– Да девушка пропала, – печально сказал Лариков.
   – Твоя? – охнул старикан, по-женски всплеснув короткими ручками.
   «И как он этими ручонками воровал? – подумал Пенс, как зачарованный смотря на эти аккуратненькие ручонки с пальчиками-колбасками. – Ума не приложу!»
   – Моя, – развел руками Ларчик. – И увели-то из-под носа. Говорят, на лимузине увезли…
   – Ах, черт! Только три есть. У меня, Маркела и Волчонка.
   – Знаю, – кивнул Ларчик.
   – Я не в счет, можешь проверить…
   – Это я тоже знаю.
   – Получается, у нас остаются только эти двое, – задумчиво прищурился Поздяков. – Ни тот, ни другой на звание людей добрых не тянут.
   – Не мучайте нас, – не выдержал Пенс. – Я и так за Сашку боюсь.
   – Получается, зря я сегодня на тусовку не пошел, – развел руками старик. – И Маркел там был, и Волчонок, само собой. У него в Заманчивом все и было.
   – Где? – в один голос закричали Пенс и Лариков.
   – В Заманчивом, – повторил Поздяков. – Волчонок последнее время у нас как ненормальный бродил. А потом закупил себе какой-то бункерок в этом райском месте. Вот и собирал всех там. Маркел его ненавидит до полусмерти, но закон есть закон. Там бы я их и нашел обоих, а ведь и вашу девочку тоже, если…
   Старик запнулся и осторожно поднял глаза на побелевшего Ларикова. Пенс не понимал, почему они вдруг так вот переглянулись.
   – Ты так сразу не думай, – погрозил пальцем Ларикову Поздяков. – Может, это и не они еще девочку украли…
   – Они, – обреченно выдохнул Ларчик. Теперь он уже и не чаял увидеть Сашку живой. Для чего нужны девочки на воровских сходах, он знал прекрасно. Правда, раньше довольствовались путанами, но, видимо, теперь требования возросли.
   – Ладно, я туда съезжу. Засвидетельствую расположение… Хоть его-то наверняка застану, – решил старик и, с трудом разгибая спину, поднялся со стула. – Только вы туда пока не суйтесь. Нужны будете – найду сам. Пришлю своего пацана, он вам объяснит, как туда попасть…
   Разговор был окончен. Лариков тоже поднялся и дал знак Пенсу, что пора и честь знать.
   Они вышли, оставив Поздякова в глубоком раздумье. Дело в том, что ему страшно не хотелось, чтобы девчонка оказалась там. Наверняка пришлось бы с кем-нибудь конфликтовать и ссориться. Либо с Волком и Маркелом, либо с Лариковым.
   Этого дипломатичный Поздяков ужасно не хотел и от всей души желал, чтобы девицы там не оказалось или…
   Он вздохнул. Нет, смерти он никому не желал, но если так будет удобнее всем, и в первую очередь – ему самому?
* * *
   – Ну, – сказала я. – Настал момент все-таки объяснить ваши шутки, милостивый государь!
   – Какие шутки? – заморгал он своими длинными ресницами. – Я не шучу.
   – Ага, конечно, – рассмеялась я саркастически-горьким смехом. – Вы не шутите. Вы просто вот так развлекаетесь. Схватили девушку, приволокли ее прямиком на какой-то бал и заявили, что она должна стать вашей женой! Это ли не шутки?
   – Нет, – покачал он головой. – Если вы немного успокоитесь, Александра Сергеевна, я все вам объясню.
   – Я уже замучилась ожидать, когда вы это сделаете, – проворчала я. – И, если честно, давайте побыстрее, потому что я очень устала и хочу домой.
   Он взглянул на меня, как на полную идиотку или человека близкого к помешательству.
   – Вам налить вина, – как ни в чем не бывало осведомился он, – или вы предпочитаете кофе?
   – Я предпочитаю находиться дома, – начала терять терпение я, – и ничего не пить! Вообще ничего! Только воду из-под крана, причем желательно с большим содержанием хлорки!
