Алешина Светлана. Любопытство не порок

   Кабинет Трахалина располагался в самом конце бесконечно длинного коридора за светло-желтой дверью. Табличка на двери отсутствовала, блестел только один номер. Перед дверью стояли обшарпанные стулья, на которых, слава богу, ожидающих посетителей не наблюдалось, и, правильно это поняв, я постучала в дверь и приоткрыла ее.
   Петр Иванович Трахалин, старший следователь РОВД, сидел за столом и, низко наклонив голову, что-то писал.
   — Вы по какому делу, девушка? — спросил он меня, оторвавшись от своего важного дела.
   Слегка обозлившись от того, что он сделал вид, будто меня не узнал, хотя мы с ним встречались, и совсем недавно, я шагнула в кабинет и высказала:
   — А это уж вы мне сейчас скажете, товарищ следователь, или, может быть, вы пошутили, приглашая меня для беседы? Тогда до свидания.
   — Бойкова Ольга Юрьевна? — прекратив играть, вдруг признал меня Трахалин. — Проходите, пожалуйста, очень рад вас видеть.
   — Правда? — засомневалась я.
   У меня уже крутился на языке ядовитый ответ, но я решила сдержаться. Пусть сначала мне расскажут о причинах моего вызова сюда, ну а там видно будет.
   Я прошла в кабинет и села на стул, стоящий напротив Трахалина.
   Разговор со следователем был скучен и тягуч, как надоевшая жвачка. Трахалина весьма интересовал вопрос, почему я, взяв письмо от Спиридонова, не позвонила сразу же в УВД или еще куда-нибудь? Под «куда-нибудь» он явно имел в виду нашу городскую психолечебницу. Эту тему он пережевывал настырно и угрюмо, постоянно возвращаясь к одному и тому же: почему я не позвонила в органы?
   Я вяло отговаривалась, как могла, и ждала, когда же наконец он закончит.
   Я уже настолько изнемогла, что не сдержалась.
   — Я все поняла, Петр Иванович, — прервала я его, состроив одну из своих милейших улыбок, действующих обычно на мужиков затормаживающе. Сработало и на этот раз. Трахалин заткнулся на полуслове, посмотрел на меня, раскрыв рот — жалкое зрелище между прочим, — и, словно очнувшись, опустил голову и нервно закрутил в пальцах зажигалку.
   — В общем и целом, Ольга Юрьевна, вы меня поняли, я надеюсь, — после затянувшейся паузы сказал он и наконец поднял на меня глаза.
   — Именно так, в общем и целом, — закивала я и, перехватывая у него инициативу, спросила:
   — Петр Иванович, не расскажете ли вы мне, как погиб Спиридонов Николай Игнатьевич?
   — Увы, это не в моих силах. Служебная информация огласке не подлежит, — с тяжелым вздохом произнес Трахалин, вынул из стола пачку сигарет «Петр Первый» и задумчиво посмотрел на меня.
   Я решила не напрягать следователя, и так уставшего от разговора с неуступчивой дамой, да еще и вынужденного изображать из себя джентльмена.
   — Давайте закурим, — предложила я ему, словно это была моя идея, и вынула из сумочки свои сигареты.
   Мы закурили, и, расслабившись, Трахалин проговорил:
   — Ну, вроде все мы с вами обсудили, Ольга Юрьевна…
   — Вы хотели мне рассказать подробности, — робко напомнила я ему.
   — Не хотел, — попытался заупрямиться он, но я уже вцепилась в него мертвой хваткой, не меняя, впрочем, приветливого выражения лица.
   — Петр Иванович, — сказала я, — вот представьте себе ситуацию. Наша газета печатает письмо Спиридонова о смерти, теперь нам уже деваться некуда, мы должны дать подробности этого дела и вообще держать его на контроле. Предположим, что, не получив от вас необходимой информации, мы задействуем другие источники. Представляете, что будет дальше?
