Страница:
Светлана Алешина
Наследница всех капиталов
Глава 1
– Ого! Что это на тебя нашло? – буквально опешив от представшей моему взору картины, произнесла я, как только открыла дверь в свою редакцию и увидела, что в ней творится.
Маринка, моя секретарша и лучшая подруга, носилась по редакции с тряпкой и ведром и наводила порядок. На все столы она расставила вазы с цветами, шторки широко распахнула, так что теперь утреннее солнышко наполнило своим светом все помещение и заиграло бликами на различных предметах. Брошенные вчера вечером на столах бумаги Маринка собрала в аккуратные стопки и разложила по полкам. Одним словом, нашу редакцию просто невозможно было узнать.
– Ты случайно не заболела ли? – подозрительно посмотрев на Широкову, спросила я. – Как это ты додумалась до того, чтобы навести здесь порядок, да еще и заняться этой работой сама?
– А что тут такого невероятного? Я что, не могу взяться за ум и изменить стиль своей жизни? – удивленно посмотрев на меня, вопросами отреагировала Широкова на мои вопросы.
– Оказывается, можешь, – развела руками я. – Но с какой стати тебе это вдруг вообще понадобилось?
– Да так… – попыталась улизнуть от ответа Маринка и, с еще большим рвением начав тереть зеркало, добавила: – Просто поняла, что достигла того возраста, когда нужно наконец задуматься о своем будущем. Не вечно же мне строить из себя глупышку-хохотушку, какой я была раньше.
– Что значит «строить»? – поняв, что с Широковой все же что-то произошло, раз она так себя ведет, начала допытываться я. – Ты никогда никого из себя не строила, а была такой, какая есть, естественной и неповторимой. Ты же именно потому всем и нравишься, что всегда весела и беззаботна. Будь ты другой, не была бы ты нашей любимой Широковой.
– Что ж, а теперь я буду другой, – не глядя на меня, со вздохом, словно бы сожалея, произнесла Маринка и продолжила натирать блестящую поверхность зеркала. – Так что придется вам привыкать ко мне новой.
– А ты уверена, что перемена так уж необходима? – бросив свою сумку на стол, спросила я у Маринки, все еще надеясь, что она шутит и просто разыгрывает меня. – Не проще ли оставить все, как было раньше?
– В моем возрасте, – с обреченным выражением на лице начала Маринка, – уже смешно вести себя необдуманно и по-детски, как я делала раньше. Но теперь-то этого уже не будет. Марина Широкова станет совершенно другим, более взрослым и умным человеком. Она полностью изменится и исправится.
– Ничего себе день начинается… А еще говорят, что утро вечера мудренее, – попросту не зная, что еще можно сказать на новую идею Маринки, тихо вздохнула я. Чего-чего, а подобного от Широковой я никак не ожидала. – Вчера за тобой такой «мудрости» не наблюдалось.
Маринка ничего не ответила, сделав вид, что не слышала моих слов, и от зеркала перешла к полкам на стене возле компьютера Сергея Ивановича Кряжимского, затем к своему рабочему месту. Я застыла в недоумении.
Еще несколько минут понаблюдав за тем, как Маринка наводит блеск на своем столе, я решила, что это настроение у нее временное, уже через полчаса все пройдет, от мыслей, будто она должна стать «взрослым и умным человеком», и следа не останется, и Широкова опять будет такой же беззаботной и веселой, какой была всегда. А потому я вновь взяла свою сумку в руки и спокойно направилась в личный рабочий кабинет. Там я открыла жалюзи, распахнула окно и глубоко вдохнула в себя воздух, понимая, что пора браться за работу.
А работы у меня, главного редактора газеты «Свидетель» Ольги Юрьевны Бойковой, всегда много. Ведь надо и статьи для нового номера подобрать, и фотографии к ним сделать, и умело разместить все материалы на шести имеющихся в нашей газете полосах (или страницах, как их называют читатели). А помощи ни от кого не дождешься, несмотря на то, что в нашей редакции задействовано целых четыре сотрудника, исключая меня.
Да и от кого, собственно, ее ждать, помощи-то? Молчаливый фотограф Виктор писать ничего не станет, так как вообще предпочитает общаться языком жестов и взглядов, что для него куда понятнее. Ромке и вовсе написание статей доверить нельзя, учитывая, что мальчишке не так давно исполнилось всего восемнадцать лет и у нас он числится на роли курьера, в чьи обязанности входит что-то принести да куда-то сбегать. Маринка занимает секретарскую должность, а потому не обязана торчать за компьютером и что-то там печатать. Максимум, что от нее требуется, так это быть всегда в редакции, встречать посетителей, отвечать на телефонные звонки и иногда варить всем кофе.
Кроме этой тройки, есть еще Кряжимский, старейшина нашего отдела и очень умный человек. Только он помогает мне справляться с работой и облегчает мне жизнь. Но все перекладывать на его плечи я не могу, а потому тяжелое бремя по написанию статей мы делим с ним пополам.
Вот так и течет наша спокойная и размеренная жизнь, но только до тех пор, пока к нам не приходит человек, которому нужна помощь. Если кто не знает, сообщу – название нашей газеты было выбрано совсем не случайно, и «Свидетелем» она зовется лишь потому, что вся информация в ней лично проверена и увидена работниками редакции. Может, это, конечно, и глупо, что мы то и дело рискуем собственными жизнями, принимаясь за то или иное расследование, но иначе мы не привыкли и просто не мыслим себе своего существования. Приключения для нас – это именно то, что делает нашу жизнь полной и активной и что не позволяет нам погрязнуть в рутине быта.
Еще раз вздохнув, я вернулась к столу и, разместившись в своем любимом рабочем кресле, включила компьютер. Пока он загружался, я прислушалась к шумам, доносящимся из соседнего кабинета, и поняла, что вся редакционная команда уже в сборе, потому и скрипит так мебель и шуршит бумага. Выходить и здороваться со всеми я не стала, решив, что еще успею это сделать, а потому начала заниматься своими делами, то есть читать то, что написала вчера. Но тут в соседней комнате заиграло радио, которое курьер Ромка приволок вчера, чтобы не было скучно. Решив, что радио поет слишком уж громко, я, не вставая из-за стола, крикнула:
– Роман, убавь, пожалуйста, свою шарманку. Люди работают.
Вечно не слышащий половину из того, что ему говорят, Ромка тут же заглянул ко мне и переспросил:
– Вы что-то хотели, Ольга Юрьевна?