   Он усмехнулся и щелкнул пальцами. Прямо как какой-нибудь вывихнутый баронет из низкопробного романчика!
   На пороге вырос тот самый вечно растерянный гоблин, что охранял от меня окружающее пространство, и воззрился на своего господина, ожидая дальнейших распоряжений.
   – Принеси стакан воды. Из-под крана. Очиститель предварительно сними, – отрывисто и сухо командовал Филипп. – У мадемуазель сегодня отвратительное настроение.
   – О, настроение у меня просто убийственное, – рассмеялась я зло. – В том смысле, что я мечтаю кое-кого убить!
   – Меня? – спросил он как ни в чем не бывало.
   – Именно, – подтвердила я. – Именно вас! И никого больше!
   Амбал застыл, испуганно переводя взгляд с моего разъяренного лица на невозмутимую физиономию Филиппа.
   – Тогда принеси еще револьвер, – распорядился тот. – Понял меня? Стакан воды с хлоркой и револьвер.
   – Может, не надо? – немного осмелев, прогундосил амбал.
   – Надо. Все, чего хочет эта женщина, хочет господь бог.
   С ума сойти! Человек действительно поехал крышей на романчиках, о, мамочка!
   Вот сейчас я точно испугалась. Потому что маньяк, начитавшийся любовной прозы, – это, простите, уже на грани ночных кошмаров!
* * *
   Шикарный автомобиль ехал практически неслышно. Старый ворюга преспокойно отдыхал, откинувшись на удобном сиденье и прикрыв глаза. Со стороны он казался уставшим от жизни в высшем свете баронетом. Во всяком случае, именно этой иллюзией тешил он себя.
   Мелькали навстречу чахлые деревья. Ах, как бы ему хотелось оказаться где-нибудь в Англии и ехать в старинное поместье!
   «Хорошие мечты, да вот в чем проблемка. Ты не баронет. Не виконт. Старый вор. И в этой самой Великобритании у тебя бы так круто взлететь не получилось».
   Он усмехнулся. Внутренний его голос был не прав.
   Поздяков за время своей долгой жизни убедился в том, что хорошему вору в любой стране почет и уважение обеспечены. Хотя нынешняя поросль его не устраивала. Слишком жестокие пацаны, и никакого закона…
   Мимо промчался лимузин. Резко затормозив, остановился.
   Заметив это, старик сказал шоферу:
   – Останови.
   Он приоткрыл дверцу и стал ждать, когда к нему подойдет Маркел.
   Слава богу, старшинство Маркел соблюдал четко, не то что Волчонок.
   Он подошел в сопровождении своих бодигардов.
   Только тогда старик вышел из машины и позволил Маркелу обнять себя.
   – Давно не виделись, – сказал Маркел, совершив ритуальные объятия. – Что-то ты у Волчонка не был…
   – Вот еду, – сказал старик. – Здоровье-то за деньги не купишь, а приступы стали непереносимыми. Как он там? Что за причина у него была для сбора?
   – Жениться надумал, – осклабился Маркел. – Нашел себе какую-то девку в рваных джинсах и приволок ее знакомиться. Девка – сущая фурия, да еще и рыжая, как огонь! Не пойму я Волчару, ей-богу!
   Если бы Маркел не был так занят собственной неотразимой персоной, он бы заметил, как веки старика дрогнули.
   – Ну вот и славно, – пробормотал старик. – Пора ему остепениться. Что ж, поздравлю парня… А девушка согласна?
   – А он ее и не спрашивал, – хихикнул Маркел. – Похоже, батя, он ее похитил. Она мрачная сидела и, как мне померещилось, охотно Волчару бы прирезала. Поменьше бы этот козел книг читал, толку больше бы выходило!
   – В книгах вреда нет, – назидательно молвил старик. Они попрощались, так как разговор, когда ты уже выяснил то, что тебя интересовало, для Поздякова терял смысл.
   Можно было сразу сообщить Ларикову, но старик, подумав, решил разобраться с этим безобразием сам.
   Чтобы было меньше скандала. Хотя он и не был особенно уверен в успехе, но твердо знал – выход найти можно. Стоит только поискать.