   — Если вы про увеличение тиража, то этот вопрос не ко мне, — выдал Трахалин неожиданную фразу.
   — Я не про тираж, — пояснила я, — с этим, слава богу, справляемся, я совсем про другое. Ведь наши источники могут оказаться неполными и даже более того, они, возможно, исказят суть дела. — На меня нашло вдохновение, я положила ногу на ногу и откинулась на спинку стула. — Так вот, — продолжила я, — представьте себе, что после статьи о том, как главный редактор газеты побывала в РОВД и с ней провели беседу, — я понизила голос, и он зазвучал у меня особенно притягательно (по крайней мере, мне говорили, и не раз, что он так звучит), — а о нашей с вами встрече я не смогу не написать статью — положение обязывает. Мы публикуем нашу версию событий. Если она окажется неверной, то мы напечатаем опровержение, указав, что органы не оказали нам содействия, а это уже можно квалифицировать как противодействие. Верно?
   Трахалин слушал меня с таким удивленным выражением лица, что мне пришлось даже нахмуриться, чтобы сдержать напавшую на меня смешинку. Заметив, что он еще не придумал, как ему реагировать на мой выпад, я продолжила:
   — Если вы расскажете мне подробности этого дела, я гарантирую верное описание событий, что выгодно для меня. И в этом случае вы во мне получите союзника, который тоже найдет, чем с вами поделиться…
   Я говорила быстро и увлеченно, почему-то думая про Фиму Резовского. Я так долго была знакома с этим неординарным человеком, что кое-чему у него научилась. Наверное, он бы порадовался за меня, если бы имел возможность слышать мои разглагольствования.
   Трахалин заслушался так, что забыл про свою сигарету, и она вся издымилась в пепельнице. Когда я закончила, он встряхнул головой, посмотрел на то, что осталось от его сигареты, и вынул из пачки новую.
   — Ну вы даете, — пробормотал он, — кто бы мог ожидать, что вы так разговоритесь…
   — Не все ж вам одному, — ласково подтвердила я его наблюдение.
   Помолчав, Трахалин спросил у меня:
   — Я могу быть уверенным, что в случае получения вами какой-либо важной информации вы сначала известите меня, и только потом мы с вами вместе решим, что стоит печатать, а что нет?
   — Нет, — честно ответила я и быстро добавила:
   — Но я вам гарантирую, что если что-то появится, то вы это узнаете раньше наших читателей.
   Трахалин опять надолго задумался. Задумалась и я. Ольга Юрьевна предложила пари Войковой. Или нет, лучше не так. Оля поспорила с Оленькой на то, что Трахалин согласится, потому что подумает, что в случае чего сумеет надавить на «Свидетеля» и задержать неугодную ему публикацию.
   Пока Трахалин молчал, прикидывая, что ему выгодно, молчала и я, соображая, на что же я спорю сама с собой.
   Трахалин принял решение первым. Он мне объяснил, что принимает мое предложение, но не потому, что оно ему очень понравилось, а потому, что я ему симпатична.
   Я промолчала, вздохнула и поняла, что выиграла-то Оленька, впрочем, как и следовало этого ожидать.
   — Значит, так, — начал Трахалин, снова закуривая и оценивающе поглядывая на меня, — позавчера приблизительно в тринадцать тридцать пять гражданин Спиридонов вернулся к себе домой. Там его уже ожидал гражданин Диванов Борис Иванович. — Тут Трахалин кольнул меня быстрым острым взглядом, но я так равнодушно поморгала ему в ответ, что он поджал губы и продолжил, словно и не проверял меня только что на вшивость. — По свидетельству Диванова, Спиридонов был чем-то возбужден и отказался объяснить причину этого. Он только напомнил Диванову про письмо, которое хранилось у него, затем попросил извинения, сказал, что он ненадолго, и вышел на лоджию. С лоджии он бросился вниз. Так как квартира Спиридонова была на девятом этаже, то результат оказался предсказуемым. Диванов, по его словам, сначала не понял, что означает продолжительное отсутствие его старого друга, подождал, потом тоже вышел на лоджию. Не обнаружив там Спиридонова, прошел по всей квартире и снова вернулся на лоджию. Там его внимание привлекла толпа народа внизу… Ну, в общем, вот и все.