– Да хотела, – осуждающе посмотрев на мальчика, ответила ему я. – Хотела, чтобы ты сделал музыку потише, потому что она мешает остальным работать. Надеюсь, это возможно?
– Разве мешает? – удивился моим словам Ромка. – А Маринке нравится. Да и Виктор тоже не против, – тут же добавил он.
– А Сергей Иванович? – напомнила я о своем помощнике Кряжимском, прекрасно зная, что сам он никогда не попросит убавить громкость музыки, даже если она будет сильно ему мешать. – Он тоже не против?
– А что Сергей Иванович? – не понял меня Ромка. – Он что-то там печатает и даже не смотрит на нас.
– Ему будет намного проще «что-то там печатать», если ты слегка приглушишь свой агрегат. К тому же и мне музыка мешает. Так что позаботься, пожалуйста, о том, чтобы голос твоего радиодиджея не улетал дальше чем на метр от того места, где ты сидишь.
– Ладно, – обреченно вздохнул Ромка и, захлопнув дверь, отправился выполнять мою просьбу.
Я же обратила свой взор к монитору компьютера и попыталась сосредоточиться на выбранной мной для написания статьи теме. Выходило это у меня сейчас на редкость плохо, причем я никак не могла понять, почему мысли упорно не желают превращаться в связанные между собой предложения. Все же я набросала несколько строк, да только, перечитав их, сразу же стерла, не удовлетворившись результатом. Что-то угнетало меня и отвлекало от работы, но что, я понять не могла.
Тут ко мне в кабинет кто-то постучал. Затем из-за двери показался взлохмаченный Сергей Иванович Кряжимский. Убедившись в том, что я на месте, старейшина нашего трудового коллектива прошел в мой кабинет и, неловко замявшись, стал искать слова для того, чтобы что-то мне сказать. Я поторопила его, спросив:
– Что-нибудь случилось, Сергей Иванович?
– Д-даже не знаю, – заикаясь, ответил мне Кряжимский. Затем нервно поправил сползшие на нос очки, после чего более решительно и спокойно произнес: – Мне кажется, что с нашей Мариночкой что-то происходит. Она как-то странно ведет себя с самого утра и… – Вы имеете в виду ту уборку, что она учинила? – перебив Сергея Ивановича, уточнила я. – Не обращайте внимания, это у нее очень скоро пройдет. К тому же уборка нам давно была необходима, и хорошо, что она сама, по своей инициативе ее сделала.
– Да нет, уборка – сущая мелочь, – посмотрев на меня, тяжело вздохнул Кряжимский. – Закончив ее, Мариночка сразу же села за свою печатную машинку и начала что-то печатать. Я сначала думал, что это вы ее о чем-то попросили, но, когда она принесла мне вот это, – только сейчас я заметила в одной руке Сергея Ивановича несколько листов бумаги, которые Кряжимский теперь положил передо мной, – я просто обомлел. Это… это не поддается никакому объяснению.
– А что там? – испуганно переспросила я и сразу же добавила: – Надеюсь, не заявление на увольнение?
– Слава богу, нет, – вновь принялся вздыхать Сергей Иванович. – Но это, представьте себе, статьи для двух последних пустых колонок. Я прочел их и… Вы не поверите, Ольга Юрьевна, но они просто великолепны! Никогда не думал, что Мариночка способна что-либо подобное написать. Действительно, получилось интересно, увлекательно и, главное, – в тему дня. Вот, прочтите сами.
Сергей Иванович вновь подвинул ко мне листы, а сам сел на свободное кресло, стоящее напротив моего стола. Я настороженно взглянула на бумагу и медленно начала читать. Это оказалась статья о недавнем нашем путешествии за город и о происшествии, случившемся там, но написана она была так живо и ярко, как, пожалуй, даже мне не удалось бы. Дочитав статью до конца, я удивленно посмотрела на Кряжимского и молча развела руками.
– Вот и я тоже удивился, – поняв, что я сейчас нахожусь в том же состоянии, что и он сам несколько минут назад, сказал Кряжимский. – Как думаете, что это с ней стряслось? Неужели и в самом деле Мариночка решила взяться за ум, как и говорит? Может, у нее проснулся ранее невостребованный талант? Я просто в недоумении и не знаю, что со всем этим делать.
– Пустить в печать, – не задумываясь, произнесла я. – А что еще мы можем? Раз уж у Маринки проснулся такой талант, было бы глупо им не воспользоваться. Ну а то, что она не совсем обычно себя ведет, так это, я думаю, временно. В любом случае пока все ее поступки полезны и своевременны. Если она станет продолжать в том же духе и далее, придется выдать ей премию.
– Будем надеяться, что это действительно так, – поднимаясь, произнес Кряжимский. – Но все же… – Сергей Иванович минуту помолчал, переминаясь с ноги на ногу, – знаете, как-то скучновато у нас стало с исчезновением старой Маринки. Поскорее бы она вернулась…
Я ничего не ответила. Кряжимский еще немного повздыхал и покинул мой кабинет, оставив меня в растерянности. Статья, над которой я вот уже второй день безуспешно билась, так легко и так замечательно была только что написана нашей взбалмошной Маринкой. Неужели я старею и уже не способна доносить информацию до читателя? Что-то мне это не очень нравится…
Еще раз пробежав глазами Маринкино произведение, а заодно и второе, оказавшееся столь же удачным, я отложила бумагу в сторону и решила, чтобы не забивать себе голову всякими нехорошими мыслями, еще раз проверить расположение статей на различных полосах газеты. Что-то все-таки нужно было теперь делать, раз уж за меня все написано. Открыв необходимые файлы, я сумела заставить себя сосредоточиться и почти забыла о тех странностях, которые стали вдруг происходить с нашей Широковой. Однако меня снова побеспокоили. В кабинет заглянула сама Широкова собственной персоной и серьезно, как и подобает настоящей секретарше, произнесла:
– Ольга Юрьевна, к вам старушка. Говорит, что хотела бы дать информацию для новой статьи. Пригласить?
Немного растерявшись от такого официального ко мне обращения своей подруги, я не сразу нашла что ответить, но потом вдруг таким же официальным тоном разрешила Широковой посетительницу пригласить. И через минуту в моем кабинете появилась старушка – энергичная женщина лет шестидесяти.
Она была темноволосой, невысокого роста, худощавого телосложения. Карие глаза женщины были обрамлены редкими, почти невидимыми ресницами. Губы посетительницы в данный момент были слегка подкрашены ярко-красной помадой. На женщине было темно-синее длинное платье, подпоясанное ремешком. И вообще, вид у моей гостьи был такой, что называть ее старушкой или бабушкой было как-то не совсем удобно, но… другого определения для людей данного возраста еще не придумано.