* * *
   – Однажды я ехал мимо остановки и увидел вас, ма белль… Вы стояли такая грустная, и солнце освещало ваши волосы. Казалось, что вы ангел, избранница, маленькая святая…
   Он задумался.
   – Бернадетта, – подсказала я.
   – Кто? – вскинул он на меня удивленные глаза.
   – Святая Бернадетта, – повторила я. – Или там еще какая святая.
   Он рассмеялся.
   – Так вот, ма белль Александрина, я замер на месте и не мог отвести взгляда. Когда столбняк прошел, я сказал себе – это должно быть моим.
   Его голос стал холодным и властным, а палец уперся мне в грудь. Дабы у меня не оставалось никаких иллюзий относительно своей будущей судьбы.
   Я сдержалась. Конечно, мне ужасно хотелось выругаться и при этом швырнуть в него что-нибудь увесистое.
   Вот уж не хочу я, чтобы меня называли «это».
   Дверь открылась. Мне протянули стакан с хлорированной водой и револьвер.
   – Ну, так вот, милейший, – медленно и тихо, четко произнося каждое слово, сказала я, беря в руки и то, и другое. – «Это» вашим быть не собирается. «Это» или то, что вы «этим» называете, – вполне самостоятельная личность. И имеет, представьте себе, не только имя и фамилию, но еще и собственные планы относительно дальнейшего существования, в которое вы, милейший, никак не вписываетесь!
   – Вы меня плохо знаете, Сашенька, – грустно покачал он головой. – Я не отказываюсь от своих намерений.
   – Даже когда они заведомо глупы? – поинтересовалась я.
   – О, это уж не вам судить!
   – Что ж, – печально вздохнула я, направляя дуло револьвера на него. – Мне очень грустно, но…
   – Стреляйте, – кивнул он, как ни в чем не бывало садясь в кресло. – Выпейте воды, чтобы не так нервничать, и спускайте курок. Вам показать, как это делается?
   Он смеялся. То есть не откровенно, нет. Его лицо выражало просто вселенскую печаль, но глаза откровенно потешались надо мной.
   Он дал знак растерянному амбалу выйти.
   Я швырнула револьвер на гладкую поверхность старинного «Беккера» – рояль тихо и печально отозвался на мое бестактное движение, и, подавляя желание показать ему язык, сказала:
   – Живите. Садиться из-за вас в тюрьму я не намерена.
   – Ну, мы могли бы все обставить как самоубийство, – продолжал издеваться надо мной он. – Вы же детектив. Нет, мой ангел, дело не в этом. Вы просто не сможете меня убить, потому что я…
   Он улыбнулся, разглядывая меня с некоторым оттенком самодовольства. И договорил:
   – Потому что я вам нравлюсь.
   Ну и нахал! От возмущения меня передернуло, и я сурово ответила:
   – Вы бы поменьше этой бурды читали, голубчик. Может, тогда вы бы мне и понравились.
   Я решительно выпила всю воду, со стуком поставила стакан на столик и пошла к выходу.
   На выходе я обернулась и насмешливо сказала:
   – Кстати, не трудитесь меня запирать. Я сама от вас всех запрусь – неохота мне вашими рожами лишний раз любоваться!
   И быстро удалилась в отведенные мне покои.
* * *
   Вечер опускался на город. Темнота навевала на Ларикова и Пенса отчаяние.
   – Вот и день прошел, – сказал Лариков, и в простой констатации факта звучал страх за Сашку, который Пенс уловил без особого труда.
   – Мы ее найдем, – в голосе Пенса прозвучала отчаянная решимость. – Чего бы это нам ни стоило.
   Лариков усмехнулся.
   – Знаешь, Пенс, если бы я мог понять, зачем они ее украли… Выкуп? Почему тогда молчат?
   – Ну, может быть, выбирают удобное время.