   Трахалин так переволновался, по-видимому, оттого, что свою малюсенькую услугу он посчитал чуть ли не должностным преступлением, что достал скомканный платочек из кармана брюк и вытер вспотевший лоб.
   — И никаких сомнений ни у следствия, ни у экспертов? — уточнила я.
   — Что вы! — Трахалин даже позволил себе улыбнуться, радуясь, очевидно, что его собеседница оказалась такой дурочкой и не понимает очевидных вещей. — Письмо, мотив, — начал перечислять он доводы, — ни в крови, ни в желудке не было обнаружено ничего, заставляющего подумать о чужой злой воле…
   — И полный набор переломов и разрывов, — тихо добавила я.
   — Конечно, а как иначе… — Помолчав, Трахалин подвел итог:
   — Вот и все, что я могу вам рассказать. Загадок нет, и все ясно.
   Я не ответила и подумала, что, возможно, он и не прав, как минимум одну загадочку найти здесь можно.
   — Вот и все, — повторил Трахалин, — не забудьте, пожалуйста, про наше соглашение.
   — Не забуду, — пообещала я, — если что, то как только, так сразу.
   Обменявшись еще ненужными любезностями, мы расстались.
   В редакцию я возвратилась на такси, всю дорогу прокручивая в памяти разговор со следователем.

Глава 8

   — Гости были? — с этим вопросом я вернулась к своему рабочему месту.
   — Не-а, — тут же ответил мне Ромка, старательно пряча раскрытую книжку под пачкой бумаги для ксерокса. Я с самым невинным видом подошла и выдернула его чтиво наружу. Это оказалось издание стихов Баркова.
   Честно говоря, я и сама уже была не рада, что увидела эту книгу. Не зная, как реагировать, я положила найденный шедевр на место и тихо погладила Ромку по опущенной голове. Краем глаза я заметила, как побагровели его уши.
   «В следующий раз будет прятать надежнее», — подумала я, стараясь, однако, не рассмеяться. Все-таки я его начальник, и дама немного умудренная.
   Как ни в чем не бывало, я прошла к своему кабинету, открыла дверь и спросила, не оглядываясь:
   — А где Маринка?
   — Ушла, — упавшим голосом ответил мне Ромка.
   Посмотрев на Сергея Ивановича, застывшего перед монитором, я уточнила:
   — Куда же это направилась наша путешественница? За булочками?
   — Не думаю, Ольга Юрьевна, — задумчиво ответил Кряжимский, аккуратно раскладывая пасьянс. В свободные минуты Сергей Иванович любил себя побаловать бабушкиными удовольствиями. — Как мне показалось, у нее возникли дела личные…
   При этих словах мне стало даже как-то нехорошо. Маринкина способность изобретать себе проблемы, а потом ненароком обрушивать их на меня была настолько известна, что я прошла назад и села на Маринкин стул. В ногах появилась гадкая слабость и голова закружилась.
   — Ромка, — обратилась я к нашему любителю заветной поэзии, — рассказывай, как дело было.
   — Обычно, как всегда, — Ромка незаметно отодвинул вновь замаскированного Баркова локтем. — Она тут все ходила и ворчала, а потом позвонил какой-то Антон, Марина поговорила с ним и радостно нам так объявила, что.., как, как она сказала, Сергей Иванович? — Ромка повернулся лицом к Кряжимскому.
   Сергей Иванович, прищурившись, посмотрел на меня.
   — Мариночка объявила нам, что рак на горе свистнул, и ее рабочий день закончился, — тонко улыбаясь, ответил он.