Войдя в мой кабинет, женщина поздоровалась и замерла у двери, неловко замявшись на месте.
– Да вы проходите, не стесняйтесь, – указывая на стул, произнесла я. – У нас здесь все по-простому.
– Да, я заметила, – скромно откликнулась посетительница и натянуто улыбнулась. Затем села на стоящий напротив моего стола стул и, сложив руки на коленях, стала их мять, заметно нервничая и как будто ища слова, чтобы начать свой рассказ.
– Моя секретарша сказала, что вы хотели нам что-то сообщить, – первой начала я, понимая, что, раз старушка пока еще не решается перейти к делу, надо ей немного помочь. – Я очень внимательно вас слушаю, говорите.
– Дело мое, конечно, может показаться вам совершенно мелочным и недостойным внимания, но я просто больше не знаю, что мне делать и куда податься, – расстроенно и с болью в глазах начала рассказ пожилая женщина. – Я уже столько инстанций прошла, столько порогов обила, а толку нет. Вот, решила еще через прессу попробовать правды добиться, может, хоть это какой-то результат даст.
– Обещаю, что мы постараемся вам помочь, – посочувствовала старушке я, хотя пока и не знала, что, собственно, у нее случилось. Правда, очень надеялась на то, что ее проблема окажется не мелочной и мне не придется извиняться, ища аргументы для отказа в публикации какой-нибудь ерунды. А злободневные темы газете очень даже нужны. – Только вы сначала представьтесь, а потом расскажите все, что считаете нужным, – попросила я.
– Да, конечно, – немного смутившись, откликнулась старушка. – Извините, что я сразу этого не сделала, как-то растерялась.
– Ничего, ничего… – успокоила я женщину, и та продолжила:
– Меня зовут Лариса Евгеньевна Мясникова. Я живу не в Тарасове, а в Новой Красавке. Может, слышали? Деревенька такая в нашем районе есть…
– Да, конечно, слышала, – закивала я, а затем добавила: – Ну, раз вы специально приехали в город, то могу предположить, что у вас действительно случилось что-то серьезное. Я права?
– Да, очень серьезное, – вздохнула Мясникова расстроенно и тут же добавила: – По крайней мере для нас с дедом. Дело в том, что у нас украли внучку, и мы никак не можем ее вернуть.
– Как это… украли? – не поняла я. – Кто украл?
– Ее отец – придурок, – зло добавила Лариса Евгеньевна, и лицо ее исказилось ненавистью. – И это все после того, что он сделал! Совести у него совсем нет.
– Стойте, стойте, – остановила я речь женщины. – Что-то я вас совершенно не понимаю. Объясните все по порядку. Вы сказали, что вашу внучку забрал ее отец, так? – Старушка кивнула, а я продолжила: – Но ведь это вполне нормально, она его ребенок, и он имеет на нее полное право.
– Имел, – поправила меня Мясникова. – Девочку присудили матери после развода, так как отец пил и избивал их обеих. Моя дочь постоянно была в синяках, а девочка из-за постоянных скандалов в доме стала жутко пугливой. Так что никаких прав на ребенка отец совершенно не имел.
– А как же случилось, что он забрал ее у матери сейчас? – Я все еще не до конца понимала ситуацию. – И почему ко мне пришли вы, а не сама мама девочки?
– Потому что ее мама, моя дочь Вика, недавно умерла, – всхлипнув, произнесла старушка. – Она сгорела в своем дачном доме. Но потом выяснилось, что ее перед пожаром кто-то убил – на теле были два ножевых ранения. Видимо, убийца решил все списать на несчастный случай. Но пожар очень быстро потушили, и тело не успело сильно обгореть, а потому удалось выяснить настоящую причину смерти.
– Имея в виду ваш тон, могу предположить, что виновным в смерти своей дочери вы считаете ее мужа, – сделала свои выводы я, так как не раз уже сталкивалась с подобными делами. – Я права?
– Правы, правы, – активно закивала головой старушка. – И не просто считаю, я даже уверена, что это сделал именно он, чтобы забрать к себе мою внучку.
– Он что, так хотел, чтобы она жила с ним? – спросила я. – Он ее так сильно любит?
– Да нет, что вы! – махнула в ответ рукой женщина. – На ребенка ему наплевать. Девочка нужна ему лишь для того, чтобы получить квартиру, оставшуюся после бывшей жены и теперь перешедшую к дочери по завещанию, – пояснила старушка.
– А почему ваша дочь составила завещание? – спросила я, посчитав этот поступок немного странным, ведь наверняка возраст убитой еще не подошел к тому критическому, когда наши соотечественники задумываются о смерти и распределении их имущества между наследниками. – Она что, была больна или о чем-то подозревала? Она догадывалась, что ее собираются убить?
– Да нет, не то чтобы она подозревала. Просто при той жизни, которая у нее была – а она ведь у меня бизнесом занималась, – никогда не знаешь, чего следует ожидать. И потом, девочка моя много путешествовала, а в дороге могло что угодно приключиться. Вот она и подстраховалась, оформив завещание, по которому оставляла мне дачу – она потом, кстати, и сгорела, – а все сбережения и квартиру – своей дочери.
– И большие у нее были сбережения? – вновь полюбопытствовала я. – То есть я имею в виду, была ли сумма настолько большой, чтобы кто-то захотел ее получить?
– Да нет, что вы! – опять махнула рукой бабушка. – Какие у нее могли быть сбережения? Тысяч пятьдесят, не больше. Разве это при нашей жизни деньги? Ни на что и не хватит.
– Ну, для кого как… – не стала ничего утверждать я и поинтересовалась: – А отец девочки знал о завещании?
– Еще бы! Квартира ведь у моей дочери давно была, она ей еще от бабушки досталась. После свадьбы Вика с мужем там и жила. Этот подонок понимал же, что в любом случае квартира отойдет девочке или мне, вот и убил мою Вику. Знал ведь, что на свою долю я претендовать не стану, а если и стану, то жить в квартире не буду.
– А у вашего зятя… – намереваясь задать новый вопрос, начала я, но старушка тут же меня перебила, поправив:
– Бывшего.
Я кивнула и продолжила:
– Так у вашего бывшего зятя имеются какие-то проблемы с жилплощадью и деньгами? Почему ему потребовалось жилье?
– Он без проблем вообще жить не умеет, – насмешливо произнесла Мясникова. – Неужели вы думаете, что этот конченый алкоголик способен завязать с пьянками? Я в это ни за что не поверю, как бы он ни старался всех в этом убедить. А вот наши социальные службы почему-то поверили.