   Фраза прозвучала как-то неуверенно. Пенс без труда осознал, что сам не верит в то, что говорит. Но если они сдадутся и поверят в то, что Сашка никогда не появится в этой комнате и ее улыбка не осветит пасмурный день…
   – Она бы никогда нас не бросила, – пробормотал он. – Ты это понимаешь? Верила бы до последнего, что она нас найдет.
   – Только нас никто не крадет…
   Лариков встрепенулся. Мысль, которая пришла ему внезапно в голову, казалась совершенно бредовой.
   А кто их украдет? Зачем они нужны кому-то? Два мужика, никакого интересу красть их нет.
   – Та-ак, – протянул Лариков. – У Маркелова, насколько мне известно, семья есть. И он по-своему привязан к своей жене.
   – Что ты этим хочешь сказать? – вскинул глаза Пенс.
   – То, что есть, – буркнул Лариков. – А вот Волков у нас еще молод и семьей не обзавелся. Кроме того, насколько я знаю, этот тип отличается склонностью к романтическим бредням в духе любовных романов.
   – Я тебя не понимаю! – Пенс боялся поверить в то, что Сашку украли в приступе страстной любви.
   – Она у него, – решительно сказал Лариков. – Она у него, можешь поверить мне на слово.
   Он встал. Встал он своевременно, так как телефон, доселе молчавший, зазвонил.
   Лариков поднял трубку, моля всех святых, чтобы это был Поздяков.
   – Алло.
   – Андрей? – в трубке взволнованный голос Галины Михайловны казался оглушающим. – Андрей, я тут подумала, что Саше уже бы пора вернуться. Ты ничего не знаешь про эту Лену?
   Судя по ее голосу, у нее начиналась истерика, а Лариков, уже успев изучить мать своей помощницы, знал, что истерика Галины Михайловны своего рода стихийное бедствие.
   – Галина Михайловна, не волнуйтесь, пожалуйста! – Лариков старался быть убедительным. – Она скоро вернется.
   – Вы бы туда съездили, а? – попросила она, и Лариков понял по отчетливо прозвучавшим ноткам, что он был прав в своем предположении.
   – Непременно съездим и привезем ее, – твердо пообещал Лариков.
   «Если позвонит Поздяков, – подумал он, – мы сделаем это очень скоро».
   Поэтому он все время смотрел то на часы, то на телефон, поскольку промедление было, натурально говоря, смерти подобно, а телефон все не звонил и не звонил!

Глава 7

   – Урод! – разъяренно фыркнула я, захлопывая за собой дверь в комнату.
   Паша сразу нахохлился, отнеся это на свой счет, и тут же заворчал, что он красивый.
   – Красивый Паш-ша, – бормотала несчастная птица, стараясь не смотреть в мою сторону.
   Конечно, за что я его-то обидела? Он ко мне со всей душой, а я…
   – Да не ты, – сказала я ему, подходя к клетке.
   Но было уже поздно. Мой собрат по несчастью явно перестал относиться ко мне с прежней любовью. Бедняга теперь снова окунулся в волны вынужденного одиночества, и я почувствовала острую вину за не вовремя вырвавшиеся у меня слова.
   – Пашенька красивый, – подхалимским голоском пропела я, пытаясь снова снискать его расположение. – Пашенька золотой. Самый красивый попугайка на свете!
   Пафнутий продолжал хранить гордое молчание. Тогда я решила выпустить его из клетки. Пусть хоть он насладится жалким подобием свободы.
   Открыв клетку, я отошла в сторону, давая ему возможность беспрепятственно вылететь на волю.
   Сначала он не поверил собственному счастью. Посмотрел на меня подозрительно, выкрикнул подобие радостного «ура» и выпорхнул наружу.
   Я была немедленно прощена.
   Совершив несколько кругов вокруг меня, он сел ко мне на плечо.
   Потом перенесся на книжную полку, где тут же занялся чрезвычайно полезным делом – начал рвать мягкую обложку с парой кретинов, полыхающих сумасшедшей страстью.
   – Вот и правильно, – поощрила я его неблаговидное поведение. – Туда им и дорога. А то забивают всякой ерундой головы воров в законе, а мы потом страдаем!