   — А вам она передавала привет! — радостно закончил Ромка, и я, услышав все эти жуткие вещи, обхватила голову руками и, будучи не в силах ничего сказать, только пробурчала что-то непечатное. — Вам плохо? — испугался Ромка и, соскочив со стула, заметался по редакции.
   Я расслабленно помахала рукой.
   — Успокойся и сядь на место, — скомандовала я, — или нет, сходи и вызови сюда Виктора, он, наверное, в своей фотолаборатории.
   Ромка исчез, а я посмотрела на Сергея Ивановича, уже забросившего свой пасьянс и с любопытством наблюдавшего развернувшуюся перед ним мизансцену.
   — Перебесится девочка, и все нормально будет, — пробормотал он, пытаясь меня успокоить, но получилось наоборот.
   — Сергей Иванович! — закричала я. — Это же тот самый Антон, который приходил сюда с Жанной!
   На лице Сергея Ивановича ничего не отразилось.
   — Или Жанна, или Антон, или они оба вместе нас и заперли в том кабинете. По крайней мере, Жанна была последней, кто видел живой Риту! А сейчас Маринка пошла на свидание с этим Антоном, теперь вы понимаете, почему я разнервничалась?!
   Кряжимский медленно приоткрыл рот и так же медленно его закрыл.
   — Теперь понял, — сказал он.
   — Вспомните, пожалуйста, — взмолилась я, — что она еще сказала, кроме той ахинеи про рака! Куда пошла или, может, поехала? Где у нее назначено свидание?
   Сергей Иванович пожал плечами и покачал головой.
   — Ничего больше она и не сказала, Ольга Юрьевна, — Кряжимский заволновался, начал потирать себе шею, руки и при этом жалобно поглядывал на меня, словно в очередной Маринкиной глупости я обвинила его.
   Чтобы не тянуть время в объяснениях, я молча встала и, добравшись наконец до своего кабинета и поискав в ящиках стола, нашла визитку Жанны, оставленную ею в прошлое посещение редакции.
   Когда я вернулась к Кряжимскому, рядом с ним уже сидел на стуле Виктор, спокойный и надежный, как всегда. Тут же крутился и Ромка.
   — Ты в курсе? — спросила я у Виктора.
   Он кивнул.
   Я, держа визитку Жанны в руке, пододвинула ближе к себе Маринкин телефон и быстро набрала номер.
   Сделать мне это пришлось раз шесть, прежде чем я поняла, что мне никто не ответит. Обгоревшая галерея не работала.
   Номер домашнего телефона на визитке не был проставлен, и я растерянно оглядела всю свою компанию, ожидая от них совета.
   — Никто не отвечает на работе у Жанны, — сказала я, — а она была единственной ниточкой, которая могла бы вывести на Антона… Что делать будем, «свидетели»?
   — Есть городская справочная, звоним туда, спрашиваем, и нам отвечают! — крикнул Ромка.
   — Может быть, и получится, — согласился Кряжимский, а Виктор пожал плечами.
   — Ты предложил, ты и показывай, как это все делается, — сказала я Ромке.
   Он дозвонился до справочной, и я, поговорив с оператором, поняла, что Виктор, как всегда, оказался прав: Сойкина Жанна Петровна в нашем городе не числится.
   — Разрешите, я попробую разузнать что-нибудь через картинную галерею, — предложил Кряжимский, подходя ко мне и беря трубку телефона. — Это же одна тусовка, а у меня есть кое-какие знакомые…
   Я отошла от стола, достала сигарету и закурила. Нервничала я страшно, я уже не обижалась на Маринку за ее вечные фокусы, мне хотелось только, чтобы с ней ничего не случилось и она осталась живой.
   Виктор подошел ко мне и положил руку мне на плечо. Сразу же стало легче и спокойнее. Бог мой, какой же он надежный мужчина и какая Маринка дура беспросветная, что профукала его самым дурацким образом!
   То есть, это я так считаю, а она врет, что не сошлись характерами.