Старушка тяжело вздохнула и осторожно смахнула скупую слезу. Затем взяла себя в руки и предположила:
– Видимо, он их всех подкупил, опять ввязавшись в долги. Было бы иначе, никто не дал бы ему разрешение забрать ребенка себе. – Женщина вновь замолчала и несколько минут безотрывно смотрела на стену перед собой, а затем продолжила: – Мы ведь с мужем хотели удочерить девочку, но нам не разрешили. Сказали – старые мы очень. А какие же мы старые? Нам еще жить да жить! Да и девочка к нам давно привыкла, ведь она больше времени с нами жила, чем с матерью. Ну а теперь, когда этот нелюдь забрал нашу малышку, единственную память о дочери, мы хотим попытаться вернуть ее к себе. У нас ведь еще одна дочь есть, только детей иметь она не может, так вот мы думаем, что девочке очень хорошо бы жилось вместе с нами всеми.
– А как зовут вашу внучку? – немного запоздало поинтересовалась я.
– Сонечка, Софья то есть, – ответила старушка и сразу просияла в лице. – Софья Александровна Курдова.
– Значит, ее отца зовут Александром? – уточнила я.
– Да, Александром, – с пренебрежением кивнула Мясникова. – По отчеству он Владимирович. Чтоб его черти к себе забрали, ирода такого! И как таких земля носит…
– В общем-то, мне все ясно, – немного подумав, произнесла я. – Только никак не могу взять в толк, почему вы пришли с этой проблемой именно к нам. Чем мы можем вам помочь?
– Статьей обличительной, – глядя мне прямо в глаза, ответила Мясникова. – Дело-то ведь видите ли в чем: бывший муж моей дочери занялся бизнесом и теперь, наверное, для того, чтобы подняться в глазах своих коллег, друзей и кого-то там еще, я точно не знаю, делает вид, что он примерный гражданин своей страны и заботливый отец. Насколько я знаю, он завел себе какую-то женщину, с которой и живет, а дочь забрал ради ее наследства, пусть и не очень богатого. А квартиру-то он наверняка продать решил, чтобы потом на эти деньги можно было шиковать. Только ведь мы-то знаем, какой он на самом деле, какие у него знакомства и дружки, и хотим, чтобы об этом узнали и остальные. Может, тогда суд пересмотрит свое решение и девочку позволят удочерить нашей второй дочери?
– Честно сказать, – немного подумав, покачала головой я, – очень сомневаюсь, что статья, пусть даже с очень серьезными обвинениями, сможет помочь вашему делу. Сейчас чего только не пишут, все давно привыкли.
После этих слов старушка посмотрела на меня так обиженно, что я поторопилась добавить:
– Вы не думайте, что я не желаю вам помочь! Но только в нашей стране, как это ни неприятно осознавать, слова никогда ничего не значили, и для того, чтобы что-то доказать, необходимо иметь веские улики, а не писать статьи, на которые мало кто обратит внимание. А вы ведь собираетесь предъявить своему бывшему зятю обвинение в убийстве, что весьма серьезно. Он, в свою очередь, будет вправе подать иск в суд за необоснованное оскорбление, и тогда вы же еще можете и виноватыми остаться. Понимаю, что слова мои для вас звучат неприятно, но это правда, и мы тут не в силах ничего изменить…
– Так что же мне делать? – совсем сникла женщина и, опустив голову, принялась утирать слезы. – Мы уже все перепробовали. Милиция этим делом больше не занимается, так как считает, что виновного найти уже вряд ли удастся: никто его не видел, никто ничего не знает, а ведь я им указала на этого типа сразу. Как же еще, если не через газеты, народ может узнать о подлой душонке пьяницы и убийцы, который всех обманывает? А он еще тот шулер! Наверняка уже со своим бизнесом подвел и подставил много людей и еще столько же собирается обвести вокруг пальца. Нельзя же спускать все ему с рук.
– Нельзя, тут я с вами согласна, – подхватив слова старушки, продолжила я. – Но и начинать все со статьи не очень правильно. Знаете, у меня немного другая идея, если вы не против, я вам ее сейчас поведаю, – я пристально посмотрела в глаза женщине, ожидая от нее ответа.
– Конечно-конечно, говорите, – взволнованно откликнулась Лариса Евгеньевна и с надеждой уставилась на меня. – Для меня сейчас любая идея важна.
Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, а затем произнесла:
– Вам очень повезло, что вы обратились именно в нашу газету. Дело в том, что название «Свидетель» нами было выбрано совершенно не случайно, и указывает оно на то, что вся информация, содержащаяся в наших статьях, лично нами проверена. В связи с этим еще несколько лет назад мы с коллегами внесли в устав редакции нашей газеты небольшую поправку. В ней говорится, что мы имеем право на нечто вроде разыскной деятельности. Сейчас я вам этот пункт зачитаю, вот: мы «оказываем платные услуги гражданам, организациям и предприятиям в установлении по их просьбе фактов, связанных с их личной жизнью и жизнью членов их семей, направленных против их интересов, деятельности их партнеров, конкурентов и политических противников».
Женщина кивнула, дабы показать мне, что она очень внимательно слушает.
– Не подумайте, – прекрасно понимая, какие мысли одолевают сейчас старушку, торопливо произнесла я, – что я пытаюсь вытянуть из вас деньги. Совсем нет. В некоторых случаях, особенно когда к нам обращаются люди среднего достатка, мы делаем исключение и занимаемся расследованием бесплатно. Мы все тщательно проверяем, расспрашиваем очень много людей, анализируем собранную информацию, а когда устанавливаем истину, тогда и пишем статью.
– То есть, если я правильно вас поняла, вы предлагаете заняться выяснением того, кто действительно убил мою дочь? – осторожно спросила женщина. – Как это делают частные детективы?
Я кивнула и пристально посмотрела в глаза своей собеседнице.
– Думаете, из вашего расследования будет толк? – недоверчиво полюбопытствовала бабушка. – Ведь даже милиция ничего установить не смогла… Как же вы-то сумеете выяснить?
– Это уже наши заботы, – улыбнувшись, ответила я ей. – Главное, чтобы вы дали свое разрешение и немного помедлили с публичными обвинениями против своего зятя. Уверена, что, если покопаться, на него много чего интересного можно накопать. А вот тогда-то уже можно будет передать собранные нами данные в социальные службы, в милицию и так далее, требовать пересмотра решения о разрешении на воспитание ребенка. Ведь они вас, наверное, как раз потому и слушать не стали, что вы ничего доказать не могли, так?