   Зрелище это было как бальзам на мою израненную и озлобленную душу. Я готова была зааплодировать попугаю или начать помогать ему в осквернении местных сокровищ изящной словесности. Почему-то сейчас я в гневном ослеплении была склонна обвинять в своем незавидном положении именно их.
   В этот миг, такой сладкий и восхитительный, кто-то начал ломиться в мою дверь.
   – Откройте-ка, – услышала я голос Алисы Давыдовны. – Хватит тут в прынцесс играть!
   – В кого хочу, в того и играю, – гордо ответствовала я. – А что, только вашей банде можно играть, да?
   – Сама бандитка, – обиделась Алиса Давыдовна. – Вам тут вот кассету какую-то передали. Перестаньте бузить и откройте дверь!
   Подумав, я решила, что веду себя, как капризное дитя. Возможно, это только понравится этому кретину Филиппу. Потому что в его излюбленных творениях женщины ведут себя именно так. То есть надо обдумать, как же мне вызвать у него отвращение. Значит, надо придумать что-то попротивнее!
   Распахнув дверь, я позволила матроне внести в мое убежище свой огромный бюст.
   Она проворчала, входя:
   – Вот ведь какую капризную дуреху Филипп Владимирович выбрал! Столько дамочек с него глаз не сводят, вам бы гордиться, а вы фанаберии устраиваете!
   Не дав мне обдумать, при чем тут, собственно, фанаберии, она вдруг замерла и в благоговейном ужасе уставилась на книжные стеллажи.
   – Господи, – прошептала она, роняя видеокассету на столик и всплескивая руками, – кто ж эту гадкую птицу наружу выпустил? Ведь она тут все загадит и книги с обоями порвет!
   – Я выпустила, – сообщила я, победным изваянием застыв напротив нее.
   – Вот и загоняйте его, пока он тут бед не натворил, – приказала мне экономка.
   – И не подумаю, – фыркнула я. – Птицы и женщины должны жить на свободе, в то время как преступники должны сидеть за решеткой!
   – Ишь ты чего удумала! – неодобрительно окинула меня своим взором Алиса Давыдовна. – Была б ты моей дочкой, я б тебя выпорола да приказала тебе за Филиппа Владимировича замуж идти!
   – Вам он нравится? – невинно осведомилась я.
   – А то нет, – просияла матрона, покрыв свой взгляд мечтательной пеленой полного идиотизма. – Как же мой красавчик мне не понравится!
   – Вот и топайте за него замуж, – милостиво разрешила я. – А мне он, хоть расстреляйте, не нравится! И вообще – вы кассету принесли? Все сделали? Теперь валите из моих покоев!
   – Вот ведь хамка, – возмутилась дама. – Все Филиппу скажу!
   – Идите и доносите, – я демонстративно уселась в кресло. – Я и так от вашей компании устала. Вы скучные и неинтеллигентные люди!
   Она таращила на меня глаза, явно не привыкшая к такому тону, да и мне бы мама прочла лекцию, как надо разговаривать со старшими, но сейчас мне было не до этикета.
   – Бессовестная, – выдавила она, – какая ж девка бесстыжая!
   Она попятилась от меня к двери, рискуя опрокинуть венецианский столик на своем пути, нанеся восхитительный ущерб здешнему хозяйству. Попугай выкрикнул одобрительно: «Паша хороший!» – и нацелился кинуться на несчастную подобно коршуну.
   Она резко выпрыгнула из комнаты, хлопнув дверью. Я победно оглядела поле боя и заорала:
   – Йеху! Наши начинают и выигрывают!
   Впрочем, я скоро успокоилась. Спать мне не хотелось, и я решила взглянуть, что за порнуху мне прислал «мой господин и повелитель».
   Прочитав наклейку, я расхохоталась.
   Ни за что вам не догадаться, что рекомендовалось мне посмотреть на сон грядущий! Можете и не пытаться, и так скажу.
   Мультфильм Уолта Диснея «Красавица и Чудовище»!