   Сергей Иванович тем временем, порывшись в своем пухлом блокноте, позвонил кому-то из своих знакомых и после необходимого вступления про то, как-твои-дела-а-у-меня-как-обычно — я вся издергалась, вынужденная выслушивать подобную чушь, — начал наконец-то спрашивать про Жанну Петровну. По ответам Кряжимского я поняла, что дело не выгорает.
   Топнув в нетерпении ногой, я уже было хотела потребовать, чтобы он прекратил эту бессмысленную беседу, как вдруг одна реплика Сергея Ивановича заставила меня насторожиться.
   — Та самая Рита, которая работала в отделе у Спиридонова? А при чем здесь она?
   Я подскочила ближе и нажала кнопку селектора. Сразу же стал слышен голос собеседника Кряжимского. Это была незнакомая мне дама. Судя по ее интонациям, она была весьма рада быть хоть чем-то полезной нашему заместителю главного редактора.
   — .они же дружат, Сереженька, — говорила дама, и я бросила быстрый взгляд на смутившегося Кряжимского, — Рита точно может знать, где живет Жанночка, только вот Риты сегодня нет на работе, наверное, заболела…
   — Леля, — уже не скрывая имени абонента, ответил Кряжимский, — насчет Риты я хочу тебе сказать…
   На этом слове Сергей Иванович замолчал и испуганно воззрился на меня, потому что я, не сдерживаясь, каблуком туфли наступила ему на носок ботинка. Больно, конечно, я понимаю, но извинюсь потом, лишь бы он сейчас не сказал лишнего.
   Показывая губами и жестами «адрес, адрес, берите», я сумела направить Кряжимского в нужное русло.
   — Адрес Риты, пожалуйста, дай мне, Лель, — пробормотал Кряжимский, и когда он записал его на листке бумаги, а дама начала у него спрашивать, почему он к ней давно не приходил в гости, я отключила селектор. На чужую личную жизнь я не покушаюсь, и, если Сергею Ивановичу так хочется, то он может один раз поговорить со своими женщинами и в рабочее время. Начальство не против.
   Взяв лист с записанным адресом, я сперва прочитала его сама, потом протянула Виктору. Виктор взял листок в руки, глянул на него и кивнул мне. Отлично, значит, он знает, куда ехать.
   Помахав у Сергея Ивановича перед лицом рукой, я привлекла к себе его внимание. Он витиевато извинился перед Лелей и прикрыл мембрану трубки ладонью.
   — Я уже заканчиваю, — пробормотал он, почему-то пряча от меня глаза.
   — Мы с Виктором сейчас едем к Рите домой, — громко прошептала я ему, и Сергей Иванович, услышав это, вздрогнул от неожиданности, едва не уронив трубку телефона.
   — Как, зачем? — спросил он.
   — Спросите что-нибудь полегче, — ответила я, — долго объяснять, но мне кажется, что все эти истории завязаны вместе. А если на работе про Риту ничего не знают, то это может означать, что не знают и там, — я положила два пальца себе на плечо, а второй рукой сделала жест, словно поправляю козырек фуражки. — Номер моего сотового у вас есть, систематически будем созваниваться. Продолжайте искать адрес Жанны, но какими-нибудь другими методами, не через Риту. Поняли, почему?
   — Кажется, да, — ответил Сергей Иванович, и я, не тратя больше времени на разговоры, махнула Виктору и направилась к выходу.
   Я, вернувшись в редакцию, так и не успела снять с себя верхнюю одежду, а Виктор сразу пришел из своей лаборатории в куртке «Пилот».
   — Меня возьмите, Ольга Юрьевна! — выкрикнул Ромка, кинувшись за мною следом.
   — Тебе спецзадание, — на ходу выдала я.
   — Какое еще спецзадание? — недоумевал Ромка.
   — Подготовишь реферат о творчестве поэтов-диссидентов, современников Пушкина.
   — Чего, кого? — обалдел Ромка от непонятной фразы и остановился посредине комнаты с таким растерянным видом, что я рассмеялась.
