звонит?
   Она затушила бычок в изысканной пепельнице, чтобы закурить новую сигарету.
   Во дворе какая-то женщина выгуливала мопса да еще юная мамаша качала коляску.
   – Ма!
   Она обернулась на голос.
   – Я пошел.
   Сколько она вытерпела ради своего красавца сына! Черты его лица были восхитительны, правильны и напоминали черты лица юного Давида.
   – Будь осторожен, – прошептала она.
   – Господи, ма! – поморщился он. – Ты и сама не знаешь, чего ты боишься! Скоро начнешь шарахаться от собственной тени.
   – Может быть, и так, – кивнула Тамара и чуть было не нарушила данный себе много лет назад обет никогда не говорить о ТОМ случае, но вовремя прикусила язык.
   – Держи нос по ветру, – улыбнулся он.
   Дверь хлопнула.
   Тамара осталась одна. Она какое-то время еще стояла у окна, провожая взглядом его сутуловатую фигуру.
   Он не был похож на мужа. Он был похож на нее. Как две капли воды…
   Может быть, поэтому она так его любила? Как свое отражение…
   Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть, вырывая из мира собственных мыслей.
   Она подняла трубку.
   – Алло?
   Молчание.
   – Я вас слушаю.
   Она начинала испытывать раздражение.
   – Да говорите же!
   Раздражение сменилось настороженностью, перерастающей в страх.
   – Говорите!
   – Профанум вульгус. – Голос говорившего был глух, и она даже не могла понять, мужской это голос или женский. – Пришла пора заплатить, профанум вульгус!
   Трубку повесили раньше, чем она успела спросить, кто это.
   Она попыталась успокоиться.
   Чьи же это шутки?
   Повинуясь непреодолимому желанию побороть свой страх, она набрала прохоровский номер.
   Трубку взяла его подружка. Кажется, ее звали Риммой.
   – А Леонид дома? – спросила Тамара Николаевна.
   – Его больше нет.
   Она почувствовала, как по спине холодной струйкой стекает пот.
   – Как? – переспросила она, вопреки здравому рассудку, который кричал: не спрашивай об этом! Не спрашивай!
   – Его убили сегодня ночью, – устало сказала девушка. – Простите, если вам что-то хочется узнать, звоните в милицию лейтенанту Ванцову. А я безумно устала и ничего не знаю.
   Девушка повесила трубку, оставив Тамару Николаевну наедине с собственным страхом и ставшими такими ощутимыми и реальными дурными предчувствиями.
   Она чувствовала себя так, будто ее только что приговорили к смерти.
   – За что? – простонала она. – Господи, за что?!
   За окном безмятежно пели птицы, и чей-то голос настойчиво интересовался, есть ли в магазине биокефир.
   – Такая мирная жизнь, – усмехнулась Тамара.
   Впервые за много лет она вдруг остро позавидовала обывательской, «лоховской» жизни, пусть не такой обеспеченной, как у нее, но любой из этих обывателей спокойно засыпал, зная, что утром он проснется.
   А она?
   Проснется ли она завтра утром?
   Или про нее скажут, как про Прохорова: «ее убили»! А если, докопавшись до правды, убьют не ее? А…
   Тамара закрыла глаза, вспомнив, как шел по двору ее сын.
   – Нет, этого я не могу допустить, – простонала она, пододвигая к себе телефон. – Не могу!