   – Присаживайся поудобнее, дружок, – передразнила я голос из детства, того спрятанного в радио старичка, которым пыталась урезонить меня в детстве мама. – Сейчас я расскажу тебе сказку. Про маленькую Белль и отвратительного серого Волка по кличке Филиппок. Правда, в этой сказке наше Чудовище вряд ли превратится в сказочного принца.
   Я включила видеомагнитофон, загнала попугая в клетку путем банальной приманки-еды и уселась с ногами на огромную кровать.
   В конце концов, может быть, под действием сказки мне удастся забыть о своей плачевной судьбе?
   В это время что-то хлопнуло. Я подошла к окну и увидела, что какой-то старикан, которого я не видела раньше, уходит. Значит, хлопнули ворота.
   «Ах, какая жалость, что не бомбочка, – подумала я. – Или небольшой такой зарядик тротила…
   Ладно, – позавидовала я свободному в своих передвижениях Божьему Одуванчику, – я тоже скоро буду ходить куда мне захочется. Просто по улице – туда-сюда, туда-сюда!»
   Вспомнив о тарасовских улицах, я вздохнула. Одно воспоминание потянуло за собой другое, и от этого стало почти невыносимо грустно. Так захотелось оказаться в моей маленькой комнате или в Пенсовом гараже!
   Пенс.
   Но, черт побери этих кретинов, почему же они меня не ищут?!
* * *
   – Нет уж, – сказал Лариков. – Не поеду я на твоем драндулете! Ночь все-таки.
   – Так самое время, – усмехнулся Пенс. – А на чем тогда?
   – Спрошу у Владислава его машину, – решил Лариков и тут же бросился набирать номер счастливого обладателя «девятки».
   – Как скажешь, шеф, – пожал плечами Пенс. Ему было все равно, лишь бы скорее доехать до логова этого Волка.
   Стоило только Ларикову положить трубку и сообщить, что машина будет, как телефон снова зазвонил.
   У Пенса перехватило дыхание.
   – Неужели опять Галина Михайловна? – с тоской сказал он. Успокаивать кого-то, когда у самого за Сашку страх почти панический, Пенс был сейчас не в состоянии.
   Но Лариков уже поднял трубку, и теперь Пенс слышал только отрывистое:
   – Да. Нет. Хорошо. Жаль. Ладно, сочтемся.
   Повесив трубку, Лариков уставился в одну точку и задумчиво барабанил пальцами по столу.
   – Что? – спросил Пенс, уже предчувствуя беду.
   – Звонил Поздяков. Он Александру не видел, – печально развел руками Лариков.
   У Пенса что-то оборвалось внутри. Надежда растаяла, уступая место отчаянию.
   «Ну уж нет», – процедил Пенс сквозь зубы.
   Он решительно направился к выходу.
   – Ты куда? – окликнул его Лариков.
   – К Волкову, – ответил небрежно Пенс. – Хочешь правду?
   – Конечно.
   – Не верю я твоему Поздякову. Фамилия у него идиотская, и сам он гнусный типчик. Просто его перекупили, вот он и врет. А если он прав, я поеду к Маркелову, но Сашку я найду!
   Лариков встал и начал собираться.
   – Подожди, – попросил он. – Одному тебе с этими придурками не справиться.
* * *
   Стоило мне наконец-то устроиться поуютнее и погрузиться в несложные перипетии сюжета диснеевского мультика, как в мою дверь нетерпеливо забарабанили.
   Открыв дверь, я застыла на пороге.
   Меня даже пришлось слегка отодвинуть. Потому что бледная девушка, стоящая на пороге с пластиковой бутылью джина с тоником, ужасно спешила попасть в мои апартаменты.
   – Привет, – беззаботно бросила она, проходя внутрь с непосредственностью завсегдатая.
   Я без труда узнала приветливую девицу, которая так согревала мое сердце своим дружелюбием.
   – Привет, – пробормотала я в ответ.