Маринка, моя секретарша и лучшая подруга, носилась по редакции с тряпкой и ведром и наводила порядок. На все столы она расставила вазы с цветами, шторки широко распахнула, так что теперь утреннее солнышко наполнило своим светом все помещение и заиграло бликами на различных предметах. Брошенные вчера вечером на столах бумаги Маринка собрала в аккуратные стопки и разложила по полкам. Одним словом, нашу редакцию просто невозможно было узнать.
– Ты случайно не заболела ли? – подозрительно посмотрев на Широкову, спросила я. – Как это ты додумалась до того, чтобы навести здесь порядок, да еще и заняться этой работой сама?
– А что тут такого невероятного? Я что, не могу взяться за ум и изменить стиль своей жизни? – удивленно посмотрев на меня, вопросами отреагировала Широкова на мои вопросы.
– Оказывается, можешь, – развела руками я. – Но с какой стати тебе это вдруг вообще понадобилось?
– Да так… – попыталась улизнуть от ответа Маринка и, с еще большим рвением начав тереть зеркало, добавила: – Просто поняла, что достигла того возраста, когда нужно наконец задуматься о своем будущем. Не вечно же мне строить из себя глупышку-хохотушку, какой я была раньше.
– Что значит «строить»? – поняв, что с Широковой все же что-то произошло, раз она так себя ведет, начала допытываться я. – Ты никогда никого из себя не строила, а была такой, какая есть, естественной и неповторимой. Ты же именно потому всем и нравишься, что всегда весела и беззаботна. Будь ты другой, не была бы ты нашей любимой Широковой.
– Что ж, а теперь я буду другой, – не глядя на меня, со вздохом, словно бы сожалея, произнесла Маринка и продолжила натирать блестящую поверхность зеркала. – Так что придется вам привыкать ко мне новой.
– А ты уверена, что перемена так уж необходима? – бросив свою сумку на стол, спросила я у Маринки, все еще надеясь, что она шутит и просто разыгрывает меня. – Не проще ли оставить все, как было раньше?
– В моем возрасте, – с обреченным выражением на лице начала Маринка, – уже смешно вести себя необдуманно и по-детски, как я делала раньше. Но теперь-то этого уже не будет. Марина Широкова станет совершенно другим, более взрослым и умным человеком. Она полностью изменится и исправится.
– Ничего себе день начинается… А еще говорят, что утро вечера мудренее, – попросту не зная, что еще можно сказать на новую идею Маринки, тихо вздохнула я. Чего-чего, а подобного от Широковой я никак не ожидала. – Вчера за тобой такой «мудрости» не наблюдалось.
Маринка ничего не ответила, сделав вид, что не слышала моих слов, и от зеркала перешла к полкам на стене возле компьютера Сергея Ивановича Кряжимского, затем к своему рабочему месту. Я застыла в недоумении.
Еще несколько минут понаблюдав за тем, как Маринка наводит блеск на своем столе, я решила, что это настроение у нее временное, уже через полчаса все пройдет, от мыслей, будто она должна стать «взрослым и умным человеком», и следа не останется, и Широкова опять будет такой же беззаботной и веселой, какой была всегда. А потому я вновь взяла свою сумку в руки и спокойно направилась в личный рабочий кабинет. Там я открыла жалюзи, распахнула окно и глубоко вдохнула в себя воздух, понимая, что пора браться за работу.
А работы у меня, главного редактора газеты «Свидетель» Ольги Юрьевны Бойковой, всегда много. Ведь надо и статьи для нового номера подобрать, и фотографии к ним сделать, и умело разместить все материалы на шести имеющихся в нашей газете полосах (или страницах, как их называют читатели). А помощи ни от кого не дождешься, несмотря на то, что в нашей редакции задействовано целых четыре сотрудника, исключая меня.
Да и от кого, собственно, ее ждать, помощи-то? Молчаливый фотограф Виктор писать ничего не станет, так как вообще предпочитает общаться языком жестов и взглядов, что для него куда понятнее. Ромке и вовсе написание статей доверить нельзя, учитывая, что мальчишке не так давно исполнилось всего восемнадцать лет и у нас он числится на роли курьера, в чьи обязанности входит что-то принести да куда-то сбегать. Маринка занимает секретарскую должность, а потому не обязана торчать за компьютером и что-то там печатать. Максимум, что от нее требуется, так это быть всегда в редакции, встречать посетителей, отвечать на телефонные звонки и иногда варить всем кофе.
Кроме этой тройки, есть еще Кряжимский, старейшина нашего отдела и очень умный человек. Только он помогает мне справляться с работой и облегчает мне жизнь. Но все перекладывать на его плечи я не могу, а потому тяжелое бремя по написанию статей мы делим с ним пополам.
Вот так и течет наша спокойная и размеренная жизнь, но только до тех пор, пока к нам не приходит человек, которому нужна помощь. Если кто не знает, сообщу – название нашей газеты было выбрано совсем не случайно, и «Свидетелем» она зовется лишь потому, что вся информация в ней лично проверена и увидена работниками редакции. Может, это, конечно, и глупо, что мы то и дело рискуем собственными жизнями, принимаясь за то или иное расследование, но иначе мы не привыкли и просто не мыслим себе своего существования. Приключения для нас – это именно то, что делает нашу жизнь полной и активной и что не позволяет нам погрязнуть в рутине быта.
Еще раз вздохнув, я вернулась к столу и, разместившись в своем любимом рабочем кресле, включила компьютер. Пока он загружался, я прислушалась к шумам, доносящимся из соседнего кабинета, и поняла, что вся редакционная команда уже в сборе, потому и скрипит так мебель и шуршит бумага. Выходить и здороваться со всеми я не стала, решив, что еще успею это сделать, а потому начала заниматься своими делами, то есть читать то, что написала вчера. Но тут в соседней комнате заиграло радио, которое курьер Ромка приволок вчера, чтобы не было скучно. Решив, что радио поет слишком уж громко, я, не вставая из-за стола, крикнула:
– Роман, убавь, пожалуйста, свою шарманку. Люди работают.
Вечно не слышащий половину из того, что ему говорят, Ромка тут же заглянул ко мне и переспросил:
– Вы что-то хотели, Ольга Юрьевна?
– Да хотела, – осуждающе посмотрев на мальчика, ответила ему я. – Хотела, чтобы ты сделал музыку потише, потому что она мешает остальным работать. Надеюсь, это возможно?