Глава 7

   Ванцов повел себя немного странно.
   Он скосил глаза в сторону, пробурчал что-то себе под нос, а потом спросил у небес, не решаясь, как видно, обратиться ко мне напрямую:
   – Почему эта вот девица всегда появляется в нужный момент и в нужное время?
   – Это мой дар, – спокойно объяснила я. – Я прихожу, чувствуя на расстоянии, как отчаянно ты во мне нуждаешься.
   – Вот и неправда, я совершенно в тебе не нуждался! – горячо возразил бессовестный Ванцов.
   – С женщинами так не разговаривают! – возмутилась я. – В женщинах положено нуждаться ежеминутно.
   – Так это когда женщины не появляются в квартире только что убитого человека, который был связан с убитым год назад, и не спрашивают этак невинно, что я могу рассказать о том самом человеке!
   – Черт! – ошарашенно пробормотала я, не веря в собственную удачу. – Прости, дорогой! Я не знала, что Прохоров…
   – Ты не знала? – взревел Ванцов. – Она не знала! Посмотрите на нее! Она, понимаете ли, ничего не знала! Вообще появилась тут случайно! Вот только откуда тогда, крошка, ты знаешь, что убиенного звали Прохоровым?
   – А ты сам сказал, – попробовала вывернуться я.
   Ну, даже если он не говорил, я могу сослаться на соседей во дворе, так ведь?
   Но этого не понадобилось.
   Ванцов явно был еще во власти нежных чувств к прекрасной свидетельнице и потому озабоченно посмотрел на меня и хмыкнул.
   – Ну, ладно, – кивнул он своей рыжей башкой. – Попытаюсь поверить тебе. Может быть, с моих неуправляемых уст и слетело это имя. Но все равно я требую объяснить, почему ты вдруг заинтересовалась Дындой!
   – А тайна следствия? – улыбнулась я.
   – Вот и не получишь интересующих тебя сведений, – проворчал Ванцов. – У меня тоже тайна на тайне сидит и тайной погоняет…
   Он сделал вид, что уходит.
   Ага, дам я тебе уйти! И останусь в идиотском положении – вместо проницательной, героической Саши явится пред очи высокомерной Лизы растерянная и обремененная неудачами?!
   Ни-ког-да!
   – Лешенька, – ласково позвала я.
   Он остановился, хотя уже открывал дверцу машины.
   – Лешенька, а если я тебе расскажу про тайну моей клиентки, ты…
   Он обернулся.
   Боже, сколько нежности, наивной растерянности вложила я в свой взгляд! И каменное сердце растопилось бы!
   Он тяжко вздохнул, поняв, что сопротивление бесполезно, и кивнул:
   – Садись. Поехали. Поговорим у нас, у меня времени нет.
   – Вау! – Я чмокнула Ванцова в щеку. – Только сделаю один звоночек, ладно?
   – Звони, – милостиво разрешил Ванцов. – Если, конечно, ты звонишь не в ФБР.
   – Ну, что ты, – отмахнулась я. – У меня, понимаешь ли, с Америкой отношения дипломатические слегка разладились. Так что оплачивать международные звонки тебе не придется!

* * *

   Тамара схватила телефонную трубку сразу, только раздался первый звонок.
   – Алло, – проговорила она.
   – Тамара Николаевна? Вы меня, ради бога, простите, но я никак не могу пока приехать. Вы сможете подождать еще некоторое время?
   – Сколько? – спросила Тамара, оглядываясь на часы.
   В принципе времени у нее было много. Или ей только казалось? И из темноты уже нацелен на ее сына и на нее курок?
   Она усмехнулась.
   Откуда она знает, сколько у них осталось времени?..
   – Я надеюсь управиться за час.
   – Что-нибудь случилось?
   – Да не у меня… Понимаете, мой друг работает в «убойном» отделе, а я иногда им помогаю. Тут произошло ЧП с одним режиссером…
   Она невольно затаила дыхание.
   Только не выдать своего волнения!
   – Вы не беспокойтесь, Саша! Думаю, я вполне могу подождать вас час-полтора…
   – Спасибо. А то с этим Прохоровым пока загадок больше, чем отгадок…
   О, как она была благодарна небесам, что позвонила заранее!
   В ее голосе, ровном и бесстрастном, не было никаких лишних эмоций.
   – Да, я понимаю. Бедная девочка, как вам трудно приходится!
   – Ничего, терпимо…