   – Пить будешь, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она. – Можешь не сомневаться, я его не отравила. Я тебе и так благодарна. Потому что мамашенька моя, сволочь такая, мечтала о моем обручении с Волчарой. А теперь, поскольку он пламенно в тебя влюбился, а пристрелить тебя у нее духу не хватит, я могу почитать тебя освободительницей. В отличие от Леночки и Тамочки. Этих на твоем месте я бы обходила за сто шагов.
   Она открыла бутылку и поискала взглядом стаканы.
   – О, черт! – расстроенно воскликнула она. – И почему у тебя нет никаких фужеров?
   – Не предусмотрены, – брякнула я. – Филипп блюдет мою нравственность.
   – Пошел он, твой драгоценный Филипп, – проворчала она и встала. – Сейчас принесу.
   Она вышла из комнаты, а я осталась, недоумевая, что заставило ее прийти ко мне с намерением выпить.
   Стоило ее каблучкам простучать по коридору, как в мою дверь стукнули – на этот раз осторожно.
   Я, вздохнув, открыла снова. На этот раз вместо девицы с обещанными фужерами стояла Леночка собственной персоной. Почему-то смутившись, я пробормотала:
   – Что вам угодно?
   – Если ты отсюда не смоешься, пеняй на себя, – процедила она сквозь зубы.
   – Я бы с радостью, – весело ответила я. – Если вы, конечно, поможете мне смыться.
   – Обсудим попозже, – хладнокровно сказала Леночка и так же невозмутимо удалилась.
   – Надо запираться получше, – проворчала я. – Похоже, моя камера превращается в проходной двор.
   Правда, теперь передо мной замаячила слабая надежда все-таки вырваться из этого мерзкого места.
   Подумать о счастливом будущем мне не дали, в дверь заколотили ногой.
   «Теперь уж точно мой нетерпеливый нареченный», – с тоской подумала я, раздумывая, каким бы фолиантом огреть его по голове, если его страсть превысит пределы разумного.
   Но это, слава богу, вернулась девица с фужерами.
   – Удалось пробраться незаметно, – удовлетворенно сказала она. – Филипп до смерти занят беседой со старым хрычом.
   – С каким? – удивилась я.
   – Я не разглядела, – призналась она. – Похож на Поздякова, но, возможно, и не он, одет уж больно скромно.
   Кто такой Поздяков, я все равно не знала, но уточнила:
   – Такой маленький?
   – Ага, – кивнула девица.
   – Он вернулся? – спросила я. – Я просто видела, как он уходит.
   – Ничего не знаю, но сейчас они что-то обсуждают очень увлеченно. Кажется, за это время мы вполне успеем напиться до того состояния, в котором легче переносить здешнее общество. Кстати, меня зовут Эльвира.
   – Очень приятно, – сказала я.
   – Паша красивый, – присовокупил себя к нашей компании попугай.
   – Ага, – улыбнулась ему Эльвира. – Краше тебя только мертвец на погосте… Слушай, ты всерьез решила замуж выйти за Филиппа?
   – Я ничего такого не решала, – запротестовала я. – Он, похоже, все решил без меня.
   – О, это вполне в его духе, – усмехнулась она.
   – А ты его давно знаешь? – поинтересовалась я.
   – С рождения, – махнула она рукой. – Я его троюродная сестра. Мамуля хотела устроить без пяти минут инцест. Представляешь, какая сволочь? Ей радость, а мне – детишки с хвостиками, как в «Сто лет одиночества».
   «Надо же, – с любопытством отметила я. – Моя новая подружка, похоже, не просто алкоголичка. Она начитанная алкоголичка. Во всяком случае, Маркеса прочитала».
   Странная компания. Мужчины здесь тащатся от Макнот, а женщины почитывают Маркеса!
   Мы с Эльвирой, как ни странно, довольно быстро приобретали вожделенное нетрезвое состояние. Пафнутий бурно проявлял радость, выкрикивая свою сакраментальную фразу, и нам было уже абсолютно наплевать, что на моих окнах решетки, что какой-то чувствительно-эротический маньяк решил сделать меня любимой наложницей в своем гареме, а в конце коридора торчат охранники с тупыми и решительными лицами, прорваться через кордон которых – розовая мечта.