– Разве мешает? – удивился моим словам Ромка. – А Маринке нравится. Да и Виктор тоже не против, – тут же добавил он.
– А Сергей Иванович? – напомнила я о своем помощнике Кряжимском, прекрасно зная, что сам он никогда не попросит убавить громкость музыки, даже если она будет сильно ему мешать. – Он тоже не против?
– А что Сергей Иванович? – не понял меня Ромка. – Он что-то там печатает и даже не смотрит на нас.
– Ему будет намного проще «что-то там печатать», если ты слегка приглушишь свой агрегат. К тому же и мне музыка мешает. Так что позаботься, пожалуйста, о том, чтобы голос твоего радиодиджея не улетал дальше чем на метр от того места, где ты сидишь.
– Ладно, – обреченно вздохнул Ромка и, захлопнув дверь, отправился выполнять мою просьбу.
Я же обратила свой взор к монитору компьютера и попыталась сосредоточиться на выбранной мной для написания статьи теме. Выходило это у меня сейчас на редкость плохо, причем я никак не могла понять, почему мысли упорно не желают превращаться в связанные между собой предложения. Все же я набросала несколько строк, да только, перечитав их, сразу же стерла, не удовлетворившись результатом. Что-то угнетало меня и отвлекало от работы, но что, я понять не могла.
Тут ко мне в кабинет кто-то постучал. Затем из-за двери показался взлохмаченный Сергей Иванович Кряжимский. Убедившись в том, что я на месте, старейшина нашего трудового коллектива прошел в мой кабинет и, неловко замявшись, стал искать слова для того, чтобы что-то мне сказать. Я поторопила его, спросив:
– Что-нибудь случилось, Сергей Иванович?
– Д-даже не знаю, – заикаясь, ответил мне Кряжимский. Затем нервно поправил сползшие на нос очки, после чего более решительно и спокойно произнес: – Мне кажется, что с нашей Мариночкой что-то происходит. Она как-то странно ведет себя с самого утра и… – Вы имеете в виду ту уборку, что она учинила? – перебив Сергея Ивановича, уточнила я. – Не обращайте внимания, это у нее очень скоро пройдет. К тому же уборка нам давно была необходима, и хорошо, что она сама, по своей инициативе ее сделала.
– Да нет, уборка – сущая мелочь, – посмотрев на меня, тяжело вздохнул Кряжимский. – Закончив ее, Мариночка сразу же села за свою печатную машинку и начала что-то печатать. Я сначала думал, что это вы ее о чем-то попросили, но, когда она принесла мне вот это, – только сейчас я заметила в одной руке Сергея Ивановича несколько листов бумаги, которые Кряжимский теперь положил передо мной, – я просто обомлел. Это… это не поддается никакому объяснению.
– А что там? – испуганно переспросила я и сразу же добавила: – Надеюсь, не заявление на увольнение?
– Слава богу, нет, – вновь принялся вздыхать Сергей Иванович. – Но это, представьте себе, статьи для двух последних пустых колонок. Я прочел их и… Вы не поверите, Ольга Юрьевна, но они просто великолепны! Никогда не думал, что Мариночка способна что-либо подобное написать. Действительно, получилось интересно, увлекательно и, главное, – в тему дня. Вот, прочтите сами.
Сергей Иванович вновь подвинул ко мне листы, а сам сел на свободное кресло, стоящее напротив моего стола. Я настороженно взглянула на бумагу и медленно начала читать. Это оказалась статья о недавнем нашем путешествии за город и о происшествии, случившемся там, но написана она была так живо и ярко, как, пожалуй, даже мне не удалось бы. Дочитав статью до конца, я удивленно посмотрела на Кряжимского и молча развела руками.
– Вот и я тоже удивился, – поняв, что я сейчас нахожусь в том же состоянии, что и он сам несколько минут назад, сказал Кряжимский. – Как думаете, что это с ней стряслось? Неужели и в самом деле Мариночка решила взяться за ум, как и говорит? Может, у нее проснулся ранее невостребованный талант? Я просто в недоумении и не знаю, что со всем этим делать.
– Пустить в печать, – не задумываясь, произнесла я. – А что еще мы можем? Раз уж у Маринки проснулся такой талант, было бы глупо им не воспользоваться. Ну а то, что она не совсем обычно себя ведет, так это, я думаю, временно. В любом случае пока все ее поступки полезны и своевременны. Если она станет продолжать в том же духе и далее, придется выдать ей премию.
– Будем надеяться, что это действительно так, – поднимаясь, произнес Кряжимский. – Но все же… – Сергей Иванович минуту помолчал, переминаясь с ноги на ногу, – знаете, как-то скучновато у нас стало с исчезновением старой Маринки. Поскорее бы она вернулась…
Я ничего не ответила. Кряжимский еще немного повздыхал и покинул мой кабинет, оставив меня в растерянности. Статья, над которой я вот уже второй день безуспешно билась, так легко и так замечательно была только что написана нашей взбалмошной Маринкой. Неужели я старею и уже не способна доносить информацию до читателя? Что-то мне это не очень нравится…
Еще раз пробежав глазами Маринкино произведение, а заодно и второе, оказавшееся столь же удачным, я отложила бумагу в сторону и решила, чтобы не забивать себе голову всякими нехорошими мыслями, еще раз проверить расположение статей на различных полосах газеты. Что-то все-таки нужно было теперь делать, раз уж за меня все написано. Открыв необходимые файлы, я сумела заставить себя сосредоточиться и почти забыла о тех странностях, которые стали вдруг происходить с нашей Широковой. Однако меня снова побеспокоили. В кабинет заглянула сама Широкова собственной персоной и серьезно, как и подобает настоящей секретарше, произнесла:
– Ольга Юрьевна, к вам старушка. Говорит, что хотела бы дать информацию для новой статьи. Пригласить?
Немного растерявшись от такого официального ко мне обращения своей подруги, я не сразу нашла что ответить, но потом вдруг таким же официальным тоном разрешила Широковой посетительницу пригласить. И через минуту в моем кабинете появилась старушка – энергичная женщина лет шестидесяти.
Она была темноволосой, невысокого роста, худощавого телосложения. Карие глаза женщины были обрамлены редкими, почти невидимыми ресницами. Губы посетительницы в данный момент были слегка подкрашены ярко-красной помадой. На женщине было темно-синее длинное платье, подпоясанное ремешком. И вообще, вид у моей гостьи был такой, что называть ее старушкой или бабушкой было как-то не совсем удобно, но… другого определения для людей данного возраста еще не придумано.