* * *

   – Ничего, терпимо, – сказала я и положила трубку.
   Черт!
   Или она уже знала о Прохорове, но откуда?
   – Лешка, пока ты там был, никто не звонил?
   – Да звонили без конца, – сказал Лешка. – У этого Прохорова знакомцев, как собак нерезаных…
   – Значит, она могла знать об этом. Позвонила, и твоя мамзель ей все выложила… Господи, Леш, когда вы будете внимательнее относиться к телефонным звонкам?
   – Они все записывались, – холодно бросил Ванцов. – Вообще, Сашенька, знаешь, что меня иногда доводит до белого каления?
   – Нет, – покачала я головой. – Впрочем, попробую догадаться… Юные нахалки, указывающие тебе, как работать.
   – Сообразительная… Почему, кстати, ты так разъярилась из-за этих звонков?
   – Потому что сейчас эта моя клиентка ничем не обнаружила, что знает Прохорова. Ты сказал, что Прохоров был связан с Дындой тесными узами. Не может тогда быть, чтобы его жена ничего о господине Прохорове не знала!
   – Нет, не может, – согласился Ванцов.
   – А тогда у нас получается, что Тамара Николаевна уже была осведомлена о смерти Прохорова!
   – Ну, сейчас приедем, проверим, – кивнул Ванцов.
   – А какой смысл скрывать? Если бы ты услышал о моей смерти…
   – Тьфу, Сашка, типун тебе на язык!
   – Да я к примеру… Наверное, ты бы не стал делать вид, что фамилия Данич тебе ничего не говорит?
   – Ну, Данич не Прохоров… Прохоровы – распространенная фамилия!
   – Ага, – согласилась я. – И все-таки, памятуя о знакомом тебе Прохорове, ты бы поинтересовался, не тот ли это самый Прохоров, который был тебе неплохо знаком?
   – Сашка, чего ты привязалась к этим Прохоровым? Ты подозреваешь свою Дынду в убийстве?
   – Ни в чем пока я ее не подозреваю, но… Мне кажется, ее страх за свою жизнь и убийство Прохорова могут иметь между собой связь!
   Ванцов был всецело поглощен дорогой. Поэтому он коротко и равнодушно бросил:
   – Может.
   И все. Нет, Данич, тебя сегодня окружают черствые, равнодушные люди! Никто не хочет облегчить тебе задачу, никто не собирается протягивать руку помощи! Даже близкие друзья делают вид, будто им ничего не известно… Ну, да ладно! Сама справлюсь… Мы подъехали к мрачному серому зданию и вышли из машины.
   На улице опять начинался дождь. Я поежилась, пытаясь спрятаться от холодных капель.
   – Беги быстрее внутрь, – легонько подтолкнул меня Ванцов. – А то простудишься, и твой босс меня убьет, поскольку я лишу его талантливой сыщицы!
   – Не убьет, – вздохнула я. – У нас теперь талантом считается Лиза… Моей пропажи он и не заметит!