   Сергей Иванович, перехватив взгляд Ромки, пальцем показал ему на запрятанного Баркова.
   Ромка покраснел как вареный рак и ничего больше не сказал.
   Мы с Виктором спустились по лестнице и вышли на улицу. Передав Виктору ключи от своей «Лады», я с удовольствием подождала, когда мне откроют дверь и села на переднее правое сиденье.
   Мы протряслись по разбитым дорогам мимо щелястых заборов, и Виктор, остановив машину, кивнул мне на тот дом, номер которого был указан в записке Кряжимского.
   Если верить данному Сергею Ивановичу адресу, Рита жила в старом одноэтажном деревянном и оштукатуренном доме, запрятанном среди кривых улочек исторического центра города. В нынешние времена центр переместился и благоустраивался, а здесь все оставалось как и много лет назад.
   Впечатление было, честно говоря, так себе. Выйдя из «Лады», я с удивлением увидела, что у этого дома и удобства на улице.
   Хлопнула дверка, и через несколько минут Виктор встал рядом со мною. Я взяла его под руку.
   Встретившись с ним взглядом, я тихо сказала:
   — Ты знаешь, сейчас я уже почти боюсь. А вдруг там ее родители? Я же не могу сказать, что их дочь умерла, если они сами об этом не знают.
   Я посмотрела на Виктора. Тот помолчал и сказал мне только одно слово:
   — Маринка.
   Я вздохнула:
   — Пошли.
   Мы, осторожно ступая по оттаявшей грязи, обнажающей все неровности разбитой кривой тропинки, шли к покосившемуся крыльцу старого дома.
   У входной двери, широкой и низкой, сверху слева блестела кнопка нового звонка.
   Виктор позвонил два раза, и мы стали ждать.
   Послышались шаги, потом загремели засовы, дверь открылась.
   На пороге стояла высокая худая девушка с короткими, с мелкой химией волосами. Она была одета в темный свитер и теплую юбку. На ногах — шлепанцы.
   — Здравствуйте, — озадаченно проговорила она, — а вы к кому?
   Я глубоко вздохнула и ответила слегка замявшись:
   — Здравствуйте, а Рита дома?
   Произнеся эти слова, я не выдержала и, прикрывшись ладонью, сделала вид, что сильно закашлялась. Мне было неудобно.
   — А ее нет, — ответила девушка и неуверенно добавила, — она где-то задержалась, наверное…
   При этом девушка с интересом взглянула на Виктора, но тут же постаралась спрятать этот свой интерес.
   — Да? — выдавила я и замолчала, соображая, что еще сказать, чтобы девушка предложила нам войти, но она сама подсказала мне выход.
   — Вы с нею заранее договорились?
   Виктор, как всегда, решил все за меня, кивнул и слегка подтолкнул меня в спину. Я тоже кивнула как автомат.
   — Пройдите, что же я вас держу на улице, — засуетилась девушка и, отступив на шаг, пропустила нас в низкие полутемные сени. Это были точно сени, а не прихожая. Сразу перед дверью было перегороженное помещение, очевидно, когда-то предназначенное для кур. Или овец. Не знаю точно, я не специалистка.
   Разувшись здесь же, перед этим бывшим загоном, мы зашли внутрь дома.
   В первой комнате стоял старый полированный стол, диванчик, два стула, двухкомфорочная газовая плита, на стене висел рукомойник.
   Сюда же выходили две двери. Одна из них была закрыта, другая отворена.
   — Проходите, садитесь за стол, если хотите, можете пройти в Ритину комнату, — пригласила нас девушка и показала на закрытую дверь.
   Отказываться было бы уже просто глупо. Поэтому я и приняла предложение.
   Мы вошли в малюсенькую комнату, площадью приблизительно в восемь-десять квадратных метров. Здесь как-то уместились двустворчатый шкаф, кровать, письменный стол и даже две книжные полки, на одной из которых стояла птичья клетка без жильцов.