Войдя в мой кабинет, женщина поздоровалась и замерла у двери, неловко замявшись на месте.
– Да вы проходите, не стесняйтесь, – указывая на стул, произнесла я. – У нас здесь все по-простому.
– Да, я заметила, – скромно откликнулась посетительница и натянуто улыбнулась. Затем села на стоящий напротив моего стола стул и, сложив руки на коленях, стала их мять, заметно нервничая и как будто ища слова, чтобы начать свой рассказ.
– Моя секретарша сказала, что вы хотели нам что-то сообщить, – первой начала я, понимая, что, раз старушка пока еще не решается перейти к делу, надо ей немного помочь. – Я очень внимательно вас слушаю, говорите.
– Дело мое, конечно, может показаться вам совершенно мелочным и недостойным внимания, но я просто больше не знаю, что мне делать и куда податься, – расстроенно и с болью в глазах начала рассказ пожилая женщина. – Я уже столько инстанций прошла, столько порогов обила, а толку нет. Вот, решила еще через прессу попробовать правды добиться, может, хоть это какой-то результат даст.
– Обещаю, что мы постараемся вам помочь, – посочувствовала старушке я, хотя пока и не знала, что, собственно, у нее случилось. Правда, очень надеялась на то, что ее проблема окажется не мелочной и мне не придется извиняться, ища аргументы для отказа в публикации какой-нибудь ерунды. А злободневные темы газете очень даже нужны. – Только вы сначала представьтесь, а потом расскажите все, что считаете нужным, – попросила я.
– Да, конечно, – немного смутившись, откликнулась старушка. – Извините, что я сразу этого не сделала, как-то растерялась.
– Ничего, ничего… – успокоила я женщину, и та продолжила:
– Меня зовут Лариса Евгеньевна Мясникова. Я живу не в Тарасове, а в Новой Красавке. Может, слышали? Деревенька такая в нашем районе есть…
– Да, конечно, слышала, – закивала я, а затем добавила: – Ну, раз вы специально приехали в город, то могу предположить, что у вас действительно случилось что-то серьезное. Я права?
– Да, очень серьезное, – вздохнула Мясникова расстроенно и тут же добавила: – По крайней мере для нас с дедом. Дело в том, что у нас украли внучку, и мы никак не можем ее вернуть.
– Как это… украли? – не поняла я. – Кто украл?
– Ее отец – придурок, – зло добавила Лариса Евгеньевна, и лицо ее исказилось ненавистью. – И это все после того, что он сделал! Совести у него совсем нет.
– Стойте, стойте, – остановила я речь женщины. – Что-то я вас совершенно не понимаю. Объясните все по порядку. Вы сказали, что вашу внучку забрал ее отец, так? – Старушка кивнула, а я продолжила: – Но ведь это вполне нормально, она его ребенок, и он имеет на нее полное право.
– Имел, – поправила меня Мясникова. – Девочку присудили матери после развода, так как отец пил и избивал их обеих. Моя дочь постоянно была в синяках, а девочка из-за постоянных скандалов в доме стала жутко пугливой. Так что никаких прав на ребенка отец совершенно не имел.
– А как же случилось, что он забрал ее у матери сейчас? – Я все еще не до конца понимала ситуацию. – И почему ко мне пришли вы, а не сама мама девочки?
– Потому что ее мама, моя дочь Вика, недавно умерла, – всхлипнув, произнесла старушка. – Она сгорела в своем дачном доме. Но потом выяснилось, что ее перед пожаром кто-то убил – на теле были два ножевых ранения. Видимо, убийца решил все списать на несчастный случай. Но пожар очень быстро потушили, и тело не успело сильно обгореть, а потому удалось выяснить настоящую причину смерти.
– Имея в виду ваш тон, могу предположить, что виновным в смерти своей дочери вы считаете ее мужа, – сделала свои выводы я, так как не раз уже сталкивалась с подобными делами. – Я права?
– Правы, правы, – активно закивала головой старушка. – И не просто считаю, я даже уверена, что это сделал именно он, чтобы забрать к себе мою внучку.
– Он что, так хотел, чтобы она жила с ним? – спросила я. – Он ее так сильно любит?
– Да нет, что вы! – махнула в ответ рукой женщина. – На ребенка ему наплевать. Девочка нужна ему лишь для того, чтобы получить квартиру, оставшуюся после бывшей жены и теперь перешедшую к дочери по завещанию, – пояснила старушка.
– А почему ваша дочь составила завещание? – спросила я, посчитав этот поступок немного странным, ведь наверняка возраст убитой еще не подошел к тому критическому, когда наши соотечественники задумываются о смерти и распределении их имущества между наследниками. – Она что, была больна или о чем-то подозревала? Она догадывалась, что ее собираются убить?
– Да нет, не то чтобы она подозревала. Просто при той жизни, которая у нее была – а она ведь у меня бизнесом занималась, – никогда не знаешь, чего следует ожидать. И потом, девочка моя много путешествовала, а в дороге могло что угодно приключиться. Вот она и подстраховалась, оформив завещание, по которому оставляла мне дачу – она потом, кстати, и сгорела, – а все сбережения и квартиру – своей дочери.
– И большие у нее были сбережения? – вновь полюбопытствовала я. – То есть я имею в виду, была ли сумма настолько большой, чтобы кто-то захотел ее получить?
– Да нет, что вы! – опять махнула рукой бабушка. – Какие у нее могли быть сбережения? Тысяч пятьдесят, не больше. Разве это при нашей жизни деньги? Ни на что и не хватит.
– Ну, для кого как… – не стала ничего утверждать я и поинтересовалась: – А отец девочки знал о завещании?
– Еще бы! Квартира ведь у моей дочери давно была, она ей еще от бабушки досталась. После свадьбы Вика с мужем там и жила. Этот подонок понимал же, что в любом случае квартира отойдет девочке или мне, вот и убил мою Вику. Знал ведь, что на свою долю я претендовать не стану, а если и стану, то жить в квартире не буду.
– А у вашего зятя… – намереваясь задать новый вопрос, начала я, но старушка тут же меня перебила, поправив:
– Бывшего.
Я кивнула и продолжила:
– Так у вашего бывшего зятя имеются какие-то проблемы с жилплощадью и деньгами? Почему ему потребовалось жилье?
– Он без проблем вообще жить не умеет, – насмешливо произнесла Мясникова. – Неужели вы думаете, что этот конченый алкоголик способен завязать с пьянками? Я в это ни за что не поверю, как бы он ни старался всех в этом убедить. А вот наши социальные службы почему-то поверили.