* * *

   Сегодня Каллистратов выжимал из себя у станка все дурные мысли. Все страхи. Все негативные эмоции…
   Как будто это было можно выжать бесконечными батманами!
   Нога взмывала вверх, рассекая пространство. Опускалась и снова, снова, снова – миллиард раз.
   Он не чувствовал усталости. Перед глазами в тумане догадок всплывала та картина.
   Когда он понял это?
   Неужели все связано именно с этим нелепейшим случаем, в котором он был виноват меньше других?
   Я был в этом не виноват!
   Все равно никто это не слышит. Батман! Как выстрел. Сегодня или завтра тебе предстоит шагнуть в смерть, а? Владик, твое красивое тело будет гнить.
   Интересно, прошибла бы сейчас Каллистратова такая волна ужаса, будь его тело не так превосходно скроено?
   Он закончил «дрессировку» и теперь стоял под душем. Теплые струи воды стекали по четко вылепленным мускулам.
   Где-то в отдалении разговаривали. Два голоса. Мужской и женский. Женский голос был хрупким, нежным, как у Нины.
   Ни-на…
   Надо же, все происходит именно сейчас. Сейчас, когда он встретился с этой хрупкой девочкой!
   Он вспомнил ее распахнутые глаза и вздрогнул. Теперь он понял, на кого была похожа Нина.
   – Черт побери, – озадаченно пробормотал он, потирая ладонью щеку. – А если это…
   Да нет, прогнал он непрошеные мысли. Совпадение это случайное, не более того!
   Он вышел на улицу.
   Пустынный переулок, по которому надо сделать несколько шагов. До шоссе.
   А там проголосовать – и через пять минут ты в театре.
   Обычная его жизнь. Раньше его раздражала эта обыденность – хотелось чего-то более яркого, насыщенного. Хотелось ухватить жизнь за жабры. И вот сейчас, когда кто-то стоял за его спиной, как смерть, – он так полюбил свою жизнь, что был бы рад вернуть все с самого начала. Переиграть, чтобы не было той истории, настолько давней, что он почти забыл ее, и жить скромно, тихо, спокойно.
   О, если бы это было возможно!
   Он шел медленно, слегка наклонив голову, и считал шаги.
   В театре он будет в полной безопасности.

* * *

   Конечно, посвящать полностью Ванцова в свои тайны я не собиралась.
   А теперь эта история меня ужасно заинтересовала.
   И даже не то, что убиенный Прохоров был знакомым моей Дынды, а другое.
   Почему она предпочла об этом факте умолчать?
   Мы прослушали записи звонков, и я без труда определила, что один из голосов принадлежал моей Тамаре Николаевне – этакое глубокий контральто.
   «А Леонид дома?» – «Его больше нет…» – «Как?!»
   – Послушай, а тебе не кажется странным, что она не спросила – что же с ним случилось? Она повесила трубку… То есть она предполагала нечто подобное?
   – Сашенька, это мог быть самый примитивный шок, – резонно возразил Ванцов.
   – Ну, предположим, шок. Но потом звоню я, и она делает вид, будто имя Прохорова ей совершенно незнакомо. Нет, Лешка! Она что-то знает и не хочет это обсуждать.
   Я вытянула из пачки сигарету.
   Закурив, отследила путь дыма к потолку и попросила Ванцова поведать мне об убийстве Василия Дынды.
   – Я сейчас в подробностях вряд ли вспомню, надо посмотреть в архиве.
   – Но убийцу поймали?
   – Смеешься ты надо мной, Данич! – фыркнул он. – Это была чистой воды заказуха, и где у нас заказуху раскрывают? Убили. На пороге родного дома. Когда выходил из машины. Сработали четко, шума никто не слышал. Глушитель, сама понимаешь…
   – Если вдуматься, Прохорова тоже убили из пистолета с глушителем, – задумчиво сказала я. – Никто ведь ничего не слышал, а?
   – А музыка? Она так орала, что никто бы и не смог ничего расслышать.
   – А как убийца оказался в квартире?
   – Следов взлома обнаружено не было. Ключи тоже не теряли, по крайней мере, Римма так утверждает. Но тебя-то ведь Дында интересует? Или я не понял?
   – Если Прохоров был знакомым Дынды, получается, что его личность мне тоже интересна, – нагло ответила я.
   – А почему, кстати, мадам Дында обратилась к тебе?
   Вот он удивится, если я сообщу ему, что Прохоров тоже обращался! Только не ко мне, а к Лизе Борисовой!
   – Преследование ей мерещилось, – ответила я, продолжая раздумывать, надо ли говорить Лешке, что Прохорова преследовали тоже. – Сначала я отнеслась к ее бредням без должного серьеза. Но теперь, в свете новых событий, придется пересмотреть свое чересчур легкомысленное отношение к Дындиным бедам… А то ее тоже убьют, и буду потом век чувствовать себя виноватой.