   — А где же птички? — спросила я.
   — Крякнули, — с готовностью ответила девушка.
   — А-а, — разочарованно протянула я, — это были утки…
   Мы рассмеялись.
   — Давайте знакомиться, — предложила девушка, — меня зовут Нина.
   Мы с Виктором представились, и как-то сам собою начался разговор. Оказалось, что Нина с Ритой снимают этот домик на двоих и живут вместе уже несколько лет. Помня поведение Риты с Жанной, я с подозрением посмотрела на Нину. Девчонка как девчонка. Тоже искусствовед, только работает не в картинной галерее, а в университете.
   Поставив чайник на плиту, Нина вернулась в Ритину комнату, мы закурили и продолжили беседу.
   — Не знаю даже, когда она вернется, она ничего мне не сказала, — Нина бросила осторожный взгляд на Виктора и промолчала, решив не признаваться, что Риты и ночью не было дома.
   Знала бы она, что Рита больше никогда не придет.
   Я увидела на Ритином столе раскрытую книгу необычно большого формата, со страницами, прикрытыми листами тонкой папиросной бумаги, и подошла посмотреть, что это такое.
   — А вы где работаете? — внезапно засуетилась Нина. — А то я у вас и не спросила даже.
   — В газете «Свидетель», — ответила я, — есть такая газета в Тарасове, может быть, слышали?
   — Еще бы, — ответила девушка и опять спросила:
   — Оба работаете?
   — Конечно, — я с интересом взглянула на Нину, не понимая причины ее неожиданной нервозности.
   — Уф, — с облегчением вздохнула она и тут же объяснила:
   — Эту книжку она принесла из галереи… В принципе этого нельзя было делать… Но Рита собиралась ее вернуть. Она просто немного поработала с нею.
   Я посмотрела на обложку. Это был второй том каталога живописного собрания графа П.Р. Нарышкина. Положив книгу, как она лежала, я, кое-что вспомнив, наугад спросила Нину:
   — По этому каталогу Рита сделала свое сенсационное открытие, верно?
   — Да, она вам рассказала?
   Нина, подойдя ко мне, ткнула пальцем в одну из черно-белых иллюстраций на открытой странице каталога.
   — Рита очень гордилась тем, что нашла эту картину, она считалась утерянной еще с тех времен. Это ван Хольмс. Вы знаете ван Хольмса?
   — Немного, — честно ответила я, недоуменно взглянув сначала на Виктора, а потом на фотографию найденной Ритой картины.
   Это была та самая картина, которую сегодня мне показывал Сергей Иванович Кряжимский в буклете выставки «Ару-галереи». Единственная картина, сгоревшая при вчерашнем пожаре.
   — А как же этот… — я помолчала, вспоминая фамилию коллекционера, — Гриншпун или Гринцпуль не знал, что за сокровище у него в руках?
   — Не знал, — ответила Нина. — Картина Хольмса была закрыта поздней живописью, тоже старой, но не пятнадцатого века. Рита взялась подработать, ее попросили подреставрировать вещь; она убрала верхний слой и не поверила своим глазам. — Нина засмеялась. — Это уже было поздней ночью, ко мне приехал жених, представляете? Мы с ним в моей комнате, вдруг громкий стук в дверь с диким криком: «Нинка, просыпайся, я Хольмса нашла..»
   Нина рассмеялась своим воспоминаниям, я снова переглянулась с Виктором. История с пожаром поворачивалась уже совсем другой стороной, и возникали новые вопросы, требующие ответа.
   — Я не специалист в живописи, — честно призналась я. — Скажите, пожалуйста, ведь подрамник — это что-то, относящееся к холсту?
   — Конечно, холст на него и натягивается. Без подрамника картины на холсте быть просто не может, — ответила мне Нина.
   — А ведь Хольмс писал на досках, — блеснула я плодами чужих знаний, и Нина с уважением взглянула на меня и заговорила, с осторожностью подбирая слова.