Старушка тяжело вздохнула и осторожно смахнула скупую слезу. Затем взяла себя в руки и предположила:
– Видимо, он их всех подкупил, опять ввязавшись в долги. Было бы иначе, никто не дал бы ему разрешение забрать ребенка себе. – Женщина вновь замолчала и несколько минут безотрывно смотрела на стену перед собой, а затем продолжила: – Мы ведь с мужем хотели удочерить девочку, но нам не разрешили. Сказали – старые мы очень. А какие же мы старые? Нам еще жить да жить! Да и девочка к нам давно привыкла, ведь она больше времени с нами жила, чем с матерью. Ну а теперь, когда этот нелюдь забрал нашу малышку, единственную память о дочери, мы хотим попытаться вернуть ее к себе. У нас ведь еще одна дочь есть, только детей иметь она не может, так вот мы думаем, что девочке очень хорошо бы жилось вместе с нами всеми.
– А как зовут вашу внучку? – немного запоздало поинтересовалась я.
– Сонечка, Софья то есть, – ответила старушка и сразу просияла в лице. – Софья Александровна Курдова.
– Значит, ее отца зовут Александром? – уточнила я.
– Да, Александром, – с пренебрежением кивнула Мясникова. – По отчеству он Владимирович. Чтоб его черти к себе забрали, ирода такого! И как таких земля носит…
– В общем-то, мне все ясно, – немного подумав, произнесла я. – Только никак не могу взять в толк, почему вы пришли с этой проблемой именно к нам. Чем мы можем вам помочь?
– Статьей обличительной, – глядя мне прямо в глаза, ответила Мясникова. – Дело-то ведь видите ли в чем: бывший муж моей дочери занялся бизнесом и теперь, наверное, для того, чтобы подняться в глазах своих коллег, друзей и кого-то там еще, я точно не знаю, делает вид, что он примерный гражданин своей страны и заботливый отец. Насколько я знаю, он завел себе какую-то женщину, с которой и живет, а дочь забрал ради ее наследства, пусть и не очень богатого. А квартиру-то он наверняка продать решил, чтобы потом на эти деньги можно было шиковать. Только ведь мы-то знаем, какой он на самом деле, какие у него знакомства и дружки, и хотим, чтобы об этом узнали и остальные. Может, тогда суд пересмотрит свое решение и девочку позволят удочерить нашей второй дочери?
– Честно сказать, – немного подумав, покачала головой я, – очень сомневаюсь, что статья, пусть даже с очень серьезными обвинениями, сможет помочь вашему делу. Сейчас чего только не пишут, все давно привыкли.
После этих слов старушка посмотрела на меня так обиженно, что я поторопилась добавить:
– Вы не думайте, что я не желаю вам помочь! Но только в нашей стране, как это ни неприятно осознавать, слова никогда ничего не значили, и для того, чтобы что-то доказать, необходимо иметь веские улики, а не писать статьи, на которые мало кто обратит внимание. А вы ведь собираетесь предъявить своему бывшему зятю обвинение в убийстве, что весьма серьезно. Он, в свою очередь, будет вправе подать иск в суд за необоснованное оскорбление, и тогда вы же еще можете и виноватыми остаться. Понимаю, что слова мои для вас звучат неприятно, но это правда, и мы тут не в силах ничего изменить…
– Так что же мне делать? – совсем сникла женщина и, опустив голову, принялась утирать слезы. – Мы уже все перепробовали. Милиция этим делом больше не занимается, так как считает, что виновного найти уже вряд ли удастся: никто его не видел, никто ничего не знает, а ведь я им указала на этого типа сразу. Как же еще, если не через газеты, народ может узнать о подлой душонке пьяницы и убийцы, который всех обманывает? А он еще тот шулер! Наверняка уже со своим бизнесом подвел и подставил много людей и еще столько же собирается обвести вокруг пальца. Нельзя же спускать все ему с рук.
– Нельзя, тут я с вами согласна, – подхватив слова старушки, продолжила я. – Но и начинать все со статьи не очень правильно. Знаете, у меня немного другая идея, если вы не против, я вам ее сейчас поведаю, – я пристально посмотрела в глаза женщине, ожидая от нее ответа.
– Конечно-конечно, говорите, – взволнованно откликнулась Лариса Евгеньевна и с надеждой уставилась на меня. – Для меня сейчас любая идея важна.
Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, а затем произнесла:
– Вам очень повезло, что вы обратились именно в нашу газету. Дело в том, что название «Свидетель» нами было выбрано совершенно не случайно, и указывает оно на то, что вся информация, содержащаяся в наших статьях, лично нами проверена. В связи с этим еще несколько лет назад мы с коллегами внесли в устав редакции нашей газеты небольшую поправку. В ней говорится, что мы имеем право на нечто вроде разыскной деятельности. Сейчас я вам этот пункт зачитаю, вот: мы «оказываем платные услуги гражданам, организациям и предприятиям в установлении по их просьбе фактов, связанных с их личной жизнью и жизнью членов их семей, направленных против их интересов, деятельности их партнеров, конкурентов и политических противников».
Женщина кивнула, дабы показать мне, что она очень внимательно слушает.
– Не подумайте, – прекрасно понимая, какие мысли одолевают сейчас старушку, торопливо произнесла я, – что я пытаюсь вытянуть из вас деньги. Совсем нет. В некоторых случаях, особенно когда к нам обращаются люди среднего достатка, мы делаем исключение и занимаемся расследованием бесплатно. Мы все тщательно проверяем, расспрашиваем очень много людей, анализируем собранную информацию, а когда устанавливаем истину, тогда и пишем статью.
– То есть, если я правильно вас поняла, вы предлагаете заняться выяснением того, кто действительно убил мою дочь? – осторожно спросила женщина. – Как это делают частные детективы?
Я кивнула и пристально посмотрела в глаза своей собеседнице.
– Думаете, из вашего расследования будет толк? – недоверчиво полюбопытствовала бабушка. – Ведь даже милиция ничего установить не смогла… Как же вы-то сумеете выяснить?
– Это уже наши заботы, – улыбнувшись, ответила я ей. – Главное, чтобы вы дали свое разрешение и немного помедлили с публичными обвинениями против своего зятя. Уверена, что, если покопаться, на него много чего интересного можно накопать. А вот тогда-то уже можно будет передать собранные нами данные в социальные службы, в милицию и так далее, требовать пересмотра решения о разрешении на воспитание ребенка. Ведь они вас, наверное, как раз потому и слушать не стали, что вы ничего доказать не могли